Приключения Благородного Дика

ПЕРВЫЙ СЕЗОН 1. Первое слово

.

Десятью стихиями правят дэкайи,

Любовь зовут первой из всех и она выше всех,

Но есть двенадцатая… Дорога.

.

Это старинная история о великом рыцаре, которую с детства знал каждый ребенок в Свободных мирах. Огромный старинный том "Приключений" неоднократно упоминается в саге "Рыцарь Ордена Панголин", и я, как смогла, воссоздала артефакт - эту старинную книгу.

"Приключения Благородного Дика" - "культовое" произведение для читателей Свободных миров, я не рискую назвать себя даже его Автором - я составитель адаптированного пересказа, не более.

Для вас это может стать приквелом или послесловием к "Панголину" или совершенно отдельным произведением из цикла Двенадцатая стихия.

Комментарии Ангелины Брусникиной - непосредственной участницы событий "Панголина" - особенно ценны для тех читателей, кому тоже хочется как можно больше узнать о Дике, о его юности и даже о том, что не входило в официальную версию "Приключений" или затерялось в веках. Если вы хоть немного знаете Линочку, то понимаете - она любого достанет и вытащит правду даже из легендарного героя, прославившегося своей стойкостью и упрямством!))

Для лучшего понимания и знакомства с главным героем и коментаторшей, читайте бесплатный фрагмент книги "Хрустальный панголин" - в главе "Рыцарь-легенда" как раз обсуждаются старинные приключения и какое значение это имеет для современных героев и читателей.

Я, кстати, терпеть не могу названия глав: "О том, как случилось то-то и то-то"... но именно так они именовались в старинных "Приключениях", так и будет. Если бы могла, я бы вставила подходящие к тексту гравюры и буквицы с феями и драконами, но картинки слишком утяжеляют текст и без того неподъемного фолианта. Так что придется читателям включить воображение, чтобы и в электронной версии прочувствовать, будто листаете желтые пергаментные страницы старинного тома...

.

Эпиграф: "Значит, нужные книги ты в детстве читал…"

"Баллада о Борьбе" Владимир Высоцкий

.

История первая, о том, как Благородный Дик первый раз сдержал слово

.

В давние-давние времена, почти на каждом холме стоял замок. И почти каждый хозяин замка, будь то простой рыцарь или всесильный король, был добр к своим подданным и готов заботиться об их благополучии и защищать этих людей даже ценой собственной жизни.

То золотое время, когда на свете было множество королей, но совершенно не было непреодолимых государственных границ, когда вольные города пользовались такой же свободой и уважением, как огромные королевства, называют теперь эпохой Старых королей. Но название это пришло, лишь когда доброе старое время закончилось. Люди только тогда оценили, как привольно им жилось прежде, и назвали ушедший век "золотым". Так всегда одно время сменяет другое, и уходящее часто кажется лучше нового.

Но для тех, кто жил в ту эпоху, она не казалась такой уж веселой и доброй. И не только потому, что люди часто недовольны тем, что имеют. Эпоха Старых королей пришла на смену Первому Противостоянию, первой от сотворения мира всеобщей войне со злом.

Как ни горько, добро в ней не победило. И не проиграло лишь потому, что война до сих пор не окончена.

До Первого Противостояния на свете царил мир, и любые ссоры между соседями решались словами, либо в честном бою без оружия. То было воистину доброе время. Время, когда люди не ведали власти денег, а золото и драгоценные камни ценились исключительно за свою красоту. Время, когда мир не знал любви по расчету, не знал законов и соглашений, за которые кто-нибудь платил кровью или слезами. Тогда на свете вообще не было королей, ни добрых, ни злых, каждый был хозяином самому себе, и верховным титулом было звание главы семьи.

Тогда на свете ещё царила Любовь, а по дорогам звенели колокольчики и слышались песни Лесного братства. Его люди считались главными учителями и знали ответы на самые трудные вопросы, которые задает жизнь. Ведь в то время в мирах ещё не было смерти.

После Первого Противостояния большинство ответов если не забылись, то уже не принимались всеми единодушно. Лесное братство рассыпалось и ушло в подполье. Его песни умолкли на время… а из крови его выросло Братство Дороги. Если петь у костров его дети любили не меньше, то в руках у многих из них уже было оружие…

Благородный Дик родился в тот год, когда умер Пакколь[1]. Тем же летом. Все источники сходятся в этой дате, но не могут прийти к согласию: кто родился тогда, мальчик Дик или рыцарь? Услышали стены старого замка Пангир впервые тогда его голос, или феи в то лето отдали в его руки освященный над Вечным Колодцем меч Тореллинг?

Об этом историки спорят уже много веков. Поэтому дата начала жизни Благородного Дика колеблется на тринадцать неполных лет[2]. А дату конца его жизни до сих пор, слава Богу, не отмерил ни один Звездочёт, не то что ученый книжник. В любом случае, есть высшая справедливость, что как только умолк Великий Колокол, говорящий правду открыто, не взирая на богатство и знатность лжеца, труса или злодея, осыпающий смехом любых сильных мира, творящих неправду, ему на смену явился новый герой. Ведь мир долго не выживет без защиты.

2.

Братья отправились в оружейный зал замка. Выбрали себе мечи и прежде чем скрестить их, обменялись условиями поединка.

— Если не победишь меня в честном бою, ты свободен. Можешь принимать любые решения, как будто я совершеннолетний или меня вовсе нет. Обещаешь ли ты драться честно, не думая о своем дурацком чувстве долга и не щадя мою молодость?

— Нельзя так унижать чувство долга, тем более, на рыцарском поединке. Но, неважно, я даю слово. А сам обещаешь не пытаться удержать меня в замке, нарочно показав себя слабее в бою, чем ты есть на самом деле?

— Обещаю драться, как лев. Так зол сейчас, что это нетрудно выполнить.

— Ярость в бою может придавать силы, а может стать помехой. Держи свою ярость в крепкой узде, Дик. Обещаешь ли ты, в случае, если я уеду, хранить замок и честь нашего имени до моего возвращения, а в случае моей смерти…

— Нет! Даю слово хранить замок Пангир и честь нашего имени до твоего возвращения. Точка. Для меня и это слишком. В случае твоей смерти, сам стану хозяином замка, и тогда не можешь уже ничего мне приказывать!

— Хорошо. Но ведь ты понимаешь, у отца нет других наследников, кроме нас. А вскоре может не остаться никого, кроме тебя. Неужели наш род угаснет бесславно?.. У тебя нет ни малейшего понятия о рыцарском долге!

— Если тебя так волнует продолжение рода, зачем нам драться? — засмеялся Дик. — Оставайся и сам береги честь имени Пангиров. Меня это устраивает! А хочешь уехать, тогда сыграем!

Старший брат сокрушенно вздохнул:

— Тебе всё игра… Нет, я не такой легкомысленный и не откажусь от своего шанса. Я не могу ждать ещё два года!

— Конечно! Война может кончиться без тебя.

— Дик!! От этого поединка зависит моя дальнейшая жизнь. И твоя, кстати, тоже!

— Знаю, — Дик сжал зубы и поднял меч. — Упавший клинок считается поражением?

— Нет.

— Сломанный?

— Нет. Только чистая победа. Когда противнику больше некуда отступать. Защищайся!

Их мечи зазвенели. Бой длился долго, более часа. Несколько раз братья выбивали из рук друг у друга мечи, но поднимали их и продолжали сражение. Раз клинок в руке старшего брата треснул, осталась одна рукоятка. Взяли новый, он снова высекал искры: атака — защита, ложный выпад…

Отразив занесенный над головой меч, Дик поставил брату подножку. Когда тот упал навзничь, Дик коснулся его груди острием меча. Они оба тяжело дышали.

— Скажешь, нечестный прием?

— Отчего же. В бою всё честно, даже бросить песок в глаза. Это ведь не турнир, это битва насмерть.

— Значит, твоя жизнь и смерть в моей власти? Дальше!

— Ты победил. Я сдаюсь.

— Обещай передавать для меня известия с каждым караваном. И даже ещё чаще, если сможешь!

— Обещаю.

Дик подал ему руку, помогая подняться. Они вернулись в главный зал замка и ужинали в последний раз вместе. Наутро брат оседлал коня и уехал, чтобы присоединиться к армии короля на границе пустыни. Дик остался в замке один.

С тех пор, как сыновья подросли, в замке сэра Пангира совсем не бывали слуги из деревни. Заходила только кухарка и то, лишь в те дни, когда требовалось устроить праздничный пир. Дик вполне представлял, какое существование его ожидает. Все дни, если не бродил по окрестностям, он сидел на крыше замка или на башне, выглядывая гонцов с известиями или опасных чужаков. Там же в башне он читал книжки, туда брал с собой еду, иногда даже спал там.

Когда сезон дороги закрылся, наступили холода и налетели страшные ураганы. Дик зашел однажды в дом местного кузнеца. Сказал, что у него в замке закончились дрова, и просил немного угля. На самом деле, он не хотел уходить и снова сидеть один в пустом зале, где гуляли холодный ветер и эхо. Пока Дик рассказывал и узнавал новости, снаружи завыл ураган. Семья кузнеца, конечно, не отпустила хранителя замка, он остался у них ночевать. В другой раз Дик зашел будто бы в гости к многочисленной семье самых бедных своих крестьян, рассказать военные новости. И заметил, что на его взгляд, у них слишком холодно для грудных младенцев, даже в каменном замке теплее! Он предложил всей семье на зиму переселиться в замок. В обмен на то, что ему помогут по хозяйству, естественно.

Так шло время. Оно не бежало, а медленно тянулось, как застывший мед. Дик вполне понял чувства своего старшего брата. Теперь и он ненавидел эти серые стены, которые не мог покинуть лишь потому, что дал слово. Когда полная луна поднималась над башней или звезды горели особенно ярко, Дик хотел выть с тоски в своей комнате и грызть камни своего родового замка. Больше всего на свете он желал, чтобы война скорее закончилась. Но она продолжалась.

Дика нисколько не интересовали дела поместья. Из-за войны и высоких королевских налогов повсюду начался голод, и жители селений стали перебираться всё ближе и ближе в тень башен замков своих хозяев и покровителей. Дик постепенно роздал все замковые запасы хлеба и золота, а потом распродал из дому всё, до чего мог дотянуться и что представляло для ростовщиков хоть малейшую ценность. И он весьма сожалел, что, не являясь законным владельцем замка, не имеет прав распродавать земли.

3.

Прошло два года его самостоятельной жизни. Дику исполнилось двенадцать. Прежде он ждал этого дня как избавления, но сейчас даже не заметил его. Война продолжалась, и однажды, в конце весны пришла весть, что его старший брат погиб на поле сражения. Он пал в неравном бою и покрыл себя славой, сражаясь против нескольких противников, и спасая от верной смерти своего командира. Он погиб, как подобает настоящему рыцарю короля. Он больше никогда не вернется. Дик остался наследником рода и замка.

Известие о том, что Дик остался единственным наследником, пришло вечером. С башни протрубили печальный сигнал, означающий, что хозяин умер. Клич передавали по окрестностям все, кто его слышал, чтобы весть быстрее дошла до соседей. Со шпилей на башнях спустили флаги с родовым гербом, но никто из людей Пангира не знал, что наутро флаг не поднимется больше, возвещая о новом хозяине.

Этот вечер Дик провел один в пустом главном зале. В замке сейчас жило множество народа, но вход в главный зал гостям запрещен без разрешения молодого хранителя замка. Зал и так всю жизнь казался Дику огромным. Даже стол в нем такой, что Дик всегда удивлялся: как отец и мать, сидя по обычаю в разных концах стола, могли видеть друг друга при свете факелов? У них с братом это не получалось.

Теперь зал абсолютно пуст и казался еще огромнее. Драгоценные щиты и даже позолоченная резьба давно безжалостно содраны с колонн и сводов. Сожжены все золотые рамы картин, чтобы извлечь из угля чистое золото. Только несколько гобеленов с портретами славных предков, за которые не удалось выручить ни гроша, укоризненно смотрели на Дика с высоких стен. И с другим выражением, ободряюще и ласково смотрел портрет матери над камином.

Дик снял портрет со стены и внимательно разглядывал его, стараясь запомнить каждую мелочь. Несколько часов этой долгой ночи он смотрел на лицо красивой дамы в простом бархатном платье строгих геральдических цветов. С гербом ее рода, вышитом на плаще, закрывающем одно плечо. По этому портрету отец влюбился в нее и сделал предложение дочери барона, которую до тех пор ни разу не видел, только слышал о ее красоте, добродетели и твердом характере.

Будь у него медальон с изображением матери, Дик предпочел бы сохранить его, даже если бы тот стоил немалых денег. Ведь его можно всюду носить с собой. Но портрет слишком велик. А допустить, чтобы эту картину обменяли на хлеб, Дик не мог, ведь тогда она достанется кому-то чужому. Посмотрев в последний раз и надеясь, что этот образ не изгладится из его памяти, Дик бросил портрет в огонь и отправился спать[1].

Утром следующего дня Дик вышел за ворота замка, оставив за собой все двери открытыми. И всем встречным крестьянам и соседям, которые спрашивали его, что он собирается делать дальше, Дик отвечал, что замок Пангир и все его земли отныне принадлежат любому, кому они только понадобятся, в совершенно равных правах. А ему нет до этого никакого дела.

Он ушел по дороге к лесу и скрылся в тени его зеленых ветвей. Бросив родовой замок, он не взял с собой ни еды, ни оружия, ни какого другого имущества. Ему уже больше двенадцати лет, он считал себя вполне взрослым и не обязан никому из живущих на свете давать отчет в своих действиях.

Дик сдержал слово и был свободен. Границ для него отныне не существовало.

.

(конец истории)

.

[1] (прим. Лины) Если бы Дику не пришло в голову уничтожить ее портрет, споров об имени матери никогда бы не возникало. Нечего сказать, умный и благородный поступок! Впрочем, портрет действительно мог затеряться, и там указана только родовая фамилия ее родителей, а не мужа. Внешнего сходства, как Дик утверждает, между ними совершенно никакого. Мелинда была блондинкой со светлыми глазами, пикантным носиком, высоким мраморным лбом и ямочками на щеках.

4. Первый подвиг

.

История вторая, о том, как Благородный Дик совершил первый подвиг

.

Многие думают, Дик ушел из замка с твердым намерением стать странствующим рыцарем и защищать всех, нуждающихся в защите. На самом деле, ничего подобного. Уходя, куда глаза глядят, Дик твердо хотел только одного: не возвращаться. Идти и идти всё дальше, чтобы никто не мог его остановить. Он вступил в Братство Дороги не рыцарем, а вольным бродягой. Впрочем, начиная свой путь, Дик совершенно не задумывался о таких вещах, просто шел.

Он знал, что никогда не будет служить никакому королю. Шел, не выбирая дороги, не думая, куда она приведет его, без четкой цели. Ему нравилась тишина леса, полная таинственных шорохов, живая и солнечная, совсем не похожая на мертвую тишину замка. Дик радовался полной свободе и верил, что если идти, никуда не сворачивая, рано или поздно ему непременно встретится какое-нибудь приключение.

Долго ждать не пришлось. На исходе первого дня пути, углубившись в лесную чащу, Дик услышал разные голоса. Угрожающие и жалобные. Он подкрался ближе и влез на самое высокое дерево, чтобы видеть лесную поляну.

Он увидел вооруженных людей со злыми лицами, одетых в нечто среднее между военными и лесными костюмами. Таких Дик встречал уже не раз, они нападали на замок. Бандиты и мародеры: голодные, озлобленные, не знающие пощады. Большая банда окружила караван повозок и других людей, одетых роскошно, — богатых торговцев.

