
Ну и мерзкая же погодка.
Льёт весь день как из ведра, холодрыга, ветер всё юбку норовит задрать, словно наклюкавшийся клиент в заведении Малыша. Пожрал от души, залил щедро сверху кислым ячменным пивом, да глазки и замаслились – поозорничать бы, прежде чем завалиться на боковую. Да-да, я про тебя, ветрище, чем ты сейчас лучше? Чего присмирел? Понял, что не на ту позарился? То-то.
И угораздило же именно сегодня вырядиться фифой… Подол у коричневой шерстяной юбки вымок до самых колен и теперь лип к ногам тяжёлой мокрой тряпкой. Ботиночки на шатком низком каблучке сдались ещё в обед: подмётка у левого грозила вот-вот оторваться, а хлюпало в обоих уже давно. Ну так разве этакую дрянь за три койна приличный обувщик станет вощить да подошву клеить толком? В этой паре на все три монеты только и есть, что модный фасон, слизанный со столичных новинок. Горничные с камеристками ведь тоже пощеголять хотят.
Что там сверху творилось – даже думать не хотелось. За плащ не переживала, он у меня хороший, с особой пропиткой – единственное, что из привычных вещей напялила. Зато соломенная шляпка с бумажными цветами наверняка раскисла. Коса тяжёлая, аж голову назад тащит. Выжать бы, а то, боюсь, не сдюжит, отвалится. Не голова, нет.
И народ сегодня под стать погоде: хмурый, неразговорчивый. В овощной лавке всего парой слухов разжилась, и это у говорливой-то Ноймы, которая сама все сплетни словно магнитом притягивает! Вот и стоило ради того рядиться… И работу не сделала, и вымокла как псина подзаборная.
Ничего, вот доберусь до дома, а там и в сухое переодеться можно. А, главное, в привычное. Нет, мужики, конечно, те ещё… Умудрились же на заре времён разобрать всё самое удобное: штаны, сапоги да свободные рубахи. А женщинам только и осталось, что громоздкие юбки, корсеты да каблуки. Шляпки вот ещё. Вот сами и ходили бы в юбках! Тем более что каждому второму эти самые штаны время от времени настолько тесны становятся, что так и норовят поскорее расстегнуть. Будто я не знаю, что у них там между ног болтается и ходить в этих самых штанах мешает…
Ой, ладно. Ещё полчаса можно потерпеть дурацкий наряд. Вот и заведение Малыша рядом, а у него сегодня рыбный суп, даже дождь запах перебить не может. А вот дома ничего съедобного не жди, потому что мамка Трефа с утра до одури за потрошки торговалась на базаре, а требуху правильно готовить она отродясь не умела… А есть-то хочется.
К Малышу ввалилась, щедро залив порог потоками воды. Хозяин сам восседал за стойкой, и человек с ним незнакомый решил бы, что Малыша прозвали так в шутку. Голова у него была огромная, шея бычья, да и ручищи под стать. Умел он производить первое впечатление. Только вот пониже затёртой столешницы пряталось и остальное тулово – хлипкое, детское. Ходить-то Малыш ходил, да только недалеко и с неохотой. Болезнь с ним какая-то в детстве приключилась, нижняя часть тела так и осталась недоразвитой. Оттого и Малыш, что даже мне, невеликой птице, он и до пояса в полный рост не доставал.
– Привет, Малыш. Накормишь горяченьким? – Мне бояться или церемониться не нужно: своя.
Малыш окинул недоверчивым взглядом побитую дождём шляпку, толстую тёмную косу, юбку, облепившую бёдра, модные остроносые ботиночки.
– Ветерок, ты, что ль? Лопни мои глаза… Баба, ей-богу! Да ведь ладная какая баба! – вылупился он на меня во все свои бесцветные зенки.
– Работа, – коротко пояснила я. И добавила, чтобы не мешкал: – А глазки свои бездонные и бесстыжие всё-таки на место прибери. Не приведи Тот, Кто Ещё Ниже, действительно лопнут.
Малыш опомнился. Глаза у него были бледно-голубые, почти прозрачные. Бездонные, так и есть. Только смыслов в это слово я вложила два, и Малыш как раз понял нужный.
– Садись, Принцесса. Ваш стол всегда за вами. А Марта сию минуту метнётся.
Кивнув, я заранее положила ему монету в один койн на прилавок. Захочу я сверх рыбного супа ещё чего-то: пирога, настойки его фирменной, на черёмухе настоянной, да хоть остаться тут на ночь – всему цена будет один койн. Да даже на неделю с трёхразовой кормёжкой. Для наших у Малыша один тариф.
Наш стол был в самом дальнем углу, отгороженный бочками да связками духовитого чеснока и лука. Наверное, единственный в этом заведении, к поверхности которого не липли локти, а на скамейках были бараньи шкуры. Обычная питейная, но готовить Малыш горазд, так что наши часто тут околачиваются. Особенно когда мамка Трефа готовит совсем уж что-то неудобоваримое. Вот и сейчас я заметила там знакомые вихры, услышала привычные хрипы.
Но прежде, чем дошла до своего угла, в бедро больно вцепилась пятерня, а вторая уже потащила наверх юбку.
– Эй, девка! А ты чего тут одна? Компанию, небось, ищешь? Так вот он я, и идти никуда не надо! – сально хохотнул один из посетителей. Ровно такой, как виделся мне в нахальном ветре – сытый, подвыпивший, краёв не видит.
Дна не видит.
На меня пахнуло немытым потным телом, прокисшим запахом пива, а грубые руки быстро облапили талию и заднюю точку.
– Тощая какая… Ладно, я сегодня при деньгах, щедрый, и такую не прочь попробовать… А что, девка, хлебнёшь? Авось расслабишься, а там и самой в охотку покажется…
За нашим столом разом оборвались все звуки, но я сделала незаметный жест: не лезьте, сама. А нежданный кавалер уже обтёр грязным рукавом кружку, забытую другим посетителем, и вознамерился плеснуть мне того же пойла, что пил он сам.
Работу я всё-таки сделала. Что там, десять минут по погожему августовскому дню. В том же квартале Башмачников ветер и донёс случайно:
– Да у неё этих серёг с аметистом… Парой больше, парой меньше, все ведь на один лад! Не заметит! – поделилась тайной нового платья одна из служанок госпожи Риботты.
Ну, вот и тебе здравствуй.
Свои двадцать койнов я получила уже через час, а когда неспешно дошла до участка, болтливая горничная там уже умоляла приставов сжалиться над несчастной добродетельной девицей. Ага, добродетельной, хмыкнула я. Все уже знали, как то платье успело поваляться под печкой накануне, сослужив свою службу: совратив откровенным вырезом привратника той же госпожи Риботты.
