Приносящая удачу

1

Если в твоей душе осталась хоть одна цветущая ветвь,

на неё всегда сядет поющая птица.

(с) Восточная мудрость

Колокола отзвонили, прихожане разошлись по домам, и седой патлатый старик, заперев дверь своей комнаты, расположился в кресле перед большим столом. Он жил в церкви, потому что считал, что она принадлежит ему. Как принадлежит и весь город. Только пока об этом никто не подозревал, поскольку Ролан был простым священником и слишком слабым магом. Власть никак не удавалось заполучить, разве что имелось две сотни верящих в его силы прихожан. Но это не то, чего он хотел. Он бы желал быть значимой фигурой, хотя бы на закате своих дней. План по достижению этой цели у него имелся давно, вернее, не у него, а у Иржи - мага, внезапно вышедшего на Ролана много лет назад и предложившего поддержку.

Примерно в то время, как священник единственный раз встречался с Иржи, в городе объявился молодой человек. Его звали Леон, он был совсем мальчишкой, но уже через пару лет стал изрядно досаждать добропорядочным горожанам. Он был порочен, нагл и тщеславен, но найти на него управу не удавалось по многим причинам.

Сейчас мысли священника снова были о нём, хоть этот парень теперь и был вполне взрослым мужчиной, да и проблем с ним давно уже не возникало. Леон в последние годы появлялся в городе редко, особенно не дебоширил, посещал таверны в поисках связей на одну ночь, честных и порядочных специально не соблазнял, как раньше, не крал ничего и не занимался ничем столь уж предосудительным. Это, конечно, не помогло ему изменить устоявшееся презрительное отношение к себе горожан, но зато, если прежде внимание священника было нацелено на его фигуру постоянно, то теперь он наблюдал за ним лишь иногда, когда тот попадался на глаза.

Сидящий за столом Ролан достал из выдвижного вечно заклинивающего ящика сложенное вчетверо пожелтевшее письмо и развернул его, всматриваясь в знакомые и почти заученные наизусть строки. Письмо было написано довольно давно, но своей актуальности не утратило и по сей день.

"Следи за ним. Он не должен выйти из-под контроля. Не давай его соблазнам таять, не позволяй сомневаться, что жизнь дана ему для получения удовольствий." Ролан усмехнулся. Этого совершенно не требовалось: со всем этим Леон прекрасно справлялся и сам. Наверно, попроси Иржи, наоборот, разубедить Леона брать от жизни всё, у священника бы ничего не получилось.

"Если однажды он поведёт себя странно, суетливо или тебе вдруг покажется, что он стал много думать - сделай всё возможное, чтобы избавиться от него, пока не стало хуже. Сам не пытайся убить - он хитрее, чем пытается казаться, сильнее и опаснее."

В этом Ролан сомневался: Леон не казался умным, хитрым, сильным или опасным. Совсем не казался. Ни когда пускался во все тяжкие, ни сейчас, когда после определённых событий стал вести себя спокойней. То ли и правда полюбил ту, что от него сбежала, то ли она своим побегом доказала, что он ничтожен. Ролан не вмешивался тогда, зато горожане сыграли не последнюю роль... Впрочем, Леон на влюблённого похож не был никогда, Ролан даже сомневался, умеет ли этот человек вообще чувствовать что-то светлое. Так что причины его внезапного затворничества он боялся искать.

"Это ерунда. Он может просидеть во дворце годы - это мало, что изменит. Просто следи и не упусти момент, когда лёд тронется."

Лёд. Иржи любил аллегории, связанные со льдом. Он жил по ту сторону реки, где-то очень далеко отсюда. В тот единственный раз, когда Иржи бывал в этом городе, он говорил Ролану о своих впечатлениях от дороги. Тогда его больше всего впечатлила именно река: стремительная, порожистая... От неё запитывалась водой ближайшая деревня, что стояла на том берегу. Тамошние люди хорошо освоили создание различных гидротехнических сооружений, но в ту весну им весьма досаждал донный лёд: иногда он всплывал со дна и портил всё водоснабжение. Правда, с ним поднималось и много утерянного рыбаками добра, так что народ это явление любил: иногда находились диковинные вещи.

Так что Ролан удивился, что в письме Иржи написал "лёд тронется", а не "всплывёт донный лёд", поскольку, как находил священник, последнее подходило бы к Леону больше: очень уж хотелось узнать, что у него внутри, что скрывается за созданным им образом. Сам священник склонялся к мысли, что ничего хорошего донный лёд из глубин души этого молодого человека не поднял бы, но Иржи полагал, что помимо мусора и хлама там могло бы отыскаться что-то стоящее, и именно из-за этого предположения Леона полагалось в случае чего убрать.

Случай такой настал недавно. Леон, прежде разъезжавший по городам, транжиря деньги, а в последние годы тихо посиживавший в своём дворце, вдруг стал вести себя нервно. Пару дней назад он посетил город, запасся провизией и отправился в неизвестном направлении. Ролан не успел вовремя сообразить, что Леон уходит куда-то надолго, может, даже и навсегда, так что упустил его.

Ландграф покинул город и свои земли, он мог легко затеряться, и Ролан не находил себе места, не зная, как поскорей сообщить об этом Иржи и спросить совета, что делать дальше. Он не спал обе ночи, что Леон отсутствовал, но так и не решил, что же делать. Отправляться в погоню? Или не стоит? Иржи просил избавиться от него, но Ролан не понимал, зачем: он вреден людям, он отравил жизнь многим, но для грядущих планов Леон был совершенно безобиден, особенно, если находился где-то вдали.

Ролан переживал сильно, но совершенно напрасно. Собравшийся в дальний путь Леон вернулся быстро. Два дня - и снова можно было видеть, как горит свет в его дворце. Священник подумал, что надо быть внимательней к нему и, если что, готовым обеспечить ему смерть.

Зато потом случилось странное: в обитель священника заявился старик и попросил передать Леону предостережение. Тогда Ролан не понял сути, но догадался, что старец не простой. У священника был очень слабый магический дар, но не распознать волшебника в старце он не мог. Так что предостережение запомнил и требуемую клятву принёс. А позже, планируя, как избавиться от Леона, понял, что старец был на шаг впереди и заранее знал, какой способ придумает Ролан. Но клятва была принесена, о чём священник не очень-то сожалел: он ничего не терял, давая Леону шанс выжить.

2

Леон был кроток и скромно брёл за Оланом, пока тот не вывел его на дорогу, больше похожую на тропу. Мужчина молчал и о чём-то думал. Вокруг чувствовался простор: лес явно недавно пострадал от сильного ветра, и половина стволов лежала на земле. Большая половина даже. Зато солнце, наконец, грело. После болот и тёмного леса это казалось радостным изменением.

- Эта дорога приведёт нас в селение? - спросил Леон, глядя на широкую, но всё-таки, тропу, по которой они шли: по такой ни одна нормальная телега не пройдёт.

- Приведёт, - сухо ответил парень.

Деревня показалась на пригорке вдалеке сразу за поворотом. Леон подумал, что до неё довольно далеко от того места, где он потерял клинок. Местные, наверно, хорошо знают лес, раз ходят в такую даль по ягоды. Он постарался припомнить, что читал в книгах про ближайшие деревни, но проклятая дислексия не позволила ему толком ничего запомнить, а на бумагу он не выписал эти казавшиеся несущественными сведения. Сейчас Леон должен был вспомнить, бывают ли в деревнях маги. В городах - он точно знал - их довольно много и заказы они берутся выполнять охотно... если, конечно, не презирают заказчика. Здесь его, Леона, никто не знал, так что он мог рассчитывать на помощь. Только бы найти мага.

Ландграф поправил заплечный мешок, в который набрал провизии, одежды, денег и ценностей, которые ему не были дороги и которыми тоже можно было расплатиться в случае необходимости. Мужчина глянул на бодрого парня. Тот, хоть и оставался угрюм и мрачен, вышагивал так, словно не было позади столько часов пути. Сам ландграф порядком вымотался и не отказался бы отдохнуть, но не мог этого позволить: ещё предстояло найти место для ночлега, поскольку близился вечер. И не мешало бы разузнать про мага, а сапоги и клинок могут подождать и до завтра.

