Призывающий смерть

Глава 1.

Предисловие.

И дано им было больше, чем простому смертному. И возгордились они, и попирали законы мира, и не было управы на них. 

А потом пришел Псарь. И они подчинились ему. И все, кто страдал от бесчинств, подчинились Псарю тоже. Наслал проклятие Псарь на первых за гордыню их, на остальных за трусость.

И сильные служили теперь слабым, приумножая богатство и силу хозяев своих. Слабые ж имели власть и право. Да во всем всегда есть и оборотная сторона. 

Псарь не карал, Псарь уравновешивал. Забирая одно, одаривал иным. Как распорядится лишениями и подарками каждый - это и была судьба. 
Это и есть история.

***

Кричали люди. Разное. Кто коротко и восхищенно, а кто монотонно и с облегчением. Кричали вдогон, в спину и на опережение. Его сопровождал крик, от которого звенело в ушах. Вокруг клубился и разрастался, ложился под ноги и ударял в грудь, отдавался во всем теле людской крик. Тризна, где оплакивали и веселились одновременно, да покойник сам себе и гробовщиком был.

Он почти оглох, поднимаясь по кривым улочкам к башне. Слева и справа уже сипели и хрипели, кашляя, но продолжали выкрикивать страшное. Его не проклинали и не гнали, нет. Его приветствовали и прославляли. 

Но было страшно. Крик проникал сквозь кожу, рвал изнутри и рождал желание вторить рыком и рёвом. 

Толпа заходилась, сопровождая его путь к башне. Каждый шаг, каждый поворот головы. Там, куда он поворачивался, на мгновение наступала тишина, замирало движение. Но стоило ему отвести взгляд, и крик снова взрывался на высоких нотах.

Он устал в бою, а сейчас устал от крика.
Последние ступени к дверям башни, всегда скрипучим, но сегодня бесшумно принявшим его. Пространство нижнего зала с тонкими полосами света из щелей плотно задвинутых ставень и... мгновенно наступила тишина. Он нырнул из полудня в полумрак. Из крика в безмолвие. И облегченно выдохнул.

Сегодня его славили за тоже самое, за что много лет назад прокляли. Люди непостоянны и трусливы. Люди предают и его и себя. На нем кровь человеческая, но люди радуются.

Люди готовы уничтожить то, что их пугает. Чужими руками. А потом боятся того, кто уничтожил их страх.
Потому что страх не ушел. Потому что страх внутри людей. Они рождались с ним, жили и умирали. Кричали от страха утром, напивались вечером, а ночью плакали, пугаясь собственной тени.

Пыль вилась в полосках света, а из глубины зала на него смотрели глаза в молчаливом ожидании.
- Я выполнил всё, что должно.
- Они мертвы?
- Все.
- Тела?
- Разорваны и оставлены воронам и стервятникам.
- Ты не рад.
- Мне достаточно вашей радости.
- Да. Иди к огню. К ноге.
И он привычно лег поближе к камину у ног ожидавшего хозяина.

Он - Пёс, что выходил на охоту один на один. Он - воин, что приумножал славу хозяина башни. Хозяина, у чьих ног устало укладывал большую голову на лапы и закрывал глаза.

И на гербе его хозяина -  Пёс, что скалил пасть с окровавленными клыками.
Из поколение в поколение у их ног сидел Пёс, в чьих глазах отражались смерти и пожарища. Пёс, что знал вкус крови людской. Сами хозяева были чисты руками и имели добрый понимающих взгляд.

Щенков обучали по всем правилам. Натаскивали и дрессировали. Требовали покорности и, одновременно, наказывали за миролюбие. Стравливали друг с другом, но победителя пороли и морили голодом. Дружить запрещалось, но стайность поощрялась. 

К пятнадцати годам человеческого века выживали и не отбраковывались два-три щенка. И тогда назначалось главное испытание: у ног хозяина было место лишь для одного. Щенков отводили в лес. Через месяц возвращался один. Что сталось с другими и руками ли победителя - никого не волновало.

Имени Пса никто не знал. Ни к чему. Пёс был единственным. 

Его и использовали как собаку. Породистую, дорогую, натасканную собаку. Хвастали перед гостями и трепали по загривку. Пса кормили с хозяйского стола и не держали в конюшне или дворе. Преследуя и загоняя добычу Пёс мог отсутствовать неделями и месяцами. Он всегда возвращался. Ложился у камина и закрывал глаза, чутко прислушиваясь к реакции хозяев на итоги охоты. Молчал.
Пёс не был разговорчив.

Пса терпели как неизбежное зло. Пёс терпел хозяев как единственных кто собственноручно не пытался прикончить зверя. 
Пёс был верен без любви, покорен без унижения, исполнителен без излишнего усердия. 
Оружие хозяев башни.

Щенок приходил на смену старого Пса. Не всегда издохшего. Старик становился слаб телом и мягчел душой, а потому был уже бесполезен.
Щенок видел, как старик уходит, щенок занимал место у камина. Хозяин трепал его и отдавал приказы ровным голосом. О старике никто не вспоминал. 