– Чего тебе, малец? – грубо откликнулся на стук пристав.
Эту красную морду я знаю, Солнышком кличут. А вот он меня до поры не видел, и лучше бы так и оставалось, но…
– Хвата видеть хочу.
– Вот бы и меня так все хотели! – заржал его сменщик. – Не, паря, ты малость ошибся: Хват, он у нас по девицам… А вот к судье квартальному заходи – не откажет!
Тут уж оба «сике́рки» заржали над своими местными шутками.
– Час назад Хвенсига-лягушонка привели. Выкупить хочу, – хрипло пояснила я цель визита.
– Брательник ему, что ль? – прищурился второй ярыжка.
– Тебе какое дело? Знай собирай денежку, – не осталась я в долгу. – Будто самому хочется плетьми махать.
– А вот есть дело… – протянул Солнышко. Рыжий, рослый. – Хвенсига-лягушонка пороть пока не велено. До завтрашнего дня. А выкуп за него назначен немалый.
– Сколько? – презрительно бросила я. – Десять койнов? Пятнадцать?
Большего за то, чтобы мелкого воришку отпустить на поруки, требовать они не могли. Это ж не рыбёшка даже – малёк.
– Двести, – аж изменился в лице рыжий. – А, съел? А не выкупят до завтра, так Хват велел ровно столько же плетей всыпать.
– Двести плетей? – у меня даже в глазах помутилось.
За такую провинность, как кража, полагалось от пяти до десяти плетей. Насильникам и разбойникам назначали по пятьдесят. Государственным изменникам и шпионам по сто. И хорошо бы после такого один из десяти выживал. Но двести?!.. За неудавшуюся попытку кражи?
– А, Ветерок, – вот и сам Хват выполз из кабинета и окинул меня сальным взглядом.
Приставы недоумённо переглянулись. Ну да, им-то невдомёк, что я из племени мёйи, а вовсе не из маннов. Зелёные ещё, а я в этом участке единственный раз и содержалась восемь лет назад. Если Хват так и будет смотреть липкими глазками, то его с квартальным судьёй в личных пристрастиях быстро сравняют.
– Чего вылупились? – одёрнул он подчинённых. – Девка это. Уж какая есть. Ну, чего надо? Деньги не верну, не было такого сговора.
– Какие деньги? Кому? – не поняла я.
– Дак самому… Слышь, не твоё дело! Тебя в участок не упёк, и то спасибо скажи!
– Лягушонка отпусти.
– Вот ещё! За тебя одну только заплачено, – проговорился он и прикусил язык.
Так, значит, заплачено. Либо кто-то из подонков своими деньгами мне безопасность обеспечил, либо вся сходка решила меня на новую глубину опустить. Да так, что я теперь и для местных «сикерок» неприкосновенна. Вот и лебезил Хват перед магом, меня выгораживая. А без донной протекции – гнить бы мне сейчас вместе с лягушонком в ожидании порки.
– Ну, раз заплачено… – в новых реалиях я сориентировалась быстро, – так и лягушонка отпусти. Он подо мной теперь.
Эх, дурость сказала. Язык впереди мыслей. Да к хевлам горным, ладно уж. Раз мне такую протекцию оказали, то и у меня теперь какие никакие права есть. Возьму лягушонка под свою защиту. Ну, не сдюжит ведь и десяти плетей, шельмец… Во мне заранее злость разлилась на Хвенсига. Нет, мелюзга, теперь тебе точно несдобровать: если из участка вытащу – так по самое дно должен будешь.
– Двести монет гони – отпущу, – хмыкнул Хват. – И лет на десять про него забуду.
Уж не наведался ли прежде меня и тот маг к приставам? Деньжищи-то мне посулил немалые, а сумма та же. Знал, что ли, что всё равно за лягушонком пойду? Матёрый, знать, рыбак: и прикормки насыпал, и наживку вкусную нацепил. А не клюнет рыбёшка на крючок, так и сеть впрок заготовлена. Магнадзор которая.
– Утром принесу, – мрачно пообещала я. – Только смотри, Хват, раз такие дела пошли… Чтобы и пальцем мальца никто не тронул. Мы сейчас с тобой, считай, заново познакомились. А моё доверие бездонное ещё заслужить надо.
Хват тоже в лице переменился. Знает порядок. Зато у приставов чуть глаза на лоб не полезли: ишь, как запела, мелюзга! Пусть и девка, да кто ж с самим надзирателем так разговаривает?!.. Зелёные ещё, оботрутся через год-другой.
– Приходи, Принцесса, – хмыкнул квартальный. – Слово даю – до поры не тронут.
Вот и по масти назвал, а не прозвищем. Ладно, дома разберусь, что там за перемены такие и благодаря кому у меня вдруг спинной плавничок вырос. А то время уже к шести, а в нужный район около двух часов добираться. Ох, не прост мой рыбак, раз почти в самый центр Дансвика забрался.
Я забилась в кусты поглубже. Это что же, адрес спутала? По ошибке снова на Эльдстегат сунулась? Да нет же, одёрнула я себя. Аллея Пионов, как на визитке указано. Сложно их вездесущий запах не почуять. Особняк совсем другой, всего в два этажа, и сад в разы меньше. Только почему хозяин один и тот же? И там кухарка его вчера назвала моном Эрланном, а тут горничная фроем Стордалем величает.
Проверка такая? Мол, давай, покажи на что способна, если знаю, что за мной следить будешь. Так это ещё кто за кем следит? От испуга чуть не отозвала все ветра из дома, а это, наоборот, стало бы подозрительно при настежь распахнутых окнах.
Ну что же. Деньги уплачены. Раз господин маг такое развлечение себе выдумал, то за двести монет и подыграть можно. Отрядили мышку охотиться на кота… Впору за собственную шкурку бояться.
Так, успокоиться и подумать. Во-первых, никаких залётных сбережённых ветров. Только те, что и так по городу в это время года гуляют. Во-вторых, собственных не создавать. Пусть амулет мою магию надёжно скрывает, а всё равно рисковать ни к чему. В-третьих… Мужчина уже вернулся в комнату, а я не удержалась, притянула к себе запах с балкона. Хм. Табак и что-то цитрусовое. Вчера запах был интереснее. Так, Принцесса, не о том! Что там дальше… Да! А, в третьих, вызов принят. Отчёт вечером господин получит.
И я, как на привязи, весь день следовала за магом невидимой тенью. Где могла – собственными глазами наблюдала, а куда мне ходу не было – оттуда ветра доносили. Вот уж верно, не сиделось магу дома!
