Приговор для Генерала

Глава 1

ПРИГОВОР ДЛЯ ГЕНЕРАЛА

Ульяна Соболева

Книга третья из цикла Генерал

Аннотация

Владимир Власов – генерал НКВД утверждает, что я его агент и принадлежу ему. Мое имя придумано, моя жизнь кем-то написана и на самом деле меня попросту нет. Я – игрушка одного из самых могущественных людей страны и он нашел меня, чтобы предъявить свои права.

Я затянула ремни на ботинках, чтобы плотно обхватывали ногу, удерживая ампулы со смертельным ядом, которые, вставляются в пистолет, спрятанный под обтягивающей военной курткой. Никакого звука выстрела – капсула выпускает жало и впивается в кожу, яд убивает моментально. Мы отрепетировали это несколько раз. Я знала наизусть все варианты исхода событий, вплоть до самого неудачного. Того, где по ту сторону меня могла ждать ловушка или предательство. У агента нет права на ошибку. Это так обыденно – не вернувшийся с задания агент.

«У меня отсутствует та самая капсула, Владимир»

«Она тебе не понадобится – ты вернешься обратно»

«А если нет?! Если…»

«Никаких если»

«Я должна иметь возможность, Вова…пытки и…вдруг я сломаюсь, скажу что-то не то…Я должна иметь капсулу с ядом для себя»

«Тебя учили выдерживать пытки. Я лично учил, - взгляд стал колючим, как ледяные иголки, - Не сломаешься! А мне лишь потребуется время, чтобы вернуть тебя».

«Мы оба знаем, что если меня расколют – не вернешь»

«Мы оба знаем, что не расколют и ты выдерживаешь даже гипноз! СМОЖЕШЬ!»

«Дай мне капсулу…я хочу чтобы она у меня была!»

«Я найду способ забрать тебя! Верь мне!»

И я верила, поправила кобуру, глядя на Владимира, который смотрел мне в глаза, уже отдавая указания своим людям. Истинное предназначение агента. Сегодня мы сделаем то, к чему генерал шел долгие годы – я должна передать важное сообщение нашему человеку в английском посольстве. Я должна не расколоться, говорить прекрасно по-английски и выдавать себя за англичанку. За пилота, которую должны депортировать в Англию. Меня везут якобы под конвоем для обмена. И должны отдать нашего человека, а меня вывезти заграницу…но я потом сбегу. Меня подстрахуют. Владимир вдруг повернулся к Михаилу – моему врачу и тренеру по совместительству.

- Проверь еще раз ее показатели! Насколько ты уверен, что она готова? Что она выдержит гипноз если потребуется?

Марис, новый человек, заменяющий Клару, ткнул пальцем в свои записи.

- На восемьдесят процентов. Как я и говорил вам, но это ее наилучшая форма с момента, когда она вернулась.

- Каков риск? В процентном соотношении?

- Что она не выдержит? Процентов тридцать максимум. Но я не думаю…

- Я не спрашивал, что ты думаешь. Мне нужны цифры.

- Цифры идеальны, вы сами видите. Лучших результатов ей не достичь в ближайшие месяцы.

Михаил подошел ко мне, снова измерил пульс, давление. Сердцебиение. Я заметила краем глаза, как напрягся Владимир, одно неверное движение, и этот доктор, который выглядел бесстрастным роботом, упадет замертво к моим ногам. Я усмехнулась – мой ревнивый зверь. Собственник до мозга костей. Иногда мне казалось, он ревнует меня даже к воздуху, и я с ума сходила от понимания, что вот этот страшный монстр, при виде которого все живое замирало, любит меня настолько, что готов убить каждого, кто не так на меня посмотрит. Только мы с ним знали, скольким удалось избежать смерти лишь потому, что я в этот момент успевала взять Владимира за руку или умолять в немом диалоге пощадить беднягу. Потом…чуть позже я шептала ему на ухо, успокаивая.

«Не надо. Пожалуйста. Ради меня»

«Но только на этот раз», - соглашался он.

«Только на этот раз…Боже! Он просто посмотрел…он всего лишь улыбнулся!»

«Не надо смотреть! Не надо улыбаться моей женщине!»

«Собственник! Деспот! Тиран!»

«Дааааа! Моя!», - и я слышу его рычание и это протяжное «дааа», от которого вспыхивают щеки.

«Твоя. Любимый собственник. Любимый деспот. Любимый тиран».

