Притяжение

Пролог.

За окном всё тот же пейзаж. Вернее, часть его. Подтаявший снег на бетонных плитах, грязный и бурый. Он весь истоптан большими следами. Дальше виднеется какое-то ограждение и кусочек неба. Сейчас хмурого, свинцового. Наверное, пойдёт снег. Недаром у меня ноет в висках.

Это всё, что видно из моего окошка, маленького и грязного, подвального.

Я здесь уже три дня.

Три дня заточения.

В голове никак не укладывается, что это не средневековье, а двадцать первый век.

Но, тем не менее, я там, где я есть.

И здесь не так плохо.

Тепло.

Есть кровать и санузел. Не забывают кормить.

Но, всё же, мне страшно в этих бетонных стенах, и каждый раз, когда я слышу шаги за дверью, то напрягаюсь и даже забываю дышать. И испытываю огромное облегчение, когда вижу сперва поднос, а потом хмурого парня, который приносит мне еду.

Я его так и называю – Хмурый – про себя, конечно. Потому что разговаривать он не настроен, от слова совсем. Да я и сама не стремлюсь вести беседы. Я настолько подавлена сложившейся ситуацией и, возможно, ещё не до конца верю во всё происходящее, что мысли в полном сумбуре.

Я в плену.

Меня удерживают силой.

Принуждают оставаться здесь.

И это только начало.

Скоро появится тот, от которого теперь зависит моя судьба, и мне страшно.

Ну, лучше я, чем моя дочь.

За размышлениями я не услышала шагов и обернулась, только когда лязгнул замок.

В проёме показалась высокая фигура и никакого подноса.

Я напряжённо всматривалась, как мой пленитель проходит внутрь.

Свет здесь только от окна, и поэтому в подвале царит постоянный полумрак, а уж когда темнеет на улице, то и вовсе темнота. И поэтому не особо видно его лицо, и непонятно, что он задумал.

С ним вместе входит сильный, густой аромат его парфюма. Восточный, тягучий, пронзительный. Идеальный для него. И слишком резкий, дерзкий.

Моя головная боль усиливается от этого аромата, который теперь всегда у меня будет ассоциироваться с подвалом, с разлукой с семьёй, со страхом. С ним.

Он замирает на середине и буравит меня взглядом, словно прикидывает, что со мной сделать. Я гордо выпрямляюсь. Поднимаю подбородок выше. Пытаюсь усмирить пульс, дышать спокойнее. И даже разорванный ворот моей блузки не стараюсь стянуть, чтобы не выдать тот страх, который меня тревожит в его присутствии.

- Смелая? - хмыкает он и в два шага сокращает пространство между нами.

Я неимоверным усилием воли заставляю себя оставаться на месте и уговариваю дышать, потому что пульс подскакивает, и все мои инстинкты вопят об опасности.

Медленно, исподлобья поднимаю взгляд.

Планка с пуговицами на тёмной рубашке. Широкая грудь. Ворот расстёгнут, и видно ямку между ключицами и загорелую кожу с тёмными волосками и такими же тёмными рисунками татуировок. Потом кадык и широкий подбородок с короткой бородой. Полные губы, сейчас плотно сжатые, в обрамлении таких же коротких усов. Прямой нос с порхающими крыльями и внимательный, колючий взгляд карих глаз.

Волосы модно зачёсаны назад, открывают высокий лоб с полоской тонкого шрама и густые брови. И этот нестерпимый аромат кардамона и бергамота, перца. Дышать становится практически невозможно, и хочется отпрянуть, но я упрямо смотрю на него и пропитываюсь этой тягучей смесью, словно щупальцами меня опутывавшей.

Взгляд его холоден и строг, хотя я и вызываю в нём интерес своим поведением, но только и всего. Я не обольщаюсь насчёт того, что он меня отпустит за смелость. Хотя там той смелости во мне почти и нет. Так, упрямство.

- Ну что, царица, как тебе твои апартаменты? – у него низкий хриплый голос с небольшим акцентом.

Красивый глубокий баритон. И он мог быть очаровательным и обольстительным, если бы мне не было так страшно.

С самой первой минуты он зовёт меня царица. И в этом прозвании, мне кажется, издёвка, да, возможно, оно так и есть.

Я не отвечаю. Бросаю все силы, чтобы справиться с собой и не отвести взгляд, и не просто взгляд, а твёрдый и гордый взгляд.

Он немного склоняет голову, осматривая меня с уже большим интересом.

- Ну, пошли, проверим, насколько ты смелая, царица, - он хватает меня за руку и резко дёргает за собой на выход.

И весь мой гордый и смелый образ тут же слетает под гнётом страха.

- Куда? Я не хочу! Оставь меня в покое! – я верещу и спешу за ним, потому что либо он вырвет мне руку, с такой силой он держит меня, либо я научусь летать, потому что еле успеваю за его шагом.

Он, молча, тащит меня за собой. На выход. Потом наверх, на улицу. По пути с одной ноги слетает домашняя туфелька, и на утоптанном снегу я оказываюсь наполовину босая. Холодный воздух обжигает кожу, налетающий ветер забирается в волосы и под разорванный ворот блузы, ползёт студёными струйками по ногам под тонкими брюками. А дневной свет, от которого я отвыкла, ослепляет. Я моментально начинаю дрожать. Но мой мучитель не обращает на это внимание, тянет меня куда-то. И вскоре мы оказываемся на пороге небольшого домика.

Часть 1. Плен. 1.

Ранее.

Утро выдалось хмурым. Вставать не хотелось, но Вик не любит завтракать в одиночестве. Поэтому приучил и меня, и Милану присутствовать на завтраках даже в выходные.

Дочь ещё как-то противилась правилам отца, исполняя их через раз, мне же такие поблажки не поощрялись, поэтому я с неохотой, но встала.

В доме царила тишина, когда я в полной готовности вышла из комнаты и направилась вниз, в столовую.

Ещё Вик терпеть не мог всей этой расслабленной одежды типа халатов и маек растянутых, поэтому с утра я уже в тонкой блузке, удобных брюках и домашних туфлях. Волосы оставила распущенными. Они вьющимся каскадом падали мне на плечи. Так, тоже любил Вик.

Опять поразилась тишине, когда подходила к столовой: неужели в кои-то веки все проспали раннюю побудку, и я буду первой?

Но, зайдя в столовую, я обнаружила на своих местах и мужа, и дочь.

А ещё у нас был гость.

Высокий молодой мужчина восточной внешности сидел напротив Вика за столом.

Он был одет в простую чёрную футболку, и его руки полностью были в многочисленных рисунках татуировок.

Темноволосый, с аккуратной бородой и усами. Он буравил карими глазами моего мужа, отбивая по белой скатерти длинными пальцами ритм. В пространстве разливалось напряжение.

