Призрак дождя

Пролог

Год выдался удачным. С полей собрали большой урожай зерна, леса щедро делились грибами и ягодами, возле берегов косяками ходила рыба, а дичи было столько, что охотники никогда не возвращались с пустыми руками. После трех голодных, засушливых лет Брейви-Бэй расцвел. Люди не только наедались вдоволь, но и делали запасы на долгую зиму. С их лиц пропало хмурое выражение, и все чаще на улицах города раздавался беспечный смех.

— Хвала богам за такой урожайный год, — не забывали приговаривать дряхлые старухи, сыто щурясь на лавках возле низких домов с темными крышами.

— Хвала Лахору, — вторили рыбаки, возвращаясь с богатым уловом.

— Хвала Мейв.

Этим летом тропа к святилищу на поклон-горе была утоптана особенно плотно. Возле ритуальных камней каждое утро появлялись подношения и десятки белоснежных лилий – благодарность богам за то, что даровали сытое время и отвели беды от небольшого острова, затерявшегося среди свинцовых волн Седого Моря.

Народ ликовал. Были счастливы все, кроме рыженькой любопытной Анетты.

Она одна знала правду.

…В ту зимнюю ночь, когда за Полом пришли, ей не спалось. Семеро мужчин, в черных плащах, с капюшонами, скрывающими лица, словно тени вступили на порог приюта. Открыла им сама Матушка Тэмми:

— В конце коридора налево, — раздался ее подобострастный шепот, и гости отправились дальше.

— Не закрывай. Темно, — прохрипело в ответ.

Они прошли мимо двери, за которой затаив дыхание сидела Анетта. Сквозь узкую длинную трещину в полотне, она видела, как зловещие силуэты, четко обрисованные светом равнодушной луны, остановились перед комнатой Пола. С легким скрипом дверь отворилась, и они вошли внутрь. Сколько Анетта ни прислушивалась, сколько ни силилась в потемках рассмотреть, что же происходит – все без толку. Ни звука, мертвая тишина.

А на утро, собрав всех приютских сорванцов в столовой за пустыми столами Матушка Тэмми скорбным голосом объявила:

— Пол сбежал.

Малыши расстроились, девочки постарше грустно вздыхали, потому что восемнадцатилетний парень был на удивление хорош собой – высок, широкоплеч, с копной светлых, вечно торчащих в беспорядке волос и озорной улыбкой, и каждая из них в тайне мечтала завладеть его сердцем. Парни недоумевали. И только Карл, его лучший друг, уверенно произнес:

— Ну и правильно сделал. Сколько можно в этой дыре сидеть!

За это его выпороли так, что он потом неделю сидеть не мог и морщился, стоило только неудачно повернуться.

О том, что видела той ночью, Анетта никому не сказала. Страшно было, особенно когда смотрела, как Матушка прижимала белый платочек к глазам, смахивая ненастоящие слезы, при этом в уголках тонких бледных губ таилась довольная улыбка.

А потом, когда весна занялась с необычайным рвением, девушка услышала тот самый хриплый голос. Он принадлежал Террину Холлсу, представителю одной из старейших и почтеннейших семей Брейви-Бэй.

Он подошел к Матушке, когда та выбирала свежую зелень на прилавках маленького рынка.

— Как поживаете вы и ваш приют? — он учтиво склонил голову перед высокой статной женщиной, одетой во все черное.

— Вашими заботами – все хорошо, — она тоже поклонилась. Лицо ее было строгим и некрасивым, глаза холодными и цепкими, а в иссиня-чёрных волосах поблескивала густая седина.

Анетта стояла на два шага позади и с трудом удерживала большую корзину, в которую Матушка небрежно кидала покупки.

Мужчина улыбнулся и глубоко вдохнул:

— Вам не кажется, Тэмми, что в этом году воздух особенно сладок? Все-таки одиннадцать – это прекрасное число.

— Безусловно, — глаза Матушки лукаво сверкнули, — земля щедро благодарит за подношения.

Эти слова были непонятны, но отозвались холодной тревогой в сердце.

— И следующий год хорошим будет, — внезапно произнес он и почему-то посмотрел на Анетту. От масляного взгляда стало не по себе и вспомнилась та ночь, после которой Пол «сбежал».

— Боги милостивы к нам.

С того дня Анетта не находила себе места. Думала о тех словах, которыми обменивались Матушка и распорядитель, и крепла в уверенности, что за ними скрывается гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.

И это было как-то связано с Полом…и с ней.

