Если бы Мария Александровна Кузнецова знала, что сегодня последний день её жизни, она, возможно, не стала бы так тщательно гладить блузку. А может, наоборот, погладила бы её ещё тщательнее. С Машей никогда нельзя знать наверняка.
– Чёрт! – воскликнула она, заметив, что стрелка на колготках всё-таки расползлась. – За что?!
Закон подлости работал безотказно: именно сегодня, когда она впервые за три года собралась в отпуск, всё шло наперекосяк. Утренний будильник не сработал, любимая кофемашина выдала вместо американо какую-то бурду, напоминающую болотную жижу, а теперь ещё и колготки... Приметы были хуже некуда.
Маша выдвинула ящик комода и достала новую упаковку. Двадцать пятая пара за год. Она вела точный учёт своих расходов в безупречной таблице Excel, раскрашенной по категориям. Трёхмерная диаграмма расходов на колготки напоминала горную цепь со зловещей тенденцией к росту.
– Финансовый апокалипсис в отдельно взятой квартире, – пробормотала Маша, аккуратно надевая новую пару и разглаживая несуществующие складки.
Квартира-студия Маши представляла собой образец идеального порядка, такого, что иногда ей самой становилось не по себе. Каждая вещь имела своё место, каждый предмет гардероба был развешан по цветовой гамме, книги расставлены по алфавиту, а специи в кухонном шкафчике – по частоте использования. Друзья называли её квартиру «музеем перфекционизма», но Маша лишь пожимала плечами: «Просто я люблю, когда всё на своих местах.»
Однажды её лучшая подруга Вика в шутку передвинула кухонные полотенца, нарушив цветовой порядок. Маша не спала всю ночь.
– Так, Кузнецова, соберись, – сказала она своему отражению в зеркале. – Сегодня особенный день.
Отражение выглядело безупречно: идеально уложенные каштановые волосы до плеч, аккуратный макияж, строгий, но элегантный наряд. Никто бы не догадался, что внутри этой оболочки успешной бизнес-леди клокочет настоящий вулкан паники. Маша сделала глубокий вдох, как учил её психотерапевт (к которому она ходила ровно три сеанса, прежде чем решила, что «справится сама»).
Сегодня был день, когда Маша Кузнецова, заместитель начальника отдела маркетинга крупной компании, трудоголик и перфекционист, наконец решилась взять отпуск. Целую неделю. Семь дней без отчётов, презентаций и бесконечных совещаний. Семь дней без будильника в 5:30 утра. Семь дней... свободы?
От одной мысли об этом Машу бросало в холодный пот. Чем она будет заниматься? Как структурировать время? А что, если за эту неделю её повысят кого-то другого? Что, если она разучится работать?
– Всё будет хорошо, – произнесла она вслух, хотя её голос дрогнул на последнем слове. – Люди берут отпуск постоянно. Это нормально.
Она ещё раз проверила сумку: ключи, кошелёк, телефон, зарядка, ежедневник, запасной ежедневник (на случай, если первый пострадает), портативное зарядное устройство, таблетки от головной боли, пластырь, влажные салфетки, дезинфицирующий гель, складной зонт (хотя прогноз погоды обещал солнечный день), швейный набор... Перечень продолжался бы бесконечно, если бы телефон не завибрировал, оповещая о приближающемся такси.
– Так, всё по плану, – Маша застегнула сумку и направилась к двери.
На кухонном столе лежал фантик от конфеты. Маша поморщилась – она ненавидела беспорядок – и быстро схватила фантик, чтобы выбросить по дороге. Мусорное ведро под раковиной было уже заполнено до краёв и требовало выноса, но на это времени уже не оставалось.
Закрыв дверь на два замка и проверив их по три раза каждый, Маша наконец вышла из квартиры. В лифте она мысленно прокручивала список дел на день. Сначала к стилисту – отпуск отпуском, а причёска должна быть в порядке. Затем обед с Викой в новом ресторане, о котором все только и говорили последние месяцы. После – визит в книжный магазин (Маша составила список из книг, которые планировала прочитать за отпуск). И, наконец, сеанс массажа, подарочный сертификат на который она получила на день рождения ещё год назад.
Дойдя до мусорного контейнера у подъезда, Маша небрежно бросила фантик. Промахнулась. Наклонилась поднять... и в этот момент жизнь Марии Александровны Кузнецовой совершила такой крутой поворот, какого не было даже в её чётко расписанных планах.
Пожилая соседка с пятого этажа, выгуливающая своего карликового шпица, потом рассказывала, что видела, как «эта аккуратная девочка с третьего этажа» поскользнулась, нелепо взмахнула руками, словно пытаясь ухватиться за воздух, и с глухим стуком ударилась головой о бордюр.
Шпиц залился истеричным лаем. Соседка закричала. Кто-то вызвал скорую. Но для Маши Кузнецовой всё это происходило уже как будто в другом измерении.
«Вот это да, – подумала она с несвойственным ей спокойствием. – Я действительно промахнулась... во всех смыслах».
***
Первым, что почувствовала Маша, открыв глаза, была досада. Глубокая, всепоглощающая досада.
«Я не могла умереть, – пронеслось в её голове. – У меня слишком много несделанных дел».
Она попыталась сесть и с удивлением обнаружила, что не чувствует ни боли, ни вообще какого-либо физического дискомфорта. Вокруг был её двор, тот же мусорный контейнер, та же скамейка и детская площадка. Но что-то изменилось. Цвета казались одновременно более яркими и более размытыми, словно кто-то настроил контрастность мира на максимум, а затем накинул на всё полупрозрачную вуаль.
