Прежняя любовь

Пролог

28 февраля 2003 года

Это ты? Он теперь с тобой? Ты потому меня искала?

Если только ты не читаешь это письмо спустя пятьдесят или шестьдесят лет, что, по всей вероятности, я умерла.

Пожалуйста, пусть это тебя не огорчает. С учётом той жизни, которую я вела, этого следовало ожидать. Во всяком случае, меня это совершенно не удивит. Но если ты держишь в руках эти дневники, потому что ты меня искала, а значит, сумела поставить себя на моё место и взглянуть на окружающиее моими глазами, даже если ты наткнулась на них случайно, пожалуйста, окажи мне услугу. Сожги их, не читая. Ты можешь сделать это для меня? Я очень тебя прошу.

Я не хочу, чтобы кто-то ещё узнал все то, о чем я писала исключительно для себя. Я знаю, что мне следовало бы сжечь их самой, но мне это кажется самоубийством. Я убила бы часть себя. А чтобы я ни сделала, через что мне ни пришлось бы пройти, я не способна покончить собой. Таким образом, я не смогу уничтожить и эти дневники. Может быть, это удастся сделать тебе.

Я говорю «может быть», потому что если ты с ним, то захочешь о нем узнать, захочешь понять, на самом ли деле он опасен и не он ли меня убил. Так что, хотя мне и не хочется, чтобы ты это читала, я не обижусь, если ты это сделаешь.

Мне больше нечего добавить, не считая того, что я не хочу, чтобы ты меня жалела. Я прожила жизнь. И хотя познала бездонное страдание, у меня также была и большая любовь. Это не всем даётся. Мне повезло.

Кем бы ты ни была, я желаю тебе всего хорошего.

С любовью

Даша

Глава 1

Амелия

Когда я думаю о Саше, то стараюсь вспоминать, как я задыхаясь от смеха, бежала по улицам Москвы, ловко маниврируя между людьми надеясь, что он не поймает меня. Я стараюсь вспоминать о том, как он брызгал в меня водой, когда я бестыдница, пробиралась к нему в душ, каждый раз разглядывая его обнажённое тело, как в первый. Я стараюсь вспоминать о том, как сидя на заднем ряду в кинотеатре, его рука играла с моей киской, вызывая во мне бурю эмоций, и мне приходилось сжимать зубами ткань его кофты, чтобы не позволить стонам прорваться наружу. Я пытаюсь вспоминать о том, как мы гуляли ночи на пролёт по Московской набережной.

— Амелия! Амелия! Ну же, проснись! Не засыпай!

Произносит мягкий, почти молящий голос. Это Саша? Нет не он. Кто-то другой... Но кто он? И почему так отчаяно зовёт меня?

Я открываю глаза и вижу его как в тумане. Мужчина с мягким и умоляющим голосом не имеет чётких очертаний, и сколько бы я ни моргала, ситуации это не меняет. У меня мокрые щёки и кружится голова. Мне так холодно! И ещё у меня болит всё без исключения.

— Хорошая девочка, — говорит он. — Попытайся не закрывать глаза. Хорошо? Ты не должна заснуть. Ты знаешь, кто я? Ты меня помнишь?

— Хаус — говорю я, хотя мне кажется, что мои слова не облекаются в звуки. — Ты — врач, значит, тебя зовут Хаус.

Я вижу его уже более чётко. Туман рассеивается, и мне удаётся различить его черты. Поэтому я вижу улыбку, расколовшую темноту его лица.

— Почти в точку, — произносит он.

— Я умру? — спрашиваю я.

Опять же, я не уверена, что мне удалось издать какие-то звуки, но Врач Хаус меня, похоже, услышал.

— Ни в коем случае, — говорит он и снова улыбается.

Если бы он не был так похож на моего брата, не обладал угловыми чертами его лица, его бледной кожей и яркими, почти синими глазами, я бы в него, наверное, влюбилась. Но ведь для этого и существуют герои, верно? Чтобы в них влюблялись.

— Машина взорвётся? — спрашиваю я скорее из любопытства, чем от страха.

— Нет. На самом деле это бывает только в кино.