Но планам Леона было не суждено сбыться, поскольку вместо поиска мага пришлось всё же заняться поиском артефакта. Они уже вошли в деревню, как парень остановился около чьих-то ворот.

- Видишь, следы? - Олан указал на песок, где едва различимо угадывался один силуэт сапога, а чуть впереди и второй. - Здесь он прошёл недавно, наверно поутру, и спешил: шаги шире, чем на болоте. Только здесь не проследить, к какому дому ведут они: много следов от простой обуви, скота, колёс - деревня всё-таки... - он развёл руками совершенно без сожаления: ему было плевать, как ландграф станет выкручиваться.

- Тут не надо быть следопытом, - ответил Леон спокойно. - Вон этот человек, - он указал рукой на мужчину, который шёл им навстречу, как раз в тех самых сапогах.

- Может, тут у многих сапоги такие? - Олан не желал признавать неожиданно улыбнувшуюся удачу, хотя понимал, что ошибка вряд ли возможна.

- Нет, это он, - уверенно заявил Леон.

Мужчина в сапогах шёл с ведром и, стоило ему поравняться с путниками, как ландграф заговорил, внимательно глядя в лицо, обрамлённое густыми чёрными с проседью волосами:

- Приветствую, селянин, - учтиво кивнул он. - Не подскажешь, где можно заночевать?

Макар поглядел на чужеземцев пристально, прикидывая, кто такие. Вроде одеты хорошо. Один молодой совсем, другой постарше. Явно при деньгах. Да и к тому же, таким, как эти, помогать очень полезно: они, городские, любят мнить себя щедрыми, и потому помимо оплаты вечно даруют разные полезности. Это Макар знал отлично. И в людях его жизнь научила хорошо разбираться: его учтивыми манерами, голосом и шмотками не обдурить было. Перед ним стояли не закоренелые преступники, это он мог точно сказать. Остальное - не его дело. Опасности от этих двоих ждать не стоило, а уж кто с какими грехами живёт - вообще его не касалось, все когда-то в чём-то ошибались.

- Гостиниц нет у нас, - буркнул Макар, не приемлющий пустой вежливости. - Трактиров тоже нет - мы деревня самодостаточная, трактов не проходит поблизости. Коли переночевать надо - могу постелить на сене в амбаре, не зима вроде, не замёрзнете.

- Конечно, - снова кивнул Леон. - В амбаре - полностью устраивает.

Ему было неважно, где - лишь бы поближе к этому человеку. Спать можно и в амбаре, главное - их пригласят к столу и можно будет всё выведать. Возможно, даже отыскать клинок и на что-то обменять, ведь, по сути, не было для селянина разницы: что этот клинок, что любой другой. Следовало лишь напоить мужика, втереться в доверие и уговорить поменяться. Отбирать такую вещь нельзя, да и не получится. А вот наврать про семейную реликвию можно. В это легко поверят: потерял и теперь ищет, страдает, поскольку это последняя память о его, скажем, умершей бабке. Примерно так видел дальнейшее развитие событий Леон, слегка улыбаясь Макару и показывая, что согласен на любую ночёвку.

Макар смотрел с прищуром. Боролся с сомнением: сказать, что в других домах им постелят в комнатах или умолчать? Он бы и сам постелил, только дочери у него как раз в том возрасте были, что опасно незнакомцев в дом на ночь приводить, могут к ним и наведаться. Младшая особенно, от неё Макар всего ожидать мог. Да и Мила - кто её знает, что у неё на уме. Может, потому и не крутит она с местными, что ждёт прекрасного незнакомца. С неё станется. Нет, домой этих пускать - не вариант. Поужинают - и пусть валят в амбар.

Он снова оглядел их, и решил, что обойдутся: сами думать должны. Он им предложил - они согласились, их проблемы, что получше варианты не подыскали.

- Погодьте здесь, - снова буркнул он. - Рыбу сейчас соседу отнесу, да вернусь.

- Удачная рыбалка? - спросил Леон, заглядывая в ведро и замечая, какая крупная рыбина в нём лежит.

- У хорошего рыбака всегда удачная рыбалка, - отозвался Макар, продолжая свой прерванный путь.

Когда он отошёл на приличное расстояние, Олан тихо спросил:

- Думаешь, у него?

- Не знаю, - ответил ландграф. - Он был на болоте. Если клинок нашёл не он, то он мог видеть кого-то ещё там: это болото вряд ли часто посещается людьми. В любом случае, обоснуемся у него.

3

Сегодня получился неплохой день. Отличный даже, можно сказать. Потому что днём я ходила в лес за ольховыми лучинами, а это довольно далеко: ольха у нас дерево редкое, просто так не сыщешь; а после обеда мать отпустила меня к Олеське - подружке моей. У неё мне планировалось и отужинать, и остаться ночевать. На чердаке. Олеська сама спит в комнате, как все нормальные люди, но, когда мы собираемся вместе, ночуем всегда на чердаке. Там страшнее потому что. А потом, когда все засыпают, с окна чердачного легко можно перебраться на сарай, с сарая - на дровенник, а потом прокрасться в амбар Олеськин и там погадать или повызывать духов. Говорят, магия существует, но мы с Олеськой не очень верим. Потому что не встречали её никогда. Вот духов пару раз вызвать удавалось - это да, только они с нами не говорили, а пугали только ветром да воем заунывным. Но уже результат. А на картах погадать - вообще прекрасное дело. Только в доме карты не позволяют доставать. Ни играть, ни гадать - только на улице или в амбаре, сарае, да в прочих хозяйственных постройках. Так что мы всегда выбираем амбар. Или наш, или Олеськин. В нашем всегда можно рыбку пожевать, а в Олеськином - мясо. У них кошек много - мелкой рыбы не остаётся, а мясо вялят. В общем, день сегодня обещал закончиться приятно и весело. Всё бы было совсем хорошо, если б не встретился нам с Олеськой её брат за ужином. Ужинали у них в семье раньше нашего. Не знаю уж, почему, но всегда так было. А брат её вечно опаздывал: он с моими дружил, и потому не хотел покидать их раньше времени.

- О, Мила, и ты тут! - поприветствовал он меня, усаживаясь за стол. - А чего не у себя?

- Да вот, - ответила я неопределённо. - Дела все переделаны, у вас заночую.

- Ну молодец, - уважительно кивнул он. - А то, думал, как все, побежишь на гостей смотреть.

Я ничего не поняла и переспросила:

- Кто - все? На каких гостей? - но то, что он похвалил меня, было приятно.

Он красивый на самом деле. Его тоже, как моего, Сенькой зовут, но он моего брата больше и выше. И не такой оболтус. Олеська говорила всегда, что я влюбилась, а я отнекивалась, потому что признавать этот факт не желала. И сейчас я бы смутилась от его похвалы, если б не любопытство.

- Да припёрлись двое, - ответил парень, поправляя свои лохматые русые волосы рукой. - Батя твой их ночевать оставил, ещё и девок посулил подыскать, хотя чего их искать: их вон, уже человек семь отыскалось, всем интересно чего-то новенького попробовать.

Я фыркнула почти одновременно с Олеськой. Да, моральные устои в нашей деревне не у всех на уровне, но даже обидно как-то, что на новеньких мужчин такой спрос. Спрос, конечно, не потому, что они новые люди, а потому, что эти точно без подарков не оставят, а, как некоторые у нас считают, если всё равно спать, так уж лучше с тем, от кого хоть чего-то получить можно, материальное и уникальное.

Ну и ладно, это не нашего ума дело. Раз батя оставил у нас - значит польза с них будет и нашему дому. Или просто приглянулись ему: он в людях толк знает, а о нравственности не заботится и в чужие дела не лезет. "Мне, - говорил он иногда, - плевать, скольких он поимел, главное, чтоб человек был хороший - тогда помогаю. В корень надо смотреть, а не на то, кто и как удовольствие получает". Мне его логика была чужда, но это, наверно, в силу возраста.