Парк, куда привёл Машу Семён Петрович, выглядел совсем не так, как она его помнила. Привычные скамейки и дорожки остались на месте, но теперь всё словно светилось изнутри странным серебристым светом. Деревья казались выше и величественнее, их кроны переливались оттенками, которым Маша не могла подобрать названия. А над некоторыми цветами порхали крошечные светящиеся существа, похожие одновременно на бабочек и на крошечных человечков.
– Это феи? – недоверчиво спросила Маша, указывая на одно из созданий.
– Скорее энергетические сгустки, – пожал плечами Семён Петрович. – Но если тебе так хочется, можешь называть их феями. Они безвредные, просто питаются остаточной жизненной энергией растений.
– Но почему я их раньше не видела?
– Потому что была живой, – терпеливо пояснил Семён Петрович. – Живые видят только материальный мир. А мы теперь существуем в пограничном пространстве. Мы видим материальный мир, но и другие слои реальности тоже.
Маша протянула руку к ближайшей «фее», и та, заметив движение, стремительно метнулась в сторону, оставляя за собой шлейф мерцающих искр.
– Они нас боятся?
– Конечно. Мы для них как хищники. Призраки могут поглощать их энергию, – Семён Петрович усмехнулся, заметив испуганное выражение лица Маши. – Не волнуйся, для этого нужны годы практики. Тебе пока не грозит случайно слопать фею.
Они дошли до старой беседки в глубине парка. Когда-то белая, теперь она была покрыта граффити и выглядела заброшенной. Но Маше беседка показалась уютной – её окружала та же мягкая серебристая аура, что и всё в этом новом восприятии мира.
– Присаживайся, – Семён Петрович указал на скамейку. – Нам предстоит долгий разговор.
Маша осторожно опустилась на лавочку, всё ещё опасаясь провалиться сквозь неё, как недавно сквозь асфальт.
– У меня столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать, – призналась она.
– Начни с главного, – предложил Семён Петрович, закуривая очередную папиросу. Маша заметила, что запаха табака она совершенно не чувствует.
– Хорошо. Главный вопрос: почему я всё ещё здесь? – она обвела рукой пространство вокруг. – Почему я не... ну, не отправилась куда-то дальше? В рай, ад, нирвану, чистилище, в конце концов?
Семён Петрович выпустил дым, который тут же растворился в воздухе.
– А кто сказал, что эти места существуют? – он хитро прищурился. – Или, может, они есть, но мы до них просто ещё не добрались?
– Не понимаю...
– Видишь ли, Маша, всё немного сложнее, чем в религиозных книжках и голливудских фильмах, – он поправил лацкан своего потрёпанного пиджака. – Когда человек умирает, его душа... или сознание... или как ты это хочешь назвать – обычно уходит. Куда? Не знаю. Никто из нас не знает. Может, действительно в какой-то рай или на перерождение. Не могу утверждать.
– А мы? Почему мы остались?
– Потому что у нас есть незавершённые дела, – теперь его голос звучал серьёзно. – Что-то, что держит нас здесь, не даёт уйти дальше. Что-то настолько важное, что душа отказывается покидать этот план существования.
– Как в фильмах про призраков? – Маша скептически приподняла бровь. – У меня нет никаких незавершённых дел. Я... я всегда всё доводила до конца.
– Неужели? – Семён Петрович смотрел на неё с лёгкой насмешкой. – Подумай хорошенько. Может, неотправленное письмо? Невысказанные слова любви? Нерешённый конфликт? Невыполненное обещание?
Маша задумалась. Перед глазами проносились обрывки воспоминаний: работа допоздна, бесконечные списки дел, отложенные встречи с друзьями, отменённые свидания...
– Ничего конкретного, – наконец сказала она. – Скорее общее ощущение, что я... не успела пожить?
– Это слишком абстрактно, – покачал головой Семён Петрович. – «Не успела пожить» – это не незавершённое дело. Должно быть что-то конкретное, что держит тебя здесь.
– И как мне понять, что именно?
– В этом и состоит твоя задача, – он развёл руками. – Понять, что держит тебя на земле. Решить эту загадку. Выполнить своё незавершённое дело. И тогда ты сможешь двигаться дальше.
Маша почувствовала, как внутри неё нарастает паника. В прошлой жизни она ненавидела неопределённость, а теперь вся её посмертная судьба зависела от решения загадки без подсказок.
– А если я не смогу понять, что это за дело? Или не смогу его выполнить?
– Тогда останешься здесь, как я, – Семён Петрович грустно улыбнулся. – Я застрял в 1978 году. Уже почти полвека брожу по этому району и до сих пор не могу понять, что меня держит.
Маша с ужасом посмотрела на своего наставника.
– То есть, я могу застрять здесь навсегда?
– «Навсегда» – сильное слово, – философски заметил Семён Петрович. – Скажем так, на неопределённо долгий срок.
– Но это ужасно! – воскликнула Маша. – Я не хочу бродить здесь вечно, наблюдая, как живут другие!
– А кто хочет? – пожал плечами Семён Петрович. – Но у нас нет выбора. Правила не мы устанавливали.
Маша обхватила голову руками, пытаясь осмыслить ситуацию. Всю жизнь она следовала правилам, планировала каждый шаг, и вот теперь, когда она умерла, всё оказалось таким запутанным и неопределённым.