Автор выражает искреннюю благодарность
подполковнику Вадиму Пятницкому
за оказанную помощь при написании рассказа
и терпеливое разъяснение
нюансов оперативной работы
Машка изволила отбыть в театр.
Подготовка к этому мероприятию проходила два дня, и Сергей, вконец издёрганный женской суетой и нервозными предвкушениями новых впечатлений, с огромным облегчением выдохнул, оставшись один.
Домовая отправилась на какую-то премьеру не сама, а вместе со своей новой подругой Ланой, большой любительницей софитов, занавесов и подмостков. Звали и инспектора, но он отказался, опасаясь переизбытка женского общества, костюма с галстуком и скучных, переигрывающих актёров.
Перед расставанием, разумеется, дело не обошлось без подробнейшего инструктажа.
— Твой ужин в холодильнике, — наставляла Маша. — Для Мурки я отдельно приготовила, вон в той беленькой кастрюльке. Отмерь, пожалуйста, ей тридцать грамм корма. Греть в микроволновке почти не надо. Секунд двадцать — двадцать пять, чтобы не очень горячее... Потом перемешать не забудь. Если плохо прогрелось, внутри еда холодной останется, а если случайно перегреешь — дай остыть...
— Угу, — кивнул Иванов, не особо вслушиваясь.
— Мы ещё в кафе после окончания зайдём. Посидим по-девичьи. Не беспокойся, ложись спать. Я приду — на завтра вещи тебе поглажу.
— Угу.
Иногда Машкина забота переходила в неприкрытую навязчивость с гиперопекой.
— И ещё... — кицунэ наморщила лобик, старательно припоминая, что могла упустить. — Если придёт Антон — пусть обувь в коридоре снимает или призраком сидит. Я в прошлый раз умаялась после него пол выметать.
— Угу.
— Тогда я поехала в театр. Такси уже ждёт.
— Приятно провести время, — очень искренне пожелал инспектор, с нетерпением поглядывая в сторону входной двери.
Едва домохранительница покинула квартиру, он бодро подошёл к холодильнику, отпихнул ногой возникшую из ниоткуда домашнюю питомицу кошачье-наглой наружности, и провёл инвентаризацию продуктовых запасов.
Супа не хотелось, гуляша тоже, салат ел недавно, варенье в банке и, отдельно, выглядевшая баловством, а не едой, тарелка с засахаренными грушами. Оставалась Муркина кастрюлька. Открыв её, Сергей из любопытства подцепил пальцем коричнево-серую массу, по консистенции сходную с дешёвым паштетом.
Понюхал. Пахло печенью.
Попробовал. Несолёная фигня.
— Мяу! — напомнила о себе кошечка, голодным глазами уставившаяся на обжирающегося домовладельца.
— На, — остатки особого корма полетели на пол. — Доедай.
Питомица, осторожно обнюхав подачку, и не подумала прикасаться к правильному, диетическому питанию, созданному Машкиным кулинарным гением.
— Умная, — не особо удивляясь, признал Сергей, убирая кастрюльку обратно. — Держи.
На пол, роняя подливу, полетел кусочек гуляша. Встретила его мурлыка почти в полёте, жадно подцепив когтями и отправляя в пасть.
За испачканный пол Иванов не боялся. Давние и тёплые взаимоотношения с кошкой выработали между ними определённые кулуарные договорённости, одной из которых являлось условие, что инспектор втайне подкармливает любимицу домовой всяким вкусным, а та, в свою очередь, профессионально заметает следы.
Обе стороны ни разу друг друга не подвели.
В дверь позвонили. Вместо привычных «Кто там?» и «Это…», затеплела Печать на правой ладони.
Антон пришёл. Как чувствовал, что Машка ушла выгуливаться!
— Заходи!
Напарник возник из воздуха рядом с незакрытой дверцей холодильника. С интересом заглянул внутрь, цапнул дольку засахаренной груши, после чего вкусно зажевал.
