Приговор: вторая жена!

Глава 1

Все персонажи и события вымышлены.

Любые совпадения случайны.

Мила

От пронизывающего до костей ледяного ветра холодно так, что я вынуждена пританцовывать стоя на месте, но согреться это не помогает. То и дело бросаю взгляд на табло светофора и мысленно отсчитываю за ним секунды.

На здание Городской клинической больницы, расположенной на противоположной стороне дороги, принципиально не смотрю.

Хоть трусихой я не была никогда, но мне с трудом удалось справится с волнением.

Не хочу разгонять его вновь.

Делаю шаг на проезжую часть, как только это становится допустимым.

Ускоряюсь.

У меня осталось десять минут до того, как я буду официально считаться опоздавшей в свой первый рабочий день.

Обидно, потому что мне казалось, что время я рассчитала правильно. Даже с некоторым запасом. А на деле я просто забыла, что такое утренний час пик.

Подтягиваю на плечо всё время съезжающую с него лямку сумки и уговариваю себя сильно не расстраиваться, если Караев укажет мне на дверь, как только я войду в его кабинет.

Я бы с удовольствием избежала личной встречи с ним, если бы у меня был выбор.

В раздевалку персонала больницы практически вбегаю.

-- Доброе утро. – здороваюсь с незнакомыми мне девушками и взглядом пытаюсь отыскать шкафчик с нужным номером.

-- Ты новенькая что ли? – слышу за спиной.

-- Да. – не обернувшись отвечаю я.

Времени на обмен ничего не значащими фразами у меня нет.

Найдя нужный шкафчик, иду к нему, открываю и начинаю переодеваться.

С некоторым сожалением замечаю, что форма, находясь в сумке слегка помялась, но на исправление этой досадной оплошности нет времени.

-- Это ты протеже Караева? – задаёт вопрос тот же голос.

В груди зарождается крайне неприятное чувство.

-- Откуда такая информация? – стараюсь не показать, что меня задели эти слова.

-- Так уже несколько дней все только об этом и говорят. Что на вакантное место придёт медсестра, которую Амир Имранович сам выбрал.

Ничего не отвечаю.

Просто потому, что не считаю нужным что-либо объяснять.

Достаю из пакета балетки, обуваюсь.

Быстро убираю все свои вещи в шкафчик, запираю его на ключ и иду на выход.

-- Странная какая-то. Видела, как нос от нас воротит? Явно не сработаемся с ней. – успеваю услышать перед тем, как дверь раздевалки закрывается.

Знаю, что и правда вела себя недружелюбно и даже грубо, но вектор начала общения задала не я.

Они ведь даже познакомиться со мной не попытались, желая лишь получить от меня подтверждение пересудам.

Все мысли летят прочь, как только я оказываюсь возле двери кабинета доктора Караева.

Бросаю взгляд на часы с сожалением отмечая, что всё же немного опоздала.

Больше не медля ни секунды, стучу в дверь.

-- Да. – низкий голос по ту сторону двери вызывает нешуточное волнение, подавить которое вряд ли сейчас получится…

Делаю несколько глубоких вдохов и вхожу в просторный, светлый кабинет и прикрываю за собой дверь. Осмотреться даже не пытаюсь, взгляд словно магнитом притягивается к мужчине, сидящему за столом. Он что-то пишет, совершенно не обращая на меня внимания.

Неловко мнусь возле двери, не зная как поступить дальше.

Он же явно заметил моё присутствие, тогда почему игнорирует меня?

Мог бы попросить подождать пока он закончит. Это по крайней мере было бы вежливо.

-- Доброе утро. – от нервного напряжения чуть повысив голос, здороваюсь я.

Снова никакой реакции!

Лишь короткий взгляд в мою сторону.

Амир Имранович Караев - имя, которое в нашем городе произносят с уважением. Кардиохирург, тридцати пяти лет отроду, он славится своей точностью и хладнокровием в операционной. Спокойный и собранный, мало говорит о себе, предпочитая, чтобы его результаты говорили за него. Однако за этой сдержанностью скрывается проницательный ум и недюжинная страсть к своему делу. Он сочетает в себе отточенный профессионализм и некую интеллигентную харизму.

За плечами доктора Караева множество спасенных жизней, и его репутация говорит сама за себя.

Ходят слухи, что он увлекается живописью, но это лишь добавляет загадочности его образу.

Но, сейчас, в эту самую секунду, вознесенный мною на некий пьедестал, образ героя нашего времени летит вниз со скоростью света.

-- Я Камила Коган. – раздражение в моём голосе слишком явное.

Мысленно одёргиваю себя.

Зачем было представляться?

Он ведь явно знает кто я такая.

Шумно выдыхаю, злясь на себя.

-- Ты всегда такая нетерпеливая? – не глядя на меня и продолжая писать, спрашивает Караев. – Отвратительная черта, в принципе, для медика - вдвойне.

Хорошее начало для сотрудничества…

Что ещё сказать?

Молча смотрю на него, не веря в то, что он действительно сейчас меня отчитал. По сути, ни за что.

И хоть я понимаю, что самым правильным сейчас будет извиниться или просто промолчать, но чувство несправедливости не позволяет сдержаться.

-- Я просто привыкла тратить своё время более рационально.

Только после этих слов Караев отрывает взгляд от бумаг и переводит его на меня...

Визуал. Мила

Глава 2

Мила

Его взгляд, словно ледяной душ, окатывает меня с головы до ног.

Доктор Караев ничего не отвечает. Он просто смотрит. И этого вполне достаточно, чтобы заставить меня почувствовать себя самой никчемной стажеркой на планете.

Его глаза – темно-карие, глубокие, проницательные – в этот момент кажутся хищными. Они сканируют меня сверху вниз, словно ища изъян в моей униформе или, что ещё хуже, в моём профессионализме.

Его брови сдвинуты к переносице, создавая хмурую складку, которая заставляет меня внутренне съежиться.

Я чувствую, как под этим «сканером» у меня начинают потеть ладони.

Его взгляд не продиктован злостью. Нет, он гораздо хуже.

Это взгляд разочарования, недовольства, легкого презрения.

И эта мысль жжёт меня изнутри, как раскаленное железо.

Как никогда чувствую себя уязвимой, как будто мои неминуемые в будущем ошибки и промахи написаны сейчас на моем лице большими буквами.

Я стараюсь держаться ровно, хотя внутри меня всё дрожит. Пытаюсь сохранять профессиональное выражение лица, но ощущаю, что румянец заливает щеки, выдавая моё волнение.

Взгляд Караева заставляет меня чувствовать себя мелкой и никчемной, словно я мешаю ему работать. Будто я вовсе недостойна находиться в его присутствии.

-- Ещё и дерзкая.

Внезапная робость сменяется негодованием.

Такое чувство будто я пришла сюда лишь для того, чтобы Караев имел возможность лично высказать своё нелестное мнение обо мне.

Молча прожигаю его взглядом, всё больше уверяясь в том, что вряд ли сработаюсь с ним.

-- Только из уважения к Владимиру Аристарховичу я сейчас не укажу тебе на дверь. – говорит он, откидываясь в кресле. – Но запомни на будущее: даже малейшего опоздания я не приемлю. Как и дерзости.

Закрадывается запоздалая мысль о том, что его молчание и полный игнор были некой личной проверкой, которую я с треском провалила.

Дальше Караев снимает трубку внутреннего телефона и нажав несколько кнопок ждёт пару секунд, после чего говорит:

-- Ирина Андреевна, зайдите. – короткий приказ, после которого он кладёт трубку и снова смотрит на меня.

Мне нужно ему что-то сказать, но что?

Мне кажется, что проявить сейчас слабость при Караеве это всё равно что подписать себе приговор.

Работа под его руководством хоть и является лучшей для меня на сегодняшний день, но явно не предел моих мечтаний. Поэтому стелиться ковриком у его ног я точно не буду.

-- Ирина Андреевна, перед вами Камила Коган. – представляет он меня вошедшей в кабинет женщине. – Введите её в курс дела и по пунктам объясните, что входит в её обязанности.

Он делает короткую паузу, которая невыносимо давит на меня.

-- Через неделю я лично приму у тебя что-то вроде экзамена. Поблажек от меня не жди. Малейшая ошибка или сомнение с твоей стороны, и мы попрощаемся. – бескомпромиссно заявляет он.

Крепко сжимаю кулаки удерживая себя от едкой реплики.

-- Камила, ты меня поняла? – обманчиво миролюбивым тоном интересуется Караев.

-- Да, Амир Имранович. – отвечаю ему тем же.

-- Свободна! – бросает он и снова возвращает всё своё внимание лежащим на столе бумагам.

Выхожу вслед за Ириной Андреевной из кабинета.

-- Что ты такого натворила, что он рычит с самого утра? – шепотом спрашивает она у меня, пока мы идём по длинному коридору.

Тяжело вздыхаю и коротко пересказываю недавние события в кабинете Караева.

-- Во дела. – всё что она отвечает.

Понимаю, что обсуждать поведение руководства не принято, поэтому спокойно отношусь к отсутствию комментариев со стороны главной медсестры.

Дальше я, забыв на время об утреннем неприятном инциденте, включаюсь в рабочий процесс, за которым по большей части наблюдаю со стороны, периодически для себя делая заметки в блокноте.

Постепенно начинаю получать удовольствие от осознания что буду заниматься любимым делом.

Ирина Андреевна, главная медсестра, с первого взгляда внушает уважение, и даже легкий трепет.

Строгая осанка, подтянутая фигура в безупречно белом халате, собранные в гладкий пучок тёмные волосы… Всё говорит о её собранности и профессионализме.

Вечером, когда я уже с ног валилась от усталости, она усадила меня напротив своего огромного стола, заваленного папками и бумагами, и кажись, своим рентгеновским взглядом просветила меня до самых костей.

-- Итак, Камила, – начинает она, положив руки на стол так, словно это две линейки, – ты у нас новенькая хирургическая медсестра. Я надеюсь, ты понимаешь, что это не просто работа, а большая ответственность.

Голос у неё спокойный, но в каждом слове чувствуется сталь.

Она продолжает говорить о субординации, о важности чёткого и быстрого выполнения указаний хирурга. В общем всё то, что мне и так известно.

Даже немного неприятно становится, оттого что она разговаривает со мной как с несмышлёнышем. Будто я не квалифицированный медработник, а девочка с улицы. Но я заталкиваю своё мнение подальше вспоминая о том, что делает она это по личному распоряжению доктора Караева.

-- В операционной нет места сомнениям и нерешительности. – подчеркивает она. - Ты должна быть глазами, руками и даже ушами хирурга. Должна понимать его с полуслова, предвосхищать его действия.

Я киваю чувствуя, как неумолимо накатывает усталость.

Дальше она рассказывает о личных особенностях работы Амира Имрановича и я, помня его предупреждение, стараюсь не упустить ни одного слова и лихорадочно делаю пометки в блокноте. Так же она говорит про стерилизацию инструментов, про подготовку операционного поля, про учёт расходных материалов.

-- Ты как молитву должна знать протоколы подготовки к различным операциям. Должна уметь быстро и точно определить, какой инструмент нужен в данный момент, должна уметь его правильно подать. Порой от твоей скорости и точности может зависеть чья-то жизнь.

На этих словах сердце сбивается с привычного ритма.

Визуал. Амир

Глава 3

Мила

Звон будильника настойчиво нарушает тишину моей комнаты.

С трудом заставляю себя разлепить веки.

Боже…

Пять утра.

После вчерашнего опоздания решила не рисковать и проснуться не в шесть, как обычно, а на час раньше. Но похоже мой организм с этим категорически не согласен.

За окном еще темно, а во мне уже вовсю просыпается тревога.

Вчерашний первый рабочий день был похож на хаотичный вихрь: знакомство с новыми людьми, стремление сразу всё постичь и запомнить.

Встаю с постели и иду умываться. После завариваю себе кофе покрепче и с кружкой иду в свою комнату.

-- Мила, ты уже проснулась? – сталкиваюсь с мамой выходя из кухни.

-- Доброе утро, мамуль. Да, буду теперь вставать пораньше.

Вчера за ужином я рассказала родителям как прошел мой первый рабочий день. Про опоздание тоже упомянула, а вот про ситуацию с Караевым рассказывать не стала. Сама не знаю почему.

В комнате одеваюсь в джинсы и тонкий свитер, собираю волосы в тугой пучок. Допиваю на ходу чашку кофе, заедая её тостом с джемом. Так себе завтрак, но времени на большее нет.