Модная кофейня на Ховедгат (перехватил на бегу чашечку за целых два койна! Деньги девать некуда…), обстоятельный завтрак с парочкой иностранных дельцов (имена у них были зубодробительные, но я их записала), банк «Ве́льстанд», пара визитов вежливости по разным адресам, обед в ресторане с какой-то шишкой из ратгауза, сигарный клуб, якобы случайная встреча с дамой перед этим клубом…
– Габи́, дорогая, вы чудесно выглядите! – приложился он губами к ладони, обтянутой белой кружевной перчаткой. – Какая неожиданная и приятная встреча!
Ага, видел бы он, как эта дамочка тут круги наматывала в ожидании «приятной встречи», всё сверяясь с часами. Я вот видела.
Объект слежки к концу дня начал раздражать. Двуличный какой тип. С самого утра носится по городу весь такой вежливый, улыбается всем подряд, комплименты отвешивает. Как же окружение людей меняет. В своём кругу, значит, джентльмен. Это только третьесортных людишек вроде меня можно и за руки хватать, и взглядом прожигать, и угрожать всякими нехорошими вещами. А улыбка у мага красивая. Искренняя, фальшью не тянет. Просто таким, как я, не предназначена.
Ручку вот ещё даме поцеловал, тьфу. А мне вчера грудь облапил и даже не извинился. Все они, аристократы, лицемеры. Ну что, нагулялся, прожигатель жизни? Это у тебя и завтрак, и обед был, и ещё вкусный ужин в особняке ждёт, а я только парой пирожков всухомятку и успела разжиться.
Домой Эрланн-Стордаль двинулся не по своему утреннему адресу, а свернул на Эльдстегат. Ну, мне же проще, не придётся думать, где перед магом ответ держать. Без пяти минут восемь мужчина зашёл во вчерашний особняк, а без одной минуты я и сама уже ждала в кабинете, пробравшись знакомым путём.
Балаган какой-то. Заплатить двести монет за то, чтобы услышать, как собственный день прошёл. Но хозяин барин… А я профессионал.
Дверь в кабинет распахнулась с первым ударом часов. Мон (или всё же фрой?), не глядя на меня, нагло устроившуюся в гостевом кресле, прошёл к столу и сразу уткнулся в свои бумаги.
– Докладывай.
Как маску с человека сняли. Вот оно, истинное лицо. Грубость, пренебрежение и поджатые губы. Щетина опять. Это как он так быстро обрастает? С утра вроде гладко выбритый был, укладка волосок к волоску… Ладно, какое мне дело.
Отчёт по некоему фрою Стордалю заказан, вот и слушайте про него, раз так хочется. Я сухо начала перечислять время, события, все места и имена, сверяясь с записями в блокноте. На память я не жалуюсь, зато мои обычные заказчики прямо-таки трепет испытывают при виде моих заметок. Неграмотные вообще склонны всему написанному верить. А мне с этого дополнительный вес и уважение.
– …семнадцать десять, сигарный клуб «Егерь» на Бьёрнегат, дом два. Встреча с фреей Габриэль Арно́, беседовали о предстоящем приёме у неких А́рвенов…
Когда это он успел так неслышно встать из-за стола и оказаться за спинкой моего кресла? Блокнот бесцеремонно выудили у меня из рук. Маг пробежался по ровным строчкам, хмыкнул. Что, удивлён, что не только читать, но и писать умею? А вот моя гувернантка, фрея Кье́делиг, и сейчас была бы недовольна моим почти каллиграфическим почерком. Сколько я прописей извела, прежде чем та сочла его сносным для моны… Только всё это было в прошлой жизни, что теперь вспоминать.
От резкого движения его руки под носом донёсся аромат. Опять другой, незнакомый. Не табак с цитрусом, а тот, вчерашний. Запах сбил с толку. Так пахнет хорошо выделанная телячья кожа дорогого ремня или книжной обложки. Примешан резковатый и пряный оттенок свежемолотого чёрного перца. И ещё что-то непонятное. Что хочется сначала втянуть шумно носом, желательно с тёплой кожи, а уж потом разбираться…
– Подробнее, – блокнот упал мне на колени, но маг не спешил возвращаться за стол.
Меня снова охватило раздражение. Одеколон по несколько раз в день меняет, утром улыбается, вечером грубит. Я личную оценку своим наблюдениям редко даю, стараюсь строго по фактам, но тут не удержалась. На-ка, получи по самолюбию…
– Ну, и что мне с тобой, беда, делать?
Хвенсиг испуганно замер над тарелкой с яичницей, подняв на меня перепачканную желтком мордашку.
– Да ешь ты уже, себя спрашиваю, не тебя, – поморщилась я, но махнула подавальщице. – Марта, пирожков с печёнкой ещё принеси! Да Малышу шепни, что сопля эта белобрысая теперь на ветру колышется, пусть на меня всё пишет.
Ну, сопля ведь и есть. Сколько ему, восемь-девять? А мамка, верно, с красавцем-северянином согрешила: волосы у Хвенсига льняные, лёгким завитком вьются, глазёнки чистые, синие, голосок ангельский. Поздравительная открытка, а не малёк. Но о родне у подонков спрашивать не принято, раз очутился человек на Дне, то, считай, и нет у него никого больше. Захочет – сам расскажет.
Нет, в щипачи он зря полез. Ему бы с таким портретом милостыню у храмов просить, пока из возраста не вышел. Или в сцепке с кем разыгрывать «потеряшку» в богатых кварталах. Вложений-то тьфу: отмыть, причесать, одёжку хорошую прикупить. Может, действительно сговориться с кем за малую долю? Кто у нас там в «подорожниках» по центру работает? Схема-то проще некуда… Хоть так содержание отрабатывать начнёт, а там видно будет.
Знать бы ещё, кто за малька приставам двести койнов отстегнул, и не перешла ли я сейчас дорогу неведомому благодетелю тем, что эту соплю под себя взяла.
– Значит, так, икринка. Понял уже, что к чему? Отныне руки за пазухой держишь. Узнаю, что снова по карманам пошёл – сама выпорю. Не умеешь – не берись. Теперь что ни сделаешь – всё на меня ляжет, а репутацию портить мне сейчас никак нельзя. К новым делам сама пристрою, всё отработаешь. Жить у меня будешь, харчеваться у мамки.
– Так я теперь взаправдашний подонок? – не веря собственному счастью, спросил малёк.
– Прилипала ты придонная, ясно? Стряхну – разом течением на отмель вынесет.
– Ясно, Ветерок, – захлопал тот выгоревшими ресницами.