Глядя, как тот ест, Иванов, подумав, достал всю тарелочку с фруктовой сладостью и сунул её в руки Швецу. Не жалко. Тот благодарно кивнул, забрасывая в рот ещё пару долек.
— Рассказывай.
— Ща, — жевание перешло в торопливое чавканье, а лакомство переместилось на стол. — Карпович нам новый геморрой подкинул. Вот! — из внутреннего кармана пиджака призрачного инспектора появился сложенный вчетверо лист бумаги. — Погоди, вслух прочту. С выражением, как на новогоднем утреннике. Это шедевр.
— Тогда я чайник поставлю.
— Отлично! Внимай и трепещи!
Картинно выставив перед собой правую ногу, Антон подбоченился, расправил листок неторопливо откашлялся. Прочищая горло, и торжественно начал: «Утверждаю. Начальник... ОВД Полковник полиции А.В. Шарган. Дата, подпись... Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.»
— Заглавие можешь пропустить, — посоветовал Сергей. — И так понятно, отказняк. Территория наша, писано пять лет назад. Давненько.
— Слушай дальше, — проигнорировал замечание Антон. — Начинается самый цимес(*), — в его голосе добавилось солидного пафоса, будто у диктора центрального телеканала. — Я, старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска такого-то ОВД капитан полиции Афанасьев, рассмотрев материалы заявления гражданки Кривошлыковой А.Н. по факту кражи куриц в количестве трёх штук с принадлежащей ей придомовой территории... Тут в скобках — материал проверки КУСП № 6668(**) от такого-то числа такого-то года... Установил: в дежурную часть ... ОВД обратилась гражданка Кривошлыкова А.Н. с заявлением по факту пропажи кур породы «Хохлатая» в количестве трёх штук с её придомовой территории по адресу деревня Игнатовка, улица Мира, дом 7. Согласно объяснению гражданки Кривошлыковой вечером, при загоне кур в курятник она не досчиталась трёх кур-хохлаток. Следов проникновения в курятник и на придомовую территорию ею обнаружено не было. Указанный факт подтверждается осмотром места происшествия. Соседи, опрошенные в качестве свидетелей, пояснили, что видели, как над курятником гражданки Кривошлыковой пролетала стая диких гусей. Согласно справке специалиста-орнитолога Пичужкина Н.В... Фамилия у мужика — в масть, — не сдержался от комментария декламатор, веселясь вовсю. — Предельная скорость курицы-хохлатки в горизонтальном полете составляет 52 км/ч с набором высоты в 1,1 м/с и климбом(***) в 50 км/ч без отрыва закрылков и повреждения хвоста. Из объяснения гражданки Кривошлыковой следует, что обрезание крыльев у кур-хохлаток ею не производилось. Так же не удалялись закрылки и лонжероны хвоста. Ветеринар района Скороходов М.В. в своем объяснении пояснил, что гражданка Кривошлыкова за удалением несущих плоскостей у кур-хохлаток не обращалась. Следовательно, можно сделать вывод, что три курицы, повинуясь инстинкту, примкнули к стае гусей и улетели с придомовой территории. То есть, событие преступления отсутствует. На основании изложенного, полагал бы, в возбуждении уголовного дела отказать, о чем уведомить заявителя. Сообщить в налоговый орган по месту жительства Кривошлыковой о ее занятии куроводством без уплаты налогов согласно действующего законодательства. Материал проверки сдать в архив... Подпись, снова дата, — закончил призрачный инспектор. — Что думаешь?
Местный погост располагался на другом конце деревеньки в две улицы, чем доставил Иванову немало хлопот. Дворовые собаки, изучившие всех окрестных обитателей вдоль и поперёк, наизнанку выворачивались, облаивая незнакомца, разгуливающего ночью мимо их зон ответственности.
Пока добрался — едва не оглох.
В одном из домов даже на секунду вспыхнул свет, но никто не вышел.