За окном начинает сереть, город постепенно просыпается, а моё сердце бьётся учащенно. Как будто собираюсь не на работу, а на экзамен, от которого зависит моя жизнь.

Доезжаю я довольно быстро, и что самое обидное, на территорию больницы вхожу почти на час раньше, чем нужно.

Вот так всегда…

Захожу в отделение, чувствуя этот специфический больничный запах – смесь дезинфекции, лекарств и чего-то ещё, едва уловимого, вызывающего беспокойство.

В раздевалке, по понятной причине, никого нет. Ночная смена ещё не закончила свою работу, дневная – не начала. Переодеваюсь в форму и иду по коридору, ведущему в кардиологическое отделение, находу листая блокнот со своими записями.

И хоть вчера перед сном я их практически зазубрила, сегодня мне кажется, что всё забыла.

-- Камила? – в коридоре встречаюсь с Ириной Андреевной. – Рановато ты, но это похвально.

Она по-доброму улыбается, прекрасно понимая, чем вызван мой ранний визит.

-- Доброе утро. Я не совсем понимаю с чего мне сегодня начинать. – говорю как есть.

-- Пойдём. – отвечает она и развернувшись идёт обратно.

Я иду следом за ней. Она перечисляет объем задач, которые мне нужно выполнить.

-- Знакомься, это Лена. Лена это Камила.

Киваю, когда Ирина Андреевна представляет мне молодую девушку.

-- Леночка, вы сегодня с Камилой работаете в паре.

Ирина Андреевна сообщает нам что до обеда она будет отсутствовать, поэтому в случае необходимости просит связаться с ней по телефону. Помня о том, что Караев приставил меня к ней под личную ответственность, понимаю, что эта информация сказана для меня.

Главная медсестра уходит и Лена начинает рассказывать мне о наших обязанностях.

Новые пациенты, новые диагнозы, новые назначения…

Мои глаза бегают по карточкам, мозг пытается уложить в голове всю информацию. Поначалу всё кажется хаотичным набором букв и цифр, но постепенно я начинаю различать общую картину.

Утренняя суета продолжается, и вот уже перевязки, раздача лекарств, запись показателей.

Мне кажется, что я бегаю по отделению как белка в колесе, и всё равно ничего не успеваю. Утро тянется бесконечно, а мои ноги гудят от усталости. Я уже мечтаю о том, чтобы присесть хоть на минутку, но, как назло, дел становится только больше.

Когда я ставлю очередную капельницу пациенту, в палату неожиданно входит доктор Караев. У него всегда такой надменный вид, как будто он король всего этого отделения, а остальные его подданные.

Он окидывает меня взглядом и что-то говорит одному из находящихся в палате пациентов, не глядя на него. Я стараюсь не смотреть на него, но всё равно чувствую резко подскочившее волнение.

-- Камила. – произносит он, разглядывая карту с записями о введении препаратов. – Это что за каракули?

Я сглатываю ком в горле и беру карточку, узнавая свой почерк.

-- Извините, доктор, я просто очень спешила. - бормочу я.

-- Спешила? - он усмехается, и до меня доходит что именно я сказала. - В медицине спешка недопустима. Ещё раз увижу подобное, и ты будешь писать объяснительные до утра.

Мои щеки покрываются краской, а руки сжимаются в кулаки. Его тон такой презрительный, как будто я никто, пустое место.

Но я держу себя в руках и молчу, потому что знаю, что он всё равно не будет меня слушать.

Доктор Караев больше не обращая на меня внимания общается с пациентами.

Выхожу из палаты чувствуя себя униженной и раздавленной.

В этот момент трусливо хочется бросить всё и сбежать отсюда, но я знаю, что не могу себе этого позволить. Владимир Аристархович, мой преподаватель, за меня поручился. Он как никто другой верит в меня и настаивает на продолжении моей учёбы в медицинской академии. Не могу его подвести.

Я должна доказать, что чего-то стою. Что я не просто бестолковая медсестра, а профессионал, который может приносить пользу.

Следующие полчаса извожу себя мыслями о Караеве.

Почему он настолько грубый?

Или такой он только со мной?

Будто услышав всё о чём я сейчас думаю ко мне подходит Лена, по-свойски приобнимает за плечи и говорит:

-- Не бери в голову. Амир Имранович такой всегда. Он просто любит держать всех в тонусе. Главное, что он профессионал своего дела, хоть и не всегда приятен в общении. Ты молодец, у тебя всё получается.

Грустно улыбаюсь ей в ответ.

-- Ты слышала? Да? – делаю вывод я.

-- Ага.

Во второй половине дня мне поручают следить за пациентами, которых перевели в палату из реанимационного отделения.

-- Теперь можете отдохнуть. – с улыбкой на лице говорю я и откатываю стойку капельницы.

-- Ой, милая Мила. Спасибо тебе, деточка.

Выхожу из палаты и иду проверить капельницы у других своих подопечных, и тут… раздаётся звонок.

Глава 4

Мила

В приемном покое царит хаос.

Носилки, кровь, крики, стоны.

Лица, искаженные от боли.

В воздухе запах йода, лекарств…

Но самый жуткий запах, который вызывает глубинную панику это запах свежей крови. И им тут пропитано всё…

Я впервые вижу столько страданий сразу, и меня начинает мутить. Но, несмотря на дикий ужас, я понимаю, что у меня нет права на слабость.

Сглатываю подступающий к горлу ком и едва справляясь с внутренней дрожью начинаю действовать. Всё делаю четко и собранно. Я как будто отделилась от своего тела и наблюдаю за собой со стороны.

Я помогаю идти тем пострадавшим, которые в состоянии передвигаться самостоятельно, подключаю капельницы, перевязываю раны. Успокаиваю и поддерживаю тех, кому сейчас особо тяжело.

Делаю всё на автомате, стараясь не думать о том, что это происходит на самом деле. Чувствую себя частью огромного, слаженного механизма, где каждый выполняет свою работу.

Я будто в каком-то мареве…

Всё воспринимается обрывками. Вот я помогаю вытащить мужчину из носилок и переложить на каталку, а вот держу руку заплаканную женщины. Вставляю катетер в вену молодого парня, который побледнел от боли.

Времени на страх у меня нет, нужно просто действовать.

Сквозь крики и стоны я слышу чёткие распоряжения Амира Имрановича.

Он тоже тут.

Серьёзный, собранный.

Быстро и уверенно отдаёт команды.

Ведёт себя так будто ничего сверхъестественного не происходит. Так словно тут каждый день случается нечто подобное.

И я, несмотря на общий ужас ситуации и мою неприязнь к Караеву, не могу не отметить его профессионализм и самообладание.

Я потеряла какой-либо счёт времени.

Казалось, что прошла целая вечность, пока мы принимали пострадавших.

Мои руки перепачканы кровью, на лбу проступил пот, но я не останавливаюсь.

Я будто робот, механически выполняю всё что от меня требуется.

И ещё, я поражена тем, насколько все наши сотрудники слаженно и профессионально действуют.

Не знаю, сколько прошло времени, может, час, а может, и целых пять. Но постепенно ситуация начала стабилизироваться. Пострадавших привозят уже меньше, приемный покой начал пустеть, и мы наконец-то смогли немного выдохнуть.

Мои ноги подкашиваются от усталости, я вообще едва держусь. Но я не могу уйти. Мне нужно убедиться, что все пациенты в порядке.

Спустя целую вечность я, наконец, дохожу до сестринской, чтобы хоть немного выдохнуть.

Успеваю обменяться с другими медсестрами парой слов и выпить стакан воды, как в сестринскую заходит Караев.

Воздух застревает в лёгких, не вдохнуть ни выдохнуть не получается.

Он окидывает взглядом всех присутствующих, задерживая его на мне чуть дольше чем на остальных, хотя возможно от вспыхнувшего внутри волнения это мне только кажется, и начинает говорить.

-- Вы молодцы! В критической ситуации все показали себя профессионалами. Работали слаженно, четко, быстро. Я горжусь тем, что работаю с вами в одной команде. Вы все показали высший уровень подготовки и самоотдачи.

Я чувствую, как мои брови медленно ползут вверх.

Как заведующий отделением он сейчас поступает правильно поддерживая и благодаря пусть малую, но всё же часть коллектива. Но почему-то тот образ Караева, который я успела для себя нарисовать, совершенно не вяжется с реальностью.

Присутствующие медсестры начинают благодарить, со своей стороны щедро отсыпая комплиментов его профессионализму. А я стою, как вкопанная, не знаю, что сказать. Да и надо ли мне вообще что либо говорить?

Меня переполняют сейчас разные чувства, но главное из них — это облегчение. Ведь если он не указал на мои ошибки это же означает что я со всем справилась?

И хотя я очень устала, и все тело ломит от напряжения, я чувствую какую-то странную удовлетворенность. Сегодня, в этом хаосе, я поняла, что я на своём месте. И что бы не думал обо мне Караев я не собираюсь отступать.

Буквально через несколько минут попрощавшись со всеми он уходит. Я выжидаю некоторое время и тоже иду в раздевалку.

Выхожу из больницы и жадно вдыхаю свежий вечерний воздух. Кажется, что я только сейчас до конца осознаю, насколько сильно устала.

Пока иду к остановке в голове крутятся мысли о сегодняшнем дне, о пациентах… о Караеве…

Сегодня я увидела его совсем с другой стороны.

И вполне возможно, начнись наше знакомство именно сегодня, между нами не возникло бы взаимной неприязни.

К своей радости, домой доезжаю быстро.

Вхожу в квартиру, снимаю ботинки, куртку. В ванной мою руки и прохожу в кухню.

Запах свежезаваренного чая, витающий в воздухе, создаёт уютную атмосферу, резко контрастирующую с той в которой я была некоторое время назад.

-- Привет, мамуль. – здороваюсь с мамой, сидящей за столом.

-- Ты сегодня поздно. Мила, что случилось? Ты такая… - мама не договаривает, но её взгляд говорит сам за себя.

Вздыхаю и сажусь за стол. Наполняю кружку чаем и делаю глоток, пытаясь немного успокоиться.

-- Давай ужин разогрею? – предлагает.

-- Спасибо, нет аппетита. – и это действительно так.

-- Так! Рассказывай, что случилось. Я же вижу, что на тебе лица нет.

-- Сегодня был… полный кошмар, мам.

Вкратце пересказываю ей события сегодняшнего дня.

Мама, чуть наклонившись вперёд, внимательно слушает.

-- Какой ужас. А Караев там тоже был? – интересуется она.

-- Да, конечно. Задействована была большая часть медперсонала.

Снова отпиваю из кружки чай, чувствуя как сильно хочу спать…

Глава 5

Мила

В следующие две недели я окончательно адаптируюсь на рабочем месте. Страха, который был в самом начале уже нет. С каждым днём я всё более уверенно себя чувствую. Возможно, это связано с временным отсутствием доктора Караева, который неделю назад ушел в отпуск. Зная о том, что не встречу его где-то в коридорах больницы мне даже дышится легче.

-- Зажим. – выставляя руку, просит хирург.

Инна, медсестра, которая ему помогает реагирует молниеносно, подавая нужный инструмент.

Я уже не первый раз присутствую на операции как наблюдатель.

Помню свои эмоции, когда Ирина Андреевна впервые сообщила о том, чтобы я подготовилась к предстоящей операции. Я была уверенна в том, что ещё не готова к такому, но молча отругала себя за эти мысли.

Сейчас наблюдая за ходом операции на сердце, всё больше думаю, что морально я готова стать на место ассистирующей медсестры.

Сердце…

Оно всегда казалось мне чем-то магическим, непостижимым.

Тук-тук, тук-тук – эта мелодия, сопровождает нас всю жизнь, являясь источник самой жизни. Но сейчас, когда я стою в операционной этот волшебный орган предстал передо мной во всей своей анатомической сложности.

В операционной царит напряженная тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками дыхательных аппаратов и легким потрескиванием медицинского оборудования. Я ощущаю себя маленькой шестеренкой в огромном механизме.

Внимательно наблюдаю за действиями Инны, которая помогает доктору Звягинцеву, опытному кардиохирургу, чьё хладнокровие и точность во время операции восхищают меня. Операция предстоит долгая и сложная — аортокоронарное шунтирование, и я знаю, что медсестра должна быть предельно внимательной и сосредоточенной.

Со своей стороны я тоже стараюсь помочь, хоть от меня это не требуется, убираю использованный инструмент, кладу поближе тот который ещё может понадобиться.

Что удивительно, время в операционной течёт незаметно. Ты настолько сосредоточен на ходе операции что не замечаешь усталости.

