Присвою. Будешь моей

1 Данияр

— Ты совсем сумасшедшая? Что творишь? Штормовое предупреждение объявили еще утром! Тебя вообще не должно было быть на пляже, не то что в воде!

Огромные серые глаза впиваются в меня взглядом, и я замечаю, как слезы текут по бледным щекам девушки, которую я только что вытащил из воды.

— Что молчишь? Стыдно за дурость свою? Жить надоело тебе?

— Не ваше дело, — еле слышно шепчет она, а потом заходится в приступе кашля.

Пережидаю, пока она чуть оклемается, а затем подхватываю ее на руки. Аппетитная попка находится в опасной близости от моей ладони. Хочется сжать ягодицу, почувствовать ее упругость. Еле держусь, чтобы не облапать ее всю.

— Сейчас же пустите! — брыкается девчонка и молотит меня своими крохотными кулачками.

— Тихо.

— Не указывайте мне! Я не ваша собственность! — извивается ужом. — Да уберите вы руки!

Все же шлепаю ее по заднице, отчего она взвизгивает.

— Больно!

— Не рыпайся, сказал. Иначе хуже будет.

Слышу, как возмущенно пыхтит, но замерла и дает себя спокойно нести.

Надо же, до чего бедовая! Видел ведь, что в воду по колено заходит. Волны огромные. Секунда, и смыло эту дурочку.

Я тогда сорвался на бег. Ветер хлестал по лицу. Не раздеваясь, бросился в воду. Боролся с мощными волнами, захлебываясь соленой водой. Едва смог нащупать ее в мутной воде.

Хорошо, что я помню сердечно-легочную реанимацию с курсов, которые специально проходил. И надо же, пригодилось.

Хотя куколка это не очень-то оценила, судя по сопротивлению, которое мне сейчас оказывает.

Зайдя в дом, устраиваю её на диване, не обращая внимание на то, что она вся мокрая. Плевать, потом клининг вызову. Сажусь рядом.

Она лежит, сверкая глазами, за мной наблюдает. Боится, но вида не показывает. Дрожит так, что зубы стучат. Ледяная вся. И я понимаю, что так не пойдет. Мокрую одежду надо снять, иначе заболеет.

Протягиваю руки к ее блузке, хочу одну за другой расстегнуть пуговицы, и тут она с неожиданной силой отталкивает меня.

— Нет! Не трогайте!

— Тогда сама раздевайся.

— Нет! — Еще настойчивее повторяет она, крест накрест прикрывая руками грудь.

— Или ты сама снимешь свои мокрые тряпки, или я тебя раздену.

— Зачем?

— Что зачем? Чтобы не заболеть, только что же объяснил.

— Зачем за мной полезли, вдруг бы сами не смогли выбраться?

— Тебя на моих глазах волной смыло. Я не совсем отмороженный, чтобы такую куколку упустить.

— Даже не надейтесь!

Оглядываю ее с ног до головы. Светлые длинные кудри, глаза большие, серые, губы бантиком, четко очерченные. И сама она вся ладная, фигурка что надо. Красивая. Делать ей нечего было, что она в шторм гуляла у моря?

Понимаю, что нельзя ее сейчас отпускать во что бы то ни стало. Мало ли что с ней произойдет.

Кидаю взгляд на море через большое окно во всю стену. Стихия только сильнее бушует. Дождь хлещет как из ведра, а море все дальше и выше волны не берег бросает. Ни намека на то, что скоро все закончится. Нет, точно никуда ее не отпущу. Потом мне спасибо скажет.

— Как чувствуешь себя? — Решаю переключить ее внимание. Чуть позже расспрошу что она там делала.

— Нормально. Можно я пойду?

— В такой шторм ты далеко не уйдешь. Переждешь у меня, потом отпущу.

— Нет, не нужно. Не хочу вас стеснять.

— Слушай, девочка, уймись. Иначе сейчас ты стесняться начнешь. Ясно?

Смотрит хмуро, явно недовольная. Мнет кончик бахромы на подушке. А сама дрожит вся, как осиновый листочек. Вижу даже с расстояния двух шагов, что кожа мурашками покрылась.

— Да не трону я тебя. Раздевайся. Плед тебе сейчас дам. Потом потолкуем с тобой.

Подхожу к камину и беру плед сверху. Кидаю его на диван так, чтобы она взять могла, а сам отворачиваюсь. Конечно, я вижу ее в зеркальные дверцы шкафа, который находится слева от меня.

И то, что я вижу, мне очень нравится. Настолько, что я понимаю, что это будет слишком заметно, когда придет время повернуться. Поэтому я усилием воли заставляю себя прикрыть глаза. Но перед этим последний раз кидаю взгляд на ее полную грудь с торчащими сосками. Хороша-а-а…

— Все, можете повернуться.

Она укуталась в плед, как гусеница в кокон. Только голова и торчит снаружи. Хмыкаю про себя, что ж, оно и понятно, не хочет, чтобы я ее разглядывал. Подхожу и сажусь в кресло сбоку от нее.

— Зовут тебя как?

— Может, не надо? Я просто уйду и все. Зачем вам?

— Раз спрашиваю, значит, нужно. Ну так что?

— Леся, — тяжело выдыхает она, с явным недовольством морща носик.

— А меня Данияр, Дан, будем знакомы. Можно на ты.

Она молчит, явно надеясь избежать неприятного для нее разговора.

— Рассказывай, Леся, что произошло. Нам здесь долго еще сидеть. Времени полно.

— Вам не все ли равно? Тем более ничем вы мне не поможете.

— Откуда ты знаешь, помогу или нет? Ты же даже не знаешь, кто я.

— Хорошо, — мнется она. Долго собирается духом, поглядывает на меня.

Молчу. Если хочу услышать ее историю, не стоит давить, интуитивно понимаю.

Повздыхав, убеждается, что я не собираюсь сдаваться и уходить от темы. Мой вопрос повис в воздухе, создавая ощутимое напряжение.

— Ладно… Раз уж вам так интересно…

— Тебе, Леся. Продолжай.

— Тебе. Дело в том, что я часто гуляю здесь вдоль берега. Мое любимое место. Место силы, если хочешь. И я просто не рассчитала в этот раз. Думала, что волны меньше будут.

— Ты меня за идиота держишь? Даже младенец поймет, что в том, что ты мне сейчас рассказала, нет ни слова правды.

— С чего вы, то есть ты, решил?

— Да потому что ты намеренно в воду шла. Я наблюдал. Думал, у тебя хватит мозгов остаться на берегу.

— Ты думаешь, что я, — её глаза расширяются от шока. — Да никогда в жизни! Это и правда случайность.

Наклоняюсь ближе к ней, устраиваю локти на коленях. Толстая цепочка выскальзывает из-под рубашки, покачиваясь. Леся сосредотачивает взгляд на ней.

Визуализация. Данияр и Леся

Олеся Красько, 25 лет
Умница, красавица, очень хотела стать хорошей женой и иметь крепкую семью


Данияр Даниэлов, 35 лет
Бизнесмен, владелец подпольного казино. В отличие от Леси, о том чтобы завести семью, не думал. Жесткий, властный, харизматичный.


***
Мои хорошие,
Рада видеть вас в своей новинке!
Не забывайте подписываться на автора, добавлять книгу в библиотеку и ставить звездочки!
https://litnet.com/shrt/ualz
Для автора это мощный стимул писать лучше и чаще :)
Ваша Софья

2 Леся

Голова гудит, в висках стучит, а тело ломит от усталости и холода. Но сильнее всего болит внутри. Глухая, ноющая боль, не дающая ни дышать, ни думать.

Перед глазами вспыхивают кадры прошедшего вечера. Резкие, обрывистые, будто плохой фильм, который я не хочу смотреть, но он прокручивается снова и снова.

Телефон в моих руках завибрировал, высветив сообщение. Обычное, короткое, от коллеги. Андрей заметил.

— Это кто? — голос низкий, но я знаю, что это затишье перед бурей.

— По работе… — попыталась убрать телефон, но он уже выхватил его у меня из рук.

Читает вслух. Там ничего особенного, вопрос про график. Но это неважно. Глаза Андрея темнеют, пальцы сжимаются в кулак.

— Ах ты, сука…

Экран телефона трескается, ударившись о стену, а через секунду боль вспыхивает в скуле. От удара я падаю, ударяюсь локтем об пол.

— Ты за мой счёт живёшь! Я тебя содержу! А ты мне рога вздумала наставлять?!

— Нет… — выдыхаю едва слышно, но он не слушает.

— Думаешь, если я работаю, мне не видно, как ты хвостом вертишь? — Он нависает надо мной, и я закрываю глаза, готовясь к новому удару, но он только резко разворачивается и уходит в спальню, громко хлопнув дверью.

Я остаюсь на полу. Сжимаю пальцами разбитую губу, чувствую, как на язык попадает кровь. И ничего. Ни слез, ни истерики. Только пустота.

Утром я просто вышла из дома. Оставаться там не было сил.

Сильный ветер дул мне в лицо, впивался ледяными иголками в кожу. Но я не чувствовала холода. Просто шла, не разбирая дороги. В голове все еще звучали его слова. Боль в челюсти и губе не давала забыть, что это было не просто сном.

Когда я оказалась на пляже, не знала. Море было тёмным, яростным. Волны с грохотом разбивались о берег, с каждой секундой накатывая всё выше. Вдалеке сверкнула молния.

Я шла вдоль кромки воды, наблюдая за тем, как волны прокатываются по песку, как пена оставляет на нем причудливые узоры. А потом мне в лицо ударил шквалистый ветер, и резкий порыв подбросил новую волну, которая сбила меня с ног..

А потом чьи-то сильные руки резко вырвали меня из ледяного плена. Воздух с хрипом ворвался в лёгкие. И только тогда я поняла — я чуть не утонула.

Теперь я иду домой. Холодный шелк мокрой блузки липнет к телу, заставляя меня дрожать. Дождь превратил волосы в тяжелые пряди, вода капает с кончиков, стекая по шее за воротник. Я сжимаю пальцы в кулаки, но этого недостаточно, чтобы согреться. Мысли скачут, отказываясь выстраиваться в логическую цепочку.

Я снова возвращаюсь туда, где меня ждет муж. В горле стоит ком, а в груди будто камень.

Лифт едет слишком медленно, и я едва сдерживаю порыв развернуться и уйти. Куда? Неважно. Главное — не туда, не обратно. Со скрипом открываются двери. Захожу, нажимаю кнопку, смотрю на свое отражение в мутном зеркале. Бледное лицо, тени под глазами. Нижняя губа слегка припухла, но следов крови уже нет. Только легкая ссадина. Андрей все равно заметит.

Делаю шаг вперед, замираю перед дверью в квартиру. Вдох. Выдох. Сердце бьется слишком громко.

Звоню в дверь.

— Тебя где носило? Где тебя носило, мать твою?! Я что, должен сам себе готовить? Нахрен ты мне тогда нужна?!

Андрей хватает меня за руку и втягивает в квартиру. Захлопывает дверь.

Об этом он не забывает никогда. На людях мы образцовая семья. Любящий муж, заботливая жена. Но за закрытыми дверями все иначе.

— Извини, я просто не успела…

— А чем ты занималась, позволь спросить? Я для чего работаю как проклятый? Чтобы приходить и ждать, когда ты соизволишь меня накормить? Не забывай, за чей счёт ты живёшь!

— Я просто вышла прогуляться, и совсем забыла о времени. Дождь начался внезапно, и я не смогла быстро вернуться.

— Гулять она пошла! Меня это как должно волновать, Лесь? — грозной стеной нависает надо мной Андрей.

— Я сейчас, буквально пять минут, переоденусь и все сделаю.

— Я засек. И не трать время зря. Иначе закушу тобой.

Я знаю, что он говорит не просто так. Поэтому бегу в комнату, переодеваюсь в домашний халат и иду на кухню.

Ставлю сковороду на плиту, нарезаю овощи, хлеб. Два яйца отправляются на раскалённую поверхность. Через пару минут слышу шаги Андрея.

Перекладываю яичницу на тарелку, ставлю перед ним. Он садится, берет вилку, отправляет почти целое яйцо в рот… и вдруг резко кривится.

— Что за дерьмо ты приготовила? Жрать невозможно!

Вскакивает из-за стола и хватает меня за волосы.

— Пусти, я сейчас приготовлю новую. Торопилась просто.

— Конечно приготовишь! Куда ты денешься! Дура безмозглая!

Резкий толчок. Я ударяюсь головой о стену и сползаю вниз. В глазах темнеет, мир плывёт.

Андрей что-то говорит, но я уже не слышу. Только гул в ушах и пульсирующая боль во всем теле.