Никто никогда не вспоминал и того, что щенок был человеком.

***

Глава 2.

Пёс поднимался и шёл по ночному городу. Часто неузнанным и потому принимаемым. Он умел быть "своим". В человеческом обличье без шлема и доспехов никак не угадывался Пёс. 

И только дворовые барбосы и помойные шавки пятились и начинали поскуливать при его приближении. Но люди ненаблюдательны и легковерны.

Пёс забывал, что было вчера, чтоб память не мешала шагать в завтра. Делал вид, что забывал. Так можно было, закрыв глаза, дремать и не видеть снов. Брать ковш с водой из рук, что утолив жажду, надо было отрубить. Заботливо укрыть лисьей полостью девицу, что выкрал для забав хозяина. Отбросить, припугнув, подальше от горящего жилища чумазых детей, чьих родителей и чей дом только что уничтожил. 
И спать не видя снов. 

***
Только на полную луну Пёс уходил из башни и прятался на одной из полян в лесу. Зловещий полный тоски вой его слышала вся округа.

Луна опрокидывалась в светлых глазах Пса, блестела слезами непролитыми, дрожала.
Знала луна то, что никому знать не дано было. Была б живой луна, то Пёс и пришиб её давно за увиденное и услышанное. А так вот мертвой луне в ночном небе о мертвых людях на земле пел свою песню ни живой ни мертвый Пёс.

По весне время подходило и хозяин отпускал Пса, только люди прятались, таились, затихали, вздрагивая в ожидании в чей дом постучит беда.

Увозили девиц по соседним землям, брюхатили жен загодя и старательно, старухи и те в безопасности себя не чувствовали. Псовый гон весенний горек людям был. А как мздаимцу живот вспороть, так бежали к хозяину башни, просили Пса. 

Опускали глаза, расшаркивались. Но девок прятали. Пару раз сук течных в юбку обряжали, вдруг Псина в темноте и не разберет? Кто ж его знает, зверя?

Разобрал. И суку придушил, и шутников повесил. Наказал не снимать, пока ветра да вороны плоть не истреплют. Хозяин посмеялся да вина в кубок налил со своего стола, мол, глупые люди, цена им - руки да налоги, не томись. А тебе цена - верность да сила.

Меч в руках да кровь за спиной... свою то цену Пёс знал.

***

-Покажи мне, Пёс, себя. - Не приказ, но и не просьба. Ему не приказывали, а короткими фразами говорили с ним. Словно он и понять бы не смог иного. 

Только что не "фу, взять, сидеть, лежать!"

Покажи мне. Что ж, показал тогда. Молча, головы лохматой не опуская, как стоял, на том месте и показал. 

Хозяйка взвизгнула, глазами стрельнула. Хозяин ощупал, повернул, провел по спине ладонью. 

-Как седеть холка начнет, щенка привезу нового. Обучишь и уйдешь.

Тогда кивнул Пёс, но знал, что не уйдет он. Далеко собак не отпускали, травили или удавливали в подвале. Такой на воле жить не должен. 

Девки от него не рожали до поры. Да и принесли б если, то сам Пёс избавился бы от приплода. Не хотел он их, трясущихся, дервенеющих, лишний раз. Мечталось не силой брать, только такую не нашел еще. Для всех Псина он лишь. Хозяева видели в обличьи человечьем, а люди в человеческом обличье Пса не признавали. Он же, обращаясь, к девицам не лез. Не хотел. 

До поры. 

***

Под первые заморозки в лес ушел отсидеться перед охотой. Начинались ярмарки, оживлялись дороги, торговцы ехали с разных краев, товаров и монет было в избытке. Хозяин выпускал Пса. 

Пёс не зверствовал, но тщательно подтверждал легенды и страшилки, собирая дань имуществом и жизнями с рискнувших наведаться в их края. А если на разбойников выходил, то выставлял их растерзанные тушки на дороге, пугая всякого. У страха глаза велики, появлялись новые подробности о Псе и "несчастных" его жертвах.

Этой осенью ушел как обычно. Да в груди заныло что-то под вечер. Заворочалось горячей тяжестью. Чуйка у Пса была особая, а тут не мог разгадать что там ждет его. Пока татей не вынюхал. Обобрать успели немного, но грязно, трусливо: били связанных, баб бесчестили. Забавлялись больше, чем пропитание искали. 

Таких медленно и изощренно на полосы рвать, кишки разматывать и прижигать клеймом не грех ведь. Да Пёс - не палач. Пёс - ужас земель этих. Потому одного оставлял всегда, уродовал и отпускал, чтоб рассказы нес недочеловек и уроком был остальным. Чтоб рассказы были красочные, на память такому оставлял вид тел его дружков. Вот и сейчас Пёс приготовился.

Такова служба его.

А вышло всё иначе и не по правилам.

***