Город, как вечный двигатель, никогда не замирал в своем цикле: его поезда прибывали и уходили, двери открывались, выпуская одних и вбирая других. Одни выходили на сверкающих станциях – «небесах», с неоновыми вывесками и музыкой, другие – в подземных переходах, где темно и сыро, словно в низших мирах. Каждый выбор – сесть в экспресс или блуждать по закольцованной линии – становился кармой, определяющей следующий билет. А те, кто осмеливался выйти на поверхность, разрывал этот цикл, растворяясь в тишине звезд над мегаполисом – нирване, где гул колес больше не диктовал ритм.
- Граждане! В городе объявлена чрезвычайная ситуация! Просьба всех сохранять спокойствие! Не поддавайтесь панике и провокациям! Поставки продовольствия и медикаментов находятся на необходимом уровне! Администрация полностью контролирует ситуацию! Для усиления мер правопорядка в ближайшие дни в город будут введены войска! Все случаи мародерства и насилия будут жестко пресекаться!
Полицейский авто медленно двигался по малому кольцу района Гидростроителей и оглашал прилегающие кварталы тревожными сообщениями из громкоговорителя. Кольцо формировалось четырьмя улицами, охватывающими крупную часть микрорайона и информацию должны были принять тысячи обитателей многоэтажек. Район гудел. У закрытых дверей сетевых магазинов стояли полицейские патрули, чтобы не допустить грабежа, а у немногочисленных работающих торговых точек - огромные очереди. Горожане растерянные, испуганные закупались впрок всем, чем было можно. По улицам спешили мужики, таща в квартиры сумки с продуктами. За ними торопились жены, нагруженные не меньше. Во дворах шумели стихийные собрания тех, кто как-то пытался осмыслить нагревающуюся ежедневно обстановку, а неподалеку скучивались в стаи разношерстные группы молодчиков. Словно гиены, предчувствуя время поживы, ухмыляясь поглядывали они на людей, озадаченных тем, как подготовится к неизвестному и пугающему ближайшему будущему.
- Ой, извините, - вскрикнула Марина, столкнувшись в дверях подъезда с соседом со второго этажа, пенсионером дядей Толей. Марина выскакивала во двор и так сильно толкнула тяжелую дверь, что едва не сбила с ног невысокого мужчину с маленькой черной собачкой на руках.
- Да, Мариночка, зашибешь так старика и не заметишь, - улыбаясь заметил тот, потирая ушибленный локоть, который принял на себя удар железной створки.
- Простите дядя Толя, я не нарочно, на нервах вся…
- Да, да, все на нервах, если уже по телику признают, что все плохо, значит точно есть повод для нервов.
Накануне вечером по телевизору выступил президент с обращением к гражданам страны и пояснив что ситуация непростая, попросил набраться терпения и спокойствия. Со слов властей ситуация прорабатывалась и была под контролем, но для большинства граждан это было предупреждением о том, что грядут очень плохие события. А для многих эти события уже наступили. С восточной частью страны: Уралом, Сибирью и Дальним востоком почти отсутствовало транспортное сообщение и связь. Официальная версия утверждала, что главы регионов объявили ответственные территории республиками и установили на всех въездах кордоны с неясными пока системами пропуска. Как водится, Москва проявляла озабоченность и проводила с провозглашенными лидерами переговоры.
- Да, надеюсь, что все уладится, конечно, но с водой и едой уже перебои, поэтому под запастись не мешало бы, - Марина приподняла руки с большими спортивными сумками, которые она планировала наполнить припасами.
- Ох, то ли еще будет, - вздохнул пенсионер, - по местному каналу рассказывают о том, что полиция уже не справляется с ростом преступности, что множество крупных банд формирований в крае проводят рейдерские захваты предприятий и силовики сосредотачиваются на их ликвидации. А народ судачит, что ребята, ну те, что с войны поприходили, многие с оружием пришли и теперь эти самые формирования и посоздавали.
- Да, слышала, в тон ему произнесла Марина, - одно горе от этой войны… Дело нужное конечно затеяли, но вот как теперь то быть? Там – фа шисты лезут, а тут бандиты народ убивают и власть захватывают. Если полиция не справляется, значит армия должна помогать, а армия воюет…
- Милая, ну не вся же армия воюет, - к ним подошел мужчина средних лет, Артем, еще один сосед Марины с третьего этажа. – у нас же есть части в регионах и Росгвардия, как раз для таких задач, по идее. На фронте вроде процентов 10-12% всех частей, которые сейчас службу в стране несут. Найдется кому эту босоту разогнать! Поскорее бы вот только, а то вон шпана уже на старте, - он кивнул в сторону детской площадки, оккупированной группой гогочущих, молодых парней, - а кавалерия пока далеко. Так что первый их выпад нам скорее всего самим принять придется. Ладно, я пошел.
