Роар был в ярости. Всё это время с момента, когда понял, что Рэтар не даст Хэле снять заговор на это проклятое воздержание. Митар терпел, но в конечном итоге нервы сдали, он вышел из себя.
— Почему я должен терпеть? Почему мне нельзя быть с любимой женщиной? Потому что Хэле вздумалось проучить всех мужиков в городе за, как ей одной только кажется, плохое обращение со своими женщинами? – рычал он, сидя в кровати и сходя уже кажется с ума от того, что невозможно спокойно отдаваться близости с Миленой. — Я никогда не обижал намеренно ни одну женщину. Свою, чужую! Никогда не считал, что дочки это плохо, никогда не забывал, что меня родила женщина. И всегда уважал тех, которые меня воспитывали. Почему я должен расплачиваться за других? На каком основании? Чему это всё меня должно научить?
И он хотел прибить Хэлу, несмотря на то, что любил её, ценил, но как же изводила злость на неё.
И Рэтару хотелось высказать всё, что Роар о нём думал – тан боялся, что если менять всё и делать как было, то Хэле станет плохо от такого сильного колдовства. Так пусть снимает заговор только с них, пусть на Шерга, например, оставляет, а Роар не при чём.
А ещё он был уверен, что уж с Рэтара она заговор сняла, да и вообще скорее всего не подействовало на него – он же феран, она не могла просто, без оснований на него наговаривать.
И Роар убеждался в этом каждый день, потому что Рэтар не менялся, он был таким, как всегда. Так спокойно терпел? Митар не верил. И вот та картинка, которая стояла перед глазами – Рэтар обнимает Хэлу, босую, растрёпанную, в рубахе цвета ранры, соблазнительную. И да, тан до умопомрачения любил эту женщину, и хотел так же сильно, хотя женщины никогда не были для него важны, но только не эта.
Но не выдержав, сорвавшись, начав рычать, Роар получил по носу, как глупый сирг, потому что Рэтар такого не простил бы никому, и надо было быть благодарным, что после такого выпада, остался цел, и даже не оказался запертым под башнями.
А потом рассказ Миты так отчаянно расстроил, но между тем и отрезвил.
Роар любил её, сильно. Она была той, кто всегда его успокаивал. Сколько раз мальчишкой он рыдал в неё, когда было обидно или больно. Мита утешала его, была добра и участлива, всегда на его стороне.
И никогда он и подумать не мог насколько ей самой плохо. Это осознание, что он сам того не зная, спас её от смерти, поразило до глубины души. Потому что представить как бы он жил без неё было невозможно. А уж то, что ради него она терпит издевательства и этот, пустой для него, но реальный для неё, страх быть выставленной на волю, если попросит развести её с этим тщедушным мужиком, являвшимся её супругом… и ведь Хэла только сейчас наговорила вот это благостное для женщины воздержание, а до того она заговором спасла Миту от побоев.
И Роар не замечал как его кормилица мучается, не замечал насколько ей тяжело живётся.
— Роар? – рука Милены легла ему на плечо. — Ты чего не спишь?
Митар обернулся на обеспокоенную ведьму.
— Думаю, – проговорил он.
— О чём?
— Ты меня избегаешь последнее время, – ответил митар, и хотя она мотнула головой, попыталась улыбнуться, сказать, что он ошибается, но он был прав. — Нет, избегаешь. Почему?
Глаза Милены наполнились слезами. Кажется он никогда к этому не привыкнет.
— Рэтар сказал, точнее, он попытался мне сказать, что я, – Роар нахмурился, не знал как сказать. — Что близость это больше, чем… а я… не важно.
Не было смысла говорить. Тан был прав, словно только животное осталось внутри, с низменными потребностями, словно вот этого тепла рядом не достаточно.
Может дело было в том, что Роар не привык спать с кем-то в одной кровати. Даже с Язой он толком и не был вместе. Когда был с ней, у них всегда была близость, потому что виделись редко, потому что служба, потому что война. А вот так, как сейчас, когда тихо спокойно, когда можно просто вдыхать запах кого-то дорогого, чувствовать – ведь Роар счастлив, что она просто рядом.
Он лёг, потянул за собой Милену.
— Спи, маленькая, – прошептал митар ей в макушку.
Она какое-то время лежала тихо, потом заёрзала и тихо спросила:
— А хочешь, – прошептала девушка, видно было, что страшно смущаясь, — ну… я могу же…
— Что? – не понял Роар.
Её рука осторожно погладила его грудь, потом продвинулась дальше, добралась до моментально оторвавшегося ласке мужского естества… ох, рваши, вот это зря!
— Светок, – прохрипел он.
Она глянула на него и его снесло, как у него с ней всегда бывало – не мог спокойно смотреть в это красивое и смущённое лицо, от взгляда становилось тяжело дышать. Было так странно тогда, когда она была пьяна и переступив через своё смущение стала смелой и сделала то, о чём он и мечтать не мог.
И сейчас побоялся спугнуть, дал ей возможность пойти до конца.
— Почему ты, – нахмурившись, спросил Роар, улыбаясь тому, как она в стеснении спрятала лицо, уткнувшись ему в грудь.
— Ты был так зол, и я просто… – проговорила Милена, запнувшись.
“И вот ты дурень!” – осознание было ярким и отвратительно болезненным. Теперь он понял, чему это всё, сотворённое Хэлой, должно было его научить.
Митар рыкнул, злясь на самого себя, потом перевернул её на спину, не давая договорить, подмял под себя и в долгу не остался, несмотря на все смущённые “не надо”. Но как же он сходил с ума от её тихих и робких стонов.