3 Леся

Открываю глаза, а вокруг темно. Из окна справа от меня пробивается тусклый свет фонаря. Он-то и дает мне возможность разглядеть хоть немного обстановку вокруг. Больничные стены с облупившейся кое-где краской. Скрипучая кровать, которая от моего малейшего движения жалобно постанывает. На кресле напротив спит Андрей, скрючившись в неудобной позе.

Смотрю на него и чувствую знакомую волну вины. Он так устал. Работа изматывает его, он весь день вкалывает, а потом приходит домой, где я, как последняя дура, не могу даже вовремя приготовить ему ужин. Конечно, он разозлился. Кто бы на его месте не разозлился? Разве он не заслуживает тепла и заботы после тяжелого дня? Разве я не должна быть той, кто поддерживает его, кто окружает уютом и вниманием? Я же его жена. Это моя обязанность.

А я опять сделала все неправильно. Опоздала. Не успела. Разозлила. Спровоцировала.

Я знаю, что нельзя вот так вот ходить куда хочу, не предупредив его. Что нельзя одеваться так, чтобы кто-то мог обратить внимание. Зачем я это делаю? Мне ведь никто другой не нужен. А Андрей… Он просто ревнует. Он боится меня потерять. Разве это не показатель того, что он меня любит? Разве не этим должна дорожить каждая женщина — тем, что ее мужчина неравнодушен?

Да, он вспыльчивый. Да, он иногда перегибает. Но я ведь знаю, что сама довожу его до этого. Он же сам не стал бы поднимать руку, если бы я не давала ему поводов. Если бы сразу приготовила еду, если бы не задержалась на улице, если бы просто молчала, когда нужно. Он не монстр, он человек, которого я люблю. Который любит меня. Когда он спокоен, когда у него хорошее настроение, он может быть таким заботливым… Я же знаю, какой он бывает. Настоящий Андрей — это не тот, что хватает меня за волосы и толкает в стену. Настоящий Андрей — это тот, кто покупает мне мои любимые конфеты после работы. Кто целует в макушку перед сном. Кто смеется, рассказывая истории о своих коллегах. Я знаю, что он хороший. Просто иногда я делаю что-то не так, и тогда… тогда происходит вот это.

Но в этот раз, кажется, я слишком сильно его разозлила. Разве можно было довести его до такого? Чтобы он испугался и привез меня в больницу? Что-то сломалось в нем в тот момент, когда я упала. И если он здесь, если не ушел, значит, раскаивается. Значит, ему тоже больно.

Я чувствую себя странно, будто в вязком киселе. Мысли в голове ворочаются с трудом. Я вроде и помню, что произошло, осознаю, почему я здесь. Но ярких эмоций по этому поводу не испытываю. Они приглушены.

У Андрея наверняка будет болеть спина после такого неудобного кресла, а это значит, что он будет не в духе. А если он будет не в духе, мне стоит быть осторожнее. Не делать резких движений, не говорить ничего лишнего, не показывать, что мне больно. Ведь это я виновата, что он вынужден был провести ночь здесь. Не стоит его расстраивать еще больше.

С этими мыслями я проваливаюсь обратно в забытье.

Когда я снова открываю глаза, в кресле напротив сидит уже не Андрей. Это мама. Она замечает, что я проснулась, и тут же охает, поправляя одеяло на мне.

— Ну что ты, Лесенька, как ты так? Совсем, что ли, не думаешь? — причитает она, качая головой. — Андрюша так за тебя переживает! Всю ночь тут сидел, устал бедный. Я его домой отправила, пусть отдохнёт, а за тобой я уж сама присмотрю.

— Мам… — пытаюсь вставить хоть слово, но она не даёт.

— Ты уж постарайся, Лесенька. Ну что ты его доводишь? Разве ему легко? У него такая ответственная работа, такая нервная! Он же у нас в полиции работает, сама понимаешь, какая нагрузка! Вечно недосып, вечно стрессы. А дома ему нужен покой, уют. Ты жена, вот и создавай его.

— Я стараюсь, — тихо выдыхаю я.

— Старайся больше, — мягко, но настойчиво поправляет она. — Ты же знаешь, как он тебя любит. А если злится, значит, у него есть причина. Видимо, что-то делаешь не так, раз он не может держать себя в руках. Но ничего, это всё наладится. Вот знаешь, Лесенька, может, вам ребеночка стоит завести? Дети — это счастье. Вот родишь, и всё изменится. Андрюша помягче станет, да и я помогу. А ты что думаешь, а?

Я не отвечаю сразу. Боязливо сжимаю пальцы на простыне, прокручивая в голове воспоминание. Как я пряталась, чтобы сходить в аптеку, чтобы он не узнал. Как, дрожа, покупала тест. Как сердце бешено колотилось, пока я ждала результата. Как потом облегчённо выдохнула. Пронесло. Но ведь может не пронести в следующий раз…

— Мам, а если… — голос у меня дрожит, и я тут же замолкаю.

— Что если? — не понимает она. — Ну что ты там себе напридумывала? Конечно, тебе страшно, но ты не переживай. Я помогу. Да и Андрюша, сама знаешь, за семью горой. Ты только постарайся, Лесенька. Будь мудрее. Женщина всегда может найти подход к мужу.

Я не отвечаю. Только отводя взгляд, смотрю на облупившуюся стену. Мама не понимает. И, кажется, никогда не поймёт.

Визуализация. Андрей

Андрей Красько, 32 года
Работает в полиции. У него неконтролируемые вспышки гнева с детства. Ревность только усугубляет это.
Любит свою жену до безумия.
/

4 Леся

Мама суетится весь день вокруг меня, то поправляя подушку, то бегая разогреть куриный бульон в микроволновке больничного кухонного уголка. Она бесконечно причитает, надеясь, что так хоть крупицы её мыслей прорастут у меня в голове. Её голос наполняет палату, заполняет собой пустоты, оставляя мне лишь роль молчаливого слушателя.

На самом деле, эту её привычку постоянно повторять мысли вслух я помню ещё с детства. И сейчас я стала замечать, что какие-то отдельные обрывки маминой мудрости снова и снова всплывают в голове. С её же интонациями, драматичными паузами, словно навсегда записанные на пластинку, которая начинает проигрываться в произвольный момент.

"Леся, мужчина всегда должен быть сыт и одет в чистую, выглаженную рубашку."

"Леська, если мужик в доме ласки недополучает, он пойдёт искать её на стороне. Не должна у тебя голова болеть."

"Семья без ребёнка — неполноценная. Эх… Да что с тебя взять! Поймёшь меня ещё, вот увидишь!"

Запрограммированный с детства план моей жизни просто исполняется шаг за шагом под пристальным вниманием родни. Я не раз пыталась ослушаться, сделать по-своему, но каждый раз возвращалась обратно, запутавшись в паутине из чужих ожиданий, установок, что впитались в кровь с молоком матери.

"Нечего тебе учиться, предназначение женщины в том, чтобы дом в чистоте и порядке содержать да детей воспитывать."

И вот я сразу же после школы выхожу замуж за Андрея. Меня с ним познакомил отец за год до моего совершеннолетия. Ему тогда было двадцать пять, и он, как настоящий джентльмен, согласился ждать, пока мне официально не исполнится восемнадцать, чтобы жениться.

Как же красиво он ухаживал! Цветы постоянно, кафе, комплиментов куча. Для молоденькой меня тогда он был просто идеалом. Влюбилась в него без оглядки. Надышаться им не могла. Мне казалось, что это судьба, что мне повезло. Он говорил, что я особенная, что таких, как я, больше нет, что он сделает всё, чтобы я была счастлива. И я верила. Хотела верить. Тогда мне казалось, что любовь — это когда тебя так ревнуют, когда тебя хотят только для себя, когда каждый твой шаг сопровождается пристальным вниманием.

Но чем дальше, тем теснее становился этот круг заботы и любви. Постепенно исчезли подруги, с которыми я делилась радостями. Потом не стало посиделок с мамой за чаем без его присутствия. Он знал, как для меня важна семья, и использовал это, чтобы привязать ещё крепче. "Ты же не хочешь огорчать родителей? Ты не хочешь, чтобы мама переживала?"

А потом я и сама не заметила, как оказалась в ловушке, запертая в жизни, которую мне так долго рисовали. Ведь всё так, как говорила мама, да? Муж, дом, забота. Вот только почему-то иногда в груди пусто, а страх поселился где-то между рёбрами, прячась за покорной улыбкой.

Чаще всего я повторяю мамины слова, соглашаюсь с её установками, ведь они так глубоко засели во мне, что стали частью моего сознания. Но иногда, нет-нет, да и закрадываются сомнения. А так ли должна выглядеть правильная жизнь? Неужели я действительно виновата в том, что муж на меня кричит? Разве любовь — это страх перед человеком, который должен быть самым родным?

Но эти сомнения быстро исчезают, стоит Андрею извиниться после очередного скандала, раздутого на пустом месте, принести примирительный букет цветов и обнять так крепко, будто я — самое дорогое, что у него есть. После страстного секса мне кажется, что всё опять хорошо. Что он любит меня. Что мы справимся. Ведь он хороший. Просто устаёт. Просто я не всегда веду себя правильно. Главное — стараться. И всё наладится.

Дверь палаты открывается, и на пороге появляется Андрей. В руках он держит охапку белых роз, тех самых, что я так люблю. Подходит, склоняется ко мне, целует. Губы горячие, напористые, он сразу берёт всё, что хочет, не давая мне времени опомниться.

— Лесенька… — его голос низкий, проникновенный, наполненный лаской. — Ты же понимаешь всё, да? Я сорвался… Мне так жаль, родная. Я бы никогда… Но ты же знаешь, как я тебя люблю. Как не могу без тебя. Ты мой воздух, моя жизнь. Этого больше не повторится, клянусь тебе.

Он присаживается на край кровати, заглядывает в мои глаза, пальцы осторожно проводят по моей щеке, словно изучая, запоминая каждую черточку. Я слышу его тяжёлый вздох — словно ему действительно жаль, словно он искренне раскаивается. Ещё мгновение, и его губы касаются моего лба, едва ощутимо, почти бережно, а затем опускаются к виску, к щеке. Он говорит тихо, мягко, будто укутывая меня теплом своих слов, но в этом тепле есть что-то липкое, обволакивающее, от чего трудно вырваться. Он ловит мой взгляд, заставляя смотреть прямо в его глаза, и в этот момент я снова теряюсь, веря каждому его слову, потому что хочу верить, потому что иначе… иначе будет слишком больно.

— Но ты — могила, слышишь? Никому. Мы же семья, с кем не бывает… — он улыбается, снова целует, сильнее, более жадно. — Я хочу тебя, ты так нужна мне… Без тебя моя жизнь — пустота. Я не могу представить свой день, свою ночь без тебя, Лесь. Ты — моё всё. Но ты же понимаешь, мне нельзя, чтобы об этом кто-то узнал. Мне не нужны проблемы, особенно на работе. Всё ведь и так непросто, а ты — мой единственный островок покоя. Ты же меня понимаешь, правда?

И я киваю. Потому что всё действительно снова хорошо. Ведь он любит меня. Правда?

5 Леся

Спустя несколько дней врач сообщает, что больше смысла держать меня в больнице нет. Восстановиться до конца я смогу и дома.

— Олеся Владиславовна, постарайтесь поаккуратнее в будущем. Сотрясение мозга не проходит бесследно. Как я понял, вы в ближайшее время планируете беременность, поэтому тем более стоит поберечься.

Я бросаю взгляд на Андрея. Тот слушает врача и подтверждающе кивает. Он с нежностью соединяет наши руки и ободряюще сжимает мою.

— Конечно, док. Спасибо огромное за ваше внимание и заботу о моей жене. Теперь моя очередь проследить, чтобы она пошла на поправку. Может, посоветуете какие-то витамины, поддержать организм, так скажем?

— Вы замечательный муж. Немногие спрашивают меня о таком, надо сказать. Забота о женах не в моде, — врач качает головой с круглой полянкой точно на затылке.

— Да уж, какие-то странные времена настали, — легко вздыхает Андрей, бросая на меня тёплый, полный любви взгляд. — А я считаю, что мужчина должен заботиться о своей женщине. Тем более о такой, как моя Леся. Она у меня чудесная. Самая лучшая. О такой не позаботиться — грех.

Доктор понимающе кивает, ещё раз произносит стандартные пожелания здоровья и оставляет нас в палате. Дверь только успевает за ним закрыться, как выражение лица Андрея тут же меняется. Тёплая, заботливая улыбка сползает, взгляд становится тяжёлым, напряжённым. Пальцы, что ещё минуту назад ласково гладили мою руку, сжимают её чуть крепче, почти больно.

— Сейчас закину тебя домой и поеду на работу, — говорит он ровным, но уже более жёстким голосом. — И так задержался. Оставлю денег. Сходи в магазин и порадуй меня вкусным ужином. А то неделю почти питаюсь как попало. Задолбало жрать пельмени и сосиски с макаронами. Хорошо хоть пару раз мать твоя еду заносила.