- Ну а нам-то что? - спросила тем временем Олеська. - Ну припёрлись, ну ночуют, ну и что?

- Да ничего, - ответил Сенька. - Я ж и говорю: молодцы, девки.

Мать Олеськина подала ему плошку с горячим супом и краюшку хлеба, так что всё, что мы слышали от него дальше, так это только чавканье.

После ужина на чердак не пошли, естественно. Потому что на постояльцев было посмотреть интересно. Прокрались к моему дому. Смеркалось уже, скоро мои все ужинать соберутся. Надо было спешить.

Заглянули в дом, но никого там не увидели, кроме своих. Огляделись, и Олеська заприметила, что у амбара замок снят и висит на ручке.

- Там, наверно! - воскликнула она и тут же зажала себе рот рукой: надо было действовать тихо.

Подошли к амбару почти на цыпочках, чтобы никто не заметил. Но признаков жизни не было: ни разговоров, ни шорохов. Может, и были там гости, но дверь плотно закрыта - не подсмотреть. Мы тоскливо побрели и засели под окнами, в кустах сирени. Скоро ужин, а, значит, гостей всё же увидеть получится. Правда, через стекло только, и придётся быть осторожными, чтоб никто не заметил.

Сидели довольно долго, или так просто показалось: когда сидишь и ждёшь, да ещё и не поболтать, время медленно течёт. И кусты, как назло, сирени... Был бы, например, крыжовник - я б и неспелый поела от нечего делать. А так... скукотень!

Но вот послышались голоса в кухне, и мы с Олеськой приободрились. Подождали, пока все рассядутся за столом, и приготовились подсматривать и подслушивать.

***

Олан отлично вписался в быт этой семьи, словно каждый день он сидел на этом самом стуле за этим самым столом и ужинал с этими людьми. Он молчал, потому что знал: говорить - подыгрывать Леону. К тому же ландграф по какому-то недоразумению полагал, что умеет разговаривать с людьми. Олан замечал, как Леон теряется, если его не понимают или реагируют не так, как он полагал, так что сейчас следопыт предвкушал удовольствие. Он сидел и поглядывал на Леона, ожидая, когда же тот начнёт неумело вызнавать о своём клинке. Что это будет неумело - Олан знал наверняка, и что ландграф обязательно почувствует себя дураком - тоже.

Леон сперва поел, поскольку и правда проголодался и не видел причин скрывать этого. Он ел, исподтишка разглядывая всех присутствующих. Два парня отужинали быстро, поблагодарили хозяйку и куда-то ушли, совершенно не заинтересовавшись появлением гостей. За столом осталась медленно ковыряющая ложкой в тарелке девица лет семнадцати, да хозяева дома. Ну, и Олан, который то и дело лукаво улыбался Леону. Мужчине было необходимо начать всё вызнавать и, опасаясь, что их попросят из-за стола в любую минуту, он решил начать разговор.

4

- Ну, видала? - спросила у меня Олеська.

- "Видала"! - передразнила её, очень похоже даже, на мой взгляд.. - Ты слыхала? - в тон ей спросила я. - Чего он до сапог докопался-то?

- Да какая разница, - махнула рукой подруга. - Смотри лучше: вот чего в них хорошего, что все с ними ночь провести готовы?

Я присмотрелась. Да ничего вроде. Мужчины, как мужчины. Один помоложе, другой постарше. У нас и покрасивей есть, мне б такие встретились - не засмотрелась бы ни на того, ни на другого.

- Обычные они, - констатировала я.

- Ну, в принципе... - задумчиво пробормотала Олеся. - Ну вон тот ещё ничего, который светленький... Улыбается ехидно, явно не любит того, который болтливый. И правильно: мужик болтливым не должен быть. Да и страшный он: глаза у него мелкие и тёмные, как у ворона... И лицо худое, и волосы тёмные - точно на ворона похож.

- Ничего не похож, - обиделась я за второго. - Нормальный он, и глаза у него нормальные. Большие глаза девкам хорошо, а мужику и такие сгодятся... - я наблюдала, как он о чём-то говорит с батей, как тот ему отвечает, и гость смущённо смотрит в свою миску.

На долю секунды я залюбовалась им. Он и вправду казался непривычным для здешних мест. Его товарищ - самый обычный. Волосы светлые, нуждающиеся в стрижке, рубашка серая, грязноватая, лицо простое, открытое, чуть обветренное, губы пухлые, бантиком, глаза серые или голубые - не разглядеть отсюда. Обычный он, у нас полно таких. А второй - особенный. Он и держался по-особенному: спину держал прямо, не сутулил плечи, одет был вроде с виду и просто, но видно, что вся его одежда шилась специально для него и не из дешёвых материалов. Мужчина был аккуратно пострижен, элегантен, строен и уступал по габаритам первому, но взгляд приковывал.

- Что, понравился? - лукаво спросила Олеська. - Страшный он. В смысле, не некрасивый, а просто страшный...

- Задумчивый он, а не страшный, - парировала я. - Это тебе кажется так, потому что он не скалится во все зубы, как ты... и как этот... - я посмотрела на парня, который с широкой довольной улыбкой смотрел на смущённого мужчину.

- Да ладно тебе, - отмахнулась Олеська. - Открытая улыбка никогда не портила никого.

Я хмыкнула. С этим я бы поспорила, но не стала. Мне всегда больше нравились застенчивые улыбки, но мне не так часто их дарили: в деревне все друг друга знали, и если улыбались, то радушно и просто. Робкие улыбки мне как-то дарил один... влюблённый в меня. Но он был каким-то жалким, так что это не в счёт. Интересно, этот человек, что сейчас смотрит в свою тарелку, красиво улыбается? В том смысле, что я и так видела, как он улыбается, просто было бы интересно, как бы эта улыбка смотрелась, будь она адресована мне. Но, кажется, незнакомец почувствовал мой взгляд, поскольку резко повернулся в сторону окна.

Мы с Олеськой чуть не свалились со скамьи, поспешно отпрянув от стекла и пригнувшись.

- Валить надо, - сказала подруга, и мы поспешно скрылись с нашего участка.

***

Леон вышел на улицу и вдохнул ночной воздух. Теплая ночь выдалась. Он поглядел на небо: чистое, звёздное. Пока всё складывалось довольно удачно. Олан расслабится, почует, что ландграф не опасен, и можно будет попытаться зачаровать его. Про мага не узнал ничего, но это не беда. Вроде Макар кого-то им обещал, так что у той, что придёт к нему, он всё и разузнает. Конечно, общение с людьми - не его конёк, но он старался, и ему казалось, что в последнее время у него получается доносить свои мысли в том виде, в котором нужно.

Олан тоже вышел и остановился рядом, недобро глядя на ландграфа. Мужчина снова вздохнул, устало поглядев на парня.

- Что опять? - тихо спросил он, понимая, что, хоть он снова ничего плохого не делал, следопыт чем-то недоволен.

Тот надулся, сердитый и смурной. Мрачный вид парню не шёл, и убедительным он не выглядел. Зато постарался объяснить Леону, в чём дело:

- Вот не надо впутывать девчонку в свои магические...

- Погоди, - перебил Леон, совершенно не понимая, чего это этот парнишка так озаботился его интересом к предполагаемой обладательнице клинка. - Напомни, благодаря кому я сегодня ночую не один?

Олан, в свою очередь, тоже вопроса не понял и нашёл его неуместным.

- И что? - усмехнулся парень. - Спасибо, что ли, скажете?

- Не знаю, - ответил ландграф. - Может, и скажу... Завтра спроси меня об этом, ладно? - вполне серьёзно ответил он, и Олан не понял, издевается ландграф или нет. - Просто не понимаю, за что ты опять на меня взъелся, - признался Леон. - Нравственность - не твоя сильная сторона, это мы уже выяснили.

- Скорее, не ваша сильная сторона, - фыркнул Олан. - Я-то сплю с теми, кто этого хочет, а эта девчонка...