И только всё стало хорошо, только внутри унялось, как весть о приезде великого эла выбила твердыню из под ног.
Отдавая приказы о перераспределении стражи на основных башнях, Роар пытался держать себя в руках, но тревога скручивала, не давала вздохнуть.
Никто из них об этом не сказал, никто не озвучил тягостные мысли, но все искренне хотели верить, что это всего лишь полный самодурства визит, которые не займёт больше нескольких дней.
И как же хорошо, что обозы по ледяному тракту идут исправно и быстро, а потому можно рассчитывать на то, что до того как весь этот вечно голодный и жаждущий развлечений двор великого эла доберётся до них, они смогут дать им то, что они хотят.
— Я хочу знать, что происходит, Рэтар, – Роар был взвинчен и уже места себе не находил.
В ожидании прибытия двора, великий эла много ел, пил, говорил, спал и предавался похоти. Один раз ему захотелось погулять по Зарне, ещё раз он решил порыбачить “как в детстве”. Дважды тренировался – один раз с Элгором, второй с Роаром.
Ещё он пытался погладить алагана, который к нему даже не подошёл. И, что не удивило, знал про хараг, пожелал пообщаться и с ними. Правда Рэтар к ним эла не пустил. Сам же феран исправно выгуливал зверей Хэлы каждое утро, ещё до восхода Изара.
И он снова перестал спать.
Сейчас, когда пришло известие, что двор к вечеру прибудет в замок, у митара Изарии окончательно сдали нервы и, решив видимо наплевать на последствия, он пришёл к ферану в желании получить ответы на мучавшие его вопросы.
Рэтар его понимал. Он приподнял бровь и испытывающе уставился на тана, который кажется тоже потерял сон. Тяжёлый взгляд Роар выдержал.
— У нас в гостях великий эла, – бесцветно произнёс феран, — а к вечеру здесь будет весь его пышный, благородный, бесполезный двор. Вот что происходит, достопочтенный митар.
Тан повёл головой, давая понять, что на выпад не поддастся.
— Он постоянно говорит о женщинах, а ты напрягаешься, – заметил Роар. — Что случилось с Шерой? Что ещё он знает, что не должен? И почему не знаю я? Ответь мне, я же чувствую. Я не дурак, Рэтар.
Феран вздохнул, нахмурился. Прислушался к себе.
— Кто-то рассказал ему обо всех наших делах, – ответил он. — Чтобы тебе было понятно – он знает всё. Он знает, что Хэла спит у меня в покоях, он знает о нападениях, знает о казни главы корты скотоводов, знает о наговорах, скорее всего знает о тебе и белой ведьме, хотя пока молчал об этом, но может приберёг на потом.
И Рэтар видел как взвился тан, сделживая гнев, смешанный со страхом за Милену. И это тоже было понятно.
— Сейчас я не могу сказать, кто именно всё ему докладывает, но это или Зеур, или Элгор, – Рэтар напрягся, — или Тёрк.
— Элгор? Тёрк? – переспросил Роар не веря в услышанное. — Тёрк? Ты подозреваешь Тёрка? Он тебе больше тебя самого верен, разве нет?
— Пока так, – заключил феран.
— Почему так? – не унимался тан. — В чём причина?
Рэтар вздохнул:
— В наложнице. В Шере.
— Она умерла не так, как ты сказал великому эла, – озвучил догадку митар.
— Да.
— В Трите? Когда от меня что-то скрывали. После того случая с камнем и Найтой?
— Да, – подтвердил все его предположения феран.
— Хэла? Её убила Хэла? – нахмурился митар и Рэтара вывернуло наизнанку.
Он отвёл взгляд от тана, стиснул себя, потому что знал, знал, что такое возможно. Когда скрывал смерть наложницы, причиной было не только желание попробовать прижать Шерга, но и защитить Хэлу от несправедливого осуждения, которое вот оно, сразу вылезло наружу, да и от кого – от человека, который чёрную ведьму ценил и уважал, казалось, знал очень хорошо, но тем не менее всё равно обвинил. Что говорить о простых людях?
— Ей свернули шею, Роар. И Хэла здесь не при чём, – спокойно ответил феран. — О её смерти знали я, Элгор, Тёрк… Хэла, из-за зова теней. Зеур, потому что ему отнесли тело. И тот кто убил.
Тан явно устыдился своего предположения о вине чёрной ведьмы, задумался.
— Кто её убил?
— А вот этого я не знаю, – ответил Рэтар. — Точнее у меня нет доказательств, кроме пустых ничем не подкреплённых слов.
— Но ты знаешь кто? – вскинулся, не унимаясь, Роар.
— Скорее всего.
— Почему мне не сказали? – спросил митар и этот вопрос вывел ферана из себя.
— Потому что сейчас я бы и тебя подозревал, – прорычал Рэтар. — Потому что тебе не надо, потому что был сам не свой.
Митар с силой вобрал воздух, Рэтар видел, как тан пытается сдержаться, отчаянно и изо всех сил, оценил, что Роар всё-таки справился с гневом и обидой, унял себя. Несколько раз тяжело вздохнув, он посмотрел на ферана.
— Как ты хочешь выяснить, кто ему всё рассказал? – а Рэтару показалось, что вопросы кончились. — И всё остальное. Что со всем остальным и с этими разговорами про женщин?
— Жду новых вопросов, – отозвался он, горестно ухмыляясь про себя. — Про Хэлу сказал, что она заговаривает мою голову. Про наговоры – что всё с моего разрешения. Эйол подтвердил.
— Наш эйол? – удивился Роар. — Подтвердил? Солгал великому эла?