Ясно ему, как же. Сколько до этого учила, пока впрок не шло.
– С тебя ещё за вчерашнюю выходку причитается. Умеешь же подставить…
Подстава эта принесла мне двести монет за день работы, но Хвенсиг о том не знал, лишь виновато опустил голову. Я отсчитала ошеломлённому лягушонку двадцать койнов: стандартную десятину за наводку. Десять тут же забрала обратно – плата за грядущий месяц. Ещё пять вычла за лишний рот у мамки Трефы. Угол, так и быть, на себя возьму, как и сегодняшний завтрак в трактире. Всё равно с новым плавничком пора перебираться в комнату получше.
Но и на оставшиеся пять железок Хвенсиг смотрел как на неведомое богатство.
– Башмаки хорошие купи, – осадила я его радужные планы. – А то лечить тебя ещё… К Сейве́лу-чеботарю сходишь: скажешь, что от меня. Четыре монеты ему отдашь, остальное пусть на ветер пишет. Так и скажешь, он поймёт, что на меня. Всё, набил брюхо? Тогда чеши обратно, мамке скажешь, что Локоть Принцессу на глубину тянет, та скажет, что делать. В новой конуре всё отмоешь до блеска и вещи мои перенесёшь. Свободен, малёк…
Особый донный жаргон тоже приняла не сразу, долго перестраиваться пришлось. Особым открытием стали значения некоторых забористых ругательств, что без стеснения разъяснил Ольме. Фрея Кьеделиг таких слов, поди, отродясь не слышала. Всё пичкала меня возвышенным слогом Бро́мера и Ва́тринса…
Денег я вчера срубила знатно, пусть и за сомнительное дельце. За собственным братом слежку устроить, вот же ж… Наследство, поди, не поделили, вот и играют грязно. Главное, что для меня всё обошлось. Амулет надёжно мои ветра от посторонних глаз скрывает, не к чему было магу с волнующим запахом придраться.
А дел всё равно хватает. Свалившийся на меня немалый заработок к банкирам отнести надо, пусть в рост идёт. Настроения в ближайших кварталах разнюхать не помешает. Сейчас заказов нет, но никогда не знаешь, где подслушанная сплетня пригодится. А мне теперь вдвое больше слушать надо, раз сам Локоть сказал, что позовёт. Может, крупную аферу замыслил, а, может, и на самой глубине не всё гладко, завёлся какой-нибудь особо борзый окунёк.
– Принцесса, Хват тебя к себе просит!
Запыхавшийся Солнышко нагнал меня на Мучном мосту, том самом, под которым с Ольме первую булочку делили. Ишь ты, чуть более суток прошло, а уже «Принцесса» и «просят». Быстро схватывает. Сказал бы «зовёт», так ещё подумала бы. Но раз Хват объяснил своим подручным, что к чему, то можно и сходить.
– Посланьице тебе, Принцесса, – сразу перешёл к делу надзиратель.
Смолчала. «Какое? От кого?» – такое только бездна простодырая спросит. А перед законным подонком будь добр сам выложить свист без лишних понуканий. Это Хват до сих пор меня прощупывает, слабину ищет.
– Эта… вести ведь тоже денег стоят, у нас тут служба, а не почтамт, – осклабился Хват.
– С отправителя и спрашивай, – пожала я плечами.
Письмо получила тут же. Запечатанный конверт плотной кремовой бумаги без опознавательных знаков. В самой записке ни имён, ни адреса не оказалось, только краткое: «Завтра в восемь».
– Когда принесли?
– Дак вчерась ещё, за час до полуночи.
Значит, ждут сегодня. Ну, жди на здоровье, черноглазый маг с Эльдстегат, а я, как вчера и сказала, туда больше ни ногой.
День я потратила на то, чтобы обустроиться в новом жилище и вдолбить в пустую головёнку Хвенсига основы счёта. Если в «потеряшки» его определять, то и вести он себя должен соответственно, одной милой мордашки и подходящей одежды будет мало. Знать цифры и буквы обязан, но и это не главное. Он должен вести себя как благовоспитанный ребёнок из обеспеченной семьи. Вот где уроки фреи Кьеделиг наконец пригодились.
Лягушонок оказался на диво сообразительным мальцом. Через пару часов уже бодро складывал простые числа, сверяясь, правда, постоянно с пальцами. Читать худо-бедно он и сам где-то выучился, хотя многие буквы путал. А вот писать не умел вообще, даже собственное имя. Карандаш он впервые взял в руки.
– М-да, малец, как ты с такими деревянными пальцами в карманники полез…
– Да нахрена мне всё это, Ветерок? – взвыл лягушонок после очередной кривой линии и тут же получил затрещину.
– Не «нахрена», а «зачем». А ещё лучше: «пожалуйста, объясните, какая в этом необходимость». Повтори.
Хотя бы язык подвешен, в словах не запинается и запоминает быстро. Может, и выйдет толк.
– По центру у меня работать будешь, так что мотай на ус. Сама завтра проверю, на что годишься. Не справишься – Дрошке отдам, горшок из-под него выносить будешь.
– Ну, ты чего сразу, а…
На завтрашний день у меня были большие планы. Прежде чем идти в логово к магу, я собиралась разузнать о нём побольше. А где, как не в центре Дансвика, это делать. Вот и лягушонок пригодится. Подонку Ветерку там делать нечего, зато нянька, приставленная к богатенькому отпрыску на прогулке, многое разнюхать сможет.
Так что на следующий день Хвенсиг важно вышагивал в своих обновках на Ховедгат. С вечера он был отмыт до скрипа, пострижен, расчёсан, хоть и брыкался при этом, как дикий зверёныш. Зато вышло именно то, что я в нём разглядела – сплошное белокурое очарование.
– Задницу не чеши, – прошипела я, мило кланяясь встречным дамам, что считали своим долгом поворковать с «ангелочком». – Как я тебя здороваться учила?
– Доброго вам дня, уважаемая мона! – пропищал Хвенсиг расчувствовавшейся толстухе в широченной шляпе, изо всех сил хлопая ресницами. От лестного обращения та прижала руки к необъятной груди и смахнула слезу умиления.
А неплохой из лягушонка актёр. Поначалу он чувствовал себя скованно в лакированных ботиночках и твидовой курточке, постоянно одёргивая непривычный наряд, но быстро вошёл в роль. И на очередное «прелесть, а не ребёнок!» с распахнутыми наивными глазками послушно лопотал своё имя, называл возраст и любимое лакомство.
