Привкус измены

Пролог

— Привет, — произносит Светлана таким тоном, будто мы с ней расстались только вчера.

Застываю на месте и смотрю на Белозубову, как на призрак из прошлой жизни.

Прошло четыре месяца после дня рождения Ильи и той ночи, когда он пришёл от неё утром. И всё это время от Белозубовой ничего не было слышно. Я успела свыкнуться с мыслью, что больше её не увижу. Никогда. И нисколько не жалела о такой «потере».

Но она здесь.

— Здравствуй.

— Здравствуй и всё? — восклицает с удивлением.

Света нисколько не изменилась, отмечаю машинально.

— Даже не пригласишь?

Я не хочу впускать её в дом. Словно своим появлением она нарушит тот мир, который после неё мне пришлось создавать заново.

— Нет. Говори, зачем пришла.

— Ладно. Я тебя понимаю. — Ведёт плечом. — Я не хотела приходить. Но, Любава, я так больше не могу. Я должна тебе это сказать.

— Что именно?

Внутренний голос вопит, что мне не нужно её слушать. Нужно закрыть дверь и дождаться Илью. Но я не могу этого сделать. Как загипнотизированная стою, не в силах сдвинуться с места.

— Я так рада, что у вас всё хорошо. Что ты всё смогла понять.

— Понять, что?

— Что так получилось. — Опускает взгляд.

— Ты о чём? — спрашиваю, понимая, как прямо под моими ногами разверзается пропасть.

— О той ночи. После дня рождения. Неужели Илья тебе ничего не сказал?

Хочу закричать: «Что именно он должен был мне сказать?», но не могу вымолвить ни слова. Шею сдавливает удушающим спазмом, и я начинаю задыхаться, как от нехватки воздуха.

— Так ты не знала?

Заметив моё состояние, Света нервно закусывает губу, и на её лице появляется скорбное выражение.

— Говори! — требую, но из горла вырывается еле слышный, словно предсмертный, шёпот.

— Любав, мне правда так жаль… Я очень боялась тебе признаться. Боялась, что ты не поймёшь и не простишь. Я не знала, как будет правильнее. Но ты должна знать правду.

Каждое произнесённое слово, как острый нож, вонзается в моё сердце, которое уже мертво. Я уже знаю, что сейчас услышу. Но Света продолжает вытаскивать окровавленное лезвие и втыкать его ещё глубже.

— Он был невыносим.

— Кто?

— Твой муж. Илья попросил сделать ему подарок…. И я не смогла ему отказать. Я не знаю, как так получилось. Он начал меня целовать. Я думала, он остановится. А потом… Потом мы не смогли остановиться.

Глава 1

В кухню заходит Илья и, обняв со спины, заглядывает мне через плечо.

— М-м-м, котлетки… — мурлычет довольно.

Он их обожает. Знаю. Только поэтому я решила их приготовить. Картофель почти сварился. Осталось сделать пюре, которое муж тоже безумно любит. Овощи на салат уже нарезаны, нужно только заправить оливковым маслом.

— Да. Скоро будет готово. Немного не успела. — Поворачиваюсь и подставляю губы для поцелуя.

Получаю мимолётное касание, и муж отходит. Садится на своё любимое место и утыкается в телефон. Листает ленту. Улыбается, глядя в экран.

Он весь там. В мире информационных развлечений.

А я здесь.

Отворачиваюсь к плите, чувствуя лёгкое разочарование. Вспоминаю, как раньше Илья не отходил от меня ни на шаг и не выпускал, прижимая к себе. Было так хорошо, находиться в его руках. Так тепло…

Но, видимо, за одиннадцать лет брака лимит объятий успел себя исчерпать.

А, может, Илья просто устал, а я тут выдумываю всякие нелепицы. Одёргиваю себя.

Я и сама чертовски устала. И уже жалею, что затеяла такой ужин. Можно было налепить тефтели, а не стоять возле плиты. Но мне очень хотелось порадовать мужа его любимыми котлетками, которые, к слову сказать, я не особо люблю жарить.

Вспоминаю, как в самом начале наших отношений, ещё студентами мы были такими счастливыми. И хорошо, если у нас вообще было что поесть. Сосиски с макаронами выручали всегда. Но какой у них был бесподобный вкус! Вкус любви, поцелуев и горящих глаз.

А сейчас…

Сейчас горящие глаза мужа смотрят в телефон, и Илья чему-то улыбается.

Вздыхаю и достаю бутылку с маслом, чтобы заправить салат.

— Любав, а ты на фитнес записаться не хочешь?

Как ушат ледяной воды на голову прилетает вопрос от мужа, и бутылка с маслом зависает в воздухе.

— Что? На фитнес? — переспрашиваю осипшим голосом, даже не пытаясь перекричать шум вытяжки и шкворчание котлет на сковороде.

— Ну да. Записалась бы в зал. Подтянулась, — не глядя на меня продолжает муж.

Он совершенно не задумывается, как больно ранит своими словами, и какой удар ниже пояса получает моё женское самолюбие.

— Светка твоя, вон, ходит же. Смотри, как она похудела. — Муж решает добить контрольным выстрелом. — Так хорошо выглядеть стала. Посвежела. Лет на десять помолодела, — как ни в чём не бывало продолжает Илья, не отрывая взгляда от экрана.

Хорошо, хоть не на двадцать! Внутри меня поднимает голову задетое самолюбие. Однако в висках продолжают стучать обидные слова:

«Посвежела… Лет на десять помолодела…»

Согласна. Света действительно стала выглядеть намного лучше. После развода. Потому что сейчас она живёт исключительно ради себя и вместо того, чтобы жарить котлетки, посещает спа- и прочие процедуры, или просто лежит в ванне с маской на лице.

— Хорошо, — соглашаюсь с мужем.

Ставлю бутылку с маслом на место, снимаю с себя кухонный фартук и, как эстафетную палочку, подаю его Илье вместе с лопаткой, которой переворачивала котлеты.

— Что это? — таращится муж, отрываясь, наконец, от телефона. Смотрит так, будто я ему живую анаконду протягиваю.

— Доделаешь.

Что именно не уточняю. Немаленький — сам догадается.

Не передать никакими словами, что я сейчас чувствую.

— Не понял? А ты куда?

— В зал записываться. Ты же сам сказал, — цежу сквозь зубы и пытаюсь унять сердцебиение.

— Я же не сию секунду имел в виду, — спохватывается Илья.

А всё, милый! Поздно! Я уже «завелась»!

Яд обиды растекается по всему моему телу, проникает в каждую клеточку и отравляет всё на своём пути.

— А когда? Завтра? Или послезавтра? — Меня заносит, словно я пытаюсь войти в поворот, не сбавляя скорости.

В груди кислотой разъедает от полученной словесной пощёчины. Слышать от мужчины, что подруга выглядит моложе и лучше — это больно. Особенно, если этот мужчина — твой муж.

— Ты что, обиделась?

Серьёзно?!

— Да, Илья, я обиделась. Но, если ты считаешь, что мне нужно заняться собой, то будь добр, сними с меня половину домашних обязанностей, — произношу с металлом в голосе, хотя сама готова вот-вот разреветься.

— Нервная ты какая-то стала. Слова лишнего сказать нельзя! — психует Илья и выходит из кухни.

Моё настроение, как и желание приготовить ужин, чтобы не просто поесть, а порадовать мужа его любимыми блюдами, мчится со скоростью метеорита. И когда он столкнётся с Землёй, катастрофа неизбежна.

Наши отношения с Ильёй в последнее время и без того натянуты. Но сейчас, вместо того, чтобы промолчать, у меня вдруг ни с того ни с сего внутри просыпается бунт.

Нет. Ни с того ни с сего. Я тоже устала. Потому что стараюсь сделать как лучше, а в итоге получаю: «Светка выглядит лучше». А эти котлеты даром никому не сдались!

Возникает дикое желание перевернуть сковороду в мусорное ведро. И больше не мучиться. Никогда.

Но чувство противной ответственности, что семья должна быть сытой, пересиливают.

Глава 2

— Люб, мне пора, — широко улыбается Светлана, а я незаметно выдыхаю, радуясь, что она, наконец, уйдёт.

— Светик, ну ты куда? — подкатывает к ней мой муж.

— Домой, Илюш, — ласково щебечет Белозубова, демонстрируя ему натянутую до ушей улыбку.

— Светик, ты меня обижаешь. — Илья пытается поймать Свету в свои широкие объятия. Что совсем не сложно, поскольку та даже не пытается увернуться.

— Нисколько. Пока, Илюш. — Игриво машет ему пальчиками.

— Свет, посиди ещё полчасика, а? Всего лишь пол-ча-си-ка, — упрашивает Илья, умоляюще заглядывая в женское лицо.

Их лица слишком рядом.

И у меня внутри нестерпимо жжёт от неконтролируемой ревности.

— Илюш, я правда не могу. Поздно уже. Меня такси ждёт. Люб, пока.

Вспомнив про меня, Света, выглядывает из-за плеча моего мужа.

— Пока, Свет. Спасибо, что пришла, — произношу дежурные слова вежливости, мысленно молясь, чтобы она скорее ушла.

— А поцеловать на прощание? — капризничает Илья, подставляя своё лицо.

Кто-то сегодня явно перебрал. Обычно Илья так себя не ведёт.

— Обязательно. — Светлана громко целует моего мужа в щёку. — Ещё раз с днём рождения, Илюш.

— Спасибо, дорогая. — Муж цветёт от полученного поцелуя. — Я провожу, — заявляет и выходит следом за Светой, захлопывая перед моим носом дверь.

Вздрагиваю от громкого звука. И сердце пропускает удар.

Стою, изо всех сил сдерживая эмоции.

«Он всего лишь проводит её и вернётся домой». Твержу себе, стараясь побороть бешеный стук в груди.

Вообще-то я сама согласилась, что Света придёт к Илье на день рождения. Об этом я пожалела почти сразу же. Муж всё время сыпал комплиментами исключительно в её сторону. Он и раньше это делал, но не так настойчиво. Сегодня он перешёл все допустимые границы. А его восторженные и её принимающие этот самый восторг взгляды напрягали.

Со Светой мы дружили, сколько я себя помню. Потом дружили семьями. Но два года назад Белозубовы развелись. Света не особо долго горевала и изо всех сил старалась поднять свою самооценку. Бросалась в новые знакомства, флиртовала со всеми подряд мужчинами, и была не особо разборчива в своём выборе.

Её ничего не останавливало. Даже то, что мужчина мог быть женат.

— Почему кому-то можно уводить моего мужа, а мне нельзя? Чем я хуже?

— Ты не хуже. Но из-за тебя может разбиться чья-то семья. — Я как могла старалась до неё достучаться.

— А мне плевать на чьи-то там семьи. Понимаешь? Пле-вать!

Но я никогда не думала, что Света переключит своё внимание на Илью.

Подхожу к окну и выглядываю из-за штор. Смотрю вниз.

Такси стоит. Рядом Света и Илья.

Илья не касается её. В их позе нет ничего запретного. Но у меня внутри от ревности разрушительный смерч затягивает всё в свою воронку.

Через приоткрытое окно доносится женский весёлый смех, разрывающий моё сердце на куски.

Закрываю окно, чтобы ничего не слышать.

— Что? С ней ушёл? — Щедро сыплет соль на кровоточащую рану мама.

