Призраки Каллисто

Часть первая. Межпланетный корабль «Россия». Глава первая.

Дедовщина и сексизм. Сексизм и дедовщина. Дедовщина наглая, сексизм беззастенчивый. Это чтобы не повторяться. Можно наоборот, - суть не изменится. Думают, если самая молодая, да еще из Восточной Европы, то можно измываться? Мало того, что от липких взглядов к моей заднице скоро можно будет зеркало антенны APEX приклеить, и оно там прекрасно удержится, так вдобавок больше года уже сижу на этой, с позволения сказать, «важной» работе.

Ноль перспектив.

Исследования объектов Солнечной системы в метровом, дециметровом и сантиметровом диапазоне. Езус Мария, что там можно найти?! Тепловое радиоизлучение Луны. Тепловое радиоизлучение Венеры. Меркурия. И всех прочих. Скучища адская.

Юпитер поинтереснее остальных будет. Бурый Джуп заткнёт за свой магнитный и радиационные пояса что угодно. Плюс тепло, идущее из центра планеты. Плюс спутник Ио, который вертится в магнитосфере этого, поражающего воображение, гиганта, и создаёт радиовсплески. Плюс космические частицы. А ещё «толстяк» - настоящий непробиваемый голкипер Солнечной системы, который прекрасно ловит крупные и мелкие обломки астероидов и кометы. Что тоже время от времени разнообразит картину, особенно на дециметровых волнах.

Но всё равно – рутина. Коллеги – те, кто работает с излучением на субмиллиметровых, - ищут и находят органику в других звёздных системах; наблюдают за рождением газопылевых планетарных дисков – будущих планетарных систем, среди которых – кто знает! – возможно и появление мира с водой, кислородной атмосферой и жизнью; имеют дело со сверхмассивными чёрными дырами за десятки миллионов световых лет от Солнца… В конце концов, публикуются в ведущих научных журналах, получают новые степени, должности, гранты и премии! А она?

Там, в далёкой Польше наступил ноябрь. Ветер и дождь срывают последние жёлтые, бурые и алые листья с деревьев на бульварах, в скверах и парках. Брюхатые тучи низко ползут над любимым Краковом, цепляясь за верхушки башен Мариацкого костёла… Хорошо!

А здесь, в чилийской пустыне Атакама, весна. Самый разгар. Тоже, в общем, неплохо. Небо синее-синее, и кактусы цветут.

«Агнешка, ты когда-нибудь пила шампанское среди цветущих кактусов?». Она вспомнила недавний пикник в горах, на который её пригласили молодые астрофизики их сектора и засмеялась. Повод был неотразимый - её же день рождения (Агнешке исполнилось двадцать шесть, праздновать она не собиралась, но биографические данные сотрудников находились в свободном доступе, - и вот результат). Ключевое слово – молодые. Мужчины. Особенно после шампанского и виски, употреблённого на высоте в два с половиной километра над уровнем моря. Какая там астрофизика – петухи, да и только. Высокогорные, ха-ха.

Ладно, кто знает, глядишь, новое южноамериканское лето принесёт долгожданные перемены к лучшему в её судьбе. Может же такое быть, правда? Пресвятая Дева Мария, сделай так, чтобы это случилось, пожалуйста, очень надо.

Научный сотрудник международного радиоастрономического комплекса ALMA Агнесса Калиновская (она же Агнешка, длинные ноги, обалденная задница, умная голова, чарующее лицо, льняные волосы и серые глаза) украдкой огляделась по сторонам, быстро перекрестилась, потянула на себя дверь и вошла в Центр управления. До начала её смены оставалось пять минут.

А ещё через тридцать её жизнь изменилась так круто, как она не могла себе представить в самых неудержимых мечтах.

- Часы по тебе сверять, - выдал дежурную фразу коллега-сменщик и поднялся с рабочего кресла. – Атомные.

Этот, обременённый женой и тремя детьми чилиец средних лет по имени Хорхе Альварес, нравился Агнешке. Во-первых, он был некрасив и ниже её ростом, из-за чего она чувствовала по отношению к Хорхе одновременно некоторое превосходство и снисходительность. Во-вторых, он умел быть галантным без сексизма – редчайшее мужское качество. И, наконец, в-третьих, Хорхе Альварес обладал чувством юмора.

- Привет, Хорхе!

- Салют, Агнешка!

Говорили они по-английски. Испанским Агнешка владела плохо, а на польском Хорхе за всё время их знакомства твёрдо выучил только знаменитое «psia krew» и «do widzenia» *

- Как жена, как дети?

- Спасибо. Жена всё красивее, дети всё умнее. Ещё бы денег пореже просили - и совсем хорошо.

- Красота и ум без денег, что бриллианты без оправы.

- Знаешь толк в бриллиантах?

- Если бы, - вздохнула Агнешка. – Но не прочь.

- С пониманием, - сказал Хорхе, натягивая куртку. – Как там, за стенами нашего узилища?

- Солнце зашло, похолодало. Высота над уровнем моря по-прежнему два километра девятьсот метров.

- Хоть что-то в этом мире стабильно. Ладно, не скучай тут.

Хорхе махнул рукой и вышел.

Агнешка сняла куртку, повесила её в шкаф, переобулась, надела рабочий халат и уселась в ещё тёплое после Хорхе кресло. Глаза привычно скользнули по данным на вирт-мониторе. Так, что у нас сегодня? Должен быть Юпитер по графику. Всё правильно, Юпитер и есть...

* Пёсья кровь (распространённое польское ругательство); до свидания (пер. с польского)

Она быстро погрузилась в работу, отмечая и анализируя давно привычные радиовсплески в диапазоне от пяти до сорока трех мегагерц. Это прекрасно делала и компьютерная программа, но присутствие человека-наблюдателя считалось необходимым. На всякий случай.

Первый необычный радиовсплеск компьютер зафиксировал ровно в двадцать один час тридцать пять минут по местному времени. Агнешка и сама его заметила. Четыре абсолютно одинаковых пика в S-диапазоне на частоте два восемьдесят семь сотых гигагерц. Длина волны – двенадцать сантиметров.

Она потому и заметила, что и частота, и длина выбивались из привычной, наблюдаемой годами и десятилетиями, картины. Не говоря уже об их абсолютной идентичности, которая мгновенно бросалась в глаза.

А что у нас со звуком?

Одним движением Агнешка водрузила на голову наушники, которые до этого болтались на шее (всё это природное космическое радиозвучание давно ей надоело), проверила, идёт ли запись (запись шла).

Глава вторая.

Это было письмо. Уильям получил его два года назад от некого чудака из Чикаго. В письме чудак утверждал, что имеет доказательства существования инопланетной цивилизации.

- Смотрите, - Уильям развернул экран так, чтобы было видно всем. – Вот здесь … - движением пальцев он выделил, увеличил текст и принялся читать вслух:

- «… в найденных мной архивах Чикагской городской радиостанции за тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Архив попал ко мне, можно сказать, случайно (если интересно, расскажу эту историю потом), а его изучением я занялся, поскольку моё хобби, как я уже говорил, - это радио и всё, что с ним связано…» Так, дальше он пишет, как любит радио и чего достиг, это пропустим… Вот. «… за апрель тысяча девятьсот двадцать седьмого года. А именно двадцать шестого апреля, вторник. Запись в рабочем дневнике гласит, что служащий радиостанции, техник по имени Курт Шпильман во время ночного дежурства поймал странную передачу на абсолютно незнакомом языке. И - что самое главное! – сумел её записать на диктофон Луи Блаттнера…» Это был, по сути, первый магнитофон, там стальная проволока использовалась для записи сигнала, - пояснил Уильям.

- Был такой, - подтвердил Ёсикава, - помню, читал. И даже видел в музее звукозаписи. В Екатеринбурге.

- Россия? – спросила Агнешка.

- Другого Екатеринбурга я не знаю.

- Читаю дальше, - предупредил Уильям.

- Давайте, - согласился Ёсикава.

- «Буду краток, иначе вы устанете и не дочитаете письмо», - продолжил Уильям. – «Курт Шпильман предположил, что принял сигнал с другой планеты. Да, я знаю, что в то время была модна тема марсианских каналов, и про знаменитую радиопостановку «Войны миров» Герберта Уэллса в тысяча девятьсот тридцать восьмом году тоже знаю. И тем не менее. Я нашёл правнука Курта Шпильмана! Его зовут Бакстер. Бакстер Холл, ему сорок четыре года. Курт Шпильман - его прадедушка по материнской линии. Бакстер не только живёт в Чикаго, в доме прадеда, но и сохранил ту самую катушку с той самой проволокой, на которой уцелела запись той самой радиопередачи. Да, невероятно, но она уцелела, хоть и была сильно повреждена. Мне удалось её оцифровать и восстановить (это тоже целая история, которой сейчас не место. Скажу только, что сам Курт Шпильман скоропостижно скончался от рака перед самой Второй мировой войной и завещал своему сыну хранить запись, как зеницу ока). У нас с Бакстером Холлом договор, по которому ему причитается доля, в случае, если я сумею эту запись продать. Поймите меня правильно, я не прошу за неё денег, но запись бесценна. Я тщательно её изучил, а также все обстоятельства, при которых она была получена, и пришёл к выводу, что, скорее всего, мы имеем дело с инопланетным сигналом бедствия. Вероятнее всего, сигнал был послан из окрестностей Юпитера в конце апреля тысяча девятьсот двадцать седьмого года – года Великого противостояния, которое, как вам, несомненно, известно, случается раз в двенадцать лет. Это четырежды повторяющийся набор из трёх слов в S-диапазоне. На языке, которого нет и никогда не существовало на планете Земля. Вот всё, что я могу пока сказать. Прошу вас отнестись к этому письму серьёзно – я не сумасшедший и не мошенник. Возможно, мы с вами находимся на пороге величайшей сенсации в истории человечества, но я просто не располагаю необходимыми техническими средствами, чтобы проверить всё досконально. Но такие средства есть у вас. Готов предоставить запись и все материалы по первой вашей просьбе. Жду ответа. Ваш Кевин Харпер». Дата отправления – семнадцатое июня две тысячи тридцать второго года.

- Полтора года назад, - негромко сказала Агнешка.

- Да, - подтвердил Уильям. – Полтора года назад. Честно сказать, сам не понимаю, зачем я сохранил это письмо.

- Я бы удалил, - сказал Ёсикава. – Сумасшедших действительно хватает. А уж если речь заходит об инопланетянах… - он покачал головой. – Вы, разумеется, не ответили?

- Разумеется.

- Три слова, которые повторяются четырежды, - сказала Агнешка и включила запись.

- Джа-аа. Зре-уут. Го-от, - раздалось из динамиков. - Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.

Агнешка выключила запись.

- Три слова, - сказала она. – Четыре раза. Место передачи – спутник Юпитера Каллисто.

- Нас уговаривать не нужно, - сказал Ёсикава. – Скажите, Уильям, этот ваш корреспондент, как его, простите…

- Кевин Харпер, - Уильям бросил взгляд на экран.

- Кевин Харпер. С ним можно как-то связаться помимо электронной почты? Телефон он оставил?

- Есть номер телефона, - подтвердил Уильям.

- Тогда звоните. Чем скорее мы с этим всем разберёмся, тем лучше.

- В Чикаго сейчас… - начала Агнешка.

- На час раньше, - сказал профессор Уильям Гилеви. – Поздновато, конечно, но… Чего не сделаешь ради установления истины. Окей, звоню.

Он поставил комм-браслет на громкую связь, набрал номер. Раздались длинные гудки.

- Алло, - произнёс молодой женский голос. - Кто это?

- Здравствуйте. Меня зовут Уильям Гилеви. Я могу услышать Кевина Харпера?

- Нет, не можете.

- А…

- Он умер. В прошлом году.

