– Поздравляю, фройляйн Ланге! Вы будете работать секретарем герцога Рейса.
Светящееся счастьем лицо герра Хоффмана, ректора Академии Шести Элементов, могло ввести в заблуждение любого другого выпускника, но не меня.
– Каким еще секретарем? – голос немедленно спустился до шипения. А хорошее настроение, бывшее у меня с самого утра, улетучилось. – Для меня уже зарезервировано место аспирантки на кафедре Рунологии! Профессор Шмидт обещал, что я смогу вести семинары с осени!
Распределение, происходящее в конце учебы, казалось простой формальностью. У меня уже все было заранее спланировано и оговорено. Я что зря три года обхаживала старика-декана?! Ну, уж нет!
– Фройляйн, вы даже не представляете, как вам повезло! – ласково заговорил ректор, поглядывая на меня с оттенком покровительства и превосходства. – Герцог искал лучшего студента именно с кафедры Рунологии. И мы, конечно, предоставили ему личные дела пяти наших студентов. Но вы! Ваши успехи и работы покорили герцога с первого взгляда! Вы даже не представляете, насколько щедрый контракт он вам предлагает!
– Не нужен мне никакой контракт! – вскакиваю со стула и нависаю над ректорским столом. – Я не собираюсь тратить время в приемной какого-то аристократа, ведя его переписку! Меня ждет карьера!
Будущее, ради которого я и поступила в проклятую Академию! Три года! Три года ожидания выпуска ради места на кафедре! И теперь все псу под хвост из-за какого-то герцога?!!
– Фройляйн Ланге! – ректор тоже завелся и встал. Рост у него был небольшой. А вот тело объемно. Он выпятил вперед пузо словно щит и надул щеки, как всегда бывало, когда герр Хоффман хотел кого-то отчитать. – Напомню вам, что вы говорите о герцоге Рейсе, незаконнорожденном сыне Его Императорского Величества Георга Второго! Подумайте, какие перспективы вам откроются, когда вы завершите контракт!
Давлю желание зарычать от злости. Не волнуют меня эти проклятые перспективы! Мне нужна кафедра! И место аспирантки!
– Герр Хоффман, я все понимаю, но у меня уже были договоренности.
Нужно говорить медленно и вежливо, рассудительно, чтобы донести свою мысль до собеседника. Стоило сразу говорить именно так, но эта новость выбила меня из колеи. Все казалось давно решенным!
– А теперь у Академии договоренность с герцогом! – шепотом рявкнул ректор и наклонился вперед, заговорив быстро и хмуро: – Мы обязаны предоставлять магов по заявкам титулованных семей империи. Если Академия не выполнит свои обязательства, она лишится покровительства, и студенты отправятся обратно. В те провинции, откуда приехали. Поэтому, фройляйн, настоятельно рекомендую вам согласиться и подписать контракт. Отработаете год, а потом поступайте обратно на свою кафедру. Место вас точно дождется!
Это он намекает, что рунология никому не интересна? И не нужна? Просто одаренные элементалисты не в состоянии оценить ее преимущества!
Медленно вдыхаю и выдыхаю. Выпрямляюсь, разглаживаю складки на платье.
– Хорошо, герр Хоффман, – улыбаюсь, как учила бабушка, нежно и ласково. – Вы правы, я подпишу контракт. Приношу свои извинения за эту сцену.
– Так бы сразу, – ректор пододвигает ко мне стопку листов и новомодное самопишущее перо. – Прошу, фройляйн.
Ставлю размашистую подпись в конце, быстро пробежав глазами текст и найдя то самое место, которое меня интересовало. Любой договор можно расторгнуть. И я буду не я, если не заставлю герцога это сделать…
Проснулся Герхард в превосходном настроении. Сегодня к нему, наконец-то, придет новый секретарь, и начнется работа. Конечно, девушку сначала придется проверить в деле, но, учитывая ее оценки и самостоятельные работы, проверка будет формальной. Скорая работа над проектом, который приходилось откладывать снова и снова из-за отсутствия нужного специалиста, вдохновляла больше, чем возможная прибыль. Кажется, в последний раз он испытывал такой подъем, когда получил первый патент.
Герхард громко отфыркивался, плескаясь в умывальнике и приводя себя в порядок. Даже начал напевать, пока не отвлекся на бритье. А закончив с утренними процедурами, вернулся в спальню, куда расторопный камердинер уже подал завтрак и утреннюю газету.
– Ваша Светлость, приготовить вам домашний пиджак?
– Нет, Гюнтер, сегодня я хочу выглядеть более официально. Остановимся на дневном костюме. Сером.
– Как прикажете.
Камердинер с поклоном удалился в гардеробную, а на кровати послышалась возня. Когда Герхард обернулся, из-под одеяла как раз показалась растрепанная черноволосая голова.
– Который час? – Милисент сонно прищурилась, переворачиваясь на бок и устраиваясь в обнимку с подушкой.
– Половина восьмого, дорогая.
– Элементали, Герхард! – женщина уткнулась в подушку лицом и застонала. – Ненавижу тебя!
Герцог усмехнулся и наполнил чашечку ароматным кофе, добавил в него свежих сливок и ложечку сахара. А затем применил силу, направляя потоки воздуха так, чтобы аромат наверняка достиг кровати и забрался под одеяло. Милисент снова завозилась. На этот раз из-под одеяла показалась изящная ручка и белое плечо.
– Ты со своей любовью к ранним подъемам просто невыносим! – приглушенное подушкой ворчание напоминало разбуженного посреди зимы медведя.
– У меня еще есть булочки с корицей. Свежайшие! И масло. Как ты любишь, со специями.
Женщина снова оторвала голову от подушки и с тяжелым вздохом перевернулась на спину, устраиваясь удобнее, чтобы заняться завтраком. Герхард как раз закончил сервировать поднос и переставил его на кровать. Свою половину он оставил на столике у окна.
– Чем сегодняшний день отличается от других? – смирившись с пробуждением, Милисент аккуратно взяла в руки чашечку кофе и сделала первый глоток. Чтобы проснуться окончательно ей потребуется не менее двух порций. В обычное время она вставала ближе к обеду, да и ложилась далеко за полночь, предпочитая ночной образ жизни.