— Он у Хэлы в долгу, – пояснил феран. — Был. Отдал долг.
— А? – митар ушам своим явно не верил.
— Не важно. Это сейчас не важно, – устало вздохнул Рэтар. — А про женщин… дело идёт к браку.
— Что? – тан поперхнулся возгласом.
— Он будет настаивать на браке, – ответил глава дома. — Твоём, Элгора. Не знаю. Может моём. Пока только, видишь, говорит, что нам тут без женщин плохо.
— Рэтар, – и он упрямо повёл головой, нахмурился.
— Не сейчас, Роар, не сейчас, тан, – и Рэтар действительно очень устал. — Если есть ещё вопросы – задавай, если нет – иди.
Тот ничего больше не спросил, склонил в почтении голову и вышел.
Рэтар знал, что люди эла уже были в городе. И хотя внутри Зарны их не было, это было и ни к чему, потому что в доме была та тварь, которая писала докладные, отчитывалась за происходящее в Изарии и возле Горанов.
Об этом Рэтар знал задолго до начала всего этого действа и у него были ответы на предположительные вопросы, и даже если не было – он умел их быстро находить. Этому научил отец. Эарган всегда держал сыновей в состоянии готовности к тому, что прижмёт, что уколет, напрягал и изводил. Рэтара особенно, потому что будущий феран должен уметь это лучше, чем кто бы то ни было.
Нынешний великий эла был подозрительным, во всех вокруг сомневающимся, правителем, имеющим вздорный и неспокойный нрав. При этом был умным, начитанным, расчётливым человеком. Был неплохим заговорщиком и интриганом – в его лице перед Рэтаром представал очень достойный противник.
Проснувшись с утра, Милена снова не сразу поняла, где она. Это раздражало. Она уже привыкла к комнате, которую делила с Лораной, а когда была в Трите, привыкла к комнате серых. Привыкла, и от кажущегося нереальным воспоминания навернулись слёзы, просыпаться в объятиях Роара. А тут просыпалась, открывала глаза и всё равно сначала не понимала, где она. И несмотря на то, что знала, что они в этом доме не навсегда, всё равно тоска изводила, а внутри билась паника. И конечно то, каким был Роар, перед расставанием, делало всё это беспокойство невыносимым.
Дом для серых был каменным строением с двумя этажами. На первом этаже когда-то видимо предполагалось свободное пространство для общей жизни, тут же были так называемые – грязные и чистые комнаты. Наверху, куда вела лестница посередине, было два помещения и там, судя по всему, серые раньше спали. Наверху было сухо и тепло. Но сейчас им пришлось спать внизу. Из-за спешности, в которой серых переместили, и из-за того, что этот их король, император или как там его, эла, прибыл намного раньше предполагаемого срока, пришлось устраивать всё кое-как, причём самим.
В первый день они двигали мебель, делили первый этаж, на своеобразные зоны – для отдыха и еды, для сна. Мели и мыли полы, усыпанные соломой или чем-то подобным, потому что здесь хранились корма для тоор, крытые загоны были чуть ли не за стенкой дома, в котором оказались сейчас серые.
Девушки так устали в первый день, что спали ночью, как убитые. Утро же началось с визга. Открыв глаза и не поняв спросонья, где она, Милена уставилась на девочек, которые стояли на своих кроватях и беззвучно визжали.
Эта картина была очень смешной, да и беззвучный визг – это что-то. Милена и подумать не могла, что такое возможно. Она села, пытаясь понять, что происходит. Анья, которая спала по одну от неё сторону ткнула куда-то в сторону противоположной стены и белая ведьма увидела что-то копошащееся в щелях, что были между полом и стенами. Она тоже вскочила на ноги, подобрала на себя одеяло и тоже сдержала визг.
— Да что за возня, куропатки? – проснулась Хэла.
Чёрная ведьма, приподняв бровь, уставилась на серых стоящих на своих кроватях, бледных от ужаса, с глазами нараспашку, кричащих без крика, потому что шуметь им было нельзя.
— Что за хрень? – нахмурилась женщина и тоже посмотрела в сторону пальца Аньи.
Проснулись все остальные девушки и почти все они тоже повскакивали в кроватях на ноги. Все, кроме Хэлы и Оань.
Ведьма ругнулась, потом встала и словно не испытывая вообще никакого страха пошла к щели. Оань пошла с ней.
— Вашу ж, – проворчала Хэла, а Оань рассмеялась.
— Это туняки, – сказала девушка. — Они тут под полом видно живут, потому что тут же корм был. Хорошо устроились.
Чёрная ведьма вздохнула, потом цыкнула и хлопнула в ладоши.
— Ну и что вы тут устроили? – спросила она, развернувшись и глядя на достаточно нелепую, как подумала Милена, картину – девять девиц стоят на кроватях и трясуться как осенние листья. — Слезайте, ей богу, успокоила я их.
— Может ты их прогонишь, Хэла? – всхлипнула Анья.
— Нельзя их выгнать – они к тоорам пойдут и совсем плохо будет, – развела руками чёрная ведьма. — Попросим кого-нибудь нам сюда пару фицерок принести, чтобы охраняли вас, горемычных, а то туняки под пол утащат вас, пока спите.
Обед им принёс Эрт и ещё один мальчик. Хэла попросила, чтобы мальчики поймали пару местных “кошек” и принесли к ним, пожить и погонять туняк. Мальчишки переглянулись, улыбнулись, но с ужином принесли двух животных, как и просила чёрная ведьма.
