Приключения сознания Гесвода

Глава 1 СМЕРТЬ КОТОВАСИНА

Джинн спит в своём кувшине, который падает в бездну, и сон его — наш мир. Пока он не проснётся, вселенная будет существовать. Добрая фея поёт ему колыбельную песенку, порхая рядом на своих прозрачных крылышках. А ещё с ними вместе падает весёлый карлик, он заводит свой маленький, но мощный будильник…

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, в триодинадцатой федерации, в славном городе Сивокобылинске, что в Бредской области среди передовых числится, жил гражданин один — Гапа Котовасин. Прожил он жизни своей тридцать лет и три года, и хотя на печи особо не разлёживал, назвать преуспевающим членом социума его никто бы не решился. А разлёживать он больше предпочитал на диване. По годам его величали уже Агапоном Кузьмичом, но сам по себе человечком он был маленьким, неприметненьким. Досталась ему от родителей покойных квартира однокомнатная, в которой и жил-поживал он один-одинёшинек. Своей семьи Агапон Кузьмич не завёл по причине некоторой робости перед женским полом, а больше из-за природной своей лени-матушки. Друзей у него не то, чтобы совсем не было, но общался он с ними редко. Школьные товарищи в большинстве своём поразъехались кто куда, а те, что остались, все делом заняты. Кто бизнес ладит, чтобы жизнь свою на более высокий уровень поднять, а кто просто работает в поте лица своего, на хлеб с маслом да на бензин четырёхколёсному другу зарабатывает. И на Гапу-бездельника время своё, по секундам расписанное, редко кто тратить желает. А Агапон наш Кузьмич, перебивался случайными заработками. Время от времени устраивался куда-нибудь, вроде бы с серьёзными намерениями, но долго нигде не держался — надоедало. Была у него ещё на это уважительная причина — врождённый порок сердца, но это больше для отговорки, а так, моторчик Гапу не особо беспокоил. Давным-давно когда-то обследовали его эскулапы, выявили болезнь, освободили от исполнения почётной обязанности, да посоветовали и в гражданской жизни не перенапрягаться особо, коему распоряжению Агапон Кузьмич и следовал благополучно всю свою жизнь. И никаких беспокойств от недуга своего он не испытывал.

Но, к чести его, надо заметить, халявщиком и нахлебником Гапа не был, просто потребности у него имелись небольшие — поесть вкусно, да книжку интересную почитать, вот и всё. Ну, уж на эти скромные надобности Агапон Кузьмич себе зарабатывал, во всяком случае, на еду. А книжки покупал иногда, а чаще брал почитать у знакомых, но ведь так многие делают, и зазорным это в народе не считается. Тем более, что читал Гапа быстро и аккуратно, прочитанное возвращал сразу же, и даже, когда давали ему книжонку растрёпанную, ремонта требующую, оный ремонт своими силами производил. Литература ему больше нравилась увлекательно-развлекательная, нереальная. Фантастику, и научную и фэнтези, Гапа читал запоем, а иногда не стеснялся и детскими сказками увлечься. А порой и что-нибудь абстрактно-философское проглатывал, и даже понимал. Умом он обладал в этом направлении острым, всяческой метафизикой интересовался ещё со школьной скамьи. Но вот на практическую сторону жизни этого его ума не хватало, а вернее сказать, не было у него интереса к достижениям в реальной жизни. Поэтому и не преуспел он в ней. И даже читать об обычной жизни Гапа не любил. «Зачем читать о том, что и так можно в жизни встретить или по телевизору увидеть?» — говорил он, — «Интереснее то, что если и встречается, то где-то далеко, если и случается, то не с нами, простыми смертными». Разные детективы и криминальные приключения обходил Агапон Кузьмич своим вниманием, а от историй про любовь он просто засыпал. «Я уж лучше кулинарную книгу почитаю, чем про любовь, — его слова, — и вообще, если уж людям приспичило сделать культ из физиологической потребности, так сделали бы уж лучше из еды!»

