ПЕРЕД ПРОЧТЕНИЕМ:
Дорогие читатели, я приглашаю вас к дальнейшим приключениям главной героини из "Приказано исполнить"! Если вы не читали предыдущие книги из цикла "Женщина-майор", то можете найти их на моей страничке Литнет.
Буктрейлер к "Приказано исполнить: Под прицелом" можно посмотреть в описание к книге.
Главы публикуются 1-2 раза в неделю.
Произведение основано на реальной жизни женщины-майора и написано в жанре остросюжетного современного романа 18+. В нём присутствуют элементы смягчённого насилия и лёгкой эротики. Прошу обратить внимание, что сюжет модернизирован и адоптирован под русскоязычную аудиторию. Иллюстрации от автора. В тексте возможны грамматические ошибки, которые корректируются опосля.
Спасибо за внимание и приятного прочтения! Галеб, 2024
***
Я сидел с бывшей начальницей на кухне и любовался ею – красивой, сероглазой, женственной. Она раскладывала на столе игральные карты в пасьянс, уставшая от собственной истории, которую рассказывала мне третьи сутки. Её нежные пальцы со светлым маникюром вытаскивали карты из колоды неторопливо и элегантно. Король, королева и паж – последние фигуры, что легли друг на друга.
– Мое желание сбудется! – внезапно сказала майор, сложив свой пасьянс.
– А что Вы загадали? – наивно поинтересовался я.
– Чего может хотеться женщине, добившейся всего, лейтенант?
– Любви, семьи, ребёнка – наверное, так.
Она улыбнулась в ответ.
– У тебя есть мороженое на десерт?
– Найдётся! – вскочил я со стула и достал из морозильника форму со сладким. – Солёная лакрица подойдёт?
– Как для беременных? Сладкое с солью? – расхохоталась она, а я замешкался, приняв её ответ за легкую насмешку над моими вкусовыми фаворитами.
– Другого нет, – обиженным тоном оправдался я.
– Давай сюда, и ложку мне подай!
Я сделал, как она велела:
– Могу налить нам коньячка к мороженому.
– Я столько не пью, дорогой. Сказала же, что лишнего вчера хватила ради смелости раскрыть тебе секреты своей жизни. Это было не просто. Теперь ты – тот единственный, который знает обо мне почти что всё.
– Я не просил Вас об этом.
– Это было велением моей души.
– Не понимаю, почему? – поставил я на стол пиалы для десерта.
Ничего не ответив, начальница зачерпнула мороженого прямо из формы, пододвинув её к себе и забыв поделиться со мной.
– За окном метель разыгралась! – глядя в вечернюю мглу и кружащий в ней снег, заметил я бывшей начальнице.
– Да, дорогой, и именно такая погода стояла весь декабрь в том году, когда я выиграла суд над неприятелями.
Я понял, что она решила досказать историю своей судьбы и, закурив в приоткрытую форточку, продолжил слушать.

На назначенную пресс–конференцию пришли все те, кто должен был выступить перед журналистами: я, судебный репортёр, министр с нашим горе–адвокатом и майор с юристом.
Это был первый раз после суда, когда я встретилась с мужем. Отправившись в срочную командировку, он словно скрылся от столичной суеты, готовой упрекать его за прегрешения матери, вычитанные на страницах жёлтой прессы.
– Благодарю тебя, – подошла я к супругу, оставив министра наблюдать за нами из–за жалюзи соседней комнаты.
– Я сделал это ради общего блага. После всех сплетен, написанных о моей семье, поведать правду стало единственным способом счистить с себя налипшую грязь, хотя бы ту, которая была нечестным наговором.
Я провела рукой по кителю майора, но он убрал мою ладонь с груди:
– Тебя чиновник ждёт!
– Когда мы отправимся в ЗАГС на оформление развода? – пропустила я мимо ушей его слова и задала вопрос, волновавший меня. Разводиться с супругом мне не хотелось, но я обещала ему официальную свободу по окончанию суда, и собиралась выполнить обещанное.
«Госпожа, отойдёмте в сторонку!» – прервал беседу его адвокат, тонким движением руки давший понять, что сказанное им не должно быть услышано или замечено министром.
Мы перебрались в дальний угол комнаты, подальше от окон и глаз чиновника за ними.
– Будьте осторожны во всём, что говорите перед журналистами или вне этих стен, когда наедине с министром.
– О чём Вы?
– Я являюсь юристом майора, но в данный момент беседую с Вами, как друг. Я выяснил, кто стоял за утечкой информации до Вашего слушания.
– Это было и так всем известно! Мой театральный адвокат! Сегодня он принесёт свои извинения публично.
– Не сомневаюсь, что он это сделает, да только не по собственной инициативе. Ваш новый мужчина – хороший друг министра культуры и именно оттуда происходит корень зла. Вы понимаете, о чём я? – полушёпотом спросил адвокат.
На следующий день в газетах и новостных телепрограммах появились громкие репортажи, описывающие благородные поступки министра. В каждом заголовке, да и с экранов телевизоров, звучали слова о том, как он взял под свой контроль благотворительный фонд для онкологических больных и о его щедром личном взносе, «ради помощи народу». Роль майора, напротив, свелась к скупым упоминаниям о «сложной семейной истории», в которой он, сын преступницы, был вынужден открыть правду суду, ведь адвокат министра выяснил о записке свекрови и настоял на её огласке перед жрецом правосудия. К тому же, повсюду говорилось о том, что супруг не давал мне развод из жалкой попытки вернуть себе то, что потерял из–за отсутствия смелости в противостоянии властной матери. Единственное, что было донесено до публики верно, так это грешки судьи, майора-юриста, начальника колонии, Пехотинца и покойной свекрови.
– И кто, интересно, стоит за этим враньём? – бросила я прочитанную газету на стол перед чиновником, навесив его в министерстве.
– А что не так?
– Они всё переврали! Твой адвокат не сделал почти ничего, чтоб выиграть суд! Если бы не майор, то я бы проиграла! А мой муж – далеко не слабак! Он не развёлся со мной до суда по той причине, что я просила его защиты от неприятелей, которые могли испортить дело. И он поступил по–мужски, открыв всю правду перед правосудием. Никто не давил на него и не заставлял этого делать! – не умея совладать с возмущением и почти уверенная в том, что министр причастен к искажённым репортажам, высказалась я.
– Журналистам виднее, любимая. Похоже, что твой ненаглядный супруг выглядит в глазах общественности именно таким.
– Он выглядит таким, каким его описали, и описали ложно! К тому же странно, что из целого зала участвовавших в пресс–конференции, ни один репортёр не потрудился осветить истину.
– Истина – понятие относительное. Она у каждого своя. Вот твой судебный журналист обрисовал иное видение суда в своём юридическом журнале, и в нём майор – настоящий герой. Довольствуйся этим, раз тебе так важно, как выглядит твой муж в глазах людей.
– Статью моего журналиста уже успели упрекнуть в необъективном подходе к вопросу, и это по той лишь причине, что он является акционером центра кинологии.
– Так это правда! Он же подкупленный вами с майором, а остальная пресса – государственная.
– А во главе над ними – министр культуры – твой добрый знакомый!
– Ты хочешь сказать, что это я подтасовал репортажи? – нахмурив брови, полу–обиженно спросил меня чиновник.
– А, знаешь, хочу! Я думаю, что это ты сговорился со своим не менее властным товарищем и очернил майора. Вы же соперничаете с моим мужем! Ты можешь отрицать это сколько угодно, но это видно всем, министр! Вы даже на пресс–конференции вести себя прилично не смогли, как два петуха, готовых затоптать друг друга.
– Принцесса, ты оскорбляешь меня, и ради кого – мужчины, который тебя бил, не уважал, и чья мамаша упекла тебя в тюрьму.
– Дело не только в муже, министр, ты не подумал обо мне. Я начинаю работать в его бренде, и беспокоюсь за нашу клиентуру, которая теперь, возможно, поуменьшится. Образ супруга в глазах народа важен мне так же, как и ему самому.
– Я уже говорил, что против того, чтобы вы сотрудничали. Он будет использовать тебя, и отдавать команды, словно одной из своих породистых собак! – с остервенением сказал чиновник.
– Тебя это не должно волновать, раз я сама согласна с ним работать! Ты должен быть на моей стороне!
– Милая, – встал он из–за стола и, подойдя поближе, положил мне руки на плечи. – Я всегда на твоей стороне, но я категорически против, чтобы ты трудилась на того, кто даже семью не смог сохранить, не то что целый бренд. Когда он развалит свой бизнес, ты пострадаешь вместе с ним. Тебя уже не воспримут серьёзно, и в этом не будет виноват никто, кроме тебя самой.
– Я считаю мужа прекрасным руководителем и доверяю ему в ведение дел, – задели меня слова министра.
– Зачем ты говоришь это мне? – хрипло–злобной интонацией спросил он, и я поняла, что перегнула палку, придавшись эмоциям.

– Я просто хочу карьерного роста, и не желаю ждать годы, пока всё будет по закону и порядку.