— Илья вышел проводить. — Задёргиваю плотно шторы и стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно.

Мама лишь горестно качает головой.

— Я одного не пойму. Ты дурная или совсем слепая? Она на твоих глазах мужа у тебя уводит, а ты её защищаешь.

— Мам, не начинай. Никто никого не уводит.

Это уже не первый подобный разговор. Маме никогда не нравилась Света.

— А тут хоть начинай, хоть не начинай, если ты сама его с ней отпускаешь.

— Мам!

— Что?

— Я доверяю своему мужу. Илья не такой.

— Когда доверяют, то не подглядывают за ним в окно.

— Мам, пожалуйста, — прошу, сама не понимая чего.

— А что, мам? Я сейчас уйду, а тебе с этим жить.

— Я знаю.

Мне, правда, не совсем понятно, что мама имеет в виду под «этим»? Илью, или то, что он откровенно заигрывает с моей лучшей подругой? Незамужней, кстати, подругой.

— Послушай меня, Любава. Хочешь сохранить семью, перестань дружить со Светкой. Гони её от себя и от своей семьи, — произносит настойчиво.

Мама бы ещё что-нибудь добавила, но хлопает входная дверь.

Вернулся Илья.

— Елена Валерьевна, а вы тоже уходите? — На лице Ильи цветёт пьяная довольная улыбка.

И опять же непонятно, чему он радуется? Тому, что мама уходит, или это послевкусие после того, как он проводил Белозубову?

— Ухожу. А меня, зятёк, провожать пойдёшь? — добавляет мама с ядовитой усмешкой.

Но Илья не замечает сарказма.

— Конечно, Елена Валерьевна, — тянет торжественно. — Как не проводить?! Любаша, я скоро вернусь, — сообщает мне и снова отшучивается с мамой.

Выхожу в прихожую.

— Пока, мам. Спасибо, что пришла. — Целую её в щёку.

— Подумай над тем, что я тебе сказала, — успевает шепнуть мне на ухо.

— Хорошо, мам. Я подумаю, — обещаю.

Хотя я почти уверена, что ничего такого не сделаю. Попсихую, перегорю и прощу Светку, когда она в очередной раз будет плакаться о несправедливости этого мира, неверности мужиков и стервозности всех молодых баб.

Начинаю убирать со стола и не сразу замечаю, что Ильи долго нет. Неужели мама решила устроить своему зятю «промывку мозгов»? Она может. Только Илья сейчас в таком состоянии, что хоть «запромывай» их. Всё без толку.

Посуда убрана, в кухне идеальная чистота, а Ильи до сих пор нет. Задержался с кем-то на улице? Думать о том, что что-то могло случиться, совершенно не хочется.

Поднимаю взгляд и нервно смотрю на часы. За это время уже можно было раз пять сходить пешком до мамы и вернуться обратно!

— Узе все усли? — В кухню осторожно заглядывает Алиса.

Никого не увидев, мышкой крадётся ко мне, обнимает и ластится как котёнок.

— Ушли. А ты чего проснулась?

Опускаюсь на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне.

— Не знаю. А папочка где? — Дочка сонно хлопает глазками.

— Папа… пошёл провожать бабушку.

Глава 3

Недаром говорят, что ожидание хуже смерти.

Одно дело, когда ты просто ждёшь, зная, где сейчас находится твой муж и во сколько он должен вернуться. И совсем другое, когда ты не знаешь, чего ждать. Совсем.

Потому что должна быть очень, очень серьёзная причина, чтобы не прийти домой ночевать!

Я не знаю, какими силами мне удаётся заставить себя оставаться дома, когда до безумия хочется прямо сейчас заявиться к Белозубовой, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит. Клянусь, я бы так и сделала. Если бы не Алиса.

Дочке совсем ни к чему знать, и уж тем более слышать и видеть все наши разборки.

Меня же просто разрывает надвое. Одна часть меня бьётся в истерике, представляя себе отвратительные картинки с участием Ильи и Светы. А другая отвергает их как невозможное. Потому что я доверяю своему мужу и не хочу думать, что он может мне изменить.

Однако с каждой прошедшей минутой моей уверенности становится всё меньше и меньше. Меня кидает из крайности в крайность. С одной стороны я хочу, чтобы Илья вернулся. А с другой… С другой, если он провёл эту ночь вместе со Светой, то пусть лучше не возвращается!

От неизвестности и полного бессилия, хочется кричать и лезть на стену.

И вот тогда, когда мне кажется, что я больше не выдержу, что просто задохнусь, захлебнусь от переполнявших эмоций, до меня доносится звук открываемой двери.

Поворот ключа в замке, как вспышка ударившей рядом молнии, заставляет вздрогнуть.

Пришёл.

Сижу, как пришибленная, и не могу заставить себя подняться.

На циферблате часов: семь, четырнадцать. Семь, чтоб всем провалиться, четырнадцать!

Часто и рвано дышу через рот, пытаясь восстановить пульс.

Слышу, как Илья снимает обувь, проходит в ванную, моет руки, судя по слышимости не закрывая двери, и, не замечая меня, идёт в спальню.

Он что, просто собирается спать?!

Вскакиваю, как ужаленная. Останавливаюсь возле нашей спальни и смотрю на мужа.

Илья стоит ко мне спиной. Он вытаскивает из брюк рубашку, снимает её, возясь с пуговицами, и бросает на пол. Начинает расстёгивать ремень… Он даже не замечает, что кровать застелена, и меня в ней нет! Он ничего этого не замечает!

И я не выдерживаю.

– Ты считаешь, что можешь прийти домой утром, и как ни в чём не бывало лечь спать? – обращаюсь к спине мужа, машинально отмечая, что никаких следов от женских ногтей, которые я успела слишком ярко себе представить, на ней нет.

Мой голос звучит ровно, однако в груди бушует такой ураган, что я готова разнести здесь всё в щепки и сравнять с землёй. Но я помню о спящей в соседней комнате дочери.

– Любав, прости. Я… чувствую себя отвратительно. – Продолжает раздеваться.

– Да неужели?! А ночью ты себя как чувствовал?! Прекрасно? Не отвратительно? – Каждое моё слово сочится едким сарказмом.

Илья поворачивается ко мне.

Что ж, я вынуждена признать, муж и правда выглядит не самым лучшим образом. Похмелье тот ещё стилист.

– Любав, мне хреново. Очень хреново. Я еле доехал… Ужасно раскалывается голова. Давай, поговорим чуть позже?

Бедненький! Еле доехал он!

– Позже? – Взрываюсь не хуже ящика со взрывчаткой. – А какого чёрта ты вообще куда-то поехал?

Илья морщится от громкого звука.

– Твоя подруга попросила помочь, – скрипит, скривившись.

– Ах, моя подруга попросила? И ты такой спасатель, что сразу бросился на помощь? Так торопился, что даже предупредить забыл? А зачем?

От одной мысли, что они договорились заранее, я готова убить его прямо на месте! Была бы в руках сковорода, не задумываясь, приложила бы. Пару раз. Любя! А потом ещё раз пять добавила бы. Уже от души и всего сердца. Хотя нет. От сердца пяти раз мало…

– Я хотел, Любав. Но позвонил Мендельсон, поздравить с днём рождения, и мы с ним проболтали, пока я ехал.

Мендельсон, он же Филин, бывший коллега Ильи. По-другому его никто никогда не звал. Только Филин Мендельсон. И лишь в прошлом году я узнала, что его настоящие имя-фамилия – Савва Мендельс.

Я совершенно ничего не имею против Мендельса. И даже вполне могу поверить, что они могли столько разговаривать. Слава богу, что он вообще смог позвонить. Значит, жив-здоров.

Савва ушёл по контракту, и у него не всегда есть такая возможность.

Поэтому я бы, наверное, поняла, что Илья не позвонил мне из-за него. Но только не после того, как он потом где-то шлялся всю ночь!

– То есть с Мендельсом ты поговорить успел. А жене позвонить времени не хватило?

– Потом я Светке замок вставлял.

Замок вставлял…

Два на первый взгляд совершенно безобидных слова заставляют меня побелеть.

Теряю дар речи, совершенно не так истолковав смысл прозвучавшей фразы. Невольно отшатываюсь назад, чувствуя как меня окутывает мёртвым холодом. Словно в меня только что вонзили нож.

– Замок? – произношу, с трудом шевеля губами. – Вставлял?

– Да, Любава. Замок.

Сначала вытаскивал. Потом вставлял. Снова вытаскивал. И снова вставлял… Замок?

От представленной картинки меня накрывает истерический смех. Это конец.

– И этим ты занимался всю ночь? – Выгибаю бровь.

Глава 4

– Нет, – отвечает Илья. – Не всю ночь.

– Тогда где же ты был всё это время?! – перехожу на крик, совершенно забывая о спящей Алисе.

Илья кривится так, будто его голову засунули в колокол и по нему приложили кувалдой.

– Любава, пожалуйста, не так громко, – просит умоляюще. – Хоть немного пожалей…

– Пожалеть?! Ты, ничего не сказав, уезжаешь не пойми куда, возвращаешься утром, а я должна тебя при этом пожалеть?! Надо было оставаться там, где ты провёл эту ночь!

– Любав…

– Что, Любав?! Ты хоть немного осознаёшь, что происходит?

Я не могу остановиться. Меня несёт как «Сапсан», набравший полную скорость и потерявший управление. И затормозить у меня вряд ли получится.

Наверное, всё-таки правильнее было поступить иначе. Дать Илье проспаться. А уже потом, когда он сможет более или менее нормально соображать, вести разговор. Спокойно. Без эмоций, без криков и без упрёков. Но, чёрт побери, я не могу согласиться, что после всего он просто придёт домой и будет спать! В нашей постели?! После… После того, как он…

Я готова кричать раненым зверем.

Господи, скажи, как это пережить?

Это больно. Просто невыносимо больно. Словно живьём рвут на части не только тело, но и душу. И ждать, пока Илья проспится, я не собираюсь. Мне нужна правда. Прямо сейчас!

– Я хочу знать, где ты был всю ночь, Илья, – произношу уже спокойнее. Но не потому, что пойму и приму, а потому, что внутри умерла часть меня. Всё выгорело до тла. А мёртвое, как известно, чувствовать ничего не может.

Мне нужен ответ прямо сейчас. От него. Но я очень, очень боюсь его услышать. Я не готова признавать, что мой муж провёл ночь с моей лучшей подругой. Не готова! Пусть убирается ко всем чертям! Точнее, к Свете! Если ему там лучше.

Илья молчит. И его молчание я воспринимаю как признание. Свершившийся факт. Как крах нашей семьи.

Муж смотрит на меня, и в его глазах я вижу вину. Вину, от которой мой мир рассыпается, как падающее домино, превращаясь в груду обычных костяшек.

– Уходи, Илья. Мне не нужна грязь в доме. Если ты считаешь, что проведя ночь где попало, ты можешь с чистой совестью вернуться домой, то ты ошибаешься. Поэтому собирай свои вещи и уходи.

Разворачиваюсь и сама не своя иду в кухню, очень надеясь, что он так и поступит.

А что потом?

Я не знаю. Ответа на этот вопрос у меня нет. Живут же люди как-то после развода дальше. Просто я никогда не думала, что это когда-нибудь коснётся нас с Ильёй.

Бесцельно смотрю в окно.