Операция длилась несколько часов, и в конце концов наступил момент, когда хирург закончил свою работу.

Он сделал последний стежок и кивнул, давая понять всей нашей команде, что все в порядке. Мы все выдохнули с облегчением.

-- Мила, вообще ты молодец. – говорит Инна, когда мы с ней выполняем свою часть уборки в операционной. - Помню, как когда-то стояла на твоём месте. Да я движение лишнее боялась сделать не то, чтобы хоть как-то участвовать в процессе.

Улыбаюсь на её слова, умалчивая о своих реальных чувствах. Наверное, это хорошо, что я создаю такое позитивное впечатление.

-- Потом, конечно, привыкла, но на первую свою операцию заступила только через три месяца. Тебя назначат думаю намного раньше.

-- Посмотрим. – неопределенно отвечаю я. – Мне ещё многое предстоит постичь.

-- Ой, перестань. В этом деле главное действовать чётко и хладнокровно, а этого тебе явно не занимать. Остальное всё дело наживное.

В течении дня я присутствую ещё на двух операциях.

Несмотря на усталость, вечером чувствую какой-то внутренний подъем. Энергия плещет через край.

Стоя в раздевалке возле своего шкафчика, невольно слушаю разговор девочек медсестер, в котором они обсуждают вариант похода в ближайший бар.

-- Мила? А давай с нами? – неожиданно предлагают и мне.

На мгновение теряюсь.

Знаю, что девочки не первый раз куда-то вместе ходят, но впервые приглашают меня с собой. Я бы, конечно, с бОльшим удовольствием поехала сейчас домой, но с самого начала отделяться от коллектива будет неправильно.

-- Я с радостью. – отвечаю согласием.

-- Ну вот и здорово.

Бар со смешным названием «Барабуля Бар» действительно находится в десяти минутах пешей ходьбы.

Девочки, Инна, Лена и Маша, заказывают себе пиво и различные закуски к нему. Я не люблю пиво, но сильно выделяться, заказывая себе сок тоже не вариант, поэтому останавливаю свой выбор на бокале сухого вина и сырной нарезке к нему.

-- Ну давайте за нас! – приподнимая свой бокал и вытягивая руку в центр стола, предлагает Маша. – Я завтра вместе с Милой в ночную заступаю, а вы в день. Так что в следующий раз вот так собраться сможем не скоро.

Я действительно завтра заступаю в ночную смену. Это уже не первая моя такая смена, и пока мне сложно. Я, привыкшая спать по ночам, с трудом заставляю себя бодрствовать во время ночного дежурства.

Следующий час мы разговариваем на самые разные темы. Я получаю неимоверное удовольствие от вечера, понимая, что сделала правильно согласившись прийти сюда.

-- А слышали, что Караев в Израиль улетел? – чуть снижая голос, будто открывает нам большую тайну, говорит Лена.

-- Ну ничего удивительного. – отвечает Инна. - Он может себе позволить отдых где угодно.

Вот о ком совсем не хочется сейчас слушать так это о Караеве.

-- Я слышала, что он не отдыхать туда поехал. А вроде как жену повез в одну из лучших клиник.

Терпеть не могу сплетни.

Настроение заметно падает.

-- Да? А что с ней?

-- Не знаю. Возможно, это как-то связано с тем, что у них после стольких лет брака до сих пор нет детей.

-- Лечиться поехали что ли? – проявляя повышенный интерес спрашивает Маша.

Лена на это неопределённо пожимает плечами.

-- Девочки, как думаете, меня скоро отправят в свободное плавание? – меняю тему на ту, что первая приходит в голову. – Ну, то есть самостоятельно поставят помогать хирургу?

Девочки наперебой начинают выдвигать свои предположения, при этом каждая рассказывает о своём первом опыте, и все забывают о Караеве.

Обсуждать его, как и слушать о нём, мне совсем не хочется. И сменить тему у меня получилось легко.

Было бы здорово, если бы так же легко мне удалось запретить себе вообще как-либо реагировать на его фамилию…

_________

Мои хорошие, стартовала ооооочень эмоциональная новинка! Приглашаю всех желающих!

Глава 6

Мила

После нескольких недель относительного спокойствия, пока Караев был в отпуске, в больницу вернулась привычная напряженность.

Я, конечно, стараюсь отвлекаться, погружаясь в работу, но в глубине души ощущаю какое-то затишье перед бурей.

И, как оказалось позже, не зря.

Буря нагрянула с его возвращением.

Он словно магнитом притягивает всё напряжение и раздражение, концентрируя его вокруг себя.

Всё это я почувствовала сразу же, как только он появился в отделении.

Не понимаю почему так реагирую на него. Мысленно стараюсь убедить себя, что ничего не поменялось. Что это лишь моё личное восприятие, которое ровным счётом ни на что не влияет.

Готовлю операционную к плановому стентирование коронарных артерий. Вроде бы всё как обычно: проверяю стерильность инструментов, подготавливаю необходимые материалы, настраиваю оборудование, но в воздухе витает какая-то особая напряженность.

Знаю, что после меня готовность операционной будет перепроверять ассистирующая медсестра, но такие подготовки, когда делаешь всё собственноручно, помогают быстрее всё запомнить.

Выхожу из операционной и, как назло, именно в этот момент сталкиваюсь лицом к лицу с Караевым.

Замираю, глядя на него.

Про себя зачем-то отмечаю, что он выглядит отдохнувшим.

Караев окидывает меня с ног до головы быстрым, цепким взглядом, и я вижу как его губы кривятся в едва заметной усмешке. Он словно хищник, вернувшийся на свою территорию.

Я стараюсь не показывать своих эмоций, но сердцебиение заметно участилось, а в ладонях появилось неприятное покалывание.

-- Добрый день. – здороваюсь я, и пытаюсь обойти его.

Я хоть и не смотрю на него, но слишком отчётливо чувствую на себе его взгляд. Словно он прожигает меня им насквозь. Это вызывает во мне неприязнь, которая с каждой секундой становится всё сильнее.

Почему он так на меня смотрит?

Что за высокомерие в его глазах?

Неужели он правда считает себя кем-то выше остальных?

Делаю неловкий шаг в сторону, и нога подворачивается. Я бы однозначно упала, если бы Караев не среагировал: молниеносно выставив руку, подхватил меня.

От неожиданности замираю в его руках. Окружающее пространство погружается в давящую тишину, нарушаемую лишь моим учащенным дыханием и отбойным молотком вместо сердца.

-- Спасибо. – голос хрипнет.

-- Вы как обычно нерасторопны, Камила Коган. – его голос полон сарказма. – Операционная готова?

Он задаёт вопрос, так и не отпустив меня.

Я стараюсь сохранить видимость спокойствия.

Но внутри вся горю от негодования.

Почему я должна терпеть его хамство?

Кто он такой, чтобы вот так со мной разговаривать?

-- Операционная готова, доктор Караев. – отвечаю я, стараясь говорить как можно более ровным тоном и упираясь в его грудь двумя руками освобождаюсь из захвата.

-- Пригласи Инну, пусть всё проконтролирует.

Я ведь и так знаю, что контроль ассистирующей медсестры — это обязательный пункт протокола подготовки операционной.

Тогда почему его слова меня так сильно сейчас задевают?

В течении следующего часа я стараюсь не думать о стычке с Караевым.

Выполняю свою работу, но его образ всё время стоит перед глазами.

Я понимаю, что не должна поддаваться на какие-либо провокации с его стороны, но совершенно не понимаю почему вновь и вновь делаю это.

А ещё я трусливо опасаюсь, что буду присутствовать на проводимой им операции. Знаю, что это неизбежно, но малодушно надеюсь на небольшую отсрочку.

Весь день для меня проходит в напряжении.

Я присутствую на двух операциях, но, к моей огромной радости, с Караевым ни на одной из них не пересекаюсь.

Вечером успеваю успокоиться и отчитать себя за предвзятое отношение к Амиру Имрановичу.

Собственно, с чего я взяла что он как-то ко мне придирается?

Я изначально негативно восприняла его, отсюда и тянется клубок недопонимания с моей стороны.

Проведя с собой нравоучительную беседу, заметно успокаиваюсь.

-- Мила, тебя Амир Имранович к себе вызывает. – говорит мне Маша, входя в сестринскую.

Она даже не взглянула на меня, бросив фразу на ходу, словно это обыденность. А для меня… для меня это как гром среди ясного неба.

На мгновение забываю, как дышать.

Мне кажется, я знаю для чего он меня вызывает.

Он обещал принять у меня личный экзамен, который отсрочился ввиду его отсутствия.

Как я могла об этом забыть?

Выхожу из сестринской и направляюсь к его кабинету.

Каждый шаг сейчас будто путь на эшафот.

Я ощущаю, как потеют ладони и дрожат пальцы, как учащается дыхание.

И чем ближе я подхожу к его кабинету, тем сильнее становится моё волнение.

Меня это жутко раздражает.

В мыслях рисуется образ его, сидящего за своим столом.

Он ведь будет задавать вопросы…

И тут всё будет зависеть оттого, захочет он чтобы я работала в его команде или нет.

Потому что если нет – Караев найдёт вопросы, ответов на которые у меня не будет…

Глава 7

Амир

Ожидание её прихода почему-то терзает меня.

Сижу за рабочим столом, пытаясь сосредоточится на документах, но все мысли заняты сумасбродной девчонкой.

Наваждение какое-то…

Зацепила меня, словно крючком. Что-то в ней есть такое, что отличает Камилу от всех остальных. То, что вызывает во мне раздражение, но в то же время и какое-то необъяснимое притяжение.

Пытаюсь понять, что именно меня так в ней привлекает.

Её дерзость?

Острый язык?

Её непримиримость?

Или, возможно, всё вместе?

Она не смотрит на меня снизу вверх, как все остальные.

Спорит со мной. Сама того не понимая бросает мне вызов. Не боится меня. И это, признаться, забавляет.

Обычно меня раздражает любое проявление неповиновения со стороны подчиненных. Я давно привык к тому, что все мои распоряжения исполняются беспрекословно, что все смотрят на меня с уважением. Как бы пафосно это не звучало.

Но Камила…

Она ломает все мои стереотипы, вносит некий хаос в мою привычную жизнь. И это, как ни странно, мне нравится.

Я уже много лет живу по определённому сценарию, в котором нет места живым эмоциям.

Наверное, именно это я увидел в ней в тот первый день, когда Камила вошла в мой кабинет. У меня не было намерения срываться на ней, это получилось почти случайно.

Наши словесные пикировки стали для меня своего рода игрой, в которой я наслаждаюсь каждым её ответом, каждой колкой фразой.

И каждой эмоцией.

Девочка терпеть меня не может, хоть и пытается это скрыть.

Она словно специально провоцирует меня, и я с удовольствием поддаюсь на эти провокации.

Я чувствую, как между нами возникает какое-то напряжение, химия, и знаю, что нужно остановиться. Мне давно не шестнадцать лет чтобы играть в подобные игры.

Смотрю на часы.

Камила должна быть уже здесь.

Почему так долго?

Или она специально тянет время, чтобы заставить меня ждать?

Собственные мысли не нравятся мне…

Наконец, раздаётся стук в дверь.

-- Войдите. – говорю я, не поднимая взгляда от бумаг.

Дверь уверенно открывается. Я ещё не успел взглянуть на неё, но уже каким-то образом чувствую, что это именно Камила.

Поднимаю взгляд и гляжу на неё.

Карие глаза смотрят на меня со странной смесью вызова и страха.

И я чувствую, как всё моё нутро делает кульбит.

-- Вы меня вызывали, Амир Имранович? – мелодичный голос полон напряжения.

-- Да, присаживайтесь. - мой ответ звучит резко.

И я даже себе не могу объяснить почему так каждый раз происходит, когда я разговариваю с ней.

Камила садится напротив, стараясь не смотреть на меня.

И меня раздражает её отстраненность.

Почему она не может вести себя как обычная стажерка, которая боится своего начальника?

Почему она всегда ведет себя так своенравно?

-- Думаю ты понимаешь для чего я тебя пригласил. – сразу перехожу на «ты», по опыту зная что обычно это упрощает общение, но с Камилой ни в чём до конца нельзя быть уверенным. – Но прежде, чем мы начнем наш… разговор, хочу спросить, всё ли тебя устраивает на занимаемой должности? А то может нет никакого смысла сейчас мучить тебя ненужными вопросами.

Она мгновенно реагирует на мои слова, внешне никак не показывая этого, но я всё равно вижу.

Вижу, как гневно загорается её взгляд, вспыхивают щёки, как она в протесте слегка вскидывает голову.