Артем протиснулся между ними в подъезд, таща в крепких руках со вздутыми венами два здоровенных набитых баула.
- Блин, хорошо, когда дома мужик есть, - тихо взгрустнула ему вслед женщина. Муж Марины Андрей по полгода пропадал на северных вахтах, приезжая домой на месяц. Отсыпался, вывозил жену с сыном Гошей в отпуск на недельку-другую на море и снова уезжал.
- А что твой то? – сочувственно взглянул на Марину дядя Толя, - как у Андрея там обстановка? Пишет? Звонит? Домой же нужно ехать в такое то время…
- Неделю назад позвонил, сказал постарается вырваться. Больше не слышала его. Телефон недоступен. Не знаю, что и думать. Он там, конечно, не один, пока он там я за него спокойна, но мы то тут. А если поедет сюда, сможет ли через препоны эти все прорваться. Там же на постах говорят понастроили черти что! Словно к войне готовятся.
- Ну может и готовятся, задумчиво пробормотал дядя Толя, - вон и с Чечней так же было. Они себя республикой решили объявить, а мы к ним на танках поехали, конституционный порядок восстанавливать. И эти вон уральские пельмени туда же! И в такое то нелегкое время для страны. Сейчас там в Кремле посовещаются и, наверное, тоже решат порядок там навести по жесткому.
Летом Макс совсем как нормальный человек пошел в отпуск. В этот 2026 год, даже среди очень богатых людей не каждый мог позволить себе такую роскошь.
Закончилась серия заданий в Африке, которая длилась почти семь месяцев. В первых числах сентября Башкир начинал готовить группу к какой-то новой операции и перед этой работой Макс хотел отдохнуть от дрянной, однообразной пищи, не снимаемой неделями брони и берцев. Незадолго до выхода с «дальняка» он списался с одной из своих подруг и предложил рвануть вместе на море. Девчонка согласилась и вскоре они нежились на солнышке на пустынном закрытом пляже черноморского побережья, а по ночам упивались друг другом.
После «срочки» в армии РФ Макс три года проработал в ЧВК «Уральский редут», у Константина Алексеевича Юлдашева – Башкира. Здесь он открыл для себя и освоил новую специализацию – разведчик. Работа Максу нравилась, навыки легко впитывались, превращаясь от постоянных тренировок и практики в рефлексы.
Кроме стандартных контрактов на полгода, Юлдашев предлагал участие в специальных операциях и Макс всегда отвечал согласием. В длительных подготовках к ним приобретались новые редкие знания, а платили за участие в три раза выше, чем по стандарту. Конечно и риск возрастал значительно, но риск и так всегда присутствовал в этой работе, а бравада, живущая внутри молодого сержанта Максима Кабальцева быстро научилась его игнорировать, как матерый курильщик игнорирует картинку с надписью «импотенция» на пачке сигарет.
Работа у Башкира всегда была отлажена так, что потери были крайне редки даже на спецоперациях, не говоря об обычных объектах охраны. В Африке и в «Саратове» самым сложным было считать дни, поэтому, когда темнокожие «коллеги» со стороны противника устраивали штурмы или вылазки, это был настоящий праздник. Ну и тренировка, конечно.
В контрактах со спецоперациями конкретно выматывала подготовка. Как на театральной сцене, где инженеры максимально точно воссоздавали обстановку объекта, группа отрабатывала свои партии в предстоящем спектакле. Снова и снова, с соплями, потом, кровью и матом художественного руководителя. Этим руководителем, как, впрочем, и сценаристом и режиссером выступал всегда сам Башкир. Планировал и участвовал в операциях он всегда лично, поэтому авторитет его у бойцов был огромен. Пока порядок действий всех участников, всех взаимодействующих подразделений не начинал попадать в план по секундам, команда работала без сна и отдыха. Опытные бойцы на пике формы падали с ног от усталости, но ни слова ропота нельзя было услышать на отработках.
Сам Макс едва поспевал за командиром, которому было за 35, и это злило, раздражало, но подстегивало и придавало сил. И он видел, что многие в группе испытывают похожее. К тому же, все, кто бывал на проводимых компанией спецоперациях видел, что все не напрасно. В подавляющем большинстве, операция проходила как очередная, посвящённая ей отработка. Рутинно. Стремительно. Секунда в секунду. Позже Макс узнал, что были форм-мажоры. Были почти всегда. Однако Башкир с Тором нивелировали их так быстро четкими решениями и действиями, что остальные узнавали о них лишь на «разборе полетов». А так, все проходило, как в методичке: зашли, вышли. Только тела противников и вся оставляемая ими грязь, говорили о том, что в этот раз все было по серьезному. Но грязь оставалась позади, как и усталость от тренировок, а вот чувство победителя, задерживалось навсегда. Въедалось в мозг, становилось привычкой и даже зависимостью. А Башкир для своих бойцов становился, как драгдиллер для своей клиентуры на районе.