- Доброе утро! – поздоровалась я, и всё внимание тут же переместилось на меня.

Милана подскочила ко мне и кинулась в объятия.

- Мама, - пискнула она, чем сильно удивила такими сантиментами.

Я обняла её в ответ и чмокнула в лоб.

Мужчины тоже посмотрели на меня.

Вик с тревогой и каким-то сожалением.

Незнакомец с интересом.

- Не знала, что у нас гости, - вместе с дочерью мы двинулись к столу.

- Да, дорогая, познакомься, - Вик говорил натянуто, - это мой хороший знакомый, Руслан Ермолов.

- Хороший знакомый и только, - усмехнулся мужчина, продолжая изучать меня взглядом уже более спокойно.

- Руслан, прошу, - Вик поддался вперёд.

- Хороший знакомый, который отсидел для тебя за решёткой, - продолжил Руслан, не обращая на замечание Вика никакого внимания.

- Что? – вырвалось у меня.

- Так, - Вик быстро пришёл в себя, и его голос налился силой: - Вика, вы с Миланой выйдете, нам нужно поговорить…

- Никто никуда не пойдёт, - перебил его Руслан и встал из-за стола.

Он был высок. Я даже с расстояния пары шагов от него всё равно подняла голову, чтобы видеть его лицо.

- Нет у нас с тобой, Витенька, никакого разговора, - продолжил Руслан спокойно и обошёл стол, подойдя поближе, и я почувствовала запах его парфюма. Он словно молотом шарахнул по моим рецепторам. Восточный и тягучий, горький и жгучий. Я непроизвольно отодвинулась от него, утягивая за собой Милану.

- Руслан, послушай… - Вик встал.

Он тоже был спортивен и высок. Виктор всегда следил за собой. Привлекательный и ухоженный. Но Руслан этот всё равно был выше и даже мощнее моего мужа.

- Это ты послушай, Витя, - снова перебил его Руслан, и я отчётливо уловила в его голосе акцент. Он говорил низко и хрипло, и очень уверенно.

- У нас был договор. Был? – спросил он у Вика, но почему-то подошёл ко мне с Миланой. Склонился над моей дочерью и взял прядь её волос, растёр в пальцах. Она только пискнула и сжалась ещё больше.

- Послушайте, что вы себе позволяете? – возмутилась я, и тогда он перевёл свой взгляд на меня.

Невозмутимый, уверенный и холодный взгляд карих глаз. Он скользил по моему лицу так осязаемо, что мне стоило больших усилий сохранять спокойствие. Потому что становилось жутко от этого изучения. Он словно смотрел сквозь, видя весь внутренний мир, всё, что скрыто от посторонних глаз. И от этого бросало в оторопь, слова застряли в горле, губы пересохли.

Он лениво и не торопясь выпустил прядь Миланы, и я, отмерев, спешно задвинула дочь за себя, уже прекрасно понимая, что от этого человека ждать хорошего не стоит.

- Царица, - хрипнул его голос, - я себе позволю всё, что захочу.

- Вик! - беспомощно вскрикнула я, когда его шершавые и горячие пальцы, внезапно сошлись на моём подбородке.

Я попятилась от него под защиту мужа, и на моей коже остался жгучий отпечаток от его прикосновения.

- Руслан…

- Витенька, ты мне должен денег, - опять перебил его Руслан, мгновенно перестраиваясь на холодный тон.

Мы с дочерью уже стояли за спиной мужа. И я ничего не понимала, сжимала Миланку в руках, просто чувствовала опасность.

- Руслан, ну, ты меня не слышишь, - в голосе мужа прорезалось раздражение, - такие деньги не хранятся налом, мне нужно время собрать такую сумму. Я же не отказываюсь…

- Нет, нет, не слышу, - поглумился Руслан, но тут же стал серьёзным: - Сколько времени тебе нужно, мой хороший знакомый? - сделал он акцент на последней фразе.

2.

Руслан невидяще смотрел в зеркало, теребил лопнувшую губу и всё воскрешал в памяти вкусную эмоцию, которую ему подарила эта баба.

Ему стало интересно.

Впервые за хренову тучу лет ему стало интересно. Он давно растерял всё эту мутотень, когда трепет в сердце при виде красивой мордашки, и кажется, что ты можешь свернуть горы ради одной улыбки понравившейся тебе девчонки. Уже давно, когда был на никому не нужной войне, когда доверял, кому доверять не следует, когда разочаровывался в людях, терял друзей и близких. Уже очень давно ничего хорошего не колыхалось в его очерствевшем сердце. Да он и не переживал по этому поводу, принимая жизнь такой, какой она была. Жёсткой, а порой и жестокой. И он принимал эти правила и играл по ним. А уж с женщинами он давно не церемонился. У него с ними были товарно-денежные отношения. Он им деньги, они ему товар - своё тело.

Все рады.

Все довольны.

А эта?

Недаром он её царицей окрестил.

Гордая дрянь, живущая в своём тихом, сладком мирке, не знающая настоящей жизни.

Да и плевать ему на неё. Плевать.

Она просто способ получить своё.

Но она его задела.

Задела тем, что не сломалась.

Не собирался он её трогать, да только взгляд её, гордый, высокомерный всколыхнул в его таком спокойном и равнодушном сознании какую-то муть. Считает его дерьмом. Считает, что он абсолютное зло. Хуже, чем её муженёк гнилой. Да почему бы и нет. Она-то вон за дочь вписалась, в подвале сидит. Царица в изгнании, блядь.

Захотелось сломить её. Поломать. Растоптать. Чтобы не было больше этого гордого взгляда.

Но даже голая и униженная, эта баба не была сломлена, накинулась на него, и это было вкусно, блядь. Очень вкусно. Он почувствовал дикий интерес. Тягу разгадать её. Любопытство раскрыть её. Узнать.

Она была, бесспорно, красива, несмотря на то, что была не девчонка уже. Зрелая женщина. Пышные вьющиеся волосы густой каштановой копной обрамляли узкое личико с тонкими чертами, и глаза, яркие, голубые, и темнеющие, уходящие в синеву, когда она злилась. Губы пухлые, алые, даже после трёх дней сидения в подвале на бледном лице алели, что вишни.

И фигура что надо. Женская, правильная, с пышной, ещё упругой грудью, тонкой талией и круглой задницей, крутыми бёдрами.

Он видел, как парни из его охраны, сообразившие сразу, что это спектакль, всё рано возбуждались при виде обнажёнки.

И только Тоха потом укоризненно смотрел на Руслана. Его не вдохновляла даже инсценировка насилия. Больная тема у парня. Руслан это знал, но, тем не менее, ослушаться он не посмел и сделал наряду с остальными то, что требовалось. А требовалось унизить царицу, сбить с неё спесь, и Витьку организовать занятную запись. Если дорожит своей женой, то не посмеет юлить, и поторопится. И не наебёт.