Анетте потребовалось несколько дней, чтобы набраться смелости и пробраться в кабинет Матушки Тэмми, когда та ушла в город. Она перерыла бумаги на рабочем столе, но ничего интересного не нашла, заглянула во все ящики, но и там ничего кроме счетов и книг учета не обнаружила. Но когда разочарованная неудачей уже хотела уйти, носком старой туфельки зацепилась за выступающую половичку. Под ней обнаружился тайник, а в нем пухлая тетрадь с пожелтевшими листами, в которой аккуратным почерком Тэмми были записаны все воспитанники за десятки лет. Каждая страница – один год, каждый подкидыш – со своим номером. Тот, кому досталось одиннадцать – был обведен красным, года в которых не было одиннадцатого приемыша – перечеркнуты траурно-черным.

Среди записей она нашла Пола. Он поступил в приют Матушки Тэмми восемнадцать лет назад и был обведен красным, и на том же развороте следующий год – там красным была обведена сама Анетта. Она пролистала назад, насколько хватало ее собственной памяти, и нашла знакомые имена. Все они «сбежали» из приюта.

Глава 1

Над крошечным Брейви-Бэй вторую неделю клубились угрюмые, пепельно-серые тучи. Набухшие от непролитых дождей, они тяжело перекатывались, заслоняя собой весь небосвод, и настойчиво напоминали о своем присутствии глухими раскатами грома.

Было душно. В тщетной надежде люди поднимали головы к небу, мечтая о глотке свежего воздуха и прохладных каплях, но вместо этого чувствовали лишь липкую соль на губах.

— Неправильный год! — сердито буркнула обычно приветливая молочница, — А так хорошо все начиналось…

Весна была сочной и радостной, начало лета ласковым, щедрым на солнце и теплые дожди, а вот с середины все пошло наперекосяк. Посевы начали засыхать, листва теряла яркие краски, а люди и скотина маялись от жары.

— Старались плохо, — в тон ей ответила старая Элла из соседней лавки. Разогнувшись, она вытерла пот с раскрасневшегося лица и нагло спросила, — не так ли, Тэмми?

Главная наставница приюта прошла мимо них, сделав вид, что не слышит грубого кудахтанья. Ее спина была пряма как палка, плечи гордо разведены и в каждом жесте сквозило превосходство. И только удалившись на десяток шагов, она притормозила и, слегка склонив голову на бок, холодно произнесла:

— Мина! Быстрее!

Матушка Тэмми этим летом была особенно угрюма и недовольна всем, что происходило в приюте. Наказания сыпались как из рога изобилия, и поэтому злить ее совершенно не хотелось.

Я поудобнее перехватила громоздкую тяжелую корзину и поспешила за ней, а молочница и ее ворчливая подруга проводили меня угрюмыми, осуждающими взглядами. Будто именно по моей вине Брейви-Бэй уже которую неделю изнывал без дождей.

Чтобы срезать путь, мы свернули в узкий неказистый переулок, с обоих сторон зажатый двухэтажными жилыми домами. От одного взгляда на обшарпанные стены с облупившейся бежевой краской становилось еще жарче. Они напоминали высохший песок.

— Матушка Тэмми, — тихо позвала я, — как вы думаете, почему этим летом такая жара? Столько лет все прекрасно было, а теперь что-то испортилось?

— Глупости не говори! Погода на то и погода, чтобы преподносить неприятные сюрпризы, — она раздраженно отмахнулась от меня и, глухо цокая толстыми каблуками, пошла дальше.

Я же набралась смелости и задала еще один вопрос:

— Почему тогда в городе все говорят и смотрят так, будто это наша вина? — Матушка резко остановилась, и я, не успев притормозить, врезалась груженой корзиной ей в спину, — простите.

— Растяпа! Без ужина останешься! — резкими, нервными движениями она стряхнула соринки с платья, после чего взглянув на меня так, что я мигом растеряла все слова, — а говорят они так из-за глупости. А еще, потому что свинье неблагодарные!

Сказала и дальше пошла. Я же собрала с земли свалившиеся свертки, вернула их обратно в корзину и отправилась следом. И хотя я так и не поняла, почему жители Брейви-Бэй были неблагодарными свиньями, желание задавать вопросы исчезло. Ужина меня уже лишили, и я не хотела остаться еще и без завтрака.

Над городом снова раздался тяжелый раскат грома, от которого зазвенели стекла в домах. Тэмми лишь на миг замедлилась, но потом сжала кулаки и продолжила путь. При этом ее спина стала еще прямее. Я же шла, сгибаясь под тяжестью ноши, и молилась о том, что бы зловещие тучи, наконец, разродились дождем. Между лопаток противно стекали капли пота. Чуть ниже, на пояснице, легкое платье прилипло к коже, вызывая непреодолимое желание почесать.

Как же хотелось сходить на пруд! Окунуться с головой и проплыть без остановки несколько кругов. И хотя вода давно стала как парное молоко и не приносила желанной прохлады, все равно одна мысль о купании вызывала улыбку.

Мы добрались до последней лавки, в которой продавались пуговицы, скрепки, а еще бракованные отрезы — тут Матушка покупала ткань для пошива одежды для сирот.

