Приключение в Осень

ГЛАВА 1: НИНА

Скучающе постукиваю указательным пальцем по тёмно-коричневому лакированному столу. И делаю вид, что слушаю очередную увлекательную историю об архивных работах моего будущего бывшего.

Взглядом скольжу по его худощавому вытянутому лицу, выдающие в нём немецкие корни: светлая кожа, «грустные» бледно-пшеничные брови, серо-голубые глаза, римский нос с едва заметной горбинкой, тонкие извилистые губы, резко очерченная нижняя челюсть и подбородок.

Так странно, а ведь ещё в самом начале отношений у меня загорались глаза и рот открывался от восхищения при виде Кости. Он казался мне эталоном мужской красоты, сочетающую в себе строгую мужественность и благородный аристократизм. Теперь же он меня больше не волнует. Не привлекает ни его хорошо сложенное тело, ни мягкие короткие волосы, ни забавные уши торчком, ни тонкие длинные пальцы рук с ухоженными ногтями.

За последний месяц Костя надоел мне так сильно, что потеряла интерес не только к нему, но и к нашим разговорам. Точнее, к выслушиванию его невообразимо занимательных историй, которые с ним приключаются на работе, на остановке, в фитнес-зале, в очереди в магазине, в подъезде, в городском парке, в парикмахерской и автомойке. В общем, везде, где он только бывает.

Поначалу мне это даже нравилось: было приятно слушать некогда возлюбленного. Особенно его низкий бархатистый голос. К тому же я могла расслабиться после утомительного рабочего дня в салоне, во время которого мой рот практически не закрывался. Однако со временем, когда мне приходилось выслушивать нытьё и сплетни не только от клиентов, но и, казалось бы, серьёзного и рассудительного мужчины. Моя симпатия ко всему, что с ним связано, сошла на нет.

— Готовы сделать заказ? — у нашего столика возникает услужливый официант в чёрно-белом костюме, держа наготове ручку и блокнот.

— Будьте добры, нам, пожалуйста… — Костя начинает перечислять блюда и напитки, а я утыкаюсь взглядом в панорамное окно.

Обычно я более энергичная и эмоциональная. Но сегодня, к несчастью остальных, не выспалась. Ещё в салоне трубу прорвало, из-за чего пришлось сдвинуть клиентов, а некоторых вообще отменить.

В число тех, кого вежливо попросила перенести визит на массаж, попала одна вредная и донельзя тошная клиентка. Потребовалось проявить всю свою выдержку, с моим то взрывным характером, чтобы уговорить её выбрать другой день. Разумеется, она долго и упорно настаивала, чтобы я отменила клиенток, которые записались до неё. Но я человек принципов: кто успел, того и тапки. А заносчивых моржих, считающих себя пупом земли, ожидает очередь в конце коридора.

Безусловно, я могу отказаться от этой клиентки. Но на то, чтобы продолжить с ней работать, имеются две веские причины. Во-первых, я пообещала решить её проблему. А я своё слово держу, несмотря ни на что. Даже если мне приходится жертвовать сном или сутки не есть. Во-вторых, она платит мне в два раза больше, чем остальные. Поэтому я терплю её хамское поведение, базарный характер и нескончаемые капризы. Правда, внутри зудит предчувствие, что скоро моё самообладание иссякнет, и я натолкаю ей красного словца без всякой разработки и вазелина.

Что поделать, природа не наделила меня особым терпением. Да и не от кого перенимать эту черту: отец сразу же взрывается, когда что-то идёт не так, как он задумал, а мама, точно как я, сперва накапливает недовольство в себе, а когда «бочка» переполняется, устраивает такую словобойню, что на окнах цветы трусливо вянут. Папа даже в шутку придумал нам прозвища. Маму он называет Предвестницей Бури, а меня — Штормовой Грозой. Однако в последний год он обращается ко мне исключительно по имени и в отчуждённо формальном тоне.

Всё дело в том, что он хотел видеть меня наследницей своей небольшой адвокатской фирмы. А у меня же были и остаются иные представления о своей специализации. Помню, в начальных классах я горела идеей стать автогонщицей, в средних, когда отец начал обучать меня самообороне, — боксёршей. Ну а к старшим классам, когда мой парень-баскетболист во время матча потянул плечо и отправился на скамью запасных, поняла, что хочу быть массажисткой. Наблюдая, как рушится чужая мечта, до меня вдруг дошло, что помогать людям — всё, что мне нужно. Пусть даже и в такой форме.

Озвучив свои намерения отцу, я сразу же получила ультиматум: либо юридический и финансовая поддержка от него, либо, если продолжу стоять на своём, не видать мне ни копейки.

Я не из тех, кто бросается во все тяжкие и, горделиво задрав нос, отказывается от благ, к которым успела привыкнуть. Поэтому, с горем пополам окончив институт, я получила обещанные отцом деньги и… открыла массажный салон. Стыдно ли мне? Вообще нет! Я показала родителю, что не собираюсь быть площадкой для реализации чужих мечт. Если ему так нужен наследник, я прямо так отцу и сказала в нашу грандиозную ссору, то пусть зачинают другого ребёнка. А я своё решение не изменю.

С тех пор у нас натянутые отношения. Папа ждёт, что я раскаюсь в своём проступке и прибегу работать в его фирму. А я — что он возьмёт в расчёт мои желания.

— Нин, ты тут? — будущий бывший некультурно щёлкает пальцами у моего лица, отчего во мне вспыхивает кровожадное желание немедленно их сломать. Но вместо потакания своей жестокости, которая, как говорит отец, досталась мне от далёких ацтекских предков, я устремляю в Костю уничижительный взгляд. Он тут же тушуется, неосознанно вдавив голову в плечи, и нервно проговаривает: — Ты как? Всё в порядке? Ты сегодня такая молчалива… Что-то случилось?

ГЛАВА 2: НИНА

— Я завершаю наши отношения, — произношу без всяких прелюдий и устремляю прямой взгляд в своего уже бывшего. Сожалею ли я о том, что всё закончилось именно так? Пожалуй, нет. Почему-то ещё в самом начале, когда мы встретились в кафе, я предчувствовала, что это ненадолго. Кажется, мама называет это женской интуицией, когда заранее знаешь, что человек тебе не подходит. А папа — неразумной инвестицией в заведомо проигрышную кампанию.

На заострённом лице напротив отражается целая гамма эмоций: удивление, растерянность, неверие и огорчение. Костя утыкается взглядом в свои ладони, неподвижно лежащие на столе, и сквашивает такую страдальческую гримасу, что не сдерживаюсь и закатываю глаза. Терпеть не могу, когда он начинает строить из себя побитую суровой жизнью сиротку. А ведь ещё в самом начале как-то умудрялся отыгрывать зрелого и разумного мужчину. По итогу оказалось, что в шкуре взрослого человека застрял обиженный на весь мир несмышлёныш.

Даю бывшему несколько минут на ответ. Но, так и не дождавшись ничего, кроме недовольного пыхтения, накидываю на плечи шерстяное пальто и покидаю ресторан. По пути к выходу успеваю расплатиться со своим заказом, которое так и осталось нетронутым, и вызвать такси.

Вдыхаю прохладный, горьковато-сладкий запах осени. И спускаюсь по узкой лестнице, раз и навсегда отпуская ту часть прошлого, что меня связывала с Константином Шварцем.

Забавно, а ведь мама считала, что он — тот самый, с кем я построю крепкую и дружную семью. Может, это говорило её материнское сердце, переживающее за свою дочь после череды неудачных отношений. А вот папино скептическое хмыканье красноречиво описало всю ситуацию. Он мне как-то предложил завести несколько любовников и перестать тратить время на поиски «того самого».

«Недостатки одного компенсируешь другим, — говорил отец. — Пока милуешься с одним, обиды и раздражения на другого временно забываются. И знай себе устраивай временные любовные курорты. А внуков мы примем от любого, ведь это в первую очередь твои дети».

Я так и не поняла: он предложил это всерьёз или просто пошутил с невозмутимым выражением лица. А может, мы действительно странная семья, как про нас перешёптываются соседи.

— Постой! — окликает меня Костя, выскакивая в одной водолазке на улицу. — Мы не можем так просто взять и расстаться, — нагоняет и перехватывает меня за запястье. — Назови хотя бы причину! Всё же было так идеально! А ты берёшь ни с того, ни с чего и предлагаешь расстаться!

Раздражённо поджимаю губы, краем глаза улавливая любопытные взгляды прохожих в нашу сторону.

— Я не люблю тебя, — говорю чётко и коротко. Не собираюсь тратить ни минуты на бессмысленные выяснения отношений. Раньше нужно было шевелиться, когда давала шанс высказаться.

— Прошу, не уходи, — вымученно шепчет и силой сжимает моё запястье, ненароком причиняя боль. — Мне неважно, любишь ты меня или нет, — ошарашивает своим откровением. — Моей любви хватит на нас обоих. Умоляю, Нина, останься. Ты самое лучшее, что случалось в моей жизни.

Признаться, я не ожидала, что услышу нечто подобное от Кости. За всё то время, что мы провели вместе, он говорил только о себе. И ни слова о том, что он ко мне чувствует. Поэтому я нехило так зависаю, уронив челюсть на сырой от дождя асфальт. В своих мыслях, разумеется.

На ускоренной перемотке прогоняю наши завершённые отношения и понимаю, что они больше походили на взаимовыгодное сотрудничество, чем на «нежные» чувства. Мне нужен был постоянный партнёр для секса, а Косте — та, что спасёт его от одиночества. В связи с этим слова бывшего звучат как несуразная блажь. Любовь? Серьёзно? Лучше бы правду сказал, чем так откровенно лгал.

— Имей ты хоть каплю достоинства! — сердито встряхиваю рукой, освобождаясь от навязчивого прикосновения. И отступаю на шаг, заметив, что такси уже прибыло и ожидает на парковке.

— Пожалуйста… — настойчиво протягивает ко мне руку, но я ловко уворачиваюсь. Настораживает это его упрямое желание вцепиться в меня своей клешнёй. Ну ничего, я умею за себя постоять. В случае чего, устрою ему публичное унижение в виде парочки «лещей» по страдальческой физиономии. Потом и думать забудет, чтобы ко мне приближаться. Я-то знаю, как хрупко мужское эго.

— Нет, — отвечаю твёрдо. — Если тебя устраивает играть в любовь, то меня нет. Более не намерена это обсуждать. Считай, я делаю тебе одолжение, уступив место для той, кто действительно тебя полюбит, — мои слова звучат высокомерно и хлёстко, но мне нужно обрубить остаточные нити, которые связывают нас. Пусть мне и приходится отыгрывать роль законченной дряни.

Отступаю ещё на шаг, наблюдая, как лицо бывшего приобретает зловещее очертание: в серо-голубых глазах отражается неприкрытая ненависть, ноздри трепещут от бешенства, а уголки губ ползут вниз. В голове промелькивает мысль, что, находясь в таком состоянии, он запросто может меня ударить. И хоть я подкована во многих видах единоборств, опасаюсь, травм не удастся избежать. А мне, между прочим, завтра на работу. Не прельщает перспектива прийти на неё разукрашенной и помятой.

— Будь ты проклята, сука! — метает слюни, точно обезумевшая альпака. — Пусть судьба преподаст тебе жёсткий урок! Желаю, чтобы ты страдала от невозможности быть с тем, кого искренне полюбишь!

Костя гневно сжимает кулаки, играя желваками. Смотрит на меня ненавидящим взглядом и резко разворачивается, отчего внутренне напрягаюсь, приготовившись дать отпор. Но мои худшие опасения не оправдываются: вместо того, чтобы пасть в моих глазах ещё ниже, бывший широким шагом устремляется к ресторану.

БОНУС: НИНА

ГЛАВА 3: НИНА

Мир перед глазами закручивается в смазанный цветастый водоворот.

К горлу подкатывает сильная тошнота, грозящая презентовать утренний перекус.

В носу нещадно щиплет от горячего сухого воздуха, отчего возникает острое ощущение, что хрупкие капилляры попросту не выдержат и лопнут. Сколько себя помню, у меня всегда были слабые кровеносные сосуды. Особенно от резких перепадов температур и несильных тычков.

Поэтому единственное, что не даёт желудку устроить тошнорвотное представление, а крови хлынуть из носа — это запах свежего бергамота, смешанный с ароматом горько грейпфрута, чёрного перца, граната, лаванды, сладкой груши, розы, пачули и ладана. Головокружительная плотная смесь заполняет собой не только невидимое пространство, но и каждую частицу моего тела: она делает его чувствительным и податливым, заставляет гореть и изнывать от мучительного возбуждения.