– Ты знаешь, что я такое порицаю. Всему своё время и всё должно быть честно!
– А я и не хитрю! Муж пригласил меня, имея права нанимать того, кого захочет в частный бренд.
– Не забывай, что разрешение на этот частный сектор внутри государственного ему выдал я. Ты обвиняешь меня в соперничестве с ним, но я всегда поступаю по справедливости. Я посчитал, что породистые псы майора неплохо скажутся на репутации учреждения, а это пойдёт на пользу тебе, – его будущей руководительнице.
– То есть ты позволил майору вести свой бренд ради меня? Так, где здесь справедливость? Это – фаворитизм, которого ты так боишься!
– Я имею полномочия отозвать разрешение, если ты продолжишь ставить мою порядочность под сомнение и оскорблять меня, превознося майора, – жёстким тоном заявил мне чиновник.
– Сделаешь это и потеряешь меня!
– Из–за супруга? – начал он заметно раздражаться.
Оставшиеся до нового года недели были для меня напряженными: я сдавала сессию и вникала в свои новые должностные обязанности. Времени на отдых почти не оставалось, но я была рада тому, что министр отправился в командировку и не мучал меня своим присутствием в нашей квартире. Играть роль любящей и верящей ему половинки мне становилось всё сложней, ведь чувства и доверие к нему почти иссякли. За неделю до праздников на всех прилавках города появился свежий выпуск бизнес–издательства, в котором наш центр кинологии занял два главных разворота. Он получился таким, каким я и хотела его видеть: насыщенным, хвалебным и помпезным. Помимо печатного издания, по телевидению пустили репортаж, записанный на тренировочной площадке. Имя майора и его бренда снова звучали гордо, и это делало меня счастливой. К тому же я и сама была описана почётно: «харизматичная начальница по развитию бренда, – красивая, улыбчивая, молодая».
– Можно Вас на пару слов! – подозвал меня, только приехавшую на работу, временный начальник из министерства.
– Я слушаю! – зашла я в его кабинет.
– Вчера я был весьма удивлён увидеть наш центр по телевизору! Не знал, что сюда заезжали представители коммерческой прессы! Почему вы с майором не обсудили это со мной, прежде чем устраивать показное выступление питомцев?
– Простите, я так редко вижу Вас здесь, что и позабыла о том, что Вы существуете.
– Ваша ирония неуместна! Бренд, являясь частью центра, находится под управлением государства, а я – его представитель.
– Не понимаю, почему предупреждать Вас было столь важно? Репортаж посвящался кинологической линии майора. Оператор почти не снимал обычных должностных собак!
– У частного сектора есть свои ограничения. Вы снимали репортаж на территории государственного кинологического центра, упоминали о нём в интервью, и привлекли к коммерческой съёмке старшего кинолога, который нанят государством.
– Ах, вот оно что! Вам независимые репортёры не понравились!
– Мне непонятен Ваш сарказм по отношению к моей персоне, и думаю, что Вы достаточно умны, чтобы не понимать того, что Вы нарушили регламент.
Я не испытывала неприязни к этому мужчине, ведь он не сделал ничего плохо и, если рассуждать по–честному, был прав, вот только министр стоял мне костью в горле, особенно после того, как воспользовавшись связями, повлиял на государственную прессу, очернив майора. Я срывалась на всё, что касалось чиновника, а временный начальник являлся его подчинённым, вот на него и «посыпались шишки».
– Простите, мой тон и правда неуместен, – взглянула я в его глаза, а он продолжил:
– Я разговаривал вчера с министром. Он тоже не знал о Вашей чрезмерно смелой выходке, и не получал запроса на одобрение съёмок от майора, который стоит во главе частной линии. Тем не менее, было принято решение ограничиться предупреждением на первый раз. Второго быть не должно, иначе мы привлечём комиссию по внутренним расследованиям. Прошу вас принять это во внимание!
– Как благородно со стороны министра! Я учту всё сказанное Вами!
– Вот и славно! Мне также было поручено заняться организацией корпоратива, который состоится перед Новым годом. Дресс–код – вечерний. Приглашены акционеры и сотрудники центра. Справлять будем в этом здание, в приёмной на втором этаже.
– Почему не в столовой внизу?
– Там будет сложнее установить аппаратуру. Министр желает превратить корпоратив в элитный вечер с музыкой, напитками и танцами. Приёмная пустует и места хватит всем.
– Как скажите! Вы же начальник учреждения! – покинула я его кабинет.
Раздражение от этой беседы жгло жарче йода, залившего открытую рану. Я шла к своему кабинету – малюсенькой комнатке в конце коридора. У её двери я обнаружила доставку от издательства: высокую стопку с экземплярами вышедшего выпуска бизнес–журнала, а к ним открытка от девушки–репортёрши: «Спасибо за интервью! Надеемся и на дальнейшее сотрудничество с вами. С наступающими праздниками!». Я улыбнулась и затащила копии в свой кабинет, а после уселась за списки клиентов, которым намеревалась их разослать. Я надписала каждую и приложила записку «от самого элитного кинологического бренда. Подарите своему питомцу шанс стать чемпионом!». Теперь мне оставалось оплатить услуги почты и отправить экземпляры в путь.
– Смотрю, работаешь вовсю, – шутливо заметил, заглянувший ко мне супруг.
– Ты читал журнал?
– Конечно, и передачу смотрел, я же должен был знать, за что заплатил немалые деньги!
– Не начинай скупердяйничать, майор! Согласись, что результат стоил этого вложения!
– Это мы узнаем после рассылки экземпляров. Посмотрим, прибавятся ли новые клиенты и вернуться ли утерянные!
– Как раз рассылкой я и занимаюсь! Вот, оплати почтовые услуги, – протянула я ему счёт.
– Ты разоряешь меня!
Я улыбнулась в ответ:
– Так тебе понравилась статья?
– За исключением того, что ты публично в начальницы центра подалась! Я же просил губу закатать! Центр был, есть и останется моим! Я снова возглавлю его однажды!
– Майор, не придирайся к словам, я тебя очень прошу! Я же упомянула в репортаже, что ты вернёшь себе утерянный трон.
В машине мы ехали молча. Мой муж, сидевший за рулём, был напряжен, как оголённый провод под электрическим током. Адвокат копался в каких–то бумагах на заднем сидении, а я... я испытывала двоякие чувства. С одной стороны, обиду и боль, причинённую мне министром, и дело было даже не в том, что он разлучил меня с супругом, а его способе получать желаемое. Способ – заспинный, гнилой, отвратительный. А ведь когда–то я верила в то, что он защищал меня от побоев и сквернословия майора. Но теперь задавалась вопросом: защищал или играл в защиту? Я поняла, что люди для чиновника – марионетки, бездушные и безвольные. Мне была омерзительна его фальшивость и наигранное благородство. Зато стали ясны слова: «Я тебя спас от мужа». Спас! Героем себя возомнил, как будто я его об этом просила! Обида и злость – вот, что я чувствовала к этому мужчине. С другой же стороны, мне стало спокойно и радостно от того, что, наконец, супруг убедился в моей невиновности перед ним. Я была верна ему в браке, и теперь он это точно знал. И хоть он злился на себя и ситуацию, в которой выглядел глупцом, выставившим меня за дверь, я не считала его таковым, и для меня он был героем. Тем самым, настоящим, сильным и отважным офицером, в которого я однажды влюбилась.
«Майор, притормозите у ЦУМа! Мне нужно в отделение прокуратуры за его углом», – разрезал тишину и скованную атмосферу серьёзный адвокат.
Не ответив ни слова, муж выполнил просьбу, и мы остановились недалеко от главного торгового центра.
– Благодарю Вас за содействие! – сказала я юристу на прощание.
– Не стоит! Вы сами добились признания полковника! Я лишь присутствовал при разговоре. Моя работа с Вашим делом только начнётся сейчас, в прокуратуре.
– Удачи! – улыбнулась я ему, вышедшему из автомобиля. Он кивнул головой и захлопнул дверцу.
В машине вновь воцарилась тишина. Майор прикрыл лицо ладонью, но я заметила, что по его щеке текла слеза.
– Ты плачешь? – уточнила я тихим тоном.
– Куда тебя подбросить? – обтёр он рукой свои щеки и сделал вид, что просто устал.
– Я тоже выйду здесь. У нас корпоратив в конце недели. Хочу пройтись по магазинам и прикупить себе вечерний наряд.
– Тогда выходи! – сухо ответил супруг.
– Послушай, в том случилось, нет нашей вины!
– Выходи, я сказал! Не нужно утешать меня и уж тем более жалеть! Я не жертва и не ребёнок!
– Как скажешь! – понимала я, что разговор не состоится и мужу нужно время, чтоб остыть. – Только, майор, прошу тебя: не вздумай мстить министру! Не сейчас! Помни, что центр кинологии в его руках! Мы всё расставим по местам, но позже! Терпение, ему ты учил меня все эти годы.
– Ты выйдешь из машины или нет?
– Уже ушла! – коснулась я рукой его колена и не спеша покинула салон автомобиля.