- Ох…мои соболезнования. Как это печально. А…

- Я его дочь Джейн. Подождите, вы сказали Уильям Гилеви? Радиоастроном?

- Он самый.

На другом конце линии связи замолчали.

- Отец вашего звонка очень ждал, - наконец, произнесла невидимая Джейн. – Он даже меня заставил поверить, что вы позвоните.

- Мне очень жаль, - сказал Уильям. – Понимаете, я…

- Не нужно ничего объяснять, - прервала его Джейн. – Всё, в общем, ясно-понятно. Занятый серьёзными делами известный учёный, радиоастроном, профессор и какой-то очередной сумасшедший. Мало ли таких. Лучше держаться от них подальше. Скажете, не так?

Агнешка подумала, что девушка там, в штате Иллинойс, явно обижена. Причина обиды тоже понятна. Но помешает ли им эта чужая обида узнать то, что они хотят узнать? Вот, в чём вопрос.

Глава четвёртая

Звонок на комм-браслет застал Михаила Яковлевича Колосова в момент посещения туалета по малой нужде.

Давненько такого не случалось, подумал он, невозмутимо заканчивая свои дела, застёгивая ширинку и нажимая кнопку спуска воды. Помнится, в далёкой молодости, лет пятьдесят назад, когда мало кто и предположить мог, какое место в нашей жизни займут компьютеры и мобильная связь, особым умением не вовремя позвонить отличалась Ленка Московская. Совершенно безбашенная весёлая и умопомрачительно красивая девчонка, которую бог знает каким ветром занесло в их компанию талантливых начинающих писателей и поэтов (в молодости Михаил Яковлевич сочинял фантастические рассказы и всерьёз мечтал стать писателем).

Он был влюблен в неё отчаянно и бесповоротно и всегда ждал звонка. А она звонила, когда он сидел в туалете, был в душе или стоял за дверью квартиры, доставая ключи.

Слышал звонок, начинал торопиться, надевал штаны, выскакивал из душа, ронял ключи… Бывало и не успевал к телефону. Когда же успевал, то слышал её нежный мелодичный голос:

- Привет! Чего трубку так долго не брал? Я, между прочим, из будки звоню, а на улице зима, холодно...

Телефонные будки, надо же. Символ ушедшей эпохи, можно сказать. Бросаешь две копейки, набираешь номер и говори, сколько хочешь. И отличное укрытие от внезапной непогоды, если поблизости нет удобной подворотни, магазина или входа в метро.

Забавно, что он вспомнил о Ленке. Тысячу лет не вспоминал и – на тебе. Наверное, звонок виноват.

Браслет продолжал мелодично заливаться.

Михаил Яковлевич помыл руки, тщательно вытер их полотенцем.

Комм-браслет не умолкал.

Да что ж такое, кто это там такой настойчивый?

Он вызвал к жизни вирт-экран.

Ага, такого номера в памяти нет.

- Алиса, откуда звонок?

- Звонок из Польши, - сообщила голосовой помощник.

Из Польши? Хм, кто бы это мог быть… Ладно, сейчас узнаем.

- Слушаю, - сказал он буднично.

- Миша? – голос был женский и очень знакомый. Только забытый. Сейчас-сейчас… Сердце неожиданно забилось быстро и горячо.

- Мишка, это ты или нет? Судя по тому, что опять долго не берёшь трубку, я не ошиблась. Миша, ау!

- О, Господи, - сказал он и нервно откашлялся. – Лена?

- Ха-ха, узнал! – засмеялся голос в далёкой Польше. – Она самая. Как жизнь молодая, дорогой?

- Да где ж она молодая… Погоди, ты откуда звонишь?

- Из Кракова, откуда же ещё. Ты разве забыл, что я живу в Кракове?

- Помню. Но столько лет прошло, мало ли… Люди переезжают.

- Не о том говорим, - решительно заявила она, и Колосов подумал, что Ленка ничуть не изменилась – такая же решительная и готовая взять в нужный момент любого быка за рога. – Хочешь видеосвязь?

Михаил Яковлевич посмотрел в зеркало. Ему было семьдесят четыре, и последние двенадцать лет он жил вдовцом. Хозяйство вела приходящая домработница, и генеральный конструктор революционного космического корабля был относительно ухожен. Во всяком случае, не ходил в грязной и мятой одежде, голодным и немытым. Постарел – да, не без этого. Но для своих лет выглядел очень даже неплохо. Да и чувствовал себя так же. Будь иначе, давно ушёл бы на пенсию и…

«Что – и? Разводил бы пчёл на даче? Выращивал там же цветы и картошку? Чинил забор? Рыбачил? Собирал грибы? Глупости. После смерти Лидочки он довольно быстро осознал: единственное, что способно его спасти и удержать в этой жизни по-настоящему – это работа. Только она, любимая. Раньше было две любимых – Лидочка и работа, а теперь осталась одна. Хобби (он любил водить машину, копаться в моторе и играть в шахматы) не считается. Были бы дети, любил бы их. Наверное. Но детей у них с Лидочкой не случилось. Может быть, потому и дача зарастала травой и приходила постепенно в полное запустение. Что там делать одному? Даже удовольствие от вождения машины снизилось вдвое, потому что он любил, когда справа сидит жена - самый лучший штурман и собеседник в мире. Эх…»

- Миша, ты там живой? – голос Лены вывел его из задумчивости.

- Здесь я, извини. Что ты говоришь? Видеосвязь? Ладно, давай попробуем, если не боишься.

- Ха! Это я-то? Трепещи, старый пень! Включаю.

На вирт-экране возникло женское лицо. Да, пожилое и даже весьма. Лицо, которое вряд ли бы заставило быстрее забиться сердце двадцатилетнего юноши или тридцатилетнего молодого человека. «А также сорока и пятидесятилетнего», - добавил он про себя.

Но это была она, всё та же Ленка Московская.

Конечно, покрашены волосы, а морщины никуда не спрячешь. Но губы ещё не утратили полностью своей восхитительной формы, и в глазах не тусклое безразличие усталого от жизни человека, а интерес и даже, кажется, остатки прежнего задора. На мгновение ему почудился запах французских духов Angel, которые так обожала Ленка в молодости, и которые было почти невозможно достать. Но ему пару раз это удавалось.

- Неплохо сохранился, - улыбнулась она, блеснув хорошими искусственными зубами. – Я довольна.

- А ты так и вовсе не изменилась, - сказал он искренне. – Представляешь, я даже почти учуял запах твоих духов.

- Angel, - сказала она. – Помнишь. Молодец. Слушай, Миша, ты на пенсии или продолжаешь работать? Насколько я тебя помню, должен продолжать.

- Так и есть, - сказал он. – Только работа и спасает, если честно.

Он и сам не знал, почему вдруг почувствовал такой прилив радости от звонка этой пожилой, такой незнакомой и в то же время хорошо знакомой женщины. Как будто и не было этих пятидесяти лет разлуки. Ладно, не пятидесяти, - тридцати, если учитывать их короткую встречу на Лазурном берегу осенью две тысячи четвёртого года.

Они с Лидочкой тогда, помнится, решили отдохнуть, и Лидочка настояла на этом волшебном средиземноморском побережье Франции. Он возражал - дорого, мол, зачем, прекрасно можно отдохнуть в Крыму, Турции или где-нибудь на Крите. Но она убедила его в том, что думать нужно не о деньгах, которых всё равно вечно не хватает, а о себе. Тем более что деньги сейчас на такой шикарный отдых есть. А вот будут ли завтра – неизвестно. И убедила.

Глава пятая.

Полковнику ВВС, летчику-космонавту и Герою России Ивану Сергеевичу Алёхину не удалось поскандалить с женой.

В следующем две тысячи тридцать четвёртом году, седьмого мая, Ивану Сергеевичу исполнялось пятьдесят, а ещё через два дня, девятого, в День Победы, - двадцать пять лет их совместной с Дашей жизни. Серебряная свадьба. Пролетели годы – не заметил. В любви и согласии. Двоих детей родили и воспитали. Старшему Виталию - двадцать четыре года, уже семейный человек, работают с женой на космодроме «Восточный».

Младшей Варваре - девятнадцать, студентка МАИ, умница и красавица. Мечтает строить космические корабли и летать на них. Как папа.

Чего ещё желать?

Он и не желал. Поэтому известие о своём назначении первым кандидатом в командиры межпланетного корабля «Россия» и экспедиции на Каллисто принял спокойно. Поначалу. И только вернувшись домой, понял, что волнуется. Да ещё как.

Юпитер! Чёрт возьми, немыслимая, безумная даль. Предел мечтаний – Марс, и туда он как раз рассчитывал попасть, поскольку план был утверждён, и он в этом плане фигурировал. Сначала в качестве командира корабля во время испытательных полётов, а затем - командира корабля и экспедиции на Марс.

Теперь, как ему сегодня рассказали, испытательный полёт сведётся к петле в плоскости эклиптики. Два с половиной миллиона километров туда, два с половиной обратно. На всё про всё две недели. Полная нагрузка на все системы, форс-режим, интенсивная отработка нештатных ситуаций. Затем пять дней отдыха на Земле и – старт к Юпитеру.

Безумие.

Он снял куртку, разулся, прошёл на кухню, откуда доносился восхитительный запах жарящихся беляшей.

- Привет, - чмокнул жену в щёку, уселся за стол.

- Привет! – откликнулась Дарья, ловко орудуя деревянной лопаткой. - Чего так рано? Беляшик?

- Лучше два. Или даже три. И чаю.

- Чаю сам налей, только что закипел. А беляши сейчас будут готовы.

Он налил себе чаю в любимую большую полулитровую чашку с изображением «Гагаринского старта» космодрома «Байконур», положил две ложки сахара, размешал. Жена поставила перед ним тарелку с беляшами.

- Смотри, горячие, только с огня.

- Ага, - сказал он. – Сейчас, руки забыл помыть.

Сходи в ванную, вернулся. Ухватил беляш и тут же, шипя, отпустил:

– Чёрт, горячий!

- А я тебе что говорила, - Даша выключила огонь, вытерла руки полотенцем, села напротив. – Что случилось?

- Ничего, нормально всё.

- Да уж, вижу. Давай, рассказывай. Каллисто?

- Поразительно, - сказал он. – Ты мысли мои читаешь, что ли?

- Конечно, - кивнула она с серьёзным видом. – Ты разве не знал?

Он вздохнул. Снова ухватил беляш, подержал в пальцах – терпимо. Осторожно куснул. Было очень горячо и очень вкусно. Прожевал, запил чаем, проглотил.

Дарья ждала.

- Что-то ты спокойная какая-то, - сказал он. – Понимаешь хоть, куда меня отправляют?

- Чего уж тут не понять, - ответила она. – Почти шестьсот миллионов километров туда и столько же обратно. Интернет в помощь. Да я и без него знала. Ты не забыл, кто мой муж?

Он промолчал. Откусил второй кусок. Затем третий. Наконец, доел весь беляш и взялся за второй.

Когда он съел третий, Даша сказала:

- Видишь, легче стало. А ты волновался. И даже думал, что я могу устроить тебе скандал на почве этой ужасной новости. Ведь думал, признайся?

- Думал, - вздохнул он. – В конце концов, должно же у тебя когда-нибудь кончиться терпение?

- Что-что? – изумилась она.

- Женское терпение, - пояснил он. – С такой профессией, как у меня, оно должно когда-нибудь закончиться.

- А что такого особенного в твоей профессии?

- Как это? – он почувствовал, как самолюбие кольнула лёгкая обида. – Я вообще-то космонавт. И мне предстоит опаснейший полёт. Таких никто ещё не совершал.