Он продолжил пялиться в зеркало, к которому подошёл, чтобы рассмотреть ранение, нанесённое её руками. Ухоженными тонкими пальчиками. И воскрешал в памяти отдельные картинки. Того, как она сопротивлялась, как выгибалась и кричала. Он не чувствовал ни жалости, ни стыда за то, что совершал. Он чувствовал интерес и не отказывал себе в смаковании того, что представлял её тело, изогнутое под собой. И того, как она будет кричать, пусть не совсем от удовольствия, пусть это будет и боль.

Он искренне, впервые за долгое время, захотел женщину по-настоящему. В нём проснулся охотничий инстинкт. Руслану стало интересно, за какое время он её сломит. Ведь она полностью в его власти.

Но он не торопился.

Во-первых, Гордеев рвал и метал за свою жену, особенно когда он отправил ему запись того, как его охрана поразвлеклась с ней.

И надо отдать должное, он ускорился.

Во-вторых, ему нравилось наращивать этот интерес, накручивать его. Он слушал доклады Тохи, который был приставлен к царице, что она отказывается от еды, и первые два дня после того, как они с парнями с ней поиграли, шугалась его, дрожа всем телом. Что на третий она напала на него с каким-то осколком и оцарапала тому шею.

Руслан запретил её наказывать. Эта её жажда к жизни восхищала его. Это он уважал в людях больше всего. Потому что и сам порой оказывался в таких ситуациях, в которых можно было смириться и сдохнуть, но он выгрызал право на жизнь зубами.

После того случая прошло пять дней.

Витёк заверял, что деньги собираются, умолял, срываясь на угрозы, чтобы Руслан не трогал его жену. Обещая тому все кары, которые он обрушит на него, если подобное повторится. А Руслан только удивлялся тому, каким человек может быть лицемерным. Ведь он же сам загнал себя в эти рамки. Поставил под удар свою семью. Но винит всех, кроме себя.

Он и раньше понимал, с кем связывается. Чувствовал, что Гордеев гнилой, но повёлся, чего уж там. На бабло, на обещания, и вот теперь, как и он, сам виноват. Но только Руслан этого так не оставит. А теперь ещё и бонусом интерес к царице возник. И от этой игры становилось всё занятнее.

Она сидела на кровати с ровной спиной и даже не повернулась, когда он вошёл. На ней были великоватые для неё футболка и спортивные штаны. После инсценировки изнасилования её одежда приказала долго жить. А держать её голой…

3.

Я шла за ним и всё никак не могла поверить. Как вначале не верила, что он это сделает, и потом не верила, что делает, и потом… Когда отозвалась на это насилие над собой.

Ужас!

Не понимаю, как это произошло?

Когда?

В какой момент я потеряла себя под ним?

Словно наваждение.

Затмение разума.

Гадливое чувство унижения, оскорбления, смешалось с низменной, порочной похотью, что разбудил во мне этот мужчина. Просто в определённый момент давление и жёсткий хват на бёдрах стали отдавать горячими импульсами, что копились внизу живота. Непроизвольно. Совершенно бесконтрольно. Словно лавина, насилие сменилось порочным наслаждением и смело все мои установки и доводы разума.

Как? Не знаю сама.

Я никогда не была легка на подъём. Если Вику хотелось моего ответа, то ему приходилось тратить время на долгую прелюдию. А тут я, ощущая болезненное проникновение, неприятное трение, жёсткий захват и грубые слова, сама не понимая себя, возбуждалась. Чувствовала его член в себе. Как он болезненно растягивает меня, и реагировала не так, как надо реагировать на насилие. А когда это урод понял, что я не зажимаюсь, то усилил свои старания, и тогда я расслабилась окончательно, отдавшись на его волю. И это было так горячо, похабно, и никогда мне не было так хорошо.

Оргазм был такой силы, что я, оглушённая, просто выпала из этого мира и пространства. Да я просто потерялась в своих чувствах. Как может такое быть, кончить под насильником. Уродом. Как мысленные блоки против унижения и оскорбления, не сработали, слетели под напором плоти.

Я не отдавал себе отчёта, когда он заставил меня взять свой член в рот, и глотать сперму, а потом вылизывать его плоть. Это было сродни наркотическому опьянению. Я была словно в трансе. Не ощущала особо ни вкуса, ни запаха, и уж точно во мне не было омерзения ко всему происходящему.

Может, это моментальный Стокгольмский синдром?

Он тянул меня выше, и я послушно шла за ним, путаясь в широких штанах. Спотыкаясь на лестнице.

Я всё ещё пребывала в трансе от произошедшего, не отслеживая перемещение в пространстве.

Мелькали комнаты с большими окнами, огромное помещение без стен. Снова лестница.

Серые, каменные и стальные стены. Тёмный коридор.

Сильная рука впереди идущего мужчины. Широкий разворот плеч, чёрная рубашка, лохматый затылок.

Я попыталась вернуть себе свою руку, впервые проявив себя хоть как-то.

- Чего дёргаешься, царица? – обернулся Руслан, обжёг взглядом.

И вот эта его «царица», и глаза тёмные, словно провалы в мой персональный ад, заставили меня взбодриться. Прийти в себя.

- Отпусти. Отпусти меня! - задёргала я руку. – Ты урод! Насильник! Сволочь!

Он держал крепко, и тогда я, наоборот, налетела на него с кулаками и начала бить, куда попаду.

- Урод! Ненавижу тебя! Насильник! – вопила я, но Руслан ловко меня скрутил и впихнул куда-то.

Я пятилась, шипя, плюясь ядом, а он только нагло усмехался, а потом и вовсе толкнул меня, и я упала на спину и оказалась на кровати.

- Насильник, говоришь, - он накрыл моё тело собой, придавив к матрасу, а следом меня накрыл его аромат. Я тут же задохнулась, не имея возможности сделать и глотка кислорода ни от тяжести его тела, ни от этого тягучего запаха. – И часто ты кончаешь от насилия?

Я поморщилась от слов, таких откровенных и правдивых, что спорили с гнётом его тела.

- Ты ошибаешься… - заговорила, задыхаясь, бегая взглядом по ухмыляющейся роже. – Мне было больно и противно…

- То-то ты стонала и подмахивала, - хмыкнул он, всё ещё не думая вставать, и откровенно наслаждался моим раздраем.

Мне стало настолько стыдно, что я, выпростав из-под него руки, не придумала ничего лучше, как зарядить ему по лицу. А где первый удар, там и второй, и третий. Он стойко сносил мои звонкие пощёчины, и только взгляд его наливался снова чернотой, и с лица стекала ухмылка, оставляя хищный оскал.