Мы идём к машине. Андрей идёт чуть впереди, даже не пытаясь придержать для меня дверь, не оборачивается, чтобы убедиться, что мне не тяжело. Стоит мне замешкаться, тут же раздражённо цыкает:

— Давай быстрее, у меня летучка сегодня, нельзя опоздать.

В машине тишина. Я сжимаю пальцы на коленях, смотрю в окно, но спустя минуту взгляд цепляется за что-то на передней панели. Чёрная резинка для волос. Обычная, ничем не примечательная, но точно не моя.

Я беру её в руку, верчу в пальцах.

— Это чья? — голос звучит тише, чем хотелось бы.

Андрей даже не сразу реагирует, потом скользит взглядом по моим пальцам, пожимает плечами.

— А, это? Наверное, свидетельницы по делу. Я её подвозил пару дней назад.

Я молчу, сжимаю резинку. Вроде бы ничего особенного. Всё объяснимо. Но в голове всплывает одно "но". Андрей терпеть не может возить кого-то в своей машине. Он всегда говорил, что таксистом не нанимался. Что пассажиры его напрягают. Тем более женщины.

Но, конечно, я ничего не говорю. Только глубже прячу сомнения, которые давно уже копятся в моей памяти, которая услужливо подкидывает множество подобных эпизодов.

Когда приезжаем домой, Андрей достаёт из кошелька несколько купюр, кладёт на тумбочку. Затем резко хватает меня за попу, сжимает и подмигивает:

— Сегодня вечером жду от тебя возвращения супружеского долга, малышка.

Я улыбаюсь механически. Меня тошнит. Голова кружится. Но знаю, что отказать не выйдет. Иначе скандал. А я только из больницы.

Я иду в магазин, потом, вернувшись, прибираюсь в квартире, но делаю это медленно, с паузами, потому что стоит сделать резкий шаг, и ком подкатывает к горлу. Потом готовлю ужин — мясо с картошкой, салат, компот. Сервирую красиво стол.

Андрей приходит раздражённый, с порога бросает телефон на тумбочку.

— Ну и жопа… — выдыхает он.

Я осторожно интересуюсь:

— Что случилось?

Пока он рассказывает, ест. Жуёт быстро, деловито, хмурится, качает головой. Рассказывает, что в отделе полный бардак — начальство требует отчёты по делу, которое ещё даже не закрыли, кто-то облажался с документами, и теперь всех трясут. Один из оперативников прошляпил важную зацепку, теперь приходится всё разгребать заново. А ещё прессуют по какому-то старому делу — прокурор не доволен, копает, ищет, к чему придраться. "Достали все, честное слово. Сидишь, пашешь, а благодарности — ноль. Только и знают, что жаловаться. Куда катится этот мир..."

— Вот умеешь, когда хочешь, — кивает одобрительно. Потом вдруг щурится. — А ты чего в тарелке ковыряешься?

— Пока не могу много есть. Не хочется.

— Да? — он усмехается, отодвигает свою тарелку, тянет меня к себе, сажает на колени. Начинает гладить спину, затем грудь. Опускает руку между моих бедер. — Зато я точно знаю, чего ты хочешь.

Я замираю. Всё так, как я и думала. Сейчас он потребует своё.

Он недолго ласкает меня, почти машинально, словно выполняет ритуал, а затем вдруг встаёт, резко наклоняет меня на стол, спускает трусы и входит. Даже не проверяя, готова ли я. Для него это неважно. Его руки сжимаются на моих бёдрах, удерживая меня на месте, движения резкие, требовательные. Он склоняется ниже, выдыхает в шею: "Ты же этого хотела, да?" — и даже не ждёт ответа.

Я знаю, что пока не кончу, он не отстанет. Потому что для него мой оргазм — обязательный пункт. Очередная победа. Но я так устала. Так плохо. Поэтому просто делаю, что должна. Имитирую.

Андрей удовлетворённо шлёпает меня по попе, потом снимает со стола и толкает вниз, заставляя взять его в рот.

Когда он кончает, тяжело вздыхает и говорит:

— Спасибо, детка. Беги в ванную.

Я захлопываю за собой дверь, включаю воду, будто пытаясь заглушить шум в собственной голове. Опускаюсь на колени перед унитазом, и меня выворачивает. Желудок сводит от тошноты, пот липким слоем проступает на лбу. Глаза жжёт, в горле саднит. Я цепляюсь пальцами за холодный ободок, судорожно вдыхая воздух. Тело дрожит, перед глазами всё плывёт.

За дверью слышатся шаги. Потом стук.

— Ну где ты там, Лесь? — голос Андрея звучит нетерпеливо. — Я тебя жду.

Я закрываю глаза. Он ждёт. Опять. Ему всё мало. Слёзы наворачиваются сами собой, но я быстро смахиваю их тыльной стороной ладони. Бесполезно. Он не спросил, как я себя чувствую. Не заметил, что мне плохо. Он просто ждёт. Потому что когда он хочет секса, ему всё равно, хоть трава не расти — нужно лечь и раздвинуть ноги.

6 Леся

Как только врачи сочли, что больше никакой опасности для моего здоровья нет, меня выписали. Честно говоря, сидеть в четырёх стенах так долго было непросто. Андрей не разрешал мне выходить из дома без него, объясняя это тем, что если со мной что-то случится, он даже не будет знать, где меня искать. Конечно, я понимаю его беспокойство, поэтому не стала спорить. Всё равно это бессмысленно.

Но теперь я наконец могу вернуться к работе. Я скучала по девочкам, по привычному ритму, даже по этой кассе с её бесконечными чеками и мелочью, что вечно липнет к пальцам. Пусть работа не самая престижная, но она мне нравится. Здесь хотя бы есть с кем поговорить. Света часто жалуется на мужа-алкаша, который то неделями лежит пластом, то вдруг начинает буянить. Валентина Ивановна, наша старшая смены, постоянно рассказывает про свою дочь и внука-аутиста, которому требуется много времени и внимания. Она разрывается между работой и семьёй, постоянно выматывается, но никогда не жалуется. Да и у других коллег хватает своих проблем. Жизнь у всех не сахар, так что, когда я осторожно упоминаю о каких-то трудностях, никто не смотрит на меня с осуждением. У всех свои беды, не хуже и не лучше других живу.

Я дохожу до магазина чуть раньше начала смены. Внутри всё, как обычно: стеклянные двери, железные стеллажи с товаром, запах выпечки, который первым встречает посетителей. Внутри теплее, чем снаружи, и приятно пахнет свежим хлебом. Я подхожу к кассовой зоне, где Света уже проверяет наличность и заполняет журнал учёта. Завидев меня, она тут же улыбается:

— О, гляньте, кто к нам вернулся! Лесь, как там твой больничный? Отлежалась?

Я усмехаюсь, перекидываю сумку с плеча на плечо и смущённо качаю головой:

— Думала, с ума сойду в четырёх стенах.

Света понимающе кивает и закрывает журнал, затем вытаскивает из-под кассы стопку чековой ленты.

— Давай, переодевайся, потом расскажешь. Терминалы с вечера капризничают, надо бы их перезагрузить.

Я иду в подсобку, переодеваюсь в униформу — тёмные брюки, светло-зелёную рубашку с логотипом магазина. Закалываю волосы в пучок, цепляю бейдж и возвращаюсь в зал. Валентина Ивановна мельком бросает на меня взгляд, кивает.

— Леся, привет. Рада, что ты снова в строю. Сегодня народу будет полно, день зарплаты на заводе, так что ты вовремя.

Я улыбаюсь, встаю за кассу и включаю терминал. Покупатели идут один за другим, кто-то вежлив, кто-то нет. Кто-то бурчит про цены, кто-то спешит и нервно постукивает пальцами по ленте, пока я пробиваю товар. Работа как работа.

В конце смены я чувствую лёгкую усталость, но всё равно радует, что я снова здесь. Пусть всего на смену, но это глоток свободы.

Очередной покупатель — высокий мужчина с лёгкой щетиной и самоуверенной улыбкой. Он делает вид, что внимательно изучает стойку с шоколадками, а затем кладёт на ленту пару батончиков и бутылку воды.

— Девушка, а вы всегда так красиво улыбаетесь клиентам? Или это мне сегодня так повезло?

Я внутренне напрягаюсь, но сохраняю вежливую улыбку.

— Просто работа такая, — спокойно отвечаю, пробивая товар.

— Тогда мне определённо стоит приходить сюда чаще, — он улыбается шире, протягивает купюру. — А если я предложу вам кофе после смены?

Я уже собираюсь вежливо отказать, но тут чувствую, как кто-то подходит сзади. Взгляд холодит затылок. Я не успеваю повернуться, а мужской голос уже звучит позади:

— Не стоит. Моя жена кофе не пьёт.

Я вздрагиваю. Андрей стоит в двух шагах, глаза сверкают опасным огнём. Челюсть сжата так сильно, что я буквально слышу, как зубы скрипят от напряжения. Покупатель удивлённо поднимает брови, смотрит сначала на меня, потом на него.

— Оу, простите, не знал, — он берёт свои покупки и быстро уходит, бросив мне чуть виноватую улыбку.

Я чувствую, как Андрей подходит ближе, кладёт руку на мою талию, но в этом жесте нет ни капли нежности. Это не прикосновение мужа, а предупреждение собственника. Его пальцы сжимают меня чуть сильнее, словно подчёркивая, кому я принадлежу. Я напряжённо глотаю воздух, а он, не убирая руки, тихо произносит:

— После смены мы поговорим.

Я киваю, ощущая, как холодеют пальцы. Я знаю, что разговор будет не просто неприятным — он уже вынес вердикт.

Когда я заканчиваю работу и выхожу из магазина, Андрей уже ждёт меня у машины, скрестив руки на груди. Его взгляд тяжёлый, оценивающий, губы сжаты в тонкую линию. Он молчит, пока я не оказываюсь рядом, затем открывает дверь и сухо бросает:

— Садись.

Всю дорогу домой он молчит, сжимая руль так крепко, что костяшки белеют. В салоне давящая тишина, нарушаемая только приглушёнными звуками с улицы. Я опускаю взгляд, теребя подол платья.

Когда мы подъезжаем к дому, он наконец говорит голосом, по ощущениям более холодным, чем льды Арктики:

— Я устал от этого цирка, Лесь. Ты там как на витрине сидишь, а они крутятся вокруг, как мухи. Сколько можно? Я не собираюсь смотреть, как кто-то к тебе подкатывает. Ты уволишься.

Я сжимаю пальцы рук на коленях. Возражать бесполезно. Но работа — это единственное место, где я могу хоть немного дышать. Мне страшно, что он отнимет у меня и это.

— Андрей, но…

— Никаких но. Ты уволишься. Я не повторяю дважды. Поняла?

Я молча киваю, чувствуя, как ком встаёт в горле. Он забирает у меня последнюю ниточку, связывающую меня с миром. Но спорить бесполезно. Всё бесполезно.

7 Леся

Сегодня вечером на кухне пахнет жареным мясом и душистыми приправами. Андрей сидит за столом, методично нарезает кусок стейка, с сосредоточенным видом смотрит на экран телефона. Я осторожно сглатываю, собираясь с мыслями.

Обычно по выходным мы ездим в гости к родителям — моим или Андрея. Обязательно вместе, как образцовая семья. Если вдруг по каким-то причинам Андрей не может, я остаюсь дома. Это правило не обсуждается.

— Андрюша, моя мама пригласила нас завтра в гости, — произношу я как можно непринужденнее.

— Мхм, — неопределенно мычит он. Когда наконец заканчивает ужинать, лениво откладывает нож и вилку, поднимает на меня холодный взгляд. — Лесь, завтра буду занят, надо поработать. Давай в следующие?

Я сжимаю руки на коленях, пытаясь унять напряжение.

— Я соскучилась по родителям, — продолжаю я, стараясь говорить ровно, не выдать, как волнуюсь.

То, зачем я хочу пойти к родителям, ему точно не понравится. Но это единственные люди, которые могут меня поддержать. Поэтому я хочу воспользоваться шансом поговорить с ними.

— Может, ты все же зайдешь к ним, просто чуть позже? А я доберусь сама, — предлагаю, внимательно наблюдая за его реакцией.

Андрей щурится, постукивает пальцами по столешнице, обдумывая. Вижу, как напряжена его челюсть, как он пытается решить, стоит ли устраивать скандал.

— Одна? — медленно переспрашивает он, растягивая паузу.

— Да, я просто возьму такси…

Он морщится, словно ему не нравится сам факт, что я поеду куда-то без него. Я затаиваю дыхание. Сейчас он просто скажет "нет". Запретит. И всё.

— Поедешь с женщиной-водителем, — наконец выдает он, кидая взгляд на телефон. — И сразу мне напишешь, когда приедешь.