Леон снова перебил, поскольку ход мыслей следопыта его раздражал:

- Я тоже никого не принуждаю. И вообще, полагаешь, у меня нет другого способа убедить её вернуть мне артефакт, кроме как затащить к себе в постель? - удивился Леон. - Знаю, я не красноречив, но всё же попытаюсь просто всё объяснить ей.

- Всё объяснить! - передразнил Олан. - Кому вы врёте? Я слышал про вас столько, сколько и придумать-то невозможно! Я знаю: вы хотите влюбить её в себя, а это - погано, - сообщил парень. - Я про вас много знаю такого, что догадываюсь, что по-человечески вы не умеете. На себе испытал, - он явно припоминал, как Леон заставил его выпить зелье.

Оправдываться ландграф не собирался. Да, он не очень честный и далеко не праведный, он пришёл в эту деревню с конкретной целью, а то, что всё усложнилось, лишь отнимет у него время, но на исход не повлияет.

Он посмотрел на Олана сурово, и тёмные глаза недобро блеснули изумрудным отсветом.

- Слушай сюда, - медленно и тихо проговорил он, - эта вещь нужна мне, и если цена клинку - разбитое сердце деревенской девчонки, я готов заплатить её.

Он не стал угрожать, а пошёл в сторону амбара, лишь через несколько шагов обернувшись на всё ещё стоящего парня и напомнив:

5

- Эх... - пробормотала Олеська, потягиваясь на матрасе. - Пожевать бы чего... вкусненького...

- Ага, - кивнула я. - Видала, у моих сегодня медовые колечки... Это из-за постояльцев, мать сегодня не собиралась ничего печь... - я вздохнула.

Знала бы, что гости нагрянут, может, не пошла бы на ночёвку к Олеське. Не только из-за медовых колечек, а просто из любопытства даже. Интересно было бы посмотреть на этого мужчину. Я воспроизвела в памяти его образ. По сравнению с нашими он был опрятней и ухоженней, загадочней и... мрачней. Но страшным мне всё равно не показался. Отчего-то подумалось, что он может уже ложиться спать. Интересно, где его положат? В моей комнате? Только бы не в моей! Не люблю я запах мужчин. Вернее, не всех мужчин запах я люблю. Да, вот так. От некоторых пахнет потом вроде и не сильно, а всё равно так противно, так что не хотелось бы, чтобы ночевал какой-то хмырь в моей постели. Хотя, их двое, в мою комнату могут и другого положить... Я поморщилась. Нет уж, лучше пусть этот спит, я потом проветрю и постираю.

- О чём задумалась, о медовых колечках? - выдернула меня из раздумий Олеся.

- Да, - кивнула я. - Да! - и тут меня осенило.

Пойду схожу домой! За колечками. По пути в окно своей комнаты загляну, посмотрю, спит кто в моей кровати или нет. И вернусь. Это отличная, просто прекрасная мысль! И вкуснятину раздобуду на ночь, и на гостя погляжу, может быть...

- Слушай, Олеська, давай я на кухню к себе прокрадусь и стащу нам колечек? Мать подумает на гостей, если заметит пропажу - отличный вариант!

Подруга призадумалась, но ненадолго. Прищурилась и спросила:

 - На этого, страшного, поглазеть хочешь?

- Колечек медовых хочу, - ответила я, и глазом не моргнув. - Опять полночи проболтаем с тобой, так хоть будет, чего пожевать.

- Сходить с тобой? - предложила она.

- Не, мне одной проще, - не приняла предложение я. - Я быстро управлюсь.

Из чердачного окошка перелезла на сарай, с сарая - на дровенник. Сколько раз уж так спускалась - привычно и просто, легко даже. Помню, первый раз, когда Олеська мне этот путь показала, я на неё, как на полоумную посмотрела. Мне казалось, что это - чистое самоубийство, хоть лазать по деревьям с мальчишками с детства приучена. А потом привыкла, так что теперь мне даже в удовольствие мышцы поразмять таким спуском.

Спрыгнула на землю и притаилась. Вроде, никого. Добежала до калитки - заперта. У Олеськи вечно запирают на замок, как темнеет. Чтоб не шастал никто. У нас вот - не запирают. Потому что батя спит чутко и, если надо, выйдет и отметелит, кто непрошенный заявился. Он даже лису однажды лопатой прибил, когда та к курятнику примеривалась. Шкура её у нас в прихожей висит - мать шапку всё хочет сделать из ней, но руки не доходят.

Пришлось через забор лезть. Где-то, помню, штакетина отодвигалась, но впотьмах так просто не найдёшь, проще перелезть через калитку. Вот обратно - сложней, калитка сколочена так, что штакетник по внешнему краю направляющих прибит, снаружи просто так не перелезешь. Ну ничего. Главное, чтоб не заметил никто. Ну, и штаны не порвать о гвозди.

Залезла на калитку, перемахнула через неё, спрыгнула на землю. Вроде не зацепилась одежда, не порвалась - уже хорошо. Побежала к своему дому. Прохладно ночью в одной майке, надо было рубашку натянуть, но я поторопилась. А то ещё Олеська увяжется, а у нас половицы скрипучие в доме - без тренировки тихо не пройдёшь. В общем, одной сподручней.

Добежала до своей калитки, открыла, зашла на участок и замерла. Заметила, как в овин зашла чья-то девичья фигура и послышался мужской голос. Не тот, который мне был интересен, так что и вслушиваться не стала. Решила, что постелил-то гостям батя в доме, а парень просто решил выбраться в овин на свидание. Я хихикнула. О чём-то подобном говорил Сенька, благодаря чему мы с Олеськой вообще узнали, что тут гости. Ладно, это - не моё дело. Каждый развлекается, как хочет и берёт от жизни то, что ему нужно. Мне вот, например, на данном этапе нужны медовые колечки и уверенность, что ни один из этих распутных постояльцев не заночует в моей комнате.

До своего окошка добралась легко и быстро. Глянула. Занавески за меня никто, конечно, не задёрнул, ну да это и хорошо. Потому что теперь я могла посмотреть внутрь и убедиться, что комнату мою никто не трогал и всё в ней так, как было и как быть должно. Я вздохнула с облегчением, одновременно почувствовав некоторое разочарование от того, что не увидела мужчину. Но не стоило долго задерживаться под окном, поскольку я рисковала простыть: голые руки начинали замерзать, майка практически не грела, да и поднявшийся ветерок оказался чересчур свежим.

Пробралась на кухню, ступая аккуратно на давно проверенные доски, которые не скрипели. Подошла к буфету, стянула со пинки стула тонкое полотенце, достала тарелку с колечками, пересыпала их в полотенце, завернула и, воровато оглядевшись, двинулась в обратный путь.

Овин решила обойти стороной, чтобы часом никого не смутить. Решила, что пройду мимо амбара, а уж от него - к калитке. Но именно у амбара, вопреки планам, и задержалась. Оттуда слышались тихие сладострастные стоны и вздохи, так что я замерла, прислушиваясь. Так, наверно, батя всё-таки предложил гостям переночевать вне дома. И это правильно - нечего таким в нашем доме делать. Но тут же мысли мои перекинулись на другое: если в овине белобрысый, значит здесь - тот, второй. Поборов брезгливость, я подошла к неплотно запертой двери и посмотрела в щель между ней и косяком.

Свет в амбар почти не проникал. Присмотрелась и различила два тела, лежащие друг на друге и ритмично двигающееся. Мужское - сверху, но света мало так, что разглядеть толком можно только пятки и пальцы ног. Да большего и не надо - и так противно. Противно, словно мой амбар осквернён. Знала, конечно, что и мои братья сюда своих девок водят, но то - свои, им можно, а это - хмырь какой-то, и теперь этим хмырём провоняет весь амбар, никакая вяленая рыба эту вонь не отобьёт. Так мне взаправду тогда показалось, когда смотрела на его пятки и слушала приглушённые стоны. Я поспешила уйти, пока меня не заметили, но случайно задела дверь второпях. Та протяжно скрипнула, и я поспешно спряталась за угол, притаившись в тени от куста смородины.