Тихо засмеяться, увидев, как он злится, потому что уступил мне, и в тот же момент, как ему нравится моё «любимый». Хищник, который закрыл глаза в наслаждении от ласки, но не перестал быть смертельно опасным ни на секунду.

- Расскажи ей, что она будет чувствовать при увеличении нагрузки. – сказал Владимир возвращаясь в кабинет, - При каких симптомах она должна просыпаться?

Михаил бросил взгляд на Владимира, потом на меня. Я знала, о чем он думает. О том, что такое ничтожество, как я, должно заботить Владимира Власова в последнюю очередь, особенно когда на кону такая важная миссия.

Михаил записал показатели пульса. Потом мне снова сделали электрокардиограмму.

- Она почувствует вначале головокружение, потом нехватку кислорода. У нее начнутся кратковременные провалы в темноту. Нарушение зрения и координации движений, слух ухудшится. Постепенно интервалы между провалами в сознании будут сокращаться, увеличится пульс и сердцебиение, начнет подниматься давление, и головная боль будет разрывать ей виски. Когда нагрузка достигнет критической точки ее утянет в видения, которые она не отличит от реальности, а нагрузка будет расти. Потом ее мозги взорвутся от напряжения, как воздушные шары, перекачанные воздухом. Скорей всего, последует смерть от кровоизлияния в мозг. Это самый распространенный побочный эффект при сопротивлении гипнозу, разрыв сердца – реже, но, если сердцебиение увеличится до такой отметки, когда не выдержит нагрузку…. В общем, исход понятен - скорей всего, она умрет от напряжения. От инсульта.

Владимир повернулся ко мне, прищурился, играя желваками и поджав губы. Размышляет. Но все мы знаем, что такой возможности уже не будет. Нам нужен этот человек у него есть важная информация это наш разведчик и он должен вернуться. Владимир слишком много положил на алтарь этой войны, чтобы сейчас упустить эту возможность лишь потому, что его агент недостаточно силен. Я обязана совершить этот обмен. От этого зависит, когда начнется переворот, и я, как и Владимир, хотела, чтобы власть Алексея пала.

Глава 2

Я прокололась…Меня ждал арест, допросы, пытки, гипноз. Ничего не вышло и не прошло так как мы представляли и я сорвала задание. Потому что кто-то уже давно слил информацию и меня там ждали. Неделя пыток, неделя опросов, истязаний, побоев.

- Вы можете приступать. Дорога каждая секунда. - Сказал англичанин по имени Лофт и встал рядом со мной.

Я мысленно сосчитала до десяти и закрыла глаза очередной гипноз и я привязана к стулу, мои глаза заплыли от синяков, на моем теле нет живого места:

«Владимир, я здесь. Владимир! Владимир!»

Его имя…каждую секунду с интервалами в мгновения. Представляя, как проходит сквозь лабиринты времени, разрушая стены. Это словно производить в уме одну и ту же картинку. Как на повторе. Представлять себе его и держаться, не поддаваться гипнозу.

Где-то на цифре «двадцать три» начинаю чувствовать, как учащается дыхание и сердцебиение. Легкие приступы паники, как при атаках депрессии. Первым провалом, теряя изображение, которое воспроизводила для себя до сих пор, и погружаясь в кратковременный кошмар, в котором я снова тону и теперь уже тщетно стараюсь думать только о НЕМ, испытывая страх… Тряхнуть головой, выныривая на поверхность, не давая мозгу сбиваться. Представляя снова лабиринты. Как он идет ко мне и пока не доходит.

«Тридцать восемь…»

По спине градом катится пот, и первые вспышки боли пробивают виски, заставляя морщиться, сжимать пальцы в кулаки.

- У нее идет кровь носом…

Слышу, как сквозь вату, и перед глазами на мгновения все расплывается. Почему так рано? Прошло всего восемь минут. Я могу дольше, должна все двадцать. Обязана провести чертовую сотню минут. Они не могут меня сломать. Я сильная, я должна продержаться. Это допрос. Я смогу. Потом он придет за мной.

«Сорок четыре…»

Снова ступени, и теперь уже по лабиринту иду я, сбивая ноги, в кромешной темноте, на ощупь. В босые ступни впиваются битые стекла. Ни луча света и даже не знаю, где я. Пока мое тело вдруг не начинают обвивать веревки…а уже через мгновение я чувствую, что это колючая проволока, она вспарывает мне кожу, рвет ее до мяса, едва я пытаюсь сопротивляться…

Но я знаю, что должна звать своего Владимира. И только мысли о нем дадут мне силы. Всегда давали.