И нельзя сказать, что вот, Агапон Кузьмич любил поесть. Правильнее будет выразиться — он любил пожрать! Сам себя он называл великим жрецом, имея в виду вовсе не служителя какого-то экзотического культа. Культу еды, это да, служил самозабвенно. И когда его кто-нибудь называл любителем пожрать, Агапон Кузьмич делано обижался и говорил: «Это ты любитель, а я — профессионал!» В различных анкетах в графе хобби писал он: «пищеварение», иногда, если позволяло место, добавлял ещё: «и чтение». А ещё Агапон Кузьмич был спец. Не спец в каком-то деле, а поспать он тоже любил.

Вот такими скромными были его жизненные потребности, которые Агапон Кузьмич, как мог, себе обеспечивал. Ну, еще любил он поговорить с умным человеком об устройстве мироздания. Свои кое-какие суждения по этому вопросу у него, конечно имелись, но он никогда не спорил, отстаивая их. «Сейчас я считаю так, на основании того, что мне в данное время известно, но узнав ещё что-то, я могу поменять своё мнение». В общем был наш Агапон Кузьмич теоретиком жизни, но никак не практиком. То есть, какой стороной гвоздь в доску забить и тому подобные практические навыки у него имелись, ведь зарабатывать на свои скромные нужды ему приходилось по-разному. И основной принцип белковой жизни: «каждое живое существо, чтобы и дальше оставаться живым, должно питаться другими живыми существами», распространённый также и в жизни общественной он умом понимал, но вот на деле его использовал только лишь в отношении физиологической пищи.

Очень часто, лежа на стареньком скрипучем диване («а зачем мне новый, я ещё этот не до дна пролежал») в своей квартире, любил мечтать Агапон Кузьмич Котовасин, о том, чтобы оказаться ему на месте какого-нибудь героя прочитанной им фантастической книжки, в сказочном мире. И чтобы выпали на долю его интересные и познавательные похождения по невиданным местам, неопасные приключения с благополучным исходом, и, после всего этого, мирная спокойная жизнь в живописной местности по соседству с интересными существами — драконами (желательно, травоядными), колдунами (охотно делящимися своей мудростью), феями (добрыми) и джиннами (не меньше трёх желаний с кувшина). И даже мечом помахать гражданин Котовасин был не прочь, конечно, желательно волшебным. Вот вызволять какую-нибудь принцессу, чтобы на ней потом жениться, он вряд ли вдохновился бы. Если отправляться в поход, так уж за какой-нибудь волшебной книгой, чтобы, заполучив её, остаток жизни провести ни в чём не нуждаясь, изучая таинственные заклинания, открывая проходы в параллельные миры и вызывая оттуда различных существ для обмена опытом. Но, даже в самых смелых своих грезах, не предполагал Агапон Кузьмич, что большинство его мечтаний сбудутся. Правда, не при жизни. Но, не будем забегать вперёд.

Глава 2 ВОСПОМИНАНИЯ

В сладкий сон джинна, как трубный глас апокалипсиса, врывается сирена будильника. Звуковой волной фею сносит в другую реальность. Джинн просыпается, видит вокруг лишь стены своего керамического плена и пытается вспомнить: что же ему снилось? Что-то интересное…

Поздняя осень. Земля оделась украденным ветром у деревьев плащом из листьев. Его складки шелестят под ногами прохожих, проходя очередной этап в круговороте жизни и смерти, перед тем, как стать перегноем. Готовится к этому этапу и тело гражданина Котовасина, лежащее в морге. Все необходимые формальности позади, близкие, а также дальние родственники, желающие совершить погребение Агапона Кузьмича согласно своим особым семейным традициям, не обнаружены, и тело решено похоронить за казённый счёт. И не поступило в морг на тот момент разнарядки на невостребованные трупы, так необходимые для современной науки медицины, чтобы тренировать начинающих хирургов. А сам вечный и нетленный бывший хозяин семидесяти с лишним килограммов белковой структуры в это время находился в кругосветном путешествии по памятным местам человеческой цивилизации. Много интересного и увлекательного, даже познавательного увидел он на родной планете. Многие пробелы в полученном при жизни образовании он заполнил. Отсутствие сна, утомляемости, мгновенная скорость перемещения и многие другие преимущества бестелесного образа существования позволили Агапону Кузьмичу за месяц с небольшим получить и обработать такое количество информации, на которое при жизни ему вряд ли хватило бы и нескольких лет. Непрерывный круглосуточный мыслительный процесс растянул его субъективное восприятие времени так, что он уже успел привыкнуть к небелковой форме существования своего разума. Гражданин Котовасин перестал, задумавшись, возвращаться к своей бренной плоти, и дух его свободно витал в отведённой ему экологической нише. Странно, но за это время ему почему-то не пришла мысль отправиться в космическое путешествие. А при его-то скорости…