Работа. Кайф. Ощущение сверх человечности. Деньги. Парни крепко сидели на этой наркоте.
И вот в сентябре Макс планировал начать «пахать», а сейчас можно было расслабится. Он заработал у Башкира очень много и подумывал о выборе женщины и покупке дома. Благо, ни то, ни другое не было для него теперь проблемой. Но вот этот всемирный бардак мешал карты уже второй месяц.
Когда вслед за СВО на Украине по всей планете начали вспыхивать локальные конфликты, это сперва казалось нормальным. Люди словно ждали начала большой войны, как сигнала, что бы в своей стране или регионе начать разборки, дележ и передел. На каждом континенте, в большинстве крупных городов начались выступления против действующих правительств. Очень быстро они превращались в вооруженные мятежи. И все бы ничего. Бывало такое уже в истории. Ну не так часто и густо, но все-таки… И ведь всегда правительства справлялись с этими бунтами раньше или позже. Иногда силами полиции, иногда с привлечением армий, иногда обращаясь за помощью к союзным странам. И только в странах 3-го мир такие выступления обычно приводили к смене лидера или режима. Но теперь все происходило иначе.
Уровень организации всех восстаний был настолько высок и эффективен, что президенты, генеральные секретари, премьер-министры и прочие сыпались один за другим, уступая места каким-то темным лошадкам.
Штаты, Европу, Китай и даже Россию сотрясали удары террора и региональных восстаний. Страны с развитыми системами управления и государственными институтами переставали существовать как единые государства. Их властные структуры не могли справится с многоочаговой инфекцией вооруженных бунтов. На территориях погибших стран появлялись новые феодалы, объявляющие о своих правах на территории и власть.
ООН и прочие общемировые структуры пропали из жизни и информационного пространства, словно их никогда и не было.
Как ни странно, ядерная угроза так и осталась всего лишь угрозой. Видимо от того, что у каждой державы, обладающей красной кнопкой, внутренний враг отнимал гораздо больше внимания, чем внешний. Люди по всему миру массово уничтожали друг друга, но при этом как-то вдумчиво, почти заботливо относились к инфраструктуре и всему что обеспечивало деятельность жизненно важных производств и предприятий.
Короче, ситуация была на столько мутной и непредсказуемой, что покупка дома сейчас виделась Максу довольно сомнительным вложением.
Время наступления закона Сансары приближалось. Неумолимое, как прилив стирающий следы на песке. Как жернова, дробящие иллюзии совершенства.
Снова и снова сон Жреца приносил ему неприятные знаки. Покидая реальность, он почти всегда знал, какие наслаждения получит от сна, потому что почти всегда этот сон контролировал. Почти.
В этом мире он имел практически все, что можно было желать. Планета Орос, где вот уже более четырехсот лет протекало его очередное воплощение, относилась к райским. Ее великолепная природа способствовала исключительно хорошему настроению и творческим порывам. Архитектура здешних строений располагала к медитациям, помогающим накапливать живую силу. А прекрасные и разнообразные создания, помогали эту силу тратить в бесконечных плотских утехах.
Отдельным наслаждением были споры со змеями. Гигантские обитатели изумрудных лесов Ороса были чрезвычайно мудры и могущественны, они воплощались на планетах подобных Оросу уже множество раз и умели переносить накопленные знания из мира в мир. Однако и они раз за разом уступали Жрецу в философских поединках.
Среди прочего сны должны были повторять и усиливать момент победного наслаждения, и Жрец не уставал от этого удовольствия никогда.
И вот несколько лет назад во сне он увидел проплывающую черепаху. Жрец лежал в центре гигантского белого цветка посреди дивного озера, когда бесшумно подплывшая совсем близко рептилия совершила радом с ним круг почета, позволив Жрецу рассмотреть в деталях свой многовековой панцирь.
Не так давно в сон, где он медленно брел вверх по горной тропе, ворвалось колесо от повозки, которое гулко ухая подпрыгивало и катилось сверху навстречу. Пришлось даже отойти в сторону, настолько неожиданным и неприятным было его появление.
И вот сегодня великий змей Дорег, частый гость упоительных снов Жреца, после очередного своего поражения вместо кивка признательности, вдруг развернулся и принялся переливать кольца своего огромного гибкого тела в каком-то завораживающем танце, а потом Жрец увидел, что змей сложился в циклопический круг. Змея, кусающая себя за хвост. Больших намеков ему не требовалось.