Злопамятный Антон, вслушиваясь в лающие переливы, млел от недовольной физиономии напарника и подначивал:
— А я предлагал вокруг обойти.
— По полям и оврагам?
— Нормально. Я же прошёл.
— Тебе и стена не преграда. По женским баням только и гулять.
— Завидуй, — преувеличенно-нагло отмахнулся призрак, однако Серёга точно понял — Тоха там бывал. Не мог не бывать.
Миновав последние заборы, Иванов приободрился, включил погашенный в населённом пункте фонарик. Зачем выключал — и сам не понимал. Наверное, чтобы по глупости не светить в окна людям, спящим после трудового дня или розыскной инстинкт сработал: чем меньше внимания, тем лучше.
За околицей дорога раздвоилась. Более широкая, асфальтированная часть уходила прямо, а другая, грунтовая, поросшая мелкой сорной травой, забирала левее от привычного маршрута живых.
— Нам туда, — подсказал призрачный инспектор, сворачивая. — Минут десять ходу.
***
Кладбище при лунном свете выглядело как обычное кладбище, без потустороннего флёра.
Чёрные прямоугольники памятников, оградки с острыми наконечниками и шарообразными навершиями по углам, прочие погребальные конструкции, неразличимые из-за плохой видимости и смахивающие на скворечники. Приятный ветерок, идущая от земли прохлада, чистый воздух.
Два столбика, соединённые дугой с приваренным посередине крестом из рыжеватых железных трубок, символизировали вход в обитель мёртвых. Общая же ограда отсутствовала, да и кому она сдалась?
Ни смотрителя, ни кладбищенского беса. Вместо них — тишина.
Остановившись перед импровизированной аркой, инспектор отбросил хорошее настроение, настроился на деловой лад. Серьёзно поинтересовался:
— Тоха! Ты осмотреться успел?
Понимая, когда шутить, а когда работать, Антон ответил:
— Да, поверхностно пробежался, к тебе спешил. Ничего особенного. Обычный погост. Гашкова тоже нашёл. Провести?
— Потом. Я хочу территорию по периметру обойти. Просветить Печатью.
— Мне с тобой?
— Не надо. Начни осмотр изнутри, без суеты. Может, что необычное заметишь.
— Лады, — коротко согласился призрак, направляясь в кладбищенскую глубь.
И, не пройдя трёх десятков метров, заорал:
— Стой! Куда?!
Кого увидел Антон, Иванов не понял. Для него темнота выглядела обычной темнотой, в которой без фонарика можно бродить только наощупь. Потому оставалось лишь надеяться на напарника, оперативно перескочившего в нематериальную ипостась и, не разбирая дороги, мчащегося во всю прыть к арке сквозь оградки, кресты и надгробия.
Для неподготовленного человека — зрелище сродни приличному блокбастеру из давно пережёвываемой темы о паранормальном.
«В кино, что ли, Швеца отдать? На спецэффектах озолотимся» — промелькнуло в инспекторской голове, почти сразу вылетая куда-то ввысь под истошный, преисполненный охотничьего азарта, вопль:
— Серый! На тебя бежит! Лови!
Фонарик, имевший в качестве бонуса свойства полицейской дубинки, образцово погас, едва палец хозяина дотронулся до кнопки. Он при таких раскладах только мешал, заставляя зрение инстинктивно фокусироваться на ярком круге искусственного света и этим контрастом очерняя мир вокруг.
— Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте(*), — перевирая мотив, пропел в нос Серёга, пристально щурясь.
Да, ночью его человеческое зрение оставляло желать лучшего, однако дополнительная возможность, дарованная Печатью Департамента Управления Душами, позволяла без особых усилий различать ауры как живых, так и не очень. Время суток на эту опцию никак не влияло.
Трюк сработал штатно. Прямо на него, с поразительной скоростью, петляя и подпрыгивая, мчалось нечто ростом «метр с кепкой в прыжке», с никогда ранее невиданной аурой. Серой, с внутренней подсветкой. Будто лампочку цементом обмазали и в патрон вкрутили.