Облегчение накрывает меня, но я тут же стараюсь его скрыть.

— Хорошо, — мягко отвечаю.

***

Когда машина подъезжает к родительскому дому, я чувствую, как внутри всё сжимается. Сердце стучит где-то в горле. Я нервно провожаю взглядом такси, пока оно не исчезает за углом, затем достаю телефон и быстро пишу Андрею: "Добралась". Только после этого глубоко вдыхаю и нажимаю на звонок.

Дверь открывает мама, её лицо тут же озаряется тёплой улыбкой.

— Лесенька, проходи! — Она тянет меня в объятия, крепко прижимает. — Ты так давно не заходила. Как добралась? Всё хорошо?

— На такси с ветерком доехала. Голова перестала кружиться, всё хорошо.

Я захожу в дом, снимаю обувь, поправляю волосы. В гостиной отец смотрит новости, звук телевизора наполняет комнату. Он кивает мне, но без особого участия. На столе уже накрыто — чайник, пироги, вазочка с конфетами. Пахнет мятным чаем и чем-то родным, но тревога внутри не утихает.

— Андрей не смог? — уточняет мама, проходя на кухню.

— Да, работа, приедет позже — машинально отвечаю я.

Отец хмыкает, как будто этим всё сказано. Ложка в его руках звякает о чашку, он откидывается назад, скрестив руки на груди. Мама возится с чашками.

— Я хотела поговорить с вами, — я сажусь за стол, ощущая, как ладони становятся влажными. — О нас с Андреем.

Мама на мгновение замирает, но потом снова берет чашки, расставляет их. Отец отрывается от экрана, слегка хмурится.

— Что у вас с Андреем? — его голос звучит сдержанно, но в нём есть нотки недовольства.

Я облизываю пересохшие губы.

— Он… — голос предательски дрожит, я сглатываю. — Он меня контролирует. Не разрешает выходить из дома одной. Постоянно проверяет. Давит. Я... я чувствую, что задыхаюсь.

В комнате повисает напряжённая тишина. Отец смотрит на меня пристально, затем устало качает головой.

— Лесь, — говорит он, откидываясь на спинку кресла. — Ты чего выдумываешь? Муж за тобой следит, интересуется — так это хорошо. Значит, любит.

— Любит? — повторяю я слабо. — Пап, но это ненормально. Так нельзя...

— Терпеть надо, а не истерики закатывать, — отрезает он. — Я ж тебе его не просто так нашёл. Андрей — серьёзный человек, он заботится о тебе. Ты думаешь, у всех по-другому?

— Он поднимает на меня руку, — шепчу я, чувствуя, как слёзы собираются в уголках глаз.

Мама моргает, потом качает головой.

— Не может такого быть, — твёрдо говорит она. — Андрей хороший, заботливый.

Отец кривится, смотрит на меня долгим, оценивающим взглядом.

— Видимо, довела мужика, раз он на такое пошёл, — бросает он. — Просто так жен не бьют.

Я перевожу взгляд на маму, но она опускает глаза в пол, избегая моего взгляда. Соглашается, значит, с отцом. Сердце сжимается от боли. Ощущение, будто меня предали.

— Глупостями не занимайся, — продолжает отец. — Это всё потому что детей у вас нет. Были бы, некогда было бы на мужа жаловаться родителям.

— Папа… — мой голос звучит слабо.

— Все браки такие, доченька, — мягко говорит мама. Она проводит пальцем по краю чашки, избегая смотреть мне в глаза. — Это семья. Всегда сложно. Главное — не нагнетать.

Я смотрю на них и понимаю: они не станут мне помогать. Они не понимают. Не хотят понимать. Для них это нормально. Или, может, дело не в них? Может, это я что-то делаю не так? Может, правда, перегибаю, раз они так говорят? Разве мама не должна встать на мою сторону, если бы всё было действительно плохо? Но она молчит. Значит, отец прав? Я чувствую, как сомнения закрадываются в голову, разрастаются, заполняют меня изнутри. Может, я действительно сама всё испортила?

Я сжимаю губы, проглатывая ком в горле.

Мне действительно некуда идти и не у кого просить помощи. А единственные родные люди явно не на моей стороне.

***
Мои хорошие,
Сегодня у меня действует скидка на мою книгу "Измена. К черту любовь"
https://litnet.com/shrt/uqxs

8 Леся

Андрей становится всё более навязчивым. Мне кажется, что у него паранойя. Никак не могу понять, что же такого в моем поведении, одежде, дает ему повод думать обо мне самое худшее. Будто я со всеми мужчинами от пятнадцати и до восьмидесяти флиртую, предлагаю им себя.

Он приходит в магазин почти каждый мой рабочий день. Сначала просто за продуктами, потом начинает задерживаться у кассы, наблюдать за тем, с кем я разговариваю. Мне неловко, я чувствую постоянное напряжение. Делать вид, что всё нормально, уже не получается. На меня косятся все наши сотрудники.

В один из таких дней Андрей заходит посреди дня, устраивает сцену: замечает, как я улыбаюсь пожилому покупателю, и подходит вплотную, обдавая меня холодным взглядом.

— Что ты так радуешься? — тихо спрашивает он, но в голосе сталь.

— Просто вежливость, я по рабочей инструкции должна всем улыбаться, — отвечаю я, нервно сглатывая.

— Очень уж ты вежливая, — бросает он.

— Андрей, тебе не нужно работать? — спрашиваю я, надеясь, что он просто уйдёт.

— Меня Сергеич подменяет. А что, мешаю тебе мужиков цеплять? — с наездом отвечает он, продолжает стоять рядом, внимательно следя за каждым моим движением.

Вскоре меня вызывают в кабинет начальства.

— Леся, у нас проблема, — строго говорит директор, поправляя очки. — Твой муж создаёт неприятные ситуации, отпугивает покупателей. Он приходит слишком часто, следит за тобой. А недавно жаловался, что твои коллеги или даже покупатели тебе «слишком много улыбаются».

Я краснею от стыда.

— Простите… Я поговорю с ним. Это… Это больше не повторится.

Директор устало смотрит на меня.

— Ты женщина красивая, видная. В какой-то степени мужа твоего понять можно. Но мы не можем закрывать глаза на ситуацию и дальше. Если это не прекратится, нам придётся с тобой попрощаться.

Эти слова будто ударяют под дых. Я киваю, пытаясь не разрыдаться прямо перед ним. У меня отнимают последнее, что давало мне возможность хоть с кем-то общаться. Без этой работы я окажусь в практически полной изоляции от всего остального мира. Что я буду видеть? Плиту и четыре стены?

Когда выхожу из кабинета, всё вокруг кажется мутным. В подсобке замечаю Свету, которая сразу поднимает голову и смотрит на меня с тревогой.

— Лесь, что случилось? Ты вся бледная.

Я не выдерживаю и срываюсь. Захлёбываясь слезами, торопливыми, сбивчивыми фразами рассказываю ей всё. Света вздыхает, качает головой.

— Это ненормально, Лесь… — говорит она осторожно. — Может, тебе… ну, подумать о том, чтобы уйти от него?

Я не отвечаю. Это слишком. Уйти? Как? Куда?

— Давай попробуем что-то придумать. Перевестись в другой магазин, например?

Я качаю головой.

— Он будет ходить туда. Везде будет. Это ничего не изменит. А пойти мне некуда.

— Как же, у тебя родители вон есть, вернись к ним.

— Не вариант, Светик, они меня с ним и познакомили всячески способствовали нашей быстрой свадьбе.

— Может, подружки есть?

— Никого. Все со временем перестали общаться, не выдержали давления. Разве что к тебе, — горько вздохнув, смотрю на нее, прекрасно зная, что в их с мужем малосемейку меня пустить спать могут разве что в ванную.

Света замолкает, а я стираю слёзы с щёк и выхожу обратно в зал. Не хочу давать повод для того, чтобы уволили.

Когда я возвращаюсь домой, меня встречает Андрей. Он внимательно осматривает меня с ног до головы, словно оценивая, не скрываю ли я чего-то.

— Что-то случилось?

— Просто устала, — отмахиваюсь я, проходя на кухню.

Он следует за мной, садится на стул и, ухватив за запястье, резко тянет к себе, усаживая на колени. Крепко обхватывает, притягивая к себе, и шепчет:

— Иди ко мне. Что ты такая нервная? Давай расслабимся.

Я чувствую, как его руки сжимают талию, но вместо тепла меня будто обжигающим холодом схватывает. Я не успеваю придумать, как выскользнуть, когда раздаётся звонок.

Я вздрагиваю. Андрей тянется к телефону на столе, но я успеваю первой. Смотрю на экран — номер начальника. Андрей замечает, как я напряглась, и прищуривается.

— Кто это? — спрашивает он, держа меня на коленях.

— Директор. Наверное, смену подменить просят… — говорю как можно более беззаботно, но он уже тянется к телефону.

— Дай сюда.

— Андрей, это моя работа…

— Твоя работа — быть женой, — отрезает он, выхватывая телефон из моих рук. — А звонит он тебе потому, что тоже глаз положил, да?

— Что? — я ошарашена.

— Думаешь, я не вижу, как он на тебя смотрит? Всё, хватит. Я сам буду смотреть, кто тебе звонит. Ты больше не идёшь на работу. Телефон будет у меня..

— Что? — повторяю я, чувствуя, как внутри всё переворачивается.

Последняя ниточка свободы только что оборвалась, я физически чувствую это. В горле пересыхает, все слова колючими иглами застревают в глотке. Я только молча то открываю, то снова захлапываю рот. Как долбаная рыбка гуппи.

А если что-то случится? Если мне понадобится помощь?

— Я всё решил, Лесь. Завтра ты не выходишь.

Я смотрю на него, а внутри — пустота. Он только что отрезал меня от последней связи с нормальным миром и чувствует себя просто прекрасно. Это видно по его полуулыбке, которая больше напоминает волчий оскал. Чувствую, как тиски его рук сдавили талию железным обручем. У меня нет ни одной идеи, как мне теперь быть.

***
Мои хорошие,
Мы с коллегами проводим розыгрыш промокодов на книги литмоба "После развода"
https://litnet.com/shrt/uifo
Можете попытать счастье до 12.03 включительно.
https://litnet.com/shrt/uiqo

9 Леся

Утро. Тишина.

Я открываю глаза и сразу вспоминаю – сегодня я не иду на работу. Меня лишили последней ниточки, которая связывала с внешним миром. Страх сжимает грудь, но я заставляю себя встать, выйти на кухню. Пол холодный, босые ступни мгновенно покрываются мурашками. Воздух застоялся – слабый запах сгоревшего ужина, свежего постельного белья и что-то едва уловимое, тревожное. Я прохожу к окну и открываю его на проветривание.

Андрей уже одет, пьёт кофе. Горьковатый аромат свежесваренного напитка висит в воздухе, перемешиваясь с резким одеколоном, которым он явно не пожалел напшикаться. Тиканье часов на стене, еле слышный шум машин за окном – всё кажется слишком нормальным, будто всё как обычно. Как будто мы – обычная семья. Как будто вчерашний день, отобранные ключи, закрытые двери – всего этого не было.

Я замечаю, что на столе стоит две чашки. Андрей предусмотрительно налил мне кофе, словно заботливый муж, который знает, что его жена любит начинать утро с этого. Но меня передёргивает – это не забота, это ещё один штрих к иллюзии нормальности, которую он пытается создать. И от этого становится только хуже.

– Доброе утро, – говорит он, бросая на меня быстрый взгляд.

Я молчу. Он ведёт себя так, словно ничего не случилось. Словно я не заперта в этой квартире против своей воли.

Он смотрит на меня дольше, прищуривается.

– Я тебя разбудил? Отдохни, теперь можно не вставать так рано.

Его голос почти ласковый, но в груди у меня огромный тяжелый камень. Я сажусь за стол, беру кружку. Горячий фарфор обжигает пальцы, но этот дискомфорт даже приятен – он реальный, осязаемый. Руки дрожат, хоть я и прячу это. Не хочу, чтобы он видел.

– Чем сегодня займёшься? – спрашивает он, как будто я в отпуске.

Я не отвечаю. Смотрю на него молча. В моей голове мелькает мысль: если для него это любовь, то это какое-то больное чувство. Оно ломает меня, разрушает мою волю, мою личность.

Он улыбается. Эта улыбка – вывеска, маска, за которой прячется его уверенность, что он контролирует меня полностью. Наклоняется ко мне, убирает прядь волос за ухо, а затем вдруг резко обхватывает затылок и прижимает к себе, впечатывая губы в мои. Его поцелуй жёсткий, требовательный, словно печать собственности. Внутри всё выворачивается наизнанку. Меня передёргивает от отвращения. Я чувствую, как трансформировались мои чувства. Раньше слепое обожание, теперь – страх и брезгливость.

В голове вспыхивают воспоминания: Андрей, смеющийся, когда подхватывает меня на руки и кружит в воздухе. Его тёплый взгляд, когда он встречал меня поздними вечерами с работы. Обрывки моментов, когда я чувствовала себя любимой. Они стираются, распадаются, и на их месте остаётся только пустота.

Он встаёт, надевает куртку.

– Я пошёл. Дверь не открывай, мало ли кто ходит по подъезду.

Кидает ключи в карман. Мои? Я смотрю на него, сердце глухо стучит в груди.

– А мои? – спрашиваю, голос звучит хрипло.

Он словно заранее подготовил ответ.

– Тебе не нужны. Отдохни.

И он уходит. Звук закрывающегося снаружи замка бьёт по нервам

Я остаюсь в звенящей тишине, в комнате, где пахнет его одеколоном и остывшим кофе. В какой-то момент я ловлю себя на мысли: если ещё немного, если ещё чуть-чуть – я просто перестану существовать.

Я подхожу к двери, пробую ручку – заперто. Бью в неё кулаками. Пинаю. Бесполезно. Меня охватывает паника.

Я заперта.

Я брожу по квартире, оглядываясь, будто в первый раз. Вот диван, на котором мы смотрели фильмы, когда ещё могли сидеть рядом, не разрывая друг друга в клочья. Вот кухня, где я варила ему кофе, радуясь, что он дома, не подозревая, что однажды его присутствие станет моей клеткой. Всё знакомо и чуждо одновременно.

Пытаюсь найти запасной ключ, но его нигде нет. Андрей продумал всё.

Отчаяние накатывает волной, смывая остатки разума. Я сажусь на пол, прижимая колени к груди. Мне некуда идти. Некому позвонить. Никто не поможет. Даже родители. Даже подруга.

Я вспоминаю их лица, когда пыталась говорить о том, что Андрей поднимает на меня руку. Отец сказал, что я сама виновата. Мама отвернулась. С тех пор мне невыносимо думать о них.

Вспоминаю Свету. Она единственная, кто хоть что-то предложил. Может, стоило сразу к ней бежать? Но куда? Маленькая квартира и муж-алкоголик впридачу не располагают к гостям.

Нет, мне никто не поможет.

Я одна.

В этот момент мысль пронзает меня словно молния: мне нужно бежать. Не просто думать об этом, не жаловаться, не пытаться убедить Андрея быть человеком. А просто взять и уйти.

Но как?

Дверь закрыта. Телефон у него. Денег нет. Документы…

Я замираю. А где мои документы?

Кидаюсь к комоду, открываю ящик – пусто. Глубокий вдох. Второй. Третий.

Он забрал их.

Стены будто сдвигаются, воздух становится вязким. Я хватаюсь за голову.

Он не просто не хочет, чтобы я работала. Он хочет, чтобы я не могла уйти.

Гнетущая тишина висит в воздухе, нарушаемая лишь тихим капаньем воды из крана. Стук крови в висках сливается с этим звуком, разрастается внутри, превращаясь в нарастающий шум паники.

Я судорожно оглядываю квартиру. Что я могу использовать? Что может стать выходом?

Старый балкон? Слишком высоко. Позвонить в МЧС? Сообщат Андрею быстрее, чем они приедут и откроют дверь. Искать что-то тяжёлое, чтобы выбить замок? Соседи услышат.

Нет. Я не могу просто ждать. Мне нужен выход.

И мне остаётся только одно – найти его, пока ещё не поздно.

***
Мои хорошие,
На забывайте подписываться на страничку автора
https://litnet.com/shrt/uDec
А также добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не потерять.
Всех обнимаю,
Ваша Софья

10 Данияр

Спустя две недели после побега Леси из моего дома я вынужден признать, что потёк крышей. Иначе я не могу объяснить, почему каждая моя ночь наполнена мыслями о ней.

Я вспоминаю её настороженный взгляд, дрожащие губы. Я бы соврал, если бы сказал, что не представляю её идеальную грудь с острыми вишнёвыми пиками сосков. Блядь, как подросток, залипаю на бесконечные фантазии о сиськах Леси. При том что в доступе у меня их сколько хочешь, нет недостатка в желающих провести ночь в моей компании.

Поэтому когда глава моей службы безопасности намекает, что может найти информацию о ней, я уже готов на всё.

— Дан, если тебе так запала та красотка, вообще без проблем пробью её. Найдёшь, трахнешь, успокоишься. Снова войдёшь в рабочий ритм.

Я мог бы нарычать на него, задавить субординацией. Но правда в том, что с Максом мы не один пуд соли съели вместе. Он давно стал больше, чем подчинённым. Поэтому ему простительны такие вольности.

— Может, ты и прав… Поищи о ней всё, что сможешь найти.

Всего спустя сутки я сижу в своём кабинете, барабаня пальцами по столу. Передо мной лежит папка – тонкая, почти пустая. Собранная информация о женщине, которую я не мог выбросить из головы.

Олеся Красько. Работает в продуктовом магазине. Живёт с мужем. Муж – Андрей Красько, сотрудник полиции.

Вот и всё. Минимум. Меньше, чем следовало бы.

— Это всё, что вы нарыли? — спрашиваю, сжав челюсти.

— Она как будто привидение, — пожимает плечами Макс. — Странно, да. Ни соцсетей, ни лишних контактов, даже подруг нет. Только работа и дом.

Дом. Муж-полицейский.

Я встаю, резко сдвинув стул. Внутри шевелится нехорошее предчувствие. Вспоминаю синяк у неё на запястье, который она поспешно спрятала, заметив, что я разглядываю. Тогда мне показалось, что это я мог неосторожно схватить её за руку, когда вытаскивал из воды. Но если хорошенько воскресить в памяти тот день… Вполне возможно, что синяк не был свежим.

Чувство, что упускаю что-то важное, не даёт покоя. Странно то, что информации по Лесе почти ноль. Но теперь у меня есть адрес магазина, в котором она работает.

Я уже предвкушаю встречу с ней, продумываю, в какой ресторан её пригласить. Наверное, сразу пошикарнее? Ради такой красотки ничего не жалко. Муж… Муж, конечно, это плохо. Но в конце концов, я ведь не претендую на то, чтобы жениться на ней. Мне просто нужно, чтобы это проклятое наваждение прошло. И я не Данияр Даниэлов, если она не даст мне то, что я хочу.

Я заезжаю в тот самый магазин. Захожу, бросаю взгляд на кассы. Не нахожу её среди тех, кто сейчас на смене. Может, у неё перерыв? Или выходной?

Сотрудники косятся. Одна особенно настороженно. Судя по важной осанке и дерзкому взгляду, начальница?

— Олеся Красько интересует, — говорю, подходя к ней. — Где она, подскажите.

Она напрягается, лицо становится закрытым.

— Она больше у нас не работает.

— Почему?

— Она... уволилась.

Ложь. Я чувствую ложь за этими словами. Уволилась или её уволили?

— Как я могу её найти?

— А вам зачем? Мы информацию не раздаём первому встречному.

— Это уже наше с ней дело. А ваше — сказать, где она живёт.

— Не знаю.

Ещё одна ложь.

Так и не сумев выяснить ничего у этой строгой начальницы, направляюсь к выходу, рассчитывая завтра вернуться ещё раз и найти кого-то посговорчивее.

— Вам лучше не совать нос в чужие дела, — даёт непрошеный совет одна из кассирш.

Я молча разворачиваюсь и ухожу.

Они знают. Прекрасно знают и где сейчас Леся, и о причинах её увольнения. Просто я пока для них незнакомец, которому они не доверяют.

Но та кассирша показалась мне достаточно разговорчивой, иначе не стала бы мне говорить ничего. Скорее всего, боялась что-то не то рассказать при своём начальстве. Я могу её понять. Поэтому планирую на завтра следующий визит сюда.

Ночью снова всё повторяется. Сон. Леся.

Она стоит передо мной, смотрит снизу вверх. Будто приглашает меня. Я приближаюсь к её лицу, заглядываю в красивые серые глаза, в которых вижу то же желание, что владеет мной с момента нашего знакомства, тёмное, неконтролируемое. Опускаю взгляд чуть ниже, на её персиковые полные губы. Они чуть приоткрыты, и я вижу белые жемчужинки её аккуратных зубов.

Как бы я хотел ощутить их на своём изнывающем члене. И я не стесняюсь, беру её руку и кладу на напряжённый член, пока ещё спрятанный в боксёрах. Она облизывает губки своим юрким язычком, и теперь они чуть поблёскивают от слюны. Становятся ещё более вкусными, манящими.

Задыхаюсь от скрутившего живот желания, ствол дёргается в её руке, и Леся сжимает его сильнее, проводит рукой снизу вверх. А затем ныряет под ткань трусов и накрывает пульсирующую головку, смахивает большим пальцем выступившую капельку предсемени. Призывно смотрит на меня, демонстративно облизывая мою смазку со своего пальца.

Рыкнув, хватаю её за талию и притягиваю к себе, намереваясь впиться губами в эту охренительно сексуальную нижнюю губку. Я на пределе, не контролирую себя, так сильно заведён.

Но когда я в миллиметре от желанных губ, её выражение лица вдруг меняется. В глазах появляется мольба, страх. Я уже не могу разглядеть в них ни толики того, что влекло меня ещё секунду назад. Я тяну руку, чтобы коснуться щеки, но её лицо тут же исчезает, растворяется в темноте. Вместо Леси рука скользит сквозь пустоту.

Дыхание сбивается, я просыпаюсь. В комнате темно, в висках стучит. Сердце колотится бешено.

Я сошёл с ума? Почему она не выходит из головы? Мучает меня каждую ночь.

Сажусь на кровати, провожу рукой по лицу.

Что-то с ней не так. Я чувствую. И я... должен что-то сделать.

11 Андрей

Я с детства был таким – вспыльчивым, резким. Спокойствие – это не про меня. Меня всегда учили держать себя в руках, но получалось это с переменным успехом. В школе были проблемы – драки, срывы. Меня таскали к психологу, чтобы я мог научиться контролировать гнев. Но на этом не остановились. Мать обивала пороги врачей, и те ставили разные диагнозы – повышенная возбудимость, дисфункция нервной системы, гормональные сбои. Проверяли всё – от неврологии до гормонов. Прописывали лекарства, успокоительное, но ничего не давало долгосрочного эффекта. В конечном итоге – работа с психологом, жёсткий самоконтроль, спорт.

К двадцати я вроде бы научился держать себя в руках, иначе бы не смог работать в полиции, но... потом встретил Лесю. И всё рухнуло. Сносит крышу так, что кажется – я вправе. Вправе злиться. Вправе требовать. Внутри закипает адский вулкан, готовый взорваться. Ведь она моя. И она слишком соблазнительная, чтобы оставаться спокойным, когда на нее кто-то смотрит. Я чувствую в такие моменты, как во мне поднимается жар, в висках начинает пульсировать кровь, руки сжимаются в кулаки, даже дыхание сбивается. Будто внутри что-то ломается, пробуждается дикая ярость, которую я сдерживал годами.

Сегодня Леся снова какая-то отстранённая. После той ночи, когда я в последний раз поставил её на место, она стала тише, но теперь я замечаю что её отношение ко мне изменилось. Она как будто меня боится. Дёргается, когда я к ней приближаюсь, отстраняется, когда я тянусь к её лицу. Мне это не нравится. Её страх должен быть другим – не слепым ужасом, а уважением. Тем, что заставляет признать мою власть, понять, что я главный, что решения в семье принимаю я, а она просто выполняет свою роль.

Я сжимаю челюсти. Всё из-за этой работы. Лесю надо было сразу поставить на место, не позволять работать, сидела бы дома, как все нормальные жены. Теперь, похоже, ей там голову задурили. Надо с этим кончать.

– Чего такая тихая? – спрашиваю, когда она стоит у плиты, перемешивая суп. – Совсем разговаривать разучилась?

– Просто устала, – отвечает безжизненно.

– Это ты от чего так устаёшь? – Усмехаюсь, подхожу ближе. – Ты же теперь не работаешь, куча времени освободилась. Встречала бы меня в халатике, голенькая. Лесь, я же как лучше для тебя хочу, а ты морозишься ещё больше. Что, блядь, не так? Всё для тебя!

– Я бы работала, – вдруг говорит она, не глядя на меня. – Хоть бы с кем-то пообщаться.

Я замираю. Потом усмехаюсь, стараясь не нагнетать, но куда там:

– Так общайся! Со мной, например! Чем не общение? Или тебе надо непременно сиськи и жопу мужикам показывать, да?

Она резко втягивает воздух, но не отвечает. А меня несёт дальше, внутри закипает ярость, и сдерживаться становится всё труднее.