– Ко мне приходит новый секретарь.
Герхард с улыбкой принялся разрезать колбаски, в отличие от любовницы он предпочитал начинать день с плотного приема пищи.
– Ах, да… Та девочка. Юное дарование в рунологии.
Милисент усмехнулась, и серые глаза блеснули лукавым огоньком.
– Ничего не хочу знать, – сразу же отрекся герцог. – Тайная полиция уже проверила все, что можно. Если ее одобрили, никакие сплетни меня не интересуют.
– Как скажешь, дорогой, – подозрительно легко согласилась Милисент, полностью сосредоточившись на булочках и масле.
– Ваша Светлость, костюм готов, – Гюнтер появился в дверях гардеробной. – Доброе утро, фрау Шнайдер.
– Доброе утро, Гюнтер, – ему женщина тоже улыбнулась, ничуть не смущаясь внешнего вида. За пять лет все слуги в доме привыкли к периодическим визитам Милисент и воспринимали ее, если не как хозяйку, то как неизбежную часть его жизни, без которой не проходит ни одна перемена. Как, например, назначение секретаря.
Камердинер оставил их вдвоем, и Герхард сосредоточил все внимание на безмятежной любовнице, выглядевшей слишком довольной.
– Если бы с ней что-то было не так, ее просто не допустили бы ко мне… – озвучил он очевидную мысль, отодвигая пустую тарелку и переключаясь на кофе.
– Конечно, не допустили бы. Не переживай, милый, тебе здесь совершенно не о чем волноваться. Это всего лишь сплетни. К тому же даже не о девице, а о ее предках… А старые скандалы тебя никогда не волновали.
Герцог вздохнул спокойнее. Если речь всего лишь о паре скандалов, в которых замешаны родители девушки, ему совершенно нет до них дела. Она закончила Академию, которая трясется над своей репутацией, значит, ничего серьезного там нет. И быть не могло. А все остальное неважно. Будущее – вот что имеет значение.
– Надеюсь, ты не переживаешь, что со мной в доме будет жить юная девица? – как можно равнодушнее спросил он. Не то, чтобы Милисент была ревнива, но иметь разногласия по такому пустяковому поводу не хотелось бы.
– Я? – женщина звонко рассмеялась, а потом взглянула на него со смесью снисходительности и умиления. – Герхард, я переживаю только о том, чтобы ты сам не испытывал неудобств от нахождения в доме юной особы. Современные девицы, они, знаешь ли… на многое способны. Ты ведь нас познакомишь?
Она протянула ему пустую чашечку, которую герцог поспешил наполнить кофе и сливками. Предложение вызвало в душе слабый протест.
– Не сразу. Нужно же дать ей время освоиться и привыкнуть. Да и… ты же никогда не проявляла интерес к моим экспериментам. Зачем тебе?
– Эксперименты меня не волнуют, тут ты прав… А вот люди… Прости, но ты никогда не умел в них разбираться.
Герхард нахмурился и вернулся к кофе. Разбираться в людях… Стихии намного интереснее и многограннее. К тому же, они не врут. Просто скрывают. У каждой есть секрет и ключ к нему. Нужно только время, чтобы разобраться. Разобрался же он с Тьмой, которую веками считали практически бесполезной и даже опасной. Его эксперименты наглядно доказали, что вся опасность исходит лишь от незнания. И что даже Тьму можно приручить.
– Ну, не хмурься, – Милисент, как всегда, почувствовала перемену в его настроении. – Пока у тебя есть я, никакие юные девицы тебе не страшны.
Герхард невольно улыбнулся. В этом он был абсолютно уверен.
Юное дарование позволило себе опоздать на десять минут. Еще немного, и герцог посчитал бы это оскорбительным, но сегодня он был готов простить мелкий проступок. Перспективы. Его влекла близость осуществления детской мечты, поэтому когда дверь кабинета распахнулась, Герхард не сразу понял, что находится перед ним.
Его Самодовольную Светлость хотелось придушить. Или хотя бы исполосовать ногтями лицо. Алые царапины на бледной коже будут особенно заметны. Но… Вести себя нужно прилично. Пусть даже этот высокородный аристократишка и подловил меня на глупости. И ведь как мастерски! Скотина.
Изобразив на лице выражение, которое бабушка называла «высокородная гордость», я задрала нос повыше и со всей возможной вежливостью выдала:
– Ваша Светлость, не соблаговолите ли вы мне помочь?
Герцог широко и как-то совершенно не аристократично улыбнулся, сверкнув темными глазами, а потом в пару шагов оказался рядом. Протянул руку жестом, явно отработанным с малых лет в классной комнате с личным гувернером и отдельным учителем по этикету. В меня же всю эту сложную и крайне неудобную мишуру вбивала бабушка. Позорить ее не хотелось, поэтому пришлось опереться о ладонь и, аккуратно подобрав подол, спуститься на подоконник, затем на стул, и только после этого на пол, где еще несколько минут потребовалось нашаривать туфли и вставлять в них ноги.
Все это время бастард императора молчал и терпеливо ждал. Вот, что значит, воспитание. Я бы сдержаться не смогла.
– Как вам удалось?
Как только я привела себя в порядок, герцог сразу же развернулся к окну, уставившись на него с жадностью голодного элементаля. И без того худое и узкое лицо хищно заострилось, сделав его похожим на ястреба.
– Поправить сигнализацию? – подняла взгляд на окно, вдоль верхней планки которого теперь плавно колыхалось сигнальное плетение, видимое только магам. – Да здесь формула столетней давности! Роза ветров с тех пор изменилась несколько раз из-за застройки столицы! Почему вы раньше мастера не вызвали?!
Раздражение от собственного разоблачения выплеснулось возмущением, от которого голос опасно взлетел, становясь похожим на писк. Пришлось замолчать и прочистить горло. Внутри все клокотало от злости. Мало того, что этот… плод любви и страсти не повелся на мои уловки, так еще и искренне не понимал, откуда взялся изъян! А я уже успела подумать, что он все подстроил…
– Роза ветров? – переспросил маг, переведя взгляд на меня. Между темных бровей у него залегла складочка. Неужели, и это объяснять придется?