- Мужчины, если они, конечно, нормальные мужчины, постоянно совершают то, что до них никто не совершал. Магеллан, Амундсен, Чкалов, Гагарин, Нил Армстронг. Те, кто остановили немцев под Москвой и в Сталинграде. Врачи, учёные, пожарные, спасатели… Да мало ли! Но как ты думаешь, что труднее - ждать мужа из долгого и опасного космического полёта или с войны? Миллионы русских женщин ждали, а я чем лучше? Тоже жду. Каждый раз волнуюсь, переживаю и даже плачу иногда. Но – жду. Это входит в мои обязанности жены. Жены космонавта, твоей жены. Вот уж не думала, что такие элементарные вещи я должна объяснять. И кому! Ивану Алёхину, легенде русской космонавтики, Герою России! – она едва заметно покачала головой. – Ты фильмов, что ли, голливудских насмотрелся? Так вроде вместе смотрим, репертуар мне известен. Или… - Дарья внимательно посмотрела на мужа. Иван встретил её взгляд и отвёл глаза.

- Ясно, - сказала она. – Волнуешься. И даже где-то боишься. Ничего, это бывает. Даже с самыми лучшими из мужчин. Погоди-ка.

Она поднялась, достала из холодильника початую месяц назад бутылку водки, банку с солёными огурцами и поставила всё это на стол. Затем на столе появились две стопки и новые, покрытые золотистой корочкой, источающие изумительный аромат, беляши со сковородки.

- Наливай, - сказала Даша, выкладывая на тарелку огурцы.

- Уверена? – Иван с сомнением глядел на запотевшую бутылку.

- Уверена. Чисто в терапевтических целях. Тебе ведь на службу уже не надо сегодня?

- Не надо. Если срочно не вызовут, конечно.

- А и вызовут, так что?

- Ты права, - сказал он. – Имею право.

Решительно взял бутылку и разлил водку по стопкам. Случаи, когда Дарья сама предлагала ему выпить, можно было пересчитать за все годы их совместной жизни по пальцам. Да он и сам был к выпивке равнодушен, хотя хорошую душевную компанию поддержать при случае мог. Собственно, ни советские, ни российские космонавты никогда не были трезвенниками. Как, впрочем, и советские, а затем российские военные лётчики. Кто он такой, чтобы нарушать традицию?

- За тебя, - сказал он и поднял стопку.

Глава третья.

После того, как средства массовой информации разнесли новость о радиосигнале с Каллисто по всем уголкам Земли, мировое сообщество взволновалось не на шутку.
Каждый, кто участвовал в горячих сетевых осуждениях или просто читал-смотрел-слушал новости о «сигнале с Каллисто» (The signal from Callisto или просто TSFC) понимал и чувствовал, что эта новость не просто его будоражит. Она его меняет. Вместе со всем окружающим миром.
Неделя прошла, а человечество и не думало успокаиваться. Теле и радиоэфир, интернет-издания, соцсети и даже редкие теперь бумажные газеты были на восемьдесят процентов - это по самой осторожной оценке! - наполнены бесконечными обсуждениями одних и тех же вопросов.
Кто или что скрывается на Каллисто, и откуда оно взялось?
Передачу ведёт автоматическое устройство, или там есть живые существа?
Если это действительно сигнал бедствия, то каким образом Земля может помочь предполагаемым братьям по разуму?
И еще с десяток других, которые в той или иной степени являлись вариациями этих.
Известные и не очень астрономы, космологи, планетологи, радиофизики, радиоастрономы, биологи, специалисты по поиску внеземной жизни и лингвисты шли нарасхват и уже начали прятаться от вездесущих мастеров ежедневного эфира. Однако далеко спрятаться не удавалось. Народ жаждал квалифицированных ответов и таких же мнений.
Неквалифицированных он тоже жаждал, но эта жажда легко утолялась чтением сетевой болтовни «диванных экспертов» - людей, имеющих своё веское мнение по любому поводу и не стесняющихся бойко его высказывать на весь белый свет.
С квалифицированным было сложнее.
Мало найти и уговорить по-настоящему знающего и толкового человека, учёного оное мнение высказать во всеуслышание. Надо ещё понять и принять, что он говорит. Второе – особенно. Потому что, в отличие от сетевых «диванных экспертов» и прочей интернет-шелупони, настоящему учёному плевать на отношение к его мнению обывателя. Его истина интересует.
Как бы то ни было, неутихающая информационная жажда мирового обывателя худо-бедно утолялась.
Касаемо первого вопроса, почти весь учёный люд склонялся к гипотезе, что чужих занесло в нашу Солнечную систему откуда-то извне.
- Скорее всего, пришельцы прибыли с одной из планет земного типа, каких довольно много в нашей Галактике, - с явным удовольствием вещал в интернет-студии одного из самых известных видеоблогеров мира Тома О’Райли (аудитория – полтора миллиарда зрителей) восьмидесятидвухлетний израильский ученый-астроном, астрофизик и по совместительству писатель-фантаст Даниэль Златопольский. – К примеру, из системы звезды Росс 128, которая находится от Солнца на расстоянии одиннадцати световых лет или даже с Проксима Центавра, что всего-то в четырех с хвостиком световых годах от нас. Хотя последнее вряд ли, там вспышки грандиозные зафиксированы были неоднократно, ничто живое не уцелеет при таком излучении…Но я отвлёкся и, повторю, это не столь важно. Важно, по-настоящему важно, что они потерпели крушение на Каллисто и сумели послать сигнал, который мы поймали. Это величайшее событие в истории человечества, и я ни на йоту не преувеличиваю!
Даниэль Изральевич Златопольский получил образование и стал учёным и писателем ещё в стране-легенде - Советском Союзе. Он был давно на пенсии, но активности не утратил и охотно давал интервью всем, кто хорошо попросит (ещё лучше – заплатит). Терять ему было нечего – его защищали почтенный возраст, отменное чувство юмора, любовь к жизни, отсутствие текущей научной деятельности (публицистика – не в счёт) и гордое звание писателя-фантаста. К тому же Даниэль Изральевич любил поболтать, дорожил вниманием к собственно персоне и пользовался авторитетом как в научных кругах - за прежние, весьма серьёзные, заслуги - так и в читательских (некоторые его фантастические романы пользовались успехом и переиздавались до сих пор, хотя написаны были ещё в конце двадцатого века).
- Вы говорите – крушение… - цеплялся за эмоциональное слово Том О’Райли.
- Крушение, авария, катастрофа, отказ всех систем, - подхватывал Златопольский. – Назовите, как хотите. И – да, я настаиваю, что имело место крушение. Иначе, откуда бы взялся сигнал бедствия? А в том, что это именно сигнал бедствия и одновременно просьба, взывание о помощи, лично у меня нет ни малейших сомнений. Но, конечно же, сигнал подаёт автомат. История с первым приёмом TSFC служащим городской радиостанций Чикаго Куртом Шпильманом двадцать шестого апреля одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года лишь подтверждает сей факт. Запись та же самая, это доказано. Что не исключает теоретической возможности выживания инопланетных - я бы даже сказал инозвёздных! - астронавтов на Каллисто в течение очень длительного времени.
- Насколько известно, на Каллисто нет атмосферы…
- Молодой человек! – с энтузиазмом перебивал интервьюера старый учёный и писатель-фантаст (О’Райли мысленно потирал руки – манера Златопольского вести беседу превосходила его ожидания). – Если вы не хотите выглядеть невеждой, то к эфиру нужно готовиться тщательнее. На Каллисто есть атмосфера, пусть и очень-очень слабая. И в этой атмосфере есть молекулярный кислород и углекислый газ! Мало того, в процентном отношении первого гораздо больше, если, конечно, отталкиваться от имеющихся у нас на сегодня научных данных. В любом случае на Каллисто очень много водяного льда. Есть даже вполне обоснованная гипотеза о наличии там целого подземного океана! А там, где есть вода, добыть кислород ничего не стоит. В особенности для тех, кто сумел преодолеть межзвёздные расстояния, чтобы добраться до Солнечной системы. Опять же, вода и кислород необходимы лишь белковой форме жизни.
- Вы хотите сказать, что пришельцы могут к ней не относиться?
- Я хочу сказать, что мы не знаем. Может, да, может, нет. Членораздельной речью вполне могут владеть и существа, чья жизненная основа не углерод, а, к примеру, кремний. Не вижу этому принципиальных препятствий.
- Хорошо, допустим. Допустим, они каким-то чудом выжили…
- Или их потомки! – незамедлительно вставлял свои пол шекеля Даниэль Изральевич.
- Или потомки, - соглашался Том. – Но не значит ли это, что Земля должна прийти на помощь? В любом случае?
- Именно! – восклицал Златопольский. – Именно должна! Сигналы SOS и Mayday не просто так были придуманы. Гуманизм, желание спасти живое разумное существо, попавшее в беду, заложено в самой природе человека. Изначально! Поэтому, что бы ни говорили те, кто видит в таком подходе угрозу для всех нас, я настаиваю – экспедиция на Каллисто необходима. В конце концов, речь идёт не только о спасении братьев по разуму, что само по себе не имеет цены. Речь идёт о первом в человеческой истории контакте с иным разумом – грандиозном событии, о котором мы всегда мечтали! И я даже знаю, кто может организовать и провести такую экспедицию.
- Кто?
- Русские, конечно! Вы наверняка знаете, что Россия строит на земной орбите межпланетный пилотируемый корабль с ядерной электродвигательной установкой мощностью в пятнадцать мегаватт и ионными двигателями последнего поколения?
- МПК «Россия», - кивал Том О’ Рэйли, не заглядывая в поисковик и тем самым демонстрируя компетентность. – Разумеется. Вы считаете, русские согласятся отдать… хорошо, - предоставить. Предоставить свою уникальную разработку для такой экспедиции? Насколько я знаю, у них другие планы.
- Планы всегда можно поменять, - замечал Даниэль Израилиевич, добродушно шевеля переплетёнными на животе пальцами. – Особенно, если об этом попросит мировое сообщество. Вежливо, со всем уважением и очень весомыми аргументами.
- Что вы называете весомыми аргументами? – немедленно сделал охотничью стойку Том О’Рэйли. – Кроме тех, что здесь уже были приведены?
- Деньги, разумеется. Экспедиция к Каллисто, даже при наличии корабля, - это очень и очень дорогостоящее мероприятие. Рискну предположить, что русские не захотят снимать последние штаны, дабы показать всему миру, какие они отзывчивые и гуманные. Извините, если у кого-то возникли иные ассоциации, хе-хе. Поэтому мир должен им помочь. Не скажу, о какой точно сумме речь, но это в любом случае сотни миллионов. И не долларов, евро или юаней. Рублей! Полновесных, обеспеченных надёжными мегаваттами всей мощной русской энергетики, рублей. Но, повторю, одна Россия не потянет. Да и не нужно это никому, если подумать. Из множества соображений. Так что экспедиция на Каллисто – дело всего человечества, и участвовать должны все. От самой богатой и могущественной финансовой и производственной элиты мира, до обычной домохозяйки. Да не обидятся на меня ни первые, ни вторая.
- Подождите, - очень натурально изумлялся видеоблогер. – Я правильно понимаю, что вы предлагаете… э-э… сбор средств?
- Народный сбор средств, - со значением поднимал вверх палец Даниэль Изральевич. – Народный! Вы человек молодой, а я родился и вырос в великой и легендарной стране под названием Советский Союз. Когда моя страна воевала с фашизмом, пока кое-кто смотрел, чья возьмёт и думал, открывать второй фронт или нет, в СССР был создан Фонд обороны, который пополнялся исключительно за счет личных средств граждан. Семнадцать миллиардов рублей! Тысячи самолётов и танков были построены на эти деньги! Я знаю, потому что один мой дед перечислял туда половину своей зарплаты, пока второй воевал на фронте… Впрочем, кажется я увлёкся и ушёл несколько в сторону от темы нашей беседы. Но мысль мою, уверен, вы поняли. Это всенародное дело! И под народом я подразумеваю народ Земли. Ни больше, ни меньше.