- Я открою тебе секрет, царица, - скрутил он мои руки, - ты просто любишь пожёстче. Видимо, твой муженёк молился на твою дырку, а надо было трахать.

- Заткнись, - зашипела снова и напряглась всем телом, чтобы выбраться, и с досадой почувствовала, что он опять возбуждён. – Ты можешь сколько угодно оправдывать себя, но ты меня изнасиловал.

- Я просто взял то, что мне захотелось, и сейчас я тоже хочу, - спокойно, совершенно не усовестившись, ответил он на это, - и спорим, что ты тоже течёшь, царица?

- Да пошёл ты, мерзавец, ты не мужчина, ты подонок, - я билась под ним из последних сил, но старания мои шли прахом, он был сильнее.

- Возможно, так, царица, меня давно не парит мораль, но вот ты меня задела и получила то, что заслужила!

- Чем заслужила, тем, что высказала своё мнение?

- Никогда не слышала, что перед хищником нужно склонить голову и не смотреть тому в глаза, и не бросать вызов. Я принял твой вызов! Я хочу тебя!

4.

- Она снова просит тебя о встрече, - говорит Тоха, маяча за плечом, пока Руслан, закатав рукава, разделывает телятину.

Его ещё дед учил, как мясо выбирать, как нарезать, как мариновать, чтобы шашлык был сочным и вкусным. Конечно, можно поручить всё Заре, она готовит отменно. Но, как говорил дед Руслана Энвер: «Шашлык женских рук не терпит». Для Руслана так он терпел и получался вполне вкусным, но дед был ещё тем домостроем и бабку держал в строгости, жаль только отца его не смог ни удержать, ни спасти. Единственное, что сделал - Руслана у него отобрал и воспитывал, пока мог.

С того вечера, когда Руслан поимел царицу, прошло три дня, и все эти три дня он старался заниматься всем, чем угодно, лишь бы не было возможности попасть домой. Потому что знал, что не удержится, поднимется и снова поимеет её. Потому что хер знает, что происходит, но она у него не выходила из головы. Его не отпускало. Его влекло ещё больше. И протест её только слегка тормознул его, потому что тогда в её глазах помимо дерзости и вызова мелькнул страх, животный, безотчётный, и это не было вкусно. Вкусно было, когда она, сама того не понимая, кончила под ним. Когда дезориентированная своей же реакцией на него, размякла и покорно делала всё, что он говорил. Да что там, даже когда сопротивлялась, было круто. А тут был стопор. Видимо, осознала всё, проанализировала, пока топала за ним. Да и по хер ему. Или нет?

Сперва ему было круто от того, как она его заводит, но теперь, когда он три дня подряд просыпался и засыпал с мыслями о ней, его это начинало бесить. Потому что царица незримо и на мягких лапах завоёвывала над ним власть. Ему это было не нужно. Позволять вертеть собой особям женского пола, он давно перестал. Тогда, наверное, когда девочка Марина, его первая любовь, не дождалась его из армии и вышла замуж за местного мажора. Или когда ещё одна, Катя, круто вертела им, вытряхивая бабки за возможность возлечь с этой королевой.

На хер!

Он был тогда молод и верил, что есть что-то большее, чем пьянство отца и постоянный укоризненный взгляд мачехи. Большее, чем вечные наставления деда и серость старого двора, их обветшалого дома. Ему тогда казалось, что стоит ему только вывернуться из всего этого, и его жизнь повернётся по-другому, станет более счастливой.

Но у жизни, как и всегда, впрочем, свои правила. И даже не предательство женщин Руслана так повлияли на него. Они были всего лишь чередой в полном и мрачном дерьме, что лилось на него непрерывным потоком.

Армия.

Поджог их дома, в котором погибли дед с бабкой.

Потом была какая-то мутная банда с какими-то мрачными типами, которые обещали Руслану возмездие за погибших родственников и много денег. Ума хватило свалить тогда.

Но потом была служба по контракту и война. По большому счёту, никому не нужная война. Искалеченные и изломанные судьбы. Он бы там и остался. В этой пыли дорог, среди разрушенных храмов и деревень, если бы не вдолбленная дедом жизненная позиция - цепляться за жизнь зубами. И он цеплялся, попутно ожесточаясь, очерствляясь и чувствуя, что так и надо было. Так было легче. И жизнь потекла по-новому, по-другому. Многие вопросы морали отпадали. Всё, по большому счёту, сводилось к силе и к деньгам. И было до прозаичного честно и понятно.

А тут не сработало. Казалось, сломал её, макнул в дерьмо, унизил. Да только такое ощущение, что сам унизился. А самое поганое, что он бы ещё хоть сто раз унизился, и поэтому не спешил он в дом, где она, потому что знал, что не удержит своего внутреннего зверя. Потому что не захочет.

А этот сучёнок Гордеев затягивал и затягивал, словно и не хотел свою жену назад, хотя, конечно, и грозился обрушить все кары небесные на его голову. Но Руслан давно перестал обращать внимание на тех, кто слабее. Он наёмник. Он сделал работу. Ему нужны его деньги.

В тюрьме, кстати, было комфортнее, чуть ли не во всей той жизни, из которой он пришёл.

Тут действовали жёсткие правила, и слабые отсеивались моментально. А Руслан не был слабым. Уже не был. Его только грело, что вскоре он поднимет бабло и выберется из этого, забудет всё, как страшный сон, тем более что денег Гордеев должен за его отсидку много.

Руслан зло усмехнулся на собственную наивность. Дурак повёлся. Ну, ничего, он своё заберёт.

Он закончил нарезать мясо и повернулся к Тохе.

- Веди, коли просит, - произнёс он и принялся за лук.

Его следовало резать толстыми полукольцами, а потом размять, чтобы выделился сок, и потом уже добавить приправы.

К моменту нарезания второй луковицы в кухню вполз тонкий цветочный аромат.

Вот, казалось, как среди этого разъедающего марева паров лука можно почувствовать её запах? А он смог. И запах ощутил, и то, как она замерла позади.

Руслан взялся за третью луковицу и, коротко обернувшись и мазнув по ней взглядом, указал на стул.

Глянул коротко, но тут же отметил и бледное личико с пухлыми губами, и острые плечики в тонкой кофте. Длинная трикотажная юбка скрывала лодыжки, и были только видны носки чёрных туфель. Волосы распущены и пушистым ореолом лежат на плечах. И запах этот всё больше вползает в его нос, и внутренний зверь уже рычит в нетерпении.

Царица слегка помялась и, обойдя его, села на предложенный стул, а он оторвался от нарезания лука, снова посмотрел на неё.

5.

- Мам! – Милана кинулась ко мне, и я поспешно прижала её и втянула родной аромат с её светлой макушки. Недалеко мельтешил Вик, но его ко мне не пускали, только дочь.