Но, к счастью или сожалению, сама не разобралась, этот одуряющий эффект быстро рассеивается и выталкивает меня в реальность. В ту, где мой желудок выворачивает наизнанку, а глаза невыносимо жжёт от ослепительно-белого света, пробравшегося под закрытые веки. И ещё кажется, что кровь у меня пошла не только из носа, но изо рта и ушей.

На меня бетонной стеной обрушивается оглушительная боль. Она выкручивает во мне каждую косточку. Доводит каждую мышцу до одной нестерпимой судороги, от которой сводит выгнутую поясницу. Надавливает на череп с такой силой, что появляется стойкое предчувствие: ещё одно лёгкое нажатие — и его раздавит надвое, как печеньку с предсказанием.

Настолько скверно-пакостно я себя не чувствовала даже тогда, когда перебрала на выпускном с алкоголем и шоколадными печеньями с травкой. А потом извергала свой прелестный внутренний мир в мусорный контейнер, из которого воняло так, что меня выворачивало с утроенным старанием моего очаровательного желудка. Однако, по сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться утром, моё незапланированное свидание с мусоркой и мимо пробегающими крысами показались мне ой какими снисходительными цветочками.

После этого я больше не пила. И не плакала. А сейчас, когда меня выбрасывает то в лютый холод, то в чудовищную жару, по вине которых перестала чувствовать онемевшие конечности и трясусь, как от тифозной лихорадки. Я не то чтобы плачу — реву косулей, застрявшей в охотничьем капкане.

В какой-то момент во мне поднимается нетерпеливое желание прекратить эту агонию, потерявшись в спасительном сне. И стоит мне только подумать об этом, как симптомы начинают ослабевать. Но не потому, что потеряла сознание. А из-за холодных прикосновений, которые ощущаю на себе.

Сперва кто-то почти бережно подхватывает меня на руки. Прикладывает прохладные пальцы ко лбу, забирая мою боль, страх и беспомощную растерянность. Это происходит так, словно умелый хирург вскрыл все мои чувства и извлекает те, что посеяли в них хаос. Ловко и без ощутимого дискомфорта.

Медленно распахиваю веки, натыкаясь взглядом в раскосые тёмно-синие глаза, обрамлённые длинными, слегка подкрученными ресницами. Краем зрения выхватываю грязно-серый каменный потолок. Круглое окно под ним, из которого падает тускло-красный свет. Яркие мозаичные фонарики, выполненные на турецкий мотив. Резную перегородку из тёмного дерева слева, которая, судя по всему, отделяет одну часть мрачной залы от другой. Но единственное, что завладевает всем моим вниманием — это пристальный взгляд, напитанный глубокой мудростью и какой-то непостижимой тайной. И если бы он не был покрыт ледяной коркой безразличия, я бы беспечно подумала, что в нём проскальзывает заинтересованность мною.

Похоже, сегодня явно не мой день. Потому что темноволосый мужчина, на чьих коленях сейчас лежит моя голова, единственный, кто понравился мне за долгое время, а точнее за год. Но он, к огорчению моей слабохарактерной влюбчивости, не испытывает ко мне взаимного влечения.

Опускаю взгляд на прямой длинный нос. И плавно «соскальзываю» на полные упругие губы, на которых зависаю чуть дольше, чем хотелось бы. У меня есть незыблемое правило: если не нравлюсь мужчине, то моментально пресекаю собственные поползновения наглухо очароваться им. Но, несмотря на это, всё равно ничего не могу с собой поделать, когда вдыхаю запах незнакомца. От него пахнет океаном: завлекающим и таящим в себе множество вопросов и опасности. А ещё — едва уловимыми нотами кокоса, ладана и смесью пряных цветов.

Я не сильна в разборе запахов. Поэтому слабо различаю лишь те, с какими довелось столкнуться и неоднократно взаимодействовать по воле своей профессии.

— Доброго пробуждения, обычная, — моих ушей касается тихий бархатистый голос. И если бы не это странное, задевающее самолюбие прилагательное в конце, я бы наверняка с блаженством разбилась о его голос, как волна о приветливые скалы.

— Доброго, — стоит мне раскрыть рот, как горло тут же обжигает. Как будто не слово сказала, а проглотила килограмм ядрёного перца вприкуску с мелкими гвоздями.

— Досадное упущение, — с тенью сочувствия комментирует незнакомец и прикладывает к моему горлу длинные узловатые пальцы.

Вспыхивает яркий жемчужно-синий свет, порождающий в голове рой вопросов.

— Это что за цыганские фокусы? — на этот раз слова даются мне намного легче, словно ничего и не было. И меня это начинает сильно настораживать.

— Тсыжганские? — ломано повторяет.

И тут меня прошибает осознанием: незнакомец говорит на совершенно незнакомом мне языке. Мало того, что он говорит, и я его прекрасно понимаю. Так ещё я на нём разговариваю!

ГЛАВА 4: НИНА

Первым порывом мне хочется подскочить и наброситься на незнакомца с обвинением в духе: «Какого ху… лешего ты меня похитил?!». Но у меня на подобные резкие выпады нет ни сил, ни доказательств.

Последнее, что помню перед тем, как очнуться на любезно предоставленных мне коленях, от жара которых у меня вспотела шея. И теперь она, между прочим, чешется. Так это руку, затащившую меня в радужную «аномалию». И, в отличие от моего озадаченного незнакомца, похожего на популярного корейского актёра из какой-нибудь дорамы про эпоху Чосон, эта чья-то наглая ручонка была обёрнута в чёрный рукав. А у моего загадочного азиатика, который скоро протрёт во мне дырку своим пристальным взглядом, серо-синий… эээ… кажется, парадный мундир.

Я далека от моды. И совершенно не разбираюсь в тканях и названиях одежды. Для меня что худи, что джемпер — это одно и то же. И название они носят одинаковое — кофта.

Несмотря на то, что мама с особой родительской «заботой» пытается (вот уже второй десяток) привить мне любовь к «дамскому туалету». Переводя её старомодные словечки, которые она подхватила из своих боготворимых исторических любовных романов: к укомплектованному гардеробу, который должен быть у каждой истинной женщины. Все её попытки проходят мимо моих ушей стройным маршем равнодушных оловянных солдатиков.

Тем не менее, я всё равно одеваюсь стильно и со вкусом. Так, как принято моим внутренним дизайнером. Не вижу никакого смысла тратить по нескольку часов на бутики и примерку огромного количества, как выражается мой папа, тряпок. Мне достаточно одного взгляда и прикосновения к вещам, чтобы определиться: нравится они мне или нет. И если они попадают под вкусовые предпочтения моего внутреннего эстета, я покупаю их. И, честно, мне всё равно, из какой ткани они сшиты и соответствуют ли капризам нынешней моды. Главное, чтобы мне было максимально комфортно в них.

Кроме того, я не стремлюсь подражать Елизавете Петровне[1], которая за всю свою жизнь сменила столько нарядов, что остальные её государственные заслуги меркнут на этом фоне.

Мама же не принимает мою бесстрастную позицию. Всё потому, что она сама каждые две недели выделяет по одному дню, чтобы обойти все фирменные магазины в поисках очередной пары «красивеньких» туфель. И «роскошного» платья в комплекте с сияющими ярче Полярной звезды украшениями, способными вызвать откровенную удушающую зависть у дамочек из их общего клуба под фееричным названием «Жёны бизнесменов».

Иногда мне кажется, что папа печатает деньги. Он хоть и ворчит, что маме пора открывать собственный магазин из тех тряпок, что она накупила. Но всё равно поощряет её шопоголизм.

— Что происходит? — наконец отмираю, подобрав более-менее приемлемую фразу, в которую вкладываю смысл всех терзающих меня вопросов: «Где я?», «Как я здесь оказалась?», «Почему я не только понимаю совершенно незнакомый мне язык, но и говорю на нём?».

Незнакомец словно считывает мои мысли, из-за чего мерещится, будто кто-то копошится в моей голове. Снисходительно улыбается своими магнетическими губами, отчего его тёмно-синие глаза слегка «оттаивают». И выдаёт обтекаемую фразу:

— Скоро ты обо всём узнаешь. Прояви терпение. — Он на секунду прикрывает нависшие веки, и как по команде, по мрачному залу прокатывается хлопок от закрывшейся двери и чьи-то тяжёлые шаги. Кажется, с десяток людей.

По позвоночнику пробегает стая противных холодных мурашек.

Стискиваю челюсть от напряжения: терпеть не могу, когда на меня наваливается ощущение собственного бессилия. Сразу начинаю чувствовать себя слабой и никчёмной. И мозг, как назло, подкидывает зловещие картинки того, как меня приносят в жертву своим богам чокнутые сектанты. Ещё среди кровавых брызг и кишок, которые невольно вываливаются из воображаемого вспоротого живота, протискивается картина того, как меня продают в сексуальное рабство.

Даже не знаю, что хуже: стать несчастным подношением или куклой для извращений.

И прежде чем я додумываю план отчаянного побега, черноволосый незнакомец прикладывает указательный и средний палец к моему лбу, отчего возникает уже знакомое жемчужно-синее свечение. И на меня мгновенно, как под манипуляциями талантливого гипнолога, мягко накатывает умиротворённое спокойствие.

Вот и всё. Пришёл мой час. И самое поганое в этой ситуации — я даже не смогу дать отпор негодяям.

_______

[1]Имеется в виду императрица и самодержица Всероссийская из династии Романовых, которая славилась своим богатым гардеробом.

Дорогие читатели, я вернулась в строй. Постараюсь выкладывать проды 3-4 раза в неделю. Благодарю за терпение ───==≡≡ΣΣ(づ￣ ³￣)づ

ГЛАВА 5: ДА́РИОС

За два дня до встречи

Заложив руки за голову, с плотоядной улыбкой наблюдаю, как Дейта натягивает платье на своё аппетитное, взмокшее после страстного секса тело. Её твёрдые тёмно-коричневые соски цепляются за белую ткань лёгкого платья, как бы намекая, что они не прочь побыть неприкрытыми ещё некоторое время. Тем более, когда у них есть такой увлечённый зритель, как я.

Успеваю скользнуть пожирающим взглядом по плавным изгибам талии своей любовницы. Выхватить треугольник рыжего пушка с вьющимися волосками. И обвить её соблазнительные бёдра, на которых остались следы от моих пальцев. Прежде, чем ткань успела прикрыть всю эту завлекающую прелесть.

Если бы я был диким змеем, то окончательно и бесповоротно прилип бы к этому сочному мягкому телу с большой упругой попой, над которой так люблю отыгрываться, когда беру её хозяйку сзади.

— Глаза оставишь, — наигранно фыркает Дейта, принявшись за многочисленные шёлковые завязки спереди её платья. — И вообще, когда ты начнёшь собираться на Собрание Равновесия[1]? Знаешь же, что Первый не любит, когда на него опаздывают, — проговаривает так, будто подражает моей матушке своей нравоучительной интонацией. Камень поперёк горла встаёт, когда наречённая невеста начинает озвучивать свои скучные нотации. И «настроение» как рукой снимает.

Но не в сегодняшнем случае. Мы долго не виделись с ней, поэтому я пропускаю её слова мимо ушей.

— Ты с кем-то спала во время моего плавания в Пана́фи[2]? — разглядываю её поглощённое взбиванием золотисто-рыжих локонов отражение в напольном зеркале с резной рамой из тёмного дерева. На самом деле меня интересует этот вопрос, хоть и произношу его как бы между прочим. Словно мы ведём непринуждённую светскую беседу, а не выясняем кто с кем предаётся любовным утехам.

Кстати об утехах. Надеюсь, её сестричка не проболтается, как мы недавно «заболтались» в апельсиновой роще. Причём интенсивно так, что в самый разгар «беседы» опрокинули одно из деревьев и вдобавок извозились в липком соке от безнадёжно раздавленных апельсинов.

Несмотря на то, что нам, самцам, не запрещается спать с другими самками. Мне не улыбается потерять из-за этой мимолётной интрижки расположение отца сестричек. Мы с ним условились, что после брачного ритуала он отдаст мне Южную Каменоломню и прилегающий к нему Рудник Самоцветов. Для меня обладать ими крайне… необходимо, поскольку эти изобильные своими ресурсами места когда-то принадлежали нашему роду. Угасшему роду Каменного Когтя.

Я же решил вернуть своей семье былое величие и те богатства, которые ещё три тысячи лет назад принадлежали нам. Но были бессовестно пропиты моим недальновидным прадедом.

— Почему ты спрашиваешь? — будущая невеста безымянным пальцем вбивает в свои пухлые губы ярко-красную помаду, подчёркивающую её страстную, жадную до секса натуру. И в голове невольно всплывает образ, как она какие-то полчаса назад со сладостным упоением в «тыквенных» глазах обхватывала ими меня. Облизывала, причмокивала, проводила от самого основания и до конца.