Не делая резких движений, чтобы не выдать своих талантов бегущему, инспектор приготовился перехватить ночного спринтера. Для устойчивости плавно сдвинул ногу назад, переместил фонарь в левую руку, позволяя корпусу съехать по ладони. Центр тяжести увесистого прибора послушно сместился вперёд, превращая безобидный, по сути, светильник в ударно-дробящее оружие.
Теперь оставалось решить — метнуть фонарь в бегуна или без особой зауми треснуть им по тому месту, где обычно у разумных находится голова.
Упражнения со служебной меткой временно откладывались, в силу неудобства применения.
Печать теплела, предчувствуя свою скорую необходимость, но не проявлялась. Она готовилась для самого последнего, финального момента задержания. Нечисть её чувствует, нечего пугать раньше времени.
Деревня, казавшаяся ночью большой и оживлённой, встретила Серёгу недружелюбно, являя вместо пасторальных коровок с овечками провалившиеся крыши заброшенных домов, прилёгшие «отдохнуть» заборы, повсеместные следы варварски вырванного для сдачи в металлолом железа, выбитые окна, за которыми виднелись сырые, отталкивающие внутренности бывшего человеческого жилья.
Одно строение, другое... Между ними — пока не разворованный, но уже заколоченный сруб с запертыми ставнями и тишиной на подворье. Ещё один...
Обитаемые края начинались ближе к центру умирающего населённого пункта.
Не желая тратить время на обход каждого жилого дома, инспектор попросту пошёл к сердцу здешнего общества — продуктовому магазинчику, расположившемуся на месте бывшего, судя по барачным архитектурным формам, колхозоуправления или амбулатории.
Новые хозяева особо не заботились о сохранности здания, ограничившись обустройством торговой части в торце. От такого равнодушия ненужная часть вовсю трескалась от фундамента до стропил, перекашивалась в трёх проекциях и открыто мечтала превратиться из развалюхи в благородные руины, для чего уже начала ронять балки перекрытий на внутренние перегородки.
— Тут фильмы ужасов снимать, — негромко пробормотал Иванов. — Антуражно.
Даже ему было жаль человеческого труда, проигрывающего ненужности и времени. Федеральные же программы, призванные хоть как-то спасти такие вот, разваливающиеся деревеньки, сюда не скоро доберутся. Далеко от всего.
— Эх...
Вывеска, из экономии нарисованная масляной краской на деревянном щите, сообщала, что заведение открывается в восемь утра, однако на скамеечке уже начали собраться рано встающие пенсионерки в платочках, длиннополых халатах и резиновых шлёпках.
Поздоровавшись, инспектор, особо не представляясь, ненавязчиво перебросился парой фраз с одной бабулькой, что-то спросил у другой, улыбнулся проходящей мимо третьей, посочувствовал в пустяковой мелочи четвёртой, и вот уже разговор плавно выворачивал на интересующую его стезю.
Особенной словоохотливостью отличались две старушки, с неподдельной радостью воспринявшие нового в их деревеньке человека и любезно выбалтывающие всё на свете, только спроси.
Оказалось, что гражданка Кривошлыкова, к которой Серёга собирался прогуляться после опроса здешнего населения, умерла «по той весне» от старости и идти к ней нет никакого смысла. Супруг её скончался ещё раньше, а дом городские дети разобрали до основания, продав стройматериалы каким-то армянам.
Драма с убитыми хохлатками вообще отклика не нашла. «Что-то такое помнится, а что — запамятовали. То ли их пьянчужки на кладбище жарили, то ли сон кто видел».
Зато про Гашкова удалось узнать много интересного. Его пенсионерки помнили отлично. По общему мнению собравшихся, человек он был несуразный, без особых перекосов в сторону добра или зла.