– Роза ветров – стандартное направление воздушных потоков в отдельно взятой местности в определенное время года.
Сдерживаться и не визжать становилось все сложнее. А ведь его еще и считают гением! А как ректор соловьем заливался, расписывая перспективы! Элементали, да отсюда бежать надо, и плевать на туфли!
– Я знаю, что такое «роза ветров», – спокойно ответил герцог, не выказывая ни малейшего возмущения по поводу тона, который я себе позволила. – Но не совсем понимаю, на счет связи с сигнализацией. Можете объяснить? Никто до вас просто не брался ее исправить.
То есть, как это, никто? Я взглянула на окно, потом на его хозяина, пытаясь понять, где он надо мной издевается. Мужчина выглядел серьезным. И заинтересованным. А уж искренний интерес подделать трудно. Или он гениальный актер, или говорит правду.
– Я конечно понимаю, что хороших рунологов мало, но в столице же есть специалисты. Они что, не видели, где ваш дом стоит?
– О, поверьте, я их приглашал даже сюда непосредственно, чтобы они не только посмотрели, но и послушали. И никто. Ни один не взялся исправить дефект. А я предлагал немалые деньги.
Про деньги мог бы и не говорить. И так ясно, что даже незаконнорожденный сын императора ни в чем не нуждается, и привык все и всегда покупать. Ладно, здесь стыдиться нечего. Дефект я исправила, значит, могу рассчитывать на соответствующую плату. И рекомендации. И, может быть, получится договориться с ним напрямую? Может, вся его проблема и крылась в этом мерзком писке? И договор секретаря не нужен?
– Так как связана роза ветров с сигнализацией? – снова уточнила Его Любопытная Светлость.
Я вздохнула, вновь ощущая себя единственной понимающей предмет студенткой в группе.
– В плетении использованы руны воздуха. И света. Полагаю, при проникновении через окно должен возникать свето-шумовой сигнал. Настройку рун производили при строительстве дома, когда столица была еще маленьким городом с парой тысяч человек населения.
– Десятком тысяч, – педантично уточнил герцог. Хоть что-то он знает.
Я отмахнулась и медленно пошла вдоль подоконника к следующему окну, рассматривая другие плетения. Так и есть. Везде использованы руны света и воздуха. Но основной узел именно на исправленном окне. Остальные использованы как поддерживающие.
– Полагаю, ваш сад с тех пор мало изменился. Видимо строили на границе с участком леса, который потом стал вашим. Интенсивность освещенности настроили сразу, учтя изменения в течение года, а вот с ветром просчитались. Сейчас ваш район примыкает к центру города и является привилегированным, а вот за ним расположен более простой квартал для прислуги, мелких лавочников, портных и прочих людей, которые обслуживают ваше существование. Там дома повыше, потому что разделены на квартиры. Это и изменило сезонные колебания потоков воздуха. Последние замеры розы ветров в столице вообще похожи на паутину. А с учетом расширения строительства новых районов многие потоки скоро вообще перекроются…
Я, как всегда, увлеклась, стоило начать говорить о тонкостях рунологии, которые другие маги предпочитают игнорировать. Почему-то практики всегда забывают, что сила элементалей зависит в первую очередь от природных условий, а не от их желания. К сожалению, этим недугом страдают и некоторые теоретики.
Кристиан-Альберт, Великий герцог Сантамэльский, предпочитал завтракать рано даже в выходной. По устоявшейся традиции перед ним на столике высился кофейник с отменным черным кофе, сваренным по восточной традиции на песке, а в дополнение к нему: бекон, тосты с маслом, вареное яйцо и тарелка с сырами. Кристиан рассеянно подносил крохотную для его крупных пальцев чашечку к губам, не отрывая взгляд от свежей газеты.
– В Варении опять беспорядки. И снова газетчики разнюхали больше, чем требуется.
– Тайная канцелярия не справляется? – поинтересовалась Ульрике, устроившаяся у окна за своим любимым рабочим столом, на котором были установлены лупы и несколько шкатулок с драгоценными камнями. Сейчас она как раз изучала алмаз, вытащенный из принесенного им вчера мешочка.
– Глава провинции не справляется. Если герцог больше следит за тем, что вытворяет его жена, чем за поданными, остается только намекнуть ему, что титула можно и лишиться.
– Или сменить жену…
Ульрике бросила на него короткий насмешливый взгляд поверх стекол.
– Не начинай, – как можно мягче пророкотал Кристиан, перелистывая страницу.
– Я и не начинаю, – в тон ему ответило рыжее счастье, нежданно негаданно подобранное на улице двадцать лет назад. Сейчас мало кто узнал бы в деловой, ухоженной женщине уличную воровку, пытавшуюся стянуть у него кошелек. И ведь почти получилось…
– Соседи снова пытаются влезть в наши дела через заднее крыльцо, – продолжил мысль министр иностранных дел, рассеянно пробегая взглядом остальные статьи. Все самое интересное печатали на первых страницах, но на последние порой попадали такие сплетни, что в пору разогнать всех шпионов. Радовало только то, что им мало кто верил. – Божена пять лет назад им было мало, теперь пытаются взбунтовать Аринию.
– Ты же говорил о Варении, – нахмурилась Ульрике.
– Там и пытаться не надо, твоя родная провинция всегда готова восстать. Нет, там как раз-таки довольно спокойно, учитывая общую обстановку на континенте. А вот Ариния начинает меня волновать.
Две забастовки рабочих за неполный месяц. И это при том, что император лично одобрил создание профсоюзов и сокращение рабочего дня до десяти часов с сохранением одного выходного. Нет, без подстрекательств тут не обошлось.
– Поедешь туда?