— Подожди здесь, — глухо обронила она и зашла внутрь, а я осталась на крыльце и, тяжело опустив корзину на верхнюю ступень, села рядом.

Ненавижу ходить с Тэмми в город! Каждый раз, когда мне выпадает эта сомнительная честь, я возвращаюсь в приют с содранными ладонями и болью в спине. И непременно без ужина, потому что провести с Матушкой несколько часов и не получить наказания — попросту невозможно.

Мне уже хотелось есть, и, как назло, из корзины доносился сладкий аромат малиновых пирогов. Это лакомство Матушка покупала исключительно для себя. Воспитанников таким не баловали, и от этого запах становился еще пленительнее.

Что если немножко отщипнуть? Самый уголок? Может, не заметит или решит, что в пекарне такой положили?

Я облизнулась и склонилась к корзине чуть ближе.

Маленький кусочек… Крошечку…

— Эй ты! — раздался хриплый, скрипучий голос.

Из соседнего дома на меня смотрела седая как лунь старуха.

— Да-да, белобрысая. Ты. Хватит сидеть, иди-ка, помоги мне.

— Матушка Тэмми велела ждать здесь, — я попробовала возразить, но бабка была неумолима.

— Старшим помогать надо! Или у вас в приюте только тунеядцев бесполезных растят?

— Но…

— Али ты сама безрукая и больная? — она нахмурилась и царапнула по мне старческим мутным взглядом.

Глава 2

Когда сидишь взаперти, время тянется очень медленно.

Это я поняла уже на следующий день. Мне принесли скудный завтрак на расколотом подносе, потом отвели в помывочную, а затем снова вернули в палату. Или в камеру? Из-за решеток на окнах казалось, что это именно камера.

Сидя на кривом стульчике, я вычерчивала среди пыли, покрывавшей подоконник причудливые завитки и линии, а заодно слушала, как другие сироты работают на грядках. Неправа была безумная Магда, когда сказала, что в приюте одни тунеядцы. Не правда это, работали все. Даже малышки, котором было от силы лет по пять, и те не сидели без дела. Они собирали засохшие морковные хвосты и относили на кучу, а еще поливали овощи из маленьких ржавых леек.

Еще вчера свободный день без работы и хлопот казался мне пределом мечтаний, а теперь я изнывала. Мне было чертовски скучно и одиноко.

После обеда, когда объявляли сон-час и разгоняли всех по комнатам, ко мне пришла подруга Эльза. Она пробралась через кусты, чтобы никто из смотрителей не заметил, и бросала мелкие камешки в стекла, до тех пор, пока я не подошла к окну.

— Эль! — я распахнула створки и ухватилась за грубые, не слишком ровные прутья, — как хорошо, что ты пришла!

— Ты чего натворила, Мина? — шепотом спросила она, — за что тебя посадили под замок?

— Ничего, — я тоже понизила голос и быстро пересказала подруги события вчерашнего дня.

Она слушала меня, открыв рот, и лишь изредка хлопая ошалевшими глазами.

— Ничего себе! Прямо с топором на тебя бросился?

— Да.

— И глава Брейви-Бэй сам пришел тебе на выручку?

Я кивнула:

— Тэмми сказала, что он накажет этих безумных.

— И правильно! Совсем озверели! — согласилась Эльза, — но, когда тебя выпустят? Мне не с кем обсудить последние новости. Тесса бестолковая, как коза. Юрита ничем кроме своего вязания не интересуется. Мне скучно!

— А уж как мне скучно, — проворчала я, — лучше уж на грядки к вам.

— Попросись у Матушки. Не может же она тебя долго держать в этой конуре.

Я очень надеялась, что вопрос с наказанием Магды и ее сына решится сегодня и после этого меня сразу выпустят на свободу.

— Это для моей безопасности, – пояснила с тяжким вздохом, — Матушка Тэмми опасается, что этим дуракам опять что-то в голову взбредет, и они попытаются меня похитить.

— Эка, важная какая стала, — со смеху прыснула Эльза, — что ни день, то похищение.

Мы дружно рассмеялись.

— Кстати, я тебе кое-что принесла, — она воровато оглянулась, потом достала из кармана небольшой кулек и сунула его между прутьями.

Внутри оказались свежие ягоды смородины. Я тут же отправила целую горсть в рот, а потом еще одну, а потом и вовсе проглотила остатки. В приюте было непринято смаковать и размусоливать. Не успеешь съесть сам – съест кто-то другой.

— Я побегу, пока не заметили мое отсутствие.

Сказал это, она юркнула в кусты и была такова, а я снова осталась наедине со своей скукой. К вечеру стало совсем невмоготу. И когда пожаловала Матушка Тэмми, я бросилась к ней в ноги:

— Можно мне к остальным? Пожалуйста! Здесь так одиноко!