Мы были на подземной стоянке, в особенно безлюдной её части, хотя она и была паркингом большого мегамолла, но раннее утро и будний день не давали никакого шанса для свидетелей этой встречи.

Милана всхлипывала в моих руках, непроизвольно косясь на наших конвоиров.

Четверо мужчин из охраны Руслана, в том числе и хмурый парень, который охранял меня в подвале, держали нас в небольшом кольце рядом с припаркованной машиной, на которой меня привёз Руслан. Сам он вальяжной походкой двинулся в сторону моего мужа, которого сдерживали ещё пара парней.

- Как ты, девочка моя? – спросила я, поднимая за острый подбородок личико дочери.

Милана смотрела на меня со смесью жалости и печали. Она явно представляла, что меня истязают, морят голодом, и поэтому вглядывалась в каждую чёрточку моего лица, ища свидетельства своих подозрений.

- Ну что ты, детка? – пыталась я утешить её. – Видишь, со мной всё хорошо!

Она кивала, но слёзы сочились из её глаз, заставляя и мои глаза, наполняться влагой.

- Милана, детка, прекрати всё хорошо же, - голос мой дрогнул, и я снова прижала её, не в силах видеть страдания своего ребёнка.

- Со мной всё хорошо. Хорошо всё, - повторяла я и баюкала её.

Со мной и вправду всё было хорошо. Физически.

Морально же я был подавлена и дезориентирована своей реакцией на похитителя. Ведь даже сейчас, в такой напряжённый момент, я ловила его движения, слух улавливал низкий тембр его голоса, я даже его резкий аромат везде ощущала. Не хотела! Но сделать ничего не могла. Ничего.

Ни сейчас.

Ни вчера, когда хмурый мужчина привёл меня к нему, отреагировав, наконец, на десятую мою просьбу увидеться с его главарём.

Совершенно неожиданно. Я уже не надеялась, что меня услышат, привыкнув к одностороннему общению, когда он трижды приносил мне еду, я требовала свидания с его шефом, а он молчал. Вернее, не так: он хмуро молчал, одаривая меня мрачным взглядом, и уходил. А в этот раз не ушёл, кинув приказ идти за ним. И я пошла. Лучше бы я осталась на месте, в этой просторной спальне, в которой меня заперли вместо подвала. Потому что один раз своего морального падения я бы ещё пережила, но теперь… теперь надо анализировать, делать выводы, а я не могу, не могу.

Странный дом, наполовину обжитый и какой-то недостроенный. Комната, в которой я обитала, была оборудованной по последнему слову моды. Просторная и комфортабельная. Находиться в ней было намного приятнее и морально легче, чем в подвале.

Такой же была и огромная кухня, куда привёл меня мой конвоир. С одной стороны тянулись большие окна, на другой стене — ниши из тёмного дерева, заставленные сверкающей утварью. Посредине — широкий светлый остров с мойкой и варочной поверхностью. Сами стены и потолок в тех же тонах, плитка под ногами выводила затейливый рисунок, переплетая линий.

Если бы не обстоятельства, при которых я здесь оказалась, я бы восхитилась и дизайн-проектом, и подбором материалов и цвета. Но было не до всего этого, хотя и отметила про себя эстетику и противоречащую ей странную недосторенность остальной части дома. Но всё это пролетело в моей голове за минуты, которые понадобились для того, чтобы пересечь дом и попасть в кухню. Особенно когда я там увидела Руслана. На тот момент он отсутствовал уже три дня, и его образ притупился у меня в сознании. А обида и униженное чувство достоинства делали своё дело, и я убеждала себя, что как бы он ни был хорош внешне, он гнилой и недостойный человек, и всё, что произошло, — ошибка.

Но, зайдя следом за хмурым парнем, я на секунду зависла, разглядывая его красивые, широкие мужские кисти, перевитые сухожилиями и татуировками, что виднелись из-под закатанных рукавов светлой рубахи. И загорелая кожа, украшенная тёмным орнаментом картинок, чётко контрастировала с белым цветом его рубашки. Его кисти настолько были правильно мужскими, сильными, что я моментально представила их на холсте в штриховке чёрным грифелем и меньше растушёвки. Его кисти - они такие чёткие и сильные, здесь нет плавности и плавного перехода, только игра света с белой рубашкой и татуировок с его кожей. Но весь этот морок заканчивается, когда я замечаю, как он отложил огромный длинный нож, которым нарезал большую луковицу, и у меня моментально созревает идея, за которую, впрочем, я быстро поплатилась, снова ухнув в бездну.

Как это происходило?

Вот только я готова была его прирезать, а спустя пару минут уже сгорала от неистового пламени страсти, что он пробуждал во мне. И ведь действовал самым порочным способом. Говорил пошлости и гадости. И снова принуждал, и насиловал, и сводил с ума. Своими руками, губами, запахом своим давил. И мне это нравилось до безумия.

Я ещё могла цепляться сознанием за крохи благоразумия, тогда как тело меня предавало, оно выдавало меня со всеми низменными потрохами. И я сдалась, потому что сил сопротивляться ему не осталось, он выматывал меня. Доводил до черты. И покорял, принуждал, неволил. И я горела под ним, потому что на краткий миг, когда сознание топило яркой вспышкой, а тело билось в сладкой судороге, я была не я. Я была его самкой, сукой, его царицей, как он прозвал меня с первого взгляда.

6.

Руслана разбудил вскрик. Женский, несомненно. И чувство потери тут же накрыло с головой. Рядом не было тёплого, мягкого тела. Тихого сопения и тонкого аромата цветов. Рядом не было царицы.

Ещё один вскрик, и он молниеносно поднялся с кровати, не озадачившись одеждой, и пошёл на звук, как был в трусах.

Свет горел в коридоре, но всё действо происходило в гостиной. Как раз у недостроенного камина, двое парней из охраны, одним из них был Тоха, держали брыкающую царицу. Держали аккуратно, чтобы особо не помять, а вот она не стесняла себя ни в действиях, ни в выражениях. Дралась и ругалась так, словно от этого зависела её жизнь, но парни держались, понимая, что упустить её нельзя, и вырубить так, чтобы успокоилась маленько, тоже им никто не позволял.

Вообще, вся команда Руслана, которая насчитывала десять приближённых человек во главе с его начбезом Антоном, была подобрана им же, настолько тщательно проверена, и всякие левые отмороженные типы отсеивались ещё на первом этапе, оставались только те, кто спокойно и хладнокровно исполняли поставленные задачи. Их, естественно, мотивировал и достойный заработок, и, конечно, репутация Руслана, которая пришла к нему ещё до отсидки после того, как он работал одиноким наёмником, покончив с военной службой. А может, пару историй от тех, кто видел, как решаются дела с борзотой, что намерилась строить свои порядки. Все его люди прекрасно понимали роль царицы в его доме. Трогать её мог только он. И сейчас, когда эта зараза рвалась из рук парней, они старались минимизировать ей ущерб и не хватать особо откровенно, тихо матеря вздорную бабу. Но даже это взбесило Руслана.