И это сословие Дик слишком хорошо знал и весьма не любил. В последнее время он только с ними и имел дело. Это купцы, кочующие по истощенным войной и голодом землям. В обмен на последние гроши и фамильные ценности они продавали людям еду. Вообще-то, занятие их благородно: они спасали край от голода, с риском для собственной жизни приводя сюда караваны продуктов из других земель. Но Дик знал, какие у них цены за мешок хлеба, и уже давно не мог спокойно смотреть на сытых торговцев, увозящих телеги полные золота и драгоценностей. Если бы бандиты перехватили их на обратном пути, Дик не стал бы беспокоиться, даже, пожалуй, счел бы их судьбу справедливой. Но караван нагружен едой для голодных! Дику больно видеть, что все припасы достанутся этой банде стервятников.

Но что он мог сделать один? У него нет никакого оружия.

Грабители радовались добыче. Они хотели побыстрее разделаться с пленными и вплотную заняться их грузом. Среди обеих групп сразу можно угадать предводителей. Отвратительного вида всклокоченный головорез с золотой перевязью поперек тощей груди и в большой черной шляпе командовал шайкой бандитов, выкрикивая проклятья и размахивая плеткой. Высокий статный господин с непокрытой головой, с небольшой каштановой бородкой, в роскошной тоге, напоминающей королевскую мантию, старался убедить атамана не убивать пленных, а своих спутников уговаривал успокоиться и не сопротивляться.

Уговорил. Бандитов так опьяняла возможность погулять на славу, что им всё равно, что делать с пленными, лишь бы избавиться от заботы о них поскорее. Атаман приказал связать всех и устроить загородку на краю поляны, чтобы никого не охранять. Похоже, главный торговец обещал им неплохой выкуп за жизни своих людей. Бандиты быстро выбрали два толстых дерева на достаточном расстоянии одно от другого и всем пленникам связанные за спиной руки нанизывали на общую веревку, закрепленную на одном из стволов. Так делают с табуном лошадей или со стадом коров, чтобы не разбежались. Закрепив веревку на втором стволе, бандиты набросились на телеги со съестным.

На поляне запылали костры. Кроме еды купцы везли немало бочонков с вином и элем. Вскоре атаман сообразил, что ему грозит ещё до вечера остаться без армии. Он выбрал троих самых сильных и грозных бандитов, приказал им снести все припасы в его пещеру, оставив своим бойцам только малую часть добычи.

Наконец Дик спокойно мог пересчитать всех. Торговцев ровно дюжина, считая и предводителя каравана. Среди них один мальчик, такого же возраста как Дик, или немного старше. Наверное, сын одного из главных торговцев. Его привязали в самом конце, рядом с деревом. Его белая голова и расшитый золотом коричневый плащ, достойный принца, хорошо видны Дику. Пленники сидели на земле. Внушительная фигура предводителя каравана возвышалась в самом центре их группы. Он умудрялся сохранять величественный вид и не терял хладнокровия. Дик понимал, что скоро стемнеет и ждать осталось недолго.

Разбойники уже пришли в буйное веселье, орали и плясали вокруг костров. Они жарили ветчину, десятками пили яйца, закусывали соленьями и колбасами, прихлебывали темный эль из огромных кружек. Дику от одного вида этого пиршества стало плохо. У него так кружилась голова, что он чуть не свалился с дерева. Наконец на поляне стало тише и в лесу потемнело. Бандиты затянули грустную песню.

Надеясь, что теперь они ничего не услышат, Дик спустился с дерева и осторожно пробрался на край поляны. Он почти открыто подошел сзади к пленным, дотянулся и дернул предводителя каравана за мантию. Только тот повернул голову и увидел чужого мальчишку, Дик сделал ему знак не поднимать шум и передать тот же приказ своим людям.

Предводитель сказал что-то на ухо своему соседу. Так по цепочке пленники передали друг другу предупреждение вести себя тихо и не удивляться. Дик смешался с их группой и освободил всех купцов одного за другим. А веревка так и осталась натянутой между стволами. Атаман удалился в свою пещеру, но время от времени зорко поглядывал оттуда за всем, происходящим на поляне.

Бандиты совершенно объелись, перепились и уснули с довольными сытыми рожами. Освободив пленников, Дик попросил главного торговца захватить бандитов врасплох, пока не проснулись, связать и стащить всех в кучу к одной из телег. Сам Дик взял на себя заботу о главаре шайки.

5.

Он обошел поляну по кругу и спрятался за деревом напротив входа в пещеру. Оттуда ему отлично видно, что творится внутри. Двое охранников давно спали. В глубине просторного каменного грота горел фонарь. Атаман что-то делал там, в окружении лучших съестных припасов. Разумеется, жевал и запивал из кружки, но, кроме того, перебирал в открытом ларце драгоценности, среди которых очень много прозрачных голубых камней. Насытившись видом своего сокровища, атаман спрятал шкатулку в потайную нишу каменного стола, за которым сидел.

Дик всё видел. Он шаг за шагом подбирался всё ближе и ближе к пещере. Вот уже он неслышно прошел между спящими стражниками и оказался за спиной атамана. Подобрал с пола дубинку одного из охранников и стукнул бандита по затылку, стараясь оглушить его, но надеясь не сломать шею.

Падая, атаман обернулся, и в его глазах отразилось изумление. Он успел рассмотреть, что нападающий не один из его шайки, а всего лишь мальчишка. Дик выглянул из пещеры и жестом позвал помощников. Двое сильных торговцев перетащили бесчувственное тело атамана и двоих спящих стражников к остальным бандитам. Их тоже крепко связали и выставили рядом охрану.

В отблесках костра старший купец в караване выглядел настоящим суровым королем. На его одежде блестело золото, а на благородном лице лежали глубокие тени. Он подошел к Дику и опустил широкую ладонь ему на плечо.

— Ты спас всех нас, мальчик. И избавил многих других от встречи с этими любезными господами. Что мы можем сделать, чтобы хоть отчасти оплатить наш долг перед тобой? Проси всё, что угодно, всё, что только в наших силах…

Дик молча указал пальцем в сторону, на крайнюю повозку, где ещё оставались некоторые припасы. На виду сейчас белели в полумраке круглые головки сыра. Единственный мальчик среди торговцев первым понял, что это значит.

— Ты хочешь есть? — он метнулся к телеге, схватил головку сыра и кольцо копченой колбасы. — Держи! — оглянулся в поисках чего-нибудь ещё.

— Кружку воды, пожалуйста, — сказал Дик. — Здесь должен быть родник, даже в темноте его можно найти на слух. Не думаю, чтобы они устроили стоянку в месте, где нет источника воды.

— Да, сейчас! — младший в караване поднял валявшуюся у костра кружку. — Я мигом!

— Торопиться некуда, — Дик сжал зубы, чтобы не упасть от слабости, и старался, чтобы его услышали все. — Надеюсь, вы не собираетесь ночью искать выход из леса? Охраняйте пленных и сами отдохните. Утром поговорим о цене, — он кивнул предводителю и остальным, прося позволения удалиться.

Командовать незнакомыми взрослыми людьми Дик не стеснялся, он привык говорить, что кому нужно делать, защищая свой замок от нападений. Но ему совсем не хотелось, чтобы все эти торговцы сейчас смотрели, с какой жадностью он будет есть.

Еду Дик унес в пещеру атамана и устроил себе там ночлег и роскошный ужин. Когда юный торговец принес ему кружку родниковой воды, Дик поблагодарил, долил туда немного вина и продолжал грызть кусок хлеба с ветчиной и сыром. В пещере атамана много припасов. Но Дик нашел нож и отрезал от самого вкусного только по небольшому кусочку.

Утром караван собирался в путь. Все товары, которые уцелели, снесли обратно в телеги. На одну из них усадили спина к спине связанных бандитов. Их оказалось тоже двенадцать, считая атамана. Банду, бесчинствующую на лесной дороге, купцы обещали сдать на суд мирным жителям, которых грабили бандиты.

— Так что же ты хочешь в благодарность за помощь нам? — второй раз спросил глава каравана.

— Всё, что вы привезли. Вернее, всё, что осталось. До опушки леса недалеко, езжайте всё время прямо. Вы окажетесь в окрестностях замка Пангир, и там будет очень много людей. Они нуждаются в съестных припасах никак не меньше этой голодной шайки. Отдайте им всё и не требуйте денег. Надеюсь, этого вам хватит на обратную дорогу в свои края? — Дик передал величественному купцу шкатулку, которую нашел в тайнике атамана.

— Это не наше золото. Насколько я понимаю, это сокровища из страны фей, — торговец озабоченно хмурился и очень хорошо представлял себе цену каждой безделушки в этом ларце.

— Тогда примите его как плату за все продукты и… на сколько ещё здесь хватит? Хочу, чтобы вы привели сюда не один караван, но в Пангире вам могут дать в заклад только земли… Лучше возьмите эти камешки, их удобнее увезти с собой.

— Мы будем водить сюда караваны бесплатно до конца войны, — глава купцов скрепил торговое соглашение рукопожатием. — Но эти сокровища я не возьму. Оставь их себе в награду.

Дик снисходительно засмеялся, сказав, что нет ему другой заботы, как искать теперь владельцев этих блестящих штучек по всему лесу. Пожелал каравану удачи в пути, и чтобы никто больше не нападал на них. Мальчик-торговец на прощанье дал Дику ещё кусок хлеба и сыра, понимая, что их спаситель сам ничего не попросит в дорогу.

Дик помахал вслед уезжающему каравану, взял ларец за кольцо на крышке и, жуя свой завтрак, в отличном настроении отправился дальше по лесу.

Но теперь у его пути была цель.

.

(конец истории)

6. Меч Тореллинг

.

История третья, о том, как Три принцессы вручили Благородному Дику верный меч Тореллинг

.

Дик уходил всё дальше в глубь леса. Он сошел с проезжей дороги. Сперва его вели охотничьи тропы, потом звериные стёжки. Он искал границу лесной страны. По рассказам Дик знал, что лесной народ не пускает к себе чужаков. А если кому случалось пройти границу лесной страны вслед за песней, то вернуться обратно ещё труднее, чем проникнуть туда. Но Дик не знал страха перед дорогой. У него важное дело в стране фей: вернуть похищенные у них драгоценности. Дик верил, что голубые камешки из ларца откроют ему дорогу через границу. О том, как он выберется обратно, Дик не заботился. Главным он считал встретить кого-нибудь из лесного народа и спросить у него дорогу.

Но лес оставался пустынным. Людей нет, а звери и птицы, казалось, смеялись над чужаком, перешептываясь и кивая на него друг другу. Дик шел напролом сквозь чащу, по-прежнему никуда не сворачивая от избранной цели. Когда стемнело, он остановился под деревом и прислушался. Впереди между стволами мелькали желтые блуждающие огоньки. Где-то далеко-далеко он услышал песнь, которую поют феи. Их мелодии так прекрасны, что не оставят никого равнодушным. Но люди, погнавшись за призраком песни, блуждают по границам лесной страны, теряя попусту время.

Дик знал, что стоит немного послушать эти зовущие голоса, и забудешь обо всем на свете. Он придумал единственный способ не поддаться пению фей и заставить лесной народ заметить гостя: перекричать их.

— Эй, вы, гнилушки зеленые! Хватит завывать, как филин в ночи, выходите, поговорим! Покажитесь! У меня к вам срочное дело! Неужели вы столь уродливы, что боитесь показаться на глаза людям?

Дик и раньше подозревал, что его видят и слышат. Ведь феи и эльфы умеют становиться невидимыми. Теперь ему не могут не ответить.

Заросли бузины расступились и поляна осветилась. Вокруг и вдали чернела ночь, а перед Диком будто бы засияло солнце.

— Кто ты такой, что посмел нарушить ночную тишину леса, и перебивать нашу песню? — прекрасная молодая дама вышла из чащи. Ее лицо очень сурово, но прекраснее всех изображений сказочных фей, которые Дик видел в книжках. Вместо короны на даме венок из лесных цветов. Стройная, в роскошном фиалковом платье, которое в ярком свете казалось белым, с сияющими золотыми волосами и бирюзовыми глазами, как вода лесного озера, она возвышалась над ним, и голос ее гремел точно гром.

— У меня к вам важное дело, — Дик спокойно поклонился даме, открыл и показал ей шкатулку: — Ваши драгоценности?

— Ты желаешь вернуть их нам, мальчик? — смягчилась дама, взглянув на голубые камни, что сияли точь-в-точь как ее глаза. — Это благородный поступок.

— Нет. Желаю свободно пройти в вашу страну и поговорить с самой главной феей, — Дик захлопнул крышку ларца, не давая красавице дотронуться до сокровищ.

— О чем, о награде за услугу?

— Вроде того. Каждому встречному всё выкладывать не обязан.

— Да знаешь ли ты, мальчишка, что я одна из Трех великих принцесс, правящих лесной страной! Меня зовут Келлерлиса Озерная!

— Не знал, конечно. Благодарю, что сказали. Дальше.

Великая принцесса не нашлась, что ответить. Смерила наглеца строгим взглядом, но не могла скрыть удивления его бесстрашием.

— Хорошо, мальчик. Я провожу тебя к моим сестрам. Мы правим здесь, и ты можешь говорить с нами тремя о своем деле.

Дик недоверчиво покачал головой:

— Все знают, что в лесу один государь. А принцесса — ещё не королева. Говорить буду только с тем, кто имеет королевскую власть.

Прекрасная Келлерлиса улыбнулась, и круг света на поляне засиял ещё ярче.

— В лесу очень много земель, и у каждой местности свой правитель, чья власть равна королевской. Точно так же, как у вас, там, снаружи. Но в лесу есть единый государь, которого мы все выбираем на общем совете. Он имеет власть не над территорией, а над всем лесным народом. Он может собрать всех, в случае опасности, под крылом своей мантии. Может решать тяжбы между нашими королями мирно, без крови сотен жертв, как бывает у вас, у людей.

Дик опустил голову, хорошо зная справедливость слов великой принцессы. Она думала, мальчик смутился и теперь не столь самоуверен, поняв, что говорит с правительницей леса. Прекрасная лесная дева подала руку Дику и провела его сквозь границу.

Тут же со всех сторон на Дика нахлынули веселые голоса, музыка, шорох богатых одежд и треск костров. Только шагов не слышно. И хотя вокруг костров танцевало множество лесных жителей, все они ступали беззвучно. А многие прекрасные юные дамы в струящихся платьях — босиком, как успел заметить Дик. Он вспомнил предания, что лес верно служит своим хозяевам и почтительно склоняется перед ними. Ни одна ветка, камень или травинка не заденет ног феи, проходящей по лесу. Поэтому они ходят босиком. Им не нужна обувь.

7.

По краю поляны подковой стоял длинный стол, составленный из огромных широких пней. В самом центре стояли три резных трона, украшенных драгоценностями и позолотой. Две самые величественные и прекрасные дамы занимали два трона. Место слева от центра свободно.

— Кого ты привела, сестра? — удивилась дама, сидящая справа. У нее белое полупрозрачное, как фарфор, лицо, серебристо-белое платье и длинные черные волосы, украшенные соцветьями бузины.

— Он желает говорить с нами. У него мой пропавший ларец с парадным убором принцессы Озера, и с твоей жемчужной короной, Меролинда.

Черноволосая принцесса ахнула. Та, что сидела в центре, невысокая, но самая строгая дама, в венке которой исключительно луговые цветы, прожгла Дика взглядом, от которого можно упасть замертво, как рассказывают в легендах:

— Так он вор?

— Я не знаю, кто он, Феолинда, — третья принцесса только сейчас отпустила руку Дика. — Пусть сам скажет. Заверяю тебя, гость леса, что власть моих сестер и моя, на многих лесных землях равна королевской. Наша старшая сестра Феолинда — повелительница Луговых фей. Ей принадлежат все цветущие луга, окруженные со всех сторон лесом. Нашей младшей сестре Меролинде подчиняются как фее Солёного родника, под ее покровительством находится каменистая чаща предгорий. А мои владения — все лесные озёра. Мы — Три великих лесных принцессы. Ни один король, князь или другой государь в лесу не владеет территорией больше нашей. Мы подходим тебе для беседы? Нашей власти достаточно, чтобы исполнить то, что ты хочешь?