-- Меня всё более чем устраивает.

О том что её не устраивает сотрудничество со мной Камила умалчивает, но это слишком очевидно.

Мысленно усмехаюсь.

-- Это прекрасно. Тогда перейдём к делу. – от моих слов девочка заметно напрягается - Как уже говорил ранее, я намерен лично проверить твою готовность к далеко не простой работе.

-- Вы проверяете знания у всех новых медсестёр или это только мне так «повезло»?

Ну вот.

Говорю же дерзкая.

Сцепляю ладони «в замок» и несколько секунд молча смотрю на неё.

Камила уже жалеет о сказанном, но, более чем уверен, никогда вслух этого не признает.

-- Ты планируешь стать хирургической медсестрой в кардиологическом отделении. – делаю паузу, давая возможность полностью прочувствовать мой посыл. – И думаю ты осознаешь, насколько ответственна данная должность. Полученной в колледже теории здесь недостаточно.

Она отводит свой взгляд.

-- Любые ошибки во время операции слишком дорого обходятся, и именно поэтому недопустимы.

Камила ничего не отвечает, молча признавая мою правоту.

Дальше я задаю ей вопросы.

Начинаю с малого, спрашиваю о принципах её работы в отделении кардиохирургии. Всё более усложняя каждый следующий вопрос.

Она ответила на все.

Что не может не радовать.

Той базы знаний, что она имеет на сегодняшний день, вполне достаточно для того, чтобы утвердить Камилу Коган на должность хирургической медсестры, но я не могу отказать себе в удовольствии морально встряхнуть её.

Поэтому задаю ей каверзный вопрос, стараясь поймать на неточности.

Поначалу она теряется, но быстро берёт себя в руки и что удивительно отвечает правильно.

Задаю следующий – ответ тоже верный.

Я поражён её внимательностью к деталям.

Мне ничего не остаётся как признать её профессионализм. Хотя если до конца быть честным, я сделал это ещё тогда, когда она наравне со всеми принимала участие в приёме пострадавших в аварии на железной дороге.

-- Ты молодец! – подвожу итог.

Камила не сдерживая эмоций растягивает губы в довольной улыбке. Хочется улыбнуться в ответ, но я не позволяю себе этого.

-- Благодарю. - красивые глаза смотрят на меня с гордостью.

Откидываюсь в кресле, с повышенным интересом разглядывая девочку, что сидит напротив.

-- Завтра заступаешь в операционную.

Даже дыхание задерживаю, наблюдая как выражение безмятежности мгновенно исчезает с её лица.

Удивленно смотрит на меня, но без лишних слов соглашается.

Глава 8

Мила

Постукиваю пальцами по столешнице пока жду, когда приготовят заказанный мною капучино.

Бросаю взгляд на часы.

Семь двадцать утра.

Времени с запасом, но я всё равно нервничаю.

Мысленно тут же возвращаюсь во вчерашний день.

До сих пор не верится, что Караев одобрил меня. И пусть он задавал усложненные вопросы, но ни в одном из них я не почувствовала попытку придраться ко мне. Из кабинета я не вышла, а выпорхнула. От чувства глобального удовлетворения и радости хотелось летать.

Но, конечно, состояние эйфории немного омрачалось его словами о моём назначении. И нет, не в том смысле что я не хочу этого. Хочу, и даже очень. Просто очень волнительно.

Я понимаю, что каждая медсестра, оказавшаяся на моём месте, чувствует тоже самое, и поэтому отношусь к своему волнению как к чему-то неизбежному и естественному.

-- Спасибо. - благодарю я баристу.

Накрываю стаканчик специальной крышкой, забираю и иду к выходу.

В лицо ударяет порыв холодного ветра, стоит мне открыть дверь.

Делаю несколько глотков кофе и ускорив шаг иду в сторону больницы.

Кутаюсь поглубже в объёмный шарф, пытаясь в нём спрятаться от безжалостной зимы. Глаза невольно слезятся от пронизывающего ветра.

Но и у такой погоды сейчас есть положительная особенность – я на время забываю о своих переживаниях, что помогает мне успокоиться.

Но в здание Городской клинической всё равно захожу с ощущением внутренней дрожи. Сегодняшний день должен стать моим первым настоящим испытанием здесь и конечно же сложно думать о чём-то другом.

Следующие несколько часов усиленно заставляю себя мыслить позитивно. Что в принципе у меня неплохо получается.

В операционную вхожу задолго до начала. Проверяю стерильность инструментов, готовлю необходимые материалы и настраиваю оборудование. Всё отточено до автоматизма, все действия выверены до миллиметра.

Но я всё равно чувствую, как меня пробирает мандраж. Стараюсь не поддаваться панике, про себя повторяю все инструкции и протоколы.

Вскоре в операционную входит Караев.

Он как всегда спокоен. Движения четкие и уверенные, взгляд пронзительный и сосредоточенный. Которым он сначала окидывает операционную, а затем переводит на меня. И я чувствую, как в воздухе начинает нарастать напряжение.

-- Готова? – спрашивает он абсолютно ровным голосом.

-- Да. – стараюсь звучать уверенно.

На это он лишь кивнул.

Операция началась как обычная, плановая.

Что удивительно, все переживания что терзали меня всё утро отступили стоило мне стать за операционный стол рядом с Караевым.

Мы все работаем как единый механизм.

Я уверенно делаю всё, что должна делать. Слежу за ходом операции, передаю Караеву инструменты. Его руки двигаются быстро и точно, глаза следят за каждой деталью. Внутренне поражаюсь как он контролирует каждую мелочь.

Не могу не восхищаться им.

В операционной он совсем другой. Не просто хирург, он будто обладает сверхспособностями. Иначе его действия не объяснить. Его спокойствие, уверенность, профессионализм – завораживает всё. Наблюдать за ним во время его работы что-то нереальное…

Но в один момент всё меняется...

В один миг, без предупреждения, всё пошло не так…

Мониторы стали пищать, указывая на то, что показатели пациента резко ухудшились. Его сердце начало биться неритмично, давление упало до критического уровня.

В моменте я чувствую, как по спине пробегает холодок и меня охватывает паника.

-- Реанимация! – властным голосом, в котором нет ни капли волнения, произносит Караев.

Все в операционной действуют слаженно и уверенно.

Анестезиолог-реаниматолог начинает манипуляции с аппаратом искусственного кровообращения, а я, стараясь не поддаваться панике, схватила дефибриллятор.

Караев действует сосредоточенно. Он отдаёт чёткие и лаконичные приказы, его глаза следят за каждым движением, а руки продолжают бороться за жизнь пациента. Он выглядит таким спокойным и хладнокровным, всем своим видом показывая, что всё находится под его контролем.

И я невольно перенимаю его спокойствие. Хотя ещё пару минут назад не понимала, как он может сохранять полное самообладание в такой критической ситуации.

Дальше работаю на автомате, выполняя всё, что от меня требуется.

Помогаю анестезиологу вводить лекарства, подаю Караеву инструменты, слежу за показаниями мониторов. Я, как и вся наша команда, в полной мере ощущаю ответственность за жизнь пациента и осознаю, что каждая секунда на счету.

Сегодня я поняла, что всё что мы делаем в операционной это борьба за жизнь. Это постоянная игра на грани.

И вот, после долгих и напряженных минут, когда стало казаться что время застыло, состояние пациента начало стабилизироваться. Его сердце стало биться ровнее.

Перевожу дух и смотрю на Караева.

Он спокоен, взгляд такой же сосредоточенный.

-- Продолжаем. - ровно и властно.

Я снова полностью включаюсь в процесс, помогая ему закончить операцию...

Когда вижу, как он заканчивает наложение швов, мысленно выдыхаю.

Караев для меня теперь не просто хирург, а герой.

Понимаю, что странно так рассуждать самой будучи медиком, но сегодня позволяю себе маленькую слабость.

После того, как операция завершилась, в операционной повисла тишина.

Мы все выдохнули с облегчением, понимая, что худшее позади.

Чуть позже, в предоперационной, Караев сам подходит ко мне.

-- Ты хорошо справилась. – это становится настолько неожиданным, что мне на мгновение кажется, что я ослышалась. – Молодец.

Смотрю на него забыв как дышать.

-- Спасибо. – искренне благодарю я.

-- Но на следующую операцию ты не заступаешь.

Киваю, не в силах произнести ни звука.

Вот как он так может?

Одной фразой сначала подкинуть до небес, а следующей разбить вдребезги.

Весь остаток дня я хожу сама не своя.

Глава 9

Мила

Не спеша иду вдоль стеллажей супермаркета. Взгляд скользит по рядам ярких упаковок. Разноцветные коробки с хлопьями, стройные ряды консервов, заманчивые баночки с вареньем, всё это складывается в пестрый калейдоскоп.

Задумываюсь, не купить ли сегодня что-то новенькое. Рука тянется к пакету экзотических специй, но в последний момент торможу себя, решая оставить эту покупку до следующего раза, и продолжаю свой неспешный путь по этому продуктовому лабиринту.

Мама любит повторять что я совершенно не умею планировать собственный бюджет. На эту тему я с ней не спорю, потому что в глубине души согласна с данным утверждением, но вслух этого никогда не признаю.

Качу за собой небольшую корзину в отдел бытовой химии и отыскав на полках нужные мне средства, ровным рядом укладываю их в корзину.

Несмотря на будний день, сегодня мой законный выходной, но бесцельно провести его дома желания не возникло.

Проснулась я, к собственному удивлению, рано, но родителей дома уже не было. Папа на пару дней улетел в столицу, в надежде что ему всё же удастся вывести свой маленький бизнес на новый уровень, подписав там какой-то важный контракт.

Мама, устроив себе выходной, на весь день уехала в спа.

Позавтракав, я навела дома порядки, и позже решила выйти за покупками в ближайший к дому супермаркет.

Достаю из сумки мобильный телефон и открыв заметки, пробегаюсь взглядом по списку запланированных покупок. Мысленно выстроив удобный маршрут по огромному залу маркета, направляюсь в отдел фруктов и овощей.

Обычно дома кухней занимается мама. И хоть я с подросткового возраста умею готовить, обычно делаю это по просьбе мамы, либо же под настроение.

Вот сегодня как раз такой день, когда хочется творить.

Засматриваюсь на сочные яблоки, вспоминая бабушкин пирог. Ароматный, с хрустящей корочкой и начинкой, тающей во рту. Сразу захотелось воссоздать это чудо, и я уже представляю, как замешиваю тесто, добавляя те самые специи, которые делали его таким неповторимым.

Вспоминая все необходимые для приготовления сладкого пирога продукты, тянусь рукой к яблокам, но замираю на месте.

Взгляд упирается в Караева, который, судя по всему, читает этикетку на какой-то упаковке.

Быстро отворачиваюсь и иду в другую от него сторону.

Почему он тут?

Район, в котором я живу слишком далеко расположен от центра города и от больницы, в которой мы с ним работаем. Тогда почему покупки он совершает именно в этом маркете, когда вокруг полно других?

Вывод напрашивается сам собой, но я упрямо гоню его прочь.

Может у него где-то рядом родственники живут?

Не знаю почему так остро реагирую на его внезапное появление, и не хочу в этом разбираться.

Бросаю взгляд в корзину.

Купила я, конечно, не всё что планировала, но отчего-то всё желание ходить по магазину пропало.

Пока иду по направлению к кассам успеваю себя мысленно отругать.

А чего, собственно, я шарахаюсь от Караева?

Не много ли чести для него?

И с какой стати я должна идти домой с полупустыми пакетами?

Решительно разворачиваюсь и снова иду в овощной отдел.

Столь импульсивное поведение мне не свойственно и тем неприятнее осознавать, что реагирую я подобным образом только на своего начальника.

Всё внимание концентрирую исключительно на выборе продуктов.

На время даже забываю о неприятном для меня инциденте.

Последним в списке покупок оказывается молоко, поэтому неспеша направляюсь в соответственный отдел. Беру пакет молока и проверяю на нем срок годности.

-- Камила? – этот низкий, чуть хриплый голос я, наверное, способна узнать из тысячи других.

И эта мысль меня раздражает.

-- Что ты тут делаешь? – в его голосе скорее вежливый интерес, чем настоящее удивление.

-- Добрый день, Амир Имранович. – стараюсь ничем не выдать своих эмоций. – Очевидно то же что и вы.

Он бросает короткий взгляд на мою корзину и затем снова смотрит в мои глаза.

-- Ты где-то рядом живёшь? – интересуется он.

-- Да, на Лексина. – отвечаю как есть, потому что скрывать данную информацию нет никакого смысла.