– Нет. Пусть разбирается наместник. Но несколько человек придется отправить. Надо разузнать, кто там воду мутит, иначе моргнуть не успеем, останемся без четверти территории. – Кристиан дочитал газету до конца, сделав себе мысленную пометку обязательно обсудить поведение наместника в Варении с императором, отложил прессу в сторонку и взглянул на хозяйку дома в упор. – На следующей неделе будет встреча в доках. Возвращается один из моих агентов, твой знакомый. Пойдешь со мной?
На нее такие взгляды давно не действовали, зато он мог беззастенчиво разглядывать небрежно запахнутый домашний халат из мягкого бархата, отделку сорочки в просторном вырезе и острые носки домашних тапочек. Пальцы Ульрике ловко отправили алмаз в правую шкатулку и извлекли из мешочка рубин размером с перепелиное яйцо. Ювелир уверял, что чище камень найти сложно, но бывшей воровке герцог доверял больше. Она обладала особым чутьем на камни, не говоря уже об остром глазе и многолетнем специфическом опыте.
Он не удивился, когда после недолгого осмотра камень отправился в левую, более полную, шкатулку. Сама же хозяйка дома откинулась в кресле и потерла глаза.
– В доки? Нет, извини, меня начинает раздражать их шум. Но если потребуется твоего друга где-то спрятать…
Она многозначительно замолчала, давая ему самому закончить фразу.
– Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Что не так с камнем?
– Микротрещина, – Ульрике сразу же собралась и села, положив руки на стол. – Для украшения подойдет, хороший кулон может получиться, но в артефакт не годится. Не выдержит напряжения. Или даст сбой. Лучше взять что-то помельче, но без изъянов.
– Обязательно передам твои рекомендации мастеру.
– Лучше передай ювелиру, чтобы не пытался тебя обмануть.
– Он думает, что я хочу заказать подарок женщине, а не отбираю камни для одной из секретных разработок министерства.
Ответом стал насмешливый взгляд прозрачно-голубых глаз. Как и многие уроженки Варении, Ульрике была носительницей веснушек и рыжины в волосах. Курчавые волосы только усиливали ее экзотичность. Одно время она пыталась выпрямить их какими-то патентованными средствами, в итоге едва не сожгла, коротко постриглась и после этого с внешностью больше не экспериментировала, позволяя волосам жить своей жизнью. Кристиану нравился естественный беспорядок у нее на голове, который при необходимости превращался в искусно уложенную корону.
– Ты слишком многое пытаешься контролировать лично. Пусть твои инженеры сами ищут материал. Они за это жалование получают.
– Они получают жалование, чтобы придумывать и творить невероятное, а не для того, чтобы бегать по ювелирным салонам, – герцог снова наполнил опустевшую чашечку и вдохнул горьковатый аромат напитка, который хорошо вписывался в комнату, обставленную в восточном стиле. Ульрике нравились мягкие ковры и обилие подушек, как и возможность сидеть прямо на полу. – К тому же, часть камней находят помощники, но они имеют доступ не во все мастерские.
Я приложила платье к груди, пытаясь выбрать, что лучше надеть сегодня. Новое, в котором я надеялась отпугнуть герцога, для сегодняшнего дня категорически не подходило. Требовалось что-то в меру симпатичное, современное и в то же время скромное, чтобы характеризовало меня в первую очередь как девушку с хорошим вкусом, обладающую столичным лоском, а не провинциальную деревенщину. И чтобы образ отличницы тоже вписывался.
Голубое пришлось отложить в сторону. Смотрелось оно хорошо, но слишком уж просто. В нем можно было бы ходить по коридорам Академии и даже на практикумы весной, но не летом. Не будучи секретарем трижды проклятого бастарда императора. Нет, тут требовалось нечто особенное.
Особенное было. В конце концов, бабушка велела не жалеть денег на гардероб и присылала некоторую сумму каждый месяц. Крыша над головой у меня была, кормили в Академии неплохо, доступ в библиотеку имелся, поэтому стипендию я могла тратить по своему усмотрению. И позволяла себе некоторые вольности. Особенно когда поняла, что рунологию мало кто любит, а понимает и умеет применять и того меньше студентов. В общем, к моменту окончания учебы я не только обзавелась неплохим столичным гардеробом, но и скопила некоторую сумму, которую теперь придется потратить на создание чего-то подходящего.
Интересно, если попросить у герцога аванс как плату за исправленную сигнализацию в библиотеке, согласится? Жмотом он не выглядел. Да и жалование мне назначил крайне привлекательное. Вот только проект…
Я убрала платье в шкаф и принялась задумчиво перебирать оставшиеся, вспоминая продолжение нашего обсуждения в пятницу.
– …Вы же понимаете, что создать Универсум невозможно?
Мы говорили по дороге из библиотеки в лабораторию, которая располагалась в подвале. Хозяин дома быстро шел впереди по узкому коридору, которым раньше явно пользовались слуги, а мне оставалось только почаще переставлять ноги, чтобы за ним успеть. И никакого понимания к высоким каблукам! А казался таким галантным!
– Я понимаю, что до нас никто еще не старался достаточно, чтобы сделать эксперимент успешным!
Его голос звучал уверенно. Слишком уж уверенно. Хороший ученый всегда сомневается, но… Герцог Рейс уже доказал, что может изменить мир. На практике. Он приручил тьму. Единственный, кому удалось заставить дикую стихию работать на благо. Однако этого мало, чтобы превзойти себя и создать невозможное.
– Противодействие стихий не позволит заключить все шесть элементов в один артефакт!
Мы спустились по лестнице и оказались перед широкой и толстой дверью. У дедушки в доме похожая вела в кладовку, где кухарка хранила запасы колбас и мяса. Здесь герцог остановился и обернулся. Его лицо, освещенное искусственным светом от двух ламп над дверью, казалось моложе и бледнее. Я, надо думать, выглядела вообще не лучшим образом.
– А если я скажу вам, что договор, некогда заключенный между элементалями и моим предком, был составлен с помощью рун?
– Но… Но… Его же никто не видел! Осталось только упоминание о том, что Арминий Сантамэль заключил договор с духами стихий! И уж простите, Ваша Светлость, но звучит это как сказка.
Он неожиданно рассмеялся. Коротко и звонко. Совсем по-мальчишески. А потом открыл дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперед.