«Пятьдесят девять».

«Шестьдесят семь»… Шестнадцать минут, а у меня голова болит так, словно ее вскрывают изнутри, и слезы катятся по щекам, я даже чувствую, как течет кровь по губам и по шее. Лопнули сосуды в носу от давления. Началось! Теперь только война с собственным телом.

«Владимир мой! Владимир!»

Его имя, на одной ноте. Мне кажется, что он идет ко мне через какие-то стены, ломая их, а перед ним появляются новые, и словно я сама не пускаю его, давая ложные картинки, и я знаю, что он видит меня, чувствует, но не может дойти. Такие у меня кошмары, такие видения в гипнозе и я не знаю, что в этот момент говорю.

«Восемьдесят пять…»

В ушах раздался вой, по нарастающей. Сигнал тревоги, и у меня дрожат колени, я смотрю сквозь туман. Дикая боль в ушах, и я невольно зажимаю их руками, смотрю на свои ладони, и они в крови. Мне это кажется или я в гипнотическом сне. Что они укололи мне… я не могу сдержаться.

Я снова в темноте, и на моей шее петля. Я вижу Владимира в каком-то красноватом полумраке, он стоит и не идет ко мне, а я тщетно иду к нему, натягивая верёвку, которую кто-то тянет сзади, и она захлёстывается все сильнее, я перестаю дышать на мгновения, но не перестаю идти. Мне так мало шагов до него. Всего тринадцать. Так мало… и он не видит и не слышит меня. Я должна позвать, иначе задохнусь. Петля душит меня.

«Владимир…Владимир»

Он поворачивает ко мне лицо, и я с ужасом вижу, как горят ненавистью его глаза. Я не выполнила миссию, я все испортила, да? Я все завалила. И вдруг вместо Владимира передо мной маршал. Это его лицо искажено ненавистью.

«Девяносто два»

Голову разорвало от дикой боли, и тьма, сгущаясь, заставила упасть на колени заорать, зажимая уши руками. Но мне вдруг кажется, что я слышу его голос сквозь гул какой-то сирены, от которой дрожит каждый нерв и рвется терпение. Я слышу собственные хриплые крики боли. Но я уже не могу встать, я корчусь на земле, обвитая веревками, которые душат, режут, пережимают, и я вот-вот задохнусь. Трудно противиться. Хочется расслабиться и перестать оттягивать петлю израненными пальцами. Позволить ей затянуться потуже.

***

«Ты обещала! Ты. Мне. Обещала!», - его голос яркой вспышкой во мраке.

«Владимир…я так сильно НЕлюблю тебя… я не смогла … я не смогла…прости меня»

Перед глазами разноцветные точки, и теперь мне слишком светло, так светло, что я ослепла….

Сквозь вату и пульсирующую боль в ушах:

«Малыш, сделай вздох…ну давай же, дыши. Слышишь меня?»

- Предел возможности и полное истощение. Принести носилки, перевести в интенсивную терапию.

- Не сметь трогать! Я сам!Не лапать! Я не для того ее обменивал! - яростное рычание и лихорадочные прикосновения к моим волосам, лицу. Хаотично, дико, словно дрожащими руками. Там, где касается, перестает болеть, и каждый вздох уже дается легче.

- Дыши, малыш…Дыши мной. Чувствуешь меня? Слышишь? Открой глаза, маленькая. Посмотри на меня. Сделай еще один вздох, Мила.

С трудом разомкнула веки и вижу его глаза в тумане отчаянного безумия. Уронила голову ему на грудь. Такая тяжелая, и дышать больно. Голова все еще, как в тисках.

- Накажу…шкуру спущу…живьем, выдеру плеткой до мяса…удушу своими руками…Взорвать на хер этот центр. К ебучей матери!

А сам целует шею, щеки, волосы и прижимает сильнее к себе. Только сейчас понимаю, что несет на руках.

- Жить будет, – незнакомые голоса, - несколько дорогих и действенных препаратов, полный покой.

- Ты знаешь, все что нужно – будет! - голос Владимира, и опять хочется дышать, и жить.

Снова марево тумана, проклятые лабиринты и боль. Она не прекращается, и она живет в моей голове. Самое трудное – это выкинуть что-то из головы. Практически невозможно.