Резко нажав на газ, муж тронулся с места, стремясь уехать поскорей от самого себя.
Я чуть улыбнулась вслед улетевшему авто и понадеялась, что он послушает меня и не устроит разборок с чиновником, который должен был вскоре вернуться с рабочей поездки.
Уже включились фонари, и небо окрасилось в розово–синий закат. Я шла по ярким улочкам торгового квартала и наслаждаясь атмосферой декабря. Пушистый снег кружил повсюду и оседал снежинками на шапках и пальто прохожих. Витрины разных магазинов светились огнями гирлянд, а из кафешек доносились новогодние хиты. Ощущение лёгкости и предвкушение праздника наполняли мою душу. Мне было тепло и по–душевному спокойно. «Невиновна, не изменяла и оставалось преданной! Теперь он это знает!» – довольно думала я о своей чести перед майором. Мне было важно выглядеть такой в его глазах и, вот, сомнений в моей верности не оставалось.

На одной из витрин магазинов одежды мой взгляд приковало вечернее платье цвета брусники. Сотканное из шёлка, с открытыми плечами и элегантным разрезом от бедра, оно покорило меня своим великолепием. Цена была не менее впечатляющей, но, получившая свою первую зарплату на новой должности, я впервые могла позволить себе купить что–то шикарное сама. Эта мысль добавляла сладостного волнения, и я отчётливо решила примерить это платье.
Войдя в магазин, я была встречена тоненьким звоном колокольчика, прикреплённого к верхнему креплению двери. Передо мной открылся светлый павильон со множеством светильников, вкрученных в потолок. Там пахло элитным парфюмом, а с заграничного магнитофона звучала классика. Нарядов было немного, как и обычно в дорогущих бутиках. Однако все от знаменитых кутюрье и сшитые вручную. Я слегка растерялась, почувствовав себя неловко в этом храме изысканной моды, и заметив это смущение, ко мне подошла услужливая консультант:
– Помочь Вам выбрать наряд?
– Я уже выбрала! – заулыбалась я, почувствовав себя спокойней. – Можно мне посмотреть то красное платье, что выставлено на витрине?
– Можно не только посмотреть, но и примерить! – взяла она специальный крюк с зажимом, и осторожным движением рук сняла с высокой вешалки наряд.
В примерочной, надев заветное платье, я вдруг ощутила себя особенной, – красивой, достойной лучшего, женственной девушкой, начавшей новую жизнь после того, как засадила основных своих врагов. Наряд лёг чуть выше лодыжек и облегал мою фигуру. Его аккуратные контуры подчеркивали талию и бедра, а изящный разрез приоткрывал мои стройные ноги.
– Я не хотел быть грубым, – шепнул чиновник как насмешку, склонившись к моему уху со спины, когда закончил.
– Мне не было больно, – твёрдо ответила я со слезой обиды на глазах, желая поскорее спустить задранное платье и избавиться от присутствия насильника в квартире.
– Гордая! – убрал он член в штаны и позволил мне разогнуться.
– Не всякая физическая боль доходит до сердца.
– Твоего сердца, похоже, может коснуться только кнут супруга, – сыронизировал министр. – Ну, раз тебе пришёлся по духу грубый интим, то в следующий раз попробуем что–то новое, например, секс в попку.
– Я никогда не занималась таким и не желаю этого пробовать, тем более с жестоким тобой.
– Это я–то жестокий? Принцесса, мне даже странно, что твой неотёсанный пёс не принуждал тебя к аналу.
– Хочешь знать правду? – развернулась я к нему лицом, уже ничего не страшась. – Ты ничем не лучше моего супруга! Вы оба альфа–самцы, не берущие в расчёт мои чувства. Муж так же бесцеремонно трахнул меня на развилке в лесу, как ты только что в этой квартире, только он это сделал неосознанно – пьяным, а ты намеренно – относительно трезвым! И цель у вас была одна – поработить меня, унизить как женщину! На место моё указать! Он «собственностью» меня называл после похорон своей мамы, а ты говорил, что женщин вещью не считаешь! Только, как видно, все твои слова – враньё! Я считала тебя обходительным, интеллигентным, галантным мужчиной, а ты обычный сексуальный извращенец и самовлюбленный актёр, который за кулисами показывает настоящую натуру. Такой же, как твой адвокат! Но ты молодец: маску долго носил, и я не могла отличить её от истинного лица! Майор не такой! Он говорит в лицо всё то, что думает. В нём нет лицемерия и подлости, присущей тебе.
– Мне жаль, что ты потеряла ублюдка, который бил и унижал тебя. Ты же на это за меня обижена! – ухмыльнулся министр. – Однако вернуть тебя ему я не могу. Теперь ты моя, и я люблю тебя до умопомрачения.
– Ты любишь меня не больше, чем победный кубок: красивый, золотой, один из множества на полке достижений. Мой муж был прав, когда говорил, что я для тебя трофей, заполученный в мужском соперничестве.
– Все мужчины – охотники! Мы ценим только то, что смогли завоевать! Женщина – это дичь, которую мы страстно желаем отвоевать у всего мира. Иначе, почему ты думаешь, твой муж так изменился в поведение к тебе? Стал сговорчивым, добрым, в суде защитил? Он чувствует этот момент, когда жертва ближе к другому охотнику, и азартно желает заполучить её в свой трофейный зал. Но если я тебя отдам, то проиграю, а я не умею проигрывать, тем более в любви. Поэтому забудь о муже, дорогая! – коснулся он пальцами моего подбородка.
– А ты хорошо разбираешься в охоте! Скажи, а полковник – он тоже охотник или всё–таки твоя жертва? Не пойму одного: почему он поведал тебе о нашем с майором визите? Ведь ты мог разозлиться на то, что он открыл мне заговор.
– Со старым офицером мы давние соперники в охоте. За территорию, новый трофей, новую дичь! Когда я захотел заполучить тебя, пришлось отнять у него акции центра. За это он был зол, вот и решил воздать возмездие, поведав тебе о нашем постановочном фото.
– Тем не менее между этими двумя вашими битвами, вы как–то умудрились прийти к соглашению против нас с майором.
– Объединил общий враг – твой супруг! Полковника он оскорбил, подставил, разрушил его планы, а мне он просто мешал заполучить тебя. Он был, словно волк, голодный до наших овец. Не обижайся за «овцу»! Это я образно.
Я ухмыльнулась в ответ, давно уже задетая его эпитетами в сторону меня.
– Кстати, о твоём ненаглядном! У меня к тебе одна просьба! – вытащил чиновник бумагу из пиджака и протянул её мне.
– Это заявление на развод? – искривила я рот в удивлении, изучив её.
– Да, на ваш с майором, и все графы я уже заполнил сам, как ты можешь заметить. Осталось только твою и майорову подпись поставить. Отнеси документ супругу, которого видишь каждый день по долгу службы, и пусть распишется! Да поскорей! Видишь ли, мне надоело наше порочное трио! Суд завершён и ничего не мешает вам развестись! Как будет готово – мой нотариус в ЗАГСе расторгнет ваш брак в тот же день. Иначе муж никогда не даст тебе развод и будет находить причины оставить золотую лань оформленной на себя. Я же, как и раньше, желаю жениться на тебе в дальнейшем и жить долго и счастливо вместе.
– По–моему, ты просто жаждешь добить этого волка, который подстрелен тобой, но ещё в силах вернуть себе золотую лань.
– Принцесса, если бы я хотел его добить, то не давал бы разрешения на регистрацию бренда под знаменем государственного центра. Сейчас ты в нём трудишься и дорожишь своей работой. Из–за тебя я дважды нарушил свою мораль и поступил нечестно, сохранив кинологическое учреждение при грубом нарушении регламента. Если ты вздумаешь уйти от меня после этого, я сразу же закрою бренд! Не разведёшься с майором – последствия будут те же.
– Я не пойму одного: как ты можешь во всё горло гласить о правильности и честности, а поступать так лживо и подло?
– Просто я действую по собственной справедливости.
– И в чём она заключается?
– Другим всё достаётся при рождении, как, например, твоему майору офицерский род – это несправедливо. А мне приходится рыть землю руками, чтобы добиться всего. А когда копаешься в земле, то пачкаются руки. Вот я и восстанавливаю справедливость: забираю себе трофеи у тех, кто получил их просто так – без грязи под ногтями, и заставляю белоручек испытать то, что некогда пережил я.