- Отпустите, - тем не менее спокойно сказал он, обойдя троицу.

Все замерли, словно по команде. Парни тут же освободили царицу, она же сдула упавшую кудрявую прядь с лица и зыркнула на него из-под ресниц. Глаза её сверкнули, вроде гневно и презрительно, но он успел уловить в них некий интерес, секундное любопытство. Она растирала предплечья и тихо шипела ругательства. На ней была свободная кофта и его спортивные штаны, которые ей были, несомненно, велики, и она их подкатала.

- Пыталась перелезть через забор, там и сняли, - коротко рапортовал Тоха.

- Свободны, - кивнул Руслан, так и не глянув на парней, и те, скорее всего, не поняли, что им грозит за то, что поймали беглянку, награда или гнев.

Он и сам ещё не разобрался, что в нём перевешивает? Гнев или предвкушение того, как он её будет наказывать? А может, всё это было разочарование на её такое посредственное бабское поведение.

Истерика, побег, презрение?

Он медленно кружил вокруг неё, разглядывая застывшую фигуру, закушенные губы, побелевшие от напряжения пальцы.

Неужели он сломал её?

Так быстро?

Ему казалось, что в ней ещё много нераскрытого потенциала, тёмной похоти, ярких, незаурядных фантазий. Он видел в ней это, чувствовал. Ощущал, как тело её отзывалось на все его грубые прикосновения. Как загорались щёки от тех откровений, что он лил ей в уши. Она хотела его. Такого, какой он есть. Хоть и прикрывалась моралью. Или, может, он ошибался?

- Уже уходишь, царица? - остановился он, наконец, перед ней и привычно поднял её лицо за подбородок.

Она смотрела гордо, прямо, стараясь, видимо, всей этой бравадой скрыть тот мимолётный интерес, когда он появился. Но он заметил и блеск глаз, и трепет крыльев её носа, когда она ловила его аромат, и нервно прикушенные губы.

- Пожалуйста, Руслан, я хочу к дочери, - проговорила она.

- Я тебя ещё не отпускал и, по-моему, чётко озвучил твоему мужу условия твоего возвращения, - Руслан говорил вкрадчиво, скрывая за тихим тоном злость на эту бабу. На её упрямство.

- На что ты надеялась, царица? Чего хотела добиться своим поступком?

- Ничего, - обречённо выдохнула она, - я просто хочу домой.

- И что? Вернёшься к нему как ни в чём не бывало? Продолжите свою прекрасную семейную жизнь? – не то чтобы Руслану было интересно, просто… Блядь, да неужели он ошибся в ней? И она такая же посредственная пустышка?

- Не твоё дело! – вскинулась царица.

- Ты права, не моё. И мне наплевать, но сейчас ты не уйдёшь, - он приблизился, разглядывая сейчас яркие голубые глаза, в которых всё больше разгорался огонь ярости. И губы её, нереальные, яркие, пухлые, сжимались в линию. Личико начало гореть. Она нервно задышала. Сжав руки в кулаки, со всей силы толкнула его.

- Ненавижу тебя! Ненавижу! – закричала прямо в лицо.

Руслан даже на шаг не отступил, размял шею и плотоядно улыбнулся, чувствуя, как к нему возвращается интерес к ней, как закипает кровь.

Нет, он не ошибся. Царица из той породы баб, которые притворяются скромными монашками, но в душе надеются, что мужик на интуитивном уровне поймёт, что она своими выкрутасами выпрашивает жёсткий трах.

- Я тебя понял, царица, - хмыкнул Руслан, рывком притягивая её к себе. Она ожидаемо забилась, задёргалась, и намерение перенести их тесное общение наверх пришлось немного отложить. Он нагнёт её прямо здесь, в этой недоделанной гостиной, на ремонт которой у него пока не хватило денег. Но вот после того, как её муженёк расплатится с ним, он закончит ремонт дома.

- Что ты понял? – зашипела она и начала искать лазейки, чтобы вырваться.

7.

Он сидел в кресле и задумчиво курил, не сводя тёмного взгляда с разметавшейся по кровати царицы. Укрыться он ей не дал, как она ни тянула на себя одеяло, и теперь его взору открывались стройные ножки, круглая задница, изгиб спины. Разметавшиеся по плечам кудри и краешек уставшего личика.

Она спала. Умаянная им. Уж он постарался.

Её кожа вся была в точках синяков и засохшей сперме. Она вся была в нём. Он бы мог продолжить и дальше. Усталости не было и в помине, спустя небольшие промежутки отдыха он исправно приходил в форму. Но на улице уже занимался рассвет, а из царицы невозможно было ничего выжать. В последний раз она просто замерла, явно ожидая, когда он насытится, а потом моментально отрубилась.

Руслан всё крутил в голове их разговор как раз перед последним заходом.

Они лежали, сплетённые влажными телами, после того как она гарцевала на нём сверху. Они синхронно, блаженно выдыхали, чувствуя разливающуюся негу по телу.

Вика неуклюже съехала, но далеко отстраниться Руслан ей не дал, притянул к своему боку.

В его размягчённом сексом мозгу то и дело пролетали мысли, что он оставит её себе, заберёт у Гордеева, придумает любой повод. Ни одна баба не даст ему столько эмоций, не сравнится с царицей. И поэтому её нужно оставить себе.

- Руслан, почему ты не женат? – вдруг подала голос виновница его мятежных мыслей.

Её, видимо, тоже расслабили различные упражнения, что они здесь исполняли, раз она решила копнуть поглубже.

- Зачем тебе? – получилось грубо, но Руслан не привык открываться ни перед кем и ни для кого. Даже после всех часов того блаженства, что дарила ему эта баба. Перед ней он тоже не был готов изливать душу.

- Такой большой дом, хоть ещё недостроенный, ты явно планировал сюда привести женщину, - продолжала она мурлыкать, обдавая дыханием его грудь.

Он зарылся пальцами в её волосах и потянул, пока она не поравнялась с ним лицом. С интересом вглядывался в красивые черты, искал фальшь, но она смотрела открыто, и даже немного опьянено, явно перенасыщена эндорфинами.

- Ага, привёл, - усмехнулся он, - останешься?

Она сразу помрачнела и повела головой, чтобы он отпустил её, но ему заходили её эмоции, все до одной, и поэтому свободы она не получила, и он продолжил наслаждаться сверканием голубых глаз.