Глава шестая

Бабушке Агнешка осмелилась пожаловаться только однажды. Собственно, это и жалобой-то было трудно назвать. Так, проявление минутной слабости. Инстинктивная попытка вызвать к себе сочувствие и услышать слова поддержки. Елена Александровна приехала в Звёздный городок навестить внучку. Был конец московского ноября.

Самый типичный, пробы ставить негде.

Глобальное потепление, которого так панически боялось и ожидало человечество в начале третьего тысячелетия, оказалось не таким страшным (как и пандемия коронавируса, с которым люди худо-бедно научились существовать, как когда-то с вирусом гриппа). Оно, потепление, влияло на что угодно, но только не на московский ноябрь и декабрь, а также и всю зиму в целом.

Как всегда в это время, небо русской столицы, не верящей ни слезам, ни посулам, а рассчитывающей только на бешеный труд, кураж и твёрдый барыш в собственном кармане, затягивало сплошяком низких облаков. Сквозь эту серую пелену едва просачивался солнечный свет, в котором великий и прекрасный город казался временами всё той же нескончаемой вечной и унылой русской деревней с покосившейся церковной колокольней и самогонно-гармошечной тоской по вечерам. И хорошо ещё, когда выпадает снег и перекрывает своим белым чистым покрывалом грязно-серые и серо-охристые тона асфальтовых тротуаров и газонов.

Тогда становится чуточку веселее (в особенности, если снег не тает сразу). Но часто снега нет до второй половины декабря, и москвичам и гостям столицы приходится терпеть это природное безобразие изо всех сил.

А кто-то ещё спрашивает, откуда у русского народа столько терпения. Поживите тут хотя бы одну осень и зиму, тогда узнаете.

Как и все несемейные члены отряда космонавтов, Агнешка жила в казённой однокомнатной квартире гостиничного типа: комната – семнадцать квадратных метров; кухня – шесть; прихожая, объёмом немногим больше обитаемого отсека старого спускаемого аппарата корабля «Союз»; совмещённая душевая с туалетом; балкон. Всё.

- Уютненько, - подвела итог Елена Александровна, быстро осмотрев комнату (стандартные диван, рабочий стол, платяной шкаф, разноцветный южноамериканский коврик из шерсти ламы на полу, яркое фото-постер Крабовидной туманности на стене, рабочее кресло, два стула, оригинальная дизайнерская люстра) и по старой русской привычке направилась прямиком на кухню.

- Есть хочешь? – спросила Агнешка.

- Можно подумать, у тебя кастрюля борща в холодильнике, - хмыкнула бабушка.

- Борща не борща, а тарелку бигоса могу разогреть.

- Да ладно, - не поверила Елена Александровна. – Сама готовила?

- Кто ж ещё? Здесь не умеют готовить настоящий бигос.

- В Москве всё умеют готовить, даже хинкали. Просто места знать надо.

- Что такое хинкали?

- Это… - Елена Александровна неопределённо пошевелила пальцами. – Что-то вроде мантов. Но вкуснее.

- Бабушка!

- Эх, молодёжь, - вздохнула Елена Александровна. – Простейших вещей не знают. Пельмени ела?

- Ну.

- Похоже. Но совсем другое. Хинкали – грузинское блюдо, манты – узбекское.

- Рождённые в СССР, - поставила диагноз Агнешка. – Всё с тобой ясно. Так ты будешь бигос или нет?

- Разве что ложку-другую, - вздохнула бабушка. – Капуста и мясо с копчёностями для меня уже тяжеловато.

- Ничего, - сказала Агнешка. – Под рюмочку Wyborowa отлично пойдёт.

- А ты со мной?

- И я рюмку выпью. В честь нашей встречи. Но не больше. А то завтра к занятиям не допустят.

- Строго у вас. Что, каждое утро медосмотр?

- В обязательном порядке.

- Значит, так надо, - сказала бабушка. – В космос летать – не суженого искать. Хотя, ещё не известно, что труднее.

- Кто спорит. Хотя насчёт жениха я бы поспорила. Их тут – на каждом шагу десяток за грош.

- Я не сказала жениха, - возразила Елена Александровна. – Я сказала – суженого. Это абсолютно разные категории.

- И ты туда же, - сказала Агнешка, ловко накрывая на стол. – Ну какой суженый, ба? Зачем он мне? Я в космос хочу. За тем и приехала. А здесь все смотрят на меня, как на потенциальную жену, если не хуже. Какой-то сплошной, я бы сказала пещерный, сексизм. Нет, я, конечно, слышала, что в России отношение к женщине то ещё, но чтобы настолько!

- Между прочим, это именно Россия отправила в космос первую женщину. При всём своём сексизме. Валентина Терешкова, слышала о такой?

- Теперь да, - неохотно призналась Агнешка. – Хотя до поступления в отряд я была твёрдо уверена, что первой женщиной-астронавтом была американка Салли Райд.

- Вот-вот, - сказала Елена Александровна. – А кто такая Лидия Литвяк, знаешь?

- Впервые слышу.

- Лётчик-истребитель во Второй Мировой, Герой Советского Союза, шестнадцать сбитых. Погибла в бою, ей и двадцати двух не исполнилось.

- Ну, ба, ты сравнила! Война – это совсем другое. Во время войны люди меняются.

- Ну да, мужчины становятся ещё более мужественными, а значит, сексистски настроенными к женщинам. Женщины в свою очередь… Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся к началу. Чем тебе сексизм плох?

- Как это? – Агнешка сунула тарелку с бигосом в микроволновку, захлопнула дверцу, включила. – Сексизм плох по определению. Если мужчина видит в женщине только объект удовлетворения его похоти, что в этом хорошего?

- Всё, - твёрдо ответила бабушка и недрогнувшей рукой налила себе и внучке ледяной водки. Себе рюмку, внучке половину. – Вроде бы старалась я, воспитывала тебя, а самого главного не внушила. Если мужчина, как ты говоришь, видит в тебе только объект удовлетворения своей похоти, значит, с этим мужчиной ты можешь сделать всё, что угодно. Верёвки из него вить можешь. А вот когда он начинает в тебе видеть коллегу, равного ему по талантам и способностям – это гораздо хуже. Потому что он и относиться начинает к тебе, как коллеге, на равных. Что в большинстве случаев означает твой проигрыш.

- Это ещё почему? – подбоченилась Агнешка.

- Потому что в абсолютном большинстве случаев мы глупее, слабее и менее талантливы, чем мужчины, - спокойно ответила Елена Александровна. – Знаешь такое выражение – джентльмены о фактах не спорят?