От этой ожившей картины я вновь пришёл в полную «боевую» готовность. Что, собственно, не стал скрывать, усевшись на край широкой кровати и продемонстрировав свой вздыбленный член.

Такова природа всех разумных драконов. Только вот каменные не скрывают, что пропускают всё сперва через вуаль похоти, а уже потом думают основной головой. Другие же предпочитают строить из себя благородных господ и госпож. Ещё высказывают своё презрение в нашу сторону, что мы пробуем друг друга до брачного ритуала. Хотя в числе моих любовниц были некоторые из тех, кто громче всех кричал о нравственности. Замечу, что не только с трибун совета, но и в моей постели. Правда, они просто кричали от наслаждения, позабыв о личной «чистоте». Лицемеры, одним словом.

— В этот раз ты была не столь… «голодна», — я наклоняюсь назад и упираюсь руками в сырые от пота и наших соков простыни. — Присядешь? — подаюсь бёдрами вперёд в пригласительном жесте.

Будущая невеста заворожённо прикусывает кончик указательного пальца. Облизывает его своими порочными, лишающими всякого здравомыслия губами. И медленно разворачивается.

— Разве я могу отказать своему ненасытному господину? — проговаривает с придыханием, отчего её большая тяжёлая грудь призывно выступает вперёд.

Дейта приподнимает струящийся подол, демонстрируя красивые округлые колени.

По игривой улыбке и лукавым искрам в прищуренных глазах считываю: невестушка что-то задумала.

— Но… — протягивает она и резко отпускает подол. — Сбор уже начался, — снова завела свою песнь про старую, как этот мир, традицию. И кинула в меня рубашкой, поднятой с пола. — Одевайся и пошли.

Я перехватываю одежду одной рукой и нагло делаю вид, что занимаюсь сборами. Но вместо этого, пользуясь тем, что Дейта потеряла бдительность, я перехватываю её за талию, вжимаю в себя и прикусываю кончик её стремительно краснеющего уха.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — облизываю хрящик горячим языком и упираюсь твёрдым членом ей в поясницу. Вопреки тому, что я всю ночь брал свою невесту в самых разных позах. А до этого хорошо провёл время с её сестрой, я по-прежнему чувствую себя не насытившимся.

К моему огорчению, этот «недуг» был со мною всегда. Сколько бы любовниц у меня ни было (некоторые из них были умелее другой), никому из них так и не удалось утолить мой первобытный голод. Древние легенды гласят, что это под силу сделать только истинной паре. Но в нашем мире истинность — это невероятная редкость. Причём такая, что истинных пар можно сосчитать по пальцам одной руки. И все они находятся среди старших драконов, а не молодняка. Пророчу, что через пару тысячелетий знания о них тоже превратятся в старую добрую легенду.

БОНУС: ДАРИОС

Дариос Каменный Пик из рода Каменного Когтя:

БОНУС: ДЕ́ЙТА

Дейта Каменное Крыло из рода Озёрного Камня. Бывшая невеста Дариоса:

БОНУС: КАРТА ПЛАНЕТЫ

Расстояние континентов и островов друг от друга в два раза больше. Но, чтобы уместить всё на странице, сделала для вас такой вариант:)

ГЛАВА 6: ТРИНАДЦАТЫЙ

— Тринадцатый! — раздаётся за спиной приветственный возглас. Он будящим кличем разносится по главному залу совета, побуждая присутствующих отмереть от разглядывания массивных неказистых колонн, Звезды Лили́и и томящихся в ожидании лиц друг друга.

Я даже не утруждаю себя тем, чтобы обернуться и выяснить, кому принадлежит это столь вызывающее поведение: согласно древним законам, в святыне богов воспрещается нарушать порядок тишины. Разумеется, сюда входят все мероприятия, проводимые в святых. В том числе и Собрание Равновесия, на котором каждые сто пятьдесят лет выявляются недовольные решением Великой Матери Созидания[1]. Однако даже в порывах собственного гнева и злобы, те самые «счастливчики», коим одна из богинь Великой Триады уготовила судьбу отвергнутого местным обществом, обладают должным воспитанием и проявляют уважение к древнему закону.

Но я не осуждаю своего давнего… сослуживца в порывах идти наперекор старым устоям. В отличие от многих разумных, что с неодобрением и укором смотрят на рыжеволосого нарушителя тишины из когда-то славившегося рода Каменного Когтя. Я один из тех, кто в Совете Единства[2] поддерживает идею о том, что старое необходимо преображать. А не уподобляться ему. Иначе мы обречены замереть в нём. И о прогрессе можно забыть.

— Сын Космоса! — каменный дракон встаёт справа от меня и поднимает мизинец вверх в знак приветствия. Добродушная улыбка обманчивой линией растягивается на его губах, прикрывая собой личину чрезвычайно расчётливого и прагматичного до мозга костей разумного.

Помню ещё со студенческих лет, как он искусно создал себе репутацию пропащего простачка со скудным умишкой и слепой привязанностью к выпивке, самкам и материальным благам. Отчасти это, конечно, так и есть. Но лишь отчасти. На самом же деле он куда умнее. Поскольку благодаря только этой умелой игре каменный дракон вернул десятки когда-то утраченных, насколько мне известно, его прадедом шахт обратно во владения своего рода. А чтобы это провернуть, нужно обладать не только внешними данными. Но и мозговыми извилинами с прилегающими к нему навыками истинного купца и хитрого дипломата в одном лице.

Между нами не водилась дружба. Я в принципе не способен выстраивать с кем-то близкие отношения. Даже с собственным младшим братом. Потому что принадлежу к ветви космических драконов. А мы, дети самой Великой Пустоты, ведём достаточно закрытый образ жизни. И не пускаем в свои владения чужаков. Под чужаками я подразумеваю не только разумных, которые не принадлежат к нашему редкому и малочисленному подвиду. Но и всевозможных родичей.

Каждый знает, что космические, ровно как и драконы пустоты, коих практически истребили из-за их сомнительных пристрастий, — сами по себе. Многие считают, что сокращение численности среди наших и низкая рождаемость должна сплотить нас. Но эта проблема только разобщила нас. Подтолкнула к тому, чтобы заняться обустройством собственной жизни. Поэтому во всём мире нет более эгоистичных, гребущих всё под себя драконов, чем космических.

Кроме того, политика и место в Тринниаде, которое я подготавливаю для себя вот уже на протяжении девяноста лет, для меня важнее каких-то сомнительных связей.

— Дариос Каменный Пик, — отразил его приветственный жест выставленным мизинцем. — Столько времени прошло, не ожидал тебя здесь встретить. — Язык чешется впрыснуть в нашу «приятельскую» беседу какую-нибудь приторную лесть. Но эта стезя принадлежит скорее каменному дракону, чем мне. Да и зацепиться не за что: он остался таким же, как я его запомнил в нашу последнюю встречу на выпускном. Тем, кого недооценивать — большая и крайне глупая ошибка. Тем, с кем нужно держать ухо востро, а кошель при себе. Иначе есть риск стать, как полнятся некоторые слухи, нищим и «счастливым» обладателем бесполезной каменной крошки, валяющейся под ногами.

Помнится, от кого-то я слышал, что Дариос продал одному взяточнику пустую шахту. Тот вложил в неё всё до последнего а́ллисса[3]. И, разумеется, прогорел. А каменный вышел чистым из сделки: он оформил всё настолько красиво, что эктео́н[4] даже не сумел подкопаться к договору. В довесок взяточнику пришлось выплатить солидный штраф за ложное донесение.

— Не уж то думал, что я вознёсся к Праматери[5]? — ухмыляется рыжеволосый нарушитель и не думающий говорить полушёпотом, как принято. Из-за чего получает раздражённое шиканье и осуждающее цоканье от особо праведных.

«Я вообще о тебе не думал», — подмывает ответить, но вместо этого предпочитаю соблюсти все нормы приличия, как подобает настоящему политику:

— Думал, что ты давно прошёл брачный ритуал.

Лицемерно? Воистину. Однако, если бы я не обладал этим важным качеством, ни при каких обстоятельствах не достиг бы того, чем обладаю сейчас.

Наше общество не проявляет уважения и сострадания к тем разумным, которые не обладают землями, статусом и властью. Они для него сродни обычным. Так называют тех, кто потерял свою высшую форму[6]. А в связи с тем, что около пятисот лет назад к нам начали попадать крайне слабые существа, лишённые всякой магии, мы стали причислять к обычным и их.

— Как видишь, — мой собеседник широко разводит руки в стороны, — не успел.

На этой ноте наша нарочитая вежливость друг к другу истлевает. И мы одновременно поворачиваем головы в сторону мерцающей слабым бело-фиолетовым свечением Звезды Лилии.

Где-то в чертогах разума крутится тревожная мысль, что и я поступил недальновидно, не пройдя брачный ритуал с моей названной невестой. И несмотря на то, что древний артефакт за всю историю своего существования не отмечал космических драконов в качестве предполагаемого супруга для будущей «гостьи», меня всё равно пробирает на опасения.

БОНУС: ТРИНАДЦАТЫЙ

Тринадцатый Сын Космоса из рода Северной Звезды:

БОНУС: ШЕСТНАДЦАТАЯ

Шестнадцатая (Лада Песнь Звезды) из рода Млеющего Созвездия. Бывшая невеста Тринадцатого:

ГЛАВА 7: ФИЛАКТЭ́Й

Наваливаюсь плечом на каменную колонну и наблюдаю за развернувшимся представлением в главном зале совета. Дариос Каменный Пик, как всегда в своём репертуаре: привлекает к своей неоднозначной персоне слишком много внимания и выставляет себя посмешищем.

Слышал, что этот навык помогает ему пустить пыль в глаза другим крупным дельцам и заключать сделки на наиболее выгодных для себя условиях. И правда, что взять от своенравного чудака, позволяющего себе выказывать подобную дерзость в святыне богов? Только лишнюю головную боль, с которой хочется побыстрее разделаться.

Впрочем, меня совершенно не интересуют мотивы поступков бывшего сослуживца. Моё «лестное» мнение о каменном, как об одном сплошном недоразумении, не поменялось за сто пятьдесят лет. И вряд ли поменяется: не терплю тех, кто проявляет неуважение к богам и их святыням. Для меня вера и память прошлого крайне ценны. Именно поэтому я стал наставником при Академии.

По обсидиановому залу разносится шелест шепотков, знаменующие начало Собрания Равновесия.

С левой стороны от Звезды Лилии встаёт величественная фигура Первого, неформального главы всех и́стоков[1]. Хоть наши предки десять тысячелетий назад отказались от единовластия, отдав предпочтение коллегиальности. Разумные всё равно остаются верны своим традициям, негласно отдав перстень власти одному из сильнейших драконов нашего мира. Однако каждый в Тринниаде, да и в Совете Единства знает, что решающее слово всегда остаётся за Второй, поистине мудрой и уважаемой, а в некоторых случаях и воспеваемой разумной. За всю свою короткую, но полную наблюдений и анализа жизнь, мне ещё ни разу не повстречалась самка, которая, точно как и Вторая, умела бы сочетать в себе живую энергию богинь и стальную твёрдость характера богов. Пожалуй, Вторая — это ещё одна самка после моей матери, которой я восхищаюсь.

С правой стороны от древнего артефакта располагаются молчаливые и безликие жрицы в длинных грязно-чёрных балахонах, которые со стороны выглядят так, словно их подпалили.

Именно поэтому я не стал прямым прислужником богов, а всего лишь наставником. Не из-за потрёпанных балахонов, разумеется. А потому, что перед тем как стать служителем в святыне, каждый проходит обряд очищения, в процессе которого священным клинком отрезают язык, уши и детородный орган. Вдобавок опаляют лицо, делая из него нечто с маленькими глазами, слипшимся ртом и дырками вместо носа. Объясняют это тем, что только так можно добиться единение с богами.

Внешнее уродство меня совсем не пугает: внутреннее у многих будет пострашнее. Но даже с моей преданностью к Великим Богам я не готов пожертвовать возможностью исследовать этот мир от одного края континента до другого. И перспективой хотя бы в конце своей жизни ответить на многие вопросы, касающиеся мироздания и тех, кто его населяет.

— Так и вижу, как у тебя поджилки трясутся, — пускает своеобразную шутку Ника́сис Искромётный Луч из рода Золотого Света. Этот, на первый взгляд общительный и жизнерадостный световой дракон тоже проходил со мной службу в Академии.

Помню, как в самом начале, по глупости своего возраста, пытался с ним соревноваться в знаниях, похвале от наставников и наградах от пройденных заданий. А спустя какое-то время на одном из награждений Вторая спросила меня, ради чего я так лезу из собственной чешуи. И когда, поразмыслив, понял, что ради чужого одобрения, а не своих принципов, сразу успокоился.

— Слышал, что ты в прошлом месяце собирался пройти брачный ритуал, — продолжает световой, делая шаг вперёд вместе со мной, когда один из разумных, приложив руку к бело-фиолетовой сердцевине, не получает метки Великой Матери Созидания.

Вообще, если так подумать, то получение метки выглядит как случайный розыгрыш. Ведь согласно древним традициям, женихи выбираются до того, как мир призовёт избранную Триадой.

И, учитывая, неудачный опыт прошлого, в котором божественное вмешательство пытается восполнить разницу в самках, где-то на одном из этапов произошло аномальное искривление. Ибо не может дракон одного вида или подвида зачинать потомство с другим. Что уж говорить о «случайных гостьях», попавших в наш мир.

В своё время я изучал этот феномен и даже написал исследовательскую работу, в которой описал существование других миров и населяющих их видов. В ходе исследования я имел честь побеседовать с эльфийкой, орчихой, русалкой и крайне странной человечкой. Однако, несмотря на то, что они имеют принадлежность к разным видам, мы их всё равно называем обычными. Всё из-за того, что они не обладают магией и не отличаются долголетием. И крайне-крайне редко могут понести потомство от других обычных, самцов, что потеряли свою высшую форму. Правда, многие детёныши от этих союзов рождаются безбожно уродливыми, а через несколько дней возносятся к Праматери.

Насмешка ли это от богинь или наказание за то, что драконы пустоты пытались сотворить со своими детьми. А может, что впоследствии с ними сотворили другие разумные, практически истребив, а выживших отправив в Тоннели Страха и Печали. Но мы находимся в безвыходном положении: каждый поворот Оли́мии[2] в мире рождается всё меньше и меньше самок. Взрослые самки стали всё чаще болеть и умирать при родах, не оставив после себя потомства.

Как бы учёные умы ни старались уберечь самок с помощью различных артефактов, татуировок и целебных настоек, смертность и не намерена сокращаться. Поэтому единственная наша надежда — это призыв и вера в то, что однажды Великие Боги смилостивятся и отправят к нам нужных самок.

БОНУС: ФИЛАКТЭЙ

Филактэ́й Туман Океана из рода Восточного Океана:

БОНУС: ФИ́Я

Фия Капля Росы из рода Жемчужных Водопадов. Бывшая невеста Филактэя:

ГЛАВА 8: НИНА

— Что ты со мной сделал? — спрашиваю заторможенно, словно механическая игрушка, у которой внезапно заржавел движитель. И мысли становятся такими вялыми, текучими, будто моё тело и сознание убаюкивают прохладные морские волны. А я, вместо того, чтобы плыть к берегу, позволяю этим тёмно-синим «волнам» уносить меня всё дальше и дальше в волнующую неизвестность.

— Ты шумная, — проговаривает странный ответ незнакомец. И, подхватив меня под лопатки, усаживает на каменную лавку. Он делает это так аккуратно и бережно, словно опасается причинить мне дискомфорт. И от этого я чувствую себя как минимум хрустальной. И… сбитой с толку, потому что его действия не состыкуются с высокомерными словами, которые он произносит.

Практически лишённая сил, наваливаюсь спиной на холодную стену и непонимающе смотрю на моего таинственного и немногословного «господина без вопросов и люблю тишину».

— Ты много и громко думаешь, — опережает назревающий на моём языке вопрос очередной своей странной формулировкой, от которой у меня округляются глаза, а вдоль позвоночника пробегает стая колючих мурашек. — Я даже не успеваю отследить логику твоих мыслей, — продолжает, снисходительно усмехнувшись. — Но образы очень яркие и… шумные. Поэтому не могла бы ты успокоиться? Я не хочу тратить остаточные крупицы своей магии на такое пустяковое дело, как усмирять нестабильные эмоциональные реакции чужемирянке.

Хлопаю ресницами, широко разинув рот. И смотрю на длинноволосого незнакомца, как на ожившее фантастическое существо из детских сказок.

— И не могла бы ты прикрыть рот? — сухо подмечает, пристально разглядывая мои обветренные губы. Если не брать во внимание его подчёркнуто-безразличный тон и надменность в тёмно-синем взгляде, можно по простоте своей сердечной предположить, что «господин без вопросов и люблю тишину» исподтишка любуется мной. — В нашем обществе этот жест считается неприличным.

Порываюсь сказать какую-нибудь колкость, но не успеваю: к нам в закуток, прикрытый резной деревянной перегородкой и частью выступающей стены, заходят «посетители». От повисшей в воздухе недосказанности у меня противно сводит зубы, из-за чего на вошедших я смотрю таким злющим взглядом, что впору гвозди заколачивать. Например, в гроб одного заносчивого типа.

— Филактэй Туман Океана, — из толпы собравшихся мужчин отделяется один и проходит вперёд, останавливаясь как раз напротив моего неудавшегося собеседника. — Наша гостья только пришла в себя, а ты уже успел попасть к ней в немилость, — он заходится обволакивающим и заразительным смехом, от которого я немного оттаиваю и расплываюсь в лёгкой улыбке.

А этот высокий и подтянутый незнакомец номер два с длинными, слегка вьющимися ржаво-коричневыми волосами, определённо умеет расположить к себе. Не то что некоторые!

— Не имею ни малейшего представления, чем я так успел досадить гостье, — произносит невозмутимо, словно «господина без вопросов и люблю тишину» это совершенно не касается.

Бросаю косой, полный притворной презрительности взгляд на него. И начинаю подозревать, что для этого… Филактэя грубая каменная кладка на полу гораздо интереснее, чем происходящее вокруг. А ведь сперва он показался мне мудрым, сопереживающим и рассудительным. На деле же оказалось, что мне действительно показалось. И моя необычайная проницательность подвела меня. Между прочим, впервые в жизни: раньше таких осечек не случалось, и я запросто считывала людей.

— Благосклонного дня, госпожа, — приятный незнакомец номер два поднимает мизинец вверх, отчего в голове пугающим скримером выскакивает воспоминание, в котором один мальчик в ярко-жёлтом плаще и резиновых сапогах с утятами сделал такой же жест. Это же… просто совпадение, правда? — С вашего позволения представлюсь, — продолжает источать вежливость этот мужчина в тёмно-оранжевой парадном мундире, в мгновение ока ставшим для меня подозрительным. Если вышел прокол с одним, значит, и с остальными присутствующими не всё так просто и предсказуемо. — Я Дариос Каменный Пик из рода Каменного Когтя.

Где-то с минуту разглядываю этого Дариоса, взирающего на меня сверху вниз с озорными смешинками в прищуренных глазах цвета жжёного апельсина (вот это я понимаю — реалистичные линзы, а не то, что мне однажды привезли из Китая!). Вопреки своему нехорошему предчувствию, выкрадываю пару секунд на любование его загорелым, изящно очерченным лицом, на котором появляется обворожительная улыбка, отгоняющая от меня всякие здравые мысли. А затем, схватившись за раскалывающуюся от лихорадочной тряски голову, начинаю громко хохотать.

Будь рядом мама, она бы точно шлёпнула меня по коленке. А после отчитала за то, что веду себя не как благовоспитанная девушка из уважаемой семьи. А как деревенщина, которая между сильными приступами смеха некультурно похрюкивает. Да ещё и в присутствии притягивающих взгляд мужчин, которые выглядят так, как в той фразе Пушкина: «Все красавцы удалые. Великаны молодые. Все равны, как на подбор. С ними дядька Черномор». И я ведь нисколько не лукавлю про их стать и привлекательность. Среди них даже есть тот самый Черномор: высокий, атлетического сложения, в чёрно-фиолетовом парадном мундире (у них что, дефицит на одежду?), с чёрными короткими волосами и строгим тяжёлым взглядом светло-фиолетовых глаз. Правда, он совсем не тянет на бородатого дядьку с сединой, а скорее на молодого мужчину лет тридцати пяти. Мужчину, от которого меня знобит, а смех стремительно тает на губах.

— Ага, — вытираю проступившие слёзы с уголков глаз. — А я Эннинея Сестра Грозы, — с сарказмом озвучиваю своё прозвище, которое мне дал отец в глубоком детстве, когда мы в моём летнем домике играли в принцессу и рыцаря из сказочной страны… эээ… уже и не помню какой. Драконов, кажется.

ГЛАВА 9: НИКА́СИС

Неотрывно смотрю, как на портальной арке, выполненной из гладкого вулканического стекла, один за одним загорается высеченный сакральный символ. И вместе с тем, как вспыхивает один из символов в виде красного меча, оранжевого кристалла, жёлтой молнии, зелёного ростка, голубых ледяных шипов, трёх синих волн, фиолетовой кометы или чёрных кругов, пересекающихся друг с другом, стремительно, один за другим, затухают мои планы на будущее.

Я пожертвовал многим, чтобы стать одним из членов Совета Единства, к которому не просто прислушиваются, а поддерживают предложенные мной законопроекты. Ради этого мне пришлось надорваться и окончить Академию с орденом Нита́моса[1]. Разорвать все связи с дядей, замешанного в сговоре с драконами пустоты. А он, к слову, был мне ближе и роднее отца. И заключить помолвку с той, чьё присутствие я, мягко говоря, могу вынести от силы минут пять. Всё из-за её прескверного характера, длинного языка и бесконечных капризов, длина которых настолько внушительна, что запросто обогнёт всю нашу массивную планету. Да не один раз.

И теперь, когда ритуальная чаша, в которую безликие жрицы собрали мою кровь, прядь волос, пластину чешуи, ноготь и слюну, загорается золотистым светом, удручённо понимаю, что все мои жертвы могут быть напрасны. Особенно, если призванной окажется световая драконница. Пусть Ниме́йа Яркая Вспышка и ведёт себя так, будто ей весь мир задолжал. И я в том числе. Но союз с ней обеспечивает мне половину голосов среди воздушных драконов. Именно столько, сколько мне нужно для того, чтобы получить независимость для моего народа.

Слишком долго световые томились в тени небесных и громовых. И я тот, кто положит этому конец. По крайней мере, в случае, если избранная Триадой не окажется одного вида со мной. В иных случаях я могу этого добиться лишь через один поворот вокруг Соло́носа[2]. После того, как мы пройдём брачный обряд. А после, если Великие Богини не воспротивятся, разведёмся. Но если призванная окажется всё-таки световой, то всё, что я смогу достичь в союзе с ней — лишь жалкой роли а́клода[3].

И паршивее всего в этой ситуации то, что не в моих силах избежать союза с иномирянкой. Не из-за того, что наше общество этого не примет и выжжет на моём имени позорное клеймо. Хотя их мнение довольно… двойственно, поскольку, имея связь с чужачкой, по законам не только мира, но и народа воспрещается идти в политику. А потому что метка в случае отречения от избранной меня убьёт.

— Когда я загадывал желание на падающий метеорит, — нарушает гнетущую атмосферу Дариос, — под переменами в своей жизни я имел в виду совершенно другое.

Несмотря на то, что слова каменного звучат как неудачная попытка пошутить, они всё равно приносят эффект, слегка ослабив давящее на мозг напряжение. И, судя по кривым улыбкам, не только у меня.

— А когда я просил отсрочку у Великих Богов от брачного ритуала, — решаю поддержать моего временного побратима, — я тоже совсем не это имел в виду, — киваю в сторону арки, пространство внутри которой покрывается рябью и, словно ожившие морские волны, окрашенные разноцветными красками, начинает взволнованно колыхаться. А вскоре за ним, как в мутном зеркале, появляется девушка, сидящая на полу и держащаяся обеими руками за горло.

«И это ради неё боги обрекли меня на столь незавидную участь?» — промелькивает мысль, когда смотрю на потерянную, заходящуюся в сильном приступе кашля незнакомку с тёмно-каштановыми волосами, в меру пухлыми губами и какими-то невзрачными серо-синими глазами.

— Обычная, — зло усмехается Тринадцатый, выражая негодование за всех нас. — Почему она не заходит к нам? — рассекает воздух резким повелительным тоном, от которого безликие жрицы тут же приходят в движение: один из них просовывает руку сквозь пространство и одним сильным рывком затаскивает в наш мир избранную Триадой.

Портал схлопывается ослепительно вспышкой. Под ногами проходит мощная вибрация, обозначающая, что магический резерв мира практически опустел из-за призыва. И ему нужно время, чтобы восстановиться. В лучшем случае пятьдесят лет.

Воздух вмиг наполняется ненавязчивым ароматом полевых цветов после дождя. И я, не отдавая отчёта в своих действиях, жадно втягиваю его носом.

Призванная какое-то время лежит неподвижно, отчего возникает мысль, что она не пережила переход. Но стоит мне об этом подумать, как главную святыню богов тут же пронизывают истошные крики боли и плач, означающие, что девушку настигли последствия от перемещения.

Впервые за много лет моё сердце сжимается в остром болезненном спазме.

Какая-то неведомая сторона моей личности стремится укрыть собой избранную. Защитить от всех возможных опасностей. И унять её боль.

Свет внутри меня приходит в неистовство, недоумевая, почему я стою истуканом и не реализовываю так ярко представленное. Но здравый смысл пресекает этот почти неконтролируемый порыв подбежать к страдающей от мучительной агонии девушки. Он твердит, что у меня не может быть природной тяги к чужемирянке, потому что она обычная. А все метания, происходящие внутри меня, вызваны связующей нас меткой. Не более.

И я почти доверяю доводам своего рассудка. Но огненный, ледяной и космический, кажется, его игнорируют. Потому что приняли свой промежуточный облик, покрывшись чешуёй и выпустив длинные когти. А такое происходит только во время наземного боя или… брачного сезона, когда первозданная суть практически завладевает разумом, действуя на одних лишь инстинктах.

Мне стоит больших усилий взять над собой контроль и отнять взгляд от корчащейся в муках девушки.

БОНУС: НИКАСИС

Никасис Искромётный Луч из рода Золотого Света:

БОНУС: НИМЕ́ЙЯ

Немейя Яркая Вспышка из рода Лучистых Искр. Бышая невеста Никасиса:

ГЛАВА 10: НИНА

— Я Тринадцатый Сын Космоса, — представляется Черномор, продолжая пожирать меня взглядом оголодавшей акулы, к которой я случайно заплыла в логово. Признаться, мне крайне неуютно пересекаться с его не моргающими светло-фиолетовыми глазами: я не понимаю, почему он такой… злой (не могу наверняка считать его эмоции) и почему эта до конца неопределённая мной эмоция направлена именно на меня. Я что, успела ему как-то досадить? — Прошу прощения за столь, — он откашливается в кулак, на мгновение прикрывает веки, а когда вновь открывает их, его притягательные черты лица смягчаются, — явное выражение эмоций.

Кажется, до меня начинает доходить нечто важное. То, о чём постоянно твердил отец, когда я пыталась от него что-то скрыть.

«Да у тебя ж на лбу всё написано!» — эхом проносится его грубый каркающий голос.

Выходит, у меня действительно настолько выразительная мимика, что даже незнакомые мужчины, с которыми мы впервые встретились, с лёгкостью определяют, о чём я думаю.

— Не совсем так, — ошарашивает меня Черномор, отчего я прихожу в оцепенение.

Я, конечно, слышала мистические бредни о том, что у некоторых людей есть дар телепатии. Но я даже не представляла, что когда-нибудь мне доведётся повстречать их. Ладно, повстречать! Поверить в то, что они реально существуют! Для меня что экстрасенсы, что телепаты и те же провидцы относятся к категории «выдумки, чтобы развлекать народ». Впрочем, как и все остальные «одарённые». Потому что всем этим сверхъестественным проявлениям в человеке учёные уже давно дали определения. И на некоторых из них стоит жирный штамп «шарлатанство».

Сколько бы меня подруга ни стращала призраками, которых она видела в своём доме. А с одним из них даже проснулась посреди ночи в постели. Я только снисходительно улыбалась. Однако, когда она стала зазывать меня к тарологам, я окончательно прекратила с ней общение. Потому что не верю я во всю эту чебухню. Такого просто не может быть!

— Что ж, — Сын Космоса окидывает меня каким-то странным взглядом, как будто перед ним сижу не я, а несмышлёный ребёнок, рьяно защищающий свою позицию о том, что если залезть на высокую крышу, то можно коснуться неба. А затем обменивается взглядом а-ля «тяжёлый случай» с другими. — Начну по порядку. Твоё дело сперва выслушать, а потом уже задавать вопросы и… — он делает небрежный взмах рукой, — потом уже выбирать, во что верить, а во что нет.

— Держись крепче, дорогуша, — усмехается Дариос и, засунув руки в карманы, спиной наваливается на деревянную резную перегородку. Только слепая не отметит, насколько он сексуально выглядит в этой расслабленной хулиганской позе. А когда он растягивает губы в плутовской улыбке, у меня вовсе спирает дыхание. Правда, всего лишь на несколько секунд: Черномор выразительно прочищает горло, уничтожая все мои сердечки, вертящиеся вокруг головы, и возвращает моё внимание к себе.

— Каждые сто пятьдесят лет, — начинает свой сомнительный рассказ Тринадцатый (или это не имя, а число, которое обозначает, каким по счёту сыном он родился?), — наш мир по воле Великой Триады призывает самку из другого мира, дабы восстановить численное неравновесие. Так сложилось, что среди наших народов рождается всё меньше самок, а смертность среди них всё растёт, несмотря на то, что мы оберегаем их, как самый редчайший драконий цветок.

— Слушай, — перебиваю этого талантливого рассказчика, который затирает мне про мир, какую-то триаду и самок на серьёзных щах. Мало того, что он говорит это с невозмутимым выражением лица. Так и у других такое же выражение! Будто мы не меня разыгрываем, а выступление на научную конференцию, где собираются обсудить глобальные проблемы человечества. Каковы актёры, а! — Ты там, случайно, попкорн с собой не захватил? А то пожевать бы чего. История-то вон какая занимательная.

— Прости? — оглядывает меня таким взглядом, как будто среди нас двоих это я несу полнейший бред.

— Прощаю, — киваю и встаю, отчего все присутствующие делают синхронный шаг назад (я что, прокажённая какая-то?). Кроме «господина без вопросов и люблю тишину». Он, кажется, и вовсе дрыхнет. — Только, видишь ли, я с самого начала догадалась, что это отец решил разыграть меня и подговорил вас участвовать во всём этом спектакле. Кстати, где он? По-любому, где-то за углом снимает всё на телефон, чтобы потом донимать меня! Папа, выходи!

Я стремительно подрываюсь с лавки и направляюсь прямо к толпе мужчин, загородивших единственный проход. Но стоит мне сделать пару шагов, как я тут же припечатываюсь своим нежным многострадальческим носом в невидимую преграду.

Искры из глаз.

Невольные слёзы.

Кровь из носа.

И холодные ладони Тумана на моих мокрых щеках.

Я чувствую, как под кожу забирается холодок и… отнимает мою боль.

Шок.

Ступор.

Звеняще напражённое молчание.

— Теперь ты нам веришь? — почти ласково спрашивает Филактэй, заботливо вытирая кровь с моего лица своим вкусно пахнущим носовым платком.

Заторможенно качаю головой в отрицательном жесте. И с округлившимися глазами смотрю, как над его ладонью формируется водяной шар.

Спустя какое-то время, когда я отмираю, у меня начинается дикая истерика. Я плачу навзрыд: до головной боли, горящего лица и океана соплей. А потом смеюсь, как умалишённая. Хотя почему как? Я такой и стала! Говорила мне мама поменьше практиковать трудоголизм. Но нет же! Упахалась настолько, что крыша поехала.

ГЛАВА 11: НИНА

Не знаю, сколько проходит времени. Потому что всё, что я делаю — это просыпаюсь. Ем совершенно незнакомую мне еду из каких-то непонятных и безвкусных ингредиентов. Внимательно и с замиранием сердца слушаю Тринадцатого, который как ведущий какого-то шоу с элементами бешенного артхауса рассказывает мне о том, что я призвана магическим миром Осе́н` (позже для удобства нареку его «Осень»). И тревожно сплю, просыпаясь от каждого шороха: всё из-за нервов, которые мне изрядно потрепали мужчины, демонстрируя свои… способности.

Но дело не только в их способностях, от которых у меня волосы шевелятся не только на голове. И сведений о том, что каждый из них — вовсе не человек, а разумный дракон. Вдобавок узнаю, что в мире, кроме разумных, водятся ещё примитивные и обычные: это те, кто потерял свою природную суть, или другие существа, по ошибке призванные миром. Прямо как я. Но ещё в том, что я, оказывается, призвана не просто для того, чтобы расширить свой кругозор и дать моим мозгам мысленно раскинуться по стене сзади. А для того, чтобы стать невестой… Внимание! Для семи опасных существ в обманчиво миролюбивых обличиях.

Как я отнеслась к тому, что мои детские сказки и пару прочитанных книг о попаданках ожили? Ну-у-у… Признаться, я думала, что моя психика намного, намного крепче. Я бы никогда и не подумала, что отношусь к той категории хрупких и нежных дам, которые валятся в обморок от малейшего потрясения. Другими (более обтекаемыми) словами: мне понадобилось время, чтобы свыкнуться со всей этой ожившей… Фантазией? Иллюзией? Шизофреническим бредом? Что тут будет более уместным?

Я чувствую себя Алисой, которая по ошибке съела корзину галлюциногенных грибов и вместо кроличьей норы прыгнула в драконью. Потому что больше не знаю, как оправдать происходящее. Тут либо мне озлобленный бывший что-то подсыпал в чай: вот почему он не хотел отпускать меня, наверное, ждал, когда наркотик подействует. Либо я умерла от того внезапного удушающего приступа и, поскольку родители не успели мне помочь, попала в чистилище. Либо меня действительно перенесли в другой мир, кишащий драконами и различной поджидающей на каждом углу опасностью. Особенно для меня, потому что в этом мире я всё равно, что муравей в нашем. И пока на мне нет защитных татуировок — каждый чужой чих для меня может оказаться фатальным.

Вот почему мужчины отступили от меня: никто из них, кроме «господина внезапной обходительности» (Филактэя то бишь), не может касаться меня и находиться в радиусе двадцати шагов. Потому что, в отличие от, как оказалось, водного дракона, они не могут контролировать температуру своего тела. И магическое поле, которое постоянно подпитывается магическими выбросами их тел. Короче, если я подойду к Тринадцатому, то меня разнесёт в разные стороны, как фарш в микроволновке. А если к Дариосу, то меня постигнет участь тех смельчаков, кто однажды в древнегреческом мифе решил бросить вызов Медузе Горгоне. Ну, а если к Никасису, то моё тело превратится в прожжённую насквозь тушу.

Про остальных пока не знаю, потому что они не спешат со мной знакомиться. Да и Тринадцатый запретил, сказав, что мне нужно выдавать информацию порционно. Какой догадливый, а! А раньше так не мог? Впрочем, высказать свои претензии не осмеливаюсь, что странно для меня. Наверное, всё дело в его цепком, таящим в себе смертельную опасность, как когти чёрного льва, взгляде. Почему-то именно с этим животным я его ассоциирую. И плевать, что он как бы дракон. Скорее всего, это связано с тем, что он здесь заправляет всем: отдаёт приказы, выбирает, что мне следует рассказывать. И никто не смеет его ослушаться. Даже я, что тоже странно. Потому что на Земле я постоянно бросала вызов своему строгому, суровому и крайне вспыльчивому отцу. А тут, тьфу, даже не пикаю.

— Прежде чем мы отправимся в путь, ты познакомишься с остальными. — Черномор разбивает все мои размышления свои бархатным, с приятными рокочущими нотками голосом, от которых у меня всё внутри сладко вибрирует. Да, я очень влюбчивая. Но со мной ещё не случалось такого, чтобы меня одновременно влекло сразу к трём, ладно, чего греха таить, четырём мужчинам. Я саму мысль об этом пресловутом многомужестве, о котором мне однажды втирал отец, нахожу ужасающей.

Ну вот как такое может быть? Как можно любить сразу семерых? А спать с ними как?

Последний вопрос крайне не вовремя подкидывает яркую фантазию о том, как меня на огромной кровати в разных позах берут будущие мужья.

Вспыхиваю как спичка оттого, что вспоминаю кое-что важное, связано с тем, что все мои мысли, а в том числе и образы, которые я представляю, то же самое, что и экран уличного кинотеатра. То есть содержимое моей головы постоянно находится на виду у всех.

Робко, прямо как давно вышедшая из моды девственница (то есть которой далеко за двадцать пять), смотрю на Сына Космоса. Внутри дребезжит чувство, словно мужчина, в которого я тайно влюблена, нечаянно прочитал мою порнозаметку, связанную с ним.

Мы пересекаемся взглядами, от молчаливого и крайне напряжённо диалога которых у меня спирает дыхание, а отзвуки сердца слышатся в голове. Тринадцатый уже предупреждал, что наш брак является фиктивным. Поскольку после того, как мы соблюдём все формальности брачного обряда, то сразу же разведёмся при свидетелях. Ведь наши виды несовместимы.

И как бы этот план ни резал тупым кухонным ножом по сердцу моей внутренней влюбчивой мечтательницы, которая уже отчего-то решила, что у неё собственный гарем из семи притягательных, соблазнительных и пленяющих здравый рассудок красавчиков. Я всё же согласна с ним, потому что хочу вернуться домой. И ни один мужчина в мире не стоит моих родителей. Которые, кстати говоря, совершенно забыли о моём существовании, что ранит меня намного сильнее.

ГЛАВА 12: НИНА

— Я Андос Пылающее Крыло из рода Красного Огня, — спустя какое-то время представляется высокий, широкоплечий мужчина с короткими красными, как жидкая лава, волосами.

Разумеется, все мои «обречённые» мужья, как было отмечено мной неоднократно, высокие и широкоплечие: природа явно постаралась, сотворяя их. Однако Андос, выставляющий мизинец вверх в знак приветствия и смотрящий на меня прямым взглядом тёмно-красных глаз с полудикими золотистыми всполохами, выглядит куда крупнее остальных. Прямо как откормленный леопард, но не лишённый крепких и развитых мышц, что так открыто подчёркивают его тёмно-бордовые одежды.

И нет, я не перестану сравнивать «моих» мужчин с хищниками, более понятными мне. Мозг отказывается принимать тот факт, что они — драконы. И не примет до тех пор, пока этого не увидит.

— Я решил первым преподнести для тебя дары в честь нашего союза, — заявляет лавовый дракон своим глубоким грудным голосом, от которого ощущаю внутреннюю умиротворённую невесомость.

Если бы он был актёром озвучки или диктором на каком-нибудь радио, я неотрывно слушала бы его голос вместо музыки или медитации перед сном.

Однако мне приходится вернуться с розовых и посыпанных золотистыми блёстками небес на землю, поскольку воздух в зале, ставший мне временным убежищем, становится невыносимо тяжёлым, отчего меня начинает придавливать к полу. К моему облегчению, эта незримая сила, которая тушей слона наваливается на меня, в мгновение рассеивается. И несмотря на секундное помутнение, успеваю отследить неоднозначную реакцию мужчин на слова своего побратима.

На манящих, чётко очерченных губах Тринадцатого расползается кривая ухмылка, а в глазах штормом раскручивается и тут же развеивается пугающая злость.

Дариос озадаченно приподнимает тёмно-рыжие брови. Смотрит на зачинщика мрачных настроений таким взглядом, словно впервые его видит. И «на десерт» одаривает нас лукавой улыбкой.

Безучастное выражение лица Филактэя перекрывает тень раздражения, которую он тут же прогоняет.

Никасис, впрочем, как и суровый на вид мужчина с длинными белыми волосами, предпочитают не реагировать, состроив такую физиономию, будто им в тягость здесь находиться.

Что ж, на первый раз пропущу их реакцию мимо себя. К тому же не по моей воле меня занесло в этот мир, в существование которого я, как и в летающий аппарат под названием «дракон», слабо верю.

Ну а вдруг это моя воспалённая фантазия шалит, пока я нахожусь, например, в коме? Кто знает…

И только лишь один мужчина среди прочих спокойно отзывается на ситуацию, послав мне приветливую, располагающую к себе улыбку. Он выглядит таким добродушным и миролюбивым. И напоминает мне о доме. Всё потому, что он создаёт впечатление простого человека… то есть… дракона. Несмотря на то, что он высокий (ниже космического, огненного и каменного) и крупного телосложения, у него всё равно «понятная» внешность: каштановые волосы до плеч, гармонично сочетающиеся со смуглой кожей, густые тёмные брови вразлёт, глубоко посаженные миндалевидные глаза светло-зелёного цвета, в меру широкий нос с заострённым кончиком и полные губы.

Ловлю себя на том, что слишком открыто разглядываю Каштанчика. Но не одёргиваю себя. Потому что мне комфортно смотреть на него. Он не вызывает во мне настороженность, робость или смятение. Я отчего-то точно знаю, что он не заставляет себя здесь находиться.

Улыбаюсь Каштанчику своей самой лучезарной улыбкой. Но, видимо, Андосу не слишком приятно, что моё внимание отнял другой «муж», поскольку слышу характерное покашливание.

— Внесите! — отдаёт приказ огненный дракон, точно опытный командир.

Если меня кто-нибудь однажды спросит, как, по моему мнению, выглядит бог войны Арес, я, не раздумывая, укажу на Андоса Пылающее Крыло из рода Красного Огня.

В зал тут же входят слуги-мужчины в серых одеждах и ставят два тяжёлых сундука передо мной.

Смотря на их босые ноги, делаю вывод, что они из низшего класса: Филактэй как-то обмолвился, что чем выше положение разумного, тем у него дороже и качественнее обувь. То же самое и с одеждой.

Меня ожидала бы похожая доля, как у этих четырёх невзрачных обычных, если бы мои «мужья» относились не к высшему классу, а, например, к среднему. И всё же мне положена только определённая обувь из простых материалов. Как объяснил Тринадцатый: «Потому что ты обычная». Он даже вручил то, что мне подходит по статусу временной приживалки: «Сандалии для открытой местности и городов, а сапоги — для труднопроходимой и непогоды».

Какой же этот высокомерный владыка всея земли заботливый, а! Так и хочется в благодарность расцеловать его… Фиолетовой лопатой прямо по надменной и (не могу не признать) красивой морде!

— Откроешь? — нетерпеливо спрашивает Андос, сверля меня огненным взглядом.

Без особого интереса отщёлкиваю замок у первого сундука, изготовленного из красного дерева. Открываю и… замираю от восторга, пнув под зад собственное раздражение.

Сундук до верху набит тканью, исключительно красных оттенков. Это ещё одна причуда здешних жителей: у каждого вида имеется свой цвет. Все фиолетовые оттенки принадлежат космическим драконам, синие — водным, голубые — ледяным, зелёные — земным, жёлтые — воздушным, оранжевые — каменным, ну и красные, соответственно, огненным.

Но восхищение у меня вызывают вовсе не тряпки, а кольчуга, скованная из тончайших колец. И кинжал с изогнутым лезвием, у рукояти которого красуется дракон, извергающий пламя. А сама рукоять представляет сложенные крылья этого дракона, на кончиках которого красуются небольшие лезвия.

ГЛАВА 13: А́НДОС

— Ты в своём уме дарить призванной такие подарки? — накидывается на меня Сын Космоса, вызывая недоумение на лицах наших попутчиков и будущих свидетелей.

— Моё право дарить своей жене то, что захочу, — понижаю голос. Не желаю вовлекать в наши разбирательства посторонних.

— Жене? — захлёбывается яростным возмущением космический. — Мы же договаривались, что не станем к ней привязываться. Сделаем дело и отправим её домой.

— А ты сказал, какую цену ей придётся заплатить за возвращение? — зорко отслеживаю его эмоции и нахожу именно ту, в которой читается явное «не сказал».

Тринадцатый кривит губы, смиряя меня уничижительным взглядом. Поворачивает голову вбок, тоже отмечая, что у нашей словесной схватки появляются зрители. И понижает голос:

— Мы договорились, что не будем морочить призванной самке голову, — стискивает челюсть от злости. А я-то думал, что это я самый вспыльчивый и импульсивный из всех. Надо же! Меня хотят переиграть там, в чём я гораздо талантливее. — Условились, что не будем давать ей поводов передумать насчёт развода. А ты только всё портишь своим упрямством! Решил показать себя с лучшей стороны? Ну как, понравилось, тшары[1] тебя раздери?

— Я сделал это только потому, что призванная достойна к себе лучшего отношения, а не как… — поджимаю губы, ища более подходящее слово, — к средству достижения цели.

— Да ну? — насмешливо выплёвывает Сын Космоса. — Она же, тшары подери, обычная! — последнее слово он выкрикивает так, что внимание к нам прибавляется ещё больше.

— Это ты себя пытаешься доказать или что? — только сейчас нахожу причину его острой реакции. — Тебя же всего выворачивает от ревности, — беззлобно усмехаюсь.

— Следи за языком! — смотрит на меня убийственным взглядом исподлобья.

— Только в отличие от тебя, — продолжаю гнуть свою линию, — и вообще, — делаю небрежный взмах рукой, — в отличие от вас всех, я признаю, что мне не безразлична призванная.

Тринадцатый не сдерживается и хватает меня за грудки, отчего замечаю смазанной движение слева, означающее, что нас уже приготовились разнимать.

— Ты ставишь под удар всех нас! — пытается подавить своей тяжёлой аурой. Но я не намерен сходить со своей позиции. Кроме того, связь побратимов не позволит в полной мере использовать свои силы. — Из-за тебя мы можем потерять земли, статус и будущее! Хуже того — свою высшую форму.

— Что, — криво усмехаюсь, — поджилки трясутся оттого, что утратишь возможность занять нагретое место Первого? Так рвёшься к власти… Крылья-то не надломишь?

— Дело не только во власти, — обретает привычное высокомерное выражение и пытается оттолкнуть меня от себя, но у него не выходит: я твёрдо стою на месте, даже не шелохнувшись. — Тебе прекрасно известно, что призванная — наш якорь, который в любой момент утащит нас на дно, откуда более не выберемся.

— Я готов рискнуть, — говорю совершенно уверенно, сам удивляясь тому, что внутри ничего не дрогнуло.

— Ты готов пожертвовать всем ради… ради неё? — смотрит на меня ошеломлённо и кривит лицо в презрительной гримасе. Но я-то знаю, что это всего лишь защитная реакция. Способ наслать на свой разум дурман самообмана.

— Мой дракон признал Нину, — ставлю в известность, прекрасно зная, как остальные виды относятся к тому, что огненные разделяют разумную и высшую ипостась не только из-за способности менять одну форму на другую, но и того, что мы верим в двойственность разума. То есть, одна его часть принадлежит разумному (нам), а вторая — звериной сущности, спящей в нас.

Другие же драконы называют это откровенной ересью и сумасшествием, предпочитая думать, что тело и разум принадлежат только им, а не ещё кому-то. Нас поддерживают только драконы пустоты. Возможно, поэтому их практически истребили, поскольку они имели больше представлений о нас, чем остальные.

Вот и космический, хоть и стоит на второй ступени после драконов пустоты, реагирует на мои слова уже знакомой реакцией: смесью из непринятия и отторжения.

— Ты, видимо, повредился рассудком, — отступает на шаг. — Одумайся! Здесь речь идёт даже не о тебе, а о других. Ты готов остальных побратимов поставить под удар? Готов лишить их будущего? Готов жить с ненавистью не только их, но и тех, с кем они до Собрания Равновесия заключили союзы на брак? А их последователи? Родные? Ты подумал о последствиях, которые обрушатся на всех нас и не только на тебя?

Я поджимаю губы оттого, насколько весомыми являются аргументы Тринадцатого. Они, точно смертоносные стрелы, насквозь прошибают тело, не оставляя на мне живого места. Я ведь действительно могу всё испортить своей минутной слабостью. Да и внутренняя сущность признала Нину как потенциальную партнёршу, а не как истинную.

— А о призванной подумал? — в заключительном выстреле натягивает тетиву. — Она мечтает вернуться домой. Сам же слышал её мысли… — делает контрольный выстрел прямо в лоб.

Сын Космоса прав. Я поступаю эгоистично по отношению ко всем. Но всё же… После того как услышал о её интересе ко мне, не могу просто взять и отступить. Не могу отказаться от неё, той, кто во мне разбудил что-то доселе неведомое: страсть, влечение, желание обладать и сделать своей. И только своей. Пусть и не навечно, а только на год.

— Думаю, с ней можно договориться, — выношу свой вердикт, на что Сын Космоса неодобрительно щёлкает языком и сжимает кулаки в подкатывающей ярости.

БОНУС: АНДОС

Андос Пылающее Крыло из рода Красного Огня:

БОНУС: АРИ́ДА

Арида Сияющий Локон из рода Жёлтого Огня. Бывшая невеста Андоса:

ГЛАВА 14: НИНА

Наше дальнейшее знакомство прошло в максимально накалившейся обстановке, где я чувствовала себя креветкой, которую заживо жарят на сковороде, даже не пытаясь облегчить мою участь. Но, а если отойти от всех аллегорий, я ощущала себя крайне неуютно.

Наверное, точно так же как Пандора, которой подсунули тот злосчастный ящик, а она, не справившись со своим любопытством, не раздумывая, открыла его. И теперь, идя к высоким дверям главной святыни, я мысленно провожу параллель между нашими историями. С одной стороны, меня привлекает перспектива познать этот мир. Открыть его для себя во всех красках, пусть в некоторых случаях и неприятных глазу. Но с другой — я попала в такую ситуацию, в которой за меня приняли решение, конкретно так подставив: меня «похитили» из моего мира и перенесли в тот, где такие, как я, всё равно, что паутина в мрачном углу комнаты. На неё не обращают внимания, но при случае легко сотрут веником. И вдобавок связали мою жизнь и дальнейшую судьбу с теми, кто мне не подходит не только по статусу, но и по виду.

И вроде я прекрасно понимаю, что в этой ситуации я птица подневольная. Но то, как мужчины смотрят на меня с непринятием, то, как они каждый раз напоминают мне о моём месте, заставляет почувствовать себя преступницей. То есть… они пытаются сделать меня виноватой в том, что я прошла какой-то неведомый божественный отбор и стала их женой. По велению… Вселенной, их богов или… кого-то там ещё. Не по моему личному! А они строят такие гримасы, словно это я, такая коварная дьяволица, жизни им, видите ли, поломала.

Не знаю, что хуже: сорваться с каната и полететь прямиком в пасть бегемота или оказаться среди тех, кто повесил на меня груз ответственности за чужое решение.

И я… честно… пыталась смягчить обстановку. Старалась быть с «мужьями» более деликатной, послушной и приветливой. Но когда услышала от того самого беловолосого красавчика: «Я Пиларгус Снежное Копьё из рода Пустынного Льда. Надеюсь, мы будем взаимодействовать только в самых необходимых случаях. Поскольку меня тяготит ваше общество». С меня не то что розовые очки слетели, а сварочная каска, которую я надевала каждый раз, строя воздушные замки про нашу «семью».

Теперь я понимаю, почему мужчины так отреагировали на подарок Андоса: им стало неприятно от показушничества и лицемерия огненного. Наверняка, он просто хотел этим подарком сказать, что я не такая уж и злыдня, лишившая их привычного уклада. А другие, получается, не согласились. Значит, в их глазах я вообще законченная душегубка.

И это только потому, что я обычная?

Только потому, что не могу подарить им детей?

Ладно. Пусть так. Но я же дала своё согласие на развод. Разве это не повлияло на их отношение ко мне? Или они ведут себя совершенно обыденно, поскольку привыкли превозносить себя над такими, как я. А я просто этого не понимаю и поэтому не могу смириться с подобным обращением, которое унижает моё достоинство?

— Ааа! — издаю полурык-полукрик прямо в спину мужчин и останавливаюсь, тяжело дыша.

На мой возглас, наполненный злостью и отчаянием, поворачиваются все: мужья, жрецы, тени по углам. И на мгновение даже кажется, что статуи трёх богинь тоже приподняли свои головы, украшенные диадемами, чтобы выяснить причину моего несанкционированного бунта.

Ко мне стремительным шагом направляется Тринадцатый, на лице которого замечаю упрёк.

— Я понимаю, ты здесь недавно, и многое тебе ещё незнакомо и непонятно, — с силой тянет меня за локоть, отчего врезаюсь в его твёрдую грудь.

Теперь, когда жрицы изрисовали моё тело татуировками, я могу находиться рядом с мужьями. Но от силы минут пять. Для большего мне нужна личная татуировка от каждого, поскольку лишь носители стихий могут адаптировать моё тело к ним. Тем не менее, я уже могу похвастаться полезными татуировками, которые адаптируют мой разум и тело к здешним условиям. И ещё помогают понимать местную речь, которая, кстати, похожа на смесь египетского и турецкого. А их письмена, которые заметила на глиняных табличках и некоторых колоннах, похожи на аккадский.

Так, благодаря стараниям жрецов, я говорю на общепринятом языке драконов. И могу не бояться, что меня расплющит атмосферой, зажарит палящими лучами Солоноса (местного солнца то бишь) и ещё двумя другими планетами, которые выбрасывают на земли Осени огромное количество радиации.

Ладно. Что-то я отвлеклась. Вернёмся, как говорил мой препод по политологии, к нашим баранам. Точнее, к крепкой хватке Тринадцатого на моём локте.

— Но проявляй уважение к нашим традициям, — он говорит это таким тоном, что у меня внутри всё сжимается от страха. В голове тут же проносится картина, как моя первая школьная любовь вмазала мне сырой половой тряпкой прямо по лицу за то, что я написала письмо с признанием.

Как тогда помню заливистый смех гиен-одноклассников и слова, после которых я стала настороженно относиться к мужчинам: «Меня чумазые не интересуют. Иди умойся, помойная девка». И речь тогда шла не о том, что он ударил меня тряпкой, тем самым испачкав меня. А потому, что у меня тёмно-каштановые волосы и смуглая кожа, что, собственно, и выдаёт во мне горячую южную кровь.

С тех пор я старалась больше не загорать.

Не знаю, что Тринадцатый увидел в моих глазах, поскольку он округляет свои и резко отступает на шаг.

Опускает голову, пряча взгляд, и играет желваками. А затем твёрдо, вселяя в меня непоколебимую веру, произносит:

ГЛАВА 15: НИНА

Покидаю главную святыню и тут же зажмуриваюсь от того, насколько снаружи всё красное. Точнее, свет, который льётся со звёздного небосвода и окутывает собой всё пространство, рубиново-красный. А сам пейзаж, напоминающий декорации к психологическому триллеру с элементами фантастики, — безысходно-чёрно-белый. Смотря на него, складывается впечатление, что здесь недавно произошло извержение вулкана. Воздух горячий, тяжёлый и какой-то безжизненный, что дышать трудно. Землю густо засыпало вулканическим пеплом. А деревья превратило в обугленные коряги.

Голову пронзает острой вспышкой боли, от которой подкашиваются ноги и начинает вести в сторону. Перед глазами вспыхивает картина того, как какие-то дети со смазанными лицами и нечёткими силуэтами играют в догонялки на некогда зелёной траве. Как они задорно смеются, когда живые деревья создают для них качели из своих цветущих гибких веток.

— Ты в порядке? — придерживает меня за талию Бионей Шёпот Леса (это тот приветливый дракон, который напомнил мне о доме).

Я прикрываю веки, а когда открываю их, боль отступает, оставив после себя неприятных «ёжиков» под кожей головы. И… видение тоже: оно тает, сменяясь с картины райского сада на адское чистилище, где вместо красивых фонтанов из недр земли вырываются огненные гейзеры. А в густом воздухе, пропитанном безутешной скорбью, зависли частички пыли, пепла и чьих-то несбывшихся надежд.

Мне тяжело здесь находиться. Настолько, что сердце щемит от боли, а на глаза накатывают слёзы.

— Тише, светлая, — полушёпотом говорит Бионей, обхватив моё лицо своими большими и тёплыми ладонями. — Когда-то здесь произошла ужасная трагедия. Поэтому земли Соли́ры[1] требуют отмщения, — он заботливо вытирает невольные слёзы с моих щёк. — Всё, что ты сейчас чувствуешь — навязано здешней энергией. Тебе лишь нужно продержаться до портала. Сможешь?

Невероятно, но рядом с этим мужчиной, в руках которого чувствую себя хрупкой маленькой девочкой, мне становится спокойнее всего. Нечто внутри меня как будто знает, что Каштанчик ни за что в жизни не причинит мне вред, не сделает больно, не придаст и не уязвит в слабостях. И это так утешающе и одновременно… бредово. Ну откуда у меня возникла подобная уверенность? Я ведь знаю этого дракона с добрыми светло-зелёными глазами и улыбкой от силы несколько часов.

— Продержусь, — киваю и, поддавшись бессознательному импульсу, трусь своей щекой о его гладкую и сухую ладонь.

Резко поднимаю взгляд, осознав, что только что сделала. Но не нахожу на мужественном лице напротив ни намёка на отторжение. А только лишь участливость и понимание.

— Спасибо, — шепчу, наслаждаясь его великодушием.

— Пойдём? — спрашивает и предлагает локоть.

Не раздумывая, прижимаюсь к сильному тренированному телу Каштанчика, ловя на себе недовольные взгляды остальных мужчин.

Стоит нам только спуститься с лестницы, как до меня начинают долетать обрывки фраз девушек, стоящих полукругом возле существа, похожего на анкилозавра. Только в отличие от того динозавра, которого я с интересом разглядывала в энциклопедии, подаренной мне на пятилетие, у местного отсутствуют шипы на панцире. Вместо них — толстые кожаные пластины, свисающие с боков. Что не скажешь о девушках, слова которых буквально испещрены острыми и ядовитыми шипами.

— Она что, обычная? — кривит своё лицо в презрительной гримасе заносчивая особа номер один с красными волосами и широко посаженными глазами такого же цвета.

Если бы я не знала, что этот мир населяют одни драконы, непременно подумала бы, что они с Андосом — вампиры. Тем более в их взглядах мелькает нечто похожее на кровожадность и жестокость.

— Ох, Великая Триада! Как же не повезло нашим самцам! — с наигранным сочувствием вытирает несуществующую слезинку особа номер два с обманчиво невинным личиком, тёмно-русыми волосами и большими светло-зелёными глазами, как у куклы Братц.

По всей видимости, Каштанчик хорошо знаком с ней, поскольку мышцы на его руке напрягаются.

В чём дело? Неужели он поддерживает её слова? Или… не одобряет?

— Свалилось недоразумение на наши головы! — выплёвывает черноволосая особа номер три с синими глазами и когтищами, как Фредди Крюгера.

Ладно. Я преувеличиваю. Нормальные у неё ногти. Длинные такие.

— Ещё и выглядит, как замарашка! — надменно произносит смуглая особа номер четыре с чёрными волосами и тёмно-фиолетовыми глазами.

— Верно, замарашка она и есть, — поддакивает особа номер пять с золотистыми волосами и глазами цвета одуванчика. Она и сама выглядит как девочка-одуванчик. Правда, смертельно ядовитая.

— Надеюсь наши несостоявшиеся мужья побыстрее разделаются с… этим, — делает акцент на последнем слове рыжеволосая особа номер шесть с тёмно-оранжевыми глазами.

В смысле «наши»? В смысле «замарашка», «недоразумение» и «этим»? Они что, вехотки, берега попутали?! Не зная меня, видя в первый раз, уже делают какие-то выводы!

Н-да, а этот мир не во многом отличается от нашего. Особенно «интеллигентным» отношением друг к другу и новым лицам в их краях.

Следом толпа незнакомых мне мужчин, предположительно средних лет, подхватывает недовольство и возмущение этих особ: «Великая Триада, должно быть, смеётся!», «Вот-вот. Как она могла связать сильнейших драконов из выдающихся родов с ней. Она ведь птичка не их полёта», «А я о чём! Невзрачная, да ещё и худосочная! Тьфу! Кто на такую в здравом уме позарится?».

ГЛАВА 16: ПИЛА́РГУС

— Всё готово, мой господин, — отчитывается один из моих помощников. — Только подайте знак… — намекает на незамедлительное выполнение моего приказа, который я отдал ещё до того, как мы отправились на осквернённый проклятием остров, чтобы призвать избранную Триадой.

Цепко оглядываю собравшуюся толпу. К слову, я слегка озадачен тем, что с нами потащилось столько народу. Как подсказывает опыт предыдущих «везунчиков», нам с лихвой хватило бы восьми беспристрастных свидетелей и пары слуг. Но отчего-то Тринниада посчитала, что восьми очевидцев невозможности нашего брака с обычной мало. Поэтому отправила с нами и наших несостоявшихся невест, и слуг, которых по одному приставили к каждому, и писаря для засвидетельствования всего, что будет происходить во время нашего похода.

Сдаётся мне, что все эти нетипичные решения обусловлены довольно веской причиной, которая вызывает во мне интригующее любопытство. И я намерен разузнать правду. Неспроста же в узких кругах меня прозывают «Охотником». Я никогда не упускал возможности обладать полезными знаниями, особенно, когда из них можно извлечь выгоду. Поэтому у меня везде пропихнуты свои осведомители. А там, где их нет — есть те, кто мне прилично задолжал, те, на кого у меня собран компромат, те, кем легко манипулировать или те, кто ради аллиссов готов собственную мать продать.

Все думают, что миром заправляет Первый и Вторая со своей кучкой неудачников, которых они называют «Тринниада». На деле же перстень власти давно принадлежит Совету Льда[1]. Как-никак, вот уже на протяжении пяти столетий мы храним их самые грязные секреты. Раскрой мы их, и вся Пирамида Власти[2] посыплется, как иссохшая трава под сильным порывом ветра.

Но порой случаются… нюансы, которые верхушка Пирамиды пытается скрыть от нас. И так как мы сторонники весьма тонких техник, предпочитаем сперва раскрыть эти нюансы. А уже потом прижимать к когтю ими тех, кто вдруг возомнил себе, что они на самом деле что-то решают. Тем более, подобная стратегия крайне выгодна, ведь преимущество всегда остаётся за нами. А с ним появляются дополнительные рычаги давления на верхушку Пирамиды.

Кстати говоря, именно поэтому ледяные презирают огненных. Они не умеют действовать на опережение, различать подвох и выжидать подходящий момент для решающего удара. Вместо этого они предпочитают недальновидные тактики, в которых действуют нахрапом. И совершенно не задумываются о последствиях, что, логично, приносит им огромные убытки.