6

Макар плескал в лицо холодную воду у рукомойника и отфыркивался. Потом долго откашливался - он много курил, и потому кашель был его вечным спутником. Он проснулся позже всех, даже завтрак проспал - сказывалась вчерашняя рыбалка, на которую ему пришлось вставать рано утром, а перед этим готовиться, так что всю прошлую ночь он не спал вообще. И вот он был один на своём участке: все разбрелись по делам, а к постояльцам он не наведывался, поскольку его совершенно не волновало, что с ними и где они проводят время. Может, и вовсе уже ушли из деревни.

Калитка скрипнула, но Макар даже не глянул в её сторону: к нему часто заходили соседи кто зачем, а некоторые и просто потрещать. Пустую болтовню мужик не любил, но если был занят каким-то делом, никогда не был против того, чтобы кто-то зудел на ухо, мог даже вовремя поддакивать, кивать и поддерживать разговор. В общем, скрипнувшая калитка была недостойна его внимания.

Когда к нему подошли, он смекнул, что это не кто-то из соседей и обернулся. Позади него стояли трое: высокие и крепкие, в одинаковой странного вида одежде. Чем-то напомнили одного из постояльцев этими своими дорогими шмотками, только гость был одет попроще и поизящнее. Эти же явно относились к какому-то ведомству, раз одёжа на них одинаковая была, красивая, но явно не под заказ сшитая и оттого сидящая абы как. Сюртуки их были украшены всякими узорами из переливающихся синих нитей, отчего Макар поморщился: всё, что блестит и относится к одежде, по его мнению, должны носить только женщины.

- Чего надо? - спросил он у незваных гостей, уже догадываясь, что эти трое пришли искать его постояльцев.

Он уже видел таких людей раньше и знал, что, скорее всего, они стражники с какого-нибудь города. Правда, в своей деревни таких он ни разу не встречал, так что их появление ему сильно не понравилось.

- Мы ищем двух мужчин, - ответил самый старый, которому явно было за полтинник. - Они, говорят, у тебя заночевали...

Макар сплюнул и напоследок сполоснул руки, будто желая смыть с себя любую причастность к постояльцам.

 - Где они? - спросил другой, который был моложе и на вид злей.

Злобу Макар чуять в людях умел и потому точно мог сказать, что говоривший - жестокий человек. Это и неудивительно - в стражи иных и не должны брать.

- Один - в амбаре, другой - в овине. Должны быть там, - честно ответил Макар и полюбопытствовал: - Натворили чего?

Все трое посмотрели на Макара, как на глупого деревенского простачка, которого легко обвели вокруг пальца пришлые с города негодяи. Вроде сочувственно так посмотрели, а вроде и снисходительно: мол, ясное дело, не догадался мужик, что просто так с болот да с города к нему не пожалуют люди.

- Да уж, натворили, - кивнул злой стражник. - Один - преступник, вор и мошенник, в тюрьме должен сидеть, а другой его выкупил, потому что мальчиков он любит, видите ли.... - он брезгливо поморщился.

Макар призадумался. В чём-то поверил стражам, а в чём-то - нет. На любовников эти двое похожи не были, ночевали не вместе, да и явно предпочитали женщин. Но и братьями, как говорил Леон, они явно не являлись: не похожи ничуть, да и одеты очень уж по-разному. Мужик за ними не особо наблюдал, но совершенно точно напряжение между постояльцами было - это он за ужином заметил. Так что в то, что парень с ландграфом оказался не по своей воле, верилось легко.

Макар правосудие уважал, поскольку городские стражи ему встречались лишь дважды за всю жизнь, но оба раза искали людей за дело. Сейчас был третий раз, и потому мужик легко выдал бы своих гостей, даже если б ему не рассказали, в чём их вина. Постояльцы были странные, за всё заплатили сполна, и теперь могли быть отданы в руки представителей закона. Разбираться в чужих проблемах Макар не собирался.

- Подсобишь? - спросил один из стражей у него. - Нас трое. С парнем и один справится, а Леон - та ещё скотина, на него лучше втроём идти... Мы заплатим, ты не думай!

Макар исподлобья посмотрел на них. Страж говорил о Леоне, как о диком звере, а о поиске его - как об охоте... Говорил уверенно и со знанием дела, словно знал, что противник хитёр, опасен и может уйти.

Это было плохо. Если он и правда опасен и уйдёт от стражей, то может вернуться и отомстить Макару за то, что выдал и об опасности не попытался предупредить. Вроде от Леона злобой не несло, но Макар знал, что есть люди, которые кого хочешь обманут: на то и магия есть, и амулеты специальные.

Стоило помочь стражам, чтоб наверняка. Чтоб точно Леон не ушёл.

- Подсоблю, коли такое дело, - нехотя согласился Макар. - Пойдём, - он кивнул в сторону амбара, и они все вместе направились к бревенчатому строению.

Макар по пути забежал в пристройку, схватил лопату и вернулся к стражам. Лопатой он хорошо управлялся, и потому считал её отличным оружием с тех самых пор, как убил ею лису. Так что и с Леоном он намеревался справиться именно так.

- Маг он? - спросил Макар на всякий случай.

- Ещё какой, - ответил пожилой стражник. - Только последнее время не показывает своих сил - тихорится чего-то...

Тихорящийся маг - это ещё опасней. Так Макар считал, поскольку магия - это всегда опасно, а магия, которую человек пытается скрыть - вдвойне. Потому что раз скрывает - значит готовится улучить момент и нанести удар такой силы, что мало не покажется. Но отступать было некуда.

- Ты, - обратился пожилой страж к злобному. - Иди за парнем, а то сбежит. Мы пока с ландграфом разберёмся. Священник сказал, они погони не ждут - так что всё должно пройти гладко.

Злой страж кивнул и отделился от остальных, направившись к овину. Он уже предвкушал, как поквитается и с Оланом, и с Леоном за то, что его самого чуть не упекли за решётку, поскольку считали, это он упустил их. Священник выкупал узника на одну единственную ночь, и, по его словам, никак не мог просчитать, что Леон обдурит его и уведёт парня куда-то за болота. Ландграф был хитрым магом - такому обмануть простодушного священника - раз плюнуть. Собственно, стражника бы не заботила эта история, поскольку, как он считал, принадлежать Леону - наказание похуже тюрьмы, так что Олана он бы и не стал пытаться вернуть назад. Но какая-то сволота быстро сообщила всему городу о том, что стражи продажны, и под угрозой заключения в тюрьму пришлось идти на поиски ландграфа. Это было бы совсем невозможно, если б не старый следопыт, который мог провести по любым следам, даже если впервые видел местность. Пришлось отправляться прямо ночью: сперва полпути на лошадях, а потом, когда лес стал совсем густой - пешком. Следовало торопиться, пока следы не исчезли, так что поутру они уже вошли в деревню и вскоре выведали, где беглецы остановились.

7

На мой участок мы пробрались не без труда. Новости разлетаются у на быстро, так что на дороге и в особенности около нашего дома зевак собралось порядочно. Хорошо, хоть на участок никто не рисковал забрести. Все побаивались и постояльцев, и стражей, так что старались делать вид, что просто прогуливаются мимо нашего забора и невзначай поглядывают на участок. Это порядком раздражало, поскольку нас могли заметить. Хорошо ещё, что вдоль забора у нас высокие кусты растут: пышные, зелёные, колючие. Батя специально посадил такие, чтоб никто не мог к забору подобраться и перемахнуть через него. Это было довольно странно для человека, который не запирает калитку, но он всегда объяснял это так: "Калитку всегда можно запереть. просто пока без надобности, а кусты пусть будут - их, если что, за пару минут не вырастишь". Вообще, кусты мне эти всегда нравились: он них летом запах хороший, да и за счёт них с дороги вообще не увидать, что на участке делается.

Но нам пришлось пробираться через соседский участок. Там никого как раз не было - там одинокий пьяница проживает, и кто его знает, где шляется постоянно.