— Я Саше так и сказала. Но он, кажется, мне не поверил.

— Расскажи о нём.

— О Саше?

— Да. Раньше ты мне о нём рассказывала.

— Саша...

Когда я думаю о Саше, я стараюсь не вспоминать о том, что на чердаке нашего домастоит закрытый шкаф без ключа. Я пытаюсь не вспоминать о том, как Саша сворачивается клубочком в темноте и плачет, просматривая старые фильмы. Я пытаюсь не вспоминать о том, как я сижу напротив него за обеденным столом и спрашиваю себя, когда он начал казаться мне незнакомцем. И пытаюсь не задаваться вопросом, когда же время заключит его в свои целительные объятия, поможет ему почувствовать себя целостной личностью и открыть мне своё сердце.

— Амелия! Амелия! Ну давай, расскажи мне о своём муже.

— Ты меня слышишь? — спрашиваю я у Доктора Хауса.

Мне трудно поверить в это, потому что я сама себя не слышу.

— Я читаю по губам.

— Значит, ты вытянул короткую соломинку? Вот почему ты со мной.

— Мне это не в обузу.

— Короткая соломинка. Я сказала: короткая соломинка. На самом деле ты не умеешь читать по губам, верно? Ты просто притворяешься, чтобы сидеть возле машины и не поднимать ничего тяжёлого.

Он снова улыбается.

— Ты меня раскусила. Не знал, что я настолько очевиден.

— Иногда это очень даже мило.

— Итак, Саша.

— Он тебе нравится? Ты поэтому ко мне цепляешься? — спрашиваю я. — Если хочешь, я могу замолвить за тебя словечко.

Доктор Хаус смеётся. У него низкий и раскатистый смех.

— Я почти уверен, что я не в его вкусе. И я на сто процентов уверен, что он не в моё вкусе.

— А-а, брось. Не стоит так закрыватся от новых возможностей. Когда я с ним познакомилась, он тоже был не в моём вкусе. Но посмотри на нас. Одна жена у него уже умерла, а вторая скоро к ней присоединится.

— Амелия, ты не умрёшь, — строго говорит он.

Внезапно я понимаю, что он на меня злится, а у меня совершенно нет сил. У меня болит всё тело, но особенно одна сторона головы и нос. Вообще-то, у меня болит вся эта сторона тела. И ещё она меня не слушается. И мне холодно. Мне очень хочется уснуть, чтобы не ощущать ни боли, ни холода. Во сне ведь боль не ощущается, верно?

— Амелия! Амелия! Амелия! — снова зовёт он. — Пожалуйста, не спи! Тебя ждёт Саша. Он отказывается ехать в больницу, не убедившись, что с тобой все в порядке. Всё будет хорошо.

— Ты хороший, — говорю я.

Он такой хороший, что я не хочу говорить ему, как у меня все болит, чтобы он не расстроился. Зачем ему слушать моё нытье? Я просто хочу уснуть. Я просто хочу закрыть глаза и уснуть...

— Ребята скоро начнут резать машину, Амелия. Как только они это сделают, ты сразу поедешь в больницу, где о тебе позаботятся. Хорошо? Но мне нужно, чтобы, пока они будут резать, ты не спала. Ты слышишь меня, Амелия? Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— Я все понимаю, — отвечаю я ему. — Я самый понимающий человек на земле. Можете спросить у Саши.

— Через несколько секунд здесь будет очень шумно. Но ты, главное, не спи. Хорошо?

— Я не сплю.

Мир скрежещет, машина визжит. Её разрывают и разрезают на части, и она кричит в агонии. Она хочет, чтобы эта боль прекратилась, а я хочу, чтобы прекратился этот шум. Я хочу спать. Я просто хочу спать. Я закрываю глаза и опускаю голову.

Когда я думаю о Саше, я стараюсь вспоминать, как мы спали вместе. Наши тела складывались, как части живого пазла, настолько идеально соответствуя друг другу, что неровности казались игрой воображения. Я стараюсь не вспоминать о том вечере, когда, ложась с ним в постель, задалась вопросом: не хочется ли ему видеть на моем месте какую-то другую женщину?

Когда я думаю о Саше...