После того, как серые окончательно обустроились в доме, время потянулось медленно и уныло. Хэла откуда-то, хотя феран дал понятно, раздобыла книгу, в ней были собраны сказания и легенды местного мира. И Милена с удивлением обнаружила, что умеет читать эти странные символы, только смотреть нужно какое-то время.
Это было так странно – словно внутри был какой-то переводчик, который синхронизировал увиденное и делал так, чтобы было понятно, что написано. Ещё читать, кроме Хэлы и Милены, могли Лорана, Карлина, Оань и Маржи. Остальные девочки не были обучены грамоте в своих мирах.
Читали по очереди и это было очень здорово – узнавать о мире, в котором находились, интересно и увлекательно. Серые смеялись и обсуждали то, что прочли. Говорили как и что устроено в их мирах. Ну, а комментарии Хэлы были вообще чем-то невероятным и бесценным.
И вот в один из дней, чёрная ведьма с утра не встала. Серые сначала не обратили на это внимание, но, когда Хэла не поднялась позавтракать, забеспокоились.
Она тяжело дышала, была бледной, вроде не спала, но и в сознании словно не была. Лёгкость, в которой они провели эти несколько дней ушла.
Кто-то говорил о том, что надо сказать хозяевам, но в конечном итоге Хэла через силу запретила это делать и, если они только попробуют, она им всем наговорит. Женщина списала своё состояние на то, что что-то не то съела, и скоро пройдёт, выпила отвара из ягод и трав и снова легла.
А потом приехал двор. Началась страшная суета. Серые поднялись на второй этаж дома, стиснув страх встретить туняк, потому что из окон сверху было лучше видно как площадь перед кортами заполняется повозками, в которых были женщины и пожилые мужчины.
Те мужчины, что помоложе и покрепче приехали верхом, но не на привычных взгляду серых тоорах, а на животных, больше похожих на алагана, правда других цветов – пятнистых серо-чёрных и таких словно розовых.
С наступлением темени окна дома зажглись огнями. Милена никогда тут такого не видела и признавала, что это было невообразимо красиво.
Зарна была огромным и величественным замком. Внутри девушки было какое-то словно детское мечтание, попасть внутрь. И не только у белой ведьмы, но и у других серых. Кажется всё равно на происходящее было только Карлине, потому что “пфф, что в этом такого, не понимаю?”; Лоране, потому что она была знатной и побывала не на одном балу или пиру, уж как там это у неё называлось; и Хэле, потому что так и не встала за день ни разу, разве что только в туалет.
После турнира какое-то время двор гудел, но потом все гости переместились в дом и снаружи всё стихло, однако через какое-то время разгуделось внутри главной залы. Были слышны смех, возгласы, звуки дудок, кто-то пел. И Милена вспомнила, что Хэла разрешила взять телефон.
Можно было заглушить эти звуки и тоску, послушав самую разную музыку, которая была у чёрной ведьмы на карте памяти. Сама она спала, а Мила вставила в уши наушники и прикоснулась к такому знакомому когда-то, но теперь далёкому и нереальному кажется уже, миру цифровых технологий.
Сначала девушка слушала музыку, а потом она стала бродить по приложениям и нажимала на иконки, чтобы посмотреть, а что будет. По инерции и не без стыда влезла в фотографии, но оказалось, что Хэла сказала правду – она удалила из памяти устройства все фото.
Милена действительно не могла понять как на такое можно пойти. Ей бы отчаянно хотелось увидеть сейчас лицо папы, Кольки, бабушки… даже Марины и мамы. А ведь у Хэлы были дети. Неужели она не скучала, неужели забыла?
Милена не верила, потому что видела с какой нежностью женщина общается с местными детьми. Да и со всеми – с серыми, Броком, Роаром, домашними, даже с Элгором. И с фераном наверное. Или может она полюбила и забыла свою семью? Но в это тоже не верилось.
В папке с видео было три файла. Милена мысленно надавала себе оплеух за любопытство, но сдержаться не могла.
Один файл был длинный. Мила открыла его и увидела плохого качества видеоряд. Дата в углу сказала, что девушке тогда было где-то пять лет. Сначала камера тряслась, потом её поставили на что-то твёрдое.
Хрипловатый голос за кадром возмущается, что он же тут ест, а потом заиграло пианино. Помещение плохо освещено, но похоже на какой-то не то клуб, не то ангар. Небольшая сцена, на ней инструменты, стойки с микрофонами, парень крутится на стуле сидя за барабанами.
— Ну, Джокер, дай я посмотрю, – возмущается женский голос и камера ловит его хозяйку в объектив – платиновая блондинка, волосы забраны в тугой хвост, рубашка цвета хаки завязана в узел, серый топик под ней. — Илья, блин, хорош!
Она возмущается, потом дует губы, смотря поверх камеры.
— Ага-ага, – фыркает, а потом усмехается видимо этот самый Джокер или Илья?
А пианино играет на заднем фоне. Играет песню, которую Милена знала и в детстве очень любила. Странная песня, странной, невообразимо волшебной, как она считала, группы Флёр.
— Она не придет – её разорвали собаки,
Арматурой забили скинхеды, надломился предательский лёд.
Её руки подготовлены не были к драке,
И она не желала победы, я теперь буду вместо неё.
Она плавает в формалине, несовершенство линий,
Движется постепенно.
У меня её лицо её имя, свитер такой же синий,
Никто не заметил подмены.
И Милена поняла, что поёт Хэла. Сердце замерло, потому что голос женщины высокий, глубокий, такой необыкновенный. Но манера…
И вот камера наконец поймала в фокус сидящую за пианино и поющую девушку. Милена успела только увидеть ярко-рыжие волосы забранные в хвост, как массивное мужское тело заслоняет девушку от камеры и присоединяется к ней, играя одной рукой, перебирая клавиши и Мила, которая мало что понимала в музыке, услышала, что играет он за флейту, которая была в оригинале песни и чьё звучание белой ведьме всегда очень нравилось.