Когда мы заехали в новостройку, здесь ничего не было.

А сейчас во дворе есть две ограждённые игровые площадки (одна для самых маленьких, другая для детей постарше), зона для баскетбола, парковка для автомобилей.

Мы сами занимались озеленением, высаживая деревья и кустарники, которые уже заметно выросли.

Но самое парадоксальное завтра всё останется прежним. Ничего не изменится. За одним исключением: рядом не будет Ильи.

Всё тот же двор, всё тот же смех…

Я не знаю, сколько проходит времени. Оно словно остановилось. Разделилось на «до» и «после». Вот только в этом самом «после» ничего нет. Я ничего не вижу.

Ведь мы строили планы, мечтали, как поедем в отпуск, рисовали своё будущее. И что теперь? Теперь ничего этого не будет…

– Любава…

От звука собственного имени, произнесённого Ильёй, вздрагиваю, как от пощёчины. Почему-то я думала, что он уже ушёл, хотя не слышала, чтобы закрывалась дверь. Я ничего не слышала. Находилась словно в вакууме, где нет ни звуков, ни запахов – ничего.

– Я сказала, чтобы ты ушёл.

– Я не хочу уходить.

Прозвучавший ответ заставляет меня горько усмехнуться.

– А вчера хотел…

Напрягаюсь, спиной чувствуя присутствие мужа.

– Любава…

– Не подходи ко мне.

Однако несмотря на мои слова, Илья подходит ближе и встаёт рядом. Поднимает свои руки, чтобы коснуться моих плеч, но сам опускает их.

– Любава, я не знаю, что вчера со мной было. Видимо, перебрал.

– Сейчас ты всё спишешь на то, что был пьян, и не ведал, что творишь? – Не могу сдержаться, разворачиваюсь и смотрю в глаза своему мужу. Пока ещё мужу. – Так хочу напомнить тебе одну простую истину, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А вчера ты весь вечер сыпал одними комплиментами. «Светочка, ах, какая ты красивая, какая ты пригожая!».

Не совсем дословно, но сути это не меняет.

– Любав, подожди. – Морщится.

– Чего ждать, Илья? Ещё скажи, что всё не так? А потом ты помчался сломя голову на другой конец города, когда тебя пальчиком поманили.

– Никто меня не манил.

– Не хочу ничего слушать. Собирай вещи и можешь идти на все четыре стороны. Я тебя не держу.

Я снова накручиваю себя, что начинаю задыхаться. Предательская слеза противно катится по щеке. Смахиваю её резким движением. Но за ней катится другая, и следующая.

Ненавижу!

Отворачиваюсь от Ильи. Обнимаю себя руками и смотрю в окно. Только из-за стоявших в глазах слёз ничего не вижу.

Как я могла быть такой слепой? Наивно верила и Илье, и Свете. Не хотела замечать того, о чём не раз говорила мне мама. Но её я не слушала. Дура!

Я сама во всём виновата.

– Любав, никто меня никуда не манил, – произносит Илья. – И уж тем более не твоя Светка. Ты прекрасно знаешь, как я к ней всегда относился.

Верно. Илье она не особо нравилась. Но, видимо, со временем вкусы меняются. Не хочу его слушать! Ничего не хочу знать!

Но Илья продолжает:

– Ты сама всегда просила быть с ней немного повежливее. Что ей очень сложно одной. Ты сама просила ей помогать…

– Так это, выходит, я ещё и виновата? – Снова разворачиваюсь, чтобы посмотреть в лицо своему мужу. – По-твоему получается, это я заставляла тебя лезть к ней целоваться?

– Мы не целовались. Это был поцелуй в щёчку. Ничего более. Она и раньше всегда так целовала.

Целовала. Только Илья никогда сам не напрашивался.

Глава 5

Смотрю на мужа и не понимаю. Он меня совсем за дуру держит? Как можно взять и заснуть в чужом доме?

– Илья, а что-нибудь правдоподобнее ты придумать не смог? Инопланетяне там тебя похитили, или мост, например, обрушился, и ты отчаянно добирался в плавь. Но тебя течением отнесло и в открытое море выкинуло.

Света живёт на Левом берегу в новом микрорайоне. Так что вполне правдоподобная версия. Явно правдоподобнее той, что выдал Илья.

– Любава, зачем мне что-то придумывать, если я сказал тебе правду?

– Правду? Ты считаешь, что я поверю в то, что ты взял и просто уснул? А Света не могла тебя разбудить? Или позвонить мне вдруг ума не хватило?

– Я не знаю, будил меня кто-нибудь или нет. Я ничего не помню. Ты же знаешь, что если я заснул, то хоть из пушки стреляй.

Это верно. Добудиться Илью очень сложно. Сон у него богатырский. Проходит только с утренними лучами солнца. Даже когда у меня ночью отошли воды, поднять мужа я не смогла, пока фельдшер из «Скорой» не устроил ему бодрящий душ.

– А вчера я ещё выпил.

– Нет, Илья, ты не выпил. Ты напился! И пьяному тебе вдруг понадобилось куда-то ехать.

– Да не соображал я нормально! Светка позвонила. Сказала, что не может домой попасть. Спросила, что можно сделать, и могу ли я ей помочь.

– И ты как настоящий рыцарь правда без доспехов бросился помогать, – язвлю.

– Ты же сама всегда просила меня помогать ей. Что теперь не так?

– Что не так? А то, что Света просила меня, а не тебя! Вот что здесь «не так»! А тут вдруг решила тебе позвонить? Сразу после дня рождения? Или вы успели с ней договориться, пока ты её провожать ходил?

Меня снова заносит.

– Любав, ты уж совсем не перегибай через край. Ни о чём мы не договаривались.

– Откуда я могу это знать?

– Наверное, оттуда, что мне это даром не надо. – Хмурится Илья.

– Не надо, говоришь?

– Да зачем она мне сдалась?!

– Вот уж я не знаю. Это у тебя надо спросить. Это ты вчера её отпускать не хотел. У тебя же Светочка помолодела, похорошела, на десять лет моложе стала! – припоминаю всё, что слышала от мужа, что копилось и всё-таки вылилось в скандал. – Она же умница такая. И работать успевает, и на фитнес ходит.

– Да при чём здесь это?!

– При чём? А при том, что в последнее время Света у тебя стала на первом месте! А когда тебя только позвали, ты с радостью бросился «помогать». Замок, значит, пьяным ты поставить смог, а до дома у тебя сил не хватило добраться? Так выходит?

– Нет. Не так. Это Света попросила сказать тебе, чтобы ты пошла с ней на этот грёбаный фитнес. Это она сказала, что ей стало легче, словно на десять лет помолодела. Мне вообще до лампочки, как она стала выглядеть. Но тебе объяснять что-то бесполезно.

– Потому что ночевать нужно ДОМА! Тогда и не пришлось бы ничего объяснять!

– Я знаю, – произносит тише Илья.

– Раз ты это знаешь, то какого чёрта ты остался ночевать у неё?! – срываюсь и смотрю мужа.

Мучительное ожидание и этот бесполезный разговор отняли у меня все силы. Ещё немного, и я просто свалюсь, не в состоянии держать себя на ногах.

– Любава, да я виноват. Я признаю. Но ты сейчас от меня чего хочешь?

Я хочу, чтобы ничего этого не было. Ни этой ночи, которую Илья провёл не дома. Ни Светы, которой кроме себя никто не нужен. Ни пропасти недоверия, что разверзлась между нами.

Только время назад не отмотаешь, и случившееся уже никак не сотрёшь.

Я не хочу, чтобы мой муж лгал мне, глядя в глаза.

Илья выглядит очень несчастным. С похмелья или от чувства вины непонятно. А может, от всего вместе. Вот только мне его нисколько не жаль!

– Мне от тебя ничего не нужно, Илья. Иди к своей Свете, – произношу устало.

– Она мне не нужна. Мне никто кроме тебя не нужен. Тебя и Алисы.

– Вчера тебе не нужна была ни я, ни Алиса. Тебе была нужна Света… так нужна, что ты сам за ней помчался. Вот и уходи к ней. – Твержу как заезженная пластинка, своими словами делая себе ещё хуже.

– Никуда я не пойду.

– Тогда уйду я.

Делаю шаг и меня как пьяную ведёт в сторону. Пошатываюсь и цепляюсь за стол, чтобы не упасть.

– И тебя я никуда не отпущу.

Оказываюсь в объятиях мужа. Хочу вырваться, но Илья не даёт.

– Любавушка, родная моя, никуда я тебя не отпущу. Никто мне кроме тебя не нужен. И уж тем более твоя Светка…

Я чувствую горячее дыхание мужа на своих волосах. Оно согревает. Тепло разливается по всему телу, и предательские слёзы катятся из глаз.

– Пусти. – Беззвучно глотаю солёные слёзы.

– Не пущу. Ругай, кричи, бей – всё равно не отпущу.

– Папочка, почему ты маму никуда не пустишь? – раздаётся тоненький голосок Алисы.

– Потому что я её очень люблю, – отвечает дочери Илья, не выпуская меня из объятий. – И тебя люблю.

Алиса подходит и за ноги обнимает нас обоих.

– И я вас люблю. Сильно-сильно.

Некоторое время мы так и стоим втроём.

– Илья, пусти. Она же босиком. Простынет…

– Я сам её одену, – шепчет в мои волосы и отпускает меня.

Присаживается на корточки перед дочкой.

– Привет, Лисёнок.

– Пливет. Ты где был так долго? – Теперь дочка устраивает свой допрос, заставляя меня горько усмехнуться.

Илья поднимает на меня взгляд.

– На меня не смотри. Сам объясняй, где ты был так долго.

– Я… Я пошёл провожать твою бабушку…

Как мило. Даже не соврал.

– …заблудился и попал к злой Бабе-Яге, – сочиняет на ходу.

– И она тебя не пускала? – Алиса смотрит на отца широко распахнутыми глазами, когда тот кивает.

Надо же! Баба-Яга заманила доброго молодца! Накормила, напоила и спать уложила?

– И ты от неё убезал?

– Конечно, убежал.

– Молодец! – Алиса кидается на шею отцу, но тут же отшатывается. – Фу-у!

Кривится и зажимает свой носик.

– Что такое?

– От тебя плохо пахнет, – говорит через нос. – Иди мыться.

Глава 6

Нужно отдать должное Алисе. Дочка очень старалась добиться поставленной цели. Именно напугать, а не украсить. Теперь Илью не то что Баба-Яга не заберёт, от него мама родная открестится.

Всё лицо мужа старательно размалёвано чёрными неровными полосками вперемешку с зелёным и синими пятнами, очень похожими на кляксы. Мне очень сложно предположить, что Алиса старалась изобразить.

— Ст'лашно?

Перевожу взгляд на дочь. На детском лице несвойственная её возрасту решительность и твёрдая уверенность, что сделала она всё правильно.

— Очень.

Надеюсь, это не новые перманентные цветные маркеры, которые Илья купил дочке, перепутав их с фломастерами. Иначе отмыть их будет очень проблематично.

— Я молодец?

Снова смотрю на разукрашенного спящего мужа, который даже не подозревает, какой сюрприз его ждёт, когда он проснётся.

Молодец ли Алиса? Однозначно, молодец! Несмотря на свой юный возраст, она поступила как самая настоящая обманутая женщина. Ведь она тоже не дождалась вчера папу.