К примеру, в прошлый день земли[3] огненноголовые устроили поимку одного преступника, который продавал студентам Академии особую смесь, способную увеличить их магический потенциал в два раза. Поскольку наши виды постепенно вырождаются, и магия вместе с ними, в последнее время подобные смеси стали обладать спросом. Но вместо того, чтобы выслеживать того, кто стоит во главе этого подпольного рынка, огненные сломя головы помчались за одним из пешек. Сожгли половину торгового квартала, уничтожили несколько культурных ценностей и жилых домов.

Думаю, что и одного примера хватит, чтобы обосновать позицию тех, кто предпочитает не иметь ничего общего с огненноголовыми.

Да и как выстраивать дела с теми, у кого работает лишь одна извилина? И то, она настроена в большей степени на чесание кулаков, а не на подумать и хорошенько всё взвесить.

Выхватываю в толпе стройный силуэт Эннеи. Или как она называет себя в мыслях — Нины. И, отсалютовав неизвестности, даю короткий и ясный ответ своему помощнику:

— В этом больше нет необходимости, — ставлю точку в вопросе о Девах Тени[4] и отключаю сферу связи.

Ещё некоторое время неподвижно стою в тени навеса. Наблюдаю за тем, как обычная осторожно поглаживает оргуса[5] по грубой шее, на которой растут мелкие отростки в виде шипов. И сжимаю ладонь, представляя, как раздавливаю ею ту, что порушила все мои планы, выдернула из привычной мне обстановки и сделала из меня Отмеченного[6].

Я бы мог без колебаний стереть призванную с ленты жизни. Уничтожить её и развеять ледяной пылью по ветру. Но вместо этого предпочёл сохранить ей жизнь. Не потому, что она вызывает во мне противоречивые чувства, которых не должно быть у разумного к обычной. И не потому, что знаю, что она не виновата в воле богов, связавших наши судьбы. А из-за того, что во время призыва заметил одну любопытную деталь, которая не даёт мне покоя вот уже несколько дней.

Всё дело в её глазах: во время ритуала призыва они несколько раз поменяли свой оттенок на ярко-синий, тёмно-фиолетовый и чёрный. А затем как ни в чём не бывало вернули свой исходный цвет. Поэтому мне стало интересно, это такой побочный эффект от переноса или за этим всё же кроется какая-то загадка.

— Так шумно, — скучающе произносит Патана́рия, вырывая меня из напряжённых размышлений. — Мне сломать её? — вяло кивает в сторону обычной.

Слегка поворачиваю голову, смиряя мою бывшую невесту безразличным взглядом, и сухо произношу:

— Попробуй, — пожимаю плечами. — Только смотри, когти не обломай.

_______

[1] Совет Льда — орган местого самоуправления, который сотоит исключительно из ледяных драконов.

[2] Пирамида Власти — имеются в виду все ступени представительных органов власти.

[3] День земли — четверг.

[4] Девы Тени — орден наёмных убийц.

БОНУС: ПИЛАРГУС

Пиларгус Снежное Копьё из рода Пустынного Льда:

БОНУС: ПАТАНА́РИЯ

Патанария Снежная Вьюга из рода Снежных Ветров. Бывшая невеста Пиларгуа:

ГЛАВА 17: БИОНЕ́Й

— Ступай лишь по дороге, — предупреждаю Эннею, как только наша процессия двинулась в сторону врат переноса, которые находятся в северной части проклятого острова.

— А что будет, если я сойду с дороги? — с интересом спрашивает призванная, продолжая держать меня под правый локоть. У неё бархатистая кожа тыльной стороны ладони, которую накрыл своей и, как мне кажется, незаметно поглаживаю её большим пальцем.

Мне приятно находиться рядом со своей избранной. Ощущать тепло её тела, не лишённого красивых изгибов и форм, что так будоражат моё воображение. Вдыхать её пьянящий запах, от которого во рту невольно скапливается слюна. Внутри всё трепещет от соблазна провести кончиком языка по изящной шее призванной. И определить для себя: она такая же кисло-сладкая на вкус, как и э́лла[1], растущая на полях Бео́нии[2] и сбивающая своим хмельным ароматом путников.

— Бионей? — напоминает о своём вопросе Эннея, озадаченно рассматривая моё лицо, прямо как целительница, которая ищет причины недомогания больного.

Но мои причины лежат на поверхности. Потому что моё недомогание — это призванная, в одно мгновение опутавшая моё сердце древним заклятием, имя которому «любовь».

— Солира — проклятый остров, — отмираю от созерцания серо-синих глаз напротив, которые под светом Солоноса приобрели более глубокий оттенок. — По выжженной и опустошённой земле и не скажешь, но здесь обитают множество опасных существ. Например, вон те деревья, — киваю в сторону них, — это са́нкасы. Выражаясь простым языком — деревья-убийцы. Если подойти к ним на расстоянии двадцати шагов, то они вопьются в тело ветвями и высосут всю жизненную энергию.

— Ого! — вскрикивает Эннея и прижимается ко мне, причём так тесно, что начинаю ощущать мягкость её небольшой груди. Невольная улыбка трогает мои губы, выдавая внутреннее довольство. Так и тянет рассказать призванной ещё какую-нибудь страшилку, чтобы она продолжала льнуть ко мне и не отходила ни на шаг.

— Что случилось? — наше комфортное уединение в самом хвосте молчаливой процессии нарушает буйный вихрь под названием «Андос Пылающее Крыло». — Тебя напугал этот прилипала? — встревоженно оглядывает избранную, делая вид, что озабочен её состоянием.

На самом же деле он озабочен совершенно другим — разглядыванием её груди, округлых бёдер и стройных ног. Одна Триада видит, как мне хочется спрятать Эннею от похабных глаз огненного.

— Мне с ним разобраться? — продолжает, вперив в меня недовольный взгляд.

— Умерь свой пыл, — реагирую на его выходку с невозмутимым спокойствием. И увожу Эннею чуть в сторону, когда вижу, как он тянет к ней свои ручищи.

Андос сжимает кулак и делает очередную попытку перехватить призванную. Но я не даю ему этого сделать: прижимаю невесту к груди, приподнимаю над землёй и резко разворачиваюсь.

— Она вообще-то не только твоя… — цедит каждое слово, точно ядовитый змей.

Я слышал, что огненные вспыльчивы. Но не думал, что настолько: я всего-то не позволил ему играть с Эннеей, будто она какая-то диковинная игрушка. А он уже готов вулканом извергнуться.

Или… призванная действительно приглянулась Андосу?

Учитывая то, как на неё реагируют другие, я подумал, что огненноголовый вольётся в их стаю. Мне же ещё в детстве внушили, что огненные думают только кулаками. Поэтому я без раздумий внёс его в список тех, кто представляет угрозу для избранной. И, естественно, я возложил на себя полномочия защищать её. Эннея одна, а их, тех, кому собственные амбиции затмили способность ясно мыслить, — шестеро. Я не позволю, чтобы они хоть как-то посмели навредить ей.

— Бионей, — сдавленно произносит призванная, — ты меня сейчас раздавишь!


_______

[1] Э́лла — ягода, похожая на крупную землянику.

[2] Био́ния — континент, расположенный в центре Осен`и. Как правило, его населяют земные драконы. Но втречаются и другие виды.

БОНУС: БИОНЕЙ

Бионей Шёпот Леса из рода Славной Земли:

БОНУС: БИ́РМА

Бирма Молчаливая из рода Цветочных Лугов. Бывшая невеста Бионея:

ГЛАВА 18: НИНА

Я и представить не могла, что из-за меня между мужчинами разразится соперничество. Признаться, раньше с подобным не сталкивалась. Может быть, это, конечно, связано с тем, что до попадания в этот мир у меня не было одновременно столько «ухажёров». Но факт в том, что жизнь меня к этому не готовила. Я даже не понимаю, как реагировать на возникшую ситуацию.

Хотя одно я знаю наверняка — мне крайне неловко. Кроме того, не хочу привлекать внимание остальных… Не знаю. Внутри сидит иррациональный страх того, что выставлю себя в дурном свете: из-за меня же поругались, а это непременно внесёт разлад в нашу «сплочённую» компанию. Тем более, нам столько времени придётся вместе путешествовать. Не хочу, чтобы моё положение ещё сильнее усугубилось. К моему появлению и так относятся, как к концу света, который разрушил тихую и мирную жизнь каждого. Включая невест, которых здесь, как я нечаянно подслушала, не должно быть.

Ещё мне страшно оттого, что другие узнаю об интересе огненного и земного ко мне. Тринадцатый ясно дал понять, что между мной и «мужьями» сугубо деловые отношения и ничего более.

Бьюсь об заклад, что моему бывшему в данный момент ой как икается. Это ж надо было с дуру ляпнуть такое: «Желаю, чтобы ты страдала от невозможности быть с тем, кого искренне полюбишь!».

Вот же ж цыган хренов! Пусть ему там, в комфорте собственной квартирки с двуспальной кроватью, плитой, душем и унитазом спится и какается очень хреново. Так хреново, как мне сейчас немытой, непричёсанной, в крайне невыгодном положении и эмоциональном раздрае.

— Давайте сбавим градус, — произношу неуверенно и выставляю руки вперёд в примирительном жесте. Да и как тут вообще можно быть уверенной, когда мне на каждом слове затыкают рот и говорят: «Нина, я в состоянии постоять за себя. Впредь не вмешивайся в наши дела»?!

«Не вмешивайся», — мысленно передразниваю Андоса. И, забывшись, корчу ему ехидную гримасу.

— Ой! — прикрываю рот ладонью, осознав, что только что натворила.

Огненный округляет глаза на пару с Бионеем. А спустя мгновение, когда успеваю улететь на торпеде стыда в открытый космос, они оба заливаются смехом.

— А казалась благовоспитанной самкой, — проговаривает с теплотой в голосе Андос.

— Ох, — демонстративным жестом поправляю свою причёску, — вы ещё многого обо мне не знаете.

— Что ж, — в мгновение становится серьёзным огненный, — будет поводом проводить время вместе, — подмигивает, заставляя моё сердце пропустить удар.

Впрочем, я не успеваю прочувствовать магию момента и то, как в районе моей груди распускаются цветы. Поскольку меня сбивает чей-то женский вскрик.

Наше трио, застрявшее в конце «колонны», молча переглядывается и устремляется вперёд.

Сперва я не могу разобрать, что происходит. Но когда начинает дрожать земля, а присутствующие застывают, как будто кто-то поставил их на паузу. Я, наконец, могу разглядеть, как один из слуг, перепачканный пеплом, сидит чуть поодаль от дороги. И с ужасом наблюдает, как из-под земли проступают кроваво-красные нити, похожие на кровеносные сосуды, и змеями ползут к нему.

Больше всего в этой ситуации меня потрясает то, что остальные стоят и просто смотрят, как это мелкое и длинное нечто впивается в его тело. И под душераздирающие крики начинает пульсировать и разрастаться, словно они из этого бедного паренька выкачивают кровь.

— Вы что стоите истуканами! — кричу от возмущения и бегу, чтобы помочь обычному. — Помогите же ему! — призываю к рассудку, но встречаю лишь осуждение и непонимание на лицах.

— Остановись! — перехватывает меня за талию Никасис и прижимает к себе. Но я вырываюсь и всё равно бегу к тому, на чью жизнь всем совершенно до лампочки.

Как же так? Если со мной что-то подобное случится, они меня тоже бросят на произвол судьбы? Немыслимо! Как можно с таким безразличием относиться к чужой жизни, которую ты можешь спасти, стоит только протянуть руку помощи?!

А ведь этот парень ещё какое-то время назад услужливо натирал всем ботинки и сгружал хозяйские сундуки. И именно такой благодарности он заслужил? Чтобы его вот так бросили умирать?

Падаю на колени, помня, что нельзя сходить с дороги. Тянусь к нему, предлагая ухватиться за руку.

Мне больно видеть то, с каким страхом и непониманием он смотрит на меня, словно успел смириться со своей участью. Но всё же тянет ко мне руку, которая в считаные секунды становится мертвецки-бледной.

Когда понимаю, что остальные и не намериваются помогать нам, хватаюсь за колесо небольшой тележки, стоящей рядом. Напрягаюсь изо всех сил и начинаю тянуть слугу к себе.

Капилляры в его серых глазах лопаются, отчего белок заливает кровью, кожа сморщивается на глазах, превращая молодое тело в старческое, а русые волосы вмиг обретают седой цвет.

Хоть увиденное потрясает меня до глубины души, я всё равно продолжаю тянуть его на себя.

— Отпусти его! — кричит Тринадцатый и ровно в этот момент земля под слугой исчезает, и он срывается вниз, утягивая меня за собой.

Широко распахиваю глаза от поглощающего меня ужаса.

Там, внизу, нас встречает огромная пасть червеобразного чудовища со множеством рядов острых зубов, которые он демонстрирует нам, раскрывая свою смердящую глотку-пищевод всё шире и шире.