— Вполне.

Это первое слово, которое Дик сказал, переступив границу лесной страны. Услышав его тон, Келлерлиса поняла, что рано приписала гостю смущение перед их властью. Она поспешила занять место на троне рядом со своими сестрами. Дик поставил на стол перед ними открытую шкатулку с сокровищами.

— Если это ваше, хочу вернуть. Чем докажете, что эти ценности принадлежат вам?

Черноволосая младшая Меролинда задохнулась от возмущения. А самая старшая из принцесс показала Дику на стол, прямо на то место, куда он поставил ларец. Там блестел золотом и перламутром круглый герб с тремя цветущими ветками под единой короной.

— Веришь, что это наш герб? Такой же, на жемчужной короне и на каждом уборе, браслете и перстне с голубым чистейшим аквамарином. Если тебе недостаточно света, я прикажу прибавить, чтобы ты мог сравнить.

Дик небрежно подвинул ларец, изучая картину на столе. Потом на секунду поднял первый попавшийся перстень, глянул и уронил его в общую груду сверкающих украшений. С поклоном отступил.

— Благодарю, госпожа. Гарантии принимаются. Этот ларец взят у атамана грабителей. Не знаю, как ваши вещи попали к нему, думаю, нечестным путем…

— Ещё бы! Это наши свадебные драгоценности! — возмутилась Меролинда. — Мы никогда не продали бы и не подарили их никому чужому!

— …поэтому возвращаю их вам, — закончил Дик так, словно его не перебивали.

— Это всё за чем ты пришел? — Феолинда продолжала сверлить гостя огненным взглядом, а ее медные волосы в трепещущем свете, озарявшем три трона, шевелились, словно живые.

— Нет. Мне нужна от вас одна услуга…

— Как тебя зовут, мальчик?

— Дик.

— А дальше?

Дик улыбнулся, ведь это его любимое слово.

— Просто Дик. Родовое имя оставил вместе с замком. А нового пока не заслужил.

— А знаешь ли ты, "просто Дик", что никто из людей не имеет права, переступив границу лесной страны, выйти обратно, — пригрозила Феолинда. — Ты должен остаться с нами навеки.

— Вот ещё! Как же я буду странствовать, если останусь с вами? Мне полагается одно желание в награду за оказанную услугу!

— И ты просишь отпустить тебя с миром? — принцессы решили, что очень дешево отделались от мальчишки.

— Ничуть не бывало! Желаю, чтобы вы посвятили меня в странствующие рыцари. Тогда и мое желание исполнится, и получу право пересекать границы вашей страны и любой другой, когда вздумается.

Три принцессы переглянулись. Келлерлиса улыбалась: уже немного узнав Дика, она ожидала любого сюрприза. Меролинду сразили бесстрашие и хитрость чужака. Феолинда хмурилась, обдумывая, что ответить на эти слова. Наконец старшая принцесса сказала:

— Будь нашим гостем в ближайшие дни, пока мы не примем решения, что делать с тобой. Мы должны посоветоваться…

— Если, пока будете решать мою судьбу, должен считать себя вашим пленником, то прошу немедленно отправить гонца в Братство Дороги, — заявил Дик. — Отныне принадлежу только дороге, никому больше. Может, братство пожелает забрать меня? Тогда вы избавитесь от меня, не заплатив за услугу и сэкономив желание.

— Как ты смеешь?.. — зашипели вокруг. Все приближенные Трех принцесс давно слушали их разговор.

— А если я гость, — невозмутимо продолжал Дик, — у меня есть право гостя ещё на одно желание. На любое, даже идущее вразрез с вашим обычаем. Так что, лучше не раздумывайте слишком долго. Терпение не самая сильная черта моего характера. Могу передумать и пожалеть, что вернул вам сокровища.

8.

Дик сунул руки в карманы и ждал. Принцессы о чем-то возмущенно шептались. Феолинда и Меролинда уже мечтали поскорее избавиться от мальчишки, но Келлерлиса уговорила сестер хорошенько подумать. Наконец Феолинда встала и властно простерла руку, объявляя решение Трех принцесс:

— Мы отправим гонца в Братство Дороги, чтобы узнать, кто ты такой и проверить, каким образом попали к тебе наши драгоценности. Подожди два дня. И пока считай себя нашим гостем. Всем лесным жителям мы приказываем исполнять любые твои желания, не идущие вразрез с нашим обычаем и нашей властью. Ступай, "просто Дик". Тебе дадут всё, что ни пожелаешь, и откроют любые тайны лесной страны.

— А если окажусь обманщиком?

— Нам не придется сожалеть о гостеприимстве, — надменно улыбнулась принцесса Феолинда. — Ведь обманщик в любом случае не покинет границ нашей страны.

Дик молча поклонился и ушел, не оглядываясь.

Два дня он провел в гостях у лесных принцесс и чувствовал себя беззаботно и весело как никогда. Феи дразнили его и смеялись, что Дик не умеет танцевать, не понимает языка птиц и зверей, не может ходить бесшумно. Но зато стрелять в цель он мог не хуже самых заносчивых лесных лучников-эльфов. Дик успел узнать, сколько разных народов живет под зеленым шатром из ветвей и листьев. С некоторыми из подданных Трех принцесс он успел подружиться, а с некоторыми поругаться, но не всерьез…

Сами великие принцессы с первой встречи не пришли в восторге от поведения Дика. Но за эти дни, что тянулись бесконечно, как годы, они успели полюбить странного мальчишку.

Феям иногда дано видеть будущее. Глядя, как Дик носится по лесу верхом на жемчужно-лунном единороге, как он первым прыгает через самый высокий костер, как смеется и болтает о пустяках с юными лесными красавицами и задирается с их кавалерами, у Трех принцесс, особенно у Келлерлисы, сердца сжимались в тревожном предчувствии. Если мальчик уйдет от них, что с ним будет?

Призвание рыцарского пути полно опасностей, а их гость всего лишь ребенок. Права гостя они нарушить не смогут, и когда желание прозвучит, обязаны исполнить его или лишиться своей короны. Единственный способ удержать мальчишку у себя, если он передумает. Принцессы тянули время, делая так, чтобы дни казались долгими-долгими и не кончались. Они надеялись, Дик полюбит лес и сам пожелает остаться жить здесь.

Но Дик был тверд в своем слове.

Когда срок на раздумья закончился, Три принцессы снова восседали на тронах, а Дик снова стоял перед ними.

— Наше решение будет таким, — сказала за всех Келлерлиса. — Если ты придешь к нам через год, с тем же твердым намерением, мы посвятим тебя в странствующие рыцари. Ты получишь именной меч и станешь полноправным в звании, наравне со взрослыми. Этот год ты можешь прожить у нас и…

— Не пойдет, — сразу ответил Дик.

— Но мы должны проверить твою твердость в выборе своей судьбы. Это ведь решение навсегда, — рассудительно заметила Феолинда.

Дик с печальной полуулыбкой глянул на великих принцесс:

— Уже подумал. Всю жизнь и особенно последние более чем четыре года. Этого вам должно хватить. Тверже мой выбор не станет. И по возрасту не можете мне отказать, я совершеннолетний.

— Условно. Тебе только двенадцать, — ласково напомнила Меролинда.

— Мне УЖЕ двенадцать, — возразил Дик. — Дадите звание странника или нет? Хочу услышать ответ немедля.

— Мы много думали о твоем желании, Дик… нам непросто принять верное решение…

— Дальше!

— Гонец из братства ещё не прибыл, — спохватилась Меролинда. — До его появления мы не можем…

К столу подбежал молоденький стражник и с поклоном что-то сообщил Трем принцессам. Они говорили очень тихо, Дик не слышал слов, но догадался оглянуться и проверить, о чем докладывал стражник. Через всю поляну уверенно шел загорелый мужчина в коричневой кожаной куртке, таких же мягких длинных брюках и сапогах. Без плаща. Похож на охотника и проводника по лесу. Но вместо лука за плечами, у него на поясе тяжелый меч с богато украшенной рукоятью.

Поравнявшись с Диком, он сдержанно поклонился трем лесным девам, будто не заметил пока их собеседника.

— Братство Дороги шлет привет Трем принцессам, владычицам родников, лугов и озер. Что лесу нужно от нас?

— А они говорят, у меня плохие манеры! — засмеялся Дик.

Мужчина смерил его заинтересованным взглядом.

— Из-за тебя такой шум? Ты — тот самый мальчишка, который захватил банду Тощих громил, освободил дюжину пленных и отправил в Пангир караван с продовольствием?

Дик скромно двинул плечом. Мужчина нахмурился:

— Отвечай, ты или нет?

— Делов на полгроша, а крику на весь базар, — Дик недовольно смотрел в сторону. — Ну, я. Дальше.

— Расскажи.

— Вы же всё знаете. Купцы, наверное, разболтали. Ничего особенного. Бандиты перепились и заснули, с ними и младенец мог справиться.

— А кто оглушил атамана? Он ведь не спал.

Дик закусил губу:

— Подумал, лучше самому пойти в пещеру. Торговцы слишком рассержены грабежом и захватом в плен. Они могли не рассчитать свою силу и убить главаря…

9.

— Меня зовут Трим Анард, — по пути представился гонец братства.

— Это название горного пика.

— Да, оттуда я родом. А твое рыцарское прозвище?

— У меня его нет. Мне нравится мое имя и мне его хватает.

— Ты не любишь быть кому-то обязанным, верно? — Анард по-доброму усмехнулся: — Но имей в виду, если станешь знаменитым, а ты непременно станешь, народ придумает тебе прозвище.

— С чего взяли, что стану? — ощетинился Дик.

— Сколько дней ты в дороге?

— Два. И ещё двое суток здесь, в гостях.

— О тебе уже говорит вся округа. Купцы, которых ты спас, уедут в свои далекие страны и расскажут там о своем приключении и твоем подвиге…

— Зачем так, ничего я особенного не сделал, — отмахнулся Дик.

— Вот и говорю, если это для тебя "ничего", что будет, когда, став рыцарем, ты действительно начнешь искать, что бы совершить героического! Чем думаешь заняться, Дик?

— Не знаю. Хочу только идти вперед.

— Что ты больше всего ненавидишь?

— Стены, — тихо ответил Дик. — И когда людей заставляют делать то, что они не хотят.

— Ты — типичный возмутитель спокойствия. Прирожденный странник. Нелегко придется тем, кто встанет у тебя на пути. Ты давно знал о своем призвании?

— Всегда. А вы до того, как…

— Пас стада в горах. И когда смотрел на мир с высоты или видел близкие звезды, мое сердце разрывалось от необходимости оставаться на одном месте и ходить только по знакомым тропинкам. Сбежал, когда исполнилось восемь.

— Завидую вам… Спасибо. Вы очень помогли мне сегодня.

— Какие счеты, — отмахнулся Анард. — Рыцари только и нужны, чтобы помогать кому-то. Тем более, детям.

— А зачем мне доспехи? — с удивлением спросил Дик. — Никогда не видел странника, закованного в железо.

— И не увидишь, — засмеялся Анард. — Потрогай…

Дик коснулся рукава его куртки. Кожа очень тонкая и мягкая, на ней не оставались царапины и морщины, она не растягивалась под пальцами.

— Стрелы от нее отлетают, любая дыра и разрез срастается, залечив заодно твою рану. Ее невозможно порвать руками, растянуть, украсть… Именные доспехи не могут служить чужому или отступнику чести. Если ты нарушишь рыцарский обет, костюм выдаст тебя. Перестанет срастаться. И меч перестанет слушаться. Он будет ломаться от первого взмаха или неправого слова. Хотел бы взять тебя в лавку, где шьют одежду "только для рыцарей", чтобы ты сам всё увидел и выбрал. Но твои "крёстные феи" не отпустят тебя из леса, пока ты не в звании. Точнее, став странником, ты сможешь уйти без их позволения.

Странники ходят по свету скромно, как правило, пешком. Их замечают не сразу. Они не размахивают без дела мечом, не сверкают на солнце стальным доспехом. Это игрушки тяжелой боевой кавалерии или маскарад для турниров в честь прекрасных дам и королей. Странник путешествует и живет налегке. И в дороге рыцарский конь иногда только помеха. Хотя очень неплохо, когда он есть — верный конь. Но любой спутник требует заботы и внимания. О нем придется всегда думать больше, чем о себе. Какого цвета костюм ты хочешь?

— Такой же, — Дик показал пальцем.

— Но бывают разные. Можно выбрать любой цвет и фасон, лишь бы закрывал тело. В нем не жарко и не холодно, и в дождь не намокнешь. Этот цвет называется темная медь. Выбирают обычно под цвет глаз и волос… Да тебе как раз такой и подходит. Чтобы без ошибки, я возьму мерки с твоей ладони и прядь волос. В рыцарской мастерской разберутся, что тебе нужно. Заказать костюм немного на вырост?

— Нет. Впрочем, я хочу довольно свободный. Такой же, — настойчиво повторил Дик, показывая на доспех самого Анарда.

— Хорошо. Я должен предупредить братство. Отправлю сообщение по лесному эху. А ещё наши люди есть в каждом трактире. Если что-то понадобится, смел заходи в любой, и проси у хозяев "помощи и защиты". Это пароль Братства Дороги.

— Знаю. Значит, уходите?

— Ненадолго. Обещал и не брошу тебя одного.

Дик виновато пожал плечами, извиняясь, что стал обузой для первого встреченного им человека из братства.

— Не за что, — серьезно ответил тот. — В лесной стране время идет иначе. По желанию прекрасных хозяек леса ты можешь провести здесь не один год и даже не заметить. Я проверю, чтобы посвящение прошло вовремя. Но для этого мне нужно выйти за границу лесной страны, уладить дело с костюмом и вернуться на третий день к посвящению. Тебе покажется, что и несколько часов не прошло.

— Можно посмотреть меч?

Дик осторожно вытащил сияющий мягким светом клинок из ножен. За свою жизнь он встречал немало оружия, но меч лесной работы видел впервые. Лезвие шире обычного. Трехгранное. Меч легче, металл намного светлее, как чистое серебро, и светится другой полировкой, непохожей на зеркало обычной стали. В лесном мече нет четкого отражения предметов. Казалось, зеркало затуманилось от дыхания, но гладкость поверхности безупречна. Край лезвия тоньше и острее, чем у клинков выкованных руками обычных людей. На нем ни сколов, ни царапин, зато проходила тонкая, как волосок, волна — край не совсем ровный, извивался мелкой-мелкой змейкой, которую можно заметить, только если смотреть на лезвие сбоку, на его наименьшую толщину. Вверху, возле самого эфеса, увитого зеленым плющом, отчеканено зубчатое колесо, герб Братства Дороги. На другой стороне, — именной меч украшен как орел и решка монеты, — шла надпись: "Не останавливайся на полпути".

10.

Анард прав, за временем в лесной стране уследить невозможно. Когда Три принцессы сообщили, что добыли для него меч и посвящение состоится завтра в полдень, Дик не мог поверить. Новый меч ему даже не показали, не то что не дали проверить его в бою. Еле-еле дождавшись конца ужина и совершенно не замечая, что за яства у него в тарелке, Дик попросил позволения удалиться в свой грот. Анард всё не возвращался. Дик в одиночестве сидел на краю озера и смотрел на воду. Когда сумерки сгустились, а в лесу темнеет всегда раньше, чем на равнинах, в гладком черном зеркале отразилась сверкающая фигура прекрасной девы. Келлерлиса неслышно приблизилась, словно плыла по воздуху.

Дик встал, приветствуя среднюю из Трех великих принцесс.

— Я пришла пожелать тебе доброй ночи и светлого сна.

— Благодарю, госпожа.

— Ты не передумал? Ты можешь найти счастье в лесу…

Дик опустил голову, уходя от притяжения светлых, глубоких, как лесные омуты, глаз:

— Не могу. Пробовал.