Однако сам поступок хорошим назвать нельзя. И как тогда правильно ответить ребёнку? Похвалить, не похвалишь. Сказать, что так делать нельзя? А ночевать не дома и при этом рассказывать «сказки» про Бабу-Ягу, значит, можно?

Разрисованное лицо слишком лёгкое наказание за ремонт чужих замков в ночное время. Так что, заслужил.

Причём я уверена, что сам Илья вину за собой не чувствует. Для него это всего лишь досадное недоразумение. Подумаешь, пофлиртовал с подругой жены, а потом вдруг нечаянно у неё же заснул!

Внутри снова поднимается злость. Неужели мужчины совсем не задумываются о последствиях? Или так загорелось, что кроме Светы забыл обо всём на свете? Мне впервые не хочется смеяться над таким каламбуром.

Вздрагиваю от неожиданного раздавшегося храпа мужа. И ведь спит, как ни в чём не бывало! Так и хочется приложить его чем-нибудь тяжёлым. Поэтому пусть радуется, что так легко отделался.

Я ещё бы добавила. Для яркости. Чтобы точно надолго запомнил.

Но учить такому Алису не стоит.

— Алиса, детка, обещай мне, что больше так делать не будешь.

Такой ответ дочке явно не нравится, и моя малышка сердито хмурит свои светлые бровки.

— Почему? Вд'луг опять п'лидёт Баба-Яга? — спрашивает с самым серьёзным видом и, сама того не подозревая, задевает очень больной вопрос, на который я почему-то сознательно не хочу знать ответ.

Ведь если всё было именно так, как сказал Илья, то молчание Белозубовой выглядит как минимум странно и как максимум подозрительно. Что мешало Свете ещё вчера позвонить мне и объяснить ситуацию? Заел замок. Попросила Илью помочь. Бывает. Так неужели не хватило времени позвонить мне и предупредить об этом? Или даже сегодня?

Однако Света этого не стала делать. Почему?

Единственный ответ напрашивается сам собой. Она это сделала специально. Причём, прекрасно зная, что если она попросит сама, то Илья ей никогда не откажет.

Жгучая ревность удушливой волной накрывает меня с головой. Яд мучительного сомнения с новой силой растекается внутри и отравляет всё на своём пути.

— Надеюсь, что «Баба-Яга» здесь больше не появится, — уклончиво отвечаю дочке. — А тебе нужно вымыть руки.

Понуро опустив свою светлую головушку, Алиса бредёт в ванную. Тщательно мылит испачканные пальцы, но цветные маркеры не хотят отмываться. Влажные салфетки тоже не особо помогают. Приходится каждый пальчик тереть ватными дисками, смоченным в детском масле, которое я нашла в шкафчике в ванной. Его оставалось не так много, и я по какой-то случайности до сих пор не выбросила.

— Теперь ты поняла, почему не нужно так больше делать? — спрашиваю, когда пальчики дочки обретают нормальный оттенок.

На то, чтобы стереть всё до чистоты, пришлось потратить явно не десять секунд, как уверяли в снятых видеороликах.

— Угу. — Часто-часто кивает дочь.

— И почему? — Хочу услышать полный ответ от ребёнка.

— У нас закончилась эта штука. — Несчастно вздыхает и, сморщив носик, выдаёт свою версию Алиса, имея в виду детское масло.

За руку вывожу из комнаты своё юное дарование и на всякий случай закрываю дверь в спальню.

Я не стала отменять прогулку в парке. Алиса не должна страдать, да и мне на свежем воздухе становится немного легче. Наблюдая за детьми, я перестаю заниматься самоедством, и не сразу слышу, что звонит телефон.

Высвеченная надпись на экране даёт понять, что Илья не только проснулся, но и включил телефон.

— Алло.

— Любава, вы где?

Мне приходится отодвинуть телефон от уха, чтобы не оглохнуть.

А чего это мы так разнервничались?

— Гуляем.

— Где? Я вас не вижу.

Потому что нас нет во дворе!

— Мы в парке. Придёшь?

— Нет! — рявкает Илья.

Ну нет так нет. Орать-то зачем?

— Ты скоро вернёшься?

— Скоро, — отвечаю, отключаю звонок и поднимаю лицо под тёплые лучи осеннего солнца.

На меня нападает состояние какой-то апатии. Поэтому я не спешу возвращаться домой. Два часа пролетают незаметно. Алиса успевает набегаться от души, а я совершенно забываю про дочкины художества.

Дома нас встречает недовольный Илья.

Алиса, не обратив внимания на отца, мчится в туалет, а мне приходится заносить её самокат.

— Вернуться через два часа — это, называется, скоро? — возмущается Илья. — Время — обед!

— И что? Ребёнок неголодный. А ты уже в том возрасте, когда сам можешь о себе позаботиться. К тому же, заметь, ещё даже не стемнело, — намекаю, что вообще могла бы прийти утром.

Но глядя на не до конца отмытое лицо мужа, с трудом сдерживаю смешок. Отворачиваюсь, чтобы поставить самокат и заодно спрятать свою улыбку.

— Ты считаешь, что это смешно, Любава?

Медленно разворачиваюсь и поднимаю взгляд на Илью.

Красавец!

Что ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Что именно?

— Что?! А то ты не видишь?

— Почему не вижу? Вижу. Выглядишь не очень, — констатирую, очень сильно жалея, что сразу не сделала фото на память, а сейчас уже совсем не то.

Глава 7

Вообще, серьёзно разговаривать с человеком, чьё лицо не до конца отмыто от маркеров, очень сложно. Я бы даже посмеялась, если бы не было так грустно.

– Что видишь, Любава?

– Как, что? Даже Эльвира Степановна оценила.

– Ты издеваешься?

Муж похож на закипающий чайник. Ещё немного и засвистит, а из ушей повалит пар.

– Я? Нет.

– Или это была твоя идея? – вдруг обвиняет меня Илья.

Опешиваю от такой наглости.

– Нет, дорогой. Тебе очень-очень повезло, что это была идея Алисы. Потому что если бы я решила сделать «оберег» от Бабы-Яги, – ядовито цежу сквозь зубы, представляя себе в этой роли Белозубову. – То одним макияжем ты бы точно не отделался.

Всё-таки прогулка определённо пошла мне на пользу. После полученной дозы кислорода истерить… лень.

– Как минимум подстригла бы налысо, – продолжаю. – А может, и ещё какие органы подрезала бы, – добавляю кровожадно, входя во вкус. – Глядишь, тогда и Баба-Яга к себе заманивать перестанет. Зачем ты ей такой нужен будешь?

Всю эту философию я выговариваю, глядя в глаза мужа. Вижу, как он меняется в лице, что даже остатки маркеров не скрывают этого. И мне определённо начинает нравиться эта идея.

А судя по ужасу на лице Ильи, то он, видимо, решил, что я собираюсь претворить её в жизнь. Причём прямо сейчас. Муж отступает от меня на шаг, как будто я уже клацаю тупыми ножницами прямо у него перед носом.

– Любава, ты ведь это несерьёзно?

– Боишься проснуться лысым? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Опасаюсь.

– А ты ещё раз попробуй «заблудиться» на всю ночь, вот тогда сразу и узнаешь.

– Любава, я не собирался оставаться там на всю ночь, – оправдывается Илья.

И мне очень хочется ему верить. Вот только факты говорят об обратном.

– Ты пришёл утром. И я не знаю, чем ты занимался всю ночь. Что-то как-то слабо верится, что всё это время ты был занят починкой замка. Ты сам-то в это веришь?

– Господи! Заснул я. Понимаешь? Заснул!

– Нет, Илья. Я не понимаю, как можно лечь спать в чужом доме. И если для тебя это считается нормой, то лучше возвращайся обратно к своей… Бабе-Яге.

Представляю, как обрадуется Света. От одной этой мысли становится так гадко на душе, что хочется выть волком.

– Любава… – Илья со стоном произносит моё имя и останавливает, когда я хочу уйти. – Нет, для меня это не норма. И я не ложился спать.

– Илья, ты сам себе противоречишь. То ты говоришь, что уснул, но при этом заявляешь, что не ложился спать. Как такое возможно?

– Я не знаю, как. – Качает головой муж. – Я совершенно не помню, как отключился.

– Очень удобное место ты выбрал, чтобы «отключиться».

– Да не выбирал я! Ничего не выбирал! – повышает голос.

– Не ори. Сказки ты можешь рассказывать Алисе. Мне не нужно.

– То есть, по-твоему, было бы лучше, если бы я уснул на улице?

– На улице, в такси. Да где угодно! Но только не у Белозубовой.

– Любав, – повторяет моё имя Илья, но больше ничего не добавляет.

Обхожу мужа и оставляю его стоять посреди прихожей.

Стучу в туалет.

– Алиса? Всё нормально?

– Угу.

Приоткрываю дверь и вижу свою поникшую малышку.

– Алиса? Что случилось? Животик болит? Что? – вглядываюсь в расстроенное детское личико, ища на нём признаки недомогания.

– Я не хочу, чтобы папа уходил к Бабе-Яге. – Дочка всхлипывает и шмыгает носом.

– Господи, Алиса! Как же ты меня напугала.

Выдыхаю с облегчением и снимаю ребёнка с унитаза. Убираю детское сидение, помогаю дочке надеть трусики и колготки и веду её в ванную.

– Что у вас? – спрашивает Илья.

Награждаю мужа выразительным взглядом и сама мою дочке руки.

Обычно живая Алиса послушно стоит, надув щёки и понуро опустив голову.

– Кто обидел мою маленькую Лисёну?

– М-м, – мычит обиженно, не желая отвечать.

– Баба-Яга твоя, – выговариваю, не сдержавшись.

Муж забирает у меня полотенце и сам вытирает дочке ручки. Пытается с ней шутить, но Алиса никак не реагирует.

– Кушать будешь? Я супчик сварил с фрикадельками.

О как? Супчик сварил?! Оказывается, от виноватого и польза есть.

Но Алиса отрицательно мотает головой.

Илья уводит дочку в комнату, читает ей книжку, и уставший ребёнок очень быстро засыпает.

– Уснула, – докладывает муж.

Никак не реагирую. Сижу в кресле, поджав под себя ноги, и бесцельно листаю в телефоне ленту новостей.

– Ты теперь совсем разговаривать со мной не будешь?

– А есть тема?

– Любав… Ну виноват. Ну прости.

Откладываю телефон в сторону.

– А дальше что? Ты пару дней походишь виноватым, супчики варить будешь с фрикадельками, а потом опять до Бабы-Яги побежишь? Вдруг опять «замок сломается»?

– Никуда я не побегу.

Гляжу на мужа.

Вот всё хорошо. И дочь уложил, и супчик сварил, и даже рядом сидит, а не как обычно в своём телефоне. Который, кстати, разрывается от входящих сообщений.

Звук убавлен, но нервные подрыгивания смартфона нервируют.

– Тебе там пишут.

Будет очень «мило», если ему написывает Белозубова, пока он тут изображает из себя явку с повинной.

– Пусть пишут. Это парни с работы общий чат с Филином сделали, чтобы Мендельсон каждому не писал. Может, фотки шлёт. Может, ещё чего.

– Как он? – Вопрос слетает сам собой.

– Да нормально вроде. Им же рассказывать особо ничего нельзя. Так. Отшучивается. Пойдём поедим, а? Что-то аппетит проснулся.