Все это были символы времени. Времени, которого когда-то у него было настолько много, что оно совершенно не ощущалось, а теперь оказалось, что оно заканчивается. И самое неприятное заключалось в том, что способы, которыми ему намекали на время, говорили о том, что следующее его воплощение будет совсем не на высших планетах, а совсем наоборот. Конечно, Жрец понимал, что когда-то наступит этот момент, потому что осознанно выбрал этот путь, путь далекий от служения, путь наслаждения и накопления силы. Ему нравилось ощущать свое могущество, видеть, как она растет в нем с каждой выдержанной ради этой силы аскезы. Нравилось узнавать в очередном поединке, что он снова и снова - лучший и непобедимый никем. И мысли о том, что всю эту мощь придется утратить ради служения, ему претила.
Однако и спускаться на нижние планеты он так же не намеревался. Подчиниться каким-то законам и безропотно воплощаться в какое-нибудь жалкое тело, к примеру, человека, он не собирался. Орос придется покинуть до того, как за ним придут слуги Ямы. И сделает он это так, что они потеряют его след. А он - величайшая личность во вселенной, продолжит наслаждаться своей силой и даже преумножать ее. Одним словом, у Жреца был план.
Из всех чудес, созданных Богом, утро, отец Евгений любил более всего на свете. За долгую свою жизнь, за 63 с гаком года, он видел много странных и даже изумительных вещей, но все прочие впечатления бледнели и выцветали, вытеснялись новыми или просто забывались. Он менялся вместе со своей страной, переживал все её потрясения, отмечал свои новые победы, преодолевал поражения и оплакивали потери. Довелось ему воевать в Афганистане и служить в Владикавказском УГРО, поработать каменщиком на стройке и «безопасником» в страховой компании. Он влюблялся и расставался, качал на руках дочь и плакал на коленях у её могилы. Менялись флаги и эпохи, кумиры и враги. Однажды и вера его изменилась.
Евгений всегда искал справедливости и мира для тех, кем дорожил, но добивался этого тем, чем наделила его природа и так, как научила его школа и армия. Но оказавшись бессильным перед судьбой, увидев свои слабости и слабости тех, кого он долгое время считал воплощением силы и надежности, отец Евгений понял, что сила, его человеческая, грубая и честная сила не всемогуща. Это было больно и тяжело, однако признавать победу и величие зла и дурацкого случая над своей судьбой он отказывался. Ему было просто необходимо знать, что есть другой путь, другой способ помогать добру одерживать победу.
В 35 лет он поступил в духовную семинарию и после ее окончания ещё 10 лет служил в нескольких храмах в чине пресвитера. Затем пришло ощущение какой-то искаженности, неправильности его работы. Пышность служб и таинств стала тяготить священника и оставив на коллегу довольно обширный приход, отец Евгений ушёл туда, где, как он верил, ещё острее нуждаются в его поддержке.
Минуло ещё шесть лет проведённых при разных больницах, онкоцентрах, тюрьмах и домах престарелых. Боль и страх так тесно связались для него с понятием жизни, что в какой-то момент он просто не заметил, что жизнь потеряла для него привлекательность, потому что стала чередой историй чьей-то беды, которую он всякий раз проживал как свою. Он не понимал, как себя чувствует и о чем думает, что ест и какая погода на улице.
Обессиленный и совсем седой, под жестким давлением епископа, отец Евгений принял решение удалится от людей и посвятить оставшиеся годы общению исключительно с Богом. Дав обет молчания, он ушёл в Курпский лес, находящийся на территории заказника в Кабардино-Балкарии. Местные власти по просьбе епархии выделили отцу Евгению старый охотничий домик и пообещали помощь и поддержку.
Домик был суровым срубом, имевшим два небольших окна, через которые почти не проникал свет из-за близко подступивших деревьев и густого кустарника. Мужики из поселка споро отремонтировали жилище и даже пристроили со стороны восточного фронтона башенку с небольшим куполом. На куполе установили резной крест, а в стенах башенки прорезали высокие оконца, что бы утренний свет мог проникать внутрь темного помещения. Один из строителей даже собрал для одного из окошек простенький витражик из осколков цветного стекла и глины.
Скоро новость о появившемся в округе монахе-отшельнике облетела округу и к домику, который священник превратил в скит, стали приходить любопытные. Однако мрачный обитатель скита так же быстро дал понять, что визитёрам ничего не удастся у него получить. Ни отпускания грехов, ни совета, ни даже задушевной беседы. И монах зажил один. Он наполнял свой день нехитрым трудом отшельника и молитвами, по долгу задумчиво сидел у реки, наблюдал за игрой рассветных и закатных лучей в цветном витраже, вспоминал тех кому отдавал частицы своей любви и веры.