Глава седьмая

Зима две тысячи тридцать четвёртого года выдалась в Москве и по всей России долгой, снежной и морозной. Синоптики утверждали, что подобной не было сорок семь лет – последний раз, когда снег даже в южном Ростове-на-Дону не только не таял, но и продолжал густо валить до второй половины апреля, случился в начале далёкого одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, ещё при советской власти.
С тех пор с погодой случалось всякое, но в целом зимы в России стали мягче и короче. И тут – на тебе. На Крещение в Москве и Подмосковье ударили тридцатиградусные и крепко держались до конца января. При этом снегу навалило за городом, в лесах, - по пояс взрослому мужчине. На открытом воздухе ноздри слипались, щёки немели уже через несколько минут, брови от дыхания покрывались инеем, а тёплая немецкая куртка на хвалёной супер-пупер синтетике, отказывалась удерживать тепло в таких невыносимых условиях. Пришлось срочно покупать через интернет-магазин русскую, на гагачьем пуху. А к ней поразительно тёплую, лёгкую и удобную русскую обувь под названием валенки.
И носить самую настоящую лисью шапку с ушами.
На последней настояла бабушка Елена Александровна. Она же лично заказала её через каких-то своих старых знакомых из Красноярска, оплатила, получила на почте и привезла внучке в подарок.
- Это Россия, дорогая, - объяснила. – Здесь изделия из меха животных – не прихоть избалованных и богатых, а суровая необходимость. Скажи ещё спасибо, что мы не в Норильске или Якутске.
- Спасибо, - поблагодарила Агнешка и быстро облачилась в новую куртку, а затем, после короткой внутренней борьбы, примерила шапку.
Результат ей неожиданно понравился. Сначала в зеркале, а затем – ещё больше - и на улице при минус тридцати двух.
До конца января, весь февраль и март Агнешка не уставала говорить «спасибо». Себе – за правильный выбор куртки и бабушке – за шапку.
Да, подготовка и учёба в отряде космонавтов шла в теплых помещениях, но и на улицу выходить приходилось. А там… Как и большинство европейцев, Агнешка не была лишена известных стереотипов по отношению к России. Некоторые из них – водка и зима - оказались теперь не такими уж и стереотипами. Но если приверженность русских к водке не вызвало у Агнешки ни малейшего удивления, поскольку поляки в этом отношении нисколько не отставали, то зима по-настоящему впечатлила.
Впрочем, разбираться в тонкостях русского характера, зимы, водки, валенок, православной веры, матрёшки, лежания на печи и прочего Агнешке было особенно некогда – подготовка к полёту занимала всё её время.
Работали в отряде космонавтов так, как она не работала никогда в жизни. Не работали – пахали, вкалывали на полную катушку и ещё немного сверх того.
Двенадцатичасовой учебно-рабочий день с одним выходным. Начало в восемь, когда за окном ещё темно. Значит, встать надо в шесть утра, чтобы хватило времени на зарядку, душ, завтрак, лёгкий макияж, сборы и дорогу. То есть, фактически, ночью, когда даже за окно смотреть жутковато – там только бесконечный снег искрится под светом электрических фонарей и продолжает падать и падать с чёрного неба, на котором, кажется, уже никогда не появится солнце…
Меньше всего времени на дорогу - двадцать минут пешего хода от общежития до Центра подготовки. Но при минус тридцати эти полтора километра кажутся тремя. Впрочем, только поначалу. Потом привыкаешь. К концу февраля Агнешка с усмешкой вспоминала свой наивный вопрос, заданный Петру Игнатьевичу Ригерту, начальнику Центра подготовки космонавтов им. Гагарина.
Дело было сразу после Нового года, когда столбик термометра не падал ниже двадцати градусов по Цельсию, а снежные сугробы вдоль дорог и тротуаров ещё не достигли человеческого роста.
К тому времени их, кандидатов в экипаж «России», осталось восемнадцать человек из сорока трёх, первоначально отобранных в ноябре. На очередной встрече, где решались организационные вопросы и до кандидатов доводились планы подготовки на ближайшее будущее, она и задала свой вопрос:
- Пётр Игнатьевич, скажите, пожалуйста, а никакого транспорта от нашего общежития до Центра не будет предусмотрено?
- Транспорта? – удивлённо переспросил Ригерт. – Там полтора километра максимум, зачем вам транспорт?
- Ну да, - согласилась она. – Но уж больно холодно.
- Одевайтесь теплее, - сказал Ригерт. – И вообще, - он позволил себе едва заметно усмехнуться, - считайте, что испытание русской зимой входит в подготовку. Что до транспорта, никому не возбраняется пользоваться услугами такси. Как обычного, так и роботизированного. Аренда автомобилей тоже легко доступна. Но я бы не советовал, пешком лучше во всех смыслах. Ещё вопросы?
Больше вопросов не возникло. Слова «испытание» и «не советовал», прозвучавшие из уст Ригерта, сыграли свою роль. Начальник Центра подготовки просто так ничего не говорил.
Да, восемнадцать из сорока к середине января две тысячи тридцать четвёртого. Через месяц отсеялись ещё двое. И ещё один к середине марта.
Сейчас, в начале мая, когда, наконец, сошёл снег, и неожиданно стало понятно, что на дворе буйствует весна, а значит, не за горами и лето, их осталось двенадцать человек. Полетят трое. Ещё троим достанется роль дублёров, а остальные шестеро… Что ж, у них будет шанс, если пройдут выпускные испытания. Полёт «России» к Каллисто – первый. В случае успеха понадобятся новые космические корабли, подобные этому или даже лучше. А новым кораблям не обойтись без экипажей.
Обо всём этом Агнешка думала на бегу.
Сегодня воскресенье, выходной день, но физические нагрузки никто не отменял, и кандидатам предлагался на выбор бег (пять километров, зимой - лыжи) или плавание в бассейне (километр кролем и брассом).
Плавать Агнешка любила, но только не в качестве обязательной физической нагрузки. Поэтому выбрала бег. Тем более лыжи и мороз ей надоели, как говорят русские, хуже горькой редьки и хотелось бежать в лёгких кроссовках по весеннему лесу, вдыхая его восхитительные запахи и жмуря глаза от игры солнечного света на молодой, ещё клейкой на ощупь листве.
Агнешка бежала, думала и вспоминала.
В ноябре прошлого года всех их, прошедших вступительные экзамены на приём в отряд, предупредили, что готовиться они будут по усиленному и ускоренному курсу. Обычный занимает два года. Они должны уложиться в шесть месяцев. Кто не будет успевать или не выдержит нагрузок, покинет отряд. Ничего личного - обстоятельства. Великое противостояние Юпитера ждать не будет и случится точно по расписанию космической механики первого октября две тысячи тридцать четвёртого года. К этому времени «Россия» должна быть на подлёте к Юпитеру, чтобы выйти на орбиту Каллисто к первому ноября. Это обусловлено временем пребывания на Каллисто и обратной дорогой (с каждым днём после первого октября Юпитер будет всё больше отдаляться от Земли) и автоматически даёт нам дату старта – не позже середины июня.
- Поэтому мы прибавили один час занятий по сравнению с обычным расписанием и оставили только один выходной, - пояснил Ригерт. – Да и тот, сразу предупреждаю, будет у вас большей частью занят. Одно хорошо – о быте можете забыть. Уборка, стирка, готовка – это всё на нас. Ваше дело только впитывать знания и прокачивать навыки.
Вступительные экзамены Агнешка сдала довольно легко. И даже получила от них удовольствие.
Сначала шла проверка физической подготовки. Бег (скоростной и челночный); кросс по пересечённой местности, плавание, простейшие упражнения на брусьях, подтягивание; прыжки на батуте, ныряние (в глубину и длину); беговая дорожка.
Потом экзамены по физике, математике, английскому языку, компьютерной технике, мировой культуре. Сюда же входил диктант по русскому языку.
Экзамен на проверку инженерных навыков. Испытуемый получал на руки пособие по устройству и эксплуатации одной из бортовых систем МПК «Россия» и через сутки должен был ответить экзаменаторам о принципах работы системы и ответить на вопросы.
Экзамен на профпригодность: знание истории космонавтики (мировой, советской и российской); основ пилотируемой космонавтики; тесты на способность к изучению космической техники и работы с ней.
Из всего перечисленного труднее всего Агнешке далось ныряние в глубину (чистая психология), математика (изрядно подзабыла) и основы пилотируемой космонавтики (пришлось учить с нуля). Но – справилась, прошла по набранным баллам в отряд и вот тут-то и началось настоящее испытание.
Было так тяжело, что дважды за всё время она хотела всё бросить и подать заявление об уходе. И дважды удержала себя от этого шага. Что называется, на характере.
- Молодец, - похвалила бабушка, когда внучка в минуту откровения рассказала ей об этом. – Вся в меня! Ну, или в прапрабабку Евдокию, донскую казачку.
- Вот скажи, ба, зачем в кого-то обязательно быть? – спрашивала Агнешка. – Я – сама по себе. И за себя.
- Так-то оно так, - соглашалась Елена Александровна. – Но генетика – штука тонкая. Игнорировать её никак нельзя. Да и яблоко от яблони как падало недалеко, так и продолжает падать, - и важно добавляла, воздев палец. - Чему свидетель сэр Исаак Ньютон.
После чего, глядя на ошарашенное лицо внучки, начинала хохотать.
Агнешка улыбнулась, вспомнив бабушку. Её помощь и моральная поддержка были неоценимы. Узнав, что внучка сдала экзамены и принята в отряд космонавтов, она заявила, что останется в Москве до тех пор, пока Агнешка не попадёт в экипаж и не отправится в полёт.
- Ну что ты, ба, не стоит, - возражала Агнешка.- Зачем? Сама прекрасно справлюсь.
- Не сомневаюсь, что справишься, - отвечала бабушка. – Но с моей помощью справишься лучше. И не спорь. Просто поверь.
- А… где ты будешь жить? – спросила Агнешка. – Полгода всё-таки, если всё получится.
- Как это – где? У Миши, конечно. Он уже любезно сделал мне предложение. И я согласилась.
- Предложение? – переспросила Агнешка.
- Пока только пожить, - широко улыбнулась бабушка. – А там, как фишка ляжет. В конце концов, не такие мы и старые. Как думаешь? – и подмигнула.
Раз-два-три-четыре; раз-два-три. Раз-два-три-четыре; раз-два-три. Раз-два-три-четыре; раз-два-три.
На четыре шага вдох – на три выдох. Агнешка давно выбрала себе такой ритм бега и придерживалась его уже автоматически. Тропинка, по которой она бежала, в одном месте пересекала неширокое асфальтированное шоссе. Оно было свободно от машин, но Агнешка всё равно посмотрела налево и направо, прежде чем перебежать на другую сторону.
Слева было чисто. Справа, на обочине, совсем рядом с тропинкой приткнулась золотистая «Лада Электра» (модель прошлого года, пятьсот - семьсот километров на одной зарядке, максимальная скорость – сто шестьдесят пять километров в час, скорость зарядки аккумуляторов с нуля до полной – меньше двадцати минут). Капот открыт, рядом мужчина (свободные широкие джинсы по последней моде и лёгкая светло-зелёная куртка поверх чёрной майки в обтяжку), озадаченно чешет в затылке и оглядывается по сторонам.
Симпатичный, кстати.
Высокий, на полголовы выше Агнешки, стройный, подтянутый, широкоплечий. И не лысый, а совсем даже наоборот. Хоть и коротко стрижен, но шевелюра плотная, тёмно-русая. Глаза, кажется, серо-голубые, но отсюда не разглядеть. Я его где-то видела или мне кажется? Да по фигу.
Прежде чем Агнешка поняла, что и зачем делает, она обнаружила себя опустившейся на одно колено и углубившейся в процесс завязывания шнурка, который сама перед этим быстро развязала. Как раз на обочине через дорогу от симпатичного.
Ух ты, подумала она. Чего это я? Вот что значит почти год без секса. А впереди, между прочим, долгий полёт. Не сто процентов, но я всё сделаю, чтобы он не обошёлся без меня. Три с половиной месяца до Каллисто и столько же обратно. Плюс там от двух недель до двух месяцев. Возьмём среднее – месяц. Итого: восемь месяцев или две трети года. Без секса, что характерно.
«И что, - спросила она себя, - надо теперь первого встречного мужчину охмурять? Кстати, шнурок завязан накрепко. Что дальше?»
- Девушка! – воскликнул, наконец, сероголубоглазый, сделал два шага в её направлении и помахал рукой для привлечения внимания. – Девушка, вы мне не поможете? А то не знаю, что делать, честное слово!
Агнешка поднялась, специальной чуть танцующей походкой перешла дорогу и остановилась напротив незнакомца.
Надо же, а у него и одеколон хороший.
- Здравствуйте, - сказал он. – Меня Олег зовут. – Скажите, в вашем комм-браслете зарядка полная?
- Агнешка, - ответила она. – Полная. А что случилось?
- Невероятное. Одновременно сел акк в машине и комме. Прямо впервые со мной такое. Поделитесь электричеством? Я свяжусь с сервисом, приедут, зарядят. Мне тут всего пять километров до дома, но машину на обочине не хочу бросать… - он обаятельно улыбнулся. - Агнешка, надо же, какое имя красивое. Польское? - и тут же пропел. – Мы связаны, Агнешка, с тобой одной судьбою…
- Любите Булата Окуджаву? – спросила она с нарочитой прохладцей в голосе. – Похвально. В наше время его мало кто помнит. И – да, я полька.
Она сняла комм с левой руки.
- Давайте свой.
Олег беспрекословно отдал.
В момент передачи их пальцы соприкоснулись, и Агнешка почувствовала, как едва заметно дрогнуло сердце, и отяжелели предплечья. Явный и несомненный признак, что она не прочь оказаться с этим мужчиной в постели. Если не прямо сейчас, то вечером – точно. Matka boska częstochowska, Jezus Maria, что делается? Не хватало ещё, чтобы соски отвердели. Она как раз без лифчика. Ой, кажется уже. Или не заметит? Спортивная куртка на ней довольно плотная, а под ней ещё майка… Ладно, плевать. Может, и хорошо, если заметит. Ишь как смотрит, глаз не отрывает. Они и впрямь у него серо-голубые. Пополам одного цвета и другого. Как небо весной над Краковом… Надо же, у меня ведь тоже глаза серые. А в песне Окуджавы, которую он знает, есть слова о Кракове. Когда трубач над Краковом возносится с трубою, хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах. Хорошая песня, да, люблю её. Но не слишком ли много совпадений?
Мысли проносились в её голове одна за другой, пока руки машинально делали всё необходимое – соединяли коммы, и включали перекачку. Есть, пошла энергия. Один процент ушёл, три, пять, десять…
Агнешка подняла голову, встретила его взгляд.
Он снова улыбнулся.
И улыбка у него хорошая. Открытая. Лучики морщинок забавно и мило разбегаются из уголков глаз. Сколько ему лет? По виду, слегка за тридцать. Не старый. И всё-таки, я его где-то видела или мне кажется?
Двадцать процентов, тридцать, сорок…
- Хватит, пожалуй, - произнёс он. – Тут уже больше, чем мне нужно.
- Хватит, так хватит, - она остановила перекачку, отсоединила коммы.
Их пальцы снова встретились. На этот раз ей показалось, что Олег продлил прикосновение чуть дольше, чем это было необходимо, чтобы оно сошло за естественное. А она не успела руку убрать. Или не захотела?
- Спасибо, - сказал он. – Большое-пребольшое. Вы меня и впрямь выручили.
- Не за что, - сказала она. – Рада была помочь.
- Слушайте… - он умолк в нерешительности.
- Да?
- Мне хочется вас отблагодарить, но я не очень понимаю, как это сделать. Чтобы с одной стороны вам было приятно, а с другой, вы не подумали, что я…
«Вас домогаюсь, - закончила она за него мысленно.
- Имею к вам какой-то особенный интерес, - закончил он. - Хотя честно скажу, что вы очень красивая женщина и убедить себя, что никакого особенного интереса я к вам не испытываю, весьма трудно.
«Хорошо излагает, молодец. Не думала, что русские могут быть столь галантны. Извините, стереотипы. Ладно, пусть будет интерес. И как же ты собираешься меня отблагодарить? Сразу на ужин или что-нибудь более оригинальное?»
- Я слушаю, - в меру ослепительно улыбнулась Агнешка.
- Скажите, вы когда-нибудь были в Центре подготовки космонавтов? – спросил он.
Теперь замолчала она. Потому что вспомнила, где его видела.
Ну конечно!
Олег Черней, русский космонавт, испытатель МПК «Россия» и один из уже утверждённых членов экипажа. Им показывали видео. Командир корабля Иван Сергеевич Алёхин. А это - Олег Черней. Пилот и бортинженер. Третий – американский астронавт Стив Энзи. Все трое две недели назад вернулись на Землю после испытательного полёта на «России». Полёт прошёл успешно.
Ну, и что теперь делать? Видно, что он не знает, кто я. И думает, что не знаю, кто он. Хочет произвести впечатление, устроить мне экскурсию по Центру подготовки. Эксклюзивную. Распустить хвост. Всё правильно, каждый распускает тот хвост, какой у него имеется. Сделать вид, что никогда там не была? Нет, глупо может выйти. Он же всё равно узнает рано или поздно… Правду сказать? Как-то неромантично. К тому же… Ой, а что будет, если я и впрямь попаду в экипаж, а мы до этого…
Видимо, лицо её изменилось, потому что Олег подался вперёд и участливо спросил:
- Мой вопрос как-то вас задел? Приношу свои извинения, в мыслях не было обидеть.
- Да бросьте, - махнула она рукой. – Ничем вы меня не обидели. А на судьбу обижаться – последнее дело.
- На судьбу? – переспросил он.
- Ага, на неё. Видите ли, в чём дело. Меня зовут Агнешка Калиновская, и я – кандидат в экипаж МПК «Россия». Скоро выпускные испытания. Если пройду - а я всё сделаю для того, чтобы их пройти – мы с вами вполне можем оказаться в одной команде и отправиться к Каллисто, - она посмотрела ему в глаза и добавила, вздохнув. – Вижу, понимаете.
- Подождите-ка. Агнешка Калиновская… – он нахмурился, затем хлопнул себя по лбу, его лицо просияло какой-то детской чистой радостью. – Ну конечно! Вы тот самый радиоастроном, которая первой поймала сигнал с Каллисто! Обалдеть.
- Первым был Курт Шпильман с городской радиостанции Чикаго, - сказала она. - Ещё в тысяча девятьсот двадцать седьмом.
- Да, помню. Но только благодаря вам мир вообще узнал, что мы не одиноки во Вселенной. Так что не скромничайте.
- Даже не думала, - ответила она.
Их глаза снова встретились. Каждый прочёл в других одно и тоже: «Да».
- Вот чёрт, - пробормотал Олег. – Что же нам делать?
- Ты мужчина, - неожиданно для самой себя сказала Агнешка, - тебе и решать.
Опомнилась, но было уже поздно.
- Мне нравится твой подход, - Олег мгновенно поймал мяч. – Решу, не сомневайся.
Всё, подумала она. Пропала. Значит, будь что будет. В конце концов, это не страшнее, чем решиться лететь к Юпитеру.