«Ты представляешь, он нагло заявил, что я лжец, врущий любимой женщине! Что мои ценности – невзрачная пыль под каблуками его военных сапог! – «завалился» министр на незваный ужин, и с особым остервенением разрезал то мясо, что я едва успела пожарить. Кровь из бифштекса брызгала по краям белоснежной тарелки, и мне становилось жутко. Я смотрела на этого мужчину, ставшего мне таким чужим и неприятным, и думала, что же со всем этим делать. В моих глазах он был невменяемым человеком, одержимым ненавистью, завистью и своей преувеличенной значимостью. А может, не преувеличенной? Несмотря на смелое выступление майора с очевидными аргументами о его блефе, я не снимала мести с чаши весов, которая могла заметно перевесить. Конечно же, чиновник отрицал, что был мстителен и выставлял уничтожение соперника за справедливость, тем не менее, сердце его было чёрным, а эту темноту я узнавала, ведь сама только недавно погружалась в неё. Это была страшная движущая сила, способная сметать всё на своём пути; она затмевает рассудок и делала из человека зверя, живущего инстинктами и чувствами, и именно таким сейчас и был министр, забывший о манерах и кровожадно жевавший кусок недоготовленного мяса. Понимал ли он сам, что был не прав, что был озлоблен и действовал давно уже вразрез своей игре в порядочного человека? Похоже, что нет. Винивший в своём последнем поражении майора, он позабыл, что существую я, и все его мысли и ощущения вращались вокруг недовольства и злобы. Казалось, мой образ его Принцессы стёрся из головы, освободив там место соперничеству со своим противником. Я стала не женщиной, за которую он был готов сражаться, а оправданием его борьбы с моим супругом, и от меня он ждал поддержки, даже не придавая значения тому, что я была оскорблена и обижена им.
– Что ты молчишь, точно воды в рот набрала? Ты же сама там была! – требовал он диалога, в котором моя позиция уже была предопределена: я должна была быть на его стороне. – Ты слышала, как он надменно обращался ко мне? Ко мне – министру МВД!
– Возможно, он просто защищался, – тихо сказала я.
– Да, да, ты права – он защищался, ведь лучшая защита – нападение! Трясётся сам, как лист осенний на ветру, да только гордость мешает признать, что его центр и бренд в моей власти! Теории мне выдвигал, делая вид, что в голову мою залез и разузнал ход мыслей! Какая наглая самоуверенность на пустом месте! Ничтожество и хам!
– Мой муж – бывший руководитель отдела по борьбе с наркотиками, и чтобы ловить преступников, продумывал стратегии. Именно этот свой навык он и продемонстрировал тебе, строя догадки о твоих намерениях. Это не значит, что сказанное им – есть истина! Я знаю, что ты сильный и властный, – нейтральным тоном разъяснила я ситуацию, пытаясь защитить супруга и убедить министра в том, что я не поддалась на речь майора.
– Да уж, продумать поведение каких–то наркоманов невероятно сложно! Тут требуется сообразительность и ум, которых у майора хоть отбавляй! – с сарказмом заметил чиновник и даже закашлялся от злости, а после налил себе бокал вина и жадно выпил всё до дна.
– Не наркоманов, а хитрых и пронырливых наркоторговцев, плетших преступные сети, в которые, как в паутину попадалась молодёжь, – оскорбилась я за мужа и не сдержалась от комментария.
– Ты что, на его стороне? – напугано взглянул он на меня, и я заметила, как резко ярость превратилась в сильное волнение. Такой резкой смены настроения я ещё не замечала за министром и, если честно, то не знала, как себя вести. Однако расслышав дрожащие нотки в его голосе, решила рискнуть и надавить на то, что его, видимо, пугало. В словах майора о хитрости чиновника, скрывался тот самый рычаг давления, который мне очень хотелось нажать. Я говорю о шантаже, лейтенант: министр боялся меня потерять, тем самым проиграв супругу, поэтому терпел и бренд, и центр кинологии, начальницей которого он клялся меня сделать. Учуяв слабость этого властного мужчины, я решила на неё и надавить, и получить всё то, что и сама хотела. В конце концов, я спала с ним не за красивые глаза, а за мужские поступки, которых ожидала. В последнее время их становилось всё меньше, и я намеревалась это изменить. Конечно же, мой план мог не сработать, ведь я уже упоминала, что помимо амбиций, министр был охвачен чувством мести, и мог разрушить всё во имя её. Однако риск стоил бы результата, и я пошла ва–банк.

– Я на своей стороне! И раз уж на то пошло, то доля правды в словах моего мужа есть. Ты обещал, что сделаешь меня начальницей кинологического центра, но где гарантия, что это случится?
– Да что ты его слушаешь? – нервно стучал он ногой о паркетный пол и протирал платком вспотевший лоб.
– После всего того, что ты сделал: рассорил меня с майором, отсрочил снятие виновности, вступил в заговор со старшим–кинологом, даже о владельце квартиры солгал – у меня нет причин оставаться с тобой. А если вспомнить всё то, что ты заставлял меня делать в постели, то я должна давно покинуть тебя! Однако я здесь, сижу напротив и наблюдаю, как ты ешь недожаренный кусок говядины и обливаешь грязью моего супруга. Ради чего это мне?
– Принцесса, – вскочил он из–за стола и, бросившись к моим ногам, встал на колени у стула, на котором я сидела. – Ты же не думаешь меня бросать?
Его тон сменился на печальный, в чём–то скорбящий, а глаза наполнились мольбой. Руки заметно дрожали, а губы слегка приоткрывались, точно шепча слова заклинаний. Это была третья смена настроения, проявленная им за этот вечер. Чиновник был явно не в себе, но я старалась не думать об этом, а пользоваться моментом:
Весь вечер я смотрела на пакет с таблетками, врученный мне дочерью министра. Смотрела и не знала, как же относиться к этому всему. С одной стороны меня распирала жалость к их семье: к подростку, живущему с отцом, страдающим психическим расстройством, и к самому отцу, зависящему от волшебных пилюль, без которых он был не в состоянии справляться со своими чувствами. С диагнозом мне многое стало понятно, особенно резкая смена его настроения: от жалости к гневу, от ненависти к любви, от благородства к подлости. С другой стороны, я чётко различала помутненный болезнью рассудок и намеренные действия, направленные на зло. Все заспинные заговоры, которые всё это время плёл министр, были спланированы с холодным расчётом. Они не были ни спонтанными, ни импульсивными, и понимание этого было хуже всего, ведь таблеток от зависти и прогнившей души пока ещё не изобрели.
Я залезла в тёплую ванну и опустилась в воду с головой, точно под ней искала покой и тишину, которой не хватало моей женской совести. Она, обретшая возможность говорить, ругала и мучала меня наставлениями. Я чувствовала себя жутко грязной снаружи и внутри. Интим с двумя мужчинами за сутки – это слишком! «Министр заставил меня, насильно заставил!», – оправдывала я своё бесчестие, но совесть убеждала, что я сделала не всё, чтоб избежать такого унижения. Вот только что я могла сделать, чтобы защитить себя, она сказать была не в силах! А майор? С майором я хотела секса! Хотела, только был и меркантильный интерес. Мужчина, сильный и властный, уверенно стоящий на своем, становится слабым и уязвимым во время полового акта. И я использовала это, чтобы упросить супруга избавиться от неприятеля скорей, чем было им задумано. За женщину, за её тело, достающееся и другому, мужчина горы может свернуть. Я это поняла в свои юные годы, и пустила девичьи чары в ход. Оставалось только надеятся, что всё сработает! Майор был не из тех самцов, которые легко ведутся на соблазн и женские мольбы, но, тем не менее, он оставался мужчиной – собственником и эгоистом. И именно на это был расчёт!
Внезапно мне показалось, что кто–то коснулся моего плеча. Испуганно я вынырнула из воды и оглянулась. В ванной комнате я была одна, но чувство... жуткое чувство какой–то угрозы не отпускало мою душу. Вокруг стояла тишина и только звонкие капли воды из приоткрытого крана, стуча, разбивались о воду в наполненной ванне. И больше ни звука! Я протёрла ладонью мокрое лицо и решила закончить водные процедуры. Мне стало страшно находиться одной в этой маленькой комнате, не зная, что творится за её пределами, ведь мне по–прежнему казалось, что в доме кто–то есть, и я должна была проверить это. Накинув банный халат, я вышла в прихожую. В квартире было темно, и только тусклый свет от бра из спальной комнаты тянулся мягкой линией по коридору.
«Лесси, иди сюда, девочка!», – подозвала я питомицу тревожным голосом. Добродушная собачка тут же подбежала ко мне, довольно виляя хвостом. Я чуть поуспокоилась её обычному настрою, и тишина с полумраком, учащавшие мой пульс и сбивавшие ритм взволнованного сердца, теперь казались менее зловещими.
«Это всё нервы, дорогая! Мерещатся черти, хотя они живут внутри людей, а дверь закрыта, и злые люди не пройдут сюда», – рассудила я вслух для услужливой слушательницы. Окончательно выдохнув и рассмеявшись над самой собой, я вошла в спальную комнату, желая одеться во что мягкое и домашнее. С мокрых волос текла вода и, встав у зеркала я стала вытираться, тихонько напевая песенку, что отвлекала меня от недавнего испуга. Внезапно в отражении зеркала я заметила медальон майора, свисавший с ящичка бюро, в котором я хранила нижнее белье и фотографии картин, которыми секретно торговал министр. Эти улики лежали в конверте под кружевной комбинацией, и не были доступны глазу, если только их... не поискать. Сердце забилось в груди барабанной дробью, а дух перехватило. Я подошла к бюро и осторожно выдвинула ящик. Цепочка с медальоном, придерживая им, сползла по боковине, как змея, и с грохотом упала в мои ноги. Я вздрогнула от резкого звука и заглянула внутрь ящика.