– Мне кажется, мы поладим. Добро пожаловать в мое логово.
Такое приглашение могло бы смутить, но я не привыкла останавливаться на полпути, поэтому приняла вызов и вошла в лабораторию.
Помещение оказалось просторным, но совершенно лишенным того уюта и лоска, который присутствовал наверху. Стены ничем не покрашены и не обиты, поэтому видна кладка и опорные колонны. Пол – серый камень плит, от которого веяло холодом, хотя на улице для середины лета было достаточно тепло и солнечно.
Я шла между больших рабочих столов с железными ножками и прочными столешницами. На одних высились химические колбы с какими-то реактивами, на других грудой лежали детали, где-то мелькали макеты самоходных повозок разных цветов и исполнения. У дальней стены располагались доски с чертежами, рядом с которыми оставалось достаточно свободного пространства, чтобы свободно перемещаться. Единственная уступка комфорту в этом чисто мужском логове – свет. Очень много ламп, дающих достаточное освещение, чтобы компенсировать полное отсутствие окон.
Я остановилась и обернулась, еще раз окидывая лабораторию взглядом. На крайнем столе, ближайшем ко мне, лежало несколько старых книг в кожаных переплетах и тубусы для хранения свитков.
– Это из архива?
Оставаться на месте было выше моих сил. От книг буквально веяло ароматом пыли и прошедших столетий. Если верить истории, Арминий заключил договор с духами почти две тысячи лет назад. С тех пор династия Сантамэль не прерывалась.
Я положила ладонь на потертую обложку с металлическими заклепками, испытывая одновременно предвкушение и трепет. Тайные знания, скрытые от глаз обычных людей. Никто за пределами императорской семьи никогда не открывал эти книги, а у меня появился шанс прикоснуться к ним. Открыть. Прочитать. Элементали, да даже если там нудное описание земель, это уже уникальный опыт, из которого можно извлечь колоссальную пользу!
– Значит, за проект вы возьметесь?
Голос герцога раздался над ухом и заставил вздрогнуть, а заодно отдернуть ладонь.
Милисент Герхард нашел в будуаре, где она только-только расположилась на любимом диванчике.
– Что ты говорила о сплетнях на счет семьи моего секретаря? – начал он, едва переступив порог небольшой, уютной комнаты, оформленной в светлых тонах. Бежевая обивка стен, персиковые занавески, кресла и диванчики с гнутыми ножками и изящными подлокотниками, обитые атласом слоновой кости. В дальнем углу тихонько журчал декоративный фонтан. В воздухе ощущались ароматы ванили и лилий, оттененные запахом свежего кофе.
– Доброе утро, Ваша Светлость, – невозмутимо ответила хозяйка будуара, беря в руки кофейник, чтобы наполнить чашечку. – Я тоже бесконечно рада видеть вас в добром здравии в столь ранний час. На улице прекрасная погода, не правда ли?
Она поставила кофейник на место, взяла в руки чашечку и в упор взглянула на него. Пришлось откашляться и вспомнить о манерах.
– Добрый день. Твоя служанка сказала, что ты не занята.
Он сел на диванчик напротив, заняв почти все свободное место. Герхард никогда не понимал, к чему делать столь непрактичную мебель и тем более загромождать ею комнаты, но Милисент нравились старинные гарнитуры. А при виде этого она пришла в неописуемый восторг. Пришлось оплатить и мебель, и реставрацию, и новую обивку. Впрочем, счастливое лицо вдовствующей баронессы того стоило.
– Кажется, пора провести с ней беседу о том, когда именно я готова принимать гостей, – Милисент не злилась, но смотрела с укором. Судя по состоянию угощений на столике между ними, она еще даже не начала завтракать. А его секретарь уже сбежала из особняка по каким-то своим делам…
– Хорошо, прости, – герцог поднял руки в жесте капитуляции. О волшебном свойстве вовремя принесенных извинений он знал еще по тому недолгому времени, что провел с матерью. – Мне не следовало так врываться. Но раз уж я здесь, ты расскажешь мне эту историю?
Баронесса вздохнула и осуждающе покачала головой, после чего позвонила в колокольчик. Служанка явилась тут же, не иначе стояла под дверью.
– Принесите герцогу дополнительную чашку и будьте так любезны подать какие-нибудь закуски. Паштеты, мясо, рыбу… что-нибудь.
Она неопределенно взмахнула рукой, но понятливая служанка сразу же кивнула, коротко присела и поспешила удалиться. Милисент же подцепила с блюдца крошечный кусочек хлеба с маслом и отправила в рот.
– Ты ей не доверяешь? – решил уточнить Герхард. Если к слугам имеются какие-то претензии, с решением проблем лучше не затягивать.
– Почему? Доверяю. Я же знаю, что вся прислуга прикормлена Тайной полицией или самим Кристианом. Но раз уж она решила пропустить тебя в неурочный час, пусть теперь кусает локти от любопытства.
Герцог невольно усмехнулся:
– Просто жестокость и коварство.
– Приходится, – женщина пожала покатыми плечами, укутанными шелком тончайшего пеньюара. Стоило признать, что в этой комнате среди изящной мебели и пастельных оттенков, она находилась на своем месте. Женственная, мягкая, неторопливая… Созданный образ часто обманывал новых знакомых, которые считали Милисент безобиднее и глупее, чем она есть, а она вовсе не спешила их разубеждать. Наоборот взмахивала пушистыми ресницами, шире распахивала дымчатые глаза и купалась в искреннем восхищении, не забывая исподволь вытягивать нужную информацию. Его она когда-то тоже очаровала…
– Так что там за история?
– Ты, конечно, знаешь, кто является дедом юной фройляйн?
– Профессор Карл Ланге. Я еще поэтому остановился именно на ней. У Ланге есть несколько трудов в области рунологии и смежные темы по артефакторике. Я их изучал в свое время и остался очень впечатлен. Он умеет доносить информацию, и при этом глубоко погружается в вопрос.
– Да, – Милисент кивнула, продолжая неспешно завтракать. – И тебя не удивляет, что такой мастистый ученый живет в глуши, а не преподает в Академии?