Их отражения качались на воде рядом, но души этих двоих далеки друг от друга. Келлерлиса так остро чувствовала потерю, что не удивилась, если бы отражение мальчишки отделилось от берега и ускользнуло по мелкой ряби куда-то в темную даль. Дик понимал, этот разговор — последнее испытание. Его надо пройти, как бы ни щемило сердце.

— Но зачем тебе оружие, мальчик?

— Для защиты.

— Это верно, многие пожелают причинить тебе зло, пока ты — один. Но зачем тебе странствовать одному? Поживи здесь, пока не…

— Вырасту? Поумнею? Наберусь сил? Благодарю, госпожа, но сидеть на одном месте — не для меня. И меч мне нужен не только ради своей защиты. Хочу вступаться и за других.

— За кого же?

— Не знаю. За всех, кто будет нуждаться в моей помощи.

— Нуждающихся слишком много. Ты не в силах защитить каждого…

— Отлично, значит, будет много работы. Надо начать поскорее.

— Если ты выбрал призвание, которому будешь служить, то тебе понадобится не только меч. Но и… молодость. Вместе с посвящением, ты получишь возможность жить в возрасте своего расцвета и никогда не стареть. Твой внешний возраст будет соответствовать внутреннему, ты не состаришься, пока сам не захочешь. Но, выбрав, допустим, предел тридцати или сорока лет, снова стать моложе никак не сможешь. Поэтому думать о возрасте надо сразу.

— Знаю, — кивнул Дик, словно о самой обычной вещи. — Желаю остаться всегда молодым, как сейчас.

— Но сейчас ты мальчик! Ты ещё должен вырасти…

Дик сжал челюсти, подавляя ярость. Даже побледнел, но сумел ответить очень спокойно и тихо:

— Я никому… ничего… не должен. Я совершеннолетний и свободен в своем выборе. Так что, с точки зрения закона, я взрослый. Со своей точки зрения, тоже. Чего же вы хотите?

Келлерлиса смотрела на него сквозь призму долгих лет опыта с материнской печалью:

— Это не мы, Дик. Таков закон мироздания. Твоя душа неизбежно будет меняться, если проживешь на свете долгие годы. Если ты будешь странствовать, подвергаться опасностям, вступаться за слабых… Ты не сможешь убивать и всегда оставаться ребенком. Нужен настоящий возраст, в котором легко удержаться.

— Уже выбрал. Если то, что вы говорите, правда, значит, сам давно не ребенок. Чего, по-вашему, мне не хватает, чтобы стать взрослым? Роста? Да, я немного ниже вас, госпожа, но выше ростом вашей старшей сестры Феолинды. Этого довольно, чтобы считать меня человеком? Мне пришлось отбивать не одну осаду на стенах замка. Люди падали от моей руки… Вам и этого мало? Хорошо, сам признаюсь, что вижу между собой и взрослыми некоторую разницу. Долго жил среди взрослых, видел их в разном свете. И нет ничего, что желал бы приобрести у них, чего сам не имею. И не знаю ничего, что соглашусь потерять, в обмен на несколько лишних дюймов роста.

— Дело вовсе не в этом, Дик. Ты не сможешь… Дети мыслят иначе. Их чувства…

— Заметил, — с неодобрением перебил Дик. — Вопрос в том, чьи чувства считать нормальными!

— Дети всегда обижаются, если им говорят, что они чего-то не знают, — мягко сказала Келлерлиса.

— Если проживу на свете достаточно долго, у меня тоже будет большой опыт и прошлое. Но надеюсь и тогда не мыслить, как взрослые! Как вы, госпожа.

— Чего именно в моих мыслях ты не можешь принять?

— То, что дети для вас не люди.

— Как ты можешь? — возмутилась лесная принцесса. — Кто же они тогда?

— Несовершенные существа. Похожие на людей, но меньше, слабее, глупее… Ничего не знающие, не чувствующее, непонимающие. Их стараются беречь, потому что рассчитывают, что из них в конце концов получатся "настоящие люди" вроде вас, взрослых. А когда дети не желают этого, взрослые злятся. Как вы сейчас, госпожа.

Дик поклонился. И когда поднял глаза, лицо прекрасной феи в самом деле пылало гневом.

— Как ты смеешь, мальчишка! Я всей душой стараюсь помочь, а ты!..

— А не надо мне помогать вырасти! — резко осадил ее Дик. — Мне и так хорошо. Прожил достаточно, чтобы понять, что самым грубым оскорблением в устах взрослых всегда будет "мальчишка!" Крайняя степень возмущения и презрения. Готов слышать это всю жизнь. И готов отвечать на вызов. Доказывать, что я человек, и со мной придется считаться так же, как с любым взрослым. И с другими детьми им придется считаться тоже. Но для этого мне нужен меч… Согласиться стать как вы, — проще. Только не для меня!

11.

Открыв глаза, он сразу понял, что Анард снова в лесу. Дик не слышал его возвращения, но рядом с постелью из мягкого мха стопкой лежала новая рыцарская одежда. Дик умылся и долго смотрелся в зеркало лесного озера, привыкая к своему отражению в темных доспехах, точно под цвет глаз и волос, будто он в этой "шкуре" родился.

Сегодня время неслось на крыльях лесного эха. Дик не успел налюбоваться на себя, как примчалась целая стайка знакомых молодых феечек, и наперебой стали звать Дика. Три принцессы приказали ему явиться.

Вслед за ними Дик пошел по широкой тропе, которой прежде не видел. Не на поляну к столам, а куда-то далеко в сторону. Самая густая чаща расступалась перед ними и деревья почтительно кивали макушками, когда они проходили. Дик не чувствовал никакого волнения[1]. Он так долго ждал этого дня, что устал и не мог ни бояться, ни радоваться. В сопровождении десятка красавиц лесной страны, Дик вышел на поляну, в центре которой, как жертвенник, возвышался граненый край каменного колодца.

— Мы приветствуем тебя, Дик.

Три принцессы в своих лучших нарядах (это Дик угадал по тем самым украшениям из ларца) стояли возле колодца. За плечами у них на легком ветру шевелились шелковые плащи: серебряный — у Меролинды, нежно-зеленый — у Феолинды. Келлерлиса, разумеется, в бирюзовом. Она держала в руках открытый сверкающий меч с золотой рукоятью. Трим Анард стоял в стороне от колодца, перед толпой приближенных великих принцесс. Ободряюще подмигнул Дику. Тот кивнул в ответ и украдкой погладил мягкую кожу новой куртки.

— Подойди к нам, — велела Феолинда. Она как обычно стояла в центре, между младшими сестрами. — Ты по-прежнему желаешь посвящения в рыцари?

Дик кивнул, но принцессы, конечно, требовали четкого ответа вслух.

— Дальше! — он без приглашения упал на одно колено. — Неужели сами не видите?!

Меролинда терпеливо возвела глаза к небу. Протянула зеленый бархатный плат с вышитым гербом леса и приняла на него острие меча. Келлерлиса держала эфес.

— Мы вручаем тебе этот меч, именуемый Тореллинг, — сказала Меролинда, — что на древнем языке значит "Пламенный". Огонь для него, который оружейники лесной страны сумели превратить в холодный и беспощадный металл, взят из Огненного круга, из рук самого короля Тора, главы всех дэйков, повелителей стихии огня — торелингов. Наши лучшие мастера ковали этот меч три ночи, и, надеемся, он будет верно служить тебе, Дик.

— Отныне и навсегда, — продолжила Келлерлиса, — ты становишься рыцарем Братства Дороги. И можешь поднимать меч только для защиты от зла. Своей собственной или всех, кто будет нуждаться в твоей помощи и защите. Тореллинг станет карающей молнией в твоей руке, но не позволяй никогда стать ему жалом дракона, питающимся ненавистью и местью. Обещаешь ли ты, Дик, странствующий рыцарь с одним только именем, хранить честь своего призвания и меча?

— Да.

— Клянешься ли сражаться только с неправдой, не заботясь о личной выгоде? — спросила Феолинда.

— Клянусь.

— Обещаешь не сходить с избранного пути? — спросила Меролинда.

— Обещаю.

Дик принял меч и совсем не почувствовал его тяжести. Как во сне, когда всё вокруг кажется таким легким, что и сам ты можешь летать.

Феолинда провела ладонью над шестигранным колодцем. Колесо сбоку от него завертелось само собой. Из глубины показалась золотая чаша с двумя ручками, полная прозрачной воды. Старшая из принцесс высоко подняла ее и провозгласила:

— Вечный Колодец, хранящий все желания, клятвы, обещания и мольбы, — свидетель твоего посвящения в рыцари! Мы трое, твои крестные в звании, благословляем тебя в дорогу. Теперь ты — странник. Ты можешь сокращать себе путь через переходы в пространстве, можешь оставаться всегда молодым и отныне ты бессмертен.

— Если только никто не убьет тебя, — пробормотал Трим Анард. Дик услышал и понимающе улыбнулся.

— Ты должен пожелать себе то, что считаешь главным, — Феолинда не отвлекалась на пустяки.

— Желаю, чтобы у меня хватало сил приходить на помощь всем, кто в этом нуждается, — сказал Дик.

— И я пью за это! — Феолинда сделала глоток из золотой чаши и передала ее Меролинде.

— Желаю всегда путешествовать беспрепятственно и легко проходить все границы, — более уверенно сказал Дик.

— Я пью за это!

Чаша перешла к Келлерлисе. Та с улыбкой покачала головой, заранее зная, что услышат сейчас все свидетели. Ведь феям порой открывается будущее.

— Желаю всегда оставаться молодым, как сейчас, — усмехнулся Дик, оправдывая ее ожидание. — И пусть мне хватит сил на долгие странствия!

— От души желаю вам этого, рыцарь, и пью за это, — вздохнула крестная. — Твоя очередь. Пей за исполнение желаний и за свое посвящение. — Она отпила глоток, вместе с Меролиндой они протянули чашу Дику, держа за ушки по бокам. Он не мог взять чашу сам, не выпустив меч.

— Весь лес свидетель, — провозгласила Феолинда и взмахом руки подозвала подданных. Чаша перешла к ним. Все пили по кругу.

— И Братство Дороги, — откликнулся Анард, когда пришла его очередь. — Будь всегда таким, как сейчас, Дик, и ты станешь великим рыцарем.

12. Первый дракон

.

История четвертая, о том, как Благородный Дик встретил своего первого дракона

.

Трудно поверить, что было время, когда Благородный Дик не видел ещё ни одного дракона. Дик начинал свой путь наравне с любым мальчишкой своей эпохи, который знал, конечно, что на свете живут драконы и феи, читал о них в книжках, слышал рассказы стариков, но отнюдь не встречался с невероятным волшебством ежедневно.

Перешагнув границы лесной страны и получив меч из рук Трех великих лесных принцесс, Дик приобрел опыт общения с феями и теперь отличил бы любую из них без труда, как бы фея ни старалась притвориться обычной красавицей. Тому, кто водил хороводы вокруг лесного костра, слышал их песню, но сумел выйти из этого круга, хитрости жителей леса видны насквозь. Словно смотришь сквозь чащу, стволы деревьев которой и листья из чистого хрусталя. Радужные лучи сверкают причудливо, но всегда видны очертания глубинных замыслов, словно камни на дне прозрачного озера.

Но драконов Дик ещё не встречал. И, как все прочие, кто не встречал их в жизни, верил, что дракона узнать легко: это крупный огнедышащий ящер. Жадный, уродливый, злобный, крылатый. Трудно не заметить такого! Особенно, если он набросится на тебя, желая убить и сожрать. В защите от драконов и прочих чудовищ, юный рыцарь полагался на меч и скорость своей реакции. Опасаясь огромных клыков и стальных когтей, он ничуть не думал о коварстве драконов…

*****

Дик был в дороге весь день и только прошел селение, стоящее между лесной опушкой и склонами предгорий, где из земли выходили острые светло-серые камни. Селение показалось ему большим и богатым, но Дик не захотел в нем задерживаться. Лица всех людей, тех, что встретились страннику по пути, хмурые, озабоченные, неприветливые. Дик хотел спросить, что у них происходит, но молодая женщина сердито отмахнулась от расспросов, а мальчишка испуганно убежал от него, только услышав приветствие. Решив не отвлекать жителей от их важных забот и не спрашивать в их домах о ночлеге, Дик прошел селение насквозь, как нож разрезает пирог.

Он снова оказался на холмистом лугу, прочерченном тропками и проезжими дорогами. Дорог здесь две. Одна вела через луга и терялась в предгорьях, другая шла ближе к лесу. Она казалась заброшенной и заросла травой, будто больше года здесь никто не ходил. К горам надо свернуть, а к лесу идти прямо, поэтому Дик выбрал старую заброшенную дорогу, она ближе.

Селение уже отодвинулось достаточно далеко, когда стало ясно, что собирается гроза. Сам дождь Дика не пугал. Он любил дождь. И молнии казались ему красивыми, а не страшными. Но теперь очень быстро стемнеет, и под ногами будет хлюпать грязь… Лучше поискать сухое удобное место для ночевки сейчас, пока есть время. Возвращаться в селение, едва видневшееся позади, глубоко в долине, совсем не хотелось.

Вокруг пустынно и тихо. Ни колокольчика далекого стада, ни скрипа колес проезжающей телеги… Даже лес умолк, птицы спрятались, а деревья перестали шептаться, замерев в ожидании порыва грозного ветра. И тут Дик услышал свист. Кто-то шел по тропе в лесу и насвистывал дорожную песенку.

Думая встретить своего собрата, вольного бродягу или странника, Дик радостно пошел навстречу. Но, заметив мелькнувший среди стволов стройный силуэт и легкий черный плащ, отступил за дерево и решил сначала понаблюдать.

По тропинке беззаботно шел юноша в скромной дворянской одежде. Почти весь в черном. Оружия Дик у него издали не заметил, зато юноша нес в руке кожаное ведро с водой.тно шел юноша в скромной дворянской одежде. ешил сначала понаблюдать. Похоже, где-то неподалеку за деревьями расположились его приятели. Охотники это или военный отряд, кто знает, что у них на уме? Дик не спешил обнаруживать себя перед незнакомцем. Тот сам остановился и заговорил первым:

— Я знаю, что здесь кто-то есть! Не хотелось бы получить стрелу без всякого предупреждения и объяснений. Можете не бояться, выйти и сказать, что вам нужно. Я один и безоружен, — он повесил ведро на ближайшую ветку кустарника и ждал, оглядываясь по сторонам.

— Вы тоже можете не бояться меня, — Дик вышел на свет. — Мой меч не для нападений из-за угла.

— Вы странствующий рыцарь? — непонятно, сильнее удивился или обрадовался молодой человек. — А я думал… Очень рад встрече!

— А кто вы? — Дик снова обвел глазами темную одежду незнакомца, не позволяющую точно определить его род занятий.

— Я здесь живу. Кажется, сейчас польет дождь… Моя пещера неподалеку, вы могли бы укрыться в ней, если не слишком торопитесь.

— Если это не стеснит вас, — церемонно ответил Дик.

— Напротив! Я приглашаю, даже настаиваю, чтобы вы разделили со мной скромный ужин и кров.

— Благодарю, — Дик не испытывал пока доверия к незнакомцу и держался настороже. — А отчего такая щедрость?

— Мне скучно вечно быть одному. Я рад любому гостю. Прошу, рыцарь, я покажу вам дорогу в мой дом.

Дик пошел следом за гостеприимным хозяином. Юноше в черном плаще на вид едва больше двадцати. Его красивое слегка печальное лицо с длинным точеным носом, очень бледное, глаза — светлые, прозрачно-голубые, а короткие волосы и брови-молнии — черные и гладкие, как вороново крыло. Высокий, но очень стройный, совсем не производящий впечатление силача. Шагал легко и пружинисто, что выдавало его радость от встречи с Диком. Первое, что приходило в голову при очевидном аристократизме его манер и столь же очевидной скромности существования — наследник знатного рода в изгнании.

13.