Шли дни и недели. Постепенно укрывавший его серый кокон, сплетенный из пережитых человеческих страстей, горестей и подлостей, начал светлеть, а затем и вовсе рассыпался. Как освободившийся от долгого лежачего недуга, он снова смотрел на свет незамутненным болезнью взглядом и будто вспоминал, как прекрасен может быть каждый придуманный Создателем день. И особенно утро.
Эта чистота Божьего мира, вновь сотворенного, вновь открывающегося ему, напоминала тот долгожданный подарок, о котором мечтаешь в детстве. Которого ждёшь день за днём, представляя в мельчайших деталях, как возьмёшь его в руки. И вот он перед тобой. Солнечный свет, окрашивающий листву во все оттенки зелёного, у которого, конечно, есть названия, но ни одно из них не передаёт всю его прелесть. Эту жемчужную россыпь росы на траве. Нежный ветерок, пробегающий по кустам и веткам, лаская, взъерошивая их пушистые кудряшки. И сам отец Евгений в эти утренние минуты остро чувствовал себя частью этого удивительного мира, истинно сыном Божьим, неразумным и доверчивым младенцем в его нежных и надежных Отцовских руках.
Одним таким же пригожим утром с отцом Евгением случилось то, что лишило его безмятежности нескольких последних лет. Проснувшись и сотворив утренние молитвы, он отправился как обычно к реке. Нужно было набрать воды и хвороста. Прямо на тропинке, так любимой им, его внезапно сморила сильная слабость и он присел, прислонившись спиной к дереву. Веки отяжелели и волнуясь, последним усилием успев обратится к Богу, он уснул.
Сон был чистым и чётким, словно и не сон вовсе, а настоящая жизнь.
Он сидит на своём месте у реки, недалеко от своего домика. Тихая звёздная ночь. Вокруг лёгкая трескотня кузнечиков, а вдалеке слабое, словно вежливое, уханье ночной птицы. В спокойном тёмном зеркале заводи отражается звёздное небо. Он смотрит на это звёздное небо и неожиданно понимает, что сам находится уже не на берегу, а в невесомой, молчаливой темноте космоса. Странным знанием он видит, выделяет среди прочих свечений тёплый голубой свет дома, Земли. Где-то на краю необъятной панорамы бесчисленных звёздных россыпей вспыхивает новая яркая звезда. Тонкими росчерками, как комета, она мелькает в пространстве, становясь всё ближе к планете, светящейся голубым. Приблизившись она, наконец опоясав кольцом света Землю сливается с ней. Где-то будто хлопают огромной дверью, и он чувствует, как далекая волна, колыхнувшая все это безбрежное море, доходит и до него. Через некоторое время голубое теплое мерцание Земли становится горячим и красным. И вот он уже снова у себя дома, но теперь его наполняет неизбывная тревога. Видение речки сменяется богатым особняком на берегу пруда. Монах бесплотным духом скользит над выверенными контурами ландшафтного дизайна. Вот он в доме. В комнатах роскошь и изобилие. Вот просторный зал. Зыбкая в очертаниях фигура от которой исходит пугающая мощь, торжественно протягивает хозяину особняка что-то. Как будто меч. Хозяин испуганно и покорно улыбается. Затем растворившиеся в воздухе стены особняка сменяют беспорядочный калейдоскоп каких-то непонятных сперва коридоров, комнат, и залов, множество людей. Вдруг он узнаёт обстановки поликлиник, супермаркетов и школ. Как призрак, пронизывающий и перечеркивающий эти картины, носится среди людей тот, кто принял из рук зыбкой, пугающей тени меч. Крики ужаса и боли заливают до краёв, затапливают его слух. В сумрачном беззвучие он видит мрачный, высокий колонный зал, множество тонких, резных, уходящих в небо колонн и бесконечность по сторонам, ни стен, ни дверей. Вот в расступившихся колоннах освещенное место и огромный круг из стоящих на коленях людей. Вот центре круга колышущийся, тёмный силуэт. Из круга выходит хозяин особняка и возвращает меч фигуре в центре. Ослепительная вспышка. Свечение гудит, окутывает собой сущность в центре. Когда гул затихает, фигура с мечом становится чётче и крупнее. Твёрдым движением она возвращает меч хозяину особняка. И вновь вместо зала – бегущие люди, крики стоны и плач. И взмахи, взмахи, взмахи тёмного клинка.