– Иди ешь. Я не хочу. Там мясо ещё оставалось.

– Съел я его.

– Всё?

– А там было-то… Я проснулся от дикого вопля собственного желудка. Думал сожру слона. Ну и съел всё, что было. Поэтому супчик и сварил.

– Ясно. А я решила, что ты жиденького захотел… – замолкаю, так как Илья как-то подозрительно отводит взгляд. – Что-то не так?

– Да как сказать… На жиденькое он немного не тянет… Но вполне съедобно.

Глава 8

Не могу сказать, что меня раздражает больше: такая трогательная «забота» коллег или покатывающийся со смеху смайлик в конце сообщения. Да и коллеги ли это вообще? Что-то мне подсказывает, что под «работой» мой муж подписал совсем другое лицо.

Я даже знаю какое. Тут и гадать не нужно. Всё ясно, как белый день.

И ведь как красиво уверял! Парни с работы ему пишут, а Мендельс фотки шлёт. Как же!

Конечно, шлёт! Только ни черта это не Мендельс!

Кто сказал, что разбег от милой зайки до жуткой стервы несколько секунд? Ничего подобного! Нет этих секунд! И тормозного пути тоже нет!

А ведь наверняка они ещё и надо мной смеются: Любава дура, она и не в такое поверит.

Господи, как же противно. Мерзко, гадко и отвратительно!

Прикрываю глаза, пытаясь хоть как-то держать себя в руках. А саму просто выкручивает. Ломает так, что я слышу звон разбитого стекла. Так летят в разные стороны осколки нашей семьи.

– Любава, тебе плохо? Держи воду…

Обеспокоенный голос мужа действует на меня хуже, чем красная тряпка на быка. Нисколько не удивлюсь, если сейчас открою глаза, то они будут налиты кровью.

Меня трясёт, как при лихорадке.

Забираю протянутый стакан и поднимаю взгляд на Илью. Как можно быть таким лицемерным? Его «забота и внимание» выглядят как насмешка. Как издевательство.

Предатель! Лжец! Изменник!

Не контролируя себя, со злости выплёскиваю воду прямо в лицо Илье.

Застываю в шоке от собственного поступка и в ужасе смотрю, как вода стекает по небритому лицу мужа, его голому торсу и капает на пол.

Вижу такой же шок в глазах Ильи. Муж смаргивает оставшиеся капли и слизывает те, что попали на его губы.

– Я думал, ты пить хотела…

Прибить бы я их обоих хотела!

Пульс зашкаливает, а сердце готово выскочить из груди.

– Перехотела! – рявкаю, забывая обо всём на свете. – По-твоему, я похожа на дуру? Или ты так в себе уверен, что тебе всё сойдёт с рук, и продолжаешь изображать из себя верного супруга?!

– Любава, да что опять не так?

– Что? А вот это ты как объяснишь? – Сую телефон Ильи прямо ему в нос. – Рабочий чат, говоришь? Хорошая у тебя «работа» однако, получается!

Не знаю, какую реакцию я ожидала увидеть. Что Илья испугается, станет оправдываться. Вообще хоть как-то отреагирует. Но ничего этого нет!

Илья забирает из моих рук потухший телефон, снимает блокировку и протягивает мне.

– На, читай.

Голос мужа звучит сухо. И это единственное, что выдаёт его раздражение.

– Зачем ты мне это показываешь, если уже успел всё удалить?

– Я ничего не удалял, Любава. Но ты лучше будешь верить в то, чего нет, чем поверишь мне.

– Ничего нет?

– Да! Ничего нет! И это, – Илья пальцем тычет в экран телефона. – Рабочий чат, а не то, что ты придумала. Это Лёшка хренью страдает.

– Тогда про какие фотки идёт речь?

Илья забирает телефон и листает вверх.

– Вот про эти.

Смотрю на экран, и кровь отливает от моего лица.

На снимках Белозубова.

Судя по интерьеру, это спортзал, в который она ходит. На Свете модный спортивный костюм, обтягивающий её, как вторая кожа.

На первый взгляд ничего неприличного. Девушка в спортивных лосинах и топе. Скалится, полностью оправдывая свою фамилию. Только на её улыбку вряд ли кто обратит внимание. Потому что позы, в которых стоит Белозубова, настолько откровенны, что она кажется голой, несмотря на одежду.

«Вау!»

«Вот это огонь-баба!»

«Такую и отжарить не грех».

«Илюх, да ты крутой перец».

«Мне нах не надо. У меня жена есть».

«Жена – не стена».

«Это, Лёхе, в помощь надо. Пусть визуализирует».

Читаю «отзывы».

Я настолько шокирована, что не могу вымолвить ни слова.

– Белозубова прислала их, когда хотела тебя на фитнес уговорить. Наверное, чтобы продемонстрировать, какого результата она добилась. – Сквозь шум в ушах доносятся слова Ильи. – Руднев увидел, показал нашим. Кто-то из них, не помню уже кто, потребовал поделиться. Вот Андрюха и скинул в общий чат. Лёха так загорелся, что чуть ли не каждый день спрашивал, есть ли что-то новенькое.

– И что, новенькое было? – интересуюсь, а сама хочу просто закрыть глаза и уши, чтобы ничего этого не видеть и не слышать.

Моя лучшая подруга за моей спиной, в рабочее время, то есть когда Ильи нет дома, присылает моему мужу свои фотографии, чтобы «соблазнить меня на фитнес»?! Это каким нужно быть идиотом, чтобы повестись на такое?! Она не меня соблазняла, а Илью!

Ни за что не поверю, что он этого не понял.

– Было, наверное.

– Наверное? То есть ты считаешь вполне нормальным, когда тебе шлют фотографии чужие женщины?

Я похожа на взрывчатку с часовым механизмом. Причём до большого «Бум!» остаются последние секунды. Пять. Четыре. Три. Два…

– Да мне как-то фиолетово. Я не Лёха. Извращениями не страдаю.

– А сказать это Белозубовой, у тебя ума не хватило?

– Любав, это твоя подруга. Сама с ней разбирайся. Я что-нибудь не то скажу, опять крайним останусь.

Илья убивает своей логикой. Хотя почему убивает? Для мужчин, видимо, это вполне «логично». Почему бы не полюбоваться на Светины прелести? Тем более она сама их предлагает. Подумаешь, женат! «Ерунда» какая! Перед женой можно прикинуться идиотом. Куда проще?

– А ты и дальше молчи! Ничего такого же нет? Подумаешь, Света жопу отклячила и титьки свои напоказ выставила. Так она тебе скоро голые слать начнёт. А ты вместе с мужиками будешь самоудовлетворением заниматься, глядя на Светин голый зад. Хотя что это я? Ты же теперь ей «замки вставлять» хорошо умеешь!

Глава 9

От переполнявшего негодования начинаю задыхаться. Меня колотит от представленной мерзости. Значит, пока я старалась угодить своему мужу, жарила ему его любимые котлеты, он в это время пялился на Светины прелести?

Даже думать не хочу, что он там себе представлял! Хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Илью спасает только то, что в моих руках нет ничего тяжёлого. Пустой стакан он предусмотрительно успел у меня забрать. Мало я его облила!

«Посвежела… Лет на десять помолодела…»

Совершенно некстати в памяти всплывают слова, сказанные моим мужем. Как же от них больно! Как раскалённым железом в самое сердце.

Восторженный комплимент, адресованный Белозубовой, как мощный катализатор, запускает мгновенную реакцию. Я плохо учила в школе химию, но очень хорошо помню лабораторную работу, когда при смешивании реактивов из колбы повалил густой пар.

Так вот внутри меня бурлит ещё хуже состав, который не просто даст сильную тепловую реакцию, но и вдребезги разнесёт боросиликатное стекло.

– Любава, ты переходишь все границы.

– Я?! Это я перехожу все границы?! Нет, – тяну, качая головой. – Это ты у нас забыл, что женат, раз медитируешь, глядя на чужие задницы!

– Ни на кого я не медитирую!

– Да? А что ты тогда делаешь?

– Любава, прекрати, пожалуйста.

– Интересно получается, ты будешь пялиться на чужую грудь, а я должна прекратить?

– Ни на чью грудь я не пялился.

– Как интересно! А что тогда делают Светины фотографии в твоём телефоне?

– Во-первых, они не в телефоне, а в чате.

– О, да! Это же большая разница! Просто огромная!

– Да, Любава. Это большая разница. А во-вторых, я на них не пялился.

– Что они вообще делают у тебя в чате?

– Я тебе уже объяснял.

– Да-да. Света просила уговорить меня пойти на фитнес, а свои фото прислала тебе. Тебе! Илья, ты совсем идиот? Тебе не кажется, что логичнее было прислать их мне?

– Господи, Любава. Да не придал я значения этим фотографиям! Ну прислала и прислала.

– Какого хрена она вообще их тебе прислала?! – Я сама чувствую, что перегибаю, но не могу остановиться.

– Это тебе лучше у своей подруги спросить.

– А что тебе помешало спросить, не скажешь?

– Я уже сказал, что не придал им значения. Откуда я могу знать, что там вам может взбрести в голову?

– Так не придал, что мужикам переслал?

– Любава, ты вообще меня слышишь? Я ничего, никому не пересылал. Чего ты вообще прицепилась к этим фоткам?

Прилетает такой пас, что на миг я теряю дар речи.

– А ты не понимаешь? Сначала тебе Света присылает свои фото, мол, посмотри, какая я красивая, а потом ты остаёшься у неё ночевать? То ты слова ей сказать не можешь, а тут вдруг такой сговорчивый стал. И на фитнес меня отправляешь, и сломя голову бежишь замки вставлять, стоило только Светочке позвать. И после этого я ещё и прицепилась?!

Смотрю на мужа в полном охреневании. Какое тут, к чёрту, изумление!

– Хорошо. – Илья что-то тыкает в своём телефоне. Его губы сжаты. – На, смотри. Я всё удалил. И Белозубову твою заблокировал. Теперь ты довольна.

– Нет!

– А теперь что не так?!

– Это нужно было сделать в самом начале, а не после того, как ты всю ночь «менял замки».

– Господи, – стонет Илья. – Любава, скажи, что ты просто хотела поругаться, и поэтому нашла повод.

– Ах, повод?! – вскидываюсь с новой силой и со всего маху залепляю мужу пощёчину.

– Это тебе на память. Чтобы горело, когда у тебя появится новый «повод». Убирайся! Катись к чёрту вместе со своей Светой!

Обессиленно падаю в кресло.

В комнату прибегает испуганная Алиска. В детских глазах стоят ужас и слёзы.

– Мамочка, не лугай папу. – Встаёт на сторону Ильи маленькая защитница.

– Пусть твой папа идёт к своей Бабе-Яге! – выпаливаю, не сдержавшись. Прикусываю язык, чтобы не наговорить лишнего.

Ребёнку не за чем знать все наши разборки. Но слово не воробей.

И Алиса начинает рыдать.

– Не надо папу к Бабе-Яге! – сквозь слёзы кричит мой ребёнок. – Он холоший! – голосит своё несогласие.

Дочка слишком мала и не понимает, что её любимый папочка и её предал. Променял на прелести тёти Светы. Неужели оно того стоило?

– Тише, тише, – успокаивает Алису Илья и поднимает её на руки. – Ни к какой Бабе-Яге твой папа не пойдёт.