Девочкой даже просила отдать её в музыкальную школу, чтобы научится играть, но мама тогда сказала что-то колкое, едкое, обидное, отчего желание сразу прошло. Точнее желание осталось, но вот озвучивать его уже не хотелось.
Песня на записи кончается, потом кто-то роняет камеру. Та самая блондинка смачно ругается, запись встаёт на паузу, а когда возобновляется, то на сцене уже стоят люди. Тот самый мужчина, а на деле крепкий парень лет двадцати с небольшим с гитарой, возле микрофона, с ним рядом ещё один тоже с гитарой, высокий светловолосый взъерошенный, в отличии от очень коротко стриженного, почти бритого, первого. Тот за ударными уже не крутится в безделии на стуле, а сидит ровно и готов начать играть.
— Давай, жги, – кричит где-то за кадром уже узнаваемый голос принадлежащий блондинке и высокий начинает играть.
За ним вступает ударник и второй гитарист. Потом он подходит к микрофону и рычит в него, вот как делают это солисты металл-групп. А потом… потом к микрофону подходит Хэла.
И Милена узнала бы её из сотен – она стройная, в джинсах и балетках, в майке голубого цвета. Рыжие волосы в хвосте, длинные, она такая же яркая, как и сейчас, только худая. Брови, ресницы, губы. Очень выделяются накрашенные глаза – тёмным, небрежно размазаны по веку, но Хэле это так идёт. Она невообразимая, она светится изнутри, а когда она начинает петь… голос у неё высокий, глубокий, такой чистый, что не по себе.
Она поёт на хорошем английском, словно это её родной, в припеве её высокий голос соединяется с рычанием второго гитариста и это так невероятно, даже эта фигового качества запись передаёт то, насколько много в них драйва, как они кайфуют играя, нет, творя музыку.
Милена, как завороженная смотрела на экран не слыша и не замечая ничего вокруг.
— Ты чего там нашла? – спросила у неё Анья, вглядываясь то в телефон, то в лицо белой ведьмы.
— Тут Хэла, она поёт, – отозвалась Мила. — Ты правда не видишь?
— Неа, просто чёрное всё, – пожала плечами серая, а белой ведьме стало досадно, что этого никто не видит кроме неё. — И Хэла всегда поёт, что такого?
— Тут она молодая, – пояснила Мила. — Как я сейчас, наверное.
— Правда? – спросила Сола, которая услышала их разговор. — А какая она была?
— Красивая. Очень.
— Она и сейчас красивая, – улыбнулась Анья.
Хэла с невероятным трудом встала с утра. Заговорить себя полностью не получалось. Хорошо, что до этого не пыталась, а просто валялась трупом. Иначе сейчас не было бы сил вообще ни на что. А так с горем пополам, но смогла сделать так, чтобы голова не раскалывалась, внутренности не болели и не тянуло блевать.
Злость подначивала. Она всегда её подначивала. Всегда заставляла делать больше, чем могла. А сейчас Хэла была невероятно зла.
Охота. Да чтоб… она уже кажется в сотый раз осадила себя, потому что хотелось отчаянно наговорить чего-нибудь типа кровавого поноса этому царю-эмпяратору, властителю судеб, – сидел бы на вёдрах королевских с камнями драгоценными и не было бы желания тащиться в лес ловить невесть кого. Да ещё в сопровождении двух ведьм.
Хэла даже думать не хотела что там внутри у Роара твориться. Да и Рэтар наверное не в себе… надо было сделать всё возможное, чтобы он её не увидел. Хотя это конечно пустая надежда – увидит и, зная его, изойдёт на нет из-за беспокойства за неё. Ведь даже если Элгор заметил, что Хэле хреново и сделал при этом озабоченное лицо, то судя по всему выглядит она мега-паршиво.
Они шли за Гентом, который забрал их ранним утром из дома, куда поселили серых, когда ещё даже первые лучи Изара не показались над горами.
— Мне страшно, Хэла, – прошептала Милена, которая была жутко бледной и выглядела, судя по всему, почти так же хреново, как и чёрная ведьма.
— Не боись, солнышко, – криво улыбнулась ей женщина, хотя сама она чувствовала себя невыносимо напряжённо и отвратительно. — Я прикрою.
Хэла попросила Гента на минутку заглянуть к Деймосу и Фобосу. Оказалось, что эла захотел взять их на охоту тоже.
“Достопочтенный феран, – как объяснил Гент, — сначала отказал, но великий отдал приказ. Правда достопочтенный феран все равно настоял, что раз правитель желает взять хараг на охоту, то звери будут не с ним, а фераном, в начале охоты, а не позади, где будет находиться великий до того момента, пока зверя не найдут и не поднимут.”
Хэла разозлилась ещё больше. Вот же самодур, тьфу-ты, хараг ему подавай. Но с другой стороны – пусть рядом с Рэтаром будут её мальчики. Она знала, что придут на помощь, если будет нужно.
Чёрная ведьма погладила морды хараг и поцеловала их носы, попросила быть молодцами.
Сердце рыдало и унять себя Хэла не могла. Она предчувствовала плохое.
Во дворе замка ведьм встретил Элгор. Ещё вчера Хэла отчётливо видела, как внутри бронара клокочет с трудом сдерживаемые раздражение и ярость. И хотя потусить он любил, но происходящее сейчас тусовкой в расслабленной обстановке было сложно назвать. А “охота” видимо стала последней каплей. И даже представить себе было страшно что там тогда происходит внутри у Роара и Рэтара.