На следующий день я слышу, как кто-то в отделе упоминает её имя. Говорят, что в магазине её кто-то искал. Какой-то мужик. Внутри поднимается знакомая волна ярости. Сердце бешено стучит, кровь ударяет в виски, сжимает горло, словно удавка. Пальцы немеют от напряжения, челюсти сжимаются до хруста. Тело напрягается, мышцы сводит от ярости, и я чувствую, как пот проступает на спине. В груди всё клокочет, словно вот-вот взорвётся. Мир вокруг словно меркнет, остаётся только одно — нарастающее, нестерпимое желание разобраться, кто посмел сунуть нос не в своё дело. В такие моменты мне сложно дышать, будто грудь сжимают тиски, а перед глазами всё плывёт. Гнев превращается в физическую боль, отдаётся пульсирующей точкой в висках. Я с детства знал, что со мной что-то не так, но так и не смог понять, почему именно. Сейчас же мне плевать на причины – главное устранить угрозу.

Кто?

Меня не должно это волновать, правда? Но, блядь, волнует.

Я поворачиваюсь к парню, который сказал это, и сдержанно спрашиваю:

– Кто интересовался?

Он пожимает плечами:

– Не знаю. Мне просто сказали, что какой-то мужик заходил, спрашивал про неё.

Я чувствую, как в глазах темнеет. Значит, не просто так она такая отстранённая. Значит, точно что-то скрывает! Изменила мне?!

Подавляя ярость, достаю телефон и набираю нужный номер. Надо пробить информацию. Через полчаса у меня на руках номер этого ублюдка. Данияр Даниэлов… Кто ты, нахрен, такой?

Меня трясёт. В груди клокочет злость.

Прихожу домой. Олеся, как обычно, тихая. Сидит на диване, держит в руках кружку с чаем. Глаза опускает, как только я вхожу.

– Тебя кто-то искал! Не расскажешь, кто такой? – бросаю, не заходя в долгие разговоры.

Она медленно поднимает взгляд. В её глазах страх. А значит, я прав.

– Никто, – шепчет.

Ложь.

– Давай без этого, – резко говорю, приближаясь. – В магазине кто-то спрашивал о тебе. Ты мне что-то недоговариваешь?

Она прижимается спиной к дивану, а я нависаю над ней, вглядываясь в её лицо. Глаза бегают, руки дрожат.

– Я не знаю, кто это, – едва слышно произносит она.

Я жёстко хватаю её за подбородок, заставляя смотреть на меня.

– Если узнаю, что ты с кем-то мутила или мутишь за моей спиной… – Говорю медленно, сдерживаясь, чтобы не повысить голос. – Мы с тобой поговорим по-другому.

Она жмурится, губы дрожат. Я отпускаю её, выпрямляюсь.

Потом сажусь в кресло, достаю телефон и смотрю на полученный номер.

Данияр.

Я набираю его, прижимая трубку к уху.

– Ну-ну, посмотрим, кто ты такой, – тихо говорю себе под нос, ожидая ответа на звонок.

12 Леся

Телефон в руке Андрея кажется мне оружием. Холодным, смертельно опасным. Он сжимает его так сильно, что я слышу треск пластика. Взгляд жёсткий, решительный. Я знаю, что он сейчас сделает, и знаю, чем это может закончиться.

Я уже видела это раньше. Слишком хорошо помню, как это бывает. Если он доходит до точки, когда перестаёт слышать, что происходит вокруг, если ярость застилает ему глаза, то мне приходится плохо. Тогда слова уже не действуют, оправдания не работают – остаётся только ждать удара, который может быть физическим или словесным, но всегда разрушительным. Поэтому я должна сбавить обороты. Сделать так, чтобы он успокоился, чтобы не взорвался прямо сейчас.

Я делаю глубокий вдох, выпрямляюсь и смотрю на него другим взглядом – не испуганным, не растерянным, а ласковым. Мягко касаюсь его руки, чуть улыбаюсь, стараясь выглядеть как послушная кошечка, которая не хочет ссоры, а просто хочет немного тепла. Главное – не выдать, что внутри всё обледенело от страха.

– Андрей, подожди… – я делаю шаг вперёд, осторожно, будто иду по минному полю. – Не надо.

Сейчас мне даже не хочется спорить. Не потому, что боюсь, а потому что устала. Устала от постоянного напряжения, от скандалов на пустом месте. Тем более что обвинять меня совершенно не в чем. За все годы брака, несмотря на агрессию, которая проявилась в его поведении спустя два года после свадьбы, у меня даже мыслей не было о том, чтобы обратить внимание на кого-то другого, тем более изменять.

Я боялась давать ему отпор. Слишком хорошо знала, чем это может закончиться. Но сейчас я просто не хочу очередного скандала.

Поэтому теперь я не спорю. Не доказываю. Просто стараюсь не дать ему взорваться.

Я осторожно подхожу ближе, протягиваю руку, касаюсь его плеча, как будто хочу его приободрить. Плавным движением начинаю мять напряжённые мышцы, как заботливая жена, стараюсь выглядеть спокойной. Потом медленно поднимаюсь на носочки, целую его в щёку – мягко, нежно, почти игриво. Надеюсь, что это успокоит его, отвлечёт.

– Что, испугалась? – в голосе усмешка, но пальцы продолжают набирать номер. – Или тебе есть что скрывать?

– Конечно, нет! Просто… просто я не хочу, чтобы ты заводился из-за пустяков, – я делаю ещё шаг, осторожно касаясь его руки. – Давай лучше…

Я пытаюсь быть мягкой, ласковой, но он уже не слушает. Мгновение – и его пальцы сжимаются вокруг моих запястий. Я вздрагиваю, когда он удерживает мои руки одной своей, а другой подносит телефон к уху.

– Лесь, твои ужимки сейчас подозрительно выглядят, – тихо говорит он, почти ласково. – Расслабься, я просто поговорю.

Гудки. Один. Второй. Третий. Сердце колотится так, что кажется, его можно услышать.

Пожалуйста, только не бери трубку. Только не сейчас.

– Абонент временно недоступен. Вы можете оставить сообщение…

Андрей с силой отбрасывает телефон, и тот с глухим стуком падает на диван. Я вздрагиваю. Он раздражён, но ещё не в бешенстве. Может, пронесло?

Я осторожно отступаю назад, но он вдруг говорит:

– Мы слишком много ругаемся, – в его голосе неожиданно появляется что-то задумчивое. – Это неправильно. Мы семья. Нам надо что-то менять.

Я не успеваю понять, к чему он ведёт, когда он продолжает:

– Я тут подумал… пора нам завести ребёнка.

В комнате повисает тишина. Я не сразу понимаю, что он сказал. Слова проникают в сознание медленно, оставляя за собой липкий страх.

– Что?.. – шепчу я, не веря своим ушам.

– Ребёнка, Лесь, – он смотрит на меня так, будто говорит о чём-то самом очевидном. – Это укрепит нас, сблизит. Ты станешь мягче, женственнее. Будешь дома, как нормальная жена, заниматься семьёй.

Всё внутри меня холодеет. Это ловушка. Если соглашусь, мне не сбежать. Никогда.

– Андрей… – начинаю я осторожно, подбирая слова. – Я… это большая ответственность, я не уверена…

– Чего ты не уверена? – в голосе закипает раздражение. – Мы семья, Лесь. Это естественно. Ты же сама детей хотела.

Хотела. Когда-то. Но не с ним. Не в этом аду.

Я чувствую, как подкатывает паника. Мне нужно время, нужно подумать, нужно сбежать.

Но если не сделаю этого сейчас – второго шанса не будет…

Когда мы оказываемся в кровати, Андрей настойчиво мнёт мою грудь, сжимая её так сильно, что мне даже больно. Жадно хватает меня за ягодицы, уже возбужденным членом настойчиво втискивается в моё совершенно сухое лоно. А затем торопливо трахает меня перед сном, снова даже не задумываясь о моем удовольствии.

Когда он, наконец, засыпает, прижав меня к себе, я остаюсь лежать с широко открытыми глазами. Панически считаю дни в голове. Какая вероятность? Андрей не торопился выходить, как будто надеялся, что на этот раз всё получится. Меня трясёт.

Я осторожно начинаю выбираться из-под него, стараясь не разбудить. Сердце стучит в ушах, каждый вдох – это страх, что он откроет глаза. Но вот я уже на ногах. Тихо, как мышка, иду к шкафу, достаю сумку. Кладу в неё самое необходимое. Кошелёк, документы, телефон, немного одежды. Затем переряхиваю вещи Андрея – там должен быть ключ. Он всегда носит запасной… Есть! Холодный металл в моих пальцах словно даёт силы.

Бесшумно подхожу к двери, поворачиваю замок и, затаив дыхание, выскальзываю в коридор. Потом вниз по лестнице. Я почти выбралась.

Яркий свет фар ослепляет меня, когда я выхожу на улицу. Щурюсь, пытаясь понять, что происходит…

13 Данияр

Я сижу в машине, наблюдая за подъездом. Уже который час. Не могу избавиться от ощущения, что с Лесей что-то не так. Она исчезла слишком резко со всех радаров. Да и не уходят с работы одним днем как правило. Начальство и коллеги были слишком нервными. Боялись слово лишнее сказать.

Я выяснил её адрес – несложно, если знаешь, кого спрашивать. Её бывшие коллеги оказались куда более разговорчивыми, когда увидели, сколько денег я готов дать за информацию. Но не мог не заметить, как облегченно выдохнула Света, когда я наконец ушел. Судя по всему, она больше всех с Лесей общалась. Возможно, я пересёк границы дозволенного, но мне плевать. Так будет правильно. Я подъехал к дому Леси, рассчитывая увидеть хоть что-то подозрительное, но снаружи всё кажется обычным.

Тихий двор, окружённый типичными кирпичными новостройками – такими, какие сейчас штампуют в каждом районе города. Вокруг ухоженные цветочные клумбы – кто-то из соседей заботливо за ними следит. Обычные окна, обычный подъезд, но что-то здесь всё равно кажется мне неправильным.

Я изучаю всё вокруг – привычка, отточенная годами. Чуть запотевшее стекло в одной из квартир, шторы, которые дёрнулись, словно кто-то только что за ними стоял. Бдительные соседи в этом доме. Возможно, это совпадение, но моё чутьё редко меня подводит.

Я уже собираюсь уехать, когда дверь резко распахивается, и Леся выбегает из подъезда. Быстрые, нервные шаги. Она не замечает меня, но я вижу её хорошо. Помню, какой она была в прошлый раз – улыбающейся, с вызовом, упрямой. Сейчас передо мной совсем другой человек. Бледная, с дрожащими губами, сжимающая лямку сумки, словно от этого зависит её жизнь. Она судорожно оглядывается, будто боится, что за ней могут выбежать в любую секунду. Её движения резкие, дёрганые, как у загнанного зверька, который понял, что выход только один – бежать.

Фары включены, и свет ослепляет её, заставляя прищуриться. Она моргает несколько раз, пытаясь рассмотреть, кто перед ней, но в следующий момент её глаза расширяются. Я вижу в них страх, замешательство. Она делает шаг назад, собираясь бежать, но уже поздно.

В следующую секунду она натыкается на меня.

– Напугал тебя?

Я ловлю её, не давая упасть. Её тело дрожит, напряжение передаётся мне через тонкую ткань одежды. Грудь судорожно вздымается, сердце колотится так сильно, что я чувствую это кожей. Она пытается что-то сказать, но не может. Только хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

– Тихо, – приказываю я, сжимая её плечи. – Всё в порядке.

Она смотрит на меня, и в её взгляде – паника, облегчение и что-то ещё, что я пока не могу разобрать.

– Данияр… – голос едва слышен, будто сорванный.

Я наклоняюсь ближе.

– Кто? – спрашиваю тихо. – Кого боишься?

Её губы дрожат, но она молчит.

Я вижу, как она колеблется, как судорожно ищет слова, но в итоге сжимает губы в тонкую линию. Вижу, как её пальцы судорожно сжимаются в кулак.

– Просто… мне нужно уйти отсюда, – выдыхает она.

Я чувствую, как во мне закипает злость. Не на неё. На ситуацию. На того, кто довёл её до такого состояния, что она боится даже говорить. Но поверх этого – другое. Острое осознание её близости, её запаха, её тепла. Она трясётся, и её тело буквально вибрирует под моими пальцами. Сердце стучит так сильно, что я чувствую его ритм.

Она так близко. Ближе, чем когда-либо. И это действует на меня чертовски сильно. Её тепло, её запах – крышесносный, тонкий, естественный, сладковатый. Он проникает в лёгкие, заставляя меня наклониться ближе, чтобы в полной мере ощутить его. Желание накатывает волной – животное, инстинктивное. Я хочу её. Здесь и сейчас. Вжать в машину, сломать её сопротивление, доказать, что она моя.

Но я не двигаюсь. Её страх – он ощутим, он цепляет меня, не даёт сделать шаг. Сейчас она словно загнанный оленёнок. Ещё немного – и сорвётся в бега. Одно неосторожное движение, и я потеряю её.

Я чувствую пальцами удивительно нежный бархат кожи. Ткань футболки колеблется от биения её сердца – стремительного, неровного. Она напряжена, будто готовится либо ударить, либо убежать, но в следующую секунду я ощущаю, как напряжение в ней спадает. Она перестает сопротивляться. Не потому что доверяет – потому что знает, что не убежит.

Я сглатываю, отгоняя свой голод, оттесняя его глубже. Не сейчас. Сейчас она не выдержит. Но, чёрт возьми, какая же она соблазнительная женщина.

– Ты меня за идиота держишь? – голос звучит низко и жёстко. Я не сжимаю её запястье, но и не отпускаю.

Она вздрагивает, но быстро берёт себя в руки. Опускает голову, словно собираясь с мыслями. Следом плечи тоже опускаются, будто она сдаётся.

Я ощущаю её тепло, её дыхание, которое вырывается короткими, нервными вздохами. Вижу, как в уголках её глаз блестит влага, но слёз нет – она держится из последних сил. Пальцы её дрожат, но она не пытается вырваться.

– Просто… Данияр, мне нужно уходить, пусти, – шепчет она.

Я смотрю на неё. Она мелко дрожит – то ли от холода, то ли от страха. Осознание накрывает меня резко, без предупреждения. Я не могу её отпустить. Я не позволю ей снова исчезнуть. Я сделал этот выбор ещё тогда, когда впервые увидел её на пляже, но понял это только сейчас.

Я провожу взглядом её бледное лицо, губы, сжатые в тонкую линию. Она не просит о помощи вслух, но я её слышу.

– Садись в машину, – коротко бросаю я.

Она колеблется, но секунду спустя делает шаг вперёд. Я открываю перед ней дверь. Олеся садится, но в последний момент снова оглядывается назад – туда, где осталась её старая жизнь.

Я сажусь за руль, кидаю на неё взгляд. Теперь она моя ответственность. И я не отступлю.

14 Леся

Я сижу в машине, глядя в темноту за окном, но ничего толком не вижу. Мысли кружат в голове хаотичным водоворотом, каждая новая страшнее предыдущей. В груди расползается липкое беспокойство, сдавливает, как стягивающийся узел. Я сбежала. Но что теперь? Куда идти? Что делать? Андрей будет искать. Найдёт. А я без документов, без денег, без чёткой цели. Одна.

На что я надеялась? Что исчезну в никуда и буду свободна? Глупость. Он меня найдёт, и тогда…

Меня передёргивает. Воспоминания вспыхивают, обжигают, заставляют сжаться. Руки сами собой касаются предплечий – там, где ещё недавно были синяки. Они почти сошли, но я помню. Тело помнит. Жар его дыхания, силу грубых пальцев, короткую, сдавленную боль. Помнит страх. И отчаяние.

Я опускаю голову, кусаю губу. Если он меня найдёт… Нет, не хочу об этом думать. Но разум не слушается, услужливо подкидывает варианты. Найдёт. Отомстит. Сделает так, что я пожалею о побеге. Вновь посадит в золотую клетку, откуда не будет выхода. Ведь он всегда говорил – я его собственность. Навсегда.

– Всё будет нормально, – раздаётся рядом низкий голос.

Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Данияр даже не смотрит на меня, держит взгляд на дороге, но его слова… Странно, но в них нет ни насмешки, ни приказа. Просто уверенность. Будто он прочитал все мои мысли.

Я мну край футболки. Однообразные действия успокаивают немного. Всё будет нормально? С чего бы?

– Куда ты меня везёшь? – мой голос звучит напряжённо.

– Скоро увидишь.

Ответ меня не устраивает. Я не хочу, чтобы кто-то решал за меня. Разве я не сбежала именно ради того, чтобы быть свободной? Но, откровенно говоря, я и сама не знаю, что делать. Куда податься, где спрятаться? Андрей найдёт меня. У него связи, ресурсы, желание. Я словно загнанный зверёк, без выхода, без возможности скрыться. Варианты… размыты, как силуэты в тумане.

Машина идёт плавно, за окнами мелькают огни. Я пытаюсь собраться с мыслями, но вместо этого меня всё сильнее накрывает тревога. Я ускользнула от Андрея, но куда?

Глупо доверять этому человеку. Он властный, уверенный в себе – тот, кто привык подчинять. Всё в его жестах, поведении буквально кричит об этом. Да, он спас меня. Но что дальше? Чего он хочет? Вряд ли он филантроп и альтруист. Такие люди, как он, мало что делают без выгоды для себя.

По спине пробегает холодок. Сердце стучит быстрее. Слишком тихо в машине.

– Останови машину, – вырывается у меня.

Данияр не реагирует.

– Останови! – громче.

– Нет.

Я стискиваю зубы. Взгляд мечется к дороге, затем к рулю. Безумная идея пронеслась в голове – если он не слушает…

Я дёргаю руль на себя. Машина резко виляет, визг резины пронзает воздух. Встречный свет фар ослепляет, а сердце взлетает в горло. Данияр реагирует мгновенно – его рука перехватывает мою, крепко, но не больно. Я чувствую жар его пальцев, силу, которой он сжимает руль, удерживая машину в пределах дороги. Ещё доля секунды – и он выравнивает авто, резко притормаживая.

– Ты что творишь?! – его голос обрушивается на меня.

Я дышу тяжело, сама испугавшись того, что сделала.

– Ты нас чуть не угробила, – продолжает он, всё ещё глядя на дорогу. – Если не хочешь ехать со мной – скажи. Я тебя не держу. Но истерики на дороге не устраивай.

Истерики? Я сжимаюсь от возмущения, но молчу. Взгляд падает на его руки, всё ещё крепко сжимающие руль. Он зол, но сдерживается. Почему? Андрей бы уже давно…

Волевым усилием запрещаю себе развивать мысль в этом направлении.

Я отворачиваюсь к окну, пытаясь прийти в себя. Вдох. Выдох. Машина снова трогается с места. Теперь, когда адреналин схлынул, в голове царит хаос.

Данияр не держит меня? Но везёт против моей воли. Почему я вообще с ним? Он чужой, незнакомец, с которым я встречалась всего один раз – и то в странных обстоятельствах. Он пугает меня: его властность, непоколебимость, этот пристальный взгляд, в котором я не могу разобрать намерений. Но что ещё страшнее – рядом с ним я чувствую себя чуть спокойнее, чем с Андреем. Это сбивает с толку. Как такое возможно? Почему рядом с тем, кто явно привык приказывать, у меня нет того всепоглощающего ужаса, который я испытывала с мужем? Может, потому что Данияр пока не поднял на меня руку? Но ведь и он может. Мужчины все такие.

– Куда ты меня везёшь? – повторяю я, тише.

– Скоро увидишь, – вновь отвечает он, но голос становится мягче.

Я сжимаю губы. Он не ответит. Значит, остаётся ждать.

Машина свернула с трассы. Проезжает ещё немного и подъезжает к высоким воротам с камерой. Я чувствую, как напряжение внутри нарастает. Когда они медленно начинают открываться, украдкой вытираю вспотевшие ладошки о джинсы.

Что за место? Куда он меня привёз?

Ворота закрываются за машиной.

Я сглатываю. Внутри беспокойство скручивается тугим комком.

15 Данияр

Едва мы оказываемся на территории моего дома, я замечаю, как Леся напряглась еще сильнее. Её плечи словно застыли, взгляд мечется, выискивая угрозу. Она не доверяет месту, не доверяет мне. Даже когда я глушу двигатель, она не двигается с места.

— Ты в безопасности, — говорю спокойно, наблюдая за ней.

Её пальцы вцепляются в край футболки, взгляд скользит ко мне, настороженный.

— Здесь тебя никто не тронет, — добавляю, давая ей время осознать сказанное.

Она не отвечает, но я вижу, как она нервно сглатывает. Выхожу первым, обхожу машину и открываю перед ней дверь. Несколько секунд она сидит неподвижно, будто оценивает, стоит ли вообще выходить. Потом, пересилив себя, выбирается наружу.

— Пойдём, — киваю в сторону входа.

Я веду её в дом. Она идёт медленно, осматривается, цепляется взглядом за детали. Тёмные стены, мягкое освещение, лаконичная мебель. Всё дорогое, стильное, но без излишеств. Я никогда не любил вычурность.

В доме пахнет кофе, древесиной и лёгким оттенком моего парфюма. Леся чуть морщит нос, фиксируя этот аромат. Она идёт аккуратно, боится случайно что-то задеть или испортить. Её движения сдержанные, осторожные, словно она вторгается в чужое пространство.

Леся вздрагивает от каждого шороха, как испуганная птица. Я замечаю, как её руки дрожат, но она сжимает их в кулаки, пытаясь скрыть.

— Здесь безопасно, — повторяю. — Расслабься.

Она чуть дёргает головой, но не отвечает. Вижу, как её губы плотно сжимаются, как она пытается контролировать дыхание. Напряжение в ней настолько ощутимо, что кажется, будто стоит коснуться — и она взлетит в воздух, как лопнувшая струна.

Провожу её внутрь, показываю, где что находится: кухня, гостиная, ванная, спальня для неё. Останавливаюсь у кухни, открываю шкафчик и достаю стакан.

— Воды? — спрашиваю.

Она кивает, но руки у неё дрожат, когда принимает стакан. Пьёт маленькими глотками, взгляд всё так же настороженный.

Она явно что-то обдумывает, прежде чем вдруг поворачивается ко мне.

Я жестом предлагаю ей присесть на стул, но она остаётся стоять, скрестив руки на груди, возводя между нами невидимую стену.

— В качестве кого я здесь нахожусь? — выдаёт она прямо.

Я понимаю, к чему ведёт разговор, но молчу, позволяя ей продолжить.

— У меня муж есть, — резко добавляет, защищаясь. — Я приличная женщина. Спать с тобой не буду. Не могу же я просто так здесь жить.

Я невольно усмехаюсь, неторопливо опускаясь на стул напротив.

— Живи как моя гостья, — пожимаю плечами. — Никаких проблем.

Она моргает, не веря моим словам.

— Ты что! Я так не могу! Какая я гостья? Мы знакомы без году неделя. За кого меня примут?

— Это их проблемы, — спокойно отвечаю. — Расслабься.

Она смотрит с недоверием.

— Конечно, легко говорить, когда твоя репутация не висит на волоске.

Я наклоняюсь чуть ближе, опираясь локтями на колени, и встречаю её взгляд.

— Леся, неужели чужое мнение тебя волнует больше, чем твоя собственная жизнь?

Она замирает. Её дыхание становится тише, взгляд мечется, будто она пытается найти контраргумент. Но не находит.

— Но ведь...

— Плевать, кто что подумает.

— Нет, и всё же… я не могу так.

Она явно пытается найти выход из сложившейся ситуации. Я догадываюсь, что она не хочет чувствовать себя обязанной. Интересно.

— Тогда я должна делать что-то полезное, — говорит она твёрдо. — Не могу просто так.

— Например?

— Работать по дому. Готовить, убирать.

Я приподнимаю бровь.

— У меня есть уборщица. А ем я обычно в ресторане.

Она переминается с ноги на ногу, но взгляд не отводит.

— Но если ты будешь готовить... — продолжаю, наблюдая за её реакцией.

Она мгновенно вскидывается, в глазах загорается что-то живое.

— Буду! Обожаю готовить.

Я ухмыляюсь, но в голове уже мелькают совсем другие мысли. Интересно, как бы она отреагировала, если бы я предложил ей совершенно другую плоскость отношений? Кажется, что при одном лишь намёке на это она готова развернуться и броситься прочь, как испуганная лань.

Но я не чувствую вины. Если бы не её состояние, я бы даже не спрашивал. Настолько я хочу её себе. Её упрямство, её огонь, даже этот её страх – всё это лишь делает её ещё более желанной. Я умею ждать. Это тактическое отступление. Осада, если хотите. Полдела уже сделано. Она на моей территории. Дальше дело за малым. Нужно лишь выбрать момент.

Ой, прости, что ты говорила? Поваром?

— Ну что ж, тогда будешь моим личным поваром. Какую зарплату хочешь?

Она в замешательстве.

— В смысле? Как я могу сама себе назначить зарплату?

— Я разрешаю.

Она выглядит озадаченной, едва заметно кусает губу.

— Так ведь не делают…

— Смелее, Лесь. Я не кусаюсь. Реши. Ты свободный человек. И, как и при любом трудоустройстве, можешь предложить желаемую зарплату.

Она грузится, губы чуть поджаты, брови сведены. Видно, что ей некомфортно принимать решения. Видимо, в своей жизни она редко что-то решала сама. Наблюдать за этим занятно. Она смешно морщит нос, слегка кусает губу, задумчиво глядя на свои пальцы, которыми машинально теребит край кофты.