– Не пойдешь? – Всхлипывает.

– Нет, Лисёна. Я никуда не пойду. Мама просто пошутила.

Я не шутила, но отрицать это сейчас, значит ещё больше нервировать Алису. Я не хочу травмировать психику ребёнку.

– Пошутила? – недоверчиво переспрашивает Алиса.

– Ну конечно, – уверяет дочь Илья. – Зачем мне страшная Баба-Яга, если у меня есть мама и ты?

Лжец! Какой же он лжец! Подлый лицемер, лжец и предатель. Ненавижу!

Только Алисе этого знать не нужно. Что бы ни случилось между нами с Ильёй, он никогда не перестанет быть её отцом.

Господи, как можно пережить предательство?!

Жгучая ревность разъедает всё внутри, что хочется кричать и выть от боли.

Желание всё разорвать, перечеркнуть одиннадцать лет брака и уйти настолько сильно, что я готова это сделать прямо сейчас. И я бы это сделала! Но я до такой степени вымотана, что у меня просто нет сил пошевелиться, не говоря уже про то, чтобы что-то делать и трезво мыслить.

Пока Илья занимается с дочерью, я, зажав рот кулаком, тихо скулю от жалости к себе, подлости женщин, которые ради своих желаний могут переступить через всё, даже через ребёнка, и похотливости всех мужчин.

Ласковый голос мужа и тоненький писк Алисы, доносящие сквозь туман в голове, убаюкивают.

Просыпаюсь от того, что всё моё тело затекло от неудобной позы.

В доме стоит непривычная подозрительная тишина.

Алиса!

От мысли, что Илья мог забрать её, скидываю с себя плед и вскакиваю как обезумевшая. Ноги простреливает судорогой, и я падаю обратно в кресло. Кое-как встаю и, превозмогая боль, иду в детскую.

Глава 10

Не такими я представляла себе эти выходные. За эти два дня я вымоталась так, будто месяц работала без отдыха. А впереди ожидает полная рабочая неделя, которую надо каким-то образом пережить.

Вчера я не стала будить Илью. Оставила его в детской. На автомате забрела в кухню, но, вспомнила, что все уже спят и готовить ничего не нужно, неспеша приняла душ, совершенно не отдавая отчёта своим действиям, и ушла в комнату. Долго лежала, завернувшись в одеяло, и думала, как теперь дальше жить.

Наверное, в каждой семье бывают разные испытания. У нас с Ильёй они тоже были. Я очень долго не могла забеременеть и боялась, что никогда не смогу родить своего ребёнка.

Четыре года обследований, неудачных попыток, консультаций у разных специалистов не приносили никаких результатов. Беременность не наступала.

Несколько раз я сдавалась, выносила себе страшный приговор – бесплодна, и даже просила Илью оставить меня и найти себе нормальную, здоровую женщину, которая сможет родить ему ребёнка. Но он никуда не ушёл. Оставался всё время рядом, поддерживал. И каждый раз предлагал попробовать ещё раз, с уверенностью, что у нас всё получится. И я ему верила.

Теперь я понимаю, что он всего лишь шутил. Но от этих шуток польза была для нас обоих.

Только благодаря Илье мы смогли пережить этот не самый лучший период нашей совместной жизни.

Когда родилась Алиса, я думала, что больше уже никакие испытания нам не страшны. Но оказалось, что я ошиблась. И сейчас на одной чаше весов одиннадцать лет брака, долгожданная дочь, а на другой – горький привкус измены.

Провалявшись без сна достаточно долго, собираюсь вставать. Но даю себе ещё пять минут и незаметно засыпаю.

Распахиваю глаза, не понимая, что меня разбудило. Прислушиваюсь. Тишина. И всё равно мне кажется, что что-то не так. За спиной раздаётся шумный вдох, и до меня только сейчас доходит, что в постели я не одна.

Муж, прижавшись к моей спине, дышит мне в затылок, и прижимает к себе, обняв рукой. Я совершенно не слышала, когда он пришёл. Однако то, что Илья рядом, настолько привычно, что совершенно не хочется шевелиться. Но от одной мысли, что он точно также обнимал Свету, мне хочется умереть прямо сейчас.

Только такого удовольствия я никому не доставлю!

Хочу отодвинуться, но Илья сильнее притягивает к себе. Убираю его руку, сажусь на постели и тянусь за телефоном.

Обычно утром меня ждало плюс сто пятьсот сообщений от Светы о том, где и как она провела время. Но вот уже второй день тишина. Вчера я сама несколько раз порывалась позвонить ей. Но каждый раз, глядя на её номер, понимала, что сказать мне ей совершенно нечего. А ещё я ждала, что у неё проснётся совесть, и она позвонит сама. Но ни звонков, ни привычных сообщений от Белозубовой так и нет. Или же теперь она шлёт их Илье?

Вскакиваю с кровати и иду в душ. Долго стою, подставив лицо под бодрящие капли, и пытаюсь смыть с себя этот горький привкус. Сразу сушу волосы феном и только потом выхожу из ванной.

В детской горит свет, и оттуда доносятся голоса Ильи и Алисы.

– Папочка, я не хочу идти в садик.

– Вот тебе здрасьте. И как быть? Папе и маме нужно на работу.

– Я узе большая. Я буду сидеть тихо-тихо.

Алиса никак не научится правильно говорить звуки «р» и «ж», хотя в остальном её речь чистая.

– Нет, так не получится. Сейчас мама выйдет из ванной, и мы пойдём умываться.

– Я не хочу-у-у, – капризно хнычет.

– Ну ладно, – вдруг соглашается Илья. – Мы никуда не пойдём. Но тогда никто из ребят не увидит твою новую куклу.

Оказывается то, что вчера я приняла за зайца, сделав такой вывод на основании наличия длинных ушей и короткого хвостика, оказалось пупсом в плюшевом комбинезончике зайчика с милыми бантиками на ушах, которые очень напоминают хвостики Алисы. Просто кукла лежала вниз лицом, а переворачивать и приглядываться я не стала.

– Велонику?

– Ну да, твою Веронику. А она очень-очень хотела пойти с тобой в садик. Алиса, пожалуйста, возьми меня с собой. Я хочу пойти в садик! – изменив голос, Илья пищит, изображая пупса.

Дочка прижимает к себе свою Веронику и качает её, как маленького ребёнка, чтобы успокоить.

– А ты меня потом забелёшь?

– Конечно, заберу. Мы же собирались сегодня купить коляску.

– Ну, холошо, – нехотя соглашается Алиса, причём с таким видом, будто особа королевских кровей снизошла до простых смертных и дала своё согласие показать миру свою царскую персону.

– Вот и умница. Тогда мама сейчас выйдет из ванной, и мы с тобой пойдём умываться.

– Я уже вышла, – обозначиваю своё присутствие.

Илья торопливо разворачивается и впивается в меня взглядом. Не хочу на него смотреть. Гляжу на дочь.

– Мама, мамочка! А мне папа куклу купил! – Подскакивает Алиса, подбегает и пихает мне в руки своего пупса. – Её зовут Велоника, – знакомит меня со своей новой игрушкой. – Плавда, она класивая?

– Красивая.

Держу игрушку, стараясь не замечать подошедшего Илью.

– Поделзи мою Велонику, я пойду умываться, – просит дочь, и убегает в ванную.

– Тебе помочь? – спрашиваю вдогонку, отворачиваясь от Ильи.

– Не-а. Я сама. Я узе большая! – доносится уже из ванной, и Алиса включает воду.

Тоже собираюсь уйти. Не могу находиться рядом с мужем.

– Любав, – зовёт меня Илья. – Доброе утро.

– Не уверена, что оно доброе, – сухо отвечаю. – Я приготовлю завтрак, – нахожу причину, чтобы уйти.

– Подожди, – просит, и я останавливаюсь. Не могу заставить себя сдвинуться.

Илья оказывается рядом. Я чувствую его своей спиной. Всем своим телом.

– Любав, прости меня. – Осторожно кладёт свои руки на мои плечи и касается лбом моего затылка. – Пожалуйста, просто прости.

Вот так вот, просто, пожалуйста, прости. Без лишних оправданий, признаний вины, обещаний и всего остального. Хотя кому они нужны эти оправдания?

Я не знаю, что сказать. Внутри выжженная пустыня. Но Илья не отпускает.

Глава 11

Если бы детские резиночки для волос могли хоть кого-то уберечь от измен, их производители купались бы в золоте.

Но, увы.

– Алиса, слезай. Ещё нужно одеться и позавтракать. Иначе мы опоздаем. – Забираю у мужа дочь, пока он не произнёс явную ложь. Вряд ли Илья будет ходить весь день с резинкой на волосах.

Полностью сосредотачиваю своё внимание исключительно на Алисе и старательно избегаю зрительного контакта с мужем. Не хочу на него смотреть. Несмотря на то, что при дочери мы помирились, обида никуда не делась. Её нельзя просто взять и стереть из памяти или вытащить, как лавровый лист из супа. Привкус всё равно останется.

– Мамочка, а папа разлешил мне взять Велонику в садик. Мозно?

– Можно.

Усаживаю своё Веретено на табурет и провожу массажной расчёской по спутанным волосам.

– Ай, мамочка, больно! – пищит Алиса.

– Прости. Я не специально. Придётся немного потерпеть.

Помыть дочь, Илья помыл. Но волосы они не расчесали. И за ночь влажные кудри превратились в основательно свитое гнездо.

Потратив на распутывание кудряшек намного больше времени чем обычно, несколько раз провожу расчёской по уже гладким волосам и завязываю Алисе её два любимых хвостика.

Спускаю дочь с табурета и любуюсь своей малышкой. Алиса – настоящее чудо, подаренное мне небесами.

– А ещё папа обещал мне купить коляску для Велоники. Такую же, как у Сони, – радостно делится со мной новостью, которую я уже слышала от Ильи.

Коляска у Алисы есть. Маленькая. Но дочка уже давно просит большую, «как у Сони». Только цена у такой игрушечной коляски не сильно отличается от настоящей. Собственно, она и выглядит как настоящая. Утеплённая и со всеми аксессуарами. Разница только в размере. Когда мы с Ильёй смотрели такую, он назвал её коляской для лилипутов.

В неё на самом деле можно спокойно положить ребёнка, если вдруг будет такая необходимость.

Что ж, по крайней мере, хоть какой-то плюс есть. Теперь у Алисы будет то, о чём она так долго мечтала. Но нужно не забыть позвонить маме и сказать, чтобы «Дед Мороз со Снегурочкой» придумывали новый подарок.

– Здорово. Идём завтракать?

Одобрительный кивок служит мне ответом. Дочь бежит в кухню и усаживает свою куклу рядом с собой.

Две девочки с одинаковыми хвостиками – это так мило. И неважно, что одна из них ненастоящая. Когда я сняла капюшон, у пупса оказались тоже кудряшки, правда, не такие светлые как у Алисы. Но по просьбе дочери, мне пришлось кукле тоже сделать причёску, завязав такие же резиночки.

Достаю Алисину ложку и кладу на стол.

– А Велонике?

Ах, точно. Ещё же Вероника. Но поскольку таких ложек больше нет, то кукле достаётся обычная чайная. Однако Алиса решает их поменять. Заботится.

– Мамочка, а ещё Велонике нужны новые штанишки, – заявляет дочь.