– Признаться, об этом я не задумывался. Мало ли какие капризы есть у одаренных людей. Тем более магов.
Женщина лукаво улыбнулась в ответ:
– Да, с каприза в свое время все и началось… История старая. И банальная. Пятьдесят лет назад, когда Ланге еще не был именитым профессором, а только-только окончил Академия и постепенно завоевывал свое место в обществе, в столичном театре блистала одна актриса. Настоящее ее имя неизвестно, а вот сценический псевдоним – Элайза. Ходило много сплетен о том, откуда она появилась. Говорили, что у нее аристократическое происхождение. Что отец едва ли не герцог. Предполагали также и незаконнорождённость. Неважно. Факт в том, что играла она блестяще. Билеты на пьесы с ней в главной роли раскупались мгновенно. Сами постановки долго оставались интересны публике. За ней увивались мужчины. Говорят, среди ухажеров даже отметился сам император. Насколько это правда, конечно, неизвестно, но… Сам понимаешь, популярностью она пользовалась просто заоблачной.
– И Ланге влюбился в актрису… – понимающе закончил Герхард, уже подозревая развязку истории о неразделенной любви, какой-нибудь неудачной дуэли и ссылке.
Дверь в будуар распахнулась, пропуская служанку с груженым подносом, который она водрузила на столик. И начала поспешно переставлять закуски, но герцог остановил ее движением руки.
– Благодарю, дальше мы сами.
Дворец был стар. Он был стар еще тысячу лет назад, когда являлся одним из храмов Шести Элементов. Центральным, самым большим и известным. Тогда Рудольф Сантамэль решил, что элементалям столь большой дом ни к чему, а его немалой на тот момент семье, состоящей из трех жен и семи детей, вполне сгодится.
С тех пор дворец не раз перестраивали, покидали, дарили, бросали… Он дважды горел, переживая смуту. Один раз, когда Райен вышел из берегов, вода подступила к самым ступеням. Подвалы затопило, но стены устояли. Чтобы ни происходило, каждый раз кто-то из рода возвращался сюда, чтобы снова вдохнуть жизнь в старое, измученное здание.
Сейчас дворец выглядел красивым. Ухоженным. Покрытым свежим слоем штукатурки и краски. С отремонтированными дверями и лестницами. С заново перестеленным паркетом и отреставрированными парадными покоями. Старые каменные стены надежно спрятали за плотной тканью, но холод от них все равно ощущался, особенно в личных покоях.
Этот холод порой снился Кристиану в кошмарах. И даже сейчас, проходя по коридору к кабинету Георга, где они встречались каждый понедельник, министр невольно ежился, то ли от реального холода, то ли от воспоминаний.
В минуты хандры герцогу казалось, что кроме него этот холод никто не замечает. Во всяком случае ни брат, ни племянник никогда ничего подобного не упоминали. Как и Ивон, не раз посещавшая с ним императорские мероприятия. Впору было подумать о подступающей старости и грешить на нее, если бы не память, сохранившая приступы лютого озноба, порой накрывавшие его еще в детстве. На них он жаловался матери, и та просила у отца разрешение уехать. В загородное поместье. На виллу, к морю. Иногда он разрешал, и они уезжали. Холод уходил, но стоило вернуться, и все повторялось…
– Его Императорское Высочество, Великий герцог Сантамэль, – объявил секретарь, и Кристиан вздрогнул, возвращаясь в реальность. В просторный коридор перед кабинетом племянника.
Невысокий, ничем не примечательный внешне герр Хофф резко посторонился, уступая дорогу тому, кто спешил покинуть помещение. Кристиан, удивленный таким поворотом, не стал спешить и уже через мгновение увидел вдовствующую императрицу Маргариту в сопровождении любимой фрейлины направляющуюся в коридор. На сухом, чуть втянутом лице сверкали серые глаза и нервно подрагивали тонкие ноздри. Дама шла столь стремительно, что герцог также решил посторониться.
– Ваше Императорское Величество, – пробормотал он, склоняясь в учтивом поклоне.
Его вежливость была немедленно вознаграждена высочайшим вниманием.
– Ваше Высочество, – перед носом возникла ладонь, украшенная перстнями. Некоторые из камней показались знакомыми, наверняка Ульрике когда-то отобрала их для артефактов, а Тайная полиция позаботилась о безопасности членов императорской семьи. – Рада видеть вас в добром здравии, – голос Маргариты слегка дрожал, от чего в нем проявились дребезжащие нотки, которые она ненавидела, но в гневе не могла контролировать.
– Что стало причиной вашего настроения? – Кристиан коротко коснулся губами сухой кожи, но не торопился выпускать горячие пальцы, когда заглянул в лицо женщины.
Она резким движением выдернула руку, выпрямилась, стремясь компенсировать разницу в росте, и начала крутить кольцо на безымянном пальце. Обычно она куда лучше контролировала свои порывы, до такого состояния ее мог довести лишь покойный супруг и теперь сын.
– Вы окажете мне большую любезность, если поговорите с Его Величеством о приезде послов Апии. А также о некоторых нюансах, которые стоило бы изменить к моменту их появления.
Судя по интонациям и красным пятнам на щеках, ей договориться с императором не удалось, и теперь в бой беспощадно бросали его. Предсказуемо, хоть и несправедливо.
Герцог кротко вздохнул и улыбнулся.
– Не стоит волноваться, Ваше Величество, к моменту прибытия посольства, все будет прекрасно.
– Надеюсь, но не разделяю ваш оптимизм, – тонкие ноздри снова затрепетали от сдерживаемого гнева.
Императрица не стала продолжать диалог и продолжила свой стремительный путь по коридору. Кристиан проводил взглядом невысокую, некогда точеную фигурку, с возрастом превратившуюся скорее в тощую, невольно вспоминая, как тридцать пять лет назад она прибыла сюда юной, полной надежд фройляйн. Тогда она умела смеяться, а он показывал ей тайны дворца, пока старший брат занимался положенными наследнику делами. Марго называла его единственным другом и пыталась быть искренней. Она так хотела стать идеальной супругой и императрицей, а он пытался показать, что на дворце жизнь не заканчивается.
Все рухнуло в тот день, когда она узнала о рождении Герхарда. Всего через год после появления ее собственного сына. Брат никогда не обременял себя излишней верностью и, получив наследника, поспешил вернуться к той жизни, которую вел всегда.
Тактичное покашливание снова отвлекло от воспоминаний. Секретарь стоял в сторонке, у дверей, и ждал, когда следующий посетитель войдет. Пришлось вспомнить о манерах и проследовать в кабинет.
– Ваше Императорское Величество, – вновь пробормотал он, кланяясь спине племянника, застывшего у окна. Разговор с матерью и ему дался нелегко, а значит, говорить о делах они будут позже.
– Дядя, – короткое слово заменило приветствие. Георг даже не повернул головы, продолжая сверлить взглядом стекло.
Солнце светило в глаза. Ветер бил в лицо, норовя сорвать с головы шляпку с узкими полями. Ее приходилось придерживать, но это неудобство не портило настроение и непередаваемое чувство полета, возникшее, когда автомобиль – так называлась самоходная повозка, изобретенная герцогом – помчался с горы.
Из горла помимо воли вырвался восторженный вопль, никак не совместимый с образом благовоспитанной фройляйн, но сегодня я могла не играть на публику, а просто побыть немного собой. Точнее, конечно, секретарем герцога, но все же чуточку собой.
Я рассмеялась, откидываясь на сиденьи и с наслаждением вдыхая свежий загородный воздух. Сбоку неожиданно раздался ответный смех. Короткий и тихий, словно человек, издавший его, не привык смеяться. Я покосилась на герцога, уверенно управлявшего своим изобретением.
В профиль он чем-то неуловимо напоминал своего знаменитого предка, хотя в остальном очень мало походил на покойного императора, чей портрет висел в галерее Академии. Конечно, портрет нельзя считать достоверным, учитывая изобретение фотографии, но у бастарда отсутствовали привычные темные волосы, густые брови и общая массивность фигуры. Он выглядел скорее легким, подтянутым, гибким и быстрым. Очень похожим на обычного мага воздуха, каких я часто видела в Академии. Однако обычным он как раз и не являлся.
– Я заставила вас рассмеяться, Ваша Светлость?
– Я смеюсь не над вами, – он продолжал улыбаться уголками губ и не сводил глаз с дороги. – Просто не привык видеть столько искренних эмоций. Люди, которые меня окружают, обычно их скрывают. Или врут.
Я пожала плечами, тоже переводя взгляд на дорогу. Мы огибали невысокие горы, у подножия которых раскинулась столица. С одной стороны тянулся глубокий овраг, с другой –высились покатые склоны. По какой-то причине герцог разместил свой завод за пределами города, причем на довольно большом расстоянии. В экипаже нам пришлось бы трястись почти полдня, а на этой повозке доберемся за час с небольшим. По крайней мере, так обещал мой работодатель. Я не очень верила до тех пор, пока мы не покинули город. По столичным улицам, забитым людьми и другими повозками, двигаться приходилось медленно, и только выехав на пригородную дорогу, автомобиль набрал скорость, заставив ощутить разницу.
– Все врут. Так или иначе…
– И вы тоже? – сразу же спросил мужчина. Слишком быстро, чтобы поверить в случайность вопроса.
– У каждой женщины должны быть секреты. Особенно от мужчины.
Простая истина, которой научила меня бабушка. Никому и никогда нельзя говорить о себе всю правду. И герцог, хоть и казался умным и совершенно приличным, моей искренности не заслуживал.
– Моя мать с вами бы согласилась.
Интересно, это комплимент или наоборот? За те несколько дней, что я провела в особняке, никакие гости не появлялись. Да и не о работе мы почти не говорили. Зачем, если я не собираюсь здесь задерживаться дольше положенного? Лишние привязанности – лишние слезы. В Академии я умудрилась отучиться шесть лет, ни с кем не сближаясь. Конечно, знакомые и однокурсники у меня были, но никто из них не стал ближе. Я всегда знала, что они для меня лишь временные переменные, с которыми приходится считаться здесь и сейчас, но не более. И вряд ли кто-то из них запомнил обо мне что-то большее, нежели общее впечатление, над которым пришлось поработать.
– Почему завод так далеко от города? – я решила сменить тему и удовлетворить свое любопытство.
– Потому что это расстояние становится первым прогоном для собранных авто. Если они могут его преодолеть, считается, что работа завершена. К тому же, там рядом расположена деревушка, где живут мои рабочие и их семьи.
Разумный подход. Я невольно еще раз взглянула на герцога, который сейчас в простой куртке и штанах уже не выглядел избалованным аристократом. Нет, воспитание никуда не делось. Он все еще оставался человеком, впитавшим этикет раньше, чем научился говорить, но становился ближе и понятнее.
Автомобиль быстро скатился с горы и дальше дорога начала плавно поворачивать. Вокруг поля сменялись перелесками. Пронзительная зелень радовала глаз. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз выбиралась на природу, и не смогла… Дома летом я целые дни проводила в саду с книжками, пледом и корзинкой для пикника. В столице устраивать пикник в центральном парке показалось бы чересчур провинциальным. А сквер при Академии выглядел слишком ухоженным, чтобы валяться на траве. О детских причудах пришлось забыть, но сейчас нестерпимо захотелось остановить повозку, скинуть туфли и чулки и побежать по полю босиком. Почувствовать свою стихию кожей, поваляться на теплой земле, глядя на облака. Ни о чем не думать…
Усилием воли я заставила себя отвернуться от видов и взглянуть вперед, на дорогу. Она выглядела более наезженной и укатанной, чем обычная сельская колея. Герцог явно заботился о прилегающих территориях, что не могло не сказаться на жизни местных жителей. Интересно будет посмотреть, как они относятся к нему.
Завод оказался огромным ангаром, расположенным в стороне от основной дороги, дальше по которой находилась и деревня. Ее яркие крыши виднелись между деревьями, пешком напрямик до нее должно быть не больше четверти часа. Очень удобно для рабочих, которые начинают смену в семь утра.
Я оглядела здание снаружи, не торопясь заходить внутрь.
– Боитесь? – насмешливый голос раздался совсем рядом.
Первый раз Герхарда пытались убить в тринадцать. В сад особняка пробрались несколько наемников. Никто не пострадал только потому, что в старом доме слуг только нанимали, а его учителя разъехались на каникулы. Его ожидало пару месяцев блаженной свободы от любого внимания. Время, которое он предпочитал посвящать собственным экспериментам и исследованиям. Но кто-то решил разрушить эти планы… Тогда его спасли две вещи: то, что незадачливые убийцы не ожидали отпора от ребенка, и то, что никто до него еще не достигал такого контакта с Тьмой. После покушения подробности его экспериментов и обнаружились, когда он объяснял старшим агентам, почему несостоявшиеся убийцы находятся в таком состоянии.
После того случая император, не особенно уделявший внимание второму сыну, взялся за его подготовку всерьез. Учителей заменили. Его доставили на аудиенцию к Георгу, и беседа впервые длилась больше положенного получаса. После жизнь пошла по совсем иным правилам. Правда, желающие его убить никуда не делись.
Покушения происходили с определенной периодичностью и завидным постоянством. Родственники матери, оппозиция императора, шпионы соседних держав… Кто только не пытался его достать. И с какой изобретательностью порой подходили к вопросу его устранения… Кристиан шутил, что благодаря ему удалось усовершенствовать всю систему безопасности императорской семьи. Георга, однако, это не спасло. Хотя, стоит признать, после его смерти жить стало как-то спокойнее…
…Девушка на соседнем сидении завизжала пронзительно и громко, заставив поморщиться. Да, он не учел, что стоило предусмотреть среди обязанностей секретаря повышенную угрозу для жизни и подобрать пару охранных артефактов. Не императорских, конечно, но что-нибудь приличное.
Автомобиль только-только сорвался с дороги и оторвался колесами от опоры, ненадолго теряя связь с землей. Несколько мгновений неповторимого чувства полета и абсолютной свободы, прежде чем сила притяжения отомстит им, заставив встретиться с жесткой поверхностью. Герхарду хватило, чтобы использовать магию.
Перед глазами взмахнул иллюзорными крыльями буревестник, и вокруг авто с громким хлопком раскрылась сфера воздушного щита. Склон они встретили, находясь уже внутри, поэтому удар оказался куда меньше, чем мог бы быть. Однако приложило все равно неслабо.
Его тряхнуло, швырнув на руль. Надо бы подумать о каких-то креплениях для пассажиров на случай аварий. Визг рядом резко оборвался. Девушка ударилась о панель. Главное, чтобы язык не прикусила, с остальным целители справятся.
Щит, как и предполагалось, спружинил, создав под ними воздушную подушку и позволив оттолкнуться от земли, чтобы продолжить контролируемое падение. Положение автомобиля внутри сферы однако регулировать не получалось.
– Держись крепче, – сквозь зубы бросил Герхард, вдавливая пальцы в руль и напрягая руки.
В ответ раздалось нечто невнятное. А потом автомобиль опрокинулся вперед, и следующий удар о землю встретил уже носом…
Они плавно перевернулись через крышу и бампер. Перерывы между ударами позволяли сосредоточиться и подготовиться к следующему, а также отрегулировать необходимую силу. Элементаль делился ей щедро, как и всегда, но на удержание щита уходило много энергии.
Волосы прилипли ко лбу. Пот застилал глаза. Ладони скользили по рулю. Руки болели от напряжения. Девушку швыряло по салону, но она хотя бы перестала визжать. Несколько раз ударилась о его плечо. По лицу скользнули короткие волосы. Пахнуло лимоном и свежестью. Может быть, придумать внутренние ароматизаторы для салонов? В зимний период, когда верх вряд ли захочется откидывать, может пользоваться спросом.
Дно оврага неумолимо приближалось. Счастье, что на его склоне не росло крупных деревьев, иначе их падение оказалось бы не столь успешным. Теперь, когда земля уже буквально летела в лицо, оставалось сделать последнее – убрать щит.
Герхард глубоко вдохнул, вдавливая себя в сиденье и усилием воли отпустил Эриона. Перед глазами снова мелькнул образ буревестника, складывающего крылья. Щит исчез в момент удара автомобиля о землю. И вот теперь удар был полноценным.
Грохот. Отдача от рессор, попытавшихся компенсировать нагрузку. Руль, ударивший в лицо. Пыль, взметнувшаяся вокруг. Авто несколько мгновений стояло перекошено, задрав правый бок, а затем плавно и величественно завалилось влево, не выдержав такого обращения.
Герхарда прижало к двери, а уже на него сверху приземлилась несчастная фройляйн. Все. Теперь отсюда предстояло выбраться. Падение, несмотря на внутренние ощущения, длилось недолго. Не больше трех минут. Скорее всего, те, кто им его организовал, находятся где-то поблизости и должны проверить, что все прошло успешно. То есть скоро у них будут гости, и хорошему состоянию пострадавших они не порадуются. Общее впечатление от катастрофы ему создать удалось, но этого мало.
– Фройляйн! – герцог осторожно потормошил девушку, но та не подавала признаков жизни. По груди, где оказалась ее голова, начало растекаться влажное тепло. – Дерьмо!
Пришлось аккуратно отстранить секретаря и заглянуть ей в лицо. Волосы на виске пропитались кровью. Кожа содрана. Он приложил пальцы к шее, безошибочно находя бьющуюся жилку. Жива. Тогда есть шанс, что очнется, но помощи от нее ждать не приходится. Оно и к лучшему. С убийцами герцог привык справляться сам.
Отстранив девушку, Герхард кое-как вылез из-за руля и толкнул вторую дверь, оказавшуюся сверху. Мимолетно отметил целостность стекол. Чудо, не иначе. Нужно будет заказать еще партию у Гурса. И сделать ему рекламу. «Это стекло выдерживает даже покушение на бастарда! Доверьте ему свою жизнь!»