Впрочем, кроме отвыкания от тела, в дальнейшем совершенствовании личности Агапона Кузьмича произошли ещё некоторые изменения. Касались они одной из тех двух форм общения с окружающим миром, которые были в его распоряжении — зрения. Да, что там, послушаем лучше его самого: «…окружающие меня предметы постепенно становились прозрачными. Происходило это настолько медленно, что я только случайно это заметил. Сначала, читая газету в руках у одного сидящего в парке на скамейке пенсионера, я вдруг обнаружил, что буквы с обратной стороны листа просвечивают и мешают читать. Я немного изменил фокус зрения, до сих пор не пойму, как это происходит, и стал читать дальше. Потом я стал замечать, что мне чаще приходится корректировать настройку, чтобы лучше видеть на близком расстоянии. И, наконец, однажды я увидел за стеной дома людей, двигающихся внутри. Когда живой смотрит на что-то, его взгляд сам собой, по привычке фокусируется на нужное расстояние. И изменить настройку на другую „длину взгляда“ не всегда удается даже по желанию. Я помню, как я учился при жизни рассматривать стереокартинки в специальной книжке. Трёхмерная графика, если смотреть обычным взглядом, то видишь просто повторяющиеся вертикальные строчки узоров. А если смотреть „через“ поверхность листа, начинают проступать объёмные фигуры. Или, некоторые говорят, что смотрят „перед“ листом. Не знаю, у меня получалось только „за листом“. Говорят, полезно для зрения рассматривать эти картинки. Так вот, у меня стало получаться не сразу. А некоторые мои знакомые вообще не смогли научиться их видеть. Был один даже такой, который считал, что нет никаких картинок, а мы все договорились и обманываем его.

Вот и сейчас, мне надо было примерно так же «напрягать» зрение, чтобы видеть на нужное мне расстояние через преграды. А со временем все окружающие меня предметы становились все прозрачнее и прозрачнее. Теперь меня покидало и зрение. Вовремя я воспользовался представившейся возможностью посмотреть мир. Я ещё мог увидеть тени или контуры людей, если захочу рассматривать, а в обычном расслабленном состоянии я как будто плавал в сероватом пространстве, похожем на яичный белок. Слышал я наплывами. Как рокот прибоя, звуки окружающего мира то накатывались на меня, то отступали в никуда. И в такие моменты меня окружала полная, абсолютная, «гробовая» тишина. Я вспомнил вдруг что-то насчёт сорока дней…»

Сорок дней душа остается в нашем мире и может видеть и слышать.

«…наступает окончательная смерть. Было немного страшно, совсем чуть-чуть. Был момент, когда я, даже напрягаясь, не мог ничего видеть или слышать. Только серый туман и ни звука. Потом наступило кратковременное прояснение, и я вдруг ощутил себя на каком-то пустыре, утыканном табличками. На ближайшей были написаны моя фамилия, инициалы и две даты. Моя могилка. Рядом никого, только чуть в стороне, метрах в семидесяти рабочие копали новую яму. Я не мог двигаться, или по объективным причинам, или мне не приходила такая мысль. Как загипнотизированный, висел я над своей могилкой со спутанными мыслями. Потом начались видения…»

«…перед глазами утопленника за несколько секунд проносится вся его жизнь…»

«…просыпаюсь утром и пытаюсь вспомнить свой сон. Я чувствую, что он для меня очень важен, что-то сокровенное приоткрыло мне завесу своей тайны. Но звонок будильника грубо задернул её и стер всю память…»

«…на ржавеющей металлической табличке светло-зелёной краской: „Котовасин А. К. 1967–2000 гг.“…»

«…любовь и голод правят миром. Да, я любил, теперь сменил гражданство…»