Они подошли к скалистой стене. На такую, деревья карабкаются с трудом, цепляясь корнями за каждую трещину или выступ. В ней открывалась просторная пещера с высоким потолком. Внутри обстановка очень простая. Вдоль всей стены напротив входа тянулась длинная лежанка или лавка, сложенная из камней, с тюфяком из сухого камыша и лесных трав. Лавка покрыта единым куском тонкого коричневого сукна, а поверх него кое-где лежали козьи шкуры и овечье руно. Половину пещеры занимал длинный стол со столешницей из одной цельной каменной плиты. Дика очень интересовало, как смог щуплый юноша в одиночку притащить и установить здесь такую махину. Вероятно, стол найден им вместе с пещерой и его выстроил кто-то другой. Опоры стола из небольших валунов, такие Дик и сам бы мог сделать, но столешница…

По углам пещеры громоздились разные мелкие предметы, одежда, домашняя утварь. Ещё осталось достаточно места, чтобы водить хоровод, если будет желание и компания.

— Это мой дом, — широким жестом обвел Лорин всю обстановку. Дику показалось, это сказано с невеселой иронией. Явно, отшельничество не совсем добровольное.

— Неплохо. Ты опасаешься нападения, или мне показалось? Прячешься?

— Не то чтобы прячусь, — молодой человек быстро выставлял на стол молоко, хлеб, сыр, зелень, глиняные миски, немного съедобных кореньев. — Но люди селения, что стоит там, в долине, иногда являются сюда. Толпой или поодиночке. И уже несколько раз пытались меня убить.

— За что?

— За то, что я существую на свете, — Лорин, видимо, давно смирился с таким отношением. — Тот, кого я считал своим отцом, глава селения. Когда он узнал, что я не его сын… пришлось уйти. А точнее, еле ноги унес! Бывший папочка поднял против меня весь народ.

— Кто ему рассказал? — в голосе Дика звучала угроза в адрес такого болтуна. — Мать сама призналась?

— Нет, она не могла, ее нет в живых. Видишь ли, я дракон…

Дик думал, что очень хорошо его понимает. Драконами в народе называли тех, кто, родившись, лишал жизни свою мать. Дик помнил, что многие крестьяне в окрестностях Пангира прежде называли "драконом" его самого.

— От кого же отец узнал?

— Боюсь, что от меня… — Лорин вышел на открытое пространство пещеры. Он вздрогнул, как-то съежившись и пригнув голову. Вместо него к потолку пещеры поднял голову на длинной шее огромный дракон в медной чешуе.

Дик удивленно замер на месте, держа ладонь на эфесе меча, но не чувствуя пока опасности. Дракон захохотал, раскрыв пасть и жонглируя маленькими клубами огня над ноздрями. Взмахнул черными крыльями и снова превратился в стройного юношу с печальным взглядом. Крылья опали, став обыкновенным плащом.

— Теперь понимаешь? Другие дети всегда дразнили меня, а я боялся их. Мне казалось, они сильнее… Как-то раз самый вредный мальчишка бросил камень, и я так разозлился… сам не знаю, как у меня получилось первый раз превратиться. Но я зарычал на них и дохнул огнем. Отец видел всё это в окно… И, разумеется, догадался, что не мог передать мне в наследство такую кровь. Из какой семьи происходила его покойная жена, он хорошо знал, они выросли в одном селении. Оставался только один вариант…

— Два, — возразил Дик. — Его жена могла почему-то взять в дом чужого ребенка. Мало ли, что бывает.

— Да, наверное, — признал юноша-дракон. — Но папа… то есть, глава селения не стал разбираться. С тех пор я живу здесь.

— Долго?

— Уже десять лет. Ты один из очень немногих, с кем нормально разговаривал за это время.

— Могу помочь? — Дик сочувствовал молодому дракону, изгнанному из родного селения только за то, что не похож на остальных.

— Останься до завтра, пожалуйста. Куда тебе торопиться? Будь моим гостем.

— С удовольствием. А где ты добываешь пищу?

— Иногда охочусь в образе дракона, ловлю рыбу над водопадом. Иногда покупаю что-нибудь у пастухов.

— У тебя есть деньги? — удивился Дик.

— Нет, золото, — юноша небрежно кивнул в угол пещеры. Там, прикрытая мешком, пряталась целая груда золотых самородков. — Я собрал его за эти годы в реке.

— За такое богатство мог бы купить себе место в любом самом приличном обществе, — заметил Дик. — И больше не быть одиноким.

— Правда? Я об этом не думал. Считаешь, люди могут не бояться меня?

— Не боюсь же.

— Ты другое дело, ты рыцарь, — Лорин улыбнулся, но грусть из его глаз не исчезала. — А вот, к примеру, нашлась бы на свете девушка, которая могла бы полюбить дракона?

— За девчонок не поручусь! Но ведь ты как-то родился… Впрочем, тебе стоит выяснить свою кровную принадлежность. Ты чистокровный дракон или полудракон? Если — второе, значит, дракона или драконшу люди, теоретически, полюбить могут.[1]

— Как мне узнать? — с надеждой спросил молодой дракон.

— Очень легко. Какого цвета твоя кровь?

— Красная, конечно!

— А у чистокровных драконов, зеленая.

— Откуда ты знаешь? — Лорин подозрительно смотрел на Дика.

— Читал.

— А… — юноша-дракон успокоился. — Я уж думал, раз ты — рыцарь, то, неоднократно видел подобных мне. И, возможно… пускал им кровь?

14.

Он как раз стелил мягкие шкуры, устраивая себе королевское ложе, когда вдруг спиной почувствовал опасность. Помня, что позади него выход из пещеры, Дик не сомневался, что к нему подкрадывается хищный зверь, тоже нашедший этот приют от дождя и теперь раздосадованный тем, что место занято. А возможно, хищник рад, что его ждет вкусный ужин. Дик не раздумывал о желаниях хищника, ему хватило доли секунды, чтобы понять, что сейчас на него набросится нечто клыкастое, и он молниеносно вывернулся, одновременно хватая меч и оборачиваясь.

Перед ним стоял огромный дракон.

— А, это ты, — Дик сел на постель. Меч лежал у него на коленях.

Дракон сделал шаг вперед, заинтересованно глядя на меч.

— Можно посмотреть? — голос Лорина стал гулким, будто юноша говорил внутри пустой железной бочки.

— Только из моих рук, — Дик поиграл Тореллингом перед мордой дракона.

В глазах Лорина отразились странные огоньки. Не отблески меча, скорее язычки красного пламени. Сбоку перед входом в пещеру сложен очаг, но огня не разводили. Ещё достаточно тепло и не полностью стемнело. Лязг зубов в дюйме от его правого запястья заставил Дика возмутиться:

— Эй, что за шутки?!

Взмах меча треснул дракона по носу. Лорин взревел и продолжал наступать.

— Извини, сам виноват, — Дику пришлось вскочить на постель в сапогах, что не слишком вежливо. Но дракон наступал, деваться некуда.

Дик пытался проскользнуть мимо, в сторону стола, Лорин хотел оттеснить его в угол. Дику снова пришлось пустить в ход меч и пересчитать белые, похожие на бивни, рога на медной морде. Лорин мотнул головой, Дик проскочил к столу, а на то место, где рыцарь только что стоял, прижавшись к стене, обрушился водопад огня. Искры посыпались на шкуры, камышовые подушки стали дымиться.

— Мне не нравятся подобные игры! Если сейчас же не превратишься обратно, пойму это как настоящий вызов.

Дракон увидел, что промахнулся и кинулся на своего гостя снова. Но теперь к фонтану огня добавились передние лапы с длинными когтями, похожими на короткие сабли. Судя по звону и скрежету о лезвие меча, они действительно стальные!

Дик запрыгнул на стол и теперь отбивался всерьез, но нападать не решался. Он считал, что у Лорина временное помрачение рассудка, что это какой-то приступ, и юноша-дракон сам не понимает, что делает. А он сейчас делал всё, чтобы схватить Дика зубами или когтями.

Снаружи гремел гром, сверкали молнии, а двое недавних собеседников, мирно разделивших трапезу, дрались насмерть в пещере. Наконец, чувствуя, что отступать некуда, ещё чуть-чуть и он свалится со стола, тогда дракон снова сможет загнать его в угол, Дик наотмашь рубанул Лорина мечом по груди. Чешуя с треском отразила удар, от лезвия Тореллинга посыпались искры. С тем же успехом можно рубить по стенам пещеры или по медному щиту. Коготь дракона разодрал на рыцаре куртку от плеча до локтя. Дику показалось, что стальное лезвие прошло до кости. Не проверяя рану, он удобнее перехватил рукоять меча двумя руками и ткнул лезвием в правую сторону драконьей груди, стараясь попасть между чешуек.

Меч провалился глубоко. Из груди Лорина вырвался жалобный человеческий стон. Дик испуганно дернул клинок обратно.

Дракон исчез. На полу пещеры скорчился человек, прижимая руку к почти сквозной ране ниже правой ключицы. Дик прошел по столу и остановился на краю. Мельком бросив взгляд на свой меч, Дик заметил, что лезвие, обычно светящееся в полумраке, наполовину черное. В темноте даже не рассмотреть какого цвета кровь на клинке.

— Что такое? — Дик сурово глядел на Лорина с высоты.

— Пощади! — жалобно взмолился дракон. — Это не моя вина. Я проклят и приговорен завлекать всех прохожих в эту пещеру и пожирать их. Но я не хотел убивать тебя. Я собой не владею!..

— Поклянись.

— Чем угодно! — пылко заверил Лорин, пытаясь подняться с колен.

— Жизнью.

— Помоги мне…

Дик помедлил секунду, собираясь прыгнуть со стола. Но удержался на самом краю:

— Сначала клятва!

Лорин зарычал и поднялся сам. Он стал, вроде бы, выше ростом, хотя остался человеком. Но это уже не тот милый юноша. Это рыцарь в черном плаще, в тонкой кольчуге и медном нагруднике. В руках, скрытых в темных перчатках, он держал меч в полтора раза длинней Тореллинга[1]. Дик успел убрать ногу, чтобы ее не перерубило мечом, но для этого пришлось спрыгнуть на пол. Они оказались с Лорином лицом к лицу, и Дик видел, что прежде бледное лицо юноши стало очень темным, а в глазах горел зловещий огонь.

Драться с человеком, тоже вооруженным мечом, намного привычнее. Дик легко уклонялся от его атак и, улучив момент, выбил меч, разрезав заодно и перчатку. Лорин снова ахнул, и броня облетела с него, как шелуха. Он стоял перед Диком безоружный и очень расстроенный.

— Видишь, опять… — пожаловался он. — Это очень тяжкое проклятье. Лучше мне умереть. Убей меня, Дик. Убей сейчас, пока я не успел ничего натворить как дракон!

— Не могу ударить безоружного, — Дик не опустил меч. Отвел лезвие в сторону, но держал оружие наготове.

Лорин стоял перед ним, беззащитно открывшись. Левую ладонь прижимал к раненому плечу. С правой ладони капала кровь. Дик готов был бросить оружие и оказать юноше помощь в перевязке ран. Он очень жалел молодого дракона.

15.

Дик закрыл глаза, зная, что не промахнется. Меч наткнулся на что-то и провалился. Пещеру огласил жалобный всхлип, тонкий, в точности детский. Дик, не глядя, выдернул меч и ринулся из пещеры под проливной дождь. На скользких камнях, поросших мхом, споткнулся и упал на локоть, не выпустив меч. Потом откинулся на спину, не в силах двинуться, подставляя раны под холодные дождевые струи…

Очнулся Дик, когда ярко светило солнце. Кто-то дергал его за отворот куртки.

— Ты живой? Слышишь меня?

Рядом сидел на корточках светловолосый мальчишка в зеленой одежде с зубчатыми краями. Дик застонал, не в силах разделить спекшиеся губы и спросить, что ему нужно?

— Ага, ты не умер! Отлично! Можешь двигаться?

Получилось сделать единственное движение: отрицательно мотнуть головой. Но парень в зеленом не отставал:

— Надо убираться отсюда скорее. Дракон может добраться до тебя и здесь!

— Вряд ли, — с трудом прохрипел Дик.

— Так ты, правда, убил его?! — подскочил мальчишка. Дик и раньше не сомневался, что это житель леса, но когда тот сказал, что птицы принесли радостную новость, но ему с трудом верилось в нее, сомнения рассеялись.

— Эльф? — Дик хотел перебить его болтовню, от которой кружилась голова.

— Сильвар. Повелитель леса. Но ты точно убил дракона?

— Не помню… Кажется, человека…

— Это одно и то же! — сильвар стрельнул глазами по сторонам. — Ладно, подожди, я проверю…

— Стой!.. — Дик с трудом повернулся на бок и пытался встать, цепляясь руками за камни. Что-то ему мешало. Он с удивлением только сейчас заметил, что правая рука по-прежнему сжимает меч, и всё лезвие в зеленых разводах. Дождь не до конца смыл драконью кровь.

Лесной мальчишка оглянулся и призывно махнул рукой, мимо Дика. Что-то гибкое с двух сторон подхватило рыцаря, подняло над камнями и перенесло ко входу в пещеру.

— Не бойся, это всего лишь ветки, — успокоил сильвар. — Все растения, кроме садовых цветочков, подчиняются мне. Не ходи внутрь, держись за стенку, а то упадешь.

Вняв совету, Дик вцепился в край пещерного входа. Внутри, освещенное косыми лучами солнца, лежало огромное тело дракона. Темная чешуя на свету отливала красной начищенной медью. Пол пещеры залит зеленым. Дик показал мальчишке на свой пояс в углу, попросил принести.

— Держи. Да, он и правда готов. Надо прислать кого-нибудь, чтобы поскорей сняли шкуру, пока не рассыпался в прах. Хотя, он уже холодный, наверное, поздно. Говорят, шкуру можно снять только сразу же или она рассыпается на чешуйки, — лесной житель с интересом рассматривал пещеру дракона. — О!.. Да тут и золото есть… немало награбил, зверюга! А целая штука сукна, это с пропавшего каравана на прошлой неделе. Одна… две… должно быть восемь коз и пять овец… ага, вот пятая шкура, почти сгорела. И это за один месяц! Знаешь, рыцарь…

— Помолчи, — устало попросил Дик. — Идем отсюда. Подальше…

— Куда ты дойдешь в таком виде? — сильвар помог Дику сесть на камень перед пещерой. — Сначала склей всё, что можешь.

— М-м? — Дик, не понимая, поднял на него глаза. Мальчишка взял руку странника и провел его ладонью по разрезу на брюках, на колене. Дыра закрылась, и рана под ней перестала саднить.

— Первый раз?

— Просто ничего не соображаю, — уклонился от прямого ответа Дик и занялся своим костюмом. Все глубокие борозды от когтей дракона под ластиковой кожей моментально закрывались, как только срастались дыры в одежде. Дик это чувствовал. Ему хотелось посмотреть, какой шрам остается на теле, но сейчас нет сил. — На спине не дотянуться, — пожаловался он скептически наблюдавшему за ним мальчишке.

— Я не смогу помочь. Это только в твоей власти. Твоя ведь шкура.

Сцепив зубы, Дик достал до раны, чуть не вывихнув при этом плечо. Теперь он чувствовал себя намного лучше, хотя многие царапины на груди и на ребрах остались открытыми. Там, где дракон зацепил его когтями только сквозь рубашку.

— Вода поблизости есть? — Дик тут же вспомнил, что Лорин носил воду откуда-то издалека.

— В двух шагах, внизу. Держись за меня, — мальчишка-сильвар подставил Дику плечо и снова позвал молодое гибкое деревце. Оно осторожно обхватило их обоих и плавно перенесло к самому подножию каменной стены. Там, немного в стороне, за каменистым уступом журчал родник. Остудив пылающее жаром лицо, Дик старательно вымыл меч и вытер его о траву, и только потом занялся собой, смывая собственную, красную, и зеленую кровь дракона со своих рук и одежды. К счастью, за него уже основательно поработал дождь, осталось немного.

— Почему же он ходил куда-то на реку, если рядом вода? — Дик старался не думать обо всем, что происходило вчера, но загадка требовала ответа.

— Искал по пути новые жертвы, наверное. А где ты его выследил? Я думал, ты пришел специально, убить его, и сразу знал, где пещера.

Дик сделал отрицательный жест. После нескольких глотков воды в горле стало хрипеть значительно меньше, хотя говорить всё равно нелегко.

— Случайно встретились. Он пригласил меня спрятаться от грозы…

— Ты не сразу понял, что это дракон?

16. Первый арест

.

Историяпятая,о том, как Благородный Дик первый раз оказался в тюрьме и снова обрел свободу

.

— Стой! Именем славного Келлбора ты арестован! — старший в патруле городской гвардии отдал приказ окружить мальчишку в костюме странника. Впрочем, уже вечерело, они могли и не сразу разглядеть одежду нарушителя, зато хорошо знали приказ магистрата.

Полчаса назад Дик успел проскочить в город до вечернего закрытия ворот, но встретив такой прием, уже не считал, что ему повезло.

— В чем дело? Келлбор — свободный город! Разве нельзя ходить по его улицам?

— После захода солнца, нельзя, — совершенно серьезно подтвердил глава патруля. — Это запрещено вот уже две недели!

— Извините, я здесь и часа не пробыл, — Дик старался говорить убедительно для властей. — В воротах меня никто не предупредил о запрете.

— Торопились, наверное, — сочувственно хмыкнул молодой стражник. — Самим бы успеть скрыться до того, как солнце сядет!

— Дальше? — Дик раздраженно смотрел на шестерых вооруженных пиками и узкими саблями гвардейцев, обступивших его. — Платить штраф? У меня нет денег.

— Будь дело только в штрафе, вам бы ещё повезло, — сумрачно, будто ему самому неприятно, что так вышло, заметил начальник патруля. — Всегда есть возможность оплатить долг имуществом, общественными работами на благо города или кровью… Но по нынешним временам ваше преступление намного серьезнее. Прошу пройти с нами. И оружие прошу отдать мне.

— Зачем? — Дик опустил ладонь на эфес Тореллинга, но попытки вступить в бой с городской гвардией не предпринимал. — Иду с вами вполне добровольно, мой меч для вас не опасен.

— Это символ вашей покорности властям Келлбора. В участке это произведет хорошее впечатление, — терпеливо пояснил старший гвардеец.

Дик, пожав плечами, отстегнул с пояса ножны меча.

— Руки, пожалуйста, — начальник взял меч и подал знак стражнику, который держал наготове веревку.

— Не дам. Не имеете права, — Дик демонстративно сунул руки в карманы брюк. — Не оказываю сопротивления. Но если настаиваете, могу устроить хорошенькую потасовку!

— Ты, цыпленок, угрожаешь представителям власти? — патрульный потянулся к Дику своей огромной лапой в перчатке.

Начальник остановил его и вежливо предложил "господину рыцарю" следовать за ними в участок.

На край городской площади выходило массивное темное здание. Крепость с толстыми зубчатыми стенами и маленькими зарешеченными окошками. Внизу пристройка, вроде небольшой лавки, только вообще без окон, а дверь очень массивная, обита бронзовыми пластинами, как подъемной мост города. Полицейское управление Келлбора.

Несмотря на вечерний час, там много людей и света, точно в трактире. Только веселья и песен что-то не хватало. Люди шумели и волновались. Некоторые отбивались от стражников в такой же форме с черными блестящими ремнями, как гвардейцы, что привели Дика. Некоторые молча уныло вздыхали, сидя вдоль стен.

В самом центре участка стоял широкий дубовый стол, по обе стороны от него — стража, с торца с большой книгой приткнулся писарь. А за столом, как на троне восседал полицейский средних лет. Вероятно, в прошлом такой же гвардеец, как патрульные, но за ровный почерк или благодаря связям в магистрате или ещё за какие заслуги, перевелся из гарнизона в эти апартаменты и стал чиновником. Теперь он может не бегать по городу, как собака, в любую непогоду, а сидеть в тепле. Но зато должен выслушивать вопли и жалобы очень многих людей Келлбора за день. Впечатления злого сторожевого пса начальник участка не производил. Напротив, слушал всех терпеливо и выглядел вполне добродушным.

Под охраной гвардейского патруля Дик дождался своей очереди и подошел к столу. Начальник мельком взглянул на него и гораздо более внимательно рассматривал меч, который передал ему старший в городском патруле.

— Это принадлежит вам, молодой человек? — полицейский показал наполовину открытое блестящее лезвие.

— Да.

— Разве это ваш герб?

— Нет. Трех принцесс.

— Какое вы имеете к ним отношение, в таком случае? — удивился начальник участка.

— Крестник.

— Назовите свое имя и звание.

— Дик. Странник.

— Отлично, так и запишем. Если кто отказывается называть родовое имя или не знает его, то мы пишем в книге участка звание вместо фамилии. Дворянин?

— Какое это имеет значение?

— Руку дайте, — полицейский чиновник взял из ровной стопки прямоугольный листок в крупную клетку и ножом для бумаг слегка уколол Дику палец. — Поставьте индикатор кровной принадлежности в каждую клетку.

Дик прижал палец к листу рыхлой дешевой бумаги. Ещё и ещё. Чиновник помахал листком, словно дожидаясь, чтобы чернила на письме скорее просохли. Прежде все одинаковые серо-бежевые клетки стали менять цвет. Впрочем, ярко-желтыми стали лишь две из них, обе с правого края непонятной таблицы.

— Дворянин, — кивнул начальник писцу и тот быстро застрочил в книге. — Поколения четыре, не из самых знатных, королей в роду нет. Достаньте всё из карманов, будьте добры.

17.

— Стойте спокойно, — недовольно заметил начальник. — Я всего лишь смотрю, ничего ли вы не утаили из ценных или опасных вещей, и есть ли особые приметы: крупные родинки или шрамы. Луч проходит тело насквозь и высвечивает только всё лишнее, в светящейся пустоте.

Начальник продиктовал своему помощнику описание задержанного. Рост, цвет глаз и волос, возраст, и велел записать в особые приметы, что на плечах и груди есть свежие шрамы от когтей дракона, их следы трудно спутать.

— Где вас задержали и за что?[1]

— Не заметил названия улицы, города не знаю, — ответил Дик.

— Арестован за выход на улицу после захода солнца, — ответил за Дика начальник патруля. — Сопротивления не оказывал.

— Что заставило вас, рыцарь, нарушить прямой запрет магистрата и выйти на улицу в столь неурочный час?

— Неведение. Прибыл в Келлбор сегодня, незадолго до заката и… ничего не знал о запрете.

— В это трудно поверить, рыцарь, — сокрушенно покачал головой полицейский.

— Могу поклясться на мече, — Дик считал, что всё легко уладилось.

— Это доказательство приберегите для суда, оно вам весьма понадобится, — посоветовал полицейский начальник. — А пока вынужден арестовать вас. Суда будете дожидаться в камере. Это недолго, около недели. И обдумайте хорошенько свое поведение и доказательства своей невиновности. Вы хотя бы понимаете, что вам грозит до четырех лет каторги?

— Что? — Дик и раньше удивлялся похоронному настроению полицейского и приписывал его усталости от целого дня предварительных допросов и разбора жалоб. Но теперь его удивление наконец заметил сам полицейский.

— Вы не слышали постановления магистрата, — сообразил он. — Видите ли, в Келлборе народные волнения и активными зачинщиками являются именно молодые мужчины от десяти до тридцати лет. Чтобы обеспечить безопасность города, теперь запрещено выходить на улицу после захода солнца без самой уважительной причины, вроде жизни и смерти. И даже ее следует подтверждать словом не менее двух свидетелей. Нарушающие запрет, считаются вне закона. А самое мягкое наказание виновным в измене против города и народа — каторга. Тем более, сейчас в силе закон военного времени.

— Разве Келлбор ведет войну? — ещё больше удивился Дик. — Не заметил у ваших стен ни одной осаждающей армии, и вход в город свободный…

— Мы участвуем в Восточной войне по договору…

— Благодарю! — перебил Дик. — Ясно. Но, подскажите, откуда мог знать о ваших мерах предосторожности против мятежников?

Начальник полицейского участка вздохнул:

— Вы правы, пока ваше преступление, если вы говорите правду, лишь в том, что вы оказались в неположенном месте в неположенное время да ещё и вооружены. Рыцарь это всегда воин, и у нас есть опасения, что вы воин вражеской армии.

— Мой меч служит только Братству Дороги!

— Разумеется. Это и опасно для Келлбора. Кроме того, кто поручится, что, не примкнув к восстанию до сих пор, вы не присоединитесь к нему, как только мы освободим вас? Так что, на снисхождение к чужакам не слишком рассчитывайте.

— Значит, по вашему закону, — медленно проговорил Дик, словно запоминая урок, — вполне возможно отправить на каторгу того, чья невиновность доказана? Только потому, что он может в будущем совершить что-то противозаконное?

— Если речь идет о предотвращении преступления, это всегда благое дело, — полицейский счел разъяснения законченными. — Следующий! — он махнул рукой на Дика: — Уведите. Второй этаж, камера для "всех прочих"…

К арестованному шагнул тюремный конвой в светлых мундирах, заступая место знакомых гвардейцев. Тюремная стража тоже вооружена пиками, острие одной из них кольнуло Дика между лопатками.

— Иди.

Оглянувшись, Дик видел, как патруль гвардии выходит на улицу, успел бросить прощальный взгляд на свой меч на столе у полицейского, и заметил, что его место у стола заняла плачущая женщина с маленькой девочкой на руках, наверное, пришла просить за мужа. Перед ним раскрылась низкая дверца, ведущая в крепость, и почти сразу захлопнулась, отрезая яркий свет и суету полицейского участка.

После яркого луча просветки, ослепившего глаза, Дик плохо видел в сумраке каменных коридоров. Тюрьма, какой она предстала сейчас перед ним, казалась царством лестниц. Дик спотыкался на каждой площадке и, если бы не спина идущего впереди стражника, на которого пленник ориентировался на поворотах, несколько раз мог влететь лбом в стену.

Горели факелы, передний стражник указывал дорогу и бодро позвякивал ключами. Тот, что позади, заботился, чтобы арестант шел куда следует, не оглядываясь, не останавливаясь, и чтобы пика постоянно угрожала проткнуть его, если замешкается.

Странное чувство несвободы мешало Дику вдохнуть. Он чувствовал себя крепко связанным, хотя руки и ноги его свободны. Нельзя сказать, что совсем незнакомое чувство. Бессонными ночами в собственной комнате в замке Дик страдал так же, не имея возможности покинуть свою темницу, связанный честным словом. Но тогда собственным мучителем, кроме безжалостного закона, был он сам. Сейчас тюрьма, которая прежде существовала только внутри него, окружала Дика со всех сторон. И зависимость от чуждой воли стала ощутимой, не только моральной. Проходя по бесконечным лестницам и коридорам, Дик не мог решить, легче или тяжелее для него это новое положение. Но тюрьма ему не нравилась в любом случае.

18.

Наконец стражник, идущий сзади, приказал: "Стой". В стене, среди многочисленных дверей, нашлась нужная. Она открылась перед Диком и с железным лязгом закрылась за ним.

— Новенький! — молодой мужской голос звучал настоящим интересом и фальшивой доброжелательностью. — Добро пожаловать! Приветствуем тебя в особой камере для самого непочтенного сброда, которых не могут определить ни в одно приличное общество! Есть убийцы, есть воры, мятежники, должники и мошенники. Есть камеры для горожан побогаче, и для нищих. Для мужчин, и отдельно для женщин разного звания. А мы, так называемые "и прочие"! Хотя, если бы в Келлборскую тюрьму затесался наследный принц или даже король, все знают, он попал бы именно к нам. Потому что в других камерах для него тоже не нашлось бы компании: королей и принцев целой толпой не сажают! А кто ты? Случайно, не принц?

— Нет. И совсем не случайно, — спокойно откликнулся Дик. — Приветствую всех. Если честно, сейчас почти ничего не вижу, поэтому не против немного отложить знакомство. Хочется рассмотреть поближе ваше достойное общество.

— А мы тебя видим! — звонко засмеялась темнота детским голосом. — Ты светишься!

Рубашка Дика и правда заметно белела в полумраке.

— Первый раз на просветке? — понимающе спросил голос пониже, взрослый. — Или нарочно, из вредности, глаза не закрыл?

— Скорее, из вредности, — усмехнулся Дик. — Хотя первый раз.

— Как тебя звать? — спросил тот же совсем детский голосок. Можно подумать, что это девчонка, если бы не предусмотрительное разъяснение веселого старожила, что для женщин отдельные камеры.

— Дик.

— Иди сюда, ближе к свету. Глаза скоро привыкнут, — маленькая ладошка взяла Дика за руку и потянула через всю камеру к дальней стене с окном. Теперь он порадовался, что нашелся проводник.

Проходя, он видел смутные черные тени и какую-то ломаную линию, тянущуюся вдоль всего помещения по центру, от двери до окна. Догадался, что это ряд широких скамеек, на которых сидели или полулежали люди. Вероятно эти же лавки служили постелью. Дик не мог поверить, что ещё ранний вечер. Казалось, со времени ареста на улице прошло много часов. Но расчерченное крупной клеткой, как бланк кровной принадлежности, небо в окошке ещё совсем светлое. В камере плавали сумерки, густая тень скрывала пока только дверь. Но и в ней светился такой же клетчатый квадрат. Только красный. Окно в коридор.

Дику предложили место на лавке, второй от окна. Он смог даже разглядеть некоторых соседей. Высокий худой старик с ореолом длинных седых волос, безбородый. Кожа его казалась очень темной, намного темнее не только волос, но и грубой холщовой рубахи с разрезом до пояса, завязанной узлом. Рукава закатаны выше локтя, открывая такие же темные сильные руки. Старика звали Август, его арестовали за бродяжничество.

Рядом сидел маленький прилично одетый мальчик с огромными глазами самого кроткого вида. Дик думал, ему лет восемь, если не меньше. Оказалось, десять. Мальчика звали Тасиль. Он попал сюда потому, что заигрался с друзьями позже обычного и не захотел оставаться у них ночевать. "Мама будет волноваться. Нет, я пойду домой, к маме", — повторял Таська в ответ на все уговоры. Но, стоило ему выйти на улицу и пройти до угла, появился патруль… Теперь мама, разумеется, не волнуется. Она навещает его через день и приносит что-нибудь вкусное. Но забрать сына отсюда не может, как он ни упрашивал ее и всех полицейских.

Эту историю за Таську рассказывал другой сосед, лохматый мальчишка чуть старше Дика. Сам герой только смущенно сопел и говорил: "Ладно, ну что теперь, скоро суд…", "И вовсе я не так ужасно ревел, как ты говоришь! Ты не видел, Филька, не надо врать!" Но рассказчик, которого звали Филин, только добродушно смеялся и продолжал повесть о Таськиных подвигах. Даже в темноте угадывалось, что голова Филина рыжая, а широкая физиономия вся в веснушках. Дик не знал, почему так уверен в этом.

— А сам как попался? — спросил он у рассказчика.

Филин сник, и выражение его лица разом стало кислое-кислое.

— На ярмарке. Карманник. Не подумай, у сироток медяки не краду, срезаю только толстые-толстые кошельки, которые сами просятся в руки. Младших кормить чем-то надо. Меня в армию хотели забрать, я слинял… Потом прятался… Потом влип. Если бы в другое время, разрисовали так, чтоб неделю шевельнуться не мог, и отпустили бы. А сейчас замели. И всё. Будет суд. Тебе что обещали?

— Четыре года каторги.

— Ясно, после заката гулял, — кивнул Филин. — Зачем?