- А что? Оставлю тебя себе? – продолжил он в той же манере, видя, как вскипает гнев в её взгляде. И от этого его вставляло, словно он вина пригубил.

- Я не подхожу на роль твоей игрушки, - она всё же выпуталась и отползла подальше, цепляясь за одеяло.

- Отчего же? Очень даже подходишь, - он дёрнул за конец и сдёрнул его, оставляя её голой.

Он даже ни разу не позволил ей сходить в душ, пропитывая её своим запахом, кончая вместо презерватива на неё, растирая своё семя по её коже.

- Нет, не подхожу, - обняла себя руками, - я замужем, у меня есть дочь, мне, в конце концов, тридцать пять…

- Тебе тридцать пять? – зацепился Руслан, офигивая и моментально прикидывая, что он младше её на шесть лет.

- Да…

Руслан окинул её взглядом, словно заново оценивая.

Гладкое, красивое лицо. Высокую грудь с крупными сосками и тёмными ореолами. Впалый живот с аккуратной выемкой пупка. Гладкую промежность, в которой тоже всё было красиво, он сегодня изучил её там вдоль и поперёк. Стройные ноги.

Сука! Повезло же Гордееву!

Интересно, зацепился бы он за неё, если бы они встретились при других обстоятельствах. Наверняка бы не пропустил бы. Но при других обстоятельствах он бы и действовал по-другому, чего уж теперь. Но Руслан ни о чём не жалел.

Царица была хороша! А как она трахалась! Интересно, мужу своему также подмахивала? Эти мысли его разозлили, и он раздраженно повёл плечами.

- И что? Не вижу препятствий, царица!

- Серьёзно? – вспыхнула она. – Это в порядке вещей — присвоить чужую женщину?

- А может, ты не чужая мне? – Руслан навалился на неё, сжимая руками голову и вглядываясь в рассерженное личико. – Может, ты ему чужая? Просто ему по какой-то причине повезло встретить тебя раньше, только и всего! Или ты со всеми такая охочая? Для каждого такая влажная и покорная?

- Ты серьёзно сейчас? – озадачилась она. – Считаешь меня единственной и в то же время шлюхой?

Она рывком выдернула руку и зарядила ему по лицу. Было неприятно, но терпимо. Да и реакция её понравилась и позабавила Руслана.

- Не для всех, значит, - хрипнул его голос, и он улыбнулся, - ну вот видишь. Готов поверить, что только со мной тебе так хорошо, что ты голос срываешь, когда кончаешь.

- А ты отношения только сексом меришь?

- А ты скажи ещё, что это не главное!

- Не скажу. Но помимо секса есть и другие категории. Преданность, доверие, уважение…

- Нам с тобой это не грозит, - ухмыльнулся Руслан, - у нас только секс.

Он перевернул её на живот и подтолкнул под него скомканное одеяло, чтобы приподнять зад.

8.

Я пала ниже некуда.

Я смирилась и покорилась.

И мне стало легче без моральной оценки своего поведения. Без оглядки на постороннее мнение. Без самокопания.

В чистом виде я имела лишь то, что мне безумно нравится этот мужчина. Хоть и отталкивает его циничность и грубость, но…

Но всё остальное.

Как он чётко и без раздумий берёт то, что хочет. В том числе и меня. Делает то, что считает нужным, без излишних эмоций. Этакий падший ангел, который не стремится вернуть свои крылья и вознестись на небо. Нет. Ему и в этой ипостаси хорошо и комфортно. Быть порочным, тёмным, плохим.

Не скорбящий и печальный, как изображают многие художники, а сексуальный, сильный, принявший земные правила игры. И, конечно же, скандальный, непокорный и противоречащий.

Я иногда мысленно делала эскиз. И у меня перед глазами так и стояла картина Александра Кабанеля «Падший ангел», только вместо сильного белокожего ангела был Руслан со своим тренированным телом, со смуглой, увитой татуировками и шрамами кожей. С тёмными волосами и с напряжёнными мышцами. И только взгляд неизменен, как и у ангела Кабанеля, полный гнева и ярости. Непокорный, напряжённый.

Я долго разглядывала его тогда, когда проснулась после встречи с дочерью. Редко удавалось застать это лицо в покое. С самых первых мгновений я отметила, что он красив. Красив, как и должен быть мужчина, а может, чуть больше, он же падший ангел. Суровое лицо разгладилось во сне, успокоилось. Длинные тёмные ресницы прикрывали карие глаза. Широкие дуги бровей даже во сне делали лицо серьёзным. Красивый и какой-то аристократичный нос придавал его восточной внешности некий шарм. Он явно нечистокровный, кто-то из родителей был другой национальности. Губы в обрамлении бороды и усов расслаблены и чуть приоткрыты, так что видно белую полоску зубов. Впалые щёки с порослью жёсткой щетины придавали лицу какие-то хищные черты. Только он и был хищником. Уж никак не травоядным. Молодой, сильный и опасный. И такой притягательный.

Тогда я поняла, что мне нужно бежать. Не от него. От себя. Потому что мои чувства к нему совершенно неоднозначны. А я не должна чувствовать это к человеку, который меня похитил. Который принудил меня. Лишил свободы, семьи.

Но привязал на каком-то низменном уровне. Что и доказал, когда моя попытка вырваться провалилась.

Отпустил, а я не ушла сама.

Не ушла!

Сама попросила. Сама хотела. Очень хотела. И на колени сама встала, потому что и член его тоже хотела. И было мне безумно вкусно сосать и лизать его плоть, и даже когда он терял контроль и вбивался грубо и глубоко, мне и тогда было несравненно хорошо. Я так возбудилась, что когда он начал кончать, заливая мой рот своим семенем, сама была на грани разрядки, только от одних его эмоций.

И я смирилась и отдалась полностью.

И Руслан брал всё, что я готова была предложить, и даже больше. И открывал во мне новые грани чувствительности, новые горизонты моих желаний.

Я никогда не думала, что не раскрыта сексуально.

В тридцать пять лет в долгом браке ты думаешь, что много чего знаешь. И с Виком, как мне казалось, у нас была полная совместимость. Нежный, неторопливый секс несколько раз в неделю. Иногда более жаркие встречи. Но какая ирония, стоило встретить такого, как Руслан, чтобы понять - всё это мне только, казалось.

Руслан доминировал во всём и везде. И вся эта грубость, пошлость и даже жёсткость порой - они мне нравились. Да что там нравились, я таяла, покорялась. Включался какой-то древний инстинкт подчинения сильному самцу.

Может, это я какая-та неправильная?

Но я устала анализировать свою реакцию на это, тем более что он всё чаще говорил, что заберёт меня насовсем, что я единственная и несравнимая, и жаркий несравнимый секс плавил мои мозги.

Верила ли я ему?

Нет. Но довериться хотела, всё на том же инстинктивном уровне, потому что, когда я перестала сопротивляться и покорилась, мне стало легче. Я отдала все решения ему, сильному ведущему, и следовала проложенным им курсом, не думая о конечной точке этого пути.

***

Наконец-то хлопнула дверь, и я вышла из кухни. Сегодня он пришёл совсем поздно. Я разогревала ужин два раза.

Конечно, спрашивать я ничего не стала, да он и не позволил, быстро миновав разделяющее нас расстояние, молча притянул меня к себе и грубо втиснул свой язык в мой рот. Какой-то отчаянный жест, словно не целовал, а воду пил, я еле успевала отвечать. От него пахло бензином, кофе и той самой туалетной водой, которая воспринималась мной, как личный афродизиак.

Я вцепилась в его твёрдые плечи, чтобы не упасть, потому что он напирал всё сильнее, толкая меня назад. Он часто так возвращался вечером и сразу тащил меня в кровать. Я и не возражала, вот только сегодня что-то поменялось, словно время пошло быстрее, и нужно спешить наверстать упущенное.

- Руслан, а как же ужин? – пискнула я, успев хватануть воздуха, когда он отстранился, чтобы стянуть короткое пальто со своих плеч, за ним тут же последовала чёрная водолазка, оголяя его наполовину.

- Ты вместо ужина, царица, - прохрипел он, принявшись за мою одежду, подталкивая меня к столу, который был сервирован к ужину.

9.

Мне сегодня почему-то не спится, хотя после ненасытных игрищ, которые мне устраивает Руслан каждую ночь, я валюсь от усталости и сплю до обеда, тогда как он всегда встаёт рано, даже если мы почти не спали, и уходит. Куда я не спрашиваю. Вопросы не для наших отношений. Наверное, это некое подобие работы, ведь должен он на что-то существовать. А живёт он неплохо, даже если взять этот недостроенный дом, который тоже надо содержать. А у Руслана здесь и охрана, и по хозяйству работает женщина. Машина у него хороша, и одет он модно. Один его парфюм совсем не массового производства, нишевый и дорогой.

Мне представлялось, что он ездит по городу и встречается с какими-то подозрительными типами, с которыми ведёт какой-нибудь нелегальный бизнес.

Но сегодня, даже после того, чем он мне грозил, и что, конечно же, исполнил, я всё равно не могла уснуть, хотя тело ломило и саднило в определённых местах. Но какая-то тревога разливалась в пространстве. Невозможно было расслабиться и забыться, отринув все навязчивые мысли, которые нет-нет, но всплывали в моей голове.

К чему всё это приведёт и чем всё это закончится?

А он сегодня был особенно красноречив, хотя и так любил, как он выражался, «поиметь меня в мозг», но сегодня бесконечно комментировал, какая я гладкая и нежная, влажная и тугая, как я растягиваюсь, и как ему хорошо во мне. Опять же, тот же Вик никогда не говорил в постели, максимум, комментировал смену позы и потом интересовался, как мне было. А вот так откровенно и пошло, и так горячо… Я только от одних этих комментариев улетала, а уж что говорить про то, что он делал с моим телом.

- У тебя что-то произошло? – не выдержала я.

Я лежала на его плече, спиной к груди. Укрываться он мне не давал, даже если жаловалась на холод, поэтому почти всё время я жалась к нему, видимо, это ему и нужно было.

Сейчас он рассеянно теребил мои волосы, иногда лениво стекая пятернёй на плечо.

- Думал, уснула, - ответил невпопад и замолчал.

Я развернулась. Пытливо рассмотрела его черты, почти скрытые темнотой. Неясный свет падал только из окна, там горел фонарь на улице.

- Не хочешь поделиться? – снова подала я голос и прилегла к нему на грудь, блаженно вдыхая его запах.

Подумать только, что когда-то меня воротило от этого резкого аромата, а сейчас я зарываюсь носом в его мягких волосках, впитывая в себя всю эту композицию. Слушаю ровный бит его сердца и спокойный ритм дыхания. И наслаждаюсь.

- Тебе не понравится, царица, - снова неохотно ответил он.

- А ты попробуй, - настаивала я, вдруг совсем осмелев, и прошлась губами до изгиба шеи. Прижавшись к бьющейся жилке, втянула кожу в рот и пососала.

- Не хочу грузить тебя своими проблемами, - выдохнул он, как мне показалось, с дрожью, когда я спустилась ниже и прикусила его сосок. – И если ты не хочешь спать, то найди своему ротику применение.

Меня как будто под дых ударили.

- Зачем ты так? - отстранилась я.

- Как? – посмотрел он почти равнодушно.

- Так, жестоко, - ответила я, садясь и подтягивая колени к груди. В горле предательски запершило. – Я что, по-твоему, кроме, как для траха ни для чего непригодна?

Сказала и пожалела в ту же минуту.

Что я ему предъявляю? О чём я вообще? Этот человек присвоил меня? А я разомлела от качественного секса, что-то там вообразила себе.

- Вполне возможно, царица, - Руслан мигом считал все мои метания, - ты прекрасная мать, преданная жена, талантливая кулинарка, сознательная гражданка…

- Не надо, прошу, - прошептала я, закрывая глаза, уже зная, что он сейчас скажет.

- Но мне глубоко насрать на эти качества, царица, - всё же продолжает он, - потому что мне не нужна ни мать, ни жена, ни кухарка.

- А я тебе нужна? – сама себя ненавижу за этот вопрос.

- А я тебе нужен? – парирует он более ровно. – Останешься со мной? Променяешь свой статус и беззаботную жизнь на это всё? – он обвёл руками пространство вокруг.

И я в ступоре от этого вопроса. Мысли путаются. Я совсем не ожидала такого поворота.

- Руслан…

- Я так и знал, царица. Так что давай всё оставим на своих местах, и ты перестанешь лезть ко мне в голову, тем более что завтра ты возвращаешься к своему мужу.

- Что? – изумилась я.

- Твой муженёк, наконец, расплатился со мной, и мы можем закончить наше знакомство. Ты была хороша, царица, просто несравнима, - Руслан поднялся с кровати.

- Решил сказать мне об этом после того, как поимел по-всякому! – выкрикнула я от обиды и тоже соскочила с кровати.

- Тебе же понравилось, - ухмыльнулся он.– Ты чуть голос не сорвала!

- Да пошёл ты, ублюдок, - разозлилась я.

Какая я дура! Какая идиотка!

- Ты чудовище! – кричала я, мечась по комнате, чтобы хоть как-то унять разливающуюся в груди боль. – Как вообще можно выбрать тебя? Ты же не чувствуешь ничего? Ты же ущербный!

- Что я, по-твоему, должен чувствовать? – рявкнул он, сбивая мой настрой. – К кому? К тебе?