А вот и моя цель – людная популярная кофейня. Народ здесь правильный, из нужного мне круга. И деловой цвет города, и сплетницы из аристократок. И если ребёнок вдруг захотел пирожное – то кто я такая, чтобы перечить?
У Хвенсига, конечно, глаза сразу разбежались.
– Не борзей, икринка, – одёрнула я мальца, когда он тыкнул уже в третье пирожное на витрине. – Будьте так любезны, пирожные и молочный коктейль юному господину и чашечку кофе для меня.
– Дуй свой коктейль и не мешай, усёк? – ласково пропела я своему «воспитаннику», непрестанно улыбаясь.
Мы устроились в углу, из которого просматривался весь зал. Выдохнула невесомый зефир, отправила гулять по гостям. Болтали здесь много, но знакомых имён не услышала. Нет, так не пойдёт. Я долго ждать не могу, проще взять всё в свои руки. Шепнула еле слышно «мон Эрланн» и отправила нежным дуновением в компанию из четырёх говорливых дам.
Одна из них встрепенулась, когда ветерок достиг её уха, она на секунду прислушалась к соседним столикам и повела разговор в нужном русле:
– Ой, дорогие, а я не говорила? Фрея Арвен мне по секрету сказала, что пригласила самого Кристара Эрланна на свой еженедельный приём!
– Ах, да что вы говорите! Он такой загадочный… Но не думаю, что он почтит её своим визитом, всё же это другой уровень…
– Эльза, милая, ну что вы такое говорите! А я вот слышала…
Я удовлетворённо хмыкнула. Всегда срабатывает. Спустя десять минут я уже знала достаточно о своём нанимателе, пусть и весьма однобоко. Женщины, что с них взять. Ничего, вот там какие-то серьёзные мужчины сидят, сейчас я с ними тот же трюк проверну…
– О, я глазам своим не верю! Это же вы! Очаровательная незнакомка без имени.
В чужие разговоры внезапно ворвался весёлый громкий голос, и я раздражённо оторвалась от созерцания кофейной гущи, сосредоточенная до этого исключительно на слухе. Но обладатель голоса помешал не дамам, а навис непосредственно над моим столиком.
Фрой Стордаль с нескрываемым интересом разглядывал мой новый образ: наглухо застёгнутое тёмно-синее платье со скромным белым бантом, зализанные волосы с накладным пучком и стремительно краснеющие щёки.
– Боюсь, вы обознались, господин.
Дорогой ароматный табак и цитрус. Вкусное сочетание. Это в низкопробном куреве ничего приятного, а качественные вещи даже пахнут по-другому. Да даже я двух койнов не пожалела за аромат этого божественного кофе!
– Коста Стордаль, позволю себе напомнить. А я почему-то уверен, что не ошибся.
– Нянюшка, я пи-пи хочу, – капризно протянул Хвенсиг. Ай, хорош, малец! Влёт всё считал.
Оно? Этого Эрланн ждал? Что ж он за человек такой, раз всего месяц в городе, а уже успел кому-то дорогу перейти?
Орляк, орляк… Слышала ведь где-то.
В хозяйской библиотеке тоже велись разговоры, зефир послушно донёс и оттуда:
– Если вам так будет угодно… Но имейте в виду, у меня тоже есть рычаги. Завтра я представлю вам одного молодого человека, у которого есть все основания оспорить завещание старикашки Эрланна…
– Уверены? Старик был весьма неглуп, пусть и тот ещё скот…
А в выражениях в этом приличном обществе не стесняются. «Скот», надо же… И вдруг пронзило, память услужливо подкинула: скат же! Орляком рыбаки обычного ската кличут! Они в нашем заливе особые: крупные, с бугристой тёмной шкурой, ботинкам и ремням из такой кожи сносу нет. Я похолодела, сопоставив всё заново. Нет, Эрланн здесь ни при чём… Я в гостиной такое услышала, что это ещё только предстоит переварить.
Убрать хотят Чёрного Ската, у которого Локоть в подчинении ходит. А вот эта информация может очень, очень дорого стоить…
Только новым знанием надо грамотно распорядиться. За него ведь как минимум половину моего донного долга списать можно. А если свист ложный, то как бы, наоборот, не увязнуть глубже. Тут, главное, не торопиться. Прежде всего узнать об этих двух господинчиках в гостиной как можно больше.
Прилепила к каждому тонкой ниточкой скрученный мельте́ми. Ветер он сильный, часов двенадцать продержится, а мне больше и не нужно – не сейчас, так с утра за них возьмусь. А пока надо Эрланна от танцулек отвлечь, и для него зацепка в библиотеке появилась. Дам ему наводку, пусть дальше сам разбирается, а я займусь подонками-«аристократами».
– Дорогая кузина, вы всё же решили потанцевать? – снова подошёл Стордаль со своей неотразимой улыбкой, стоило мне появиться на пороге танцевального зала. – Тогда окажите мне честь…
Я бросила быстрый взгляд на Эрланна, и тот моментально всё понял.
– Коста, лучше потанцуй с Габи. Боюсь, я отвык от этого. А я пока займу нашу дорогую кузину. Эстель, вы что-то хотели мне сказать?
– В писании мне попались очень интересные строки, хотела узнать ваше мнение, – скромно пролепетала я.
И была награждена убийственным взглядом от красавицы Габи Арно и откровенно веселящимся от Стордаля.
– Прошу, – Эрланн увлёк меня в тихое место.
Я вкратце пересказала ему подслушанный разговор о наследстве его старого родственника. Эрланн хищно подобрался и заставил повторить, просматривая мои карандашные пометки на развороте страницы.
– Кто это говорил? Как выглядели?
– По именам они не обращались. Я ушами работаю, сквозь стены видеть не умею, – съязвила я.
Это я чуть покривила душой. Тот же хамсин, ветер безумия, способен переносить не только запахи и звуки, но и нечёткие изображения – мира́джи. Но это как с ним договоришься, с характером он.
– Где они сейчас?
– В библиотеке. Голосов там три, но запах чую только один.
Эрланн странно посмотрел на меня. Ну да, и нюх хороший, говорила же. Давай, ещё как братец, про свой запах спроси.
– Я должен знать, кто это. Ты идёшь со мной.
Я хотела возмутиться: тебе надо – зайди да посмотри. Или он меня на разведку отправить хочет? Но Эрланн уже вытащил меня из гостиной в тускло освещённый коридор с вереницей портретов. Обрывки продолжающегося разговора я озвучивала ему походя уже шёпотом, но там больше не было, на мой взгляд, ничего интересного.
– Выходят! – прошипела я и дёрнула я его за руку.