— Ну что ты милая, — она обняла меня за плечи, подвела к скрипучей койке и заставила сесть, — здесь хорошо и безопасно. Ты отдыхаешь, тебя кормят…разве плохо?

— Я чувствую себя, как птица в клетке.

Она ласково провела кончиками пальцев по моей щеке:

— Придется потерпеть, Мина. Может еще день, может неделю.

— Пожалуйста! Не могу я здесь, — взмолилась я, — Лучше на кухне котлы мыть или полоть весь день. Чем вот так.

— Тише, родная, тише, — она улыбнулась и ободряюще сжала мое плечо. Сухие длинные пальцы неприятно впились в кожу, но она даже не заметила, что причиняет боль, — я не хотела тебя расстраивать…но эти дураки упустили Перрина. Он бросил свою мать старуху и сбежал, напоследок прокричав, что все равно до тебя доберется. Холлсу пришлось организовывать патрулирование улиц, но мерзавца до сих пор не поймали. Я боюсь, что он нагрянет в приют и снова попробует причинить тебе вред.

От ее слов я притихла. В памяти так и стояло перекошенное от злобы одутловатое лицо и занесенный для удара топор.

— Как только его поймают, ты тут же вернешься в свою комнату. А пока я не могу тебя выпустить. Я не хочу рисковать твоей жизнью и здоровьем. Так что потерпи немного. Договорились?

Я кивнула.

— Вот и славно, — она потрепала меня по щеке и бодрым шагом вышла из палаты.

Меня снова замерли.

Было душно, за окном вовсю трещали цикады, и рокотали жадные свинцовые тучи, а я сидела на подоконнике и обмахивалась своим подолом. Когда же кончится эта хмурая жара? Как хочется дождя! Чтобы он хорошенько пролил землю, напоил ее до отказа, смыл пыль с пожухлых листьев.

Спать еще было рано, заняться нечем и я решила посмотреть, что же за книги стоят на полке. Их было всего три. Молитвенник в сером кожаном переплете, сборник стихов без обложки и родовой перечень Брейви-Бэй, с коричневыми, наполовину растрескавшимися корочками. Я пролистала несколько пожелтевших страниц, краска на которых местами смазалась, а местами почти выцвела, без особого интереса посмотрела карту, занявшую целый разворот. И уже хотела поставить томик обратно, но он выскользнул из рук и с глухим стуком упал на пол. От удара из него вылетело несколько листов и закружилось по комнате.

Глава 3

В ту ночь я почти не сомкнула глаз. Стоило только ненадолго провалиться в сон, как я снова оказывалась на поклон-горе, надо мной стоял Перрин с топором, а рядом с ним вместо полоумной Магды ласково улыбалась матушка Тэмми. Каждый раз я просыпалась, рывком подскакивая на кровати, по спине струился холодный пот, уши закладывало от грохота и собственное дыхание больше походило на стоны раненого зверя.

Я все еще пыталась убедить себя в том, что все это совпадение, что Наставница действительно озабочена моей безопасностью и именно по этой причине держит меня в заточении. Не получалось. Я проигрывала самой себе. Приводила десятки доводов «за», а сердце упрямо твердило «против».

Под утро Анетта окончательно победила. Я больше не верила Тэмми.

Мне едва хватило сил дождаться зари, и как только первые лучи солнца пробились в комнату сквозь зарешеченные окна, я снова раскрыла книгу, но сколько ни листала, не могла больше найти ни единой подсказке.

Стало обидно. Будто кто-то близкий обманул, пообещал помощь и в последний момент отвернулся.

На всякий случай я пролистала две другие книги, но не нашла там ни одной пометки, и снова вернулась к родовому перечню. Должно было быть что-то еще. Что-то на что я не обратила внимания. Какая-то мелочь.

До полудня я была занята тем, что изучала каждую страницу. Забыв обо всем на свете, я перечитывала то, что осталось от выцветшей печати и то, что написала Анетта. Каждую букву. Не помогло. Зацепок больше не было. И лишь уверенность в том, что эта история не может так бесславно оборваться, не позволяла мне опустить руки.

Я попыталась вспомнить эту Анетту. В памяти остался только образ рыжеволосой девушки с задорной улыбкой. Она была гораздо старше меня и уже интересовалась парнями, в то время как моей главной заботой было так утащить зеленые яблоки из сада, чтобы никто из нянек не заметил и не отходил поперек спины крапивным веником.

Какой она была? Не знаю. Работала как все, секретничала с подругами и тайком ворчала на Матушку Тэмми. Как и мы с подругами, порой сбегала ночью на реку, чтобы поплавать под луной, а с рассветом возвращалась в приют, стараясь проскользнуть к себе прежде, чем взрослые хватятся. Она жила по правилам приюта и была обычной. Такой же, как и я.