— Чудной, — утверждала одна из старушек, делая ударение на первый слог. — Рот откроет — хоть беги. Глупость из него лезла... А в остальном он нормальный, Генка-то. И поможет, и займёт до получки, и работящий.
— И верно, — перебивала её соседка. — Мужики после работы выпивают, о своём говорят, так он подойдёт, послушает, а опосля как брякнет чего — хоть стой, хоть падай!
Инспектору даже уточнить не дали, что же такого мог наболтать покойный Гашков, чтобы оставить о себе столь противоречивую память? С разъяснениями полезла первая бабка:
— К примеру, обсуждают по работе. А Генка-то молчать не может, хочет, чтобы его слушали! И начинает про книжку читаную. Или про то, какие нынче грибы уродились. Он, Генка, грибник знатный был... Никогда пустым из лесу не возвращался.
Короче, за каких-нибудь полчаса выяснилось, что Геннадий Гашков приехал в деревню после армии, прельстившись бесплатным жильём от колхоза. Откуда он родом — никто не помнил. Осев на новом месте, ныне покойный мужчина по-холостяцки обжился, на работе числился в передовиках, однако близкого знакомства ни с кем не свёл в силу странности характера и неумения поддержать беседу. С алкоголем дружил умеренно, по улицам пьяным не валялся.
Личная жизнь тоже оставляла желать лучшего. Перед Игнатовскими девушками он робел, разведёнок с детьми игнорировал сам. Пару раз пытался сойтись с красавицами из соседнего Рахматово, дарил цветы и ходил свататься, однако не срослось. Не полюбили девки странноватого ухажёра.
Обидевшись на всех, Гашков устроился вахтовиком на Север, где и пропадал подолгу. Слухи утверждали, что он сошёлся с кем-то из городских барышень, но без конкретики.
В разрушительные девяностые несуразный вахтовик окончательно вернулся в свой дом, где впоследствии и умер.
— А дети у него имелись? Кто за могилкой присматривает? — поинтересовался инспектор, чем ввёл старушек в глубокий ступор.
Про наследников Гашкова никто из них не слышал и даже не подозревал об их существовании.
— Может, Зойка? — неуверенно предположила вторая пенсионерка. — Та, из Рахматово? Генка по ней крепко сох...
— Она же к старшенькой перебралась. В район, — отмахнулась первая. Тут только дочь её младшенькая осталась. С муженьком. А Зойка так, наезжает проведать.
— Так, может, она? — не сдавалась товарка.
Посовещавшись, инспекторы предпочли позвонить домовой. Инициатором такого выбора стал Антон, апеллируя к личному опыту и нервному нраву начальства:
— Желаешь по шее огрести за незнание матчасти? — веско говорил он, жестикулируя зажжённой сигаретой. — У Карповича разговор короткий. Пошумит, поможет, а потом выдаст какую-нибудь трудночитаемую книженцию размером с два подарочных издания «Войны и мира». По прочтению — зачёт. Все кишки вымотает придирками. С Машкой проще. Мы спросили — она ответила.
Аргументы товарища более чем удовлетворили Серёгу, и он набрал кицунэ.
Домохранительница ответила не сразу. По всей видимости, «девичьи» посиделки с бокальчиком мартини плавно переросли в непринуждённый отдых двух отвязных подруг, закономерно вылившийся в утреннее похмелье.
Тем более, голос выдавал домовую с потрохами.
— Алло? — натужно, хрипло проскрипело в динамике, отчего сразу захотелось дать ей водички. Много.
— Машуль, привет! Это Сергей!
Сообразила она не сразу.
— Сергей? А ты... почему звонишь? — пауза, шлёпанье босых ножек. — Тебя дома нет. Ты где?
Подозревая, что вчерашнее сообщение адресат проигнорировал ввиду сильной занятости, инспектор вкратце обрисовал сложившуюся обстановку, стараясь не перегружать подробностями мутный после вчерашнего рассудок кицунэ.
— ... В общем, нужны сведения о домовых. Поделишься? — закончил он, готовясь слушать.