При желании он может узнать это из моего личного дела, хотя странно думать, что у него может возникнуть подобное желание.

-- Значит свой выходной проводишь с пользой. – он открыто улыбается.

Толчок за рёбрами вышибает из лёгких весь воздух. Лицо ошпаривает кипятком.

Удивительно видеть его… таким.

Про себя отмечаю, что за пределами больницы Амир Караев видится мне совершенно другим.

Неожиданно в голову приходить мысль задать ему мучающий меня со вчерашнего дня вопрос. И я задаю его прежде, чем успеваю оценить разумность данного поступка.

-- Почему вы меня отстранили вчера?

О чём жалею практически сразу же.

Ну вот кто меня дернул за язык?

Высший уровень непрофессионализма – обсуждать решения своего руководства в свободное от работы время.

О, боже…

Ну почему рядом с ним мой интеллект падает до нулевой отметки?

Наблюдаю за тем, как он хмурит брови, но при этом улыбка не сходит с его лица.

-- Посчитал, что для твоей первой операции та была слишком стрессовой. И решил, что будет правильным дать тебе небольшую отсрочку как возможность успокоиться. Пусть, возможно, ты думала иначе.

В ушах раздаётся какой-то гул, сердце колотится в горле.

Что?

Почему о таком варианте я даже не подумала?

Губы начинают печь оттого как сильно я их кусаю.

-- Амир, вот ты где. – раздаётся сбоку звонкий голос. – Я тебя потеряла.

Поворачиваюсь и рассматриваю симпатичную брюнетку.

-- Всего хорошего, Камила. – тут же прощается Караев и не дожидаясь моего ответа отходит к брюнетке.

Девушка бросает на меня заинтересованный взгляд, но отворачивается, как только Караев ровняется с ней. Берёт его за руку, и они уходят, что-то увлеченно обсуждая.

Глава 10

Мила

-- Слушай, а ты в курсе, что Алёнка Петренко с главным мутит? – раздается за спиной голос новенькой медсестры Ксении, которая временно заменят Свету.

Понимаю, что обращается она не ко мне поэтому не оборачиваюсь.

Достаю с полки пачку с чаем, бросаю пакетик в свою кружку и заливаю кипятком.

За три месяца работы в Клинической городской я к собственному удивлению немного привыкла к сплетням. Больше не реагирую на них остро, но участия не принимаю.

О том что у медсестры Петренко роман с главврачом, слухи ходят уже пару недель точно.

Я осуждаю её за отношения с женатым мужчиной, просто потому что считаю это неприемлемым. Но своё мнение по этому поводу держу при себе.

-- Да, слышала конечно. – отвечает Инна. – Она ушлая, своей выгоды не упустит.

Мне кажется или в голосе Инны зависть?

О, боже…

Надеюсь, что я ошибаюсь.

-- Она на нашего Караева одно время глаз положила. Кружилась у его ног преданной собачонкой.

-- А он что?

Ловлю себя на мысли что замираю в ожидании ответа.

Инна, видимо растягивая интригу, на некоторое время замолкает.

Делаю глоток горячего чая и подхожу к окну.

Присутствуя при этом разговоре, чувствую себя странно. Сначала накрывает ощущением неловкого любопытства. Как будто подглядываешь в замочную скважину за чужой жизнью. Но потом противное чувство, словно испачкалась, просто слушая это.

-- А он видимо жестко отбрил её, - продолжает Инна, - потому что она в один момент стала избегать его.

От услышанного сердце пропускает удар.

Может ли быть так что я вижу то, чего нет?

Делаю выводы основываясь на своих ошибочных наблюдениях?

Какова вероятность того, что всё совсем не так?

Как тогда в супермаркете, когда я требовала у Караева объяснений почему он отстранил меня от операций.

Даже вспоминать об этом неудобно.

Думала, что чем-то не угодила ему, а по факту с его стороны это было прямое проявление заботы.

Может и сейчас так?

Это началось незаметно.

Сначала я ловила на себе его мимолетные взгляды, задерживающиеся на мне чуть дольше, чем на остальных. Я списывала их на собственное нервное напряжение, на усталость, на что угодно, лишь бы не признавать очевидное.

Потом короткие, профессиональные замечания, но уже не ледяным тоном, а… почти с улыбкой.

«Камила, ты неплохо справились, но в следующий раз зажим держи крепче.»

Или:

«Камила, молодец, продолжаем в том же духе.»

Сегодня, например, он задержался после утреннего обхода. Все уже вышли из палаты, а он всё ещё что-то изучал в истории болезни пациента. Я стала собирать инструменты, стараясь не привлекать внимания.

-- Камила – окликнул он, и у меня внутри все похолодело. – Что с настроением?

Вопрос простой, но задан был так, будто он ждал от меня чего-то большего, чем стандартного «всё хорошо». Словно он хочет быть в курсе того, что происходит в моей жизни.

И каждый раз его взгляд… он стал каким-то… другим…

Подобные мысли не дают мне покоя уже не первый день.

Стоит признать, что слишком явных знаков внимания с его стороны нет. Скорее, тонкие намеки, взгляды, полуулыбки.

И каждый раз, когда Караев смотрит на меня чуть дольше обычного, у меня внутри всё переворачивается. С одной стороны я чувствую смущение и неловкость, с другой – непонятную тревогу.

Я не знаю, что всё это значит.

Может, он просто пытается поддержать молодого специалиста? А может… может, и правда что-то изменилось.

И если это так, то мне совершенно не понятно, что с этим делать.

Сделать ему замечание я никогда не решусь просто потому, что сама до конца не уверена в том, что мне всё это не кажется.

-- Я тут три года работаю и ни разу не видела кого-то более наглого чем Алёнка. Своей жертвой она всегда выбирает-то рыбку пожирнее, да побогаче. – слышу продолжение крайне неприятного мне разговора. - На всё готова лишь бы пристроиться выгодно.

Внутри нарастает дискомфорт от чужого грязного белья, вываленного напоказ, и некоторое отвращение к себе за то, что не прервала этот поток яда и стала невольной соучастницей.

Остается липкое ощущение, что эти сплетни каким-то образом коснулись и меня.

Незаметно делаю глубокий вдох, пытаясь абстрагироваться.

Теплый фарфор приятно греет ладони, а пар от чая мягко обволакивает лицо.

Смотрю в окно, а там… чудо, первые робкие признаки весны.

Ещё серое небо, голые ветви деревьев, но в воздухе уже чувствуется что-то новое, свежее.

Я уже почти допиваю свой чай, когда наконец-таки остаюсь в сестринской одна.

В голову снова лезут мысли о Караеве.

На секунду задумываюсь о том, что всё правда. Что он действительно проявляет ко мне интерес… как к девушке.

Что тогда?

Как нужно поступить в такой ситуации?

Мне даже думать о таком страшно.

И ведь даже посоветоваться на эту тему ни с кем не могу.

Мою в раковине кружку, ставлю обратно на полку и выхожу из сестринской.

До конца рабочего дня осталось чуть больше часа. Плановых операций больше нет, поэтому оставшееся время занимаюсь пополнением запасов расходных материалов и ещё раз проверяю все ли я записи сделала в операционные журналы.

С чувством выполненного долга и предвкушением домашнего уюта переодеваюсь, прощаюсь с девочками и иду к выходу.

Открываю дверь, но выйти на улицу не успеваю.

-- Камила! – от этого голоса дыхание сбивается и воздух с трудом проходит сквозь пересохшее горло.

Оборачиваюсь, наблюдая за тем, как ко мне приближается Караев.

-- Ты же на Лексина живёшь, насколько я помню?

Смотрю на него, совершенно не понимая к чему он это говорит.

-- Пойдём подвезу. – не дожидаясь моего согласия Караев придерживает рукой дверь, пропуская меня вперёд.

Сердце сейчас, наверное, выскочит из груди, так бешено оно колотится.

Глава 11

Амир

Я не знаю, когда это случилось.

Когда меня заклинило на новенькой?

Сам не заметил, как обычная заинтересованность перешла в нечто большее.

Никогда не думал, что подобное может случится со мной.

Камила остроумная, скромная, красивая девушка, с которой приятно находиться рядом. Всё началось с простого интереса, с лёгкой симпатии. Но теперь… всё изменилось.

Сегодня, когда она смеялась над какой-то шуткой одного из пациентов, запрокинув голову вверх, выглядела поразительно нереальной. Волшебной девочкой к которой хочется прикоснуться, чтобы убедиться в том, что она настоящая.

В тот момент я понял, что пропал.

Это уже не просто симпатия, это что-то гораздо большее. Что-то, что меня пугает и одновременно притягивает с невероятной силой.

Влюбленность?

Да ну… бред…

Не верю. Я всегда был прагматичным, рациональным. А тут… какое-то безумие.

Страшно до жути. Потому что понимаю, что ни к чему это всё. Ни мне, ни тем более Камиле, это не нужно.

Но жать на тормоз не получается.

Я всё чаще ловлю себя на том, что думаю о ней. Прокручиваю в голове наши встречи, разговоры, совместную работу. Её робкие взгляды.

Этого не должно было случиться. Не могло случиться. Я, кажется, переступил черту, даже не заметив, когда это произошло. И теперь стою на краю пропасти, глядя в бездну, полностью осознавая неминуемость собственного падения.

Она просто… появилась.

Яркая, живая, настоящая. Она смотрит на мир с таким неподдельным интересом, с такой жаждой жизни, что невольно заражаешься этим.

Последний месяц я только и делаю что контролирую себя, запрещая мыслям утекать в сторону Камилы Коган. Но каждый раз проигрываю сам себе…

Спускаюсь на первый этаж, застёгиваю куртку и закидываю на плечо ремень спортивной сумки. Сегодня один из тех немногочисленных дней, когда я располагаю временем для похода в тренажерку.

Похлопываю по карману куртки, проверяя наличие ключей от автомобиля, когда взгляд упирается в спину выходящего из здания больницы моего персонального безумия.

-- Камила! – зову её прежде, чем осознаю, что делаю.

Девочка оборачивается, и я на мгновение зависаю на ней.

-- Ты же на Лексина живёшь, насколько я помню?

В её взгляде растерянность.

-- Пойдём подвезу. – всем своим видом показываю, что ничего необычного не происходит. Будто я каждый день вызываюсь кого-то подвезти.

А если учесть, что сейчас мне вообще не в ту сторону…

-- Спасибо, Амир Имранович, но я сама.

Я был уверен, что она именно так и ответит.

-- Перестань. Нам по пути. – настаиваю я.

Вижу сомнение в её глазах, но, к моему удивлению, она всё же ровняется со мной и идёт в сторону припаркованного автомобиля.

Кожаная оплётка руля приятно холодит ладони, но это не помогает справиться с внезапно налетевшей нервозностью. Ничего подобного не испытывал уже лет сто.

Запускаю двигатель и включаю негромко музыку, чтобы не повисла совсем уж гробовая тишина.

-- Пристегнись. – прошу я.

Несмотря на полумрак в салоне, от меня не скрывается то, как Камила вздрагивает от моего голоса, что указывает на внутреннее напряжение.

Выезжаю со стоянки, мысленно пытаясь хоть немного понять, что я творю.

-- Нравится группа? – через несколько минут пути, спрашиваю я. - Я как-то услышал их по радио и зацепило. Заморочился тем что скачал их последний альбом на флэшку, чтобы слушать в машине.

Несу полный бред, чувствуя себя сопливым пацаном, который ищет тему для разговора с понравившейся ему девушкой.

-- Нормально. – отвечает коротко, не отрывая взгляда от мелькающих за окном пейзажей.

-- А ты какую музыку предпочитаешь? – не сдаюсь я.

-- Под настроение. - пробубнила в ответ, даже не повернув головы.

Под настроение?

Звучит как похоронный марш всем моим попыткам завязать разговор.

В голове проносятся варианты того почему Камила отказывается идти на диалог. Я ведь не спрашиваю у неё о чём-то личном, хотя очень хочется.

Обычный разговор с коллегой по работе. Что не так?

А может я ей просто не нравлюсь?

Эта мысль неприятно отзывается внутри.

Интересно о чём она сейчас думает?

-- Ты какая-то… грустная сегодня. Всё нормально? - стараюсь, чтобы в голосе не звучало навязчивости.

Я безбожно лгу.

Грустная она только сейчас, здесь со мной.

Она медленно поворачивается ко мне, и мы встречаемся взглядами. На мгновение в её глазах промелькнуло… будто она хочет мне что-то сказать, но тут же исчезло, сменившись привычной отстраненностью.

-- Вам показалось. – сказала отрезала.

Впервые в жизни чувствую себя назойливым придурком, поэтому на время замолкаю, сосредоточив всё внимание на дороге.

Стискиваю руль так сильно, что костяшки белеют. Смотрю прямо перед собой, на бесконечную ленту дороги, и стараюсь не свернуть шею, сдерживая своё желание взглянуть на Камилу. Чувствую её присутствие всем телом как слабый статический разряд, покалывающий кожу.

Тишина между нами давит на барабанные перепонки, заглушая все посторонние звуки. Слышу только глухое урчание мотора и собственное тяжелое дыхание.

Эта тишина хуже любых криков. Она немой укор. Напоминание о том, чего быть не должно.

Я взрослый самодостаточный мужчина, который полностью осознаёт для чего эта девушка сейчас тут…

Я стремлюсь к тому, что в принципе недопустимо.

-- Остановите возле маркета. – нарушает молчание, когда мы въезжаем на улицу соседнюю с Лексина.

Сворачиваю в сторону супермаркета, в котором когда-то мы с ней встретились.

Чувствую, как против всякой логики, внутри нарастает раздражение. Потому что понимаю с какой целью Камила попросила высадить её именно тут.

Это сто процентов правильное решение, но принять данный факт не получается.

-- Спасибо, Амир Имранович. – благодарит, отстёгивая ремень безопасности, как только я останавливаю автомобиль возле центрального входа в маркет. – Но больше не нужно меня подвозить. Не хочу, чтобы начались разговоры.

Глава 12

Мила

В операционной стоит тишина, нарушаемая лишь мерным писком приборов.

Я замираю над инструментальным столиком, ощущая его взгляд. Холодный, профессиональный, совершенно бесстрастный. Взгляд хирурга, оценивающего готовность инструментов. Раньше в нём было… что-то другое. Искра, тепло, едва уловимый интерес. Сейчас - лёд. Уже две недели как.

И это правильно.

Тогда, в машине, хотела ему прямо сказать, попросить держать необходимую дистанцию, но не решилась. К счастью, Караев сам всё понял.

Можно ли это расценивать как то, что до той самой поездки его намерения в отношении меня носили несколько иной характер? Не профессиональный.

Значит я не ошиблась, заметив ранее его интерес?

Поднимаю очередной инструмент и протягиваю Караеву. Он берет его, не глядя на меня. Никакого случайного касания пальцев. Никакого мимолетного взгляда. Ничего…

Каждый удар сердца на мониторе эхом отдается в моей груди. Я подаю инструменты автоматически, словно робот, стараясь не отвлекаться на посторонние мысли.

Время тянется мучительно долго. Сейчас глубокая ночь и мы находимся на экстренной операции. Мне казалось, что я уже привыкла к ночным сменам, но это не так. Каждый раз это даётся не просто.

Напрягаюсь всем телом снова чувствуя тянущую боль в животе. Приходит запоздалая мысль о том, что срок годности съеденного накануне десерта я не посмотрела.

Караев, как всегда, сосредоточен, мышцы напряжены, на лбу привычная складка.

Наблюдаю за тем, как он делает последний шов. Аккуратно, бережно.

Монитор издает уверенный писк. Сердце пациента бьется ровно, сильно.

Дальше следует стандартный протокол завершения операции.

Караев окидывает взглядом всех присутствующих, но на мне его взгляд не задерживается, как было раньше. Он просто благодарит команду. И это все.

Пока выполняю свои постоперационные обязанности, думаю о том какова вероятность что я всё себе придумала?

Что не было у Караева никакого личного интереса ко мне?

Сейчас кажется, что это так и есть. И от этих мыслей становится стыдно. Получается это я позволила себе думать лишнее?

В какой-то момент начинаю злиться на себя за недопустимые мысли о Караеве.

Через некоторое время выхожу из операционной, словно из заколдованного круга. Ужасно хочется спать. Проходя по коридору отделения, бросаю взгляд на настенные часы. Три часа ночи. Мечтаю дойти до сестринской и прилечь на диване.

Живот всё сильнее скручивает спазмами, дыхание перехватывает. С каждым шагом боль становится ощутимее.

В сестринской приглушенный свет и тишина. Сейчас это мой личный оазис. Закрываю дверь, стараясь не создавать лишнего шума. Открываю шкаф, достаю аптечку для персонала и отыскав но-шпу, выпиваю две таблетки и ложусь на диван.

Сжимаюсь в комок, укладывая голову на подлокотник и жду, когда подействует выпитое лекарство. В какой-то момент даже удаётся задремать, но это длится недолго, потому что совсем скоро боль становится настолько сильной что, кажется, будто внутренности сжимаются в тугой узел. Дышать тяжело. Следом начинает тошнить.

-- Господи, как же больно… – шепчу, на грани слёз, уже понимая, что ситуация не так проста, как мне поначалу казалось.

Закрываю глаза, пытаясь справиться с накатившей волной тошноты. Стараюсь успокоиться, дышать глубже.

Осознаю, что нужно как минимум позвать кого-то на помощь, но состояние такое, что даже встать с дивана задача далеко не простая.

Не знаю, сколько я так лежу и сколько времени прошло. Кажется, миновала вечность. Чувствую себя уже немного лучше, когда слышу шаги у двери.

Открываю глаза и наблюдаю за тем, как она открывается. Затем кто-то включает верхний свет. Щурюсь от яркого освещения и вижу в проеме двери Караева.

-- Я тебя разбудил? – осторожно спрашивает он. - Почему ты тут?

Его сейчас мне хотелось бы видеть меньше всего. Ничего ответить ему не успеваю как он, оценив мой вид, снова задаёт вопросы.

-- Камила, что случилось? Тебе плохо?

-- Да, что-то чувствую себя не очень хорошо. – пытаюсь сесть, но он меня останавливает.

-- Не вставай. – приказывает он и подходит ко мне. – Симптомы?

Он касается моего лба ладонью. Его рука тёплая. Несмотря на моё состояние это прикосновение будоражит.

-- Камила. – настаивает на моём ответе.

-- Живот болит. – нехотя отвечаю я.

-- Как давно?

-- Не знаю точно, несколько часов назад началось.

-- Почему ты не обратилась за помощью? – задаёт он резонный вопрос, на который у меня нет ответа поэтому я молчу.

-- Характер боли?

Отвечаю, описывая ему свои малоприятные ощущения.

-- Что у тебя с циклом?

И вот понимаю, что он врач, и вопрос вполне уместный, но чувствую жуткое смущение.

-- Нормально всё. – преодолевая внутреннее сопротивление отвечаю я.

-- Когда была последняя менструация?

О, боже…

Не хочу я с ним это обсуждать.

-- Сейчас середина цикла. – отвечаю, не вдаваясь в подробности.

-- Ложись на спину, ноги согни в коленях и приспусти брюки. – говорит нетерпящим возражений голосом.

Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, пока Караев отойдя к раковине моет руки.

Внутри всё бунтует. Я понимаю, что он собирается делать и от осознания этого становится только хуже.

Мысленно ругаю себя. Чем Караев отличается от любого другого врача? Почему у меня на него настолько неадекватная реакция?

Делаю как он сказал. Ложусь на спину, сгибаю ноги в коленях, но вот с оголением живота медлю.

Караев возвращается к дивану и не говоря мне ни слова, присаживается на его край, касаясь меня своим телом и уверенным движением спускает вниз резинку брюк моей медицинской формы.

Я лежу едва дыша, боясь отвести от него взгляд.

-- Тошнота была? – спрашивает, осторожно опуская свою ладонь на мой живот.

-- Да. – выдавливаю из себя.

Его прикосновение тёплое, профессиональное. Никакой пошлости, только внимание и сосредоточенность. Но даже это легкое касание вызывает во мне дрожь.

Глава 13

Мила

-- Напугала ты нас здорово, Милка. – мама говорит так будто в случившимся виновата я сама. – Знаешь, хорошо, что произошло это тут. А если бы дома? Мало ли как всё могло быть? Руслан Андреевич меня, конечно, пытался успокоить сказав, что твой случай не отличается от большинства других, но я вот прямо по его лицу видела, что он чего-то недоговаривает.

Аккуратно переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.

Я очень сильно люблю свою маму, но иногда её бывает чересчур много.

Чувствую себя так будто меня товарный поезд переехал.

Мама продолжает что-то говорить, но я не вслушиваюсь, погружаясь в воспоминания о событиях сегодняшней ночи.

Первое что вспоминается это моя нелепая просьба, озвученная Караеву.

Я, наверное, должна быть ему благодарна за реакцию, в которой было только понимание и забота.

-- Ну как же я могу в такой момент бросить свою очаровательную коллегу?

Именно так он мне ответил, при этом искренне улыбаясь.

В смотровой он разговаривал с дежурным хирургом о моём состоянии так будто приходится мне родственником.

Караев действительно присутствовал рядом со мной, вплоть до того момента как меня забрали в операционную.

-- Камила, всё будет хорошо. – сказал он и сжал мою ладонь, тем самым выражая поддержку. А я смотрела в его глаза и знала, что будет именно так как он говорит.

Дальше всё как в тумане.

Первое, что я ощутила, окончательно придя в себя в палате – это тупая, ноющая боль в животе.

Она пульсировала с каждым ударом моего сердца, напоминая о прошедшей экзекуции. Стоило мне пошевелиться, и тут же простреливало острой, режущей болью. Кажется, даже дышать было невыносимо.

И ещё жажда мучала. Но даже мысль о том, чтобы напрячь мышцы и потянуться к стакану с водой, вызывала внутренний протест.

Всё вокруг казалось расплывчатым и нереальным. Палата, белые стены, капельница, свисающая над кроватью…

Всё это казалось декорациями к плохому фильму.

Но, к счастью, это всё длилось недолго, и я снова уснула.

-- Ладно, утомила я тебя своими разговорами. – возвращает меня в реальность мамин голос. – Пойду уже, но завтра обязательно буду.

-- Хорошо, мамуль. – не прошу её остаться, потому что действительно хочется побыть одной.

Мама целует меня в щеку, берёт с меня обещание, что я обязательно съем принесённый ею бульон, и уходит.

Поворачиваюсь снова на бок, чувствуя ужасный дискомфорт.

И ведь знаю, что операция, которую я перенесла считается одной из самых простых, но моему телу всё равно, оно не слушается, оно словно чужое, тяжелое и неповоротливое.

Пытаюсь вспомнить, что говорил хирург. Про послеоперационный период, про диету, про ограничения. Но в голове лишь обрывки фраз.

Через несколько минут сама не замечаю, как проваливаюсь в сон…

Следующие два дня проходят для меня под лозунгом - день сурка.

Капельницы, антисептическая обработка шва, сон.

Между всем этим ещё посещения коллег и родственников.

На вторые сутки после операции чувствую себя значительно лучше.

Боль всё ещё присутствует, но уже не такая острая.

Возвращается аппетит. Даже жидкий бульон кажется вкуснее, чем вчера.

-- Привет, ну как ты? – входя в палату спрашивает Инна.

-- Привет. - слегка приподнимаюсь на подушке, усаживаясь поудобнее.

-- Неплохо тут у тебя. – моя сотрудница окидывает взглядом палату.

«Неплохо» это слабо сказано.

Сама не знаю, как так получилось, что меня определили именно в палату класса «люкс». Знаю лишь то, что мои родители не имеют к этому никакого отношения. Но расспрашивать и выяснять детали ни у кого не стала. Убедила себя в том, что это такое проявление заботы со стороны больницы к своим сотрудникам.

Бросаю взгляд на большое панорамное окно, которое занимает большую часть стены напротив кровати. За ним виднеется кусочек города. Вид неплохой, конечно, но сейчас мне совсем не до пейзажей.

Здесь всё есть для комфортного пребывания. Но нет главного – ощущения дома. Это просто дорогая, но всё же – больничная палата. И как же я хочу выбраться отсюда. Хочу домой, в свою уютную комнату, где стены оклеены обоями с цветочками, где стоит старый потертый диван, и висят мои любимые фотографии.

-- Раньше прийти не получилось. На свои выходные к родителям уезжала, а сейчас в смену заступила и сразу к тебе. – будто оправдываясь, говорит Инна.

-- Спасибо. – улыбаюсь.

-- Как тебя так угораздило-то? – она ставит на тумбу объемный пакет и начинает доставать принесённые гостинцы.

Следующие минут десять Инна развлекает меня рассказом как провела выходные в родном городе.

Я же в основном только слушаю её.

-- Пойду уже. – Инна встаёт с гостевого стула, поправляя медицинскую форму.