Библиотека располагалась в конце коридора, и если Эрланн не хотел, чтобы его застукали у дверей, то раньше надо было думать. Это синдром сообщника, что ли? Мне вдруг подумалось, что крепкий гармси́ль мог бы заклинить на несколько секунд дверные ручки, хватило бы времени скрыться обоим… Ну дожила, Принцесса, теперь ты сама магов покрывать вздумала?
Делать этого не пришлось. Как только скрипнула дверь библиотеки, с шипением погасли два канделябра на пять свечей, а Эрланн стремительно окутался серой дымкой, сливаясь со стенами. Вот оно – магия огня и теней, как и сказал Стордаль. А мне, значит, предлагаете их встретить нос к носу?!
Ну ладно, с моей легендой ничего не подозрительного в этом не будет – решила будущая послушница приобщиться книжных тайн, как-нибудь выкручусь… Ан нет – опять не пришлось.
Уже приоткрылась дверь обители знаний и серая тень, в которой теперь лишь на ощупь и на запах угадывался Эрланн, обволокла, закрывая собой, и впилась жёстким болезненным поцелуем в губы.
От неожиданности я растерялась, но тень держала крепко, не вырваться. А после возмущенно попыталась укусить чужую обжигающую губу.
– Не дёргайся, – еле слышно прошептал Эрланн, не отрывая рта от моего. – Так быстрее.
Я и сама почувствовала, как его дыхание, проникая в меня, наполняет тело чем-то невесомым, призрачным. Забилась внутри недовольно стихия – ещё бы, чужая магия в её храме!
Но самое удивительное: когда из библиотеки вывалились трое довольных мужчин, то просто прошли мимо, будто нас тут и не было! Я опознала одного, его представляли за столом. А Эрланну, похоже, все трое были знакомы. Лишь на секунду он повернул голову, увлекая за собой мою в неразрывном поцелуе.
Сил на то, чтобы вернуться к «благородному» подонку и его заказчику, уже не было. До завтра никуда не денутся. Я только влила немного сырой стихии в самодельный мельтеми, укрепив «поводки».
Во Дворец я вернулась почти на рассвете, презрев предложение личного кучера Эрланна. Лягушонок проснулся от звука отпираемой двери и встречал на входе: сонный, взгляд мутный, встревоженный. Хоть кто-то неравнодушный за последние несколько часов.
– Разбудишь через три часа, – зевнула я и завалилась на кровать.
И Хвенсиг оказался действительно хорош. Может, бабочки и восторгаются статями клиентов, размерами их причиндалов и оставленных чаевых, а первым настоящим мужчиной в моей жизни неожиданно оказался он – сопля восьми или девяти лет.
Потому что разбудил меня запах свежесваренного кофе, булочек, сосисок и пшённой каши с томлёной тыквой. Всё это к нужному часу лягушонок притащил в мою комнату. Пшёнка с тыквой – фирменный завтрак у Малыша, вот только его заведение раньше девяти утра не открывается. А сейчас должно быть около семи. Пожалуй, с лягушонком я не прогадала.
– Себе взял? – строго спросила я, заметив его голодный взгляд. – Ладно, налетай, обоим хватит. Эй, кофе это не касается!
Что бы ни происходило странное и удивительное в последние дни, а мой дом здесь. И в нём должен быть порядок.
– Ветерок, а ты красивая, – внезапно польстил Хвенсиг, разглядывая каскад роскошных каштановых волос.
– А ты сопля зелёная. Ножницы неси. И переоденься. В «рабочее». Выходим через полчаса.
Выращенную волшебным образом гриву я нещадно остригла. Получилось ещё хуже, чем в прошлый раз у бабочек, но не ждать же, пока они отоспятся после рабочей ночи. Сдам в какую-нибудь цирюльню ближе к центру, койнов на тридцать потянет, всё деньги. Пригладила торчащие вихры, прицепила накладной узел.
Проверила «поводки». Ещё часа три, и они окончательно растают, тут уж вливай не вливай. Так что время терять нельзя.
Разряженный и в меру капризный ангелочек Хвенсиг действительно оказался удобным прикрытием. Ничего, кроме умиления, его «рабочий» вид не вызывал, зато на блёклую няньку в глухом тёмно-синем платье и унылом чепце встречный народ совершенно не обращал внимания.
Ближе к центру «поводки» раздвоились. Я подумала и выбрала подонка. Всё-таки исполнитель либо он сам, либо его подручные. Второй, заказчик, пока подождёт. А неплохой квартал выбрала «акулька». Не модный Ховедгат, не Эльдстегат, где одна сплошная голубая кровь. Добротный район Хёльде, чьих обитателей и к фрее Арвен вчера было не зазорно позвать.
Вот только для раннего утра на Хёльдегат было чересчур людно.
– Убийцы!.. – верещала тонким голосом дородная матрона, кухарка, судя по фартуку.
Ей вторила многочисленная прислуга, высыпавшая на крыльцо дома, оцепленного гардионцами.
Я проверила «поводок», но ошибки не было – вёл он действительно в этот самый дом. Воспользовавшись тем, что входная дверь крепкого одноэтажного дома была открыта, запустила туда самодельный хамсин, молясь Тому, Кто Ещё Ниже, чтобы подделка сработала. И ведь сработала, удивительное дело.
Тело лежало в гостиной и хамсин услужливо донёс до меня этот расплывчатый мирадж. Да, тот самый вчерашний подонок, из «благородных». Лужа красного, а больше ничего не разглядеть. Но и того достаточно.
– Хвенсиг, в оба глаза, – приказала я лягушонку.
То, что внезапно не «икринка» и не «сопля», произвело на мальца впечатление.
– Если стражники докопаются, чего ты тут один забыл, то играешь «потеряшку», как я учила. Только денег не проси и «подорожников» не ищи, а сразу дуй ко мне, если запахнет жареным, денег на проезд я дам. Я буду… – я прислушалась ко второму «поводку». – На Листегат, там фонтан ещё вроде.
Сама я со всех ног бросилась в соседний квартал, пока не растворился мельтеми. И вот там было тихо. Двухэтажный домик, прилепившийся боком к такому же, пышный садик с низким заборчиком. Тишь и благодать. На Хёльдегат всё уже случилось, а вот тут, подсказывала мне интуиция, события ещё только начнут развиваться.
Если на Хёльдегат уже заявилась городская стража, то и Дну скоро станет известно об убийстве «акульки». С его заказчиком непременно свяжутся. Либо отменят сделку, либо ещё больше денег затребуют. А мне остаётся крутиться неподалёку, нюхать цветочки да прислушиваться.
Хвенсиг нашёл меня через двадцать минут.