Как бы на ее месте поступила я? Как бы спрятала весточку, чтобы та не попала в чужие руки? На ум приходил только наш привычный способ — нацарапать что-то палочкой. На первый взгляд ничего не видно, но стоило только заштриховать это место грифелем, как проступало все написанное.

К счастью, в этой тюрьме нашелся огрызок карандаша. Совсем крохотный, обгрызенный с одной стороны. Кто знает, может, именно им когда-то несчастная Анетта писала свои послания?

Хотя от волнения я совершенно не испытывала голода, мне пришлось прерваться на обед. Под негодующим взглядом Сары, я поспешно вычерпала содержимое тарелки, залпом осушила стакан кислого компота из недозрелой черноплодки и отдала грязную посуду. Как только дверь за нянькой закрылась, я снова бросилась на поиск подсказок.

В этот раз странички я исследовала на ощупь. Как только находила хоть малейшую неровность сразу принималась черкать карандашом, и не обнаружив нового послания, все больше расстраивалась. Только когда до конца книги осталось меньше десятка листов, и я без особой надежды начала штриховать очередную зацепку, передо мной начали проступать слова.

Нашла!

Не веря в свою удачу, я принялась водить грифелем еще быстрее, с жадностью выхватывая каждую букву. Текст был коротким. И странным.

Ты знаешь где искать продолжение.

Я понятия не имела, где искать продолжение.

Хотя… Если со штриховкой угадала, то почему бы не предположить, что и в остальном Анетта поступала так же, как и мы с девчонками, когда хотели спрятать свои секретики.

Где лучшие места?

Под половицей в тайном углу? Я облазила весь пол, простукивая каждую доску. Иногда звук был глухим, словно внизу была пустота, иногда плотным, но тайник мне обнаружить не удалось.

В матрасе? Слишком неосмотрительно. Его могли в любой момент забрать.

Где еще? Я обвела взглядом комнату и остановилась на окне. Ну, конечно!

Мне потребовалось несколько минут, чтобы найти ту самую щель, которую со стороны не видно, но при желании можно обнаружить наощупь. Сунула туда пальцы и сдавленно охнула, когда они наткнулись на что-то шершавое. Медленно и аккуратно, боясь лишний раз дышать, я вытащила вещь из тайника.

Это оказалась еще одна книжечка. Меньше по размерам, чем предыдущая, и в разы тоньше. Но зато страницы ее были сплошь исписаны ровным убористым почерком.

Сгорая от волнения, я открыла первый разворот и принялась читать.

Если ты нашла эти записи, значит, дела твои плохи. Ты сидишь взаперти, в тесной комнате с решетками на окнах и ждешь, что тебя выпустят. Так вот... Тебя не выпустят. Как и меня.

Я попробую рассказать все, что успела узнать. Что-то я видела своими глазами, что-то мне рассказала Матушка, уверенная, что страшные тайны умрут вместе со мной, что-то я додумала сама.

Ты замечала, что Брейви-Бэй благоденствует не каждый год? Иногда поля ломятся от урожая, а иногда приходится собирать по зернышку, чтобы хоть как-то прокормиться? Знаешь, от чего это зависит? Только от того, был ли проведен жертвенный ритуал.

Глава 4

— Мне нужно увидеть Матушку Тэмми, — в сотый раз повторила я, проявляя завидное упрямство.

В ответ Сара всплеснула сухими, морщинистыми руками:

— Как же ты меня замучила, окаянная! Уже сто раз было говорено: занята Матушка, дел невпроворот и бегать по всяким тунеядкам, прячущимся от работы, у нее нет времени.

Я скрипнула зубами, но не отступила. Да и сколько можно отступать? Сколько я уже провела в заточении? Дней десять? И никого кроме Сары в последнее время не видела, будто все вымерли или забыли о моем существовании.

— У меня есть вопросы, и я хочу их задать!

— Да какие могут быть вопросы, ослица ты упрямая!

— Когда мне можно будет выйти? Когда мне разрешат общаться с друзьями? Когда все это закончится?

— Пфф, — хмыкнула нянька, — ты бы время-то не торопила, девочка. А то мало ли…

Слова прозвучали зловеще и неприятным привкусом осели на языке.

— Попросите ее придти, пожалуйста, — уперлась я, — мне очень надо.

— Надо ей, — проворчала Сара, забирая грязную посуду, — всем чего-то надо, а бегать приходится мне. А я уже стара, мне покой положен.

Она ушла, а я со стоном повалилась на кровать. Заточение и вынужденное бездействие сводили с ума. Я ночами не могла спать, потому что стоило только задремать, как перед глазами появлялось ромашковое поле или река, или бескрайние просторы Седого Моря, над которым я парила словно птица.

Жажда свободы ослепляла. Я уже не столько убивалась из-за страха за свою жизнь, сколько из-за непреодолимого желания выйти из опостылевшей тюрьмы.

