Притворись моим

Пролог

Сделав несколько размашистых шагов к дивану, я встретилась с этим мужчиной взглядом, выдохнув с облегчением, когда до моего одурманенного тревогой и ревностью сознания, наконец, дошло, что обжимается с полуголой нимфой НЕ Левицкий.

Идиотка несчастная!

Как я могла вообще подумать о таком?

Паша бы так со мной не поступил…

Он просто… перенервничал из-за смерти отца. Ожидаемо, что сейчас ему хотелось побыть в одиночестве… И я должна была уважать это его желание.

Только зачем он тогда пригласил всех этих людей? Неужели мы не могли провести последний день старого года вместе? Спокойно поужинать и лечь спать.

С этими мыслями я поднялась на второй этаж, каким-то шестым чувством улавливая – муж находится в своей старой спальне…

Я не ошиблась, стремительно распахивая незапертую дверь, и делая несколько шагов к нему на встречу.

Паша сидел в кресле за письменным столом. Сердце ушло в пятки, заметив, что он в той же футболке, в которой уехал из дома несколько дней назад…

С растрепанными волосами, лишенными своего привычного блеска лицо моего любимого мужчины было покрыто жесткой щетиной.

Что же произошло?

- Паш… Ты… ты здесь… Я волновалась, – пробормотала я, подходя ближе к его столу.

Из окна спальни открывался шикарный вид на заснеженный пруд и садик. Они были окрашены первыми лучами закатного солнца.

- Почему ты сидишь здесь один?

Я осеклась, когда Паша поднял на меня свои впалые красные глаза-щели. Он выглядел жутко. Будто за все эти дни не сомкнул глаз…

- Полторы бутылки виски и пара таблеток допинга располагают к культуре и созерцанию.

Пара таблеток допинга…

Только сейчас я обратила внимание, что перед Пашей на столе располагалась целая батарея каких-то бутылочек и склянок, не говоря уже о графине, наполненном янтарным алкоголем.

- Па-а-ш, что это? Что ты принял?!

Он не ответил, потерянно улыбаясь, и глядя куда-то сквозь меня. Складывалось впечатление, что сознание моего мужчины находилось далеко за пределами этой комнаты.

Но… где?

- Это… Это наркотики? – тихо спросила я, почувствовав неприятное покалывание в желудке.

Снисходительный смешок.

- Да брось, Маш… Мысли позитивно! – произнес он, слегка растягивая слова.

Я не узнавала этого Пашу.

Ну, точно… находился «под кайфом».

Боже, да что же он узнал в тот вечер?

Какая информация могла довести его до такого состояния?!

Отчего-то я была уверена, что дело не только в смерти Романа Константиновича…

- Откуда у меня здесь наркотики? Я же не драгдиллер! – Левицкий лающе хохотнул, откидываясь на спинку кресла.

- Но… это не ты, Паш… – потерянно прошептала я. – Не ты…

- Вот он я, Машенька. Вот настоящий Павел Левицкий. Тупой мажор, прожигающий свою жизнь. Все вернулось на круги своя. У нас ведь был фиктивный брак…

Фиктивный.

Рубанул по сердцу.

- А мне казалось, мы полюбили друг друга? – с придыханием спросила я, вцепившись пальцами себе в запястье. – Разве нет?

Повисла самая страшная пауза в моей жизни, ведь следующий его ответ мог означать приговор.

- Возможно, я бы смог тебя полюбить, Маш, но… Я не умею любить. – Паша медленно поднял руку, так, будто хотел прикоснуться ко мне, но… передумал, сжав ей горлышко графина.

Он пронзительно заглянул мне в глаза.

На миг что-то вспыхнуло в его взгляде.

Что-то щемящее. Искренне. Родное. Из той нашей жизни.

- Я сломан, Маш, – пробормотал он. – Поломанный я. До основания. Ни хера уже не поделаешь. Меня нельзя починить. Я ненавижу собственное отражение. И жизнь свою ненавижу… Гниль… Одна сплошная гниль…

- Но мы же были так счастливы, Паш… – беспомощно прошептала, под удары мечущегося в предсмертной агонии сердца.

- Да, мне было хорошо с тобой, Машенька. В постели особенно… Я душу вкладывал в этот секс. Мы можем продолжать…сколько хочешь. Если тебя такое устраивает, я не против, – тихо сказал он.

- Паш, а как же… наш отдых. На океане… Ты же обещал… – зачем-то спросила, только сейчас осознав страшный смысл сказанных им ранее слов.

Я душу вкладывал в этот секс. Если тебя такое устраивает, я не против…

Не произнеся ни звука, мужчина протянул мне какую-то папку.

Что это? Против воли, я вспомнила про наш самый первый договор, ощутив, как по коже разливается озноб…

Быстро просмотрев документы, я вернула потрясенный взгляд к его, ничего не выражающему лицу.

Меня будто толкнули ногой в грудь, и я находилась в состоянии резкого болезненного падения.

- Она твоя, Маш, – сухо подтвердил Левицкий, продолжая смотреть будто сквозь меня. – И тачку можешь взять любую из паркинга… Там полно их. Хочешь, забирай мой гелик! Будешь, как Сашка гонять на большом черном внедорожнике, – добавил он равнодушно. – Новый год же… Мой тебе подарок.

- Квартира? Машина? Ты шутишь, да?! – выкрикнула я, срывающимся голосом.

Внутри поднималась паника.

- Ты все это заслужила…

- За… заслужила?

Паша кивнул, делая большой глоток виски прямо из стеклянного графина.

- Скоро праздник. Тебе лучше поспешить. Я договорился с охраной, Димка доставит тебя, куда надо… До переезда можешь сколько хочешь жить в моей городской квартире. Если что-то понадобится – звони Апостолову. Он хоть и мудак, но всегда выручит.

- Куда н-надо? Почему я должна звонить ему, а не тебе? Па-а-ш?! – я шмыгнула носом.

Все у меня внутри корчилось от боли, будто внутренности облили бензином и подожгли. Сердце разогналось так, что едва ли не дымилось…

В этот момент дверь хлопнула…

Повернув голову, и увидев того, кто пришел, я вдруг почувствовала, как во мне что-то разбивается.

Безвозвратно.

В моей футболке с Микки Маусом из ванной комнаты Левицкого выпорхнула девица, однажды слишком громко предававшаяся страсти с Пашей прямо на его рабочем месте…

Пролог 1

Три недели спустя

POV Артем Апостолов

- Че там Паша? – брат откинулся на спинку кресла, угрюмо всматриваясь в мое лицо.

Я вздохнул, сглатывая ком в глотке.

Год начался, конечно…

- Ничего хорошего. Я сегодня общался с его лечащим врачом… Пашка не хочет ни с кем видеться, но уже хоть не дерется. Целыми днями спит под транквилизаторами.

Еще несколько часов такого алко-нарко-трипа, и моего друга бы уже не откачали – только спустя неделю его перевели из реанимации в обычную палату. Потравился он конкретно.

- Ой, дурак… Тём, ты вообще понимаешь, что произошло? – стиснув челюсти, процедил Кирилл.

Поморщившись, я вспомнил, как нашел своего лучшего друга чуть живым второго января. Вот такое вот, блядь, доброе утро!

А ведь я реально подумал, что у него все потихоньку налаживается…

Тридцать первого днем мне позвонила Маша, сказав, что Левицкий объявился, и она уже едет к нему. Я решил, что Пашка успокоился: раз вышел на связь со своей женщиной, значит, все нормализуется.

Не стал лезть к нему в душу, памятуя о своих ощущениях после кончины бати. Это было, пиздец, как непросто.

Но, сука, я ведь знал о его диагнозе и всех вариантах неминуемого развития событий. Последние дни мы провели вместе. Я держал отца за руку, когда он уходил…

И даже будучи матерым мужиком в первое время после кончины отца накрывало. Крыша, которая и без того временами свистела, опасно накренилась.

Мне понадобилась поездка в Японию в гордом одиночестве, чтобы найти в себе силы во второй раз принять его смерть и хоть немного вставить себе мозги на место…

А Пашка…

Они ведь с отцом совсем недавно помирились.

Поэтому я мог понять то неожиданное исчезновение Левицкого со всех радаров, и, в отличие от Маши, не спешил бить тревогу.

Беда пришла, откуда не ждали.

Когда я получил странное сообщение от Мышкиной, тем утром мы с Сашей и девочками ехали в аэропорт.

Маша сообщила, что они больше не вместе, но попросила меня проверить Пашку, потому что не могла отделаться от нехорошего предчувствия…

Времени до нашего рейса оставалось немного: не хотелось опаздывать на самолет из-за очередного загула этого придурка.

Однако, не сумев до него дозвониться, мы с женой, не на шутку расстроенной известием Марии, все-таки решили его навестить.

Друг же, хоть и полное недоразумение!

Откровенно говоря, я был в бешенстве, и развернул тачку с одним единственным намерением – хорошенько ему вмазать.

Может, хоть это привело бы мудака в чувства?

Потому что, как бы Левицкий не убивался – расстаться с Машей было самой хуевой идеей из всей той дичи, которую мой товарищ когда-либо вытворял.

Это фиаско, дамы и господа!

Девчонка была ему будто Богом послана. То самое добро, сглаживающее углы его бесноватой души. Яркий источник света в темном царстве.

Самое оно, чтобы, наконец, распрощаться с бурной молодостью. Тем более, Роман Константинович сдержал свое обещание, успев передать все бразды правления Пашке.

Он стал директором огромного промышленного предприятия, на котором работали сотни людей. Но вместо того, чтобы прокачивать свои скиллы, забил на все, накачавшись алкоголем и химозой.

Слабак, проебавший свою жизнь.

- Доктор еще что-то говорил? Когда его выпишут? – Кирюха резко вздернул подбородок вверх.

- Говорил, – я вздохнул, – говорил, что во время припадков он все время зовет какую-то Мышку… И маму…

Кирюха покачал головой. А что тут скажешь?

Так уж вышло, что я знал от его бати некоторые щекотливые подробности, о которых не рассказывал даже брату.

После того, как Паша обнаружил свою мать мертвой, и провел рядом с ней целую ночь, пытаясь откачать бездыханное тело, он практически перестал общаться с отцом, косвенно обвиняя того в ее смерти.

Упрекал, что батя, так увлекшись своей политической карьерой, проворонил пагубное увлечение женщины наркотиками.

Константиныч как-то по пьяни признался мне, что подростком Пашка занимался селф-хармом, нанося своему телу увечья.

Однажды, поймав сына за таким неоднозначным жутким занятием, он не на шутку испугался, закрыв его на психе. Когда Пашке позволили вернуться на свободу, он практически разорвал все возможные контакты с отцом.

Я был в курсе, что товарищ рано ушел из дома. Таскался по друзьям, жил у каких-то баб… Постоянно попадал в неприятности, которые частенько заканчивались в отделении полиции.

Мой товарищ не пропускал ни одной крупной вписки – кстати, на одной из тусовок мы с Пашей и познакомились.

Он был первым, кто принял меня, незнакомого нелюдимого чувака, помогая влиться в пафосную московскую тусовку.

Они с Константинычем годами были на ножах, ведь такое вызывающее поведение сына ой как мешало депутатской карьере отца.

Пашкин батя был депутатом, и одним из самых инициативных благотворительных деятелей страны. После смерти жены мужик даже организовал фонд для людей, страдающих наркозависимостью, помогая им избавиться от страшного недуга.

Константиныч так больше и не женился, посвятив всего себя поддержке посторонних людей, жаль он не смог помочь обрести душевный покой собственному ребенку…

Я вновь вспомнил, как обнаружил практически бездыханное тело Пашки в спальне на втором этаже их семейного особняка.

Сперва, подумал, что не успел.

Руки тряслись, когда я проверял у него пульс…

Выжил, падла такая!

Это ж надо было проебать все здоровье…

Вот че ему не жилось?..

***

*Две недели спустя*

Я сидел на лавке возле частной психиатрической здравницы, дожидаясь нашего «буйного пациента».

К сожалению, лечащий врач Левицкого вынужден был констатировать, что ментальное здоровье Павлика все еще оставляет желать лучшего – он отказался от дальнейшей реабилитации. Другими словами, возможны рецидивы.

Пролог 2

POV Паша

Апостолов отвез меня в городскую квартиру, к счастью, не задавая лишних вопросов. Только смотрел он на меня всю дорогу с таким нескрываемым отвращением, будто перед ним сидит самый токсичный отброс.

- Все так, Темыч. Все так, – усмехнулся я, глядя ему в глаза, когда мы вышли из тачки. – Да, я конченный.

- Реально, конченый слабак, – в ответ улыбнулся Артем.

- Глумись-глумись, – подавшись вперед, я замахнулся, желая хорошенько ему вмазать.

Хотя бы за Сашку!

Сколько этот самоуверенный мудак попил у бедной девчонки крови? Вечно смотрит на всех с высока… Заебал. Кулаки давно чесались по направлению к его лощенной морде.

Да только я переоценил свои жалкие силенки…

От резкого взмаха головы, перед глазами все поплыло, и на миг я потерял ориентацию в пространстве…

Апостолов оказался проворнее…

Я услышал неприятный хруст, когда его кулак угодил мне в лицо, моментально ощутив во рту привкус крови.

- Сука, думаешь, я буду относиться к тебе, как к слабаку? А, хер, тебе! – приподняв меня за грудки, взревел Артем, еще раз хорошенько мне вмазав.

Не удержавшись на дрожащих ногах, я упал на снег.

- Давай еще! Че так мало?! – отхаркивая кровь, шептал я, с вызовом глядя другу в глаза. – Бей!

- Я думал, ты сдох, уро-о-д… – Темыч пнул меня ботинком под зад, присаживаясь рядом на корточки.

Скривившись, он смотрел на меня с отвращением.

- И это все-е?! А ты знаешь, что, когда мы с Сашкой танцевали, я всю ее облапал? ХА-ХА!

Сверкнув глазами, Апостолов явно перестал себя сдерживать. На этот раз его тяжелые кулаки прилетели мне по ребрам. А следом – по почкам.

- Хорошо, что Сашка тебя послала, – Артем харкнул. – Ты взял за нее ответственность, и ни хуя не справился… Ты жизнь девчонке сломал!

- Все так, Темыч, все так… – хрипел я, захлебываясь кровью.

- Паша, живи теперь с этим! – больше не глядя на меня, Апостолов прыгнул в тачку, спустя считанные секунды агрессивно срывая ее с места.

- Ну, просто святоша!!! – заржал я ему вслед.

Я попытался подняться, но с трудом сумел оторвать голову от промерзшего асфальта. В башке крутились слова какой-то приставучей песни…

Сто прекрасных принцесс

Готовы пасть за сокровища,

Умереть за сокровища,

И на шее перевернутый крест.

И все ради чудовища,

Все ради чудовища.

Сто бумажных сердец.

И готов на побоище,

И готов на побоище,

Но восьмое из чудес,

Окажется чудовищем,

Окажется чудовищем.

Эй, доктор,

Мне так плохо,

Все как черно-белое кино,

Вокруг людей так много,

Но мне одиноко все равно.

Чтобы ни делал, не поможет даже джин,

Не поможет даже денег стопка,

Не осталось души,

Научили гнать, но никто не сказал, где стоп-кнопка,

И даже дома чувствую себя чужим…

***

Благодаря соседу спустя минут тридцать я все-таки оказался дома, почти сразу почувствовав тремор в кончиках пальцев. Пульс ускорился. Я ощущал болезненную хватку на горле…

Значит, пора глотать «колеса».

На случай внезапной панической атаки у меня теперь с собой всегда должна была быть аптечка, состоящая преимущественно из транквилизаторов, депрессантов и снотворного.

Не жизнь! Веселуха!

Закинувшись лекарствами, я принял душ и даже по инерции приготовил себе обед из продуктов, заботливо оставленных домработницей.

Несколько часов прошли как в тумане. Я пытался занять себя хоть чем-то… Но вся моя жизнь теперь представлялась какой-то пустой бестолковой штуковиной.

В голове бесконечно проигрывались наполненные разочарованием слова Темыча.

«Маша уехала к матери в Турцию. Она сказала, что не планирует возвращаться».

Маша уехала…

Черт.

Черт!!!

А я так надеялся попросить прощения, глядя ей в глаза.

Пожалуй, ожидание этой последней встречи и помогло мне найти в себе силы вырваться из дурки. Прожить хотя бы несколько минут наедине с ней… Мечта.

Возможно, прощальный секс? М?

Вена на моем виске ритмично запульсировала, стоило подумать о том, как я натягиваю сладкую разгорячённую Машеньку на свой стояк.

А стоял он при мысли о ней непрерывно. Трахал бы ее и трахал до потери сознания. Ночи напролет. Псих недобитый.

Увы, факт оставался фактом. Я до сих пор жаждал эту девчонку как гребанное животное во время гона, как конченый сумасшедший, коим, по сути, и являлся…

Головой я понимал, что ей лучше бежать от меня как от чумы, эгоистично продолжая удерживать девчонку в сердце.

Маша.

Машенька.

Самое чистое и светлое, что было в моей жизни.

Разумеется, если бы я все ей рассказал, Маша, во что бы то ни стало, попыталась вытащить меня из этого дерьма.

Но даже ей не удалось бы меня отогреть.

Потому что я живой труп, и не имею никаких моральных прав тащить ее за собой в этот ад… Я не хотел, чтобы она меня спасала.

Тем не менее, я постоянно думал о ней.

Даже больше, чем о…

Где-то внутри меня вновь сработал тревожный маячок, а в животе образовался болезненный тяжелый сгусток. Леденящий душу ужас вылился в испарину на лбу…

Я вытер ее кончиками пальцев, сделав глубокий вздох, пока черные вспышки перед глазами не исчезли.

Не думать. Сука. Не дум-а-а-т-ь.

Хоть какое-то время не терзать себя. Увы, я до сих пор не знал, как со всем этим жить.

Видит Бог, я пытался… пытался справиться, но ни черта не выходило… А потом все эмоции, подавляемые долгими днями и ночами, вырвались наружу, накрыв меня с головой.

Гнев, боль и чувство чудовищной несправедливости стали проводниками в мой собственный ад, испортив такое выстраданное нами обоими хрупкое счастье.