На Земле, в этой её части, была ночь и это уже было неплохо. Меньше шума и яркого света. Последнее время, уже более 200 варш, Кинкару чаще нравилась тишина и мягкий тёплый свет. Особенно на таких густо населённых планетах. Момент приближения к душе всегда был чувствительным: его тонкое тело уплотнялось, принимало нужную форму и начинало воспринимать некоторые проявления мира. Поэтому если вокруг было место, наполненное кипением жизни или время в которое обитатели планеты активны, Кинкар испытывал что-то похожее на лёгкое беспокойство.
Дело было в том, что почему-то, с некоторых пор у него стало возникать желание поговорить с теми, к кому он приходил.
Земля была одной из тех планет, на которой приходилось бывать гораздо чаще прочих. Кинкар знал далеко не всё о том, как здесь была устроена жизнь, но некоторые мысли и поступки людей, приводящие их к той черте, за которой их ждал именно он, ему были известны. Эти поступки с какого-то дня стали интересовать Кинкара, а позже вызывать непонимание и удивление. Понимая, на что обрекают себя люди, нарушая закон, он всё больше и больше изумлялся тому, зачем и почему они это делают. Знать, как поступать правильно, знать, что за это будет награда и делать наоборот, осознавая неотвратимое наказание. Такое поведение не укладывались в голове.
Как следователю, распутывающему уголовное дело, ему открывались мотивы, толкающие человека к греху, но только те, что были последними в длинной цепи тёмных мыслей. А Кинкару хотелось понять, как всё зарождалось, менялось, искривлялось. Как существо, в которое изначально закладывалось светлое начало и мудрые знания, приходило ко встрече с ним и его Повелителем.
Однако работа его была устроена таким образом, что разговора никогда не получалось. Чувствуя приближение смерти, люди начинали очень беспокоиться, а увидев Кинкара и вовсе теряли разум от ужаса. После извлечения души из тела, предстояла долгая и непростая дорога к месту суда, но несмотря на то, что они проводили вместе в пути довольно много времени, общения тоже не выходило. Кинкар не мог ничего изменить. Его тело меняло форму не по своей воле, таков был замысел Повелителя, Кинкар становился тем, что наводило на душу самый беспредельный ужас. Вести разговор с существом, вселяющим такую всепоглощающую жуть и ежеминутно истязающим её, душа была не в силах.
Кинкар раз за разом извлекал, уводил и мучал, не смея нарушить заведений порядок. Он множество раз пытался рассмотреть хотя бы крошечный временной зазор когда бы кроме слез и стенаний можно было увидеть в душе проблеск трезвой мысли, но всё было тщетно. Никто не мог услышать его и понять, никто не мог ему ответить.
Внизу в сплошном белом покрове тонко наметилась лента дороги. Зов проявлялся всё чётче. Кинкар спустился на покрытое слоем снежного наката полотно трассы. На обочине, разрывая фарами темноту стояла фура с щебнем. Уродливым наростом к мощному передку прилепилась искореженная груда железа. Совсем недавно груда эта была милой малолитражной «японкой» цвета спелой вишни. Сидевший за рулем не справился с управлением, и игрушечный машинка вышла на встречку. Водитель фуры, молодой мужик стоял неподалёку на коленях, его сильно рвало от только что увиденного в смятом салоне «японки». Его напарник, человек намного старше, бессильно метался вокруг, то дергая заклиненную дверь водителя, то набирая на телефоне номер «скорой».
Внутри вишневой машины умирала женщина. Пробитое и зажатое вторгшимся в салон железом, тело сильно страдало от боли, а угасающее сознание мучилось от ощущения близкого конца и чудовищной несправедливости мира.
……………………………………………………………………..
- Всё по минимуму! Всё по минимуму, я сказал! Расширив глаза от злобы выкрикивал Герман и нервно ходил по залу, пол которого угрюмо скрипел старыми досками половиц, - никаких шоколадок! Никаких конфет! Это, сука, не утренник! Это, бля, не детский сад!
У стены возле телевизора, накрытого белой скатертью, стояла безмолвно жена Германа, бесцветная баба с узкими, плотно сжатыми губами и незаметной грудью и одобрительно кивала. Отец сидел в кресле, зажимая руками уши. Он выронил фотографии, которые только что показывал Веронике. На фотографиях они с мамой обнимались.
- Ты чего разорался? А ну рот свой поганый закрой! - прошипела, сузив глаза Вероника, ты что ли вкладываться собрался, экономист сраный?
Она подошла к отцу, опустилась рядом на корточки и положила ему ладонь на колено:
- Пап, сделаем, как ты предлагаешь. Сделаем, как маме бы понравилось.