– Трупак стража забрала и район оцепила, велели всем зевакам пожаловать вон. Слышала, да? Я сказал «пожаловать», а не…
– Быстро учишься, – довольно хмыкнула я. – Узнал что-нибудь?
– Узнал. Это Северянина убрали, там «сикерки» местные шептались.
Самого? Так это Северянин был?!.. Вот ведь… Да, Алоиза Арвен, умеете вы гостей подбирать… Он ведь с Чёрным Скатом на одной глубине, только Скат держит запад города, а Северянин, как оно и понятно из клички, северные кварталы. Похоже, подвернувшийся заказчик мог и вовсе не платить: у Северянина свои были счёты с соседом. Я в эти разборки не вникала, но вроде что-то они там не поделили по своей границе, слышала краем уха.
Теперь всё заиграло новыми красками. Получается, одна «акулька» захотела убрать другую, да сама на крючок попалась. Это ж какой теперь замес начнётся… Северные районы богатые, «жирные». На них многие претендовать начнут. Как бы и мне со всего этого свою выгоду поиметь…
Ох, далеко не йелленское вчера на столах было… Выпить со мной захотела чуть не половина Дворца, а Локоть со своего повышения расщедрился так, что сначала вино рекой текло, а после и до Скрызовой сивухи дело дошло. Зарекалась же дрянь эту пить…
Голова была чугунная, а во рту гадостно. Хотя бы в своей кровати проснулась и почти одетая. Сапожки кто-то заботливо стащил и поставил у входа в комнату. Ещё и бутылку мельхенской на тумбочке оставил.
Молодец малёк. Надо его поощрить будет. Придя в себя под прохладным душем, выглянула из узкого окна во двор. Да, картина та ещё… Многие до своих каморок не доползли, так и заснули вповалку: кто на лавках, кто на сырой земле. А это ещё что за натюрморт?!..
На столе, раскинув ноги, спала Режка-бабочка, а в её пышную грудь сладко зарылся лицом мальчонка с льняными вихрами. Проверила вторую клетушку – так и есть, пусто. Вот щегол… Ладно, пора будить паразита да сходить позавтракать, а то от мамки в ближайшее время вряд ли жратвы дождёшься.
Вышла во двор, пощёлкала пальцами над сладкой парочкой, дождалась, пока продерут глаза.
– Режи́н, ты ничего не попутала?
Хвенсиг похлопал спросонья ресницами, осознал соседство и отпрянул молнией.
– Ветерок, да Лунн с тобой! – кажется, бабочке от такой ночной компании тоже не по себе стало. – Ты ж меня знаешь, я не из этих…
Знаю. Бабочки к детям очень трепетно относятся, особенно те, кому уже доводилось нежеланный плод скидывать. Это я для лягушонка сейчас нахмурилась, чтобы впредь неповадно было. Принюхалась. Надо же, трезвый. Просто устал, наверное, от затянувшегося веселья, да и свалился прямо тут.
– Не пью я эту гадость, – насупился лягушонок, разгадав мои подозрения. – Отчим каждый день заливался, от запаха аж выворачивает.
Ну, хоть что-то о своём подопечном узнала. Беглец, значит, как и я.
– Вот и не пей. За шипучку, кстати, спасибо.
– Чего? Какую ещё шипучку?
– У меня в комнате разве не ты оставил? И сапоги ещё снял.
– Вот ещё, бабам сапоги снимать! – скривился малец. Кажется, общение с местными самцами ему на пользу не пошло. – Не оставлял я ничего!
А вот это уже интересно. Дело в том, что я решительно не помнила окончание вечера и когда отправилась спать.
– Так, малёк, напряги извилину. Кто меня вчера провожал?
– Так ты же, Ветерок, сама всех желающих своим пером распугала! Одна и ушла… По стеночке, правда, но сама.
А шипучка тогда откуда? Нет, нельзя так голову напрягать с похмелья… Хевл с ней, с шипучкой. А сапоги, наверное, сама скинула, на остальное просто сил не хватило. Сейчас надо навернуть горячей похлёбки у Малыша, а после выясню, что за чудеса творятся. В аптеку бы ещё за порошками от головы заглянуть.
Воспоминания возвращались обрывками. Кажется, с Ольме в очередной раз братались. С бабочками песни в голос орала. С Князем вроде ещё какой-то разговор был, вспомнить бы о чём, да не пообещала ли чего сдуру. Складное перо да, в кармане.
«Сладких снов, Ветерок». Это ещё откуда выплыло? Какой-то ошмёток воспоминания прямо перед тем, как в сон провалилась… От кого? Но смутный образ, пожелавший доброй ночи, никак не хотел обретать очертания, только голова ещё больше разболелась.
Нет, к хевлам. Сегодня никакой работы, отдыхать буду. Одёжку надо перебрать, в новое жилище постельного белья прикупить, раз мы теперь вдвоём под одной крышей. Да и вообще, какой-никакой уют навести. Может, даже цветок в горшке на окно поставлю. Раз вчера окончательно решила, что остаюсь на Дне. Или вообще в городские купальни в каком-нибудь приличном квартале сходить? Там, говорят, и пар горячий на можжевёловых слезах, и бассейны всякие. Хочешь – в тёплой водичке отмокай, хочешь – в ледяной бултыхайся. А за десяток койнов тебе ещё массажистка все косточки промнёт, обветренную кожу смягчит притирками да маслами. Как оно хорошо тогда у мэтра Лурье в руках его опытных помощниц было!
А потом валяйся себе дома. Можно ещё книжек новых купить, мальку тоже со временем пригодятся. И никаких тебе забот, никаких интриг донных, никаких наглых магов… О-оо, хевлова задница! Я застонала, вспомнив вчерашнюю встречу на Ховедгат.
Стордаль. «Раханди». Сегодня в восемь.
Или ну его? Костанц вроде человек приличный и деликатный, в отличие от своего бездушного брата. Не приду – так и поймёт, что не захотела. Уж он-то, наверное, не станет преследовать через Хвата или угрожать магнадзором. Раз и так меня насквозь видит, но никак себе на пользу моё незаконное положение не повернул. Или это приглашение и есть крючок?
Да нет, нормальный он. Вон, и брата подначивал. И про себя не постеснялся рассказать, а немногие смогли бы признаться, что оба родителя были маги, а сам пустышка. Да, Смотрящий – тоже редкое умение, но всё же не маг. И улыбка у него такая очаровательная… Пожалуй, я бы посмотрела ещё раз.
Только не в наряде же няньки в приличный ресторан идти. М-да, проблема. Ладно, до вечера время есть… Эй, ты чего это, Принцесса? От предстоящей встречи разволновалась? Глупости-то какие!