Бронар слегка повёл головой в приветствии:
— Выглядишь так же отвратительно, как вчера, – сказал младший Горан Хэле и внимательно их осмотрел. Одобрительно слегка кивнул внешнему виду ведьм.
Выглядели они обе как монашки. Волосы туго заплетены, спрятаны под платки, сверху капюшон платья, закреплён так, чтобы не спадал. Хэла надела обычное платье серых, вместо подаренного Рэтаром, чтобы не вызывать лишних вопросов. Сверху плащи, снова капюшон. Короче, упаковались по полной.
— Я же сказала – не переживай, достопочтенный. Всё хорошо будет, – и это “типа волнение” уже тоже начинало раздражать, и ладно от кого там, но не от Элгора…
— Брок с вами будет, – добавил он. — Это не положено, но…
— Нет, – оборвала его Хэла, и взяла за руку в районе локтя. — Раз не положено, то не надо. Пусть будет там, где должен быть. Я так понимаю возле ферана?
Элгор нахмурился и снова кивнул.
— Вот. И отлично, – и ей и вправду так было намного спокойнее. — Я справлюсь. Не списывай меня со счетов, дорогой.
— Да это скорее будет напоминать прогулку по лесу.
— Не будет. Дело пахнет керосином, – она аккуратно оглядела двор и собирающихся в нём участников этого отдающего идиотизмом предприятия. Потом снова перевела взгляд на озадаченного Элгора. — Плохо пахнет, короче, – добавила пояснение на озадаченный взгляд младшего Горана.
— Хэла… – он повёл головой, перехватил её руку, в какой-то смеси внутреннего понимания надвигающейся бури, но всё равно в надежде на то, что сказал ранее, в надежде на просто прогулку.
Чёрная ведьма на это обречённо помотала головой:
— У меня в мире за его долгую историю, – тихо проговорила она, — много кто из знатных, богатых, правящих, с жизнью распрощался за этим делом, милый. Кого кабан задрал, кто с лошади упал неудачно, кто на кинжал собственный напоролся, а некоторые и не один раз. И уж не верю, что у вас тут не практикуют такое – охота, как средство устранить неугодных под шумок, с размахом.
— Хэла, это его идея, – сказал Элгор, а потом побледнел, глянул в сторону вышедших из дома великого эла и ферана с митаром.
— Вот и я о том же, – кивнула она, стараясь говорить спокойно, чтобы со стороны можно было подумать, что она просто получает указания от бронара. — Не смотри на них, дорогой. Глянь на меня.
Элгор стушевался, было видно, что она задела за живое.
— Я тебя очень прошу, будь внимательным и присматривай за таном и братом. Неизвестно насколько планы Шерга сходятся с планами этого вашего царя без царя в голове.
Бронар стал совсем суровым. Повёл головой едва заметно.
— Я тебя понял.
— Я ферана заговорила и не раз, – вздохнула Хэла. — Я всех вас заговорила. Но на мои заговоры могут и другие найтись, понимаешь?
— Да, – ответил Элгор.
И несмотря на то, что был суровым, в нём была благодарность к ней. Уж не понятно с чем это было связано – с заговорами, или с тем, что была на их стороне, несмотря ни на что. Но сейчас уж точно было нет смысла выяснять. Благодарен – хорошо, но если и нет – главное, чтобы Рэтара и Роара смог уберечь.
— Элгор, а можно мне воды? Попросить кого принести, раз мне в дом нельзя? – спросила Хэла.
Охота была бесполезной, откровенно вздорной идеей. Зверь ушёл стремясь к теплу вглубь земель, на границу Изарии с другими фернатами, или в горы, где местным было разрешено охотиться, но только при строгом согласовании с хранителями предлесья и надгорья.
Что до Зарны, то тут охоту не практиковали даже, когда зверь в лесу был, потому как город жил в достатке, а охота, как развлечение, Рэтара никогда не привлекала. А сейчас ловить в лесу было просто некого, но отказать великому эла в желании поохотиться Гораны не могли, поэтому они собрали охоту.
И тут новые желания – хараги, ведьмы.
Рэтар пытался просчитать, что происходит, чего можно ждать, но получалось скверно с какой стороны не посмотри. Это было какое-то действие, продуманное, не спонтанное, размеренное и направленное на что-то. Но на что? Против Горанов? Определённо, но было ещё что-то…
Шерга был тем, кто докладывал обо всём правителю. Он теперь уверен в том, что станет фераном.
Рэтар прекрасно понимал, что Хэла не стала бы так серьёзно угрожать жизни его брата, если бы не было на то веских оснований. И феран не раз уже отругал себя за несдержанность, которую проявил, когда она рассказала о том, что случилось между ней и Шерга, за то что не выяснил подробностей произошедшего. Рэтар просто разозлился, а теперь уже не было никакого смысла что-то выяснять. Но очевидным было то, что охота плохо кончится или для самого ферана, или для Горанов в целом.
Стивнув себя изо всех последних сил, он вышел утром во двор и… увидел Хэлу. Даже в предрассветное время было видно насколько она плохо выглядит.
Всё его хладнокровие обратилось в прах, сердце рвалось на части, его выворачивало наизнанку. Великий что-то спросил у него, а Рэтар не услышал, ответил невпопад. И это было плохо, потому что нельзя было так ослаблять внимание, но сил на всё это лицемерие в этот конкретный момент просто не осталось.
Хэла пошла в дом и Рэтар уже не смог сдержаться. Зайдя через главный вход, прошёл внутри дома и перехватил её у кладовых. Бледную, холодную, чудовищно уставшую, откровенно хворую. Он был готов положить свою голову на плаху, лишь бы всё это остановить. Потому что чутьё уже не просто шептало, оно выло, надсадно, беспощадно.
Он вывалил на неё всё это, знал, что нельзя, знал, что он почувствует, но боги, как он устал, как он просто хотел прижать её к себе, и чтобы всё было уже не важно. Кажется он сойдёт с ума, ожидая, пока всё это закончится.
И наверное только у неё получилось бы сейчас успокоить его. Эти её ледяные пальцы, этот хриплый шёпот… И когда она ушла, оставив его одного, нутро скрутил леденящий ужас.
И вот оно… выйдя на поиск в лес, они разделились. Рэтар повёл одну группу охотников, а Роар другую. Обходя ин-хан, надеялись найти зверя вдоль реки, впрочем прекрасно зная, что нет тут никакого хеяка – уже наверное с тир люди этих зверей вблизи Зарны не видели.
Хараги рыскали и в какой-то момент охотники растянулись в линию, но потом хищники остановились, начали припадать к мёрзлой земле.
Рэтар спешился, попытался понять, что происходит, присел. Переглянулся с насторожившимся Элгором, в справа что-то было, но что было не понятно. С мгновение лес был тих и тут его оглушил зов рога. Рэтар нахмурился, потому что рог звал не с той стороны, где должен был быть Роар, а с противоположной.
Феран хотел встать, хараги всё это время беспокойно бегали вокруг. Глава Горанов и понять не успел как так вышло, что за его спиной оказался Деймос, а Фобос дёрнулся из низины, что была в паре шагов от них, вскинулся, оскалился и, сражённый стрелой, упал наземь.
Хараги завыли, снова протрубил рог, а Шерга в недоумении уставился на ферана, переводя взгляд с него на раненого хига, и обратно.
— Он хотел напасть, – нахмурился Шерга, объясняя свой выстрел, и сжимая лук.
Брок соскочил с тооры и кинулся к Фобосу, придавил под урчание зверя рану.
— В Зарну его живо, – отдал приказ Рэтар.
Фобоса доставили во двор на носках, кровь из раны остановилась, но зверь тяжело дышал, и моментально очень ослаб. Деймос плёлся сзади, иногда догоняя брата и тыкаясь в него носом.
Когда Рэтар отдал приказ срочно доставить раненную харагу в Зарну, пришла весть о том, что великий эла и сопровождающие его советники покинули охоту, вернувшись в замок.
Внутри похолодело. Тревога стала невыносимо давяще ощутимой и раздражение, протест, ярость, всё, с чем феран боролся последнии дни, полезло наружу, сметая все преграды.
Поднимаясь к воротам боковой башни они соединились с группой охотников, которых вёл Роар.
— Ты зачем трубил? – спросил митар сходу.
— Что? – нахмурился Рэтар, не совсем понимая вопроса тана.
— Вы трубили, зачем? Что случилось? – Роар был взвинчен. — Где Элгор? Достопочтенный феран, что случилось?
— Да, – кивнул он, соглашаясь с ошибочным мнением тана, осознавая картину произошедшего. — Фобоса ранили. Элгор отправился на стоянку великого эла, потому что нам сообщили, что он и его… сопровождающие покинули охоту.
Один из его воинов подошёл и подтвердил, что великий вернулся некоторое время назад.
— Почему? Что произошло? – нервно спросил Роар, спешиваясь.
Рэтар тоже спешился, мотнул устало головой, а потом через плечо тана увидел Элгора, возвращающегося из леса.
И боги, пусть это всё будет кошмарным сном. Пусть его сознание сыграет с ним злую шутку, пусть он просто наконец уснул и всё это просто воспалённый болезненный бред, который создаёт его уставший мозг.
Бронар, аккуратно обняв за плечи, вёл к ним белую ведьму. Её трясло от истерики и холода, не помогал ни плащ серых, ни плащ Элгора, который он накинул ей на плечи.
— Какого? – рыкнул Роар, оборачиваясь.
— Стоять, – прохрипел феран, придержал его, успокаивая порыв броситься к Милене.
Митар взвился гневом, но видя совершенно видимо жуткое лицо своего тана, умерил себя.
Время тянулось невыносимо медленно. Сначала Рэтар мерил шагами библиотеку. Потом понял, что это занятие ещё больше раздражает его, но внутри была буря. Она взвивалась, изводила его, терзала.
Великий должен был умереть.
Рэтара беспокоил охотничий рог. Сигналом к чему он был? Почему Шерга стрелял в харагу? Впрочем, кого он обманывает – брат стрелял в него, в Рэтара, а хараги просто попали под выстрел. Или может прикрыли его собой. Феран бы не удивился, если бы защитили. Но… как бы это выглядело?
С Рэтаром был Элгор, был Брок, были лучшие его люди. Были придворные. Что Шерга собирался делать с ними? И кому трубили сигнал?
Но великий хотел прижать Рэтара, всё было не просто так. Всё это, что происходило последние несколько дней. Что-то не сходилось. Что-то было не так и Рэтар всё не мог понять, что именно.
— Рэтар? – в библиотеку зашёл Элгор.
— Что? – вскинулся феран, а нутро стало леденеть, в ожидании известий.
— Пока ничего, – виновато мотнул головой тан. — Я распорядился насчёт зверя.
— Хорошо, – одобрительно отозвался Рэтар. — Иди, помоги брату.