Глава восьмая

Первый в истории человечества межпланетный корабль «Россия» покинул орбиту Земли и стартовал к Юпитеру в четверг, пятнадцатого июня, ровно в двенадцать часов по московскому времени.

За шестнадцать дней до этого знаменательного события, двадцать девятого мая, транспортный «Орёл-2М» доставил на борт «России» командира корабля Ивана Алёхина, второго пилота и бортинженера Стивена Энзи и корабельного врача Людмилу Игнатьеву.

Ещё через два дня, тридцать первого мая, на другом транспортнике прибыли первый пилот и бортинженер Олег Черней, инженер-связист и навигатор Агнесса Калиновская, учёный-лингвист и специалист по дешифровке Питер Хартман, биолог Сюй Сюин.

К последней ещё в бытность её в отряде космонавтов намертво прикрепилось имя Сюзи, на которое китаянка охотно откликалась.

- Ни в малейшей степени, - отвечала с очаровательной улыбкой миниатюрная изящная Сюин (рост метр шестьдесят два сантиметра, вес пятьдесят один килограмм) доброхотам, интересующимся, не задевает ли её подобное обращение. – Наоборот, мне лестно. Если я правильно помню, древнееврейское имя Сусанна означает «лилия» и восходит к древне же египетскому слову, которым называли «лотос». Китайское имя Сюин тоже древнее, хоть и вечно юное, и обозначает то же самое – «прекрасный цветок». Как, по-вашему, что больше мне соответствует?

И подмигивала.

Доброхоты отваливали, и второй раз с дурацкими вопросами не лезли. А китаянка блестяще прошла ускоренный курс подготовки, затем выпускные испытания и стала членом экипажа, обойдя многих достойнейших кандидатов.

Пожалуй, ей пришлось труднее остальных, поскольку она была единственной азиаткой, представительницей Китайской Народной Республики среди русских, европейцев и американцев (были ещё японец и бразилец, но выбыли задолго до выпускных испытаний). Как ни крути, а менталитет разный. Особенно с учётом того, что тридцатилетняя Сюй Сюин ещё и состояла в Коммунистической партии Китая.

Но Сюзи прекрасно справилась и быстро стала всеобщей любимицей, чему немало способствовал её лёгкий, открытый и весёлый характер. При этом была в ней какая-то спокойная тайна, разгадать которую могла позволить только она сама. И лишь тому, кому сама бы пожелала. Этот несгибаемый стержень в Сюзи сразу чувствовался. На Земле её оставались ждать родители, бабушка с дедушкой и, по непроверенным слухам, жених. Ну и, разумеется, почти сто миллионов коммунистов Китая и миллиард с лишним беспартийных.

Тридцативосьмилетний немец Питер Хартман мог бы являть собой почти забытый образ чудака-учёного – вечно рассеянного и знающего всё на свете без всяких компьютеров и поисковых систем. Даже внешне он соответствовал этому образу – высокий (метр восемьдесят восемь), худощавый, если не сказать худой, с вечно растрёпанной рыжей шевелюрой, беззащитным взглядом ярко-зелёных глаз и неизменно доброжелательной полуулыбкой на губах.

Он знал одиннадцать языков (в том числе китайский, чем вызывал искренний восторг у Сюй Сюин, которая прекрасно владела русским и английским, но поговорить на родном могла только с Питером), всегда был готов поддержать интересную беседу, выслушать и помочь в любом деле. Да, Питер Хартман мог бы соответствовать образу жюль-верновского Жака Паганеля или доктора Эммета Брауна из классической кинотрилогии «Назад в будущее» (правда, в отличие от них он был женат, хотя пока и бездетен). Но не соответствовал. Хотя бы потому, что в его характере начисто отсутствовала чудаковатая рассеянность, присущая этим персонажам. Наоборот. Как истинный представитель своей нации и настоящий покоритель космоса, Питер Хартман обладал отменной дисциплиной, безукоризненной аккуратностью и точностью в работе. Тем не менее, познакомившись с учёным поближе, астронавт НАСА Стив Энзи шепнул доверительно своему старому товарищу и командиру корабля Ивану Алёхину:

- Держу пари, он не так прост, как кажется. Творческая личность, тонкая натура. Со всеми вытекающими. Даром что немец.

- По-твоему, немцы не могут быть тонкими натурами? – дипломатично приподнял бровь Алёхин. – Сразу видно, не читал ты Ремарка.

- Это кто? – спросил американец.

- Эрих Мария Ремарк, - пояснил командир. – Немецкий писатель советую начать с «Трёх товарищей». Гарантирую массу интересных открытий и впечатлений.

- Ясно, попробую, если советуешь. Тем более, до Бурого Джупа дорога не близкая, время будет. И тем не менее.

- Погоди, что ты хочешь сказать, Хартман наше слабое звено?

- Нет, но…

- Давай без всяких «но», - жёстко сказал Алёхин. – Если он, по-твоему мнению, не подходит, скажи об этом прямо и обоснуй своё мнение в рапорте. Если же нет, держи это мнение при себе, а ещё лучше забудь о нём. Потому что без Хартмана нам не обойтись, вспомни, зачем мы летим на Каллисто. Он будет нашим товарищем минимум восемь месяцев, и я не хочу, чтобы в моём экипаже возникали трения только из-за того, что кто-то кого-то недолюбливает по бог знает какой причине. Ну, будешь писать рапорт?

- Нет, - покачал головой Энзи. – Извини, Айвен, я всё понял.

- Окей, - кивнул Алёхин. – Забыли об этом.

Корабельный врач психолог и инженер медтехники Людмила Николаевна Игнатьева выглядела на тридцать пять, хотя на самом деле ей было сорок. «Наш доктор-врач Людмилочка Николаевна», - так прозвал её Олег Черней.

На Земле Игнатьева оставила мужа и сына. Муж сам был космонавтом, летал на орбиту, пока здоровье позволяло, так что понимал, что почём и зачем. К тому же он был старше жены на пятнадцать лет и обладал мудростью зрелого и любящего мужчины. Сын же, восемнадцатилетний студент Строгановки, просто гордился мамой, хотя мечтал стать не космонавтом, а художником. Этот полёт был для «доктора-врача» вторым, так что она вполне могла считаться опытным космонавтом.

Астронавту НАСА Стивену Энзи шёл сорок третий год. Опытный космический волчара, он провёл в космосе в общей сложности больше полутора лет; знал МКС и всё, что к ней летает, как свой родной Чикаго; прекрасно говорил по-русски и много лет дружил с Алёхиным и Чернеем, с которыми провёл на орбите не один месяц. В МПК «Россия» он разобрался быстрее прочих своих коллег, показал лучшие тесты и попал в экипаж раньше всех иностранцев, опередив конкурентов по всем параметрам. Что там говорить – именно Стива Энзи выбрали для участия в первом испытательном полёте «России» - единственного иностранца из массы кандидатур. Он был холост, на Земле у него оставались мать, отец и сестра.

Глава девятая

Олег допивал вторую чашку кофе, когда в кают-компанию поднялась Агнешка.

Повседневную форму одежды для экипажа «России» разрабатывал один из лучших мировых дизайнеров, специализирующийся на рабочей одежде – этнический узбек Равшан Салимов. Равшан приехал в Россию из Самарканда четырнадцатилетним мальчишкой двадцать шесть лет назад и давно был гражданином России. Но родной Узбекистан не забыл. Аллах дал ему талант на уровне гениальности (Салимов не улавливал тенденции, он их создавал, причём в одиночку), и за его комбинезонами, куртками, штанами, поясами, фартуками, кепками, шляпами, панамами, рюкзаками и прочими атрибутами серьёзные фирмы, занимающиеся производством, в очередь стояли. За эксклюзивными разработками, понятно. Если твои сотрудники и рабочие носят одежду, разработанную Ровшаном Салимовым, - значит ты крут по умолчанию и отношение к тебе и твоему бизнесу соответствующее, никаких дополнительных рейтингов не надо. Российская фирма «Хирон-Наука», которая занимается производством одежды и прочих аксессуаров для космонавтов уже не первое десятилетие, на этот раз слегка изменила своим правилам всё делать самостоятельно от начала и до конца и заключила с Ровшаном эксклюзивный контракт, суть которого вкратце сводилась к следующей простой формуле: дизайн твой, материалы и пошив наши.

Салимов, у которого тоже были принципы, подумал и согласился. А зачем отказываться? Чай, не дурак. Такие предложения раз в жизни бывают. Особенно, если учесть, что новая космическая экспансия человечества начинается прямо на глазах, и одежда понадобится всем, кто в ближайшие годы и десятилетия будет эту экспансию осуществлять. Много одежды.

Результат превзошёл все ожидания.

На Агнешке был, казалось бы, обычный голубоватый комбинезон поверх тёмно-зелёной майки. Плюс ботинки на магнитной подошве, больше похожие на удобные кроссовки. Но и комбез (в условиях невесомости и сильно пониженной гравитации комбинезоны с плотно облегающими запястья и щиколотки манжетами предпочтительнее курток и штанов, поскольку не задираются), и майка были разработаны с учётом индивидуальных особенностей космонавта-исследователя Агнессы Калиновской и пошиты специально на неё. Как и вся остальная её одежда, имеющаяся на борту, включая нижнее бельё.