«…читаю книгу Гаррисона о Стальной Крысе. Книга одного моего знакомого. Целый месяц я ждал очереди на неё. И вдруг понимаю, что мне неинтересно, что будет дальше. Что бы я там не вычитал, оно никак не изменит мою жизнь. Потом я долго не читал художественную литературу…»

«…ворона на одной из табличек чистит перья. Вдруг она замерла и смотрит на меня одним своим глазом…»

«… на вокзале. Скоро подойдет мой поезд, и в моей жизни наступит совсем другой период. Всё, что было до — серые будни, умещается в секундном воспоминании-блике, ассоциации со словами „моя жизнь“.

Глава 3 СТРАНА МЁРТВЫХ

А в начале, действительно, было слово. И слово было убогой попыткой пересказать то, что было до начала…

Да, весёленькая компания собралась в глубинах подсознания нашего Агапона Кузьмича. Неудивительно, что при жизни он был человеком необщительным, одиноким. Не скучно остаться одному, когда в тебе самом находится такой вот клуб. И персонажи — личности неординарные, не сказать ещё хуже. Наверно все одинокие люди — это те, кто прожил много жизней и, соответственно испытал через край различных ощущений. Такие граждане не стремятся достичь успеха в общественной деятельности, у них всё это — уже пройденный этап. И, хотя они не помнят этого своей сознательной памятью, но бессознательное не дремлет! И стоит человеку чуть-чуть ослабить контроль, как из тёмного омута подсознания, где хранятся прошлые воплощения, начинают осторожно вытягивать свои щупальца монстры-воспоминания давно умерших предшественников. А моральный облик далеко не каждого из них вызывает бурное восхищение у ни о чём не подозревающего нынешнего наследника их общей души.
Множество злодеев оставило свой кровавый след в истории. И ещё больше их неизвестны широкому кругу общественности. Некоторые попросту не оставляли свидетелей. И, как утверждает восточная мудрость, все их души переселились в своих потомков, не обязательно в генетических. Живет сейчас где-нибудь мирный садовод, добрейшей души человек, который даже мух не бьет, а только прогоняет. Причём, вежливо, на «Вы» к ним обращаясь. А в одной из прошлых жизней своих был он, например, господарем Валахии Владом Третьим Цепешем, тем самым, который известен нам под именем Дракула. Только всю свою жестокость он, будучи тираном, израсходовал. Отработал заложенную потребность свирепствовать. И сейчас он, когда по телевизору фильм про вампира Дракулу внуки его, бездуховные садисты смотрят, в другую комнату от страха и жалости к невинным жертвам прячется. А переберёт маленько водочки на день рождения любимой супруги, и память из прошлой жизни продемонстрирует ему ночью во сне такой документальный фильм об особо изощрённых способах казни, что криком своим он не только супругу-именинницу, а ещё полквартала в придачу разбудит.
И ещё хорошо, если этим всё и ограничится, а бывает, что постоянно преследует человека такая память. Не дожил исторический изверг своё, есть ещё у души потребность в живодёрстве. И тогда слышим мы в новостях об очередном маньяке. Или, если сопротивляется наш современник велениям призрака-злодея, не становится на кровавый путь, загоняет внутрь себя страшную потребность — и не выдерживает его разум. Тогда приносят ему добрые дяди санитары рубашечку с очень длинными рукавами, и колют ему уколы, и беседует с ним задушевно мудрый доктор — психиатр.
Не зря светила науки психологии утверждают, что в каждом из нас живут много разных личностей, и то одна, то другая из них берёт верх.
А ещё постоянно приходят в мир новые души, и живут они первую свою жизнь полнокровно, ярко. Много в них нереализованных потребностей, много стремлений. И заложен в их программу определённый набор ощущений, которые надо испытать им, чтобы отработать свою карму. Вот у них бывает широкий круг общения во внешнем мире, так как одиноко им внутри себя. Но с каждой прожитой жизнью полнится коллектив внутренних субличностей, и всё меньше и меньше нужно их общему носителю от мира окружающего. Становится он чудаком, отшельником, сумасбродом. Уходит в монастырь или прямо в миру ставит себе целью жизни непонятные простым нормальным людям опыты над своим сознанием. И не пугает его сумасшествие, бреет он голову для обтекаемости, чтобы лучше ехала крыша, и жизнь его — нереальный сон.
