Принятие

Принятие

Пасмурное октябрьское утро, начинающийся с шороха капель и с бледного сумрака, остужающего комнату. Не понимаю почему я все еще просыпаюсь.

Вот она, кульминация моей жизни: Я лежу на скрипучей полу ржавой кровати. Протекший желтый потолок — моя единственная картина в этом проклятом богом забытом месте.

Вторым был мой сосед по палате – Саша. Его истощенное тело источало желание поскорее сдохнуть. Нет, не умереть, а именно сдохнуть. Его щенячьи глаза так и просили помочь ему уйти в мир иной, но современная медицина беспощадна и милосердна даже к тем, кому это и вроде бы не надо. Его голова, туловище, руки, половой член. Все его тело было пронизано какими-то резиновыми трубками. В одну, как я понял, заливают отвратную на вид жидкость, воду, лекарства. Трубка проходит прямиком в желудок. Из других выходят моча, кал. Из трубки в горле он дышал и иногда выплевывал кровавую мокроту с отвратительным хлюпаньем. Мученик... Он мог лишь моргать и дышать. Его плоть была покрыта страшными ранами - пролежни, вроде так они называются… Губы постоянно кровоточили от недостатка влаги и нормального питания. Кожа истончилась словно целлофановый пакет и мне казалось, что его можно было порвать как бумагу. После многих месяцев химиотерапии у него не осталось волос на голове. Он смотрел на меня будто что-то прося, а я - на желтый потолок, отгоняя страшные мысли.

Моим утешением было то, что я еще могу говорить и сам ходить на своих двоих в туалет. А вот недостатком в наших с ним отношениях было то, что Саша слышал меня, мои слова и монологи, которые я частенько бубню вечерами. Его зрачки следили за моими движениями, иногда я пытался разгадывать с Сашей сканворды, но он никогда не отвечал. Лишь смотрел на меня своими бледными и тусклыми глазами и чего-то ждал. Будто я святой ангел и тяну с решением забрать его душу на тот свет.

Надолго я здесь? Я не знаю и не хочу знать. Я могу ходить, но у меня нет даже толики желания выйти на улицу и подышать холодным осенним воздухом.

Мне дают какие-то уколы, обезболивающее на букву Т, которые я никак не могу запомнить, но мой лучший наркоз от этой жизни — это сон. Палитра за окном разбавила серо-черные оттенки бледно – желтыми лучами солнца. Мы находились в богом забытом месте. В лесной глуши в паре автобусных остановок от города. Меня пугала эта отчужденность от цивилизации. Гостей в этой больнице было немного: Сестры милосердия, православные попы и редкие проверки сан эпид надзора, перед приходом последних усиленно травили тараканов и клопов по всем этажам.

Мы с Сашей молча смотрели друг на друга, и я терпеливо ждал вечера. Сегодня четверг и каждый четверг меня приходит навестить Маша. Я никого не хочу видеть и нет желания общаться, но Я человек, и я социальная скотина. Если я буду разговаривать с полуживым овощем – недалеко и умом тронуться, а бывшая жена не худший вариант.

Я услышал приближающийся стук каблуков медсестры. Сегодня даже вовремя. Обычно они опаздывают минут на двадцать и это дико раздражает. Хотелось уколоться побыстрее после тяжелого сна и ощутить себя нормальным человеком.

Я ждал смерть, призывал ее, но в то же время исправно делал себе уколы дабы уйти от боли. Сердился, когда вовремя не приносили обезбол. Ругал себя за это, зло посмеивался – «хо-очешь жить» – и все же продлевал эту ненужную, мне теперь, жизнь. И искал, искал в голове какие-то зацепки, просветы, которые вернули бы смысл быть на этой земле.

- Доброе утро! – Звонкий голос медсестры пронесся по палате.

- Доброе — Я кивнул.

Сегодня была Таня. Медсетры менялись день ото дня. Их было около четырех или пяти на все отделение. Некоторые были уже в возрасте и с мразотным характером, некоторые моложе и мягче. Таня была не худшей из них. Приятная блондинка лет тридцати, с еще горящими глазами и желанием помогать.

Она встала надо мной, держа в руке маленький синий шприц иголкой вверх.

- В плечо – Я оттянул рукав футболки.

- Хорошо – кивнула она.

За эти месяцы я уже привык к ежедневным уколам и моё тело не чувствовало боли, когда стальной комар целовал меня в иссохшие мышцы.

Раньше мне нужно было пять минут, чтобы почувствовать облегчение. Но сейчас минут десять или пятнадцать и волна боли лениво спадала на пару часов. Врач говорит, что это нормально. Толерантность растет и организм привыкает. Только вот я думаю, что это не организм привыкает, а рак становится все сильнее и прожорливее.

- Ты занят? – Спросила Татьяна – Мне нужна помочь в процедурной. Буквально пять минут.

- Сейчас подойду. — Я кивнул.

Я подождал, пока она выйдет из палаты. Не хочу, чтобы кто-то видел каким образом я встаю с постели по утрам. В некоторые дни это занимает по полчаса, в некоторые пару минут. Поразительно, но, когда здоров даже не замечаешь какое чудо может вытворять твой организм без всяких помех и болей. Сон, пробуждение, туалет, питание, резкие перепады температуры. Все это стало для меня сравни сто метровке на время.

Я сделал глубокий вдох и пошел к Тане.

Медсестра копошилась в каких-то медицинских инструментах.

Я мягко постучал по открытой двери.

- Да, Максим Валентинович…

- Можно просто Максим – перебил я ее.

- Максим – на ее лицо появилась улыбка – Можешь пожалуйста помочь убрать гвозди с стула? Василия сегодня нет, видимо опять пьет… Но сейчас пойдут пациенты на уколы, а в этом треклятом стуле гвозди рвут все, что можно.

- Да, без проблем.

Она протянула молоток, и я лениво приступил к работе.

- Сегодня придет Мария Семеновна, верно?

- Да, Тань, у тебя хорошая память.

Я вырвал последний гвоздь c противным ржавым скрипом с большими усилиями. Ощущение, будто они торчали там десятилетиями.

- Готово.

- Ох ты! Вы мой герой!

Она играючи изобразила восхищение.

- Принесу завтрак как можно скорее.

Я смущенно кивнул.

В коридоре эхом послышался знакомй хриплый кашель, и шорканья ног. С каждым шагом он становился все ближе и мимо дверного проема кряхтя прошел электрик Василий.