— С ним всё хорошо, – бронар нахмурился, отвёл взгляд. — Я хотел… тан…
— Элгор, – устало вздохнул феран.
— Нет, – заупрямился Элгор. — Я знаю, что ты меня подозреваешь. Но я не виноват, Рэтар. Я не предавал тебя. Я клянусь. Я не докладывал великому. Мне так жаль. Я виноват. Я видел какая была Хэла вчера, но она запретила мне тебе говорить, а я… я подумал, что она права, что тебе и без того тяжело. И я не ожидал, что Шерга выстрелит. Я ждал чего-то плохого, но не такого. Я думал, что раз он хочет, чтобы ты был жив, то не станет пытаться тебя убивать… и…
— Что? – остановил поток извинений феран, хмурясь и поднимая руку в останавливающем жесте.
Уже на словах о состоянии Хэлы его затрясло, но потом всё это про Шерга. Элгор уже просто не понимал, что сделал не так, парень извёлся и просил прощение за всё подряд.
— Я не предавал тебя, – выдавил младший тан, говоря о самом, как он думал, страшном, в чём был виноват перед фераном.
— Я знаю, Элгор, – ответил Рэтар, понимая, что надо сказать это, чтобы успокоить парня.
— Знаешь? – опешил бронар.
— Да. Это Шерга, – ответил Рэтар, устало опираясь на край стола. И было видно, что у Элгора отлегло, он выдохнул, зажмурился. — А теперь по порядку. С Хэлой – я понял. Надо было сказать, но сейчас уже не важно. Теперь Шерга – ты думал, что он хочет, чтобы я был жив? Почему?
Тан потерялся – не знал, что сказать.
— Элгор, – вот сейчас злость попрёт на мальчишку и Рэтар сметёт его, как ураган. — Говори.
— Он хотел стать фераном, – тихо проговорил бронар, становясь ребёнком под напором своего тана. — Он сказал Хэле и она его чуть не убила. Она же сказала тебе?
— Да, – согласился Рэтар. — Откуда тебе это известно?
— Она пришла ко мне, – пояснил Элгор. — Думаю, она пошла бы к Тёрку, но он уже пропал тогда. И к Роару было нельзя из-за того, что дело касалось Шерга. Хэла сообразила…
Феран понимающе повёл головой.
— Она пришла, её трясло всю. Я сначала не хотел с ней говорить, но потом – лучше я, чем Роар. Она спросила меня про обстоятельства, при которых Шерга может стать фераном. Я воспринял это не серьёзно, но Хэла она была действительно не в себе. Напугана. И меня это напрягло, – Элгор не выдержал, взвился, прошёл немного вперёд и сел на диван. — Я ответил на её вопросы. И сказал ей, чтобы она обязательно пришла с этим к тебе.
Рэтар потёр глаза – как же сейчас он был зол на себя. Проклятье и кары ему на голову, вот дурак! Снова… снова! Хэла пошла с этим к Элгору… к Элгору! И чтоб Рэтара хотры сожрали, парень её выслушал. Несмотря на то, как относился к чёрной ведьме – выслушал. А Рэтар? Рэтар выставил вон.
— Что конкретно она сказала про Шерга? – спросил он глухо.
— Ну, – тан повёл плечами, не хотел говорить, сомневался.
— Говори, – приказал феран. — И не вздумай… не надо, парень!
Элгор нахмурился, понимая реальность угрозы, потом видимо разозлился – на себя, на ведьму, на Рэтара. Злость подстегнула:
— Он сказал ей, что когда станет фераном посадит тебя на цепь, – ответил бронар с горячностью. — Собирался заказать в Хар-Хаган цепь из тонга. Вот почему я думал, что тебе ничего не грозит.
— Зачем? – и он сказал глухо, как-то неестественно даже для себя.
— Рэтар, – снова упрямо мотнул головой Элгор, не потому что злость кончилась, нет, потому что причина была… была!
— Зачем? – прорычал феран, не обращая на это внимание.
— Чтобы ты смирно смотрел, пока он будет мучить Хэлу, – прошептал Элгор, подавленный гневом тана. И как хорошо, что Рэтар не умел убивать мыслями или заговорами, как Хэла… или нет. — Он собирался её заклеймить, чтобы не сопротивлялась. Поэтому она его и чуть не пришибла. Лучше бы пришибла...
И бронар фыркнул с сожалением.
— Достопочтенный, – влетел Сейка, и тут же поправился, — эээ… достопочтенные, простите. Но тут послание от достопочтенного митара.
Пошевелиться феран не мог. Он смотрел на протянутую записку, а сердце стучало невыносимо громко и жутко.
— Давай, – Элгор подошёл к стражнику. — Иди, Сейка.
Тан развернулся к Рэтару и хотел дать бумагу ему, но феран нахмурился с болью, и бронар развернул послание и прочитал вслух:
— Пятнадцать уда-ров, – он поднял на тана полные ужаса глаза. — Рэтар, я… я… прости… боги…
Феран развернулся к бронару спиной, упёрся кулаками в столешницу.
Пятнадцать ударов кнутом или плетью – это было не наказание, это был приговор несущий смерть.
Наказание великого эла исполнял его личный палач. Никто не выживал после его порки. Никогда. Не было важно, чем он бил и сколько ударов наносил десять или пятьдесят. Человек умирал всегда после наказания, но чаще всего во время, особенно женщины.
И стук сердца в говоре Рэтара в одно мгновение превратился в щелчки кнута. Он ощутил себя мальчишкой, который стоял на галерее Зарны и считал удары, которые наносил отец. Свои никогда не считал. А вот те… в тот раз… те, считал…