Семья Вероники переселилась из Армении в небольшой посёлок на Ставрополье около 36 лет назад, спасаясь от обострения очередного конфликта в том регионе. Веронике было 10 лет, и она вместе родителями с энтузиазмом окунулась в строительство нового дома. Денег почти не было, работали сами, стены ставили из чего попало. Но это была новая жизнь, мама и папа были молоды, любили друг друга и будущее, несмотря на сложности, представало светлым, тёплым бесконечным майским днём. Планировку делали вместе, и девочка живо представляла себе свою маленькую уютную комнату, кухню-столовую, которая чуть побольше, но тоже уютную. Представляла где все втроём они будут отмечать дни рождения и Первое Мая и волшебный Новый год.
В новом доме через два года родился младший брат Гера и хотя вроде бы все было хорошо, но Вероника запомнила это время как момент с которого всё начало рушиться.
Мать стала чаще и чаще покрикивать на неё, отец всё больше пропадать на работе, а брат требовать внимания. Вероника болезненно замечала эти перемены как замечают прохладу приближающейся осени по вечерам, и вся словно сжималась, предчувствуя окончание тёплых дней.
В 16 лет жёстким семейным решением она была отправлена поступать в районный техникум. Тогда Вероника запаниковала, вдруг ощутив, что её выселяют из рая и решила бороться. Она устроила истерику на которую мать ответила криком, а отец, смущенный, сбитый с толку неожиданным поведением покладистой дочери, лепетал невнятные ответы:
Семен Федорович провожал дорогих гостей. Вечер получился довольно теплым, почти семейным и глядя на отъезжающие кортежи он внутренне улыбался, чувствуя глубокое удовлетворение. Почти двухлетние его усилия по организации делового альянса в подвластном ему сибирском регионе начинали обретать довольно четкие контуры и контуры эти ему нравились.
Генерал-лейтенант 42-ой общевойсковой армии Сибирского ВО стал ему теперь не только деловым партнером, но и родственником, после того как в браке соединились судьбы дочери Семена Федоровича и сына генерал-лейтенанта. Прокурор края был обязан Семену Федоровичу организацией сложного многоступенчатого лечебного процесса лечения своей супруги. Ведущие специалисты западных и восточных клиник, были щедро вознаграждены за самоотверженный труд в обход многих бюрократических протоколов, предусматривающих очереди, политические санкции и прочие вероятные и невероятные барьеры.
Карьера начальника ГУ МВД по Красноярскому стала возможной также благодаря усилиям и организаторским талантам Семена Федоровича. Мужчины были дружны с юности. В казарме небольшой военной части, затерянной в лесах Омской области они, два дерзких «духа», отчаянно отбивались от группы «дедов», требующих беспрекословного подчинения. И спустя годы, став губернатором края, Семен везде подтягивал за собой верного друга, все выше и выше.
Сейчас деловые и человеческие качества всех этих людей объединялись под управлением его – губернатора, и судя по тому, что чувствовал и слышал Семен Федорович, члены его альянса были как и он довольны положением дел. Его планы поддерживались ими, задуманное постепенно воплощалось, авторитет его никто не оспаривал. Регион становился сильным и управляемым, и самое главное Москва ничего не замечала, не замечала того, что богатейший край становится постепенно все более самостоятельным. Внешне поддерживались все линии подчиненности столице и осуществлялись все плановые перечисления, но край неумолимо формировался в отдельное автономное государство.
Было еще огромное количество задач, требующих решения и довольно много авторитетных лиц, которые продолжали тянуть одеяло на себя, но потихоньку дело делалось и это вселяло уверенность в правильности выбранного направления.
Стоя на балконе своего особняка, губернатор вглядывался в колышущийся океан тайги вдалеке и вдыхал прохладный ночной воздух.
- Семочка, иди же ко мне… Иди ко мне, мой повелитель Сибири… ласково промурлыкала из спальни молодая жена.
Губернатор улыбнулся и предвкушая удовольствие шагнул к необъятной кровати.
……………………………………………………………………………………………………………………………………..
Голос прозвучал в его голове ясно и четко, и Семен Федорович тут же проснулся и сел на кровати.
- Доброй ночи, губернатор.
Он начал дико озираться по сторонам, вглядываясь в полумрак спальни. Голос был глубокий и спокойный и это не был ни голос прислуги, ни голос охраны. Никто не мог бы обратиться к нему так. Таким тоном, таким словом, в такой час. Губернатор лихорадочно соображал, что происходит, и попытался найти рукой выключатель ночного светильника на прикроватной тумбочке.
- Прошу Вас успокоиться и внимательно выслушать меня, - голос снова зазвучал и Семен Федорович понял, что звучит он как бы одновременно из всех темных углов помещения и в его голове. Одновременно с этим он понял, что не может двигаться, словно его сознание оказалось внутри неподвижной статуи. Он сидел на кровати и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Волна гнева и паники начала подниматься где-то внутри него. Он ненавидел любые свои страхи и слабости, и деятельная злость на себя в такие моменты была привычной его реакцией, помогала мобилизоваться, начать думать и выживать.