— Да три четверти того времени, что провел у вас в городе, прождал в полицейском участке! Не знал о новом законе. А что у вас творится, кто-нибудь объяснит?

Слова Дика услышали и другие арестанты, и поднялась шумная волна, где горестные вздохи смешивались с хмыканьем, шуточками в адрес новичка, приглушенным недовольным ворчанием с упоминанием магистрата и Восточной войны.

19.

— Ты, действительно, странник? — спросил Филин. — Август сразу сказал, что рыцарей ни с кем не спутать. Везде они ищут правду и сразу переходят к сути. Подвело тебя чувство дороги, коли ты пришел в Келлбор!

— Думал, это вольный город, — Дик говорил как можно тише, понимая, сколько насмешек вызовут его слова, если их услышит "темная" половина камеры. Так он называл тех, кого пока не мог видеть.

Филин тоже насмешливо свистнул и тут же хлопнул себя по губам.

— Услышат за дверью, подумают, знак подаю. Да, Дик, конец нашим вольностям. С тех пор как полгода назад король обратился к нашему магистрату за денежной помощью, они заключили союз. И Келлбор вступил в войну.

— Знаю.

— Но военный налог ввели не только деньгами. У нас объявлена мобилизация в армию. И не добровольная. Все холостые мужчины от двенадцати до тридцати лет, кто не является единственным наследником или кормильцем семьи, обязаны вступить в Келлборский полк. Если это не единственный ребенок, то разрешают забирать и десятилетних. Королю нужны маленькие знаменосцы, барабанщики, трубачи. А за любое преступление забирают и тех, кто по возрасту и положению не подходил под мобилизацию. Мне шестнадцать и я единственный кормилец двух несовершеннолетних. Августу за семьдесят, Таська единственный ребенок у мамы. Хватают всех, и кто прячется, и кто помогает им. А что скажет суд? Либо каторга, либо армия. И скорее — война. Там мы нужнее сейчас отцам города. Выходит, мы ещё должны считать такой приговор милостью. Ты тоже не думай, если признают невиновным…

— Теперь не признают, — мрачно ответил Дик. — Ты только что убил мое доказательство невиновности. Уже не могу и не собираюсь давать клятву, что непричастен к вашим восстаниям. И потом… лучше любая каторга, чем война за короля!

— Это кто же у нас тут такой смелый? — презрительно спросил длинный парень, выходя из темной половины на свет. Он смешно смотрелся в чудовищно мятом ободранном камзоле и высокой шляпе, прапрадедушке цилиндра. Но сам полагал, что выглядит величественно в окружении двух приближенных. Дик узнал голос того, кто первым приветствовал новичка.

— Ты что, в самом деле рыцарь? — длинный склонился в преувеличенно вежливом поклоне, а сам протянул руку и придирчиво пощупал край куртки. — Правда, что не рвется и не страшна ни жара, ни холод?

— Угу.

— Снимай. Мне пригодится.

— Счас, только подковы до блеска начищу! Или тебе рожу начистить, чтобы отстал?

Филин успокоительно придержал Дика за плечо.

— Правда, Хаттон, отстань, а? Не до тебя сейчас.

— Пусть отдаст куртку! Или разыграем, в честном бою, — длинный сделал знак телохранителям отойти. До сих пор они нависали над новичком все втроем. Дик встал. Не хотел драться, но не отказываться же, если так просят!

— Не надо! — Таська повис у него на локте и быстро зашептал: — Если стража услышит шум, вас за драку накажут плетьми. А эти ещё свалят всю вину на тебя!

— Ладно, бери, — Дик легко сбросил куртку и подал Хаттону. Тот слегка растерялся от столь быстрой победы. С приглушенными радостными возгласами трое взрослых парней утащили добычу на свою "темную" половину. Дик уже неплохо различал предметы и тени в сумраке, но мысленно продолжал называть часть камеры ближе к двери "темной". Теперь самая пора переименовать ее в "царство Хаттона".

Филин сочувственно вздохнул рядом. Дик повернулся в его сторону и сделал обещающий успокаивающий жест. Из "царства Хаттона" долетал треск, похвальные высказывания в адрес прочности кожи, хихиканье. Явно, подданных длинного задиры больше двух. Судя по звуку, они пытались разодрать куртку, поцарапать ее осколком острого камня или растянуть. Ничего не удавалось. С помощью слуг Хаттон церемонно снял сперва шляпу, потом свой потрепанный камзол, облачился в рыцарскую куртку и недовольно заворчал, что рукава ему коротки. А потом приказал своим приближенным то ли порезать, то ли уколоть себя чем-то.

— Бесполезно, — вполголоса сказал Дик. — Только железом можно.

— А у них заточка есть, — безрадостно ответил Филин. — Ложку украли и черенок наточили о камни.

Яростный вопль прервал их разговор. Хаттон заорал скорее от неожиданности. Тут же все испуганно затаились. В коридоре послышались шаги, решетчатое окошко заслонило лицо стражника.

— Что за шум?

— У нас всё в порядке, господин стражник, — хором ответило всё буйное "царство".

— Может, зайти, проверить? Ещё раз услышу, пожалеете!

Когда стражник отошел, он один патрулировал весь отрезок коридора до лестницы, Хаттон обиженно заскулил и стал тереть руку. "Что за ерунда? Не склеивается!" Он схватил то острое, что поранило его, стал яростно кромсать обновку и безрезультатно пытался убрать порезы. Наконец разочарованные бандиты притихли. Слышно только, как Хаттон жалуется на холод. Дик подошел к их кружку и требовательно протянул руку.

— Наигрались? — без сопротивления со стороны Хаттона и его приятелей он забрал куртку и стал стряхивать с нее следы чужих рук. Все порезы и царапины исчезли, шкура снова стала как новенькая. Дик накинул ее на одно плечо.

— Мы пошутили, рыцарь, — снизу хмуро сказал Хаттон.

— Дальше. Ты чего-то ещё хочешь.

20.

Окошко свободы, то, что выходило на площадь, окрасилось золотым светом фонарей. Выглянуть наружу можно, только если встать друг другу на плечи. Таська сейчас влез на плечи Филину и рассказывал всё, что видит. Какие люди ходят внизу, есть ли среди них знакомые, кто что делает сейчас там, на свободе.

Остальные слушали. Кроме Дика и Августа. Они беседовали в углу, в стороне от окна и других заключенных.

— Сколько вы здесь?

— Почти месяц.

— Ждете суда?

— Среди "прочих" не все преступники, это суд заранее знает. Их задача сделать так, чтобы даже мои старые кости отправились на поле сражения.

— Как им это удаётся? — удивился Дик. — Максимальный возраст мобилизации до шестидесяти.

Август усмехнулся, словно лицо свела судорога:

— Знаешь, как проверяют? Замуровывают в стену. Небольшая каморка; выход закладывают каменными блоками без раствора, чтобы один человек мог поднять. Хочешь жить, выберешься. А если на это хватило сил, значит и к сражениям за короля годен. Там ведь тоже угроза смерти. А не выбрался через трое суток, открывают. Если ещё жив, может, и отпустят, не знаю. Думаю проверить. Лучше умереть там, спокойно, чем служить их знаменам. У меня один флаг, с золотым колесом! Другого не знаю, и воевать не умею и не хочу.

— Вольный бродяга? — спросил Дик, нисколько не удивляясь. — А на самом деле вам сколько лет?

— Не спрашивай, — вздохнул Август. — Поздно ушел. Очень-очень жалею.

— Они же не имеют права, — поморщился Дик. — Братство Дороги выше любого государства.

— Ага, только его представителей в Келлборе вне этих стен, наверное, не найдешь, — Август постучал по стенке тюрьмы. — А как вызвать?

— Здесь вода есть?

— Кран в углу, слева от двери. Решетка в полу мелкая, да и бутылок нет, если ты об этом. А окошки, сам видел, руку только Таська просунуть может.

— Угу. И птицы не летают, конечно?

— Ночью спят, а днем их со стены разгоняют. Трещотками и флажками. Комендант к нашему брату очень строг, сразу предупреждаю.

— А через гостей? Через Таськину семью?

— Ему и так здесь несладко. А вдруг узнают? Это ведь надо через него передать, ко мне никто не приходит. Ты тоже гостей не ждешь? А доверять никому чужому нельзя.

— Ладно, подумаю, — пообещал Дик.

— Не старайся напрасно. Проще по дороге сбежать.

— В кандалах?

— Ты умеешь владеть мечом. Тебя на каторгу не сошлют, — уверенно похлопал его по плечу Август.

Дик упрямо отвернулся. Старик пожелал ему доброй ночи.

Тасиль слез на пол, арестанты зашевелились. Все стали укладываться спать. Ряд дощатых нар пересекал камеру, почти упираясь в дверь. Дик наконец понял, отчего они стоят такой ломаной линией, чтобы поместилось побольше. Но всем этих лавок всё равно не хватало. Место для сна — только сильнейшим. Хаттон, к примеру, разлегся как король, а многие из его свиты спали на полу. Дик считал, что как новичку ему рассчитывать не на что. Но Филин показал ему свободное место, следующее после своего.

— Таська, вообще-то, рядом со мной помещается. Большого труда стоило отвоевать ему отдельное место. Теперь твое.

— Благодарю. Не надо. В шкуре, действительно, не чувствую холода, можно лечь и на камне.

Уступив широкие нары Таське, Дик снова сел под стеной. Спать не слишком хотелось, но усталость тянула прислониться к чему-нибудь и забыть всё на свете. Дик дождался, пока все соседи затихли. Глядя на квадратик неба и прислушиваясь к далекой ночной жизни в городе, Дик удивлялся своему спокойствию.

"Почему меня не страшит неизвестность? Всякий бы подумал: "Что теперь со мной будет?" — а мне всё равно. Увижу это будущее лицом к лицу, тогда и стану с ним разбираться. А пока не хочу тратить силы на беспокойство. Даже мыслей нет: "Что тебя понесло в этот проклятый город?"

Удивительно, как ещё этим утром был далеко отсюда и свободен. Сидел бы сейчас где-нибудь возле речки, смотрел на звезды… А тут из-за фонарей ничего не увидишь. Знать бы не знал, что делается в этом вольном славном Келлборе. А жалею, что узнал? Или не жалею? Не понимаю… Может, это всё-таки приключение? Хотя, по-моему, это кошмар. Возвращение в замок, только в чужой. Странные у них, однако, законы…"

21.

*****

Дик не заметил, как уснул, как прошла ночь… Проснулся он от шума и плеска: Хаттон дрался с кем-то за очередь к крану. При свете Дик увидел, что в камере человек двадцать-двадцать пять. В основном, уличные мальчишки, из которых Хаттон самый старший, ему больше двадцати. Один кругленький и очень испуганный лавочник, тоже новичок, как пояснил Филин, оказавшийся при дневном свете ещё более рыжим, чем Дик ожидал. Один моряк, которого арестовали пьяным на площади. Двое стариков, Август и другой, хмурый, по виду бывший солдат, которому возвращение в строй улыбалось ещё менее, чем всем остальным.

Хаттон при свете дня оказался чернявым, скользким, по дамским меркам, наверное, симпатичным, но Дику он не понравился ещё больше, чем в темноте. Не разделяя в остальном вкусов Хаттона, Дик тоже считал, что не мешает умыться, а неплохо бы и поесть. Как только он привел себя в относительно человеческий вид, по собственным меркам, за дверью послышался строевой шаг и заскрежетал ключ.

Арестанты бросились врассыпную от крана и словно приклеились к лавкам. Филин резко махнул Дику рукой. Но по времени новичок не успевал пройти всю камеру, тем более что особенно не спешил. Филин подскочил, дернул Дика за руку и быстро расчистил место для них обоих на "хаттоновском" краю, ближе к двери.

В камеру, благодушно потягиваясь и вертя на пальце связку ключей, явился комендант — второй человек в тюрьме. А по сконцентрированной в его руках власти, пожалуй, первый. Он отвечал за дисциплину на этажах, отдавал приказы тюремному гарнизону, проверял все ли арестанты на месте. Для этого он сейчас и пришел. Достал из чехла на поясе список. Его сопровождали два стражника, вооруженные саблями и длинными хлыстами.

— Встать. Верхнюю одежду — куртки, жилетки, камзолы и мантии — долой. Если у кого есть стальные доспехи, тоже снимите, — ласково велел комендант. Стражники скалились, одобряя его остроумие. Филин толкнул Дика в плечо и снял свою клетчатую жилетку, оставшись в одной рубашке. Потом шепотом сказал, что "умные люди снимают и ее, целее будет", — и показал глазами на остальных. Дик нехотя стянул куртку.

У Хаттона рубашки попросту нет. Под камзолом у него старый расшитый жилет, пришлось снять и его. У Августа, напротив, плечи не закрывало ничего, кроме холщовой блузы, поэтому бродяги приказ не касался. Маленький Таська расстегивал суконную курточку, путаясь в двух рядах блестящих пуговок.

— Построиться лицом к стене. Руки на стену, — командовал комендант. — С добрым утром, отребье! — жизнерадостно провозгласил он, когда вся шеренга выстроилась перед ним.

— С добрым утром, господин комендант, — ответил не слишком стройный хор. Особенно старался Хаттон и его приближенные. Они стояли самые первые.

— С каждым днем всё хуже и хуже, — сокрушался комендант. — Когда вы научитесь отвечать? Вот в рабочей камере и у нищих — в один голос, молодцы, а вы… Ну-с, имя?

— Эрик Хаттон.

— Есть такой, — комендант сверился со списком.

Раздался короткий свист и треск, который спутать трудно. Так щелкают бичом пастухи, подгоняя стадо. Хлыст прошелся по спине Хаттона. Комендант спросил имя следующего. Ответ, и такой же трескучий удар. Дик дернулся, пытаясь выглянуть из шеренги, но Филин потянул его обратно.

— С ума сошел, не высовывайся! И так скоро доберутся.

— Что это?

— Пожелание доброго утра, — усмехнулся Филин, прижимаясь к стене. — Тюремное крещение. Держись… новичкам всегда достается так, чтоб надолго запомнили, кто здесь хозяин. Потом уж пустяки, с первым разом не сравнить…

Дик не слушал добрых советов. Его трясло от ярости. До него в шеренге человек семь-восемь. Дик быстро понял, что не может видеть стражников, но зато ему видны лица соседей. Большинство опытных арестантов, и Хаттон в их числе, лишь молча ухмылялись в ответ на удар. Кто-то из его окружения, помладше, приглушенно ойкнул. Лавочник, впервые попробовав "крещение", заорал в голос. Стражники остановились и захохотали. Следующие два парня не доставили им такой радости. Настала очередь Дика. Филин шел следом.

— О, тоже новенький, — промурлыкал комендант. — Имя?

— Дик.

— Это какой же Дик? — старательно искал в списке, а скорее притворялся, чтобы потянуть время, комендант.

— Странник.

— Ах, этот… Да, есть такой. Желаю тебе доброго утра…

Дик развернулся, как пружина. Хлыст не успел коснуться его плеча. Дик выдернул рукоятку у ошалевшего стражника.

— Ого! Давно у нас не было настоящих дворян! Наши, городские, научились благоразумно молчать, а этот, видно, издалека…

Радость коменданта по поводу редкого экземпляра длилась недолго, он даже не успел договорить. Выхватив хлыст у стражника, рукояткой Дик тут же с размаха ткнул коменданта в зубы.

— С добрым утром, господин комендант!

Не услышав привычного треска, обернулись многие. Хаттон, и так самый длинный по росту, вытянул шею, чтобы ещё лучше видеть. Филин со стоном закрыл лицо руками, уткнувшись лбом в стену. Август и второй самый старший арестант заслонили продолжение спектакля от широко раскрытых глаз Таськи. Дик помнил только, как солдаты набросились на него с двух сторон, и он упал на пол.

22.

