Притворись её мамой

1

— Лика, все поймут, что я — не ты… — жутко нервничаю.

Можно сказать, паникую.

Мало того, что нужно будет притворяться не собой, так ещё придётся на сцену выйти!

На подиум…

Моя старшая сестра, Лика, — модель. И сегодня у неё должен был быть показ. За прогул — жуткая неустойка.

А над нами и так висит немыслимо огромный долг… Увеличивать его — просто самоубийство.

Понимаю, Лика не справляется со свалившимися на нас проблемами… Я сама почти спать перестала от нервного напряжения. Но…

Досада гложет изнутри.

Ей обязательно было напиваться прямо перед показом? Даже такому далёкому от мира моды и шоу-бизнеса человеку, как я, понятно, что с таким опухшим лицом её на сцену не пустят.

Да она даже до сих пор не протрезвела!

Лежит на диване в обнимку с пластиковым тазом и стаканом, в котором явно алкоголь…

— Не дрейфь, Ника, я сейчас тебя накрашу — и никто не отличит! — сестра икает и тянется к лежащей рядом с ней бархатной косметичке ядрёно-малинового цвета.

Мы действительно очень похожи. Почти как близняшки — малознакомые люди нас даже путают.

Только я на три года младше.

И совсем другая…

Лика — яркая. Любит быть в центре внимания. А спокойную тихую жизнь презирает. В восемнадцать она сбежала из дома ради карьеры модели. Несколько лет жила в Европе. И только недавно вернулась в Москву.

Бабушка, которая нас с ней воспитала, была категорически против такого выбора Лики. Они не общались с тех пор, как сестра уехала. И даже на бабушкины похороны Лика не приехала.

По характеру я совсем не похожа на сестру.

Тихоней или тряпкой себя не считаю — упрямая, как бабушка.

Но публичность и сцена меня совсем не манят. Скорее наоборот — пугают и отталкивают…

Вот закончу институт, и обязательно пойду работать по специальности — преподавателем французского языка в школу.

Если закончу…

Два месяца назад мне пришлось устроиться на полный день консультантом в магазин одежды. С трудом закрыла сессию из-за пропусков…

Сейчас лето. Можно работать и не волноваться об учебе. Но что будет осенью? Об этом я думать боюсь.

Скорее всего, придется перевестись на заочное…

Боже! Да это самая незначительная из наших проблем!

Ведь нас с Ликой могут… посадить…

Такая глупость вышла. Стыдно даже рассказывать об этом.

Два месяца назад сестра была в отъезде и попросила меня передать пакет из её шкафа одному другу.

Внутри лежали запечатанные серые кулечки, похожие на те, в которые упаковывают товары на маркетплейсах. Я отвезла их по названному сестрой адресу. А там уже ждала полиция…

Оказалось, что в пакете находились запрещённые вещества. А я, получается… курьер… наркокурьер…

Лика вернулась на следующий день и каким-то чудом сумела договориться. Пообещала огромную взятку за то, чтобы ни меня, ни её не посадили. Сказала, что тоже не знала о содержании пакета.

Мы написали расписку под залог единственного нашего имущества — доставшейся от бабушки квартиры. И теперь должны успеть собрать деньги.

Часть удалось взять в кредит на моё имя. Часть — одолжить у друзей… Но нам всё ещё не хватает.

Поэтому пропускать работу — не вариант.

Одно неверное движение — и мы либо окажемся на улице без жилья, либо вообще сядем в самую настоящую тюрьму!

Неужели Лика этого не понимает?

— Сойдёт! — сестра придирчиво осматривает результаты своей работы.

Она всё-таки нашла в себе силы подняться с дивана и внесла в мой макияж пару правок своей рукой.

Подвела брови так, как она это делает. И нарисовала на верхних веках стрелки, которые обычно носит.

Так мы действительно стали неотличимо похожи.

— Ну вот, нормального человека из тебя сделали, — сестра усмехается, — не парься ты так, Ника, это заштатный показ новой коллекции локального свадебного салона. Ничего важного… Главное — не грохнись, и сойдёт.

— Я парюсь не о том, как буду смотреться на сцене, Лика! — сердито цежу я. — А о неустойке, которую нам никак не выплатить вместе с долгом за… сама знаешь, за что! Может, всё-таки ты поедешь? Раз показ неважный…

— Не-а, не поеду, — сидящая на диване сестра поправляет разошедшиеся края шёлкового халата и отпивает из своего стакана. — Меня в таком виде не пустят на сцену. Я же сказала. И ты не ходи, если не хочешь. Нам всё равно не собрать нужную сумму. Лучше просто продать квартиру…

— Ну уж нет! Надо постараться, Лика! — категорично заявляю я. — Как потом без своего угла?

Сестра равнодушно пожимает плечами.

— Мужика себе найди и переезжай к нему. Давно пора.

Отвожу глаза и одергиваю вниз края блузки.

2

— Малышка, ты, должно быть, обозналась… — говорю, наклонившись к ребёнку.

Девочка отрывает личико от моей юбки. Поднимает голову — и я ахаю!

Будто на свою детскую фотографию смотрю. Или… Ликину…

Вьющиеся волной мягкие светлые волосы. Голубые глаза «нашей» формы. И даже овал лица у малышки такой же…

Удивительно!

Бывают же совпадения! Не на пустом месте ребенок решил, что видит маму. Должно быть, мы с ней очень похожи…

Такое ведь бывает.

Приседаю на корточки рядом с девочкой. Нужно аккуратно донести до малышки правду. И не обидеть при этом.

— Где сейчас должна быть твоя мама, котёнок? — спрашиваю, заглядывая в светящиеся счастьем голубые глаза.

Малышка хлопает ресницами.

— Вот же ты! Я тебя нашла!

Краем глаза вижу, как со своего места встаёт тот пугающий мужчина. Люди вокруг него расступаются.

Кажется, он идёт к нам…

— Присмотрись повнимательнее, зайка, — прошу я с улыбкой на лице. — Я не…

— Ты такая же, как на фотоглафии! — радостно выдаёт ребёнок. — Очень класивая! Ты наконец плишла ко мне, мама Лика!

Имя сестры повергает меня в шок. Замираю.

А маленькая девочка снова бросается ко мне с объятиями.

Мама… Лика…

Сжимаю крохотное тело малышки в ответных объятиях. Автоматически… не думая…

И сердце сжимается.

Не может такого быть… У сестры нет детей. Она ведь сказала бы мне о том, что родила? Да?

Лихорадочно соображаю, что делать…

А маленькая девочка доверчиво жмётся ко мне, как к самому дорогому на свете человеку.

Аж дух захватывает. От неё сладко пахнет детским шампунем для волос и чем-то ванильно-сливочным.

Я физически не смогу оттолкнуть от себя такое чудо. Это как наступить на цветок.

Рядом с нами появляются дорогие кожаные ботинки.

Скольжу взглядом вверх по бежевым брюкам и встречаюсь глазами с тем самым мужчиной.

Он такой мрачный и злой, будто это я сорвала показ. Будто видит во мне опасную злодейку и преступницу.

Мелькает мысль, что он знает про тот злосчастный пакет и уголовное дело…

— Здравствуй, Лика, — голос мужчины низкий. Тон — ледяной.

У меня от него мурашки по коже. К таким лучше не подходить. И уж точно не стоит вставать у таких на пути.

Девочка продолжает держать меня мёртвой хваткой. Поэтому я встаю вместе с ней.

Подхватываю малышку снизу. Ну вот — теперь она у меня на руках. Как щит между мной и этим… мрачным типом.

Он явно старше меня и Лики, но не стар. Возможно, ему тридцать или немного больше… Темные волосы и такая же борода. Не слишком длинная.

Прокашливаюсь, чтобы голос не дрожал.

— Я не Лика.

Тёмные брови мужчины поднимаются.

Мелькает мысль, что он красивый. Весь такой статный и сильный. Под бежевым пиджаком — чёрная водолазка, обтягивающая крепкие мышцы…

— Серьёзно? — с иронией спрашивает он.

В глазах мелькает металлический блеск.

На нас по-прежнему все смотрят. Буквально пожирают глазами.

— Мы мешаем показу, — заявляет мой собеседник. — Нужно отойти.

Он подходит ближе и обхватывает ладонями талию девочки на моих руках.

Та протестующе пищит и крепче вцепляется в мои плечи.

— Давайте… так… — пожимаю плечами и осторожно спускаюсь по ступенькам с подиума прямо с ребёнком на руках.

Мужчина идёт рядом.

Мы отходим от сцены, и шоу возобновляется. Звукооператор врубает музыкальную отбивку. Затем берёт слово модельер. А мы отходим в дальний угол.

Впрочем, я всё равно чувствую на себе чужие взгляды. Люди смотрят — им интересно, что произошло.

— Я не Лика, — повторяю и виновато улыбаюсь.

Приглаживаю к светловолосой голове девочки выбившуюся прядь, щекочущую мне нос.

Мужчина награждает меня презрительным взглядом. Затем щёлкает пальцами, и к нам подбегают двое крепких парней в костюмах.

— Сумочку её из гримерки сюда. Быстро! — командует он.

Чувствую, что краснею.

А к нам уже несут мою сумку.

— Держите, Станислав Борисович.

Мужчина берёт её, лениво расстёгивает молнию, глядя мне в глаза. На ощупь находит то, что искал.

Вход сюда через пост охраны. Сестра предупреждала об этом. Мне пришлось взять её документы, чтобы попасть на показ…

Мужские пальцы вытягивают Ликин паспорт, после чего моя сумка летит на пол.

Визуализация

Вероника Николаевна Белова. 20 лет. Студентка. Переводчица. Консультант в магазине одежды и манекенщица на подмену. Ах да, ещё невольный курьер (сами знаете чего). А кому сейчас легко? Нике точно нет.

Анжелика Николаевна Белова. 23 года. Модель и дива. Вы ещё не поняли, как вам повезло находиться с ней на страницах одной книги? Эх, непонятливые нынче читатели пошли ))

Станислав Борисович Орлов. 32 года. Папа малышки, которая так отчаянно ищет маму. А больше мы пока ничего о нём и не знаем.

Анечка. 4 года. Живёт с отцом. Совпадение ли то, что она так похожа на сестёр Беловых?

***

Дорогие друзья, если начало вам понравилось, не забудьте, пожалуйста, добавить книгу в библиотеку и нажать на звездочку!

И отдельная благодарность тем, кто оставляет комментарии! Это важно для автора. ❤️

3

Плечи малышки, сидящей на моих руках, начинают трястись. Она всхлипывает снова и снова. Шмыгает носом.

А затем утыкается лицом в кружево дизайнерского свадебного платья и начинает рыдать. Так горько и искренне, что у меня самой на глазах выступают слёзы.

Да что ж это такое… Как же быть?

Стоящий рядом мужчина, являющийся, судя по всему, отцом этой крохи, смотрит так, будто хочет свернуть мне шею.

Он тянет руки к девочке, намереваясь снова попытаться забрать её, но потом останавливается.

Его губы побелели от того, как сильно он их сжал. Сквозь глухую злость во взгляде читается… тоска. Судя по всему, этот мрачный тип переживает за дочку.

Глажу малышку по спине.

— Тише, солнышко, тише… — шепчу на ушко.

Обнимаю ребёнка и покачиваю на руках, как младенца.

— Мам, не уходи опять… не уходи… — всхлипывает малышка.

В груди появляется свинцовая тяжесть.

Как же так? Неужели она Ликина? Быть такого не может… И чтобы сестра бросила ребёнка? Не хочу в это верить.

Отец малышки стоит рядом как истукан. Может, он тоже не понимает, что делать.

М-да…

В голову не приходит ничего умного, поэтому срабатывает автоматическая реакция. Как успокоить плачущего малыша? Покачать и спеть что-нибудь умиротворяющее.

Наверное, это реакция на стресс, но я не могу вспомнить ничего, кроме… «Марсельезы».

Мурлычу нежным голосом на ухо малышке призыв к революции позапрошлого века — он же государственный гимн современной Франции:

— Allons enfants de la Patrie… Le jour de gloire est arrivé!.. Contre nous de la tyrannie… L'étendard sanglant est levé…* — кошусь на отца девочки.

В зале продолжается показ. Точнее, завершается. После последнего слова модельера зазвучала приятная музыка. Гости начали аплодировать, а затем и вставать со своих мест.

Малышке, судя по всему, пришлась по душе моя колыбельная. Она начинает постепенно успокаиваться и затихать в моих руках.

Отец девочки машет рукой, и тот тип, что притащил из гримерки мою сумочку, поднимает её с пола.

— Донести Аню до машины, — говорит он мне.

Не просит. Скорее приказывает…

Я застываю в нерешительности.

— Иди, Лика! — с нажимом произносит он. — Ты же видишь, она не пойдёт сейчас ко мне на руки.

Киваю. Действительно, ни к чему снова заставлять малышку плакать тут, у всех на глазах.

С ребёнком на руках осторожно делаю несколько шагов в сторону выхода под строгим взглядом отца малышки.

Длинный подол свадебного платья норовит зацепиться за туфли. Это не безопасно. Падать с ребёнком на руках никак нельзя.

— Юбка мешает… — оборачиваюсь к мужчине.

Он недоуменно поднимает брови. Не понимает, что я от него хочу.

— Надо приподнять её, чтобы мы не упали, — объясняю я.

Мужчина хмурится. Но потом всё же делает шаг ближе к нам, наклоняется, сжимает пальцами ткань белой кружевной юбки и приподнимает её вверх.

Дальше иду как какая-нибудь принцесса, за которой сзади несут подол…

Выходим из здания.

За нами следуют несколько мужчин в костюмах. У одного из них в руках моя сумочка.

Они держатся на расстоянии, но не отстают ни на шаг.

— Остановись здесь, — велит отец малышки.

Мы отошли совсем недалеко. Тут нет припаркованных машин.

Свежий вечерний воздух вызывает волну мурашек. Я ёжусь от холода и покрепче обнимаю ребёнка, стараясь защитить малышку своими руками от перепада температур.

Вздрагиваю от неожиданности, когда на мои плечи ложится чужой пиджак. Отец девочки снял его с себя и накинул на нас.

Пиджак оказывается достаточно большим. Мужчина подходит спереди, стягивает его края и застёгивает пуговицы.

Так мы обе оказываемся в тепле.

Девочка уже совсем почти не всхлипывает, но я продолжаю укачивать её на руках.

Пиджак мужчины пахнет терпкой туалетной водой и чем-то неуловимо манящим. Незнакомым. Этот запах окутывает меня и неожиданно успокаивает.

Будто этот пиджак, надетый на меня по необходимости, является актом заботы и обо мне тоже. Будто это меня сейчас укачивают на руках…

Нелепица какая…

К нам подъезжает чёрный и явно дорогой автомобиль. Я совсем не разбираюсь в них, но точно понимаю, что под окном нашей многоэтажки такой не встретишь.

Водительская дверь открывается, и из салона выходит мужчина в костюме, неуловимо похожий манерой держаться на тех, что стоят позади нас.

Наверное, водитель.

Он открывает нам заднюю дверь и остаётся стоять, придерживая её.

— Садись! — велит отец девочки.