Я сижу за документами, перебирая один за другим никому не сдавшийся отчёт. Моё лицо не выражает никаких эмоций или признаков паники. Моя душа полна боли, сострадания и жажды мести.
Меня зовут Ярослав Хорько, но для друзей Яра, Ярик и любые другие производные.
Я работаю главным следователем в Следственном комитете. Моя задача заключается в поиске и поимке самых опасных людей, дела которых мне поступают. У меня есть доступ к любым архивам, к любому трупу и любому месту происшествия. Я могу беспрепятственно войти в любое государственное или коммерческое учреждение, показав лишь одну бумагу. Хорошая работа, неправда ли?
С месяц назад ко мне поступило дело о неком Андрее Восшитине. Убийца, головорез, маньяк. Он убивает своих жертв разными способами, в разных локациях, под разным предлогом втираясь им в доверие, но связывает их одно: они все являются молодыми людьми, преимущественно парнями, до тридцати пяти лет.
Я обязан посадить этого ублюдка.
Мои мысли забиты уликами. При поступлении на работу я давал клятку, что буду служить на благо общества и не дам спуска ни одному преступнику. Ни один из моих "подопечных" не вышел из-за решётки раньше времени. Но тут... другой случай.
Полдень. Я вышел из офиса, а после и из основного здания Следственного комитета, чтобы сходить в ближайшее кафе под неприметным названием "Фишка". Дорога до кафе занимает около десяти минут ходьбы, но этого времени хватает для того, чтобы меня загрызла совесть, оставив после себя только кости моих надежд на очищение кармы.
Шаг.
Нет, я поступаю неправильно. Я дал клятву. Я обещал. Я обещал не только себе, я обещал народу, я обещал людям! Что я за следователь такой, если не сдержу своё слово?!
Шаг.
А может, я ничего такого и не сделал? Я же не обязан... Это моральные ценности. Пусть я буду последним моральным уродом, это же мой выбор, мои проблемы? Да, они выходят на общественный уровень, но я должен его поддержать...
Шаг.
Я люблю своё дело. Я приношу пользу обществу. Я - хороший человек, верно?... Определённо, я хороший человек. Почему я должен терпеть такое отношение к себе?! Каким идиотом я должен стать, если буду прогибаться под кого-то?
Шаг.
Я - убогий человек. Эта работа не для меня. Я - ничтожество. Я ничего не умею, ничего не могу. Кто мне вообще дал право его прикрывать? Кто я такой, чтобы судить о стороннем мне человеке? Правильно, никто!
Шаг.
Какой же он мне сторонний человек? Он мне как брат! Смею ли я называть его сторонним, когда в своё время он чуть не умер, спасая меня?! Смею ли я отдавать его властям, жертвуя нашей дружбой?...
Я пытаюсь отогнать эти мысли. Я не хочу этих рассуждений, не хочу этого противоречия! Я всегда думал, что мир чёрно-белый, делится на добро и зло яркой линией, и нет места в этом мире для градиента, но теперь...
Я зашёл в кафе. Меня встретила милая официантка, Вика Трудина. Я знаю её с университета, но теперь даже её добрая улыбка кажется мне подозревающей, словно она видит меня насквозь. Её зелёные глаза с примесью цвета дубовой коры и лёгким оттенком морского песка уставились на меня с такой доброжелательностью, какой я не видел, кажется, ни у кого больше.
По одним только её глазам можно было составить пейзаж масляной краской, на котором был бы изображён лес, который находился бы недалеко от какого-нибудь Богом забытого озера, где вода ещё сохранила свою прозрачность, а рыбки подплывают к берегу, не боясь рыбаков, которые только и хотят поживиться их плотью.
Она мягко спросила, что я буду заказывать, не упуская возможности пошутить про мою специальность, кинув фразу на подобии: "Надеюсь, мой следователь меня не арестует за косой взгляд на него?".
Мой следователь...
Она начала называть меня так с университета, как только узнала, на кого я учусь. Наша дружба началась с максимально неловкого момента: она врезалась в меня с незакрытой крышкой чашкой кофе. Я был в белой рубашке, но после столкновения белой её назвать было сложно. Скорее, мягко-коричневая с пятнами бежевого оттенка. Мои обычные, непримечательные, голубые глаза встретились с её бездонными глазами, в которых я сразу разглядел выше описанный пейзаж.
Выбрав из меню только кофе и булку с маком, я стал ждать заказ. Время пролетело быстро, словно секунда. Она постоянно шутила, а я смеялся так, что мои чёрные кудри на виске чуть подпрыгивали. Как я мог подумать, что её улыбка кажется подозревающей? Она самая обворожительная, что я видел! Улыбка, в смысле, а не она. Вернее, она тоже обворожительная, но её улыбка более... Ах, рядом с ней я становлюсь глупым подростком, не умеющим формулировать свои мысли, и мне, чёрт возьми, это нравится!
Но даже самые приятные моменты рано или поздно заканчиваются. Я, расплатившись, забрал заказ и вышел из кафе, направляясь в сторону здания Следственного комитета. И снова мысли, и снова борьба, и снова сомнения... К концу моей дороги я был уверен, что я - полное ничтожество с синдромом Бога, если не затягивать моё повествование надолго.
Остаток дня тянулся неимоверно долго. Каждая минута давала знать о себе, давя на меня грузом ответственности, который я еле как мог удержать на своих плечах...
Дорога домой. Я иду по парковой тропинке, засыпанной жёлто-красными листьями. А ведь этот цвет близок к цвету рукояти ножа Андрея. Противная, красная рукоять, точно рука дьявола, направляет остриё на тело невинного человека, тем самым лишая мир ещё одной светлой души. Боже, какие светлые души забрал Восшитин...
Одним из его жертв был девятнадцатилетний пацан, который обожал музыку и жил одной только гитарой. Он даже играл по вечерам в баре на Комсомольской, где его очень любил народ. В тот злополучный вечер он шёл домой с одного такого выступления. Ему перерезали горло, перед этим отрезав пальцы и положив их в чехол от его же гитары. Тело нашли в этом самом месте, где сейчас находится неглубокая лужа, из которой пьёт воду бродячая собака.