- Я понимаю Ваши переживания, губернатор. Я знаю Ваш крутой нрав. Разговор нам предстоит серьезный, поэтому что бы завоевать Ваше внимание и пропустить противодействие Вашего тела и характера, начнем мы его на моих условиях с небольшим дискомфортом для Вас.
Семен Федорович понял: его сейчас будет обрабатывать какие-то спецы. Видимо уже ввели препараты, отсюда паралич и, вероятно, скоро начнет действовать тиопентал натрия. Это было очень плохо и очень бесило. Покой его сна и бодрствования охраняла очень дорогая контора с хорошо обученными и экипированными бойцами. Но они пропустили к нему в спальню этих людей без боя и вообще какого-либо противодействия. Неужели сдали? Или все мертвы? Что, мать вашу, происходит!? Сейчас он против воли ответит на все вопросы, которые ему зададут и тогда…
- Ваш паралич вызван моей волей и отменю я его после того, как пойму, что Вы готовы к диалогу. А пока Вам придется только слушать меня. Так мы избежим траты времени на Ваши глупые вопросы и препирательства. И свет Вашей лампы нам не нужен. Сейчас я подарю Вам возможность видеть в темноте.
Семен Федорович почувствовал прилив головокружения и прикрыл на секунду глаза. Когда он их открыл, то обнаружил что вся комната залита слабым желтым светом, словно включили искусственное освещение с неким золотым фильтром. Все предметы виделись ярко и отчетливо. И особенно отчетливо был виден мужчина средних лет, в длинной белой рубахе, который сидел, сложив ноги в позе лотоса на софе в двух метрах от кровати. Вернее, губернатору сперва показалось, что мужчина сидит. Через секунду он понял, что тело ночного гостя парит над поверхностью дивана в пяти сантиметрах.
Это разозлило хозяина особняка еще сильнее. Очевидно, что введенный ему препарат еще и вызывал галлюцинации. Чувствовать себя дураком на процедуре допроса это слабость, а слабость, это всегда отвратительно.
- Итак, губернатор. Мы поступим вот как, - начал левитирующий мужчина. Сейчас я уделю некоторое время произведению впечатления. Потом, когда Вы перестанете перебирать в голове безумные версии происходящего и станете внимательным, я расскажу Вам кратко причину моего визита. Затем я сделаю Вам еще пару подарков, плюс к новой способности видеть в темноте и после, я очень надеюсь, мы продолжим общения уже в новом друг для друга качестве.
Приезд пожарных, их уверенная слаженная работа вернули Марине самообладание. Она взяла сына за руку.
- Димочка, пойдем чайку попьем.
Газ пока подавался без перебоев и скоро на плите засвистел чайник. Привычный семейный ритуал чаепития словно бы отгородил сознание от недавней паники и шоковых переживаний. Марина снова начала размышлять со свойственной ей рациональностью.
- Сынок, в общем так, - начала она спокойным и твердым голосом, - я думаю, что нам все-таки нужно выбираться из города.
- Да, мам! И я ж об этом! - горячо поддержал ее сын, - и папа так же говорит!
- Да, да и папа… Дожидаться тут пока и наш дом подожгут или нас с тобою ограбят, я не хочу. А приедет ли пожарная машина следующий раз, неизвестно. Поэтому давай подумаем, что нам понадобиться в дороге и как мы вообще будем добираться до того места, которое отец тебе описал.
Началось жаркое обсуждение плана действий. Димка предлагал разделиться, чтобы сэкономить время и к вечеру собраться дома с уже заготовленными дорожными припасами. Марина и слышать не хотела о том, чтобы отпускать от себя сына дальше чем на три метра.
- Мам, там же очереди везде сумасшедшие! Если мы в каждой будем вдвоем стоять, то и за два дня никак не успеем!
- Дима! Да хоть двадцать два! Ты видел, что происходит? Бандиты творят что хотят! Нападают на всех подряд! В общем и не уговаривай! Везде ходим только вместе!
- Мам! Я ведь не малыш давно, чтобы с тобой за руку ходить по магазинам! Я взрослый человек! Я сам могу все сделать! И в маминой охране не нуждаюсь! И не нужно меня беречь от всего каждую минуту!
- Взрослый!? Взрослый значит? А может это не тебе, а мне нужна охрана! Может это я в тебе нуждаюсь! Не подумал об этом!? Может это меня нужно беречь и охранять! Тебе, лбу здоровому это в голову не приходило!? А, взрослый!?
Димка не давал загнать себя в ловушку. Мама не раз применяла такие приемы, когда хотