Притворись плохой девчонкой

1

— Здоров! — слышу я над ухом, и на мой стол приземляется поднос, заставленный тарелками.

Ого, первое, второе, салат, булочка с маком и компот. Кто-то решил продегустировать весь ассортимент институтской столовой?

Пашка, мой друг, выдвигает стул, садится и так тяжело вздыхает, глядя на меня грустными глазами, что я сразу чую какую-то подставу.

— Аппетит проснулся? — начинаю нейтрально.

— Заедаю стресс, — отвечает он с наигранной обречённостью в голосе. — Жизнь – боль.

Нет уж, не поверю. Даже когда всё плохо, с лица этого балагура не сползает ехидная улыбочка. А самое любимое словечко у него как раз «прорвёмся». Значит, концерт специально для меня.

— Что, знакомство с родителями не заладилось?

— Не то слово, Рит. Это просто катастрофа.

А я предупреждала, нельзя вот так просто взять и привести в дом девчонку с громким заявлением «женюсь». Особенно когда твоя зазноба из богом забытого захолустья, а ты единственный отпрыск знатного семейства.

— Вот скажи мне, как?!.. — продолжает Пашка. — Как можно оценивать человека лишь по его прописке?! Машка, она же и скромная, и воспитанная, и отличница. Блин, да о такой невестке можно только мечтать.

Он со злостью вонзает вилку в котлету и начинает нервно кромсать её на мелкие кусочки. Я же не спеша допиваю морс, промокаю губы салфеткой и, подперев щеку рукой, жду продолжения разговора. В том, что друг не жаловаться пришёл, я не сомневаюсь.

— Слушай, Рит, — в подтверждение моих мыслей Пашка отодвигает тарелку и смотрит на меня заискивающим взглядом. — Есть у меня одна идея, как заставить родителей изменить своё мнение. Но нужна твоя помощь.

Ну вот, а то стресс у него, видите ли. Сразу нельзя было к делу перейти?

— Слабо представляю, чем в такой ситуации можно помочь, но валяй, рассказывай свою идею.

Пашка долго молчит, нервно кусая губы, а потом набирается смелости и выдаёт:

— Притворись моей девушкой.

— Чего?! — от удивления глаза у меня лезут на лоб.

— Знаю, звучит бредово. Но идея годная. Главное, сделать из тебя очень плохую девочку, эдакую оторву, тогда у родителей случится культурный шок и Машкина деревня им покажется сущей мелочью.

На некоторое время я подвисаю, словно старый комп. Как это «плохую девочку»?! Да я той же Машке дам фору по хорошести. Ну, разве что, не отличница.

— Боюсь, я не очень подхожу на эту роль, — мямлю неуверенно. Вот, даже сейчас не могу послать куда подальше.

— Роль. Именно «роль», — вдохновенно произносит мой друг. — Ты же у нас актриса. Зря, что ли, ходишь в театральную студию?

Чёрт. Вот оно что. Я же сто раз рассказывала ему, максимум, что мне дают играть — служанку, которая тащит поднос для благородных господ. Все мои слова за весь спектакль — «Ваш кофе, сэр».

— Паш, ну ты же знаешь, зачем я попёрлась в этот кружок.

— Охмурять своего Горского, помню. Но чему-то же тебя научили за почти целый год. Раскрепощённости там, импровизации.

— Ничему меня там не научили! И сам Горский меня не замечает, потому что я бездарность.

— Не замечает, потому что слепой козёл.

А вот это уже обидно.

— Так, всё. Мне, кажется, пора.

Я встаю из-за стола, но Пашка успевает удержать за руку.

— Прости, Рит, я не то хотел сказать. Просто… ты же классная девчонка, а он не понимает.

— Ладно, — я снова опускаюсь на стул. — Прощаю. Только тебе я ничем не могу помочь. Сам подумай, ну какая из меня оторва?!

— Причёска, макияж и новые шмотки все исправят. За мой счёт, естественно. А дальше… просто неси какую-нибудь чушь про клубы и вечеринки. Ну правда, Рит, ты моё единственное спасение. Больше некому.

— Я только подведу тебя. У меня не получится.

— Получится. Ради счастья друга. Иначе я буду ныть тебе о несправедливости мира каждый божий день.

— Шантажист ты, а не друг. — Я поднимаюсь с места, беру свой поднос с пустой посудой и направляюсь к приёмнику, но потом замедляюсь, оборачиваюсь и всё-таки бросаю Пашке: — Я подумаю.

***

— Оливия, мой ангел, как можешь быть ко мне ты так жестока? — рыдает со сцены рыцарь в латах из пекарской фольги.

Я же сижу в зале на одном из многочисленных пустых кресел и украдкой любуюсь нашим руководителем. Илья Сергеевич Горский — ещё совсем недавно студент пятого курса, а ныне аспирант и самый красивый преподаватель университета.

— Стоп-стоп, — останавливает он несчастного рыцаря. — Гош, всё неплохо, но надо ещё больше драмы. У героя крушение надежд, понимаешь? Жизнь без любимой не имеет для него смысла. Давай, ещё разок.

Ну и как им можно не восхищаться?! Даже голос, низкий с приятной хрипотцой буквально завораживает. А то, как он отбрасывает длинную чёлку светлых волос со лба, или облизывает свои чувственные губы…

— Хай, жвачка есть? — на соседнее со мной место резко падает Ромка, один из актёров нашей студии.

Падает так, что весь ряд кресел, включая моё, начинает шататься. Но самое противное, что мне приходится отвлечься от созерцания Ильи Сергеевича.

— Нету, — отвечаю раздражённо, прибавляя в уме «давай, вали уже отсюда».

Но нарушитель спокойствия даже не думает меня покидать. Мало того, упёршись в переднее сиденье, он начинает раскачиваться, тем самым заставляя ходить ходуном весь ряд.

— Ты душу рвёшь мою на части, — восклицает тем временем рыцарь особенно пискляво. Даже я морщусь.

— Переигрывает, — тянет высокомерно Ромка. — Выёживается перед Горским.

— Ну-ну, знаток нашёлся, — окидываю я Ромку презрительным взглядом. — Что же главные роли играет он, а не ты весь такой умный?

— Может, потому что отказываюсь от них?

— Ха, расскажи кому-нибудь другому. Зачем тогда вообще заниматься в студии?

— Затем, что кое-кто возомнил себя местным божком, — произносит Ромка со злостью. — Горский, сука, пользуется своим положением и занижает оценки на экзамене, если отказываешься участвовать в его богадельне. А когда идёшь на красный диплом — это, знаешь ли, веский аргумент.

2

— Юбку нужно короче, — резюмирует Пашка, едва я выхожу из примерочной в очередном наряде.

Блин, уже жалею, что согласилась на его сопровождение. Захотелось ему, видите ли, проконтролировать процесс.

— Куда ещё короче?! — повышаю голос. — Такое чувство, ты меня не с родителями знакомить собираешься, а на панель готовишь.

У продавщицы, раскладывающей товары, так заметно вытягивается лицо, что мне становится стыдно.

— Кхм, — как бы невзначай привлекает она наше внимание. — Молодые люди, вот там у нас имеется линейка модной классической одежды. Всё, от офисных костюмов до элегантных вечерних платьев.

— Спасибо, мы сами разберёмся, — грубо рявкает Пашка, и тут же добивает: — Принесите лучше чулки в крупную сетку.

Испуганная девушка мчится выполнять просьбу клиента, а я подкатываю глаза, едва сдерживаясь от злобного рыка.

В итоге после долгих споров мы берём обтягивающие кожаные брюки с заниженной талией и короткий чёрный топ с черепом на груди.

А ещё кожаную куртку, туфли на высокой шпильке и различные цацки в виде цепей, колец, браслетов и серёжек-каффов.

От татушек, пусть даже временных и тех, что делаются хной, я категорически отказываюсь. Мне же выступать на следующий день после знакомства, и зрители могут не оценить подобный атрибут плохой девочки на служанке времён Генриха пятого. Так что сговариваемся с Пашкой на простых переводках. Вряд ли родители смогут отличить их от настоящих татуировок, тем более в состоянии культурного шока.

Дальше идёт причёска. Пашка топит за чёрный парик, а мне это кажется перебором. Длинные светлые волосы тоже могут выглядеть дерзко, если их не подкручивать в крупные локоны, как я это обычно делаю, а наоборот, выпрямить утюжком. В итоге мои доводы оказываются сильнее, и другу приходится смириться.

Остаётся только макияж и маникюр, но это потом, и уж точно без такого ценного советчика рядом.

***

На репетицию безбожно опаздываю. Залетаю в зал и сразу бегу к лестнице, что ведёт на сцену. В сторону актёров, играющих очередной эпизод, даже не смотрю, там ведь Илья Сергеевич, и он наверняка недоволен моей задержкой. Блин, ещё и прогон сегодня в костюмах, приходится спрятаться за задник и наскоряк переодеваться уже там.

Хорошо, что реквизит на месте. Хватаю поднос с чашками и подхожу к краю кулисы. Очень вовремя, потому что как раз слышатся слова Алинкиной героини, сигнализирующие, что мне пора выходить.

Медленно, смотря исключительно на поднос, иду к «господам», что находятся на авансцене.

— Ваш кофе, сэр, — делаю книксен и ставлю свою ношу на небольшой круглый столик.

Только после этого поднимаю глаза и натыкаюсь на ухмыляющийся взгляд сидящего у этого самого столика Ромки. Что за ерунда?! Его же нет в этой сцене!

Обдумать данный факт не успеваю, потому что ко мне обращается сам Илья Сергеевич:

— Нет, ну кто так играет?! Это никуда не годится! Мало того, что главного героя пришлось заменить, так ещё и второплановые мне нервы мотают. Вот кто вас учил делать книксен?!

Так и знала, что будет ругаться. Только я рассчитывала на выговор за опоздание, даже целую легенду придумала с серьёзной причиной, но никак не на подобные претензии.

— В-вы, — отвечаю, заикаясь и стремительно краснею.

— Что?! – возмущается ещё больше наш руководитель, отчего его прекрасное лицо некрасиво искажается.

—… Вы показывали, — повторяю, стремясь оправдаться, — один раз.

— Значит, вы неправильно запомнили!

Вполне может быть. Только до сегодняшнего дня он им был вполне доволен. А сейчас… Сейчас я начинаю глубже дышать и широко распахиваю глаза, чтобы не расплакаться. Нет, правда, это очень обидно.

— А мне нравится, — вклинивается вдруг Ромка, и все переводят взгляды в его сторону. — И вообще, служаночка зачётная. На месте рыцаря я бы вместо стервозной леди Оливии присмотрелся к такой красотке.

— Вас, Давыдов, никто не спрашивает, — цедит сквозь зубы Илья Сергеевич. — Со своей ролью разберитесь для начала, а то эти ваши «импровизации», — он делает кавычки пальцами, — у меня уже в печёнках. Перерыв!

Сказав это, он бросает листы с текстом на одно из кресел первого ряда и стремительно выходит из зала. Все молча провожают его взглядом, и только после громкого захлопывания двери слышится язвительный Ромкин голос:

— Воу, ПМС, что ли, у мужика. Надо ему шоколадку купить. Говорят, помогает.

— Ты сам его вывел, придурок, — верещит фальцетом Алина. — Сложно пять слов нормально выучить?! Несёшь какую-то чушь!

Она подхватывает пышную юбку и тоже чешет вниз со сцены, а потом из зала. Горского, что ли, побежала утешать?

Остальные актёры тоже разбредаются кто куда, остаёмся только мы с Ромкой. Я, практически не дышавшая последние несколько минут, наконец, отмираю и ошарашенно спрашиваю:

— Что вообще происходит? Почему ты играешь главную роль?

— Потому что Гоша, сволочь, сломал руку, и теперь этого вонючего Ролтона повесили на меня.

— Сэра Роланда, — поправляю я механически.

— Да хоть Воландеморонта, — Ромка со злостью ударяет в подлокотник кресла, — «Всю жизнь мечтал».

Потом он делает глубокий вдох, и, надо же, на его лицо возвращается лукавая улыбочка.

— Одно радует, — произносит он хитро. — У меня появилась личная служаночка. Твоё «сэр» очень заводит. Теперь всегда зови меня именно так.

— Иди к чёрту! — бросаю в лицо этому хаму, после чего подхватываю поднос и иду к кулисам.

Нашёлся тут рыцарь в пекарской фольге. Сэр корявые понты. Ещё и Илью Сергеевича довёл, гад. А выхватила за него я. Ненавижу!

Больше к эпизоду со служанкой Горский не возвращается. Приходится сидеть в зале и просто пялиться, как репетируют другие. Ромка то читает по бумажке, то несёт полную отсебятину, Алинка раз за разом выдаёт претензию, что так работать не может, в итоге всех отпускают по домам намного раньше обычного.

Мне ещё и лучше. Дома просматриваю всевозможные исторические фильмы, выискивая моменты, где дамы делают книксен. Потом пробую перед зеркалом, вроде получается неплохо.