— Ты где? — игнорируя просьбу, настырно повторила предполагаемый источник информации.
— Тебе зачем? — напрягся Серёга.
— Я... мы приедем, — пробубнило в смартфоне. — Поможем.
— Чем?
— Умением, — последние буквы сопровождались начинающимся зевком. — Домового просто так не взять.
— Хм-м... Вы — это кто?
— Я и Лана... Она в гости зашла... Разбужу.
— А мне вас полдня ждать?
— Не жди, — не стала возражать девушка. — Возвращайся. Я тебе всё расскажу и покажу. Заодно покушаешь.
С интересом прислушивающийся Швец осведомился одними губами:
— Машка напрашивается?
Напарник согласно кивнул, выдохнув:
— С Ланой.
— Пусть приезжают, — покровительственно одобрил призрак Машкину затею, чем вызвал непонимание в глазах коллеги. — Нам тут часа три-четыре пастись. Не меньше. Пока чета Трухиных комнатушку выскоблит, пока я перепроверю, чтобы не пропустили ничего... Да и ты пригодиться сможешь. Поплохеет бабке внезапно — реаниматологом выступишь. Домовой, ты прав, никуда не денется. Или дождётся, или уже свалил за Магадан. А от наших женщин я особого вреда не жду. Повредничают, поумничают, но помогут и подскажут. С собой, в Игнатовку, их просто не возьмём. Отбрешемся.
— Серёжа! — обеспокоенно доносилось из динамика. — Ты там? Почему не отвечаешь?
— Приезжайте. В Рахматово. Встречаемся... как приедете — наберёте. Но обещай слушаться!
— Конечно, — покладисто согласилась кицунэ и, не сдержавшись, заверещала, чудодейственно излечившись от похмелья. — У-й-й-а! Ланка! Собирайся! Будет приключение!!!
***
— Как про домового догадался? — спросил Швец у друга.
— Методом исключения. Края тихие, по нашим сводкам не проходят. Потому упыря, вурдалака и прочую беспокойную нечисть отбросил. Да и не в их привычках за могилами неотлучно следить. Это занятие требует постоянного присутствия и преданности усопшему. Дальше. Аура мелкая, меньше Машкиной. Отвёл глаза тебе и мне. Наука домовых в чистом виде. Колдовство тоже местечковое, из подручных средств. Получается, фигурант не имел возможности надолго отлучаться в город, где всякую колдовскую дрянь достать проще, если имеешь нужные связи. А кто у нас обожает дома сиднем сидеть?
— Домовой, — бодро ответил призрак, восхищаясь простотой логики Иванова. — Девять из десяти, что он.
— Поглядим.
***
Дамы прибыли через два с лишним часа, по-барски раскошелившись на такси и умудрившись не застрять ни в одной из городских пробок. Пока они ехали, Антон не менее десятка раз успел посетить дом с рассыпанной солью, по возвращении делясь с другом всё новыми и новыми впечатлениями:
— Бабка бушует... В комнате аврал, как перед генеральской проверкой. Дочка мечется, всех тормошит, переживает... Коля статуей стоит. Ждёт, чего прикажут... Старуха совсем свихнулась. Отказывается вещи снимать. Орёт, как пароходный гудок. Соседи уже забор облепили, представление смотрят... Соли много. Около пачки. Женщина её боится, мужа дёргает, чтобы вынес... Тебя вспоминали.
— Незлым, тихим словом?
— Непечатно. Очень.
— Жижина? — усмехнулся Иванов.
— Она... И, немного, Николай. Но он больше от вынесенных бабсоветом мозгов. Ему там горячо.
— Самочувствие у нашей потерпевшей как?
— После смены барахла взбодрилась, шпыняет родню с удвоенным энтузиазмом. Про «пять тыщ» расстраивается. Вопит, что нечего было домашним к тебе лезть без её на то соизволения. Чувствует себя обворованной.