Я запомнила каждую половицу на полу, каждую трещину на стенах. Перечитала все три книги, а записи Анетты и вовсе выучила наизусть. Мне отчаянно хотелось с кем-нибудь поболтать, пробежаться босиком по траве, упасть на мягкий берег и смотреть как по голубому небосводу весело бегут курчавые белоснежные облака.

Увы, над Брейви-Бэй по-прежнему клубились тяжелые тучи, заслоняя собой летнее солнце, но не спасая от духоты. Дождя не было уже много недель, и трава за окном начала желтеть, деревья тоже опустили ветви и неспешно сбрасывали пожухлую листву. Даже шумные стрижи, которые обычно сновали над приютом, в этом году были непривычно молчаливыми и все реже вставали на крыло. Весь остров замер и начал усыхать. Вместе с ним усыхала и моя надежда, а заодно и вера в то, что смогу выбраться из этой западни.

Я прикрыла глаза и попыталась заставить себя уснуть. Плевать, что разгар дня. Все равно делать нечего, а если провалиться в сон, то время проходит быстрее.

В окно что-то звякнуло, но я даже не пошевелилась. Опять синица-попрошайка прилетела за крошками, а мне даже лень встать…

Тук-тук. Щелк.

В этот раз мне показалось, что снаружи что-то треснуло, и я все-таки приподнялась на локте. Прислушалась.

Снова услышав треск, будто ветка сломалась под неаккуратной ногой, я не выдержала и подошла к окну.

А там… Там стояло нечто, похожее на чучело. В тяжелом халате поверх широких штанов, в варежках, с шарфом, намотанным поверх головы так, что только глаза и остались.

— Эльза! — тихо воскликнула я, с трудом опознав это создание, — что с тобой?

Она выглядела, как бродяжка, которая решила похвастаться богатством и надела все свои обноски сразу.

— Тебя пришла проведать, — пробурчала она, не поднимая головы, — ты как? Жива еще? Ходить можешь?

— Ммм, — я растерялась, — жива, хожу. А вот ты куда пропала? Забыла обо мне?

— Так ведь нельзя к тебе. Сама знаешь.

Я ничего не знала. И не понимала.

— Матушка нам все рассказала, — Эль шмыгнула носом, — про твою страшную болезнь. И строго настрого запретила приближаться к этому крылу, чтобы не заразиться.

— Ах, вот оно что, — я до боли сжала кулаки, — болезнь, значит.

Тэмми не стала изобретать что-то новое, а использовала со мной тот же фокус, что и с Анеттой.

— А я так соскучилась, сил нет. Вот, обмоталась всем чем могла и пришла, чтобы хоть словечком с тобой напоследок перекинуться.

— И что же она вам рассказала?

— Все. Что обезобразила тебя хворь неведомая. Что кожа с тебя пластами сползает, волос на голове не осталось. Пальцы покрылись серыми нарывами и стали похожи на ветки засохшего дерева.

— Да? — усмехнулась я и просунула сквозь прутья обе руки. Показала ладошки, потом обратную сторону, поиграла гладкими пальчиками.

Эльза растерянно хлопнула глазами и продолжила:

— А ноги твои распухли, превратившись в гноящиеся копыта.

Я молча скинула старые туфельки, забралась на подоконник и высунула на волю обе ноги. Еще и поболтала ими.

— А лицо твое…

Я не стала слушать, что с моим лицом. Вместо этого придвинулась вплотную к решетке, чтобы подруга могла меня хорошенько рассмотреть.

Она недоверчиво нахмурилась:

— Я не поняла…Ты здорова что ли?

Глава 5

Путешествие оказалось не из легких. Практически все время я проводила в закутке между ящиками. Запах рыбы намертво въелся в мою кожу и волосы, мышцы задеревенели и отказывались слушаться, а солома насквозь исколола бока. Та же тюрьма, что и в приюте, только еще меньше. И страшнее.

Я слышала, как мужчины переговаривались над моей головой, как ругались, а вечерами распевали неприличные песни. Слышала такие разговоры, которые молодым девушкам слышать не стоило, и внутренне содрогалась от одной мысли, что меня могут обнаружить.

В камере лазарета мне казалось, что главное – вырваться с Брейви-Бэй, а дальше все наладится само собой. Но теперь я болталась посреди Седого Моря на старом корабле, в окружении команды, состоящей далеко не из аристократов, и моя уверенность стремительно угасала. Я как мышка выглядывала из своей норки и молилась, чтобы меня никто не нашел.

Судя по обрывкам разговоров, которые до меня доносились, при попутном ветре путь от острова до Большой Земли должен занять неделю. Чтобы продержаться это время, я разделила свои скудные запасы на семь небольших кучек и не позволяла себе брать ни кусочка больше, хотя постоянно хотелось есть. Тоже самое с водой. Приходилось экономить и считать глотки, в противном случае я могла остаться без питья еще до того, как корабль пришвартуется в порту, и тогда придется покидать укрытие в поисках воды.

Впрочем, один раз в день, когда вся команда понималась наверх, и на палубе гремели приказы капитана, я выбиралась из своей норы, чтобы сделать несколько шагов, размяться и освежиться.

Ориентируясь на свет, пробивающийся через люк, я считала дни и ножичком делала зарубки на ящике. Первый день, второй, третий.

Время тянулось удручающе медленно. Я будто вязла в грязной вате, иногда проваливаясь в полусон, иногда зажимая себе рот рукой, чтобы не завыть в голос. Стены давили на меня, жара душила, а постоянное покачивание кружило голову.

Я мечтала лишь о том, сбежать из вонючего трюма и почувствовать под ногами твердую землю. А еще хотелось воздуха. Так чтобы вдохнуть полной грудью, наслаждаясь запахом свежего скошенного луга.

Увы, это казалось несбыточной мечтой, потому что на четвертый день случилась беда.

Поднялся сильный ветер и море разволновалось. Смоленый корпус скрипел от натуги, едва справляясь с буйством стихии, когда корабль словно утлую щепку кидало по волнам.

В один из кренов ящики пришли в движение. Я едва успела выбраться наружу, как они с треском наехали друг на друга, а вот вещам моим не повезло. Мешок исчез где-то в глубине завала, но что самое страшное — с надрывным шипением треснула фляга.

Я осталась без воды и без уже привычного укрытия.

Внутренности трюма смялись и перемешались. Ящики, тюки, бочки катались от борта до борта и сталкивались между собой. Иногда они не выдерживали, и тогда их содержимое разлеталось во все стороны. Так треснула одна из бочек с соленой рыбой, щедро плеснув чешуей на пол.

Я ухватилась за распорку, обняла ее, прижимаясь всем телом, и молилась о том, чтобы меня не раздавило и не размазало по стенам.

Море ярилось. Бросалось на одинокое судно с неудержимой яростью, пытаясь сломить сопротивление и утащить в темную пучину, но корабль держался. Сквозь грохот и рев волн, прорезался жесткий как сталь голос капитана, стоящего у штурвала и отдающего хладнокровные приказы.

Он победил. Спустя несколько часов, которые показались мне вечностью, швырять стало меньше, а потом и вовсе наступил штиль. Только облегчения это не принесло, потому что сверху донеслось грозное:

— Привести трюм в порядок!

Ну вот и приплыли…

Я с трудом отлипла от переборки, сделала пару шагов, неуклюже размахивая руками, и чуть не повалилась навзничь, поскользнувшись на рыбьем хвосте. Внутри еще штормило и скудный завтрак просился наружу, а у меня даже не было времени придти в себя, потому что на лестнице уже раздавались неровные шаги и усталые голоса.

Спотыкаясь и падая, я ринулась через разбросанное добро в самый темный конец трюма. Нашла какую-то свалку – завязанные тюки вперемешку с добром из тех, которые не выдержали и разъехались по швам – и нырнула в эту кучу, стараясь забиться как можно дальше. И уже плевать было и на вонь, и на неудобства, и на бунтующий в желудке завтрак.

Только бы не нашли.

По узкой скрипучей лестнице в трюм спустились пятеро. Сквозь узкий просвет между барахлом я наблюдала за тем, как они стоят, потирая макушки:

— Руки поотрывать тому, кто крепил товар.

— А его кто-то крепил? — спросил здоровяк с голым торсом и смачно сплюнул на загаженный пол, — на этих островах такая духотень, что башка не варит. Побросали, поди, как придется и ушли.

— Вот кто бросал, тот пусть идет и разгребает эти завалы.

— Так иди и скажи об этом капитану, — осклабился самый щуплый их них. Голос у него был шепелявый и с присвистом.

— Чтобы он меня за борт отправил? Нет уж.

Они принялись за уборку. Раскатывали по сторонам бочки, выставляя их ровными рядами, со скрипом сдвигали ящики, которые еще недавно летали по трюму так, будто ничего и не весили, собирали передавленную рыбу.

А потом случилось то, чего я боялась больше всего.

Глава 6

Эйс

За три недели, которые я безвылазно проторчал на Рэйнер-Бэй, с неба не пролилось ни капли. Иногда казалось, что вот-вот и темное нутро туч разродится затяжным ливнем, но снова наступало затишье, и остров окутывала духота, которую не мог разогнать даже свежий морской воздух.

Это злило, заставляло сжимать кулаки от бессилия и рычать в ответ на холостые раскаты грома.

Седое Море тоже негодовало. Захлебываясь белой пеной, оно бросало свои волны на прибрежные скалы и шипело в тщетных попытках дотянуться до старого замка, стоящего высоко на утесе.

Большую часть времени я проводил или на побережье, швыряя камни в темную неспокойную воду, или на каменной террасе позади замка, с которой открывался угрюмый вид до самого горизонта

Самым сложным было просто ждать. Понимать, что не в твоих силах повлиять на ход событий и покорно встречать каждый новый день, с трудом удерживая остатки измученной надежды.

Одиннадцатое поколение…

Последний шанс для нашего рода обрести утерянную ипостась…

За окном клокотало. Сдвинув тяжелую штору, я наблюдал, как над морем клубилась тьма и полыхали молнии, обещая настоящий шторм. Увы, эти обещания всегда оказывались пустыми. Сколько раз сердце замирало в тревожном предвкушении, которое неизменно оборачивалось разочарованием?

— Может, заварить чаю?

— Спасибо, Роззи. Позже. Я пойду прогуляюсь.

Рейнер-Бэй редко встречал гостей, поэтому слуг здесь не было. За замком присматривал лишь старый Бен с женой, да их немой сын. Они втроем жили на острове круглый год, следили за порядком и регулярно присылали весточки с одной единственной фразой «все хорошо». Бену было уже глубоко за шестьдесят, но он все так же легко забирался по горной тропе на самую вершину утеса, а Роззи – маленькая и мягкая, как булочка, всегда встречала пирогами и ласковыми объятиями. Когда она улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки, похожие на лучики солнца. Они искренне любили это место и, несмотря на суровый вид и непростые условия, считали его своим домом.

Утопая в задумчивости, я вышел на задний двор. Миновал хозяйственную часть и по серым мраморным ступеням спустился в каменный сад. Здесь не было ни деревьев, ни цветущих кустов, только низкий газон, расчерченный сложным орнаментом мощеных дорожек и фигуры драконов, высотой в человеческий рост.

Я помню, как в детстве, когда приезжал на остров вместе с отцом и старшими братьями, часами бродил по парку, пытаясь найти одинаковые фигуры, но так и не нашел. У всех были свои особенности, будь то гребень на спине, узор на разведенных крыльях, шипы на конце хвоста, или наросты на морде.

Объединяло их только одно. Каждый дракон принадлежал кому-то из моего клана и держал в пасти жемчужину.

В самом начале парка, возвышаясь над остальными, на тяжелом постаменте стоял побелевший от времени Рейнер – первый дракон, от которого взял имя наш род. Он сложил крылья много веков назад, поэтому его жемчужина давно превратилась в безжизненный булыжник. Полукругом вокруг него скалились драконы первых потомков, следом внуки, потом правнуки. Чем дальше в парк, тем свежее становились скульптуры, и на последней дорожке, ведущей к террасе, раскинули крылья те, кто принадлежал моим близким – отцу и старшим братьям. Их жемчужины тоже были мертвы.

И только самый последний дракон, смотрящий на закатное небо, держал в пасти живой жемчуг. Переливаясь радужными бликами, он мягко светился и пульсировал изнутри, совпадая с ритмом моего сердца.

Мой дракон. Последняя надежда нашего рода.

Когда погаснет его жемчужина — угаснут и наши силы.

— Ты как, дружище? — я приложил ладонь к каменному носу с острыми прорезями ноздрей, — держишься?

Обиднее всего было чувствовать незримое присутствие зверя. Он был где-то рядом. Размытой тенью, эхом, призраком среди свинцовых туч. Я звал его, выпуская на волю свою силу, кричал, срывая голос, умолял, но он не откликался. И с каждым днем в груди все сильнее пылал разорванный контур, лишенный второй ипостаси.

Я не знал, сколько еще нам отмерила судьба. У моего деда жемчуг погас, когда тому исполнилось сорок, у отца в тридцать семь, у братьев и того раньше. С каждым поколением времени оставалось все меньше, и возможно мой дракон тоже вот-вот погаснет. И тогда все закончится. Род Рейнеров безвозвратно утратит возможность обращаться.

Наверное, именно поэтому, Седое Море так отчаянно ярилось в этом году, а тучи отказывались поить землю дождем. Природа чувствовала ярость последнего дракона. И его боль.

За спиной послышались шаркающие шаги Бена-младшего. Я не хотел никого видеть, но все-таки обернулся.

— Мммым, — взволнованно промычал он и поманил за собой.

— Чего тебе?

Мычание стало еще более нетерпеливым. Убедившись, что я следую за ним, немой поспешил к выходу из сада. Вывел меня на обрывистый берег с южной стороны и, активно размахивая руками, указал куда-то вниз.

— Что там? — без особого интереса я склонился над краем и внизу, на узкой галечной полосе увидел распластанную женскую фигуру в темном платье.

— Жди здесь, — распорядился я и начал спуск.