Увиденное ошарашило меня и сильно напугало. Я сделала пару шагов назад, но, не заметив ножку кровати, споткнулась об неё и плюхнулась на спину на постель. Пару секунд я вглядывалась в потолок и больно глотала тот страх, что только что пережила. Мои зрачки расширились и, кажется, я даже не моргала.
Конверт с фото–уликами пропал, и стало понятно, что чиновник обнаружил их. И это было страшнее всего! "Что же теперь со мной будет? Что же он сделает со мной?", - разнервничалась я.
Зато в том самом ящичке лежало несколько бумаг, поверх которых – фотография инструктора–кинолога в анфас и профиль, – такая, какую снимают с подсудимого перед судом.
Я встала на трясущиеся ноги и ледяными пальцами достала все бумаги из бюро. Закашлявшись от жуткого переживания, я стала изучать лист за листом. Первым мне в руки попалось распоряжение касательно бывшей начальницы от комитета внутренней безопасности. Инструктора–кинолога обвиняли в утечке служебной информации, приведшей к срыву операции и упущению подозреваемого в деле о контрабанде картин государственной ценности. Однако в связи с её положительными характеристиками судом было принято решение заменить дисциплинарное взыскание в виде лишения свободы на перевод в отдалённый регион для прохождения службы. Бывшую начальницу понизили до помощницы кинолога и сослали на крайнюю точку страны, в морозы, где в суровых условиях севера, она должна была ухаживать за пограничными ищейками.
«Господи, Боже! Господи!», – шептала я сама себе и вглядывалась в следующие бумаги.
Под тем распоряжением лежала расписка, заключённая мною с грузчиками картин, в которой они признавались в порче рамы, а я обещалась молчать, если они не скажут заказчику о разговоре со мной. Напомню тебе, лейтенант, что на тот момент министр не признавался в том, что является хозяином дома, и я не хотела, чтобы он узнал про то, что я раскрыла его тайну. «Теперь чиновник в курсе, что я знала о его владении квартирой и о контрабанде искусства! Какой кошмар!», – схватилась я рукой за сердце. По всей видимости, он обшарил все мои вещи, а не только ящики бюро, и помимо спрятанных фото нашёл в секретере и это соглашение.
Мы ехали в лимузине на корпоративное мероприятие, которое так ждал министр. Днём я отработала смену в центре кинологии, а после работы отправилась домой переодеться на праздник. Чиновник, так же как и я, трудился весь день в министерстве и, переодевшись в торжественный наряд прямо на работе, сел в заранее заказанный лимузин и заехал за мной. После принятия таблеток он стал поспокойнее и даже замкнулся в себе. Немногословный и подавленный собственным внутренним миром, он глядел на меня печальными глазами. Чтобы ублажить чиновника, я одела на шею колье из рубинов, однако платье выбрало своё – то самое, цвета брусники, которое купила на зарплату. Обулась я тоже в купленные вместе с платьем туфли – лодочки на каблуках, которые прекрасно смотрелись на ножках и дарили мне чувство женственности и красоты, в которую я была облачена.
– Ты знаешь историю колье, так элегантно украшающее твою грудь? – уравновешенно спросил министр.
– Ты мне не говорил, только приказывал носить его! – укорила я мужчину в порабощении.
– На одном из балов белокожая графиня появилась с необычным колье из рубинов, цвет которых был столь насыщенным, что гости шептались: «Словно капли крови на снегу». Легенда гласила, что рубины были добыты из далёких земель в ходе жестоких сражений, в которых один из полководцев стремился заполучить это великолепие в качестве трофея для возлюбленной графини. Так, каждый камень хранит в себе память о страсти и, принесённых во имя неё, жертвах. С тех пор колье назвали «Кровавый рубин», и оно стало символом неразрывной связи мужества, красоты и любви. Оно прошлых веков, Принцесса, и я купил его за баснословные деньги, чтобы ты стала ещё красивее, чем есть! Моя любовь и страсть к тебе такого же насыщенного цвета и я готов пожертвовать всем, ради тебя.
Я прикоснулась пальцами к колье и улыбнулась:
– «Кровавый рубин» – прекрасная история любви, только жертв, погибших во имя её жалко.
– Жертвы есть всегда. Есть проигравшие и победители. Последним достается все: трофеи, красота, любовь. Иначе не бывает!

Мы подъехали к центру кинологии, и вышли из лимузина. Стоял морозный предновогодний вечер, и под ногами серебрился снег. Дорога до центра была расчищена не полностью и, держась за руку министра, я обходила ледяные лужи, стараясь не поскользнуться о них в своих неподходящих для зимних прогулок, туфлях.
Наш молодой технарь уже всё подготовил для праздника и в окнах второго этажа мелькали огоньки гирлянд и тёплый свет от купленных заранее светильников. Мы поднялись наверх и были встречены старшим кинологом. Он собирался вниз на перекур.
– Все гости уже собрались! – предупредительно молвил он. – Акционеры в сборе, майор, наш персонал. Только собаки сидят по вольерам.
– Прекрасно, – ответил чиновник. – Начнем торжество незамедлительно!
Мы вошли в приемную, наполненную приглушенным светом. Посередине организовался стол–фуршет: шампанское, закуски–канапе и свежевыжатые соки. Все гости были одеты в вечерние платья и костюмы. Акционеры, сделавшие вклады, как в центр кинологии, так и в бренд майору принадлежали высшему сословью и горделиво расхаживали по приемной, чувствуя себя хозяевами учреждения. Все они получали немалые дивиденды, благодаря собакам супруга, но он оказался в тени министровой славы, ведь центр считался государственным, а построение системы финансов внутри него, мало кого интересовало. По этой причине чиновника приветствовали все и радостно раскланивались перед его деловым величием. Ещё менее заметными, чем муж, были все те, кто работал в стенах учреждения: кинологи, кухарки, наш технарь и Отвёртка, ютились в уголке приёмной, о чем–то разговаривая между собой. Супруг сидел на диване и попивал вишневый сок из узкого стакана. Увидев меня, он встал во всей своей красе. На нём был серый костюм с жилетом и галстуком, сидящий как влитой на развитой груди и широких плечах. «Красивый мужчина, мой муж!», – отметила я про себя и улыбнулась ему.

– Майор, почему при Вас оружие на торжестве? – спросил министр, заметив кобуру с пистолетом на поясе супруга.
– Я имею право носить его, где вздумается.
– Оно выпирает из–под пиджака и пугает акционеров. Я буду вынужден просить Вас снять его и запереть в своем кабинете.
– Министр, на Вас тоже прекрасный костюм и явно очень дорогой. Может, Вы покрасуетесь перед гостями, оставив мой внешний вид в покое.
– Оставьте кобуру в кабинете или покиньте праздник! – стоял на своём министр.
– Всенепременно! – ухмыльнулся муж, проигнорировав приказ.
Я посмотрела на него с мольбой послушаться в глазах. Мне не хотелось, чтобы супруг уходил, ведь даже будучи не с ним на этом новогоднем торжестве, я была счастлива его присутствию. Мои чувства к мужу ожили вновь и стали глубже и крепче, чем когда мы познакомились и съехались. Казалось, после нашей разлуки и я, и он пересмотрели взгляды на брак и совместную жизнь. Мы в чём–то повзрослели и с чем–то смирились, стали ближе и терпимее друг к другу. Во всяком случае, так ощущало нашу связь моё девичье сердце.
Муж с флиртом подмигнул мне и отошёл на разговор с кинологами.
Я сидела в машине скорой помощи рядом с носилками, на которых лежал мой майор. Его лицо было бледным, почти белоснежным, как снег, и каждый вдох давался ему с усилием и трудом. Я сжимала поледеневшую руку супруга, стараясь не выдать своего страха, но внутри меня всё панически тряслось.
– Что с ним такое? Что ему повредили? – спросила я юного медика, в ужасе глядя на одежду мужа, залитую кровью и распахнутую на его груди.
– Вашему супругу лёгкое пулей задело, и он теряет много крови.
– Но выживет? – слёзно взглянула я на молодого медработника.
– Если Вы не будете нас отвлекать! Необходимо оказать ему первую помощь, и мы как раз этим и занимаемся! – сменил он окровавленные бинты на стерильно чистые.
Врач постарше склонился над майором и проверил его показатели. «Пневмоторакс! Срочно стабилизировать! Пункция лёгкого!», – отдал он приказ тому, что был моложе.
Я знала, что это значит, но понимание только усиливало ужас. Я не могла оторвать глаз от того, как врач вставлял иглу в грудь моего супруга, чтобы выпустить воздух. Муж дёрнулся, испытав резкую боль от прокола, но даже не издал и звука. Он всегда был сильным и смелым, но мне хотелось хоть чем–то помочь: «Майор, я рядом с тобой, я здесь, дорогой! Держись! Всё будет хорошо!».
– Господи, да помогите ему уже! Почему он всё ещё так странно дышит? – переключила я внимание на медиков.