Точно так же, с талантливым и заботливым индивидуальным подходом, были одеты и все остальные. При этом, если выстроить экипаж «России» на каком-нибудь плацу или даже просто собрать их всех в кают-компании корабля и посмотреть со стороны, то станет заметно, что они, вроде как, одеты в единую форму. Но при этом – в разную. И на каждом его комбинезон и майка сидят, не просто, как влитые, а словно вторая кожа – чертовски красивая и не менее чертовски удобная.

Олег аж задохнулся от нежности, увидев Агнешку. Эта нежность, вероятно, отразилась в его глазах, поэтому Агнешка подошла, неуловимым быстрым движением взъерошила ему шевелюру и присела рядом на диван.

- Ты мне нужен, -сказала. И тут же добавила, обращаясь к Василисе: – Один кофе сделай мне, Вася! Покрепче.

- Меня зовут Василиса, - привычно возразил ИИ.

- Слишком долго выговаривать. Вася, я тебя люблю, и это главное. А не то, как я тебя называю. Так что один кофе, пожалуйста.

- Это хорошо, что нужен, - сказал Олег. – Надеюсь, позарез?

- Позарез – это как? – не поняла Агнешка. – Странно, мне казалось, я хорошо знаю русский.

- Ты его знаешь отлично. Просто сейчас это слово редко употребляют. Позарез – значит, так сильно, что впору зарезаться, если ожидания не оправдаются. Чрезвычайно нужен. До крайней степени.

- Да, - кивнула Агнешка. – Именно так. Позарез.

Она подалась к Олегу, так что он учуял лёгкий запах её духов, и тихим значительным шёпотом сказала:

- Завтра мы пересекаем орбиту Марса.

- Ух ты, - тоже шёпотом сказал Олег. – И что?

- Событие, - пояснила Агнешка, она продолжала шептать. – Знаковое. Никто из людей никогда этого не делал. Мы – первые.

- Ну… да, - Олег по-прежнему не понимал. – А почему знаковое?

Агнешка подняла руку и постучала пальцем ему по лбу.

- Ты совсем дурак? – спросила почти в полный голос. И тут же снова перешла на шёпот:

- Мы должны подготовить для экипажа праздничный сюрприз. Ты и я. Так, чтобы никто не догадался, что мы его готовим. Посвящение. Ты будешь богом войны Марсом, а я, соответственно, Минервой – богиней мудрости, знаний, науки, искусств, а также ума, изобретательности и сноровки. Ещё войны, но справедливой. Ну, или ты Аресом, а я Афиной, если по-гречески. Хотя я предпочитаю Рим.

- Потому что католичка? – спросил Олег и, поймав взгляд любимой, быстро добавил. – Шучу, шучу.

Тут до него дошло.

- Погоди, - прошептал он. – Ты предлагаешь готовить сюрприз и посвящение в твоей каюте?

- Наконец-то, - сказала Агнешка. – Я уж думала, никогда не догадаешься. Жду тебя сразу после отбоя. А Василису, - она чуть повысила голос, - попросим закодировать запись и спрятать подальше. Ты слышишь, Василиса?

- Я всегда и всё слышу, - ответила Василиса из динамиков. – Кстати, кофе готов.

- Спасибо, - сказала Агнешка. Поднялась, быстро наклонилась к Олегу и сказала:

- Запись ты потом можешь стереть, перед самой Землёй. Понимаешь?

- Когда уже всем будет фиолетово, что там Василиса закодировала. Потому что победителей не судят, - ответил он. – Ты – гений. А я тормоз.

- Ты самый классный тормоз, какие мне только попадались, - улыбнулась Агнешка. Взяла свой кофе, сделала глоток и громко сказала:

– Спасибо, Вася, кофе, как всегда, отменный!

- Пожалуйста, - ответила Василиса. – Я рада, что вам нравится.

Олегу показалось, что в голосе ИИ прозвучала едва уловимая довольная нотка.

Сигнал тревоги подбросил Олега на койке да так, что пришлось вытянуть руки над головой, чтобы оттолкнуться ладонями от потолка и вернуться вниз. К Агнешке, одежде и ботинкам.

Часы показывали двадцать минут второго ночи по корабельному времени.

Глава десятая

Пересечение «Россией» орбиты Марса вызвало на Земле новый всплеск космического энтузиазма.

Доброго масла в этот благородный обывательский огонь добавил сначала захватывающий репортаж о ремонтной операции системы охлаждения реактора с выходом из корабля космонавтов Олега Чернея и Агнессы Калиновской, все этапы которой снимались на камеру, а затем театрализованное действо под названием «Стань марсианином» с участием всего экипажа.

Действо – в особенности.

Сценарий опирался на столетние морские традиции пересечения экватора, но большей частью был оригинален. Его написали всё те же Черней с Калиновской. Режиссёром выступила Агнешка, проявив самый настоящий талант, а оператором – ИИ Василиса, обеспечившая отличную картинку со всех своих камер, задействованных в кают-компании. Агнешка же сыграла одну из двух главный ролей – богиню Минерву (она же Афина). Роль бога войны Марса (он же Арес) досталась командиру корабля Ивану Алёхину. Как тот ни отбивался.

- Я не актёр, отцепитесь от меня! И тем более – не бог войны!

- Ты – командир, - объяснил ему Олег. – Это круче чем бог. Что до войны, то наш бронепоезд стоит на запасном пути, не забывайте об этом товарищ полковник.

- Сыграй ты, - упавшим голосом предложил Алёхин. – Почему нет? Молодой, красивый.

- Ха-ха, - ответил Черней. – Сам подумай. Ты – командир, а я – бортач. Кому бога играть? И вообще, это в традиции. Роль Нептуна всегда у капитана. Чем роль Марса хуже?

- Что б вас… - проворчал Алёхин. – Придумали тоже на мою голову.

- Традиции надо создавать, - пафосно заметил Черней. – За нами пойдут другие. Что мы им оставим? Инструкцию по починке системы охлаждения реактора и рабочий распорядок дня?

- Распорядок – дело святое, - сказал Алёхин.

- Так кто ж спорит. Но ведь и праздник нужен. Грустно без праздника.

- Да понимаю я, - вздохнул командир. – Ладно, так что нужно будет делать?

Ему объяснили.

Праздник «Стань марсианином» прошёл весело и с огоньком. Облачённая в белоснежную тунику из простыни, со сверкающим древнегреческим шлемом на голове и поножами на ногах (очень пригодились запасы технической фольги), посреди кают-компании в кресле восседала ослепительная Минерва-Агнешка. В левой руке она держала глобус Марса, сработанный на корабельном 3D-принтере Василисой, а в правой – чашу с красным сухим вином. Вино совершенно официально входило в рацион экипажа и употреблялось обычно за обедом. Сто грамм на человека, как у русских, а до этого советских подводников, - такова была норма. На борту имелись соответствующие запасы французского и грузинского красного сухого вина разных сортов винограда.

Когда составляли рацион для экипажа «России», и было предложено вино, вспыхнули споры. С одной стороны, традиция употребления спиртного в космосе была исключительно неофициальной, - коньяк, водку, виски и даже чистый спирт всегда протаскивали на борт контрабандой. С другой, никто и никогда не отправлялся раньше в такую космическую даль. Это был вопрос как физического, так и психологического здоровья, и стоял он остро – порезаться впору до полного отвала карьеры.

«Поймите, - убеждали сторонники винного рациона. – Красное сухое вино в умеренных дозах – это самый натуральный эликсир жизни. Нет ни одного натурального продукта с таким уникальным набором полезных веществ. Алкоголь? Да, вреден. В больших количествах. Но для нормального здорового человека сто грамм сухого вина в день только одна сплошная польза. Психологический положительный эффект и вовсе не поддается учету. Вино – это в прямом смысле глоток родного дома, глоток Земли, солнца и голубого неба, если хотите! Там, в сотнях миллионов километров от всего этого, в ледяной пустоте дальнего космоса».

«Вот только давайте без пафоса, - морщились бюрократы, которые всю жизнь руководствовались принципом «как бы чего не вышло» и никогда не ошибались в выборе. – Ледяная пустота… Мы даже за руль выпивших не пускаем законодательно, а тут космический корабль! И ответственность не сравнима с водителем автомобиля».

«Для ежесекундного контроля за всеми системами корабля и его управлением у нас имеется искусственный интеллект, - терпеливо объясняли бюрократам. – Слышали о таком? Василиса зовут. Она не пьёт. А если серьёзно, вы что же, и впрямь считаете, что ответственность хорошо подготовленного космонавта может понизиться из-за ста грамм сухого вина? В таком случае, поздравляем, вы ничего не понимаете в психологии космонавтов, ответственности и сухом вине».

«Вы зато понимаете, - парировали бюрократы. - По-вашему, ежедневная коллективная пьянка на борту – это ответственность?»

«У нас экипажи подводных лодок с ядерными боеголовками на борту пьют ежедневно. А уж там ответственность так ответственность».

«Подводникам положено».

«И кто им положил?».

В конце концов, победили сторонники винного рациона, за что экипаж был им безмерно благодарен. Вино, даже в столь небольших количествах, скрашивало довольно однообразную жизнь на борту и великолепно снимало усталость – как физическую, так и психологическую.

Итак, в чаше у Минервы было вино.

Рядом с богиней восседал бог войны Марс, он же командир корабля Иван Алёхин.

Поверх красной майки с короткими рукавами (нашлась в гардеробе Стива Энзи и была безжалостно реквизирована) на нём был надета самодельная кираса. Имелись также пояс с висящими спереди декоративными ремнями, наручи, поножи и, разумеется, шлем (благослови, Господь, снабженцев, предусмотревших столь обильные запасы удобнейшей технической фольги).

На левой руке бога войны висел прямоугольный сияющий щит, сработанный из запасной солнечной панели. В правой он держал меч – точную копию римского гладиуса, сделанную из композитного порошка всё на том же 3D-принтере.

Члены экипажа по очереди подходили к этой экстравагантной парочке и становились на одно колено, почтительно склонив голову.

- Космонавт Сюй Сюин! – провозглашал Марс (китаянке выпал жребий быть первой в этой церемонии).

Часть вторая. Свои и чужие. Глава одиннадцатая.

Что чувствует человек, который долго и упорно шёл к значимой, даже великой цели и вот, наконец, увидел, что она совсем рядом – руку протяни и коснёшься?

Всем, кто хоть раз испытывал это волнение, не нужно о нём рассказывать. Тем же, кто не ставил перед собой подобных целей, можно прочитать об этом в книге. Но лучше всё-таки попробовать самому. Чёрт возьми! В конце концов, жизнь слишком коротка, и что будет за смертной чертой – неизвестно никому. Так что лучше не упускать шанс.

Но это всё лирика, а реальность была такова, что МПК «Россия» неуклонно приближался к Юпитеру. Давно остались позади и орбита Марса, и Пояс астероидов, и теперь Бурый Джуп – царь планет Солнечной системы - был виден во всей красе не только на обзорных экранах корабля при переключении их на соответствующий режим, но и с марс-палубы через сплошной круговой обзорный иллюминатор.

Может быть, поэтому члены экипажа всё чаще в свободное время собирались на марс-палубе – зрелище полосатого гиганта с яркими шариками-спутниками вокруг было воистину завораживающим.

- Огонь, текущая вода и другой человек за работой, - высказался по этому поводу Олег Черней. – Три вещи, на которые можно смотреть бесконечно. Теперь я знаю четвёртую.

- Это мы ещё Сатурна не видели, - мечтательно заметила Агнешка. – Он вообще с кольцами.

- Ну, не знаю, - сказал Стив Энзи. – Красиво, слов нет. Но по мне Земля лучше.