Добрались мы и до нашего дома. Никого.

- Может, они ушли уже? Всё закончилось? - с надеждой спросила я у Олеськи.

- Не, - ответила она. - Тогда бы никто не тёрся около вашего забора.

И то верно. Жаль, а я надеялась избежать встречи с постояльцами.

- Вон, смотри! - Олеська указала мне на овин.

Вздохнув, я выглянула из-за угла дома. Ну да, вон тот здоровяк - это явно стражник, а тот, кого он тащит - явно белобрысый постоялец. Как бишь его? Олан, вроде бы... Мне некстати представился олень, которого тянут, а он упирается своими ногами, бьёт копытами и размахивает рогатой головой из стороны в сторону. Я тихо прыснула со смеху, и Олеська на меня шикнула. Стало неудобно за себя: это нервное просто, на самом деле смешного - ничего нет. Особенно для моей подруги, которая смотрела на происходящее так, словно Олан был её давним другом и первой любовью одновременно.

- Жалко его... - прошептала Олеська. - Смотри, как псину тащат...

Я бы поспорила с этим утверждением, поскольку псину обычно тащат за поводок, который крепится к ошейнику, а страж тащил Олана просто за верёвку, конец который оплетал руки пленника на запястьях сзади. Да, за счёт этого идти ему приходилось быстро, чтобы верёвка не натягивалась, иначе стражник, само собой, невзначай разворачивал его и тому приходилось идти спиной вперёд, не видя дороги. В один из таких моментов он запнулся и упал, но страж времени на то, чтобы подняться, не дал и потянул дальше. Наверно, это оказалось тяжело, страж упирался и пыхтел, но темп не сбавлял. Парень был здоровый - такого без усилий по земле не проволочёшь.

- Ну да, жалко, - кивнула я Олеське, соглашаясь.

Я-то с животными дела не имею обычно, так что любые мученья живого существа наблюдать - в тягость. Может, умей я забивать скотину, сейчас бы вообще не жалко было смотреть на эту картину, а так... Этого парня зачем-то волокли, не давая возможности подняться, хотя обоим было бы удобней, иди он на своих двоих.

- Давай поможем ему, а? - спросила Олеська с надеждой. - Отвлечём стража, и поможем ему. Ему бы руки развязать - и он уйдёт, Мила. Как пришёл, так и уйдёт... а так его посадят в клетку, мне батя рассказывал...

- Да ну... - помотала головой я. - Рисковать ещё из-за какого-то... Может, он людей убивал и девушек насиловал? - предположила я.

- Тогда б Макар почуял - у него на людей чуйка хорошо работает, - заверила Олеська. - Может, он спёр чего и всего-то, а они его в клетку...

Клетка, видать, её сильно впечатлила, и Олану она не желала в ней оказаться. Я вздохнула. Не стали бы стражи из-за ерунды через наши болота топтаться. Точно что-то эти гости намутили...

- Слушай, Мила, ты как хочешь, а я его спасу, - заявила мне Олеська.

- Ты вон, котят наспасалась - теперь рыбы вяленой в вашем доме и не бывает. А то котята. А это - человек. Ты его спасёшь, потом бед может быть - ого-го, - привела я аргументы против спасения незнакомца.

- Я ж его дома у себя не оставлю, - парировала Олеська. - Я просто помогу ему и всё, и он уйдёт... Даже второго можно и не спасать, а этого... ну пожалуйста... - она смотрела на меня, прося разрешения и поддержки.

А мне не понравилась фраза "второго можно и не спасать". То есть, этот, стало быть, чем-то лучше того? Вспомнился  обнажённый Леон с свете ночных звёзд и подумалось, что вряд ли он сумеет достойно отразить неожиданное нападение стражников. Вспомнился также и мой сон, и его выразительные стоны. Нет, его тоже нельзя в клетку. Ему тоже надо дать шанс просто уйти. Может, он свободы и не заслуживает, но он уж точно не хуже того, которого собралась спасать Олеська.

- Ладно, давай этому стражу по башке чем-нибудь врежем, ты останешься патлатому помогать, а я сбегаю, гляну, что там у второго? - предложила я.

Времени мало, терять его нельзя. Хотя, вряд ли эти стражники купят в деревне лошадей. Скорей всего, пешими пойдут назад, через болота. А этих с собой потащат. Вот тогда можно было бы и освободить их... Только это уже какая-то спецоперация по спасению будет, а этого не хотелось. Хотелось просто помочь, чтоб это было коротким необременительным эпизодом. Олеська показала мне молоток, который лежал под скамьёй - как раз батя вчера ремонтировал её, да не убрал. Забыл, видать, из-за гостей.

Я с сомнением посмотрела на подругу: молотком по голове - это может стражнику дорого обойтись, а ведь он, возможно, не плохой человек. Может, даже и лучше тех, кому мы помогать надумали.

Олеська отвязала с шеи платок и обернула им молоток, закрепив узелком, даже, вроде бы, двумя. Ох, и не нравилась мне эта затея. Это ж надо ещё так метко молотком попасть, чтобы не навредить человеку... а то ведь проблем не оберёшься, если что...

- На, - Олеська сунула молоток мне.

8

Леон лежал и даже не смотрел, кто пришёл. Освобождение от пут явно не радовало его, а если и радовало, то он не подавал вида. Я тоже действовала молча, так что не уверена, что он не посчитал меня возвратившимся стражником и не ударил лишь потому, что не осталось сил. Времени было мало! Злость на стража перекинулась отчасти и на мужчину. Ведь я так спешила, так переживала, пошла на преступление ради этого хмыря, а он лежит и никуда не торопится! Это было возмутительно!

- Вставай же! - я неаккуратно потянула его за руку, которая всё ещё была заломлена за спину.

Леон скрипнул зубами. Кажется, я неудачно его схватила и сделала больно, но мне было плевать. Стражники могли прийти в любую минуту, и потому следовало спешить.

- Вставай, ну же! - я толкнула постояльца в плечо.

Он разогнул руки, отчего в его суставах что-то противно хрустнуло.

Мужчина на удивление бодро поднялся на ноги, отжавшись от пола. Посмотрел на меня странно и, скромно кивнув, прошептал:

- Спасибо... - это прозвучало так, словно он ошеломлён моим появлением.

Я выругалась и дернулась к двери. Сквозь щель увидела, как люди возвращаются. Один из них шёл, пошатываясь, как пьяный. Одно радовало: они возвращались одни, и на верёвку Олана не вели. Это было очень хорошо: значит, у Олеськи получилось! А вот получится ли у меня?

- Пойдём, - я метнулась в помещение, где лежали мешки. - Скорее! Давай наверх!

Я указала рукой на потолок. Мужчина не очень меня понял, и я полезла первой. В этом закроме, в единственном из трёх, имелся потолок, отделяющей пространство под крышей от комнаты. Потолок был сделан из широких старых досок. Таких старых, что они были иссохшими и лёгкими. Некоторые прибиты гвоздями, а другие - нет. Одну я часто использовала, чтобы приподнять и отодвинуть в сторону: тогда легко можно было попасть наверх. Это было наше с Олеськой место, даже братья и Верка не лазали сюда. А мы часто сидели.

Я быстро набросала мешки друг на друга и забралась наверх: легко, привычно, оперативно. Мужчина тоже не подкачал и повторил за мной все действия, напоследок столкнув мешки вниз, чтобы те не выдали нас. Леон сам вернул доску на место и замер, поскольку послышался скрип двери и ругань.

Леона было плохо видно. Он сидел совсем рядом со мной, и мне бы хотелось увеличить расстояние между нами, но это могло наделать шума: крыша была в этом месте почти над головой, и потому мы сидели, согнувшись и практически припадая к полу. Свет проникал лишь из щелей от краёв кровли. Мужчина смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я на него - наверняка такими же: мне никогда не приходилось помогать преступникам. Это было волнительно, но... увлекательно. Интересно, что мне будет, если нас поймают? А если поймают, но скажу, что это всё он, он меня заставил помогать ему? Очень хотелось верить, что ничего мне не будет, но всё равно было страшно.

На мою упирающуюся в пол руку легла его рука: тёплая и большая ладонь. Я поморщилась, представив, как вчера эта самая ладонь гладила чьё-то потное тело, а теперь накрывает мою прекрасную руку. Это было отвратительно настолько, что мужчина заметил мои сменившиеся брезгливостью чувства и поспешно отнял свою руку, при этом забавно смутившись и прекратив на меня глазеть.

- Куда он делся? - раздражённо спрашивал грубый мужской голос где-то под нами.

- Сбежал. Второй его освободил и слиняли они, - констатировал другой голос. - Гоняйся теперь за ними... - он плюнул презрительно. - Гоняться за преступником и извращенцем, которые могли уйти, куда угодно - отличное занятие!

Вскоре дверь снова скрипнула и всё стихло. Мужчина ещё долго смотрел в пол, ничего не говоря и не произнося ни звука. Я устала сидеть, скрючившись, и потому легла на спину, согнув ноги в коленях и глядя на Леона.

Тот, заметив шевеление, тоже поглядел на меня.

- Зачем помогла? - спросил он тихо.

- Захотелось, - пожала плечами я.

- Не боишься? - спокойно спросил он, тоже ложась рядом, только на бок, чтобы иметь возможность смотреть мне в лицо.

- Боюсь, - призналась я и, припомнив слова человека внизу, спросила: - Ты мне сразу скажи: ты преступник или извращенец, ну, чтобы мне знать, чего ожидать?

Мужчина посмотрел в потолок и слегка улыбнулся моему вопросу. Кажется, ему стало ясно, что боюсь я вовсе не его самого, и это его порадовало.

- К сожалению, я и то, и другое, - вздохнул он и поспешно добавил: - Как они думают.

- А как думаешь ты? - спросила я, и он усмехнулся.

- Кто-нибудь отвечал тебе на этот вопрос: думаю, что я отвратительный негодяй, от которого стоит держаться подальше? - спросил Леон.

- Нет, - честно ответила я.

 - Что ж, тогда я буду первым, - мужчина снова слегка улыбнулся. - Я правда тот, с кем тебе лучше не связываться.

Я оглядела его. Он довольно обычный на вид. Когда мы дрались с братьями, я редко выходила победителем, но всё же иногда мне везло. А этот - он щуплее моих Сеньки и Глеба, так что опасаться его как-то не получалось. И даже его тёмные глаза казались какими-то трогательными и не страшными. А ещё у него была милая улыбка: та самая, которую я так хотела вчера увидеть адресованной мне.

- Я могу за себя постоять, - тихо сообщила я.

- Серьёзно? - насмешливо спросил Леон и резко подался на меня, намереваясь схватить за запястья.

Может, он и полагал, что я отвлеклась на разговоры, но так просто меня было не отвлечь. Я была начеку и потому легко откатилась в сторону - в самый угол между полом и скатом крыши, потом вытащила из-за ремня найденный недавно клинок и, легко забравшись на спину лежавшего на полу мужчине, приставила лезвие к его горлу. Наверно, он мне подыграл: парни часто так делали, если дрались со мной в шутку, а сейчас с Леоном у нас был именно шуточный бой. Он максимально поднял голову, стремясь отстраниться от опасного лезвия, отчего его волосы коснулись моей щеки.

9

- Не уходи... - Леон вложил в эту просьбу столько чувств, сколько ни разу в жизни не вкладывал в признания в любви.

Заглянул в серые глаза умоляюще, давая девушке почувствовать, что сейчас она - всё, что у него есть, и отпустить её он не может. Где её потом искать? Уйдёт и унесёт клинок. К себе больше не подпустит или и вовсе сдаст стражам. Тогда - пиши пропало. Леону было всё равно, каким он покажется ей: жалким, трусливым, зависимым от неё - пусть так, лишь бы она осталась. Это и вправду было то, чего он очень хотел.

Его клинок оказался у неё: у девушки с растрёпанной косой, которая почему-то решила ему помочь. Пожалела? Нашла симпатичным? Ему никогда не помогали просто так, и он знал, что причины быть должны у любых поступков. Явно она ничего не знает о нём - надо и не допустить, чтобы узнала. Он изменился. Он совершенно точно изменился, просто сейчас снова приходилось врать и ничего с этим было не поделать.

- И что делать будем? - спросила Мила, и он прикрыл глаза, радуясь, что она сдалась и решила остаться с ним.

- Явно не целоваться, - ответил он, усмехнувшись коротко, поскольку тут же обругал себя за столь резкую смену настроения: девушка могла заметить фальш, а это плохо.

Но она не заметила и даже улыбнулась ему. Довольно тепло и искренно улыбнулась. Этого он не ожидал. ему нечасто улыбались люди в последнее время, особенно девушки, и особенно те, которым он не заплатил. А уж от той, кто только что прокусила ему губу, столь тёплой улыбки он вообще не ожидал, и это сбило его с толку.

- А я думал, я тебе противен, - задумчиво признался ландграф.

- Так и есть, - ответила Мила. - Ещё раз полезешь - убедишься.

- Не полезу, - заверил мужчина. - Так и зачем такого противного спасала?

Она, кажется, и сама не знала ответ на этот вопрос. Леон пока снова дотронулся до губы: кровь уже не текла, это радовало. Никогда ещё так не реагировали на его поцелуй. Тем боле, ему казалось, что он был вполне мил и должен был понравиться Милании. Но всё чаще мужчина ловил себя на мысли, что все реагируют на него не так, как надо и манипулировать он может не всеми людьми, а лишь теми, над кем имеет какую-то власть или кто сам желает подчиниться, зная о его богатстве и щедрости. Раньше он мог вызывать симпатию и просто так, но потом что-то изменилось: горожане стали знать о нём слишком много, научились видеть его сущность, и больше не желали иметь с ним дела по доброй воле. Олан, например, вообще был бы бесполезен, если б не наложенные на него заклятья. А, будь Леон нищим, не городским и не таким ухоженным, никто бы вчера не согласился ублажать его. С недавних пор сам по себе он имел довольно мало притягательности для женщин и обаяния для всех людей, это приходилось признать. Его поступки и образ жизни наложили отпечаток и на его внешность, видимо, так что многих он отпугивал, даже если им было ничего о нём неизвестно. От этого ещё сильней хотелось получить ответ на вопрос, почему Мила спасла его. Он очень надеялся, что её ответ подтвердит тот факт, что он изменился, и это заметно.

- Тебе приходилось делать сложный выбор в считанные секунды? - спросила Милания, выводя мужчину из раздумий.

- Да, - ответил он.

- И чем ты руководствовался? - она перевернулась на бок, и теперь её лицо было напротив его.

Леон было задумался, как соврать, поскольку правда вряд ли бы понравилась его спасительнице, но она поторопила, панибратски толкнув его в плечо:

- Не думай - отвечай!

- Я поступал так, как выгодно мне, - ответил он правду, которую так не хотел озвучивать.

Но ответ Мила словно не услышала. ей было важно, что он ответил, а как - безразлично, и это снова сбило Леона с толку.

- А я всегда думаю, о чём больше пожалею: если сделаю это или если не сделаю, - поделилась она. - И в случае с тобой мне показалось, что я пожалею, если тебя просто схватят и уведут... - он смотрел на неё внимательно и совершенно не понимал. - А ещё Олеська решила спасти твоего брата, и потому я решила спасти тебя...

Странная логика. Спасти неизвестного просто ради того, чтобы не отстать от подруги. Занятно. Но очень хорошо, что Олан в порядке, поскольку он нужен. Леон как раз собирался рассказать каким-нибудь образом заставить Олана следовать с ним и дальше. Теперь, когда за ними охотились стражи, можно было придумать заманчивые аргументы в пользу совместного путешествия.  Олана легко будет взять с собой, ведь Условие не выполнено и клинок не у него, хоть и очень близко. Если только прямо сейчас он не уговорит Милу вернуть ему артефакт. Только вдруг подумалось, что это и не нужно. Подумалось, что лучше, наоборот, зазвать с собой эту девушку: и клинок будет всегда рядом, и следопыт не обретёт свободу. Олан был ему нужен, но просить его о помощи казалось невозможным, а заставить его помогать он не мог: в деревне явно не было магов, а тот, что накладывал заклятья на парня в городе, знал Леона и тоже не стал бы помогать. Теперь был отличный шанс всё совместить, только как уговорить девушку пойти с ним, он не знал. Соблазнить - точно не вариант, а другого в голову не приходило.

- Ты решила спасти меня, чтобы меня не забрали, но скоро я в любом случае покину деревню, - проговорил он задумчиво, следя за реакцией Милы.

- Ну и что? - спросила она.

- Ты, наверно, хотела, чтобы я остался, - ответил он и торопливо пояснил: - Не в смысле, с тобой: просто остался на время и внёс разнообразие в жизнь.

- Мне разнообразия - во, - она провела большим пальцем поперёк своей шеи. - Так что просто захотелось помочь тебе.

- И я тогда уже тебе не нравился? - решил уточнить он, вдруг сумеет понять, что сделал не так, и исправить. Тогда зазвать её с собой будет проще.

- Да, уже, - ответила она. - Но когда видишь избитого человека со скрученными руками, валяющегося на полу, быстро забываешь о неприязни к нему.

Он усмехнулся тому, каким тоном она говорила: будто часто видела таких людей. В общем-то, его не очень волновали бы причины, почему она помогла ему, но хотелось знать, за какие ниточки дёргать. Симпатия? Жалость? Благородство? Любопытство? Что он мог такого пробудить в ней?

10

- Всё у меня есть, - ответил он мне.

Я не поверила. Такой шрам просто так остаться не может: кто-то явно специально прочертил его слева на груди, да ещё и почти замкнутый. Нет, это по-любому не просто так. Моё недоверие он быстро заметил и сказал:

- Мне пытались вырезать сердце, но это было довольно давно... - он сказал об этом спокойно, как о чём-то само собой разумеющемся.

Может, у них в городах такое сплошь и рядом? А я тут удивляюсь! Это не показалось мне нормальным.

- А зачем они так с тобой? - спросила я растерянно, уставившись на шрам и не в силах отвести от него взгляда.

- Не скажу, - ответил Леон. - Может, расскажу как-нибудь у костра, если со мной пойдёшь...

Я посмотрела на него, как на сумасшедшего. Он серьёзно думает, что заманит меня в сомнительное путешествие россказнями о своих врагах? Я скептически оглядела его.

- В деревне у меня Сенька, - сказала ему я. - Он красивый и крутой, не то, что ты. С ним бы я пошла, куда угодно, а ты мне вообще не сдался.

- Ты поэтому сейчас почти лежишь на мне и нервничаешь, да? - усмехнулся мужчина.

 Я отпрянула, осознав, что и вправду почти лежу на нём в попытке дотянуться до шрама. И с чего он взял, что я нервничаю? Недовольно фыркнув, я отвернулась от него, но сама же первая заговорила через некоторое время.

- Ну и чего делать-то? - спросила я у него. - Когда спускаться будем?

- Не знаю, - ответил Леон. - Я бы предложил подождать глубокой ночи.

Я даже повернулась к нему, обалдевшая от такой наглости. Сейчас утро. Не раннее, но всё же стемнеет ещё не скоро, а глубокая ночь наступит и вовсе через целую вечность. И всё это время он предлагает мне сидеть здесь с ним вдвоём?

- Так не пойдёт, - ответила я. - Ты сиди здесь, сколько хочешь, а лично я пойду отсюда. Пойду и погляжу, чего там творится.

- Не уходи, - попросил он.

Кажется, он уже просил об этом. На этот раз прозвучало так же убедительно, да к тому же в тёмных глазах снова зажглись изумрудные всполохи. Интересно, он управляет этим процессом или же нет? Он вообще знает, что, когда волнуется, его глаза становятся удивительно красивыми, но пугающими?

Я оглядела его. Выглядел он неважно. Ну, по сравнению с тем, каким был вчера. Его рубашка была вся в сене, волосы - тоже, на лице виднелись ссадины - мелкие, почти незаметные при таком освещении. Интересно, если я сейчас уйду, он справится? Сумеет уйти из деревни? Его же теперь никто просто так не выпустит - все уже знают, что постояльцев ищут и что они негодяи и преступники.

Было бы обидно, если его схватят после всего, что я для него сделала. Он всё смотрел на меня, а всполохи разгорались в его глазах всё сильнее. Может, он маг и сейчас меня себе подчиняет? Чувствует, что могу бросить, и потому зачаровывает.

- Что с твоими глазами? - спросила я, и Леон, явно не ожидавший этого вопроса, растерянно моргнул, и это вышло у него мило и забавно.

- А что с ними? - спросил он, и я заметила, что светящиеся всполохи угасают.

- Они иногда... пугают, - призналась я. - В них что-то светится... зелёным...

Он скромно потупил взгляд, помолчал, но потом всё же попытался ответить:

- Так бывает, когда... - он замолк с приоткрытым ртом, подбирая слова.

- Пытаешься кого-то зачаровать? - предположила я.

- Нет, - он улыбнулся мне и отрицательно покачал головой. - Когда волнуюсь... Не бойся, это не опасно.

Когда кто-то вроде Леона просит не бояться его, это звучит подозрительно. По крайней мере, лично мне это показалось подозрительным. Я посмотрела на него с прищуром, и он добавил:

- Я не зачарую тебя, мне это не под силу.

Снова оглядев его, я пришла к выводу, что он и вправду не похож на великого манипулятора. Вряд ли бы иначе позволил избить себя и теперь выглядел так, как выглядел. Даже спрашивать не стала, больно ли ему сейчас, потому что мне было всё равно.

Мы молча глядели друг на друга. Никуда я с ним не пойду! Он потерял всякую загадочность, болтая со мной на чердаке и будучи вываленным в сене. Я дотянулась до одной сухой травины, торчащей из его волос и попадающей в свет из щели, и взяла её. Мужчина проследил за моим движением молча. Я задумчиво поглядела на травинку. Да уж, даже не интересно, отчего ему сердце хотели вырезать. Явно не за душевную доброту - это уж точно!

Ну и что делать? Уходить вниз? Сидеть здесь с ним? Отбросив травинку, я закрыла лицо руками и потёрла щёки. Вот ведь встряла! Мне казалось, самое сложное - не дать стражникам увести Леона, но оказалось, что куда сложней решить, что делать с этим мужчиной дальше.

Дверь внизу скрипнула, заставляя сердце уйти в пятки. Я убрала руки от лица и встретилась взглядом с Леоном. Он нервничал - теперь я могла отлично это замечать. Вот за что мне это? В такие моменты нужен уверенный в себе человек рядом, чтобы он мог поддержать и успокоить, а у меня под боком Леон со своими начинающими мерцать глазами, так что даже если бы он догадался сказать мне что-то утешительное типа: "Не бойся, всё будет хорошо", - я бы не поверила.

- Мила! - тихий голос Олеськи, от которого я вздрогнула, меня не очень порадовал.

Зачем она здесь? Что, если её поймали и теперь прислали выманить нас?

Я помотала головой: если бы прислали, то сами бы уже зашли, залезли и схватили нас. Значит, никто не знает, что мы тут.

- Мила! - снова позвала Олеська. - Ты тут или не тут? - послышалась возня и шаги.

Явно подруга решила залезть к нам и проверить сама, пуст ли чердак. И явно она была не одна. Я затравлено посмотрела на Леона, и тот, коротко мне улыбнувшись, решил вернуть рубашку на место, и не смущать никого своим голым торсом. Он завёл руки за голову, нашарил ворот рубахи и, просунув голову в него, приподнялся, расправляя рубашку.

- Леон, чёрт вас дери, вы тут? - голос принадлежал парню.