Горячая мясная похлёбка с капелькой «черёмухи» своё дело сделала. Нет, хорош Малыш: варит он её на мосластой сахарной косточке, не жалеет ни душистого перца горошком, ни ароматного лаврового листа. Варит по всем правилам – бульон что твоя слеза. Потом в ход идёт молодая картошка, зажаренный до золота лучок с морковью, вываренные до густой пасты помидоры с хреном. Отдельно до хруста жарится грудинка тонкими пластами, а после режется соломкой. В суп тем временем отправляются копчёности, что вызревают окороками на кухне, отварная холодная телятина, вытряхивается на отдельную плошку мозг из косточки – его подадут отдельно, как и чесночные сухарики. Потом щедро всё сдабривается специями, капелькой черёмуховой настойки (это уж сам Лунн велел!) и томится ещё полчаса в печи. Да душу за такую похлёбку продать не жалко!
Отдел магнадзора располагался в административной части Дансвика, в том районе, что я предпочитала обходить стороной. Благо его красные башенки были видны издалека и резко выделялись на фоне зелёной листвы и белых островерхих шпилей храмов.
Успокойся, Принцесса, ничего страшного не произойдёт. Просто отвечу Эрланну, что всё хорошенько обдумала, благодарна за возможность, но предложение принять не могу.
А вот и он сам… У ступеней главного входа. Но не один, а в окружении трёх стражей Возмездия, чьи алые плащи человека благоразумного заставляют переходить на другую сторону улицы. Серые гардионцы и обычная городская стража оцепили площадь перед зданием неплотным кольцом, ограждая что-то от любопытных взглядов. Может, сбежать, пока не поздно?
– Ветерок!
Повелительный оклик пригвоздил меня к месту. Высмотрел же как-то в толпе за алебардами и нарядными шляпками городских сплетниц.
– Подойди.
Стражники расступились и на негнущихся ногах я подошла к оцепленному месту. Всё, вот и закончилось моё бегство, не начавшись?
– Что скажешь? – кивнул он в сторону.
Алые плащи послушно разошлись, причём каждый одарил меня неприятным проверяющим взглядом. Успокойся, у них это профессиональное. Надеюсь, Коста не солгал, когда сказал, что с медальоном моя магия действительно невидима для остальных.
На неровной брусчатке лежал человек на животе с вывернутой набок головой. Мёртвый, это было яснее ясного по неестественной позе.
– Мон Эрланн, всё же очевидно, – раздражённо встрял один из плащей. – Труп пока не трогали, но и без осмотра признаков насильственной смерти нет, так что это либо kjærlig farvel, либо отложенный forbannelse. В любом случае, убийство магическое, по нашей части, отзовите Серую Гарду. Тем более так напоказ, практически на пороге магнадзора…
– Помолчите, Тодвардс.
Эрланн кивнул мне. Чего он хочет? Чтобы я с одного взгляда на неподвижное тело определила причину его смерти? Я прикрыла глаза, обращаясь к ветрам. Кто пролетал тут рядом, что видели? Ну же, вы ведь всё помните. И стихия откликнулась, повторила свой недавний демарш мне в угоду.
Раз! – звонкий свист, будто что-то резко пропороло возмущённый воздух на немыслимой скорости.
Два! – глухой звук, будто отправленная в приказном порядке стихия наткнулась на преграду, да на том свой путь и закончила.
– Огнестрел, – наконец ответила я. – Ранение прямо в лоб, не сквозное, потому нет крови. Волосы длинные, могли не заметить.
Эрланн метнул убийственный взгляд на своих сотрудников. Те поняли без слов и осмотрели труп внимательнее. Действительно, под самой линией роста волос на лбу чернело аккуратное пятнышко, прикрытое сальными прядями. Подонки обычно перо предпочитают, но и новомодными игрушками не брезгуют, насмотрелась уже и на такие смерти.
– Продолжай, – кивнул мне маг.
– Мон Эрланн, тогда, вероятно, стреляли со второго этажа того дома, – опять встрял алый плащ. – Я теперь чувствую металл. Пуля застряла в основании черепа, сильно ниже входного отверстия, а такая траектория чётко говорит, что убийца стрелял сверху…
– Тодвардс, я, кажется, попросил вас заткнуться. И это лучшие сотрудники магнадзора… Я ещё подниму вопрос о вашей компетенции, раз маг земли не смог сразу учуять присутствие постороннего металла в трупе. Ветерок, я тебя слушаю.
– Стреляли не из здания, а с тротуара и практически в упор: не далее двух шагов отсюда, – не согласилась я с Тодвардсом, всматриваясь в картину, что любезно восстановил невидимый другим резкий мистраль. – Вот примерно отсюда. Если поискать, то наверняка найдутся крупицы пороха. А пуля вошла под углом, потому что жертва стояла на коленях. У него пыль на брюках.
– Достаточно, – прервал меня Эрланн. – Ты идёшь со мной. Остальные – через час протокол освидетельствования и объяснительные мне на стол.
– Я не…
Но Эрланн уже схватил меня за руку и потащил внутрь здания, в самое логово. Препираться на виду у Красной стражи с начальником всей «охранки» желания не было. Все трое проводили меня недобрыми взглядами.
– Что это было? Вы за этим меня позвали? Проверить, на что я способна? Так я вам скажу: я не собираюсь принимать ваше предложе…
– Думаешь, убийство подонка на пороге магнадзора я организовал специально к твоему приходу? – съязвил главдеп.
– Подонка?.. С чего вы это взяли?..
Вместо ответа Эрланн резко остановился и развернулся ко мне. Затем неожиданно заправил непокорную короткую прядь мне за левое ухо. Жест, который могут позволить себе только очень близкие люди. Но на этом маг не остановился: почти нежно провёл кончиками пальцев по моему уху, нащупал на задней поверхности неровность. Меня обдало запахом кожи, перца и аниса. Я напряглась.
– Учитывая поразительную невнимательность моих новых сотрудников, я уже стал задумываться – а на меня ли они работают... Пигмент на основе окиси свинца, верно? Белая татуировка очень быстро выцветает и сливается цветом с кожей. Найти её можно только на ощупь. Этот был из новеньких, недавний «малёк». Так ведь вы их называете? У него рисунок ещё не успел выгореть.
Для нового человека в Дансвике он слишком много знает. У меня на внешней стороне уха была такая же метка – наколотая рыбка, её он и трогал сейчас. Моему лягушонку ещё только предстоит, стиснув зубы, вытерпеть недолгую пытку острой полой иглой Дрошки. Заполучить метку считается честью, а пикнуть на процедуре – позором.