— Подумай и скажешь, — бросаю я. — А теперь отдыхай.

Она снова хочет что-то возразить, но потом осекается, только кивает.

Я ухожу, задумавшись о том, что буду дальше с ней делать. Она – загадка. Напуганная, но с характером. И я точно хочу узнать о ней больше. А заодно и о её муже. Пожалуй, пора выяснить, кто этот человек и какую власть имеет над ней.

16 Леся

Я брожу по дому, стараясь не шуметь. Это место красивое, ухоженное, просторное… и совсем чужое. Каждая деталь — от гладкой поверхности стола до тяжелых штор — напоминает, что я здесь не хозяйка. И вряд ли когда-нибудь почувствую себя таковой. Всё кажется слишком чистым, слишком правильным, слишком… его.

Я подхожу к окну в гостиной, выглядываю наружу. Просторный двор, аккуратно подстриженные кусты, высокий забор. Здесь действительно невозможно проникнуть с улицы. Это вроде бы должно успокаивать, но мне только хуже. Чувствую себя птицей в золотой клетке.

Складываю руки на груди, прижимая ладони к локтям. Холодно. Или это просто от нервов? Меня знобит. Каждый шаг эхом отдается по дому. Я даже передвигаться стараюсь как можно тише, словно боюсь потревожить это гнездо тишины.

И всё время — это ощущение. Будто за мной наблюдают. Будто я чувствую его взгляд, даже когда он в другой комнате. Тяжёлый, изучающий, пронзающий. От этого кожа покрывается мурашками. Я не могу расслабиться. Даже когда он не рядом, он как будто всё равно здесь.

В какой-то момент я решаю: надо выйти. Прогуляться. Продукты закончились — хороший повод. Тем более, что я и правда хочу приготовить что-то нормальное.

— Мне нужно в магазин, — говорю, когда он появляется в кухне. — В тот, что подальше от моего района. Не хочу рисковать встретить кого-то.

Он бросает на меня внимательный взгляд.

— Почему именно туда? — спрашивает он.

— Так безопаснее. Меньше шансов столкнуться с кем-то, кто знает Андрея.

Он подходит ближе, опирается о край стола.

— Проще заказать доставку или отправить кого-то из охраны, — говорит он. — Не обязательно тебе самой куда-то ехать.

— Но они могут выбрать не то. Я сама лучше знаю, что нужно. Да и... мне просто нужно немного выйти, развеяться.

Я осекаюсь, потом добавляю тише:

— Хотя... меня, наверное, ищут.

Он смотрит на меня пристально, словно старается по глазам всё прочесть.

— Леся, может, хватит ходить кругами? Расскажи мне, что у тебя с мужем? Почему ты так боишься его?

Я сжимаюсь, плечи вздрагивают.

— Это личное…

— А ты сейчас где находишься, если не под моей крышей? — его голос становится жестче. — Хочешь быть под моей защитой — рассказывай всё. Иначе, если он тебя найдёт — как я должен тебе помочь, если не знаю, от кого тебя защищаю?

Я отступаю на шаг, словно его слова толкнули меня физически.

— Ты мне никто, — вырывается у меня. — Я не просила вмешиваться. Не надо. Это моя жизнь. Я сама разберусь.

Он усмехается, но в его взгляде злость.

— Самостоятельная, да? Разберётся. Сидит у меня дома, дрожит при каждом звуке, но всё сама решит. Твой муж — конченый псих.

— Не говори так. Он… просто очень ревнивый. Иногда… срывается.

— Ты сейчас серьёзно его защищаешь? — в голосе Данияра почти ярость. — Он тебя бьёт, унижает, терроризирует, а ты всё равно ищешь ему оправдание? Ещё скажи, что ты виновата в том, что он такой. Хватит уже это повторять себе.

Я молчу, опустив глаза. Он прав. Но признать это — всё равно что подписать приговор прошлой себе. А я не готова.

Он резко отходит в сторону, видно, что сдерживает себя. Потом бросает:

— Ладно. Разговор окончен. Делай, как хочешь. Только знай — я не собираюсь закрывать глаза на всё это.

Мы молча расходимся по комнатам. У меня внутри пусто. Словно после бурного шторма всё вымыло — и не осталось ничего.

В спальне я сижу на кровати, перебираю свои вещи. Пара футболок, джинсы. Всё, что успела схватить. Даже пижамы нет. Вчера спала прямо в лифчике и трусах. Неудобно, но что делать?

Ночью просыпаюсь от жажды. Горло пересохло, язык прилипает к нёбу.

Тихо выглядываю в коридор. Пусто. Вроде бы все спят. Данияр, надеюсь, тоже. Я крадусь босиком по лестнице, стараясь не дышать громко.

На кухне достаю стакан, наливаю воды. Делаю глоток — и тут сзади что-то шевелится. Я резко оборачиваюсь — и врезаюсь прямо в грудь Данияра. Вода проливается, стекает по груди, по животу…

— Аааа! — вскрикиваю, но он мгновенно прикрывает мне рот рукой.

— Тссс, это я! — шепчет.

Я в шоке, сердце колотится, дыхание сбито. И тут я замечаю — его взгляд опустился на мою грудь, мокрую, просвечивающую сквозь тонкую ткань белья. Его зрачки расширены, дыхание тоже сбилось.

На мгновение между нами повисает тишина. Обжигающая, густая, наполненная опасностью. Надо уходить...

И вдруг он делает шаг ко мне. Рука осторожно скользит к моему лицу, пальцы касаются щеки, подбородка. И прежде чем я успеваю понять, что происходит, он впивается в мои губы.

Поцелуй — жадный, присваивающий, властный. Он не просит разрешения — он берёт, как будто этим жестом ставит свою метку. Мой мозг протестует, но тело... Я застываю, дыхание сбивается окончательно, пальцы судорожно сжимают стакан. Горячая волна пробегает по коже, разливаясь мурашками.

Я должна оттолкнуть его. Закричать. Ударить. Но я просто стою, будто лишилась воли. Губы горят от его прикосновения, а внутри — сплошной хаос. Как он посмел?.. Но почему мне хочется, чтобы он снова…

А потом он резко отрывается от меня. Смотрит, как будто сам удивлён произошедшему. Тяжело дышит, отводит взгляд — будто силой заставляет себя смотреть в сторону.

— Это было неизбежно, — глухо говорит он.

Я машинально прикрываю грудь руками, как будто это поможет скрыть то, что он уже увидел. Отступаю назад, но спина упирается в столешницу. Мне некуда деваться.

Стою, дрожа, сжимая стакан, и чувствую, как всё во мне пульсирует. Не только от холода. От чего-то другого. Намного более пугающего. Намного более реального.

17 Леся

Я просыпаюсь утром с тяжелой головой. В доме тихо. Сначала думаю, что всё приснилось — и разговор, и поцелуй, и этот странный жар внутри. Но стоит вспомнить его взгляд, как внутри всё снова вспыхивает.

На завтрак я не спускаюсь. Придумываю себе оправдание — устала, голова болит, что угодно, лишь бы не столкнуться с ним. Но долго прятаться не получается. Данияр появляется после обеда.

— Леся, — его голос звучит спокойно, но в нём чувствуется твёрдость. — С этого дня ты никуда одна не выходишь. Ни в магазин, ни на прогулку. Ни шага за ворота — понятно?

Я замираю, сжимаю пальцы.

— Но я…

— Не обсуждается. Хочешь чего-то — скажешь. Или поедешь с охраной. Всё. — Он протягивает мне коробочку. — И вот. Телефон. Новый. На всякий случай.

Я принимаю гаджет в руки, недоумевая. Он дорогой, современный, намного круче того, что был у меня.

— Спасибо… — выдавливаю из себя, хотя внутри всё клокочет. Это контроль или забота?

— Проще заказать доставку или отправить кого-то из охраны, — добавляет он, пристально глядя. — Тебе не обязательно выходить самой.

— Они могут выбрать не то… Мне проще самой, — бормочу в ответ. — Но… меня, наверное, ищут…

Он долго смотрит, не говоря ни слова, и это молчание давит сильнее любого приказа.

Вечером мы снова ужинаем вместе. Я стараюсь не смотреть на него, но это невозможно. Он словно заполняет собой всё пространство. Слишком близко. Слишком опасно. Потому что теперь, стоит мне на него взглянуть, как перед глазами снова всплывает та сцена на кухне. Его губы. Его руки. Его взгляд, прожигающий моё тело.

Я стыжусь этих мыслей. Мне противно от самой себя. Я всё ещё замужем. А думаю… об этом. Причём это не просто невинные фантазии. Они горячие, яркие, безумно возбуждающие. С каждым днём становится только хуже. Я ложусь в кровать и зажимаю подушку между ног, стараясь не думать, но тело совсем не слушает меня. Оно хочет. Оно жаждет. Чего-то, чего раньше никогда не было.

С Андреем всё было иначе. Сухо. Без эмоций. Без страсти. Максимум — после близости я шла в душ и, прячась от него, пыталась довести себя до пика сама. Быстро, тихо, с ощущением вины. Я казалась себе испорченной, грязной.

А теперь… теперь я просто сгораю от желания. И не могу остановиться.

Ночью я снова не сплю. Лежу, свернувшись в клубок, прижав подушку к животу. Мысли возвращаются к нему. К его рукам. К его голосу. К его губам. И вдруг я будто вижу всё это заново, как в ярком, живом сне…

Он входит в комнату. Медленно. Уверенно. Глаза горят. Я чувствую, как сердце вырывается из груди, а тело мгновенно откликается.

Он подходит ко мне, садится на край кровати и проводит ладонью по моему бедру. Я вздрагиваю, дыхание сбивается. Он тянет меня к себе, обхватывая затылок, и жадно впивается в губы — присваивающе, властно, будто ставит клеймо. Я стону ему в рот, теряюсь в этом поцелуе.

Он легко тянет майку вверх, обнажая грудь. Его пальцы сжимают её, большие, горячие, жадные. Я извиваюсь, прижимаясь к нему, чувствую, как между ног становится влажно от одного его взгляда. Его губы скользят ниже — по шее, по ключице, к груди. Соски напрягаются от ритмичных движений его языка, я выгибаюсь в ответ.

— Ты вкусная, — шепчет он. — Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя взял.

Я дрожу, стесняюсь, но он не даёт мне спрятаться. Стягивает с бёдер мои трусики, обнажая и лаская набухшие губки. Его пальцы легко скользят внутрь, а большой палец обводит клитор — круг за кругом, пока я не начинаю дрожать под ним. Волосы разметались по подушке, щёки горят в румянце, губы приоткрыты в немом крике. С ума схожу от безумного возбуждения. Еще немного, и умолять его буду готова.

— Посмотри на себя… ты вся течёшь для меня, — хрипло говорит он, глядя прямо в глаза. — Хочешь больше?

Я едва дышу. Он берёт мою руку и направляет её вниз.

— Поласкай себя. Я хочу видеть, как ты это делаешь.

Стыд обжигает щеки, но я подчиняюсь. Мои пальцы скользят туда, где ещё остался след его прикосновений. А он смотрит, как заворожённый. В его взгляде безумие, и я отзываюсь на него, реагирую. Влаги становится так много, что она стекает по ягодицам. Опускаю взгляд на руку Данияра, которая обхватывает его огромный ствол через штаны. Он явно возбуждён до предела.

Он засекает направление моего взгляда. Одно движение, и я как заворожённая смотрю на покачивающийся член прямо передо мной. Во рту скапливается вязкая слюна, и я с трудом глотаю ее, обвожу губы языком.

Данияр стремительно приближается, рывком дергает меня на себя, а потом входит. Жадно, резко, глубоко. Я хватаюсь за него, вцепляюсь в плечи, стону, выгибаясь навстречу. Он двигается во мне, заполняя целиком, будто бы в этот момент я принадлежу ему без остатка. Он накрывает мою грудь ладонью, прижимает к себе, шепчет грязные слова на ухо, от которых меня трясёт от стыда и желания.

И когда оргазм накрывает меня, я почти теряю сознание. Он сильный, яркий, взрывной. Я кричу в подушку, не в силах сдержаться.

…Я просыпаюсь. Вся влажная. Сердце бешено колотится, дыхание сбивчивое. Смотрю в потолок, не веря, что это был сон. Тело всё ещё пульсирует от вполне реального удовольствия. Одеяло между ног мокрое насквозь.

Не находя себе места, поднимаюсь с кровати, иду к окну. Просто подышать… остудиться. И тут замечаю.

Мелькнула машина. Слишком знакомая.

Я всматриваюсь, надеясь, что все это плод моего воспаленного воображения — и на секунду мне кажется, что это он. Андрей.

Меня охватывает паника. Холодный пот выступает на лбу. Если это он… если он нашёл меня…