Очнулся Дик от того, что ему осторожно смывали кровь с лица. На левом виске болела здоровенная ссадина до самой скулы. Видя, что он открыл глаза, кто-то подал ему воды в оловянной кружке. Губами нельзя шевельнуть, чтобы они не треснули, и не пошла кровь. Ребра тоже болели, словно катился с горы по острым камням. С удивлением Дик заметил, что вокруг собрались все арестанты. Коменданта и других посторонних в камере уже нет. Дик попробовал сесть, несколько рук поддержали его за плечи, помогая подняться.

— И что, лучше тебе стало? — сердито спросил Филин, присев рядом и снова подавая кружку с водой. — Не мог промолчать? Только получил в сто раз больше…

Дик старательно облизал губы, проверяя языком раны и стирая запекшуюся кровь.

— А проверка после этого продолжалась? — с трудом спросил он.

Окружающие молча переглянулись.

— Нет, — ответил за всю камеру Август.

— Они сразу ушли, — добавил Тасиль, высовываясь из-за его локтя.

Дик сделал жест, означающий: "Ну, вот…"

— Завтрак принесли, — всё так же недовольно сообщил Филин. — Кашу есть будешь? Вообще удивляюсь, что нас ещё кормят после твоего подвига.

— Рыцарь! — ухмыльнулся Хаттон, которого, оказывается, звали Эрик. — А твоя волшебная шкура не может помочь? — спросил он уже с искренним сочувствием.

— Не-а, — Дик взял миску с кашей. — Раны затягиваются, только если нанесены через нее. А синяки всё равно остаются. Меньше, конечно, но…

Завтрак продолжался в молчании.

— Всё равно, глупо так подставляться! — продолжал ворчать Филин, когда они с Диком перебрались на свои обычные места, у окна. На этот раз Дик не стал отказываться от излишней роскоши и вытянулся на лавке. — Таську мы тоже стараемся прикрыть, если можем. Но не так же, не напролом… Что будешь завтра делать? Они тебя на всю жизнь запомнили!

— Этого и хотел, — вздохнул Дик. — Снова явятся, разберусь. Не раньше. А где этот… Гусь, кажется? — он заметил, что второго старика, бывшего солдата, нет в камере.

Август сказал, что его забрали. Место на нарах освободилось.

— Улетел Гусь. Этот выберется из любой могилы и пойдет служить наравне с молодыми! Сейчас, во всяком случае, ему легче, чем нам. Он занят делом.

— Сегодня после обеда ко мне мама придет, — сказал Таська. — Что тебе принести из города, Дик?

— Воздушный поцелуй.

— А ну брысь, малявка! — рядом невесть откуда появился Хаттон. — Рыцарь… есть предложение.

— Если думаешь, что сейчас не могу тебе врезать, за то, что пугаешь ребенка, — усмехнулся Дик, — ошибаешься. Могу. Доказать?

— Да помолчи, — Хаттон наклонился поближе. Его могли слышать только Филин и Дик. — Тебе ж охота весточку в братство отправить?

— Дальше.

— Ко мне девчонка придет, красотка Бэсс. Она посудомойка в трактире. Связи знает. А что передать?

— Чтобы кто-то из рыцарей, лучше вдвоем-втроем навестили Келлбор, непременно в светлое время суток. И спросили в магистрате о незаконной военной мобилизации. В том числе и детей дороги.

Хаттон тяжко вздохнул:

— Складно получается. Запомню. А доживешь ты до ответа, рыцарь?

— Ты передай, Эрик… Там видно будет. Ты кто по роду занятий?

— Хозяин. У меня детская банда. Была… Конечно, я для них вроде нашего коменданта. Боятся. А ведь я не такой уж и злой, вообще-то. Что с ними без меня будет? Тех, что постарше, тоже заберут при первой облаве. А к остальным придет новый хозяин, и он может оказаться намного страшнее меня. Уж поверь, я знаю, что говорю.

— Охотно верю, — Дик снова провел рукой по губам, чтобы стереть кровь. — По тебе не скажешь, что ты слишком добр, но другой, действительно, может оказаться ещё хуже. А раньше что делал?

— Налёты. Грабил ночью кареты. Пока не попался один: на той же карете отвез меня в участок. Я решил подыскать занятие поспокойнее.

Дик проспал до обеда. Прогулки даже во внутреннем дворе крепости арестантам не полагалось. Зато после обеда человек десять вызвали на свидание. До вечера день прошел мирно. Даже появилась надежда на помощь из братства.

Утром снова пришел комендант. Но теперь не сиял. Весь гарнизон уже знал о случае в камере "прочих", и за спиной коменданта солдаты посмеивались в кулак.

— Построиться! Лицом к стене. Руки на стену!

Дик единственный встал наоборот, непринужденно прислонясь спиной к стенке и скрестив руки на груди.

Комендант, забыв обо всех, как пес за добычей, сразу устремился к нему.

— С добрым утром, отребье! А вот этого я хочу поприветствовать лично… — комендант взял у одного из сопровождающих хлыст.

Август вышел из шеренги и решительно протянул руку, закрывая Дика.

— Пожалуйста, не трогайте мальчика. Лучше ударьте меня вместо него.

— Ты тоже свое получишь, — пообещал комендант сквозь зубы. На его нижней губе виднелся темный след. Дик спокойно отвел руку старика-бродяги:

23.

А Дик уже стоял на пороге кабинета начальника тюрьмы. Комендант зашел первым, переговорил с начальником без свидетелей, а теперь с хитрой многообещающей физиономией появился в дверях и сделал приглашающий жест. Стражники втащили бунтаря в кабинет. Там стоял такой же массивный дубовый стол подковой, с позолоченными львиными лапами, как внизу. И начальник так похож на начальника полицейского участка, что Дик сразу решил: они близкие родственники.

— Что же это получается, рыцарь! — Голос, круглое лицо и внушительное брюшко начальника создавали образ доброго дядюшки. — Вы нарушили закон и очутились в тюрьме, но и здесь вы вовсе не исправляетесь! Поднимаете бунт, срываете утренние проверки… Вы сломали зуб коменданту крепости, разве так можно?

— Полагаю, он сломал мне не одно ребро, мы в расчете, — ответил Дик. — Дальше.

— Нет, вот дальше так не пойдет, — предупредил начальник тюрьмы. — Вы должны научиться правильно себя вести. Как вы думаете, рыцарь, для чего вас позвали сюда?

— Чтобы обсудить мое предложение.

— Чтобы преподать вам урок покорности. Никто из ваших соседей по камере не узнает об этом, но извольте немедленно пасть передо мной ниц и поцеловать мои сапоги. Они чистые, я их только что отполировал. Вы меня слышите, рыцарь? Хорошо, похоже, вы из тех людей, которым нужно долго повторять, чтобы они запомнили. Давайте пройдем задание по частям. На колени!

Стражники, стоящие по обе стороны от Дика, ударили его по ногам, и он рухнул на колени. К счастью пол застелен узорным паркетом, а не каменный. Дик тут же вскочил. Его сбили снова, и теперь стражники держали его за плечи, мешая встать.

— Ладно, — равнодушно согласился Дик. Колени его съехали в сторону, плечи выскользнули из ладоней стражников. Дик упал набок и растянулся на полу.

— В чем дело? — не понял начальник тюрьмы. Комендант заинтересованно выглядывал из угла, но не подходил ближе. — Встряхните его.

Стражники попробовали поднять мальчишку, думая, что он без сознания. Они трясли бунтаря, пытались привести в чувство и поставить на ноги, но из тела Дика будто разом исчезли все кости. Осторожно опустив его обратно на пол, стражники дали дорогу начальнику, который принес стакан воды и плеснул арестанту в лицо.

— Да что ж такое? Рыцарь, вы меня слышите?

— Отлично слышу, — невозмутимо ответил Дик. — И прекрасно себя чувствую. Дальше.

— В таком случае, вставайте.

— Не хочу. Можете помешать мне стоять, но не в силах запретить лежать, где и когда мне вздумается.

Начальник тюрьмы нахмурился. Комендант посмеивался, довольный произведенным эффектом. Начальник не хотел ему верить, вот, пусть сам теперь убедится!

— Мы можем сделать вам очень больно, рыцарь, — с тихой угрозой заметил начальник тюрьмы. — Тогда вы пожалеете о своем неразумном поведении, но будет поздно. Солдаты уж постараются, чтобы вы глубоко пожалели…

— Чем больше будет стараний, тем меньше у меня останется сил и желания встать.

Начальник жестом велел охранникам поднять упрямца и усадить на стул, напротив стола. Они держали Дика за плечи, чтобы тот не вздумал упасть.

— Вас устраивает вести разговор так, в непринужденной дружеской обстановке?

— Вполне, — Дик открыл глаза. Начальник уже сидел за столом.

— Господин комендант передал мне вашу просьбу. Это занимательно, но, увы, невыполнимо. На сегодня в тюрьме триста пятьдесят восемь человек, и наказывать за них всех одного, не только несправедливо, но и безумно. Вы не проживете и двух дней. Я тоже противник жестокости, знаете ли, поэтому вынужден отказать. Кроме того, эти люди преступники, они не стоят подобных жертв. А вы молоды, владеете военной хитростью и оружием. Вы отлично послужите городу. С меня спросят за вашу смерть. Понимаете теперь, что ваше предложение незаконно?

— А наказывать людей, будто они преступники, законно? — поинтересовался Дик. — На суде любого могут признать невиновным. В том числе и меня. Если взамен жертвы доброволец предлагает себя, вы не можете отказать. Этот высший закон. Единственный выход, отменить казнь.

— Не знаю, что с вами делать, — озабоченно вздохнул начальник тюрьмы. — Наслышан, что рыцари как-то странно реагируют на самые обычные вещи, но такого безумца вижу впервые. Я проверил обстоятельства вашего ареста, — начальник показал знакомую огромную книгу на столе. — Вы действительно не могли знать о запрете гулять по вечерам, если прибыли в город в тот самый вечер. Я готов написать за вас поручительство в магистрат. И уверяю, часа через два вас проводят до ворот Келлбора и отпустят с миром. Только дайте слово больше не появляться здесь.

— Не дам. И никуда не уйду. Можете, конечно, вышвырнуть меня за ворота силой, но быстро вернусь. И не один. Если исчезну, а вам только того и надо, скажете всем, что сижу в подземелье или убит, и будете дальше держать людей в рабской покорности и страхе. Хотите избавиться от меня, устраивайте публичную казнь. Иначе не получится. Или отмените свое утреннее приветствие.

Пока начальник тюрьмы тер подбородок, думая, что ответить этому невероятному наглецу, комендант не удержался и презрительно фыркнул:

— Зачем так нарываться, не понимаю! Мы ведь только рады согласиться, если получим особое распоряжение магистрата. А можем и получить, моя племянница замужем за одним из советников. Если всё только из-за дворянской спеси и нежелания портить свою нежную белую кожу, так тебе же предлагают помилование, чего ещё-то?

24.

В камере все не то слово как удивились, когда он вернулся. Даже не тому, что видят его снова, а тому, что Дик переступил порог сам, небрежно держа на плече куртку, а не его притащили всего в крови и бросили на пол. Хуже того, выражение лица у Дика веселое и загадочное. Только Тасиль мог без оглядки выразить свою радость по поводу его возвращения. Остальные не знали, что и думать.

— Что они сказали? — перед сном спросил Филин, когда другие не слышали.

— Что ускорят суд, как только смогут. Завтра, думаю. Раньше не сумели.

— Если тебя приговорят, я тоже скажу, что виновен и хочу на каторгу, — Филин оставил свое неодобрение действий Дика.

— Зачем?

— Сдается мне, что с тобой на каторге будет веселее, чем с моим ремеслом на свободе…

— Как хочешь. Как тебя на самом деле зовут?

— Филиус. Хм, смешно, что ты спрашиваешь! Мы ведь уже несколько дней в одной камере, а мне так и не выпал случай представиться на проверке. Спасибо.

Назавтра, когда за дверью уже слышались шаги коменданта, Дик предупредил всех, не вставать, пока силой не потащат. Хаттон скептически хмыкнул и завалился обратно на нары. Но привычных команд так и не последовало. Перекличка наконец прошла полностью, но без хлыста. Комендант смотрел только в список, никого не замечая вокруг. Непонятно, как он сравнивает присутствующих, если и глаз на них не поднимает. А когда он ушел, Хаттон первый, а за ним и другие пустились в пляс, ударяя по ладоням соседей, словно обмениваясь рукопожатием, скрещенным с аплодисментами.

Дик лежал, подняв руки за голову, и не разделял общего веселья. Он думал, почему его не вызвали на суд сразу? Или за ним придут только после завтрака? Но и неторопливо сжевав большой кусок соленого хлеба, Дик думал о том же. А никто почему-то не приходил.

К обеду, когда Таська хотел посмотреть в окошко, а многие решили поспать, дверь внезапно открылась.

— На выход!

— Кто? — Хаттон лениво приоткрыл один глаз.

— Все!

Перед тем как выходить по одному в коридор, заключенные удивленно оглядывали серые стены, словно проверяя, не забыли ли тут нечто ценное? Покинув камеру вслед за другими, Дик понял, чего все ждут, перед тем как их вызовут. В коридоре конвой связывал всем руки за спиной. Четверо солдат не рисковали вести такую процессию без мер дополнительной предосторожности.

Снова стали переплетаться коридоры и лестницы. Наверное, такая постройка нужна, чтобы заключенный никогда не мог понять, где находится и где выход из крепости.

— Вот выведут всех во внутренний двор и прикончат без долгих слов, а всё из-за тебя! — в шепоте Филина слышался смех. Если кто и дрожал от страха, так это лавочник, шедший впереди.

— Скажите, а вы тут за что? — спросил его Дик.

— Я участвовал в попытке захватить здание магистрата. У меня сына забрали… Но потом, за солидное вознаграждение, начальник полицейского участка записал меня к "прочим". Как будто тоже вечером арестован. А в камере ведь знают, что днем. Боюсь, выдадут.

— Не думаю, — успокоил Дик. — Значит, вы здесь единственный настоящий мятежник, не чета нам? Смешно…

— Прекратить разговоры! — стражник как раз проходил вдоль цепочки арестантов. — Стоять! За этой дверью вас ждет правосудие. Вы должны проявить уважение к власти славного Келлбора, поэтому примите достойный вид… если можете.

Видимо стражник хотел, чтобы их лица стали подобающе серьезными, но большинством арестантов, утомленных ожиданием суда, владело бесшабашное веселье.

Процессию ввели в круглый зал, освещенный факелами. Под одной стеной толпились родственники, арестанты остановились напротив. В центре сидели люди в красном и черном, с золотыми вышитыми гербами Келлбора — тогах городского совета. Со всех сторон цепью стояли стражники в темном, городская гвардия. Они охраняли порядок в зале суда.

Мельком окинув взглядом помещение, каждый из арестантов не сводил глаз с кого-то на противоположной стороне зала. Там стояло много красиво одетых женщин и даже маленькие дети. Но Дик и сам смотрел только на одного человека. Почти в центре зала, между креслами советников и столами писцов, стоял широкоплечий мужчина в кожаном костюме. Когда он заговорил, не осталось сомнений, что это не сон. Дик невольно подался вперед.

— Итак, вот так называемые "все прочие", люди смешанных сословий, занятий и преступлений, — глава совета магистрата буднично сверился с длинным свитком пергамента, хорошо знакомым отребью. — Тех, что интересуют вас, здесь двое. Хотите, забирайте, и не мешайте нам вершить правосудие.

— Мне не нужны только двое. Пока судите их заодно с остальными. А я посмотрю, — сказал мужчина в доспехах странника.

— Трим!

Гонец из братства обернулся на свое имя. Его темное лицо прорезала улыбка и, не обращая внимания на стражников, он пересек зал суда, подходя к арестантам.

— Дик? Снова из-за тебя весь шум?

— Ага.

— Ясно…

— Господа, проявите уважение к закону Келлбора! — возмутились городские советники.

Мантрим Анард, рыцарь Братства Дороги, обернулся уже на голос магистрата. И теперь лицо его стало суровым.