– Зачем? – Вопрос больше риторический.

– А вдлуг она описается?

– Кто описается? – В кухню входит Илья.

– Велоника.

– Эм… А кто такая Вероника? – На лице мужа читается явное замешательство, и он с подозрением косится в мою сторону.

Илья подходит к столу, чтобы налить воды из фильтра, но его рука почему-то оказывается на моей талии.

– Мы беременны? – спрашивает шёпотом.

– Мы, – имею в виду себя, – нет. А вы, – зло намекаю на его ночные похождения, – ещё не знаю.

Награждаю мужа выразительным взглядом, сбрасываю с себя его руку и подаю Алисе творожок. На всякий случай достаю второй (для Вероники), отмечая про себя, что если новая игрушка окажется такой «прожорливой», то придётся увеличить запасы творожка вдвое.

– Папа, вот зе Велоника! – Дочь с праведным возмущением на лице показывает на свою куклу.

– Ах да, точно! И как я забыл… – Виновато чешет затылок.

– Ой, папа, ты папа. Голе ты луковое! – Алиса качает головой, мимикой и интонацией до мельчайших подробностей копируя свою бабушку.

Не дай бог, сейчас ещё добавит: «И в кого ты такой? Не понимаю», то приз за звание «Будущая тёща» Алисе обеспечен.

Илья усаживается за стол. Ждёт, когда ему подадут завтрак? Вот только у меня нет ни малейшего желания, ни настроения даже кофе ему сварить, не говоря уже про горячие, прямо со сковороды оладьи.

Бросаю взгляд на часы. Время позволяет, и я терпеливо жду, когда Алиса доест свой творожок, и даже не предпринимаю попытки что-то приготовить для мужа.

Кстати, ради его же безопасности. Иначе всё это может оказаться на его голове.

До Ильи, видимо, доходит, что завтраком его кормить никто не собирается. Муж берёт Алисину пластиковую ложку, вертит её, словно прикидывает насколько она практична, и открывает второй творожок. Зачерпывает его и, тут нужно отдать ему должное, сначала подносит к лицу куклы, чем зарабатывает себе жирный плюс в глазах дочери, и только потом отправляет себе в рот.

– М-м… – Оценивает на вкус.

Кажется, творожок придётся покупать не в два, а в три раза больше.

***

Едва раздевшись, Алиса убегает в группу, чтобы похвастаться своей игрушкой, и меня радует, что хотя бы дочка чувствует себя счастливой. Её тут же облепляют со всех сторон, и, судя по всему, сегодня мне никто не помашет «пока».

– Алиса, кто скажет маме «до свидания»? – напоминает о правилах воспитательница.

– Мамочка, пока! – доносится крик, но самой Алисы даже не видно.

– Некогда. Новая кукла. – Словно извиняясь, разводит руками Ольга Алексеевна.

– Да, – соглашаюсь с воспитательницей и собираюсь уйти.

– Любава Дмитриевна. – Останавливает меня Ольга Алексеевна. – Алису сегодня будете вы забирать, или папа? – Совершенно безобидный вопрос заставляет напрячься.

Хоть убейте меня, но перед «и папа» я слышу едва заметную паузу. Раньше я бы ответила, не задумываясь. Но сейчас в обычной, чуть ли не повседневной фразе мне слышится совсем иной смысл.

– А что такое? – не сдерживаю своего любопытства. И мне плевать, что я выгляжу как ревнивая истеричка.

Глава 12

С покрасневшим от собственной глупости лицом выхожу на улицу.

Теперь мне в каждой фразе, касающейся Ильи, будет мерещиться иной смысл?

Если так дальше пойдёт, я буду ревновать мужа к каждому столбу! А ведь столб — он вообще мужского рода! Женского он даже не бывает.

Раньше я совершенно не задумывалась над всеми этими крючками, замками, шкафчиками. Просила Илью помочь. Он помогал. Хотя и не хотел тратить на это своё свободное время. Мне приходилось его уговаривать, что это нужно для нашей дочери.

Вот и доуговаривалась. Что теперь в каждой просьбе, обращённой к Илье, мне слышится не бог весть что!

Я совершенно не знаю, как успокоить не на шутку разыгравшуюся ревность, которая не только занимает все мои мысли, она выжигает собой все остальные, оставляя после себя сплошное мёртвое пепелище.

Но хуже другое. Мне совершенно не с кем поделиться возникшими проблемами. Раньше я бы просто позвонила Свете, рассказала ей всё, и мне стало бы легче. Намного легче. Но теперь я не могу этого сделать, потому что она и есть причина всего этого кошмара!

Сложно ли мне? Очень!

Это просто невыносимо, когда лишаешься доверия двух самых близких людей. Ведь Свете я доверяла больше, чем себе. К тому же меня до сих пор мучает нездоровое любопытство: почему она молчит?

Все возможные и даже невозможные предположения, которые только могли прийти мне в голову, отсеиваются. Опадают, как засохшие листья с дерева. И оно остаётся совершенно голым. Обнажённым. Как правда, которой нечем прикрыть свою наготу.

Между ними что-то было, и теперь Свете стыдно позвонить мне.

Только вот чувства стыда у Белозубовой никогда не было.

От осознания, что я права, мне становится ещё хуже. Настолько хуже, что хочется кричать в пустоту от собственного бессилия и беспомощности. И я совершенно не знаю, как в одиночку можно справится со всем этим кошмаром.

Однако времени на все истерики у меня ровно столько, сколько я еду до завода. Ни больше ни меньше. Вид моей деятельности требует особой собранности и полной концентрации. Даже малейшая невнимательность недопустима.

По дороге покупаю себе кофе, булочку с яблоком и пару батончиков мюсли. Стакан кофе не решает всех проблем, но хотя бы придаёт бодрости. Немного прихожу в себя и полностью отгоняю мысли об Илье.

О крючках, которые попросила прикрутить Ольга Алексеевна, я вспоминаю только тогда, когда захожу в здание детского сада.

Обычно в обеденный перерыв я писала мужу. Но сегодня я специально «забыла» это сделать. А на его сообщение «Ты как?» с трудом сдержалась, чтобы не написать в ответ какую-нибудь гадость.

И вот сейчас я в спешном порядке придумываю, что сказать воспитателю?

Что наш папа не может? Заболел? Или улетел на Марс? Идеальные варианты ответов.

Но обманывать нехорошо. Как и принимать решение за Илью.

Придётся признаться, что у меня начинающая стадия склероза.

— Любава Дмитриевна! — восклицает Ольга Алексеевна, когда видит меня, выходя из другой группы. И вид у неё намного хуже, чем выгляжу я со склерозом. А в руках средство для снятия макияжа.

— Добрый вечер, Ольга Алексеевна.

Честно говоря, я не ожидала её увидеть. Но воспитателей не хватает, и она нередко работает в две смены.

— Ольга Алексеевна, я забыла сказать мужу про крючки.

Мне даже не нужно изображать виноватое лицо.

— Крючки? — Непонимающе.

— Вы утром говорили, что нужно прикрутить новые.

— Ах, крючки… Да. Бог с ними, с этими крючками, — отмахивается и идёт вместе со мной. — Вы только не волнуйтесь, пожалуйста… — произносит, когда мы вместе входим в раздевалку нашей группы.

После этой фразы все мои внутренности скручивает в тугой спазм, и кровь отливает от лица.

— Что-то с-случилось с Алисой? — спрашиваю, чувствуя, как меня бросает в леденящий душу холод.

Глупый вопрос. Если бы произошло что-то серьёзное, мне бы позвонили. Я только сейчас замечаю, что приехала немного раньше обычного времени.

— Н-нет… Алиса, мама пришла. — Ольга Алексеевна громко, но в то же время как-то трагично, зовёт мою дочь. Словно меня не ждали. Но и моя девочка не торопится выходить. — Даже не знаю, как объяснить… До обеда всё было хорошо. Алиса вела себя как обычно. Может, немного активнее. Но это скорее всего из-за новой игрушки.

Я не хочу ничего слушать! Я хочу увидеть своего ребёнка!

— Если сломалась кукла, то…

— Нет. С куклой как раз ничего не случилось. А вот Алиса…

И тут ко мне выходит моя дочь, которую я узнаю только по одежде, кудрявым светлым хвостикам и голубым, как у Ильи, глазам. А всё лицо, я даже не могу определиться с цветом, полностью размалёвано, как картинка-раскраска неумелым художником. Если не считать глаз, на нём нет ни одного светлого пятнышка. Словно Алиса опустила лицо в грязно-чернильную массу, а потом ещё и размазала всё это.

— Господи, Алиса, что это? — Приседаю перед дочкой на корточки.

Алиса молчит. Вместо неё говорит Ольга Алексеевна:

— В тихий час Алиса начала плакать. Во сне отмахивалась руками и дралась. Когда её Тамара Петровна разбудила, Алиса сказала, что Баба-Яга хотела её забрать. Тамара Петровна объяснила ей, что Баба-Яга бывает только в сказках. Но Алиса стала уверять, что она настоящая. Возможно, в выходные вы читали сказку, или она увидела что-то страшное по телевизору.

Если бы Ольга Алексеевна знала, что «Баба-Яга» бывает не только в сказках и не только по телевизору.

— Потом Алиса успокоилась. Правда вести себя стала тише. Сидела вместе с Сашей и Яником. А потом… Случилось вот это.

— А Саша с Яником? — Поднимаю взгляд, и Ольга Алексеевна печально кивает.

— Тоже. Мы попытались оттереть. Но стало ещё хуже.

В этот момент в раздевалку заглядывают ещё два «негритёнка»: Саша и Яник. С Сашей ещё может обойдётся. Там родители более или менее адекватные. Поймут. А вот у Яника мамочка может устроить такой ор, что страшно представить.

Глава 13

Бросаю взгляд на дочь через зеркало заднего вида и, увидев её чумазое лицо, вздрагиваю.

Всю дорогу Алиса сидит как нахохлившийся воробей и, только когда мы подъезжаем к дому, спрашивает:

– А кто такой нег'литёнок?

Недалеко от места, где я обычно паркую машину, Илья разговаривает с соседом. Но, заметив, что мы подъехали, пожимает ему руку и направляется в нашу сторону.

– Давай, ты это у папы спросишь. Хорошо?

Глушу двигатель, но не спешу выходить. Илья сам открывает мне дверцу.

– Привет.

– Здоровались вроде, – бурчу.

Муж беглым взглядом окидывает салон. Но дочь возится с фиксаторами, пытаясь самостоятельно расстегнуть ремни безопасности на своём автокресле, поэтому из-за спинки сидения её лица он не видит.

– Всё нормально?

Награждаю Илью выразительным взглядом.

Два дня назад я бы просто ответила да. Но сейчас как никогда подходит одна из маминых любимых фраз:

– Относительно.

И я, пожалуй, впервые понимаю всю точность её значения.

Учитывая, что наша семья на грани краха – это плохо. Но все живы и здоровы – это хорошо. Значит, в целом жить можно, если не зацикливаться на деталях.

Справившись с замками, Алиса подаёт голос:

– Папа, а ты коляску для Ве'лоники купил?

– Ку… пил… – Илья, наконец, замечает экзотический раскрас Алисы. – Лисёна, твою ж…

– Илья! – одёргиваю, чтобы не выражался при ребёнке. И вообще, причём здесь мать, если виноват отец?