- Земля – это Земля, - подвёл итог командир корабля. – Дом. Что может быть лучше дома? Но я рад, что Юпитер не вызывает у вас отвращения. Нам рядом с ним работать.

К слову, Пояс астероидов, как и предполагалось, оказался совсем не таким страшным, как его в своё время малевали писатели-фантасты определённого толка. Точнее, совсем не страшным. Никаких тебе метеоритных атак, опасного маневрирования сквозь астероидные рои и напряжения всех человеческих сил и корабельных энергий вкупе с умениями Василисы. В общем, ничего кинематографичного и драматичного. Скука и рутина. За все время путешествия сквозь Пояс бортовыми сканерами было замечено лишь два метеорита, которые теоретически могли представлять опасность для «России», и оба прошли далеко в стороне.

По графику корабль должен был достичь Каллисто на сто восьмой день полёта в одиннадцать часов и восемь минут по бортовому времени. Так и случилось. Расхождение составило семнадцать минут, и первого октября две тысячи тридцать четвёртого года, в одиннадцать часов двадцать пять минут МПК «Россия» с экипажем на борту лёг на стационарную орбиту вокруг спутника Юпитера Каллисто.

Было воскресенье, но об отдыхе никто не помышлял. На Землю ушло торжественное радиосообщение: «Внимание! Говорит радиостанция межпланетного корабля «Россия»! Сегодня, первого октября две тысячи тридцать четвёртого года…. Ну и так далее, в лучших традициях ещё советских времён. Заканчивалось сообщение тоже традиционно – мол, настроение отличное, самочувствие в норме, приступаем к выполнению задания.

Тридцать три минуты без нескольких секунд - столько требовалось электромагнитному импульсу, чтобы преодолеть расстояние от Юпитера до Земли. Столько же, чтобы ответное радиосообщение достигло корабля. Плюс время на приём, чтение и составление ответа. Итого: больше часа.

- Вот только теперь понимаешь, как далеко мы забрались, - сказал Питер Хартман. – Это очень медленный диалог.

- Именно поэтому мы не ведём диалог, - сказал Алёхин. – И стараемся не запрашивать инструкций. Всё сами, максимум инициативы. Что, разумеется, не отменяет. Час – это много. Но не беспредельно много.

- А представляете, доведись нам забраться в Пояс Койпера? – сказала Агнешка. – Пусть даже не очень глубоко. Скажем, на сорок астрономических единиц.

- На таком расстоянии радиосигнал будет идти до Земли пять с половиной часов, - сообщила Василиса. – Это я округлила.

Ощутив себя личностью, она вступала теперь в разговор самостоятельно. Как равная с равными. Не всегда, но случалось. Люди не возражали. Даже наоборот – поощряли. Всем было интересно следить за развитием личности Василисы.

- Кошмар, - сказала Сюзи. – Может, нам всё-таки не понадобится лететь так далеко?

- Обязательно понадобится, - заверил биолога Стив Энзи. – Если уж начали, теперь не остановимся. Как это русские говорят? – он прищёлкнул пальцами. – Взялся за оглоблю – не говори, что тяжела.

- Как-как? – переспросил Черней и захохотал.

- Что? – вопросил американец с самым невинным выражением лица. – Вы, русские, мастера драться оглоблями, это всем известно. Отсюда и пословица. Кстати, странно, что ты не спрашиваешь, откуда мне известно слово «оглобля», - гордо добавил он.

- Спокойно, Олег, - усмехнулась Агнешка. – По-моему, тебя нагло троллят.

- И не краснеют, - добавила доктор-врач Людмилочка Николаевна.

- Да ладно, - ухмыльнулся Стив. – Нет, чтобы порадоваться, какой я креативный. На ходу новую русскую пословицу изобрёл. Не всякому дано, между прочим.

- И не слишком далёкую по смыслу от оригинала, если разобраться, - сказала Василиса. – Напомню, что гуж – это часть лошадиной сбруи, в которую как раз и вставляется оглобля.

- Вот! – воздел палец к потолку Энзи. – Искусственный интеллект, а понимает. Не то что некоторые.

- Я точно не понимаю, - честно сообщила Сюзи. – При чём здесь лошадиная сбруя?

- При том, что всем нам пора работать, - сказал Алёхин. – Пахать, другими словами. Как лошадям.

- Ой, - сказала Сюзи.

Черней опять засмеялся. Остальные тоже.

- Внимание, - сказала Василиса рабочим голосом, – беру пеленг на сигнал чужих. Повторяю, беру пеленг на сигнал чужих.

Смех мгновенно стих. Космонавты в рубке и кают-компании (все в рубке не помещались, поэтому Агнешка, Сюзи, Питер Хартман и доктор-врач Людмилочка Николаевна находились в кают-компании) машинально уставились на обзорные экраны.

Внизу, под кораблём проплывал мрачноватый серо-коричневатый ландшафт Каллисто. Чем-то он напоминал лунный. Те же безжизненные скалы (на самом деле - ледяные торосы, но в них за миллионы лет настолько въелась метеоритная пыль, что внешне они выглядели как самые настоящие скалы), трещины да кратеры. Вот только над всем этим висела не родная тёплая бело-голубая Земля, а исчерченный поперечными бурыми облачными полосами, со знаменитым Большим Красным Пятном на боку, похожим на гигантский жутковатый глаз, Юпитер.

Глава двенадцатая

Высадку на Каллисто спланировали до мелочей и неоднократно отработали на компьютерных тренажёрах в виртуальной реальности ещё на Земле. Пока летели к Юпитеру, тренировки продолжались, поэтому к моменту, когда пора было садиться в космокатер и отправляться на ледяную поверхность спутника, экипаж подошёл в полной готовности.

МПК «Россия» не был приспособлен для посадки на планеты. Совсем. Теоретически - исключительно теоретически! - он мог бы без серьёзных повреждений опуститься, к примеру, на спутник Марса Фобос, где гравитация настолько мала, что космонавт в скафандре, подпрыгнув, запросто взлетит над поверхностью на пару сотен метров. Но зачем это надо? Гораздо проще и полезнее, - а главное безопаснее! - работать орбитальным модулем. Для высадки же имеется космокатер «Алексей Леонов». Маневренный и надёжный.

В надёжности «Леонова» Олег Черней был уверен, как в самом себе. Он сам принимал участие в испытаниях и подписывал документы о приёмке. Отличная современная машина с большим потенциалом. Самое главное, она действительно обладала свойствами самого настоящего катера. «Алексей Леонов» был способен сесть на спутник Юпитера и взлететь с него столько раз, сколько понадобится. В разумных пределах, конечно.

- И каковы эти разумные пределы? – помнится, спросил Черней у Михаила Яковлевича Колосова, который вложил в «Леонова» не меньше сил и таланта, чем в «Россию».

- Четыре раза, - показал ему четыре пальца генеральный. – Четыре раза можешь сесть и подняться на одной заправке. При тех параметрах орбиты, которые мы считаем за базовые.

- А с учётом, что «Россия» несёт на себе топливо… - начал Олег.

- Пять – отогнул большой палец Колосов. – Ещё одна полная и четверть резерва. На всякий пожарный. Итого: одиннадцать.

- Ну… нормально, - сказал Олег. – Наверное.

- Сразу видно пилота. Мало тебе? Если бы на Луну садился-взлетал, то три и три. Плюс один резервный. Там сила тяжести больше на треть.

- Да, я помню, - сказал тогда Олег. – Спасибо, Михаил Яковлевич.

- Вам спасибо, - ответил тот. – Вам, экипажу, на этом работать. И боюсь даже представить, где. Воображение отказывает.

- Всё будет хорошо, - пообещал Олег. – Не подведём. Техника, уверен, тоже.

«Россия» добралась до Юпитера и не подвела. Очередь была за «Алексеем Леоновым».

На Каллисто отправлялись четверо: Олег Черней в качестве командира и пилота; инженер-связист, космолог, планетолог и космонавт-исследователь Агнесса Калиновская; лингвист и специалист по дешифровке, переводчик, космонавт-исследователь Питер Хартман и биолог, ксенобиолог и космонавт-исследователь Сюй Сюин.

Командир корабля Иван Алёхин, второй пилот и космонавт-исследователь Стив Энзи, а также корабельный врач, психолог и космонавт-исследователь Людмила Игнатьева оставались на орбите.

Стартовали точно по графику.

Всё прошло штатно. «Леонов» вышел на круговую орбиту за двадцать минут до появления на обзорном экране Вальхаллы.

- Вижу «Ферзя», - сообщил Черней Алёхину точно в расчётное время. – Иду на посадку.

Телеметрия с катера автоматически поступала на «Россию», но протокол есть протокол.

- Ни пуха, - раздался в наушниках голос Алёхина.

- К чёрту, - ответил Черней.

Сто двадцать четыре метра. На таком расстоянии от корабля чужих Олег посадил космокатер. Посадил идеально, как на тренировке. Заранее приметил большую, относительно ровную, без крупных камней площадку, сбросил скорость, чуть подправил курс. Завис на шестидесяти метрах, подработал маневровыми двигателями и аккуратно, как пушинку, опустил аппарат на ледяной, густо припорошенный метеоритной пылью, панцирь Каллисто.

- Есть контакт с поверхностью! – доложил Олег и выключил двигатели.

Сзади раздались глухие хлопки, - товарищи и коллеги аплодировали мастерству пилота.

- Молодцы, - Алёхин старался не показывать эмоций, но было слышно, что командир доволен. – Доложите обстановку.

Олег глянул на обзорный экран, широко и удобно изогнутый перед ним.

В космокатере отсутствовали иллюминаторы. А зачем? Они только ослабляют конструкцию и не несут ни малейшей функциональной нагрузки. В конце концов, на подводных лодках их тоже нет, - и ничего, субмарины прекрасно движутся в нужном направлении, маневрируют и даже воюют. Разумеется, космос – не океан, здесь всё устроено иначе. Тем не менее, общие черты есть.

Наружные камеры «Алексея Леонова» передавали картинку, достойную голливудского блокбастера.

Равнина, щедро раскрашенная всеми оттенками серого, белого и чёрного с охристыми, серебристыми, красными и оранжевыми вкраплениями в крупных скальных обломках, разбросанных до горизонта там и сям. Вперемежку с ними к чёрному небу тянутся гладкие ледяные пики высотой до ста метров каждый.

- Словно чьи-то клыки торчат, - подал голос Питер Хартман. – Никогда не видел ничего подобного.

- Удивительное совпадение, но я тоже, - сказал Олег.

- Так называемые эродирующие бугры Каллисто, - прокомментировала Агнешка. – Впервые были обнаружены на снимках, сделанных космическим аппаратом «Галилео» в две тысячи первом. Предполагается, что они возникли от ударов метеоритов. Видите? Сами бугры светлые, гладкие. Внизу толстые, к вершине сужаются. Это лёд. А под ними, полно тёмной пыли и камней. По теории они постепенно сползли с бугров после их возникновения, осыпались, да так и остались лежать.

- Застывшие ледяные всплески, - сказала Сюзи.

- Что-то вроде, - подтвердила Агнешка. – Но повторю, точно пока никто не знает, отчего эти пики-бугры возникли.

Они продолжали разглядывать фантастическую картину на обзорном экране.

Горизонт казался довольно близким – его ограничивала пятнистая (лёд вперемешку с пылью и камнями) гряда кратера, внутри которого сел «Алексей Леонов».

И не только он.

Вот он, корабль чужих, руку протяни. Совсем рядом, в ста двадцати четырёх метрах, как показывает лазерный дальномер. Весь - от носа до кормы - и не окинуть взором, если специально не переориентировать камеры – слишком высокий. Но три шарообразные опоры из шести, покрытые сеткой из сплава золота и титана, видны очень хорошо. Равно как и нижняя часть цилиндрического корпуса, который начинался в тридцати метрах над поверхностью.