– Женщина, мы подъезжаем к больнице, и просим Вас молча подождать. Поверьте, мы делаем всё, чтобы этот мужчина дожил до операционного стола, который уже готовят здешние хирурги! Вы отвлекаете нас своими комментариями и нетерпеливостью!

Вскоре автомобиль скорой помощи остановился у приёмного покоя, двери которого широко распахнулись, и супруга увезли куда–то вдаль по коридору, не разрешив мне проследовать за ним в стерильную операционную. Сердце в груди стучало так громко, что, казалось, его слышали все вокруг. Я подошла к аппарату с напитками и трясущийся рукой попыталась подставить стакан под струю воды, но он выкрутился у меня из пальцев и с треском пластмассы свалился к ногам.
– Девушка, давайте, помогу, – подошел ко мне проходивший мимо врач и, достав другой стакан, наполнил его водой из автомата.
– Спасибо! – ответила я, жадно глотая прозрачную жидкость.
– Что у Вас приключилось?
– В моего супруга стреляли, и он на операции. Ему лёгкое пробили.
– Похоже, Вам и самой нужна помощь! Царапины нужно промыть, а Вас срочно согреть! Вы же замерзли! – потер он мои плечи.
– Со мной все хорошо!
– Не спорьте с представителем медицины и пройдите за мной! – повёл меня парень в свой небольшой кабинет терапевта.
– И чем же занимается Ваш муж, что его с огнестрельным ранением в госпиталь доставили? – накинул он плед на мои плечи и стал рассматривать царапины на теле и лице.
– Он – майор МВД и начальник питомнического бренда в государственном центре кинологии.
– Не знал, что у кинологов такая опасная работа! Ну, максимум, с собачьими покусами мог ожидать, – решил врач разрядить атмосферу слабой шуткой.
– Я не знаю, кто в него стрелял… наверняка не знаю, но у меня есть подозрение, и я выясню верно ли оно.
– Сначала придите в себя и успокойтесь. Я понимаю, что для Вас ранение человека – редкость в будничных днях, но для нас – это обычное дело. К нам доставляют раненных чуть ли не каждые сутки, и я уверен, что врачи спасут жизнь вашего мужа, и Вы скажете ему, как любите и как сильно переживали.
– У меня кроме него никого на этом свете нет! – поделилась я внутренним миром с врачом, ведь мне очень хотелось выговориться кому–то. – Он единственный, кто всегда заботился и защищал, просто делал это в не самой нежной манере. Муж достаточно старше меня, грубоватый, прямолинейный и не терпящий противоречий, но он честный и всегда на моей стороне. Самое обидное то, что я считала его деспотичным, пока не встретила настоящего дьявола во плоти, тирана и Калигулу, с которым встречаюсь!
– Если второй мужчина настолько ужасен, то почему Вы с ним? – чуть ухмыльнувшись, спросил меня врач и прижёг спиртом ранку на лбу, от чего я слегка сморщилась.
– Хочу стать начальницей центра кинологии, и он может это устроить. А вот если уйду, он грозится и вовсе нас закрыть, а полномочия на это у него имеются.
– Простите, но вас, женщин, сложно понять умом! У вас жертвенность ступает рядом с выгодой и расчётом. Порой совершенно зазря! Зачем же мучиться рядом с уродом ради карьерного роста? Бросайте его! В жизни столько других перспектив, тем более для Вас, – красивой и молодой. Зачем Вам этот центр?
– В нашем центре кинологии есть частная питомническая линия моего супруга, где я работаю руководителем по развитию и рекламе. Учреждение целиком и полностью дорого мне! Мне важны наши клиенты и наши акционеры, наши питомцы важны! Я бы хотела возглавить центр и сделать самым элитным во всей столице. Мой муж никогда не согласится, чтобы я заняла позицию начальницы, а вот другой мужчина обещал мне это.
– Простите за лишнюю меркантильность, но Ваш супруг слёг с ранением в лёгкое и на восстановление его здоровья потребуется время. Вам не кажется, что Вы уже сейчас можете занять его позицию начальника и показать себя с хорошей стороны и Вашим клиентам, и акционерам, и прессе, и всем сотрудникам. По–моему, это Ваш шанс без покровителя пробиться в начальницы центра, только начать необходимо с бренда. Просто работайте так, чтобы все перечисленные люди были потом на Вашей стороне. Центр ведь государственный и их голоса, наверное, там будут учтены, а даже если и нет, Вас всегда возьмут на другую схожую работу и у Вас уже будет своя клиентура.
Ночь уже давно опустилась на город, когда я выбежала из подъезда во двор, захватив с собой лишь рюкзак и Лесси, бежавшую рядом. Мы оказались в тёмном переулке, озарённом только тусклыми уличными фонарями. Я хотела скорее убраться оттуда, ведь мне всё казалось, что министр выбежит в поисках нас, и тогда спасения уже не будет. Кашляя от удушья, дрожа от холода и испуганная, я вывела свою любимицу на трассу и притормозила такси.
– Девушка, с собакой в машину нельзя, тем более она у Вас без поводка! В одном ошейнике! – воспротивился шофёр.
– Я заплачу двойную цену! Везите меня скорее по адресу, который я дала!
Мужчина оглянулся и увидел меня в драном вечернем платье, тонком пальто, с царапинами на лице, к которым теперь ещё прибавился синяк на шее. Его глаза увеличились вдвое, и в удивлении приоткрылся рот. Ничего больше не сказав, он завёл двигатель автомобиля и отъехал от пугающего меня двора.
«Мы едем домой, девочка. В наш настоящий дом!» – шепнула я питомице и с облегчением выдохнула.
Мы всё ещё сидели на кухне с бывшей начальницей–майором, и на её плечах лежал тёплый плед, но она вздрогнула и нервно потёрла бедра руками.

– Я немного запутался после Вашего рассказа о разговоре с врачом больницы: Вы были любовницей министра, потому что хотели стать начальницей центра кинологии, а он мог Вам это дать, или потому что он Вас не отпускал, угрожая полным крахом всего, что дорого? – воспользовавшись минутой тишины, спросил я её.
– Поначалу я сошлась с чиновником просто потому, что он мне нравился: галантный, интеллигентный, уравновешенный, но когда мне стали открываться все его грехи: заговор с полковником, нелегальная торговля картинами, ссылка инструктора–кинолога, – я сильно разочаровалась в нём, но к тому времени он уже шантажировал меня и майора закрытием центра в случае нашей разлуки. Уйди я от него, он бы уничтожил и бренд, и центр, потому как обладал полномочиями сделать это. Я объясню тебе ещё раз: отобрав акции полковника, он усилил власть государства над центром. Регламент, финансирование, правление – всё это было в руках министерства. Существовали и акционеры, однако по тому самому регламенту они могли стать царьками частного сектора внутри государственного центра, но принимать решения о судьбе целого учреждения, его работниках, его порядках права не имели. Таким образом, как бы я ни старалась возглавить центр трудолюбием, умом или талантом, без согласия министра, я бы не стала начальницей. Конечную подпись ставил он! Ответ на твой вопрос прост: я оставалась с чиновником, чтобы он не закрыл наше дело и чтобы разрешил мне стать начальницей в свой срок.
– Но после перестрелки Вы всё–таки решились уйти от него?
– Мне стало страшно оставаться с человеком, который мог быть хладнокровным убийцей, заказавшим моего супруга из мужской конкуренции. Пойми, что я не знала истинной цели преступников: выкрасть собаку или, помимо этого, умертвить майора по заказу министра. Тебе бы хотелось жить в одном доме с убийцей? Мне нет, поэтому, придавшись эмоциям, я выбрала расстаться с ним.
– Я понимаю Вас, – осторожно продолжил я расспрос, – но, возможно, будучи женщиной, я сделал бы это втихаря, не раскрывая неадекватному мужчине своих планов! Вы ведь скандал с ним начали со слов «я ухожу от тебя». Прямо в лоб!
– Ты не учитываешь состояние аффекта, в котором я находилась после пережитого! К тому же, уйди я тихо, он бы искал меня повсюду, не понимая, почему я пропала. Мы бы пришли к этой беседе всё равно! Я хотела расставить все точки над «и» без промедлений, и избавиться от него навсегда. Как я уже упомянула, мной двигали эмоции и страх, а они на многое наплевали. Например, на то, что он захочет мстить: закроет наше дело, лишит меня образования, поставит крест на продвижении супруга в МВД.
– Всё то, о чём предупреждал майор?
– Именно! Муж часто говорил мне, что я не думаю, а поступаю импульсивно, и в этом вся моя беда. Тот случай с министром был лучшим доказательством правоты супруга. Я не учла возможных последствий расставания!
– Хорошо, допустим так, но зачем Вы весь разговор с министром, провоцировали его на эмоциональный срыв? Вы ведь знали, что он может вспылить в любой момент! У него же были проблемы с психикой!