Муж открывает пассажирскую дверцу, где сидит Алиса, и с непередаваемым никакими словами смятением, застывшем на его лице, смотрит на дочь.

– Лисёна, как так?

– Фломасте'лами, – отвечает одна очень одарённая особа и, понимая, что что-то не так, снова начинает дуться как мышь на крупу.

– Зачем, доча?

– Баба-Яга твоя приснилась, – отвечаю вместо Алисы. – Отойди. А то так и будешь столбом стоять. – Отодвигаю Илью и сама вытаскиваю обиженного ребёнка из кресла.

– Любава, может, хватит? Сама выдумываешь, ещё и ребёнка пугаешь, – получаю в спину.

– Я не выдумываю. Ольга Алексеевна сказала, что твоя Баба-Яга, о которой, кстати, ты сам рассказал, ей приснилась. И она испугалась, – выговариваю, поставив Алису на землю. – Так что получай своего «негритёнка».

– Папа, а где коляска? – Алиса поднимает своё «очаровательное» личико на побледневшего папу.

Какие мы «нежные»!

– В обморок не упади. Поднимать не буду, – на всякий случай предупреждаю мужа. И добавляю Алисе: – Никакой коляски, пока не отмоетесь.

Всовываю в руки Илье куклу и флакон с детским маслом.

– Ну, мам…

– Алиса, мама права. Надо сначала умыться.

Надо же, ожил!

Пока Илья оттирает макияж аборигенов Африки с лица Алисы, листаю родительский чат.

Как и ожидалось, мама Яника в своём репертуаре. За детьми никто не следит. Они делают что хотят. И всё в таком же духе. Закрываю телефон и иду в ванную, посмотреть, как продвигаются дела у нас.

– Папа, а кто такой нег'литёнок?

– Негритёнок – это такой ребёнок, который весь-весь тёмный.

Ответ отца заставляет Алису задуматься.

– Весь-весь?

– Да. Весь-весь.

– И 'лучки, и но'зки, и пузико?

– И ручки, и ножки, и пузико.

Алиса поднимает взгляд на меня.

– Мамочка, я не нег'литёнок. У меня 'лучки белые. И пузико то'зе. – Задирает майку.

Пузико, слава богу, белое.

Однако такое умозаключение заставляет меня задуматься. Надеюсь, Алиса не захочет окончательно «превратиться» в негритёнка.

– Так нужно, чтобы и лицо было бе… чистым, – вовремя заменяю слово.

У этой юной леди хватит сообразительности превратить себя в белого кролика[1]. Только фломастеров такого цвета нет, но есть маркеры, штрих, не говоря уже про краску.

Выразительно смотрю на Илью, чтобы он объяснил дочери, что так делать нельзя.

– Да-да, Лисёна. Мама права. Иначе под ёлочкой у Алисы не будет подарка.

Дочь широко распахивает свои глаза и с ошеломлённым взглядом смотрит сначала на папу, а потом на меня.

– Почему?

– А как тебя Дед Мороз узнает? Он подумает, что ты не Алиса, и отдаст твой подарок другой девочке.

Зачем же так радикально? Дочка готова вот-вот расплакаться. Но с другой стороны, раз обещание не помогло, то надеюсь, хотя бы это поможет.

– Я Алиса, а не нег'литёнок, – обиженно всхлипывает. – Быст'лее смывай. Я не хочу, чтобы Дед Мо'лоз меня не узнал.

Наконец, этот безумный день закончился. Илья выходит из детской и закрывает дверь.

– Уснула.

Уложить Алису спать сегодня оказалось непросто.

– Не закрывай ей двери.

– Почему?

– Вдруг проснётся.

– Мне кажется, её сейчас пушкой не разбудишь.

– А если опять напугается?

– Любав. – Муж подходит ко мне. – Ты же не будешь всю ночь здесь сидеть и её караулить. Пойдём спать, – произносит, выдыхая, и притягивает к себе.

Хочу отстраниться, но Илья не даёт. Зарывается лицом в мои волосы.

– Пусти, – прошу.

Пытаюсь сопротивляться, но сопротивление выходит вялым. Неубедительным.

– Не пущу…

Коротких два слова звучат как мантра, как заклинание, как те волшебные звуки, которые значат намного больше, чем может показаться на первый взгляд.

Закусываю губу, чтобы не показать, как мне сейчас больно. Но предательская слеза сама катится по щеке.

– Не плачь, пожалуйста…

Илья нежным движением руки стирает солёную дорожку и высушивает её своими поцелуями, спускается по лицу, пока не находит мои губы. Целует сначала каждый уголок и только потом полностью накрывает их. Терзает их с какой-то необъяснимой жадностью, даже не замечая, что я не отвечаю.

Руки мужа неистово и судорожно блуждают по всему моему телу, словно хотят наверстать упущенное.

– Любава… Любавушка… Любимая моя…

С голодной жадностью Илья снова нападает на мои губы. Целует с таким самозабвением, что у меня начинает кружиться голова.

Глава 14

Как и после любой катастрофы разрушенный мир со временем начинает постепенно восстанавливаться, так и в нашей семье отчуждённость и напряжение, появившиеся после дня рождения Ильи, стали потихоньку спадать, пока не исчезли совсем.

Не скажу, что я совсем забыла о произошедшем. Нет. Но вспоминать о случившемся стала намного реже. Даже о Свете. Хотя раньше не проходило ни одного дня, чтобы я не рассказывала о ней или её делах мужу. Зачем? Я и сама не знаю. Просто делилась.

Сейчас, глядя на всё спокойным трезвым взглядом, я понимаю, что в той ситуации была и моя вина. Наверное, она и случилась только для того, чтобы я поняла это. И я усвоила этот урок.

Мне было сложно принять предательство подруги, ведь мы с ней были не разлей вода. Ближе чем сёстры.

Зато сейчас всё больше становится дней, когда я ни разу не вспомнила о Белозубовой. Совсем. Хотя нет-нет да и мелькает интерес, как она там, и я мысленно задаю Светке вопросы. Всё-таки такую многолетнюю связь, какая у нас была, нельзя вырвать сразу. Она, как пырей, за много лет успела расползтись в разные стороны, и если не выдёргивать с корнем появившиеся в виде ностальгических воспоминаний ростки, то всё опять зарастёт сплошным сорняком. А я этого больше не хочу.

Наши отношения с Ильёй тоже изменились. Наверное, когда ты ходишь по краю, и лишь чудом не падаешь в пропасть, то начинаешь относиться совсем по-другому ко многим вещам.

Теперь муж очень внимателен и заботлив и не даёт ни малейшего повода для упрёков. Даже интимная сторона у нас стала другой. Ярче, глубже, острее. Мне кажется, что в самом начале наших отношений не было такого фейерверка ощущений. Словно после пережитого стресса все чувства обострились, оголились, и каждое прикосновение приносит увеличенное в несколько раз восприятие.

Смотрю, как Илья дурачится с Алисой. Дочь заливается весёлым смехом, и кажется сегодня кто-то опять будет плохо засыпать.

– Папа, всё. Я больше не буду! – с визгом просит Алиса больше её не щекотать.

– Илья, перестань, – тоже решаю вмешаться. – Не хочешь сходить в магазин?

– Зачем?

Муж поднимает на меня охмелённый от озорства взгляд, и я показываю ему заготовленный список.

– Ого. Может, вместе?

– Я пирог в духовку поставила. А потом будет уже поздно.

– Эх… Пирог – штука важная. Так, Лисёна, папе нужно в магазин. Пойдёшь со мной?

– Да! – Дочь спрыгивает с папиных колен. – Мамочка, мо'зно я с папой пойду?

Мечусь между разрешить или оставить дочь дома. Пересиливает разумность. Гиперопека ещё никому не принесла пользы.

– Хорошо. Только держать папу за руку и не отпускать, – строго наказываю дочери.

– Хо'лошо. Буду де'л'зать его к'лепко-к'лепко, – обещает Алиса. – Пап, подо'зди меня. Я в туалет. Я быст'ло!

– Иди уже! – отправляю неугомонное чудо. Хорошо хоть не описалась, пока баловались.

– Всё ещё боишься отпускать меня одного? – шепчет Илья, притягивая меня к себе.

И я оказываюсь в объятиях мужа.

– Боюсь, что дочь потеряешь!

– Любав, ты серьёзно?

Да.

– Не отпускай её, пожалуйста, и нигде не оставляй.

– Я, по-твоему, совсем дурак?

Не дурак. Но на душе отчего-то скребёт неприятное чувство тревожности, и я уже жалею, что разрешила.

– Нет, Илья. Я просто за неё очень переживаю.

– Любав, ты слишком волнуешься. А мы случайно ещё никого не ждём?

– Пока нет.

На самом деле я очень боюсь, что опять ничего не получится.

– Эх… Не переживай. Я буду очень-очень стараться. – Целует меня в нос.

– Дурак.

Закрываю за мужем и дочкой дверь и ухожу в кухню.

Илья настойчиво просит второго ребёнка. Я ничего не имею против и уже сдала все анализы. Противопоказаний нет. Но я действительно очень боюсь.

Звонок в дверь застаёт врасплох. Вряд ли они уже вернулись. К тому же у Ильи есть ключи.

Теряясь в догадках, кто это может быть, иду в прихожую и, не глядя в глазок, открываю дверь. Застываю на месте и смотрю на Белозубову, как на призрак из прошлой жизни.

– Привет, – произносит Светлана таким тоном, будто мы с ней расстались только вчера.

Прошло четыре месяца после дня рождения Ильи и той ночи, когда он пришёл от неё утром. И всё это время от Белозубовой ничего не было слышно. Я успела свыкнуться с мыслью, что больше её не увижу. Никогда. И нисколько не жалела о такой «потере».

Но она здесь.

– Здравствуй.

– Здравствуй и всё? – восклицает с удивлением.

Она нисколько не изменилась, отмечаю машинально.

– Даже не пригласишь?

Я не хочу впускать её в дом. Словно своим появлением она нарушит тот мир, который после неё мне пришлось создавать заново.

– Нет. Говори, зачем пришла.

– Ладно. Я тебя понимаю. – Ведёт плечом. – Я не хотела приходить. Но, Любав, я так больше не могу. Я должна тебе это сказать.

– Что именно?

Внутренний голос вопит, что мне не нужно её слушать. Нужно закрыть дверь и дождаться Илью. Но я не могу этого сделать. Как загипнотизированная стою, не в силах сдвинуться с места.

– Я так рада, что у вас всё хорошо. Что ты всё смогла понять.

– Понять, что?

– Что так получилось. – Опускает взгляд.

– Ты о чём? – спрашиваю, понимая, как прямо под моими ногами разверзается пропасть.

– О той ночи. После дня рождения. Неужели Илья тебе ничего не сказал?

Хочу закричать: «Что именно он должен был мне сказать?», но не могу вымолвить ни слова. Шею сдавливает удушающим спазмом, и я начинаю задыхаться, как от нехватки воздуха.

– Так ты не знала?

Заметив моё состояние, Света нервно закусывает губу, и на её лице появляется скорбное выражение.

– Говори! – требую, но из горла вырывается еле слышный, словно предсмертный, шёпот.

– Любав, мне правда так жаль… Я очень боялась тебе признаться. Боялась, что ты не поймёшь и не простишь. Я не знала, как будет правильнее. Но ты должна знать правду.