А когда и эту потребность свою — жажду духовную — отработает, остаётся только одна задача. Просто жить. Ни к чему не стремиться, а проживать и чувствовать каждое мгновение, ведь не было у него в предыдущих воплощениях на это времени. То поиском приключений, то материальным благополучием был занят он, то внутренним своим развитием. А сама жизнь всегда оставалась за бортом. И живут такие тихие и неприметные серенькие людишки, а окружающим невдомёк, что вот оно — совершенство. Полная гармония с миром. Ни тебе от мира ничего не надо, ни миру от тебя.
Вот примерно таким человеком и был наш достопочтенный Агапон Кузьмич. При жизни, разумеется. Рано оставшись без родителей, он не обрёл других привязанностей, как-то: близкие друзья, постоянная интересная работа, увлечения, любимая женщина. Неторопливо плыл он по течению жизни, без особого напряжения тащил с собой своё болезненное тело, а когда пришло время — без сожаления с ним расстался. И вот теперь, после того, как совершил в нашем мире последний круг почёта, он отрывочно припоминал некоторые свои прошлые воплощения. Неправдой будет, если сказать, что совсем равнодушным оставили его эти воспоминания. Нет, любопытство ещё не покинуло его вместе с остальными чувствами и телом. Но можно смело утверждать, что другой на его месте, умерший не столь близкий, как мы выяснили, к совершенству, не повел бы себя перед самим собой так хладнокровно и невозмутимо, как наш уважаемый гражданин Котовасин. А именно: Агапон Кузьмич уснул. Да-да, уснул, впервые после своей безвременной кончины. Это был сон без сновидений, просто провал в непрерывности мироощущения. А когда Агапон Кузьмич вновь включился в эту самую непрерывность, к нему пришло знание. Полезное знание. Ведь не в первый раз он умирал, и вспомнил то, что необходимо ему делать дальше.
«… мир, не наш, а вообще, всё мироздание, как телевизор. Моя антенна — тело, была настроена только на один канал вещания. При жизни мощный сигнал этого канала не давал пробиться слабеньким сигналам других частот. А есть ещё другая антенна — внутренняя. Она не такая мощная, но с гораздо большим диапазоном. Сразу после смерти моя внутренняя антенна была настроена синхронно внешней, и ещё сорок дней ловила те же передачи. Потом настройка стала постепенно сбиваться. Сейчас я где-то в зоне помех, поэтому ничего не слышу, и вижу только серый туман. Но я ЗНАЮ, как настраиваться, я помню, правда ещё смутно свои предыдущие смерти. И память эта хранится на одной из частот моего диапазона мироощущений. Но прямо сейчас я не смогу на неё настроиться. Мне полностью доступна только память последней жизни, обрывки воспоминаний некоторых предыдущих воплощений и совсем смутное знание о том, что надо искать частоту мира между мирами, координаты страны мёртвых. Вся эта информация хранилась каким-то образом в моём теле, но была недоступна мне при жизни. Перед очередным рождением мы как бы пишем себе записку, где сообщаем только необходимое, самую малость из-за недостатка бумаги. Потом, оставляя на хранение в своеобразном архиве эти сведения в сжатом закодированном виде, приходим в мир заново и живем с чистого листа. Только изредка во сне, а ещё реже наяву проскальзывают мельчайшие крупинки из памяти души. Вот за этим архивом на сороковой день и возвращается душа к телу.
Я стал искать эту частоту. Не могу подробно описать этот процесс для живых, в теле нет такого органа, а в человеческих языках нет таких терминов. Ближе всего он похож на попытку вспомнить. Я вспомнил привычную, живую частоту и, в последний раз посмотрев на свою могилку, двинулся дальше по шкале настройки. Серый туман, окружающий меня стал менять очертания, изредка попадались какие-то упорядоченные картинки, но или эти передающие станции были слишком слабы и далеки, или же мне самому не хватало мощности восприятия. Попасть в иные реальности, параллельные миры, я не мог. Через некоторое время я нащупал нужную частоту.