– Есть притча про лягушку, переправившую через реку скорпиона, которой обещал не укусить её в обмен на помощь. Однако слово своё он нарушил. Когда же умирающая лягушка спросила скорпиона, почему он так поступил, тот ответил: «характер такой!». Вот и у меня, лейтенант, характер такой: импульсивный, эмоциональный, непокорный. Не умею я молчать, если что–то задело душу, хоть и страдаю за длинный язык всю свою жизнь! Ранение майора стало для меня настоящим потрясением, в котором я винила чиновника, и тем вечером я не смогла молчать, выговаривая ему всё то, что давно накипело.
– Без обид, но я всегда считал Вас спесивой! – легонько засмеялся я, находя в непредсказуемости женщины–майора сексуальность и некую изюминку.
– Ты был прав, лейтенант, но тогда мне было страшно, и я ругала себя за эту спесь, – грустно ответила она, и мне стало стыдно за смех. – Налей нам ещё чая, а я пока продолжу.
Выйдя из такси, я присела на холодную скамейку у заброшенной детской площадки, чтобы чуть поуспокоиться. В голове крутилось нападение на меня министра и его попытки отрицать покушение на майора. Всё это переплеталось с воспоминаниями о муже, его ранении и нашей договорённости о том, что я не буду расставаться с чиновником, пока он не устранит его из центра. Я знала, что муж будет в бешенстве, когда узнает, что я бросила министра раньше времени, и теперь тот, наверняка, закроет центр кинологии и бренд супруга вместе с ним.
Приведя себя в порядок и переодевшись в сменное одеяние, я вышла на прогулку с Лесси, предварительно покормив свою любимицу на собачьей кухне центра. Площадку, наконец, расчистили от снега и ото льда, а погода стала гораздо ласковее и теплей. Мы прохаживались мимо вольеров, где ожидали завтрака лучшие ищейки майорова бренда. Девочка–доберман, заприметив бывшую хозяйку и подругу–овчарку, подбежала к решётке клетки и, радостно виляя хвостом, стала громко и дружелюбно лаять. Старший кинолог отпер замок на её вольере, и, счастливо выпрыгнув на свободу, она бросилась на меня, облизывая мне руки и лицо, а затем увлеклась ритуалом приветствия со своей подругой. Собачьи носы коснулись один другого в знак опознания, а затем доберман по старой привычке ткнула Лесси в бок, на что та ответила прыжком игривого нападения. Я смотрела на двух своих питомец, и моё сердце, как и губы, улыбалось.
– Как Вы? – спросил меня старший кинолог, стоявший рядом всё это время и так же с увлечением следивший за дружеской игрой собак.
– Я настолько в порядке, насколько может позволить сложившаяся ситуация.
Мужчина понятливо кивнул:
– Как держится майор?
– Он перенёс операцию на лёгкое, которое ему прострелили. Сейчас находится в реанимации, но завтра я очень надеюсь повидаться с ним в больнице.
– Ваш муж очень сильный, он выкарабкается, но нам необходимо найти виновного, чтобы такое больше не повторилось. Хотя, чего его искать? Всё же и так понятно! – с ухмылкой на губах сказал кинолог.
– Что именно понятно?
– Коршун, прилетевший к Вам с утра, клюнул майора в лёгкое. Чего тут гадать?! – метафорически обвинил он министра в преступлении.
– Вы бы не отзывались так о главном начальстве! Ещё ничего не доказано!
– И не будет! Он же большая шишка! Кто накажет его за то, что случилось вчерашней ночью или за то, что центр развалил? Кто посмеет указать на его наглую рожу пальцем? – оскалился мужчина, и даже мне стало жутко, отчего я и решила слегка сменить направление беседы.
– Спасибо, что преступников задержали и помогли вернуть ретривера в вольер! Вы поступили как полицейский или частный охранник, а не кинолог!
– Я служивый, я же говорил! И не с таким на службе сталкивался! А вот Вы – настоящая молодец! Вы с успешной скоростью пробили им одновременно переднее и заднее колёса с одной и той же стороны. Это и вызвало дисбаланс, благодаря которому фургон съехал с обочины. Где Вы такому научились? Муж натаскал?
Я ухмыльнулась:
– Я тоже служивая, старший кинолог. Была второй по стрельбе в нашем отряде.
– Вот это да! – искренне восхитился он. – Я думал, Вы просто жена майора… ну, знаете, каких–нибудь голубых кровей.
Я искренне рассмеялась:
– Белоручка?
– Неженка! – рассмеялся и он в ответ.
В этот момент на нас обоих напал нервный хохот, как следствие пережитого стресса и, схватившись, я за живот, а кинолог за колени, мы просто истерически смеялись, привлекая внимания остального персонала на поле.
Внезапно прозвучала сирена, и мы отвлеклись на подъехавшие на стоянку центра полицейские машины. За ними же на территорию учреждения въехала вереница представительных автомобилей с государственными номерами: посередине мощный чёрный джип, охраняемый спереди и сзади тёмными вольво.
– Это ещё кто? – насупилась я.
– Не знаю, но персоны важные, судя по самоподаче! И, видимо, связано это с перестрелкой и похищением ретривера! – ответил старший кинолог и, зазвав Лесси в вольер добермана, запер обеих собак на ключ.

Из правительственных автомобилей один за другим выходили люди в строгих костюмах. На их лицах читалась суровость и сосредоточенность, будто они прибыли сюда не просто разбираться в деле, а вершить судьбу. Первым из джипа вышел высокий мужчина средних лет с тяжёлым взглядом и аккуратной бородкой. Его сопровождающий, сухощавый пожилой человек в очках, тут же подал папку с документами. Остальные государственные служащие держались чуть позади, словно ожидая приказов. В это же время из обычных полицейских машин, выволокли трёх преступников, тех самых, которым не удалось вчера сбежать. Побитые и поникшие, в наручниках, со встрёпанными волосами и в подранных куртках, они едва успевали шагать в такт полицейским, небрежно ведших их под руки.
– Генеральная прокуратура, – коротко представился бородатый мужчина, показывая удостоверение старшему кинологу, отважно пошедшему навстречу нежданным посетителям центра.
– Добро пожаловать... Чем я… или… мы можем быть вам полезны? – растерявшись и чуть напугано, спросил кинолог.
– Сейчас мы сами определим, чем вы можете быть полезны, – отрезал прокурор, окидывая взглядом территорию центра. – Руководство здесь?
– Директор отсутствует, но здесь министр и весь персонал. Акционеров, правда, нет, да и майор – начальник бренда, в больнице, – продолжил старший кинолог, но прокурор прервал его жестом.
«Вызвать на место начальника!», – дал он приказ одному из своих подчинённых.
– Нам нужен дежурный, сотрудники службы безопасности, и те, кто был на смене в момент вчерашней перестрелки. Всех собрать в течение десяти минут. Мы начнём с осмотра территории.
В палате мужа было тихо и спокойно. У его изголовья сидел медбрат. Лицо майора было бледным, но глаза открыты.

— Милый мой, милый, как ты? — бросилась я к нему, не обращая внимания на присутствие персонала.
— Ты цела? Ты сама цела? — спросил он меня поставленным голосом военного.
— Да, со мной всё хорошо, — прощупала я своё тело, словно могла не заметить ранение.
Медбрат дипломатично встал и, покидая палату, бросил напоследок: "только не долго".
Я обняла супруга за шею.
— Мой любимый, как я переволновалась!
— Что у тебя с горлом? — спросил он, заметив мой кровоподтек.
— Ничего, вчера подралась в ходе расследования.
—Подралась, говоришь, — отвернулся муж к окну. — С кем же ты так подралась, что чуть не задушили?
— Любимый, сейчас полиция делает всё, чтобы найти тех, кто это сделал с тобой, — перевела я тему.
— Генеральный прокурор приезжал? — перебил меня муж.
— Что, прости?
— Прокуратура, генеральная?
— Да, приезжала.
— Я на столе оставил отчеты по всем убыткам, что мы несем из—за министра, — нервозно сказал майор. — Они их нашли, эти отчёты?
—Подожди—ка минутку, — изумленно—напугано поднялась я с его койки. — Генеральный прокурор, которого ты давно хотел настроить против чиновника; ключ от клетки ретривера, который у тебя, конечно, имеется; транквилизатор, доступ к которому у тебя тоже есть... Ты же... ты кричал ворам, что до машины бежишь и, видимо, имел в виду, что вреда им не причинишь, что ты не гонишься за ними. Так ведь? Ты заказал их сам! Я права?
— Эти идиоты не должны были стрелять в меня. Только собаку в лес вывезти, где я её сразу же забрать собирался. У них был чёткий план действий, расписанный по минутам, но они нарушили его и получилась накладка. Когда я выбежал из здания, эти бандиты должны были уже отъезжать в своём фургоне, и я бы поехал за ними на своём автомобиле, забрал собаку из леса, а полиции сказал бы, что преступники скрылись, оставив пса на обочине. Мол, испугались... Из-за всего этого шума приехал бы генеральный прокурор и арестовал министра за халатность и за отсутствие корректной финансовой поддержки в центре кинологии, который тот координирует. По этой причине я и оставил отчёты на своём столе!