-- Я сегодня в смене с Имрановичем. – она показательно закатывает глаза, а у меня внутри что-то ёкает от упоминания о нём. – Выздоравливай поскорее и возвращайся в строй.

-- Спасибо.

Инна уходит, а я задумываюсь о том найдёт ли Караев сегодня минутку свободного времени, чтобы зайти ко мне…

Глава 14

Амир

Вдыхаю промозглый воздух и непроизвольно морщусь от пульсирующей боли в висках.

Это осталось от вчерашнего вечера. И ещё горький привкус разочарования, который не смывается ни водой, ни временем.

Захлопываю дверь внедорожника, нажимаю кнопку блокировки дверей и уверенно иду к крыльцу.

Городская клиническая больница.

Мой второй дом.

Автоматические двери разъезжаются, и меня обдает знакомой волной внутренней атмосферы боли, надежды и страха.

Привычным маршрутом направляюсь в раздевалку. Снимаю куртку, вешаю в шкафчик, чувствуя, как усталость давит на плечи, несмотря на раннее утро.

Очередная ссора с женой до сих пор грузом висит на душе, но в этих стенах личные проблемы отступают на второй план.

Прохожу через холл, кивая знакомым лицам. Медсёстры, санитары, другие врачи, все в своей привычной суете. Каждый из нас часть огромного механизма, работающего на благо пациентов.

Взглядом выцепляю новые лица, стажеры. Молодые, глаза горят энтузиазмом, но в них уже видна тень усталости и раздражения. Скоро и они поймут, что медицина это не только благородное призвание, но и адский труд.

Неспеша поднимаюсь в кардиохирургическое отделение. Здесь свой микроклимат. Тут люди борются за жизнь, и каждая победа на вес золота.

Захожу в ординаторскую. Кофе, горы бумаг и полусонные лица коллег.

Привычная картина.

-- Утро доброе, Караев. – здоровается Олег, мой коллега.

-- Доброе. – отвечаю ему, ставлю свою кружку под рожок кофемашины и нажимаю старт. – Что у вас тут нового?

Обычная для всех нас фраза, которую всегда задаёшь после двух и более выходных подряд.

Олег рассказывает о вчерашней операции, о её сложностях и чудесном спасении пациента, находившегося на грани жизни и смерти. Слушаю вполуха, отпивая обжигающе горячий кофе. Как бы цинично это ни звучало, но подобные разговоры давно стали для меня обыденностью.

Чуть позже направляюсь в свой кабинет. Сажусь за стол, просматриваю истории болезни готовясь к обходу.

В голову то и дело лезут мысли о Камиле.

Как она там?

И ведь знаю, что девочка в надёжных руках, а странное беспокойство не отпускает. Она в моей голове. Постоянно. Как заноза под кожей, которую никак не вытащить. Вернее, я и не хочу её вытаскивать… но понимаю, что так продолжаться не может.

Беру в руки историю болезни пациента, назначенного на операцию. Нужно изучить все детали, чтобы основательно подготовиться.

Пытаюсь сосредоточиться, но мысли снова возвращаются к Камиле.

И это ужасно раздражает.

Я не привык отпускать внутренний контроль.

Дальше обход. Слушаю жалобы пациентов, пишу назначения. Вроде бы получается абстрагироваться от всего личного, привычно погрузившись в работу.

Ближе к обеду иду в операционную. Сегодня две мои операции. Шунтирование и замена клапана. Концентрация максимальная. Никаких посторонних мыслей. Только пациент, только его жизнь и здоровье.

Но и тут проскальзывают мысли о Камиле. Вспоминаю, как она помогала мне, ассистируя. Её руки, внимательный взгляд.

Это какое-то наваждение…

Хватит, Амир!

Заставляю себя сосредоточиться на манипуляциях.

Анестезиолог кивает. Пациент готов. Начинаем.

Первый разрез. Скальпель в моих руках продолжение моей нервной системы…

Работаю на автомате выключив все эмоции.

После операции стандартное заполнение документации. Пытаюсь утонуть в цифрах и медицинских терминах.

Уже позже, в своём кабинете набираю Лилю. Игнорирует, не берёт трубку.

Показывает мне свою обиду.

Паршиво, но не испытываю по этому поводу никаких эмоций. Скидываю вызов и кладу телефон на стол.

Откидываюсь в кресле и устало прикрываю глаза.

Я всё чаще стал задумываться о том, что нас с ней вместе держит?

Обязательства? Быт? Совместно прожитые годы? Что?

У меня нет ответа на этот вопрос.

Ближе к вечеру уступаю своему неуёмному желанию увидеть Камилу.

Предварительно заглядываю в больничный буфет, покупаю ей парочку диетических пудингов, мясное суфле и сок. Сразу после иду в хирургическое отделение. Шагая по коридору, стараюсь выглядеть непринужденно. Но внутри шторм.

Останавливаюсь у её палаты и смотрю на дверь, как на портал в другой мир, ей богу…

Идиотизм полнейший.

Что со мной творит эта девчонка?

Её палата индивидуальная, и хоть я не обычный визитёр, но всё равно даю о себе знать и пару раз стучу в дверь.

Вхожу внутрь, не дожидаясь ответа.

Мир мгновенно сужается до узкой полоски света, проходящей между нами. Все звуки глохнут, словно кто-то убавил громкость до нуля.

Есть только она.

И её взгляд, проникающий в самую душу.

Секунда растягивается в вечность. Каждая молекула воздуха сейчас вибрирует от напряжения.

Игнорируя внутренний раздрай, шагаю к кровати. На которой, растеряно глядя на меня, сидит Камила.

-- Добрый день. – стараюсь придерживаться положенного официального тона. – Как самочувствие?

Камила внимательно следит за тем, как я подхожу к столу и ставлю на него принесённый пакет.

-- С аппетитом как? – продолжаю я, словно не замечая некой неловкости, висящей в воздухе.

-- Здравствуйте, Амир Имранович. Всё хорошо.

До зубового скрежета хочется услышать из её уст своё имя. Без положенного по статусу отчества.

Беру стоящий у стены стул, ставлю его напротив кровати и присаживаюсь.

Смотрю на эту милую девочку и пытаюсь хоть немного понять, что со мной творится.

-- Рассказывай, как проходит реабилитация. – усиленно держу маску непринуждённости.

Камила непроизвольно стягивает на груди полы свободной кофты, пытаясь максимально от меня закрыться и начинает говорить.

А я маниакально внимаю каждому её слову.

И совершенно не из-за профессионального интереса...

В какой-то момент кажется, что она видит меня насквозь. Знает все мои тайные мысли и желания.

Глава 15

Мила

Окидываю взглядом палату и убедившись в том, что ничего не забыла выхожу вслед за папой.

По пути прощаюсь с медперсоналом, принимая от них пожелания скорейшего выздоровления.

По правде сказать, чувствую я себя прекрасно, так будто и не было никакой операции. Хотя прошло всего пять дней.

Солнце бьёт в глаза, как только мы выходим на улицу, и я жмурюсь. Позади пять дней проведённых в компании капельниц, таблеток и запаха дезинфекторов. И тоски по домашней еде, любимой постели и… просто тишине моей комнаты.

Папа, как всегда, само спокойствие и забота, держит меня под локоть, контролируя каждый шаг пока спускаемся по лестнице.

-- Осторожно, дочка, не спеши. - предупреждает он, хотя я и так иду, еле передвигая ноги.

Воздух кажется пьянящим, таким свежим и чистым после больничного. Замечаю, что листвы на деревьях за эти дни стало больше. Весна основательно вступила в свои права, хотя тепла как такового ещё не ощущается.

У основания лестницы папа останавливается и оглядывает меня с беспокойством.

-- Ну, как ты? Не кружится голова?

-- Всё нормально, пап. - улыбаюсь ему. – Домой хочу.

И это правда.

Очень хочу.

Он облегченно вздыхает и ведёт меня к машине, припаркованной неподалеку. Наша старенькая, но надежная «хонда» как всегда сияет чистотой.

Папа открывает передо мной пассажирскую дверь и бережно помогает усесться на сиденье. Подкладывает под спину мягкую подушку, чтобы было комфортнее.

-- Так нормально?

-- Да, спасибо, пап. - говорю, устраиваясь поудобнее. – Ты самый лучший.

Он довольно улыбается и закрывает за мной дверь. Затем обходит машину, садится за руль и запускает двигатель.

В салоне пахнет кожей и чем-то родным, домашним. Чувствую себя в безопасности, словно вернулась в детство.

Машина трогается с места, и мы медленно выезжаем с территории больницы.

Я откидываюсь на спинку сиденья. На душе становится тепло и спокойно от осознания что наконец-то еду домой.

За окном мелькают знакомые пейзажи. Солнце, словно решив компенсировать пять дней больничной блеклости, лупит нещадно в глаза.

К моей огромной радости, доезжаем мы довольно быстро. Автомобиль останавливается у ворот родного дома, и я медленно выбираюсь из салона, стараясь не делать резких движений. Ноги немного ватные, но держат.

В следующую секунду наблюдаю за тем, как распахивается калитка и на её пороге появляется мама. В родных глазах целая буря эмоций: тревога, облегчение, радость.

-- Камила! - выдыхает она и бежит ко мне навстречу, словно я с войны вернулась.

Обнимает крепко-крепко, но в то же время осторожно.

-- Привет, мамуль. - шепчу прижавшись к ней и чувствую как ком подкатывает к горлу.

-- Слава богу ты дома. - говорит, гладя меня по спине.

Папа достаёт из багажника сумку с моими вещами и подходит к нам.

Мама отстраняется и оглядев меня с ног до головы, говорит:

-- Мила, какая же ты бледная! Сейчас я тебя откормлю! Пойдём, я тебе супчик сварила. Твой любимый.

Улыбаюсь.

Я привыкла к подобным проявлениям любви от своих родителей. Эти несколько дней их заботы мне особенно не хватало.

Вместе мы медленно идем к дому. Мама бережно поддерживает меня под локоть, папа идёт сзади, неся сумку.

Значительно позже, съев мамин суп и приняв душ, вхожу в свою комнату.

Переступаю порог и словно выдыхаю всё плохое, что накопилось за эти дни.

Свет заходящего солнца струится сквозь кружевные занавески, рисуя причудливые тени на стенах. Фотографии, развешанные на стене в хаотичном порядке, смотрят на меня с улыбками и воспоминаниями. Кровать застелена моим любимым пледом с овечками.

Подхожу к окну.

За ним вид на наш сад.

Сейчас, на своей территории, даю полную свободу своим мыслям.

И перед глазами тут же рисуется его образ.

Сердце сбивается с ритма, от понимания неправильности собственных чувств и эмоций, которые он во мне вызывает.

Я не понимаю, что это.

И мне страшно.

Очень.

Впервые в жизни я чувствую нечто подобное.

Объективно, Караев привлекательный мужчина во всех смыслах. Но есть огромное «но», которое всё перечеркивает. Он не свободен! Получается даже думать о нём подобным образом недопустимо.

Но я ничего не могу с собой поделать…

Это как наваждение какое-то.

Всё усложнилось после его визита. Того… самого первого.

Его взгляды... его энергетика… она каждый раз будто клеймила меня, проникала под кожу, оставляя невидимые отметины.

После этого Караев приходил ко мне ещё пару раз. С позитивным настроем и неизменными вкусняшками. Но я не могла избавиться от внутреннего напряжения в его присутствии. Словно осознавала чуть больше, чем было на самом деле.

Позже мне стало казаться что персонал больницы смотрит на меня с укором.

Ведь всем понятно, что столь частые визиты Караева выходят за рамки обычной вежливости.

Я не знаю, как себя вести с ним дальше.

Как строить общение?

Радует то, что у меня есть две недели чтобы морально подготовиться к следующей встречи с ним в стенах больницы.

Весь остаток вечера я стараюсь больше не думать о нём. И мне это удаётся. Но ровно до того момента как я ложусь в кровать и пытаюсь уснуть.

Перед глазами снова его неизменный образ.

Наверное, самым правильным в этой ситуации было бы поговорить с ним. Сказать о том, что столь близкое общение для меня неприемлемо. Но также я знаю, что вряд ли когда-нибудь решусь на это.

Открываю глаза и смотрю в темноту, когда слышу звук входящего сообщения.

Протягиваю руку и наощупь нахожу на прикроватной тумбе свой телефон.

От пальцев по всему телу идёт электрический разряд, когда я читаю смс с неизвестного номера… и понимаю от кого оно...

Выздоравливай скорее и возвращайся. Не хватает тебя. Сладких снов, Камила. Амир.

Глава 16

Амир

Выздоравливай скорее и возвращайся. Не хватает тебя. Сладких снов, Камила…

Стопорюсь на несколько секунд, раздумывая как подписаться, затем уверенно дописываю …Амир.

Пишу ей с личного номера, который доступен лишь узкому кругу людей. Мне осознанно хочется внести в него и Камилу.

Точного ответа для чего я всё это делаю у меня нет. Вот так. Впервые в жизни действую, не основываясь на доводах разума.

К чему в итоге это приведёт… посмотрим.

Нажимаю кнопку блокировки телефона и отбрасываю его на вторую половину постели.

Я не жду от Камилы ответа.

Уверен, что его не будет.

Задумываюсь о том, что ещё совсем недавно всё было просто. Я знал, чего хочу, к чему стремлюсь. Были цели, планы. И чёткое понимание, что правильно, а что нет.

А сейчас…

Сейчас моя жизнь сплошной хаос. И его причина в том, что я не беру на себя ответственность - принять окончательное решение. Хотя тянуть больше не вижу никакого смысла.

Переворачиваюсь на бок, подпираю рукой подушку и пытаюсь уснуть. Но карусель из навязчивых мыслей бодрит получше самого крепкого кофе.

С Лилей мы давно чужие друг другу люди.

В нашем браке о чувствах изначально речи не шло, но между нами всегда было уважение. Раньше я думал, что этого достаточно для крепкого союза. Как оказалось – нет.

Эмоции, которые у меня вызывает Камила, дали понять, что я не хочу больше жить такой жизнью. Кто-то может сказать, что рассуждать подобным образом предел инфантильности, пусть будет так. Но я хочу позволить себе перестать быть запрограммированным роботом.

Я загнал себя в угол. Знаю.

Сам построил эту клетку и теперь не представляю как из неё выбраться.

Но разве можно отказаться от той, с которой почувствовал себя живым? Молодым? Полным сил?

Иногда кажется, что жизнь это бесконечный бег по кругу, и ты бежишь, бежишь, а цель всё дальше. И вот вопрос: стоит ли продолжать эту гонку, или пора остановиться и посмотреть, что вообще осталось за спиной, пока бежал? Может, самое важное уже пропустил.

Утром, несмотря на выходной, просыпаюсь рано.

Принимаю душ и иду в кухню.

С удивлением замечаю, что Лиля тоже уже не спит. Для неё абсолютно нехарактерно вставать в такую рань. Скорее всего это по мою душу. Неосознанно морщусь.

-- Доброе утро.

-- Доброе. – её голос звучит вполне доброжелательно, но я не обманываюсь.

Беру с полки кружку и, нажав на кофемашине несколько кнопок для смены программы, ставлю её под рожок.

-- Я тебе завтрак приготовила. – слышится за спиной голос супруги.

-- Спасибо. – отвечаю не оборачиваясь.

Дожидаюсь пока наполнится кружка, беру её и сажусь за стол.

Сегодня кофе кажется горьким, хотя обычно оно идеальное. Или это просто горечь внутри искажает вкус?

Смотрю на Лилю через стол, напряжение между нами будто плотная пленка, сквозь которую трудно дышать.

Она ест свой тост, рассеянно ковыряя вилкой в яичнице. Не сказать что обычно за завтраком она болтает без умолку, рассказывая мне о планах на день, нет, но... Сегодня полная тишина. Тяжелая, давящая, от которой звенит в ушах.

Во всей её позе - печаль, разочарование, может быть, даже гнев. Она старается не смотреть на меня, избегает зрительного контакта.

Раньше я мог читать её как открытую книгу. Знал, когда ей грустно, когда весело, когда нужна моя поддержка. Сейчас вижу лишь закрытый фасад, за которым бушует буря.

Лиля делает вид, что ничего не происходит, но я вижу, как дрожат её руки, когда она берет кружку с кофе. Как сжимаются губы, когда смотрит в окно.

Слышу, как тикают часы на стене. Каждый их тик как укол в сердце. Они отсчитывают время, которое утекает сквозь пальцы. Время, которое мы с ней оба упускаем, продолжая играть в семью.

-- Лиль… - начинаю я, но она перебивает.

-- У тебя кто-то появился? – с упрёком стреляет в меня взглядом. – Да?

Что на это ответить?

Понятия не имею…

Потому что сам до конца ни черта не понимаю.

-- Если ты об измене, то…

-- Нет, не об этом. – снова перебивает. - Я знаю, что для банальной измены ты слишком благородный, Караев. – зло усмехается. - Хотя кто знает, может всё было бы намного проще если бы ты просто мне изменил.

Неожиданно.

Я, наверное, никогда не смогу понять женщин.

-- Я же вижу, что всё намного серьёзнее. – продолжает она. – Поэтому повторю вопрос: у тебя кто-то появился?

Делаю очередной глоток кофе и глядя в её глаза озвучиваю очевидное.

-- Ты ведь несчастлива в этом браке.

Внимательно слежу за её реакцией, но её нет. По крайней мере внешне.

-- И кто она? – игнорирует мои слова.

-- Разве это так важно?

-- И давно это у вас?

-- Лиля, прекращай!

-- Интересно было бы взглянуть на неё, чтобы хоть попытаться понять, как ей это удалось. Сделать то, чего я не смогла. – на меня не смотрит. – За семнадцать лет.

Чувствую себя максимально гадко.

Вроде никого не предавал, но ощущение грязи слишком явное.

-- Если ты хочешь развода, то я против, Амир.

Это не становится для меня чем-то неожиданным. Я предполагал, что Лиля никогда не решится на такой шаг. И я понимаю её. Сложно вот так сразу кардинально менять свою жизнь. Но это всё равно придётся сделать.

Ничего не отвечаю, продолжая пить кофе.

-- Поверь, ни тебе, ни, тем более, мне это не нужно. – она отодвигает тарелку и пристально смотрит на меня. – Мы уже слишком долго вместе.

Аргумент не выдерживает никакой логики, но я не спорю. Понимаю, что Лиле нужно пройти все стадии принятия. А для этого нужно время.

-- Этот брак не принёс нам счастья. – говорю как есть.

На что она начинает слишком неестественно смеяться.

-- Караев! Ты ли это? Ты правда заговорил о счастье? Быть того не может. Я всегда думала, что для тебя это пустой звук. Ты же бесчувственная машина! – начинает заводиться она.

Глава 17

Мила

Две недели дома пролетели слишком быстро. Как в тумане. Под одеялом, с чашкой горячего чая в руке и сериалами, от которых, откровенно говоря, уже рябит в глазах. «Больничный» вроде всё равно отпуск, но какой-то вымученный.

А завтра уже понедельник...

В животе поселилась неприятная тяжесть. С одной стороны, я соскучилась по коллегам, по уже ставшему привычным ритму жизни, по чувству удовлетворения, когда занимаюсь любимым делом. С другой – меня парализует страх.

И имя ему - Караев.

Я понимаю, что это максимально глупо, но я боюсь встречи с ним.

До колик под рёбрами боюсь.

Хотя точно объяснить природу своего страха я вряд ли смогу.

Две недели я провела в тесной беседе с собой, анализируя наше с Караевым общение. Насколько я поняла из случайно услышанных о нём разговоров, Амир Имранович далеко не дамский угодник.

Серьёзный, целеустремлённый, властный. Не романтик и не тот, кому нужны интрижки на стороне.

Тогда почему?

Можно тысячу раз убеждать себя в том, что я всё придумала, но то его сообщение с пожеланием сладких снов… его простое Амир…

Разве это не прямое проявление симпатии с его стороны?

В памяти рисуется воспоминание о том, как я трясущимися руками удаляла его сообщение и отправляла неизвестный номер в блок...

Бросаю взгляд на часы. Почти семь утра. Можно было бы ещё поспать, но от внутренних переживаний точно уже не усну.

Встаю с кровати, включаю свет и смотрюсь в зеркало. Бледное лицо, круги под глазами. Вроде бы отдохнула, но почему-то чувствую себя ещё более уставшей, чем до больничного.

Как теперь смотреть в его глаза? После…

Смогу ли я и дальше делать вид, что ничего не замечаю?

Я так надеялась, что эти две недели помогут мне разобраться в себе, понять, как вести себя дальше. Но я только ещё больше запуталась.

Завтрашний день – как экзамен, к которому я не готова.

Экзамен, от которого без преувеличения, зависит моё будущее.

Мне очень нужна эта работа. Год реальной практики, после которой мои шансы поступить на бюджет в Медицинскую академию увеличатся в несколько раз. Именно так утверждает Владимир Аристархович, преподаватель медколледжа, который как никто другой верит в меня. Именно он поспособствовал тому, чтобы после окончания колледжа я работала под руководством Караева.

В бесконечных раздумьях иду в ванную умываться. Привожу себя в порядок и захожу в кухню, которая встречает меня как обычно запахом свежесваренного кофе и утренним светом, пробивающимся сквозь жалюзи.

Родители уже тоже тут. Но стоит мне войти и я понимаю, что что-то не так.

В воздухе висит слишком ощутимое напряжение.

Мама обычно бодрая и улыбчивая по утрам, сейчас молча стоит у плиты, помешивая что-то в кастрюле. Отец ссутулившись, с непроницаемым выражением лица, сидит за столом. Я привыкла к тому, что в это время они обсуждают новости или планы на день. А сегодня полная тишина. Зловещая, давящая.

-- Доброе утро. – здороваюсь, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

В ответ лишь короткие кивки.

Беру кружку, наливаю кофе. Сажусь за стол и пью его, поочерёдно бросая взгляды на родителей.

Память тут же подкидывает воспоминания последних двух недель. Сквозь стены моей комнаты, в ночной тишине, пробивались обрывки их ссор. Раньше такого не было. Никогда. Мои родители всегда были эталоном гармонии, взаимопонимания и какой-то нереальной любви.

А сейчас…

Сейчас они похожи на незнакомцев, живущих под одной крышей.

Что происходит?

Несколько раз я порывалась поговорить с ними, спросить, что случилось. Но меня каждый раз останавливал детский страх. Я боюсь даже думать о том, что мир, который я так люблю, может рухнуть.

Их напряжение, молчание и редкие, холодные взгляды друг на друга – всё это просто кричит о серьёзных проблемах.

Ставлю кружку на стол. Меня тошнит от одной мысли, что этот уютный, родной дом может перестать быть таким.

-- Все в порядке? – спрашиваю, нарушая тишину. Голос проседает, выдавая моё волнение.

Мама вздыхает и оборачивается. В её глазах усталость и печаль. Отец поднимает на меня взгляд, смотрит растеряно и… виновато?

-- Да, милая, всё хорошо. – отвечает мама.

Я ей не верю, но киваю, не желая докапываться до истины.

-- Ты как? Готова вернуться к работе? – меняет она тему, которую я с радостью поддерживаю…

Последнее воскресенье моего больничного проходит в какой-то суете. Вчерашняя свобода и безделье уже не радуют, а завтрашняя перспектива встречи с Караевым давит на грудь неподъёмным грузом.

На улице весна, прекрасная погода. Люди гуляют, радуются жизни. Но выходить из дома совсем не хочется. Остаток дня провожу в домашних заботах.

Вечером спать ложусь пораньше, но уснуть быстро не получается. Снова ворочаюсь, перебирая в голове все возможные сценарии завтрашнего дня.

К собственному удивлению, утро понедельника встречаю уже с более позитивным настроем. На работу собираюсь, стараясь ни о чём не думать, дабы поддержать слишком хрупкое чувство внутренней гармонии.

На работу меня подвозит папа. Обычно он этого не делает, но сегодня, видимо, решил сделать исключение.

Едем молча, слушая тихую музыку по радио. Я смотрю в окно, наблюдая за проплывающими мимо домами, деревьями, людьми.

Подъехав к больнице, папа паркует автомобиль на обочине.

-- Хорошего дня, дочка. – желает мне с улыбкой на лице.

-- Спасибо. – благодарю его и попрощавшись выхожу из машины.

Пока иду ко входу в здание, вдыхаю поглубже, стараясь унять нервную дрожь. Прохладный утренний воздух обжигает лёгкие, но это даже приятно – хоть какое-то ощущение реальности.

Стеклянные двери привычно разъезжаются в стороны, впуская меня в этот знакомый, но будто бы немного чужой мир.

В нос ударяет запах лекарств, хлорки и… чего-то ещё, неуловимо больничного, что въедается в кожу, в одежду, в сознание. Этот запах – как визитная карточка моей жизни. Напоминание о том, где я нахожусь и зачем.