—Ну ты и говнюк! — разозлись я легонько ударила его по плечу. — Ты хоть знаешь, как я перенервничала?
— Главное чиновника взяли и теперь нас избавят от него! – ответил муж, игнорируя слова о моём беспокойстве.
—Ты ребят наших подставил: старшего кинолога и техника!
— Техник со мной заодно был и за это я расплатился с его долгами.
—Заодно? — ахнула я.
— Да, он по интернету их и заказал по моему приказу.
— Майор, но зачем? Можно же было просто документы в прокуратуру послать, — возмутилась я. — И почему ты мне не рассказал о том, что задумал?
— Я же звонил тебе тем вечером! Хотел обо всем поведать, но ты была занята и, думаю, напугана чем—то. Милая, — провел он ладонью по моей щеке. — Кровоподтек на шее – это ведь не драка, так?
— С чего ты взял?
— Твои слова о драке — самое глупое оправдание синяку такой формы. Думаю, министр издевался над тобой, а ты всё это время мне молчала! Ещё и центр наш забрал! Его было необходимо подставить, да поскорей! Я же объяснял тебе, что отослать документы в генеральную прокуратуру, я смог бы лишь через несколько недель, ведь на всё есть своё законное предписание! Я должен был покончить с чиновником, как можно раньше. Ты же сама об этом просила во время нашей близости! Я исполнил твою женскую просьбу!
Я вспомнила, что, действительно, просила мужа избавиться от министра, как можно скорее, и надеялась, что он исполнит мою просьбу. Я ведь и сексом с ним отчасти из—за этого занялась, уверенная, что мужчины лучше слышат женщину во время полового акта. Только таких последствий я не желала, а теперь винила себя в том, что подтолкнула супруга на этот необдуманный шаг.
— Но не таким же способом, майор! Что мы теперь будем делать? Как выкрутимся из этой западни? Ты бы видел этого прокурора: мрачный, холодный, суровый. Не дай небеса он узнает, что ты сам инсценировал похищение ретривера! — сказала я печальным и напуганным голосом.
— Подсунь ему ключ!
— Кому?
— Чиновнику. Подсунь ему ключ. — и муж вытащил золотистый ключ из кармана брюк.
— Его же обвинить могут!
— А иначе обвинят меня. Выбирай!
После разговора с мужем я стояла у больницы, пытаясь осмыслить всё то, что он мне сказал. «Майор сам заказал нападение на центр, чтобы подтолкнуть прокуратуру к аресту министра? А теперь хочет, чтобы я подсунула этому подонку ключ от клетки ретривера. Я же стану соучастницей преступления!» — размышляла я про себя с панически бьющимся сердцем в груди.
Вспоминая генерального прокурора и его людей, приехавших в наш кинологический центр, мне было страшно исполнять просьбу супруга, и не хотелось снова в тюрьму. Я не могла пойти на такую авантюру, у меня просто не хватало смелости. Но если бы я отказалась подкидывать ключ, то план майора бы рухнул: его бы наказали по всей строгости закона, а вот министра — выпустили.
Я затянула пола пальто, стоя на зимнем ветру и дрожа от холода и страха. Нужно было что—то придумать и действовать. И тогда я вспомнила про Отвертку, и отправилась к нам с майором домой. Открыв ключом дверь, я застала ее сидящей на диване и закинувшей ноги на журнальный столик. Её лицо не выражало эмоций, словно ей все в этом мире было безразлично. Рядом с ее пятками стояла остывшая чашка кофе и ваза с шоколадными конфетами. Знаешь, лейтенант, как бы я ни старалась себя сдерживать, присутствие Отвёртки ву нашей квартире вызывало во мне жуткое раздражение.
— Нам нужно поговорить, — сказала я ей.
— Хочешь, чтобы я съехала?
— Можешь оставаться пока муж в больнице, но мне нужна от тебя услуга! – прямо заявила я.
Допив на кухне чай, я предложил бывшей начальнице, действительно, лечь спать. Она не стала возражать, и мы, как и предыдущей ночью, улеглись с ней на одну кровать. Узкая и одноместная, она не была предназначена для двоих, но именно этим и сближала нас, тесно прижавшихся друг к другу. Майор повернулась ко мне лицом и положила руку мне на грудь:
– Скажи, лейтенант, а ты смог бы полюбить меня по–настоящему, если бы я была моложе? – с лёгкой неуверенностью, но крайним любопытством спросила она.
– Дело вовсе не в возрасте! Мне кажется, я и так в Вас влюблён, – неожиданно для самого себя признался я бывшей начальнице, хотя до этого старался избегать этой щекотливой темы. Возможно, ночная тишина расслабила меня и спровоцировала всплеск волнующих чувств.
– А как же твоя далёкая возлюбленная? – улыбнулась майор. – Рассказал бы о вашей встрече хоть пару слов! Я бы хоть какое–то представление имела о своей незримой конкурентке.
– Однажды на Ближнем Востоке отряд, в котором я служил, попал под обстрел. Она присутствовала там и вела репортаж с места нашего лагеря. Схватив её за руку, я бросился к танку как к спасению, и единственный путь к нему лежал через минное поле. Пробегая по той земле, мы вместе находились на грани жизни и смерти, и в этот момент нашли души и породнились.

– Так это любовь или привязанность, вызванная риском, что вы делили пополам?
– Если меня с возлюбленной соединил демон, присутствовавший там, то это одержимость, а если ангел – предназначение.
– А кто познакомил нас с тобой? – ласково гладя меня по груди, спросила бывшая начальница.
– Судьба. Она гораздо более реальна и преподносит то, что можно ощутить. Я так давно не видел и ничего не слышал о своей избраннице, что мне начинает казаться, будто она была миражом, вызванным контузией, что я получил на той войне. Вы же – настоящая.
Я потянулся к нежным губам майора и страстно их поцеловал. Заведённый прелюдией, я возжелал более глубокого продолжения и крепко прижал её к себе за талию.
– Лейтенант, по–моему, ты просто запутался, поддавшись моему повествованию, – остановила она меня, – и, знаешь, я верю в ангелов и демонов. Если они уже выбрали тебе невесту, то я не хочу оказаться второй, когда они снова вас сведут. Я устала, что мужчины причиняют мне боль, поэтому давай просто спать!
Тяжело дыша и не зная, что ответить начальнице, я пару секунд просто молчал. Она повернулась ко мне спиной и, взяв мою руку, положила её себе на живот, а я нежно прижал её к себе, и мы оба вскоре впали в сон.
Наутро меня разбудил знакомый запах выпечки и ароматного кофе, тянувшийся с кухни. Я улыбнулся и, сев на край кровати, затянул самокрутку – последнюю хранившуюся в пачке, лежавшей на тумбочке.
На пороге спальни появилась майор:
«Доброе утро! Завтрак готов! Заканчивай курить и давай к столу, пока блины горячие и кофе свежий!»
Широко улыбаясь её заботе и женскому вниманию, которое доселе я получал лишь от матери, я затушил сигарету и, натянув штаны и рубашку, отправился на кухню.
– И всё–таки я женюсь на Вас! – С наслаждением уплетал я вкусный завтрак. – Уведу у супруга и замуж возьму! Он всё равно Вас не ценит!
Бывшая начальница громко рассмеялась:
– Лучше слушай историю дальше!
Отвёртки не было уже несколько часов. Я ждала её в доме майора, сидя в гостиной в его любимом кресле. Оглядываясь по комнатам, я вспоминала, как мы жили вместе. Мои воспоминания были и хорошими, и плохими, и просто нейтральными, но я тонула во всех них, теряя связь с реальностью и возвращаясь чуть ли не физически в те ситуации, которые мы с мужем пережили. Одним из самых страшных кошмаров, пришедших мне на ум, была та ночь, когда он побил меня на нашей постели. За этими мыслями пришли воспоминания о его измене с Отвёрткой, о моей свекрови, тюрьме, домашней работе, которая должна была быть выполнена идеально. «Нет, здесь я точно не останусь жить! Буду искать что–то своё, как и планировала!», – решительно сказала я вслух и постаралась больше не глядеть по сторонам, а всматриваться в голубизну небес, которые мне было видно из окна.

Лесси пока оставалась в центре кинологии в одном вольере с доберманом, куда её запер старший кинолог, когда приехала комиссия. Я решила, что это неплохо, ведь первым делом мне было необходимо найти пристанище, а уж потом привести и её в наш новый дом. Кроме того, я не решалась забрать свою любимицу из центра, пока прокуратура вела расследование по делу о ретривере и моём муже. Я ведь рисковала, подбрасывая ключ, пусть даже не своими руками, и мне было страшно подумать, что Лесси осталась бы одна в случае моего ареста. Эксперт–кинолог, нанятый майором, был вовсе не против присмотреть ещё и за ней, правда, взамен на денежное вознаграждение, которое я ему пообещала, позвонив в центр по телефону. За свою питомицу я могла не беспокоиться.
Внезапный скрип входной двери заставил меня вздрогнуть. Отвёртка, наконец, вернулась, и её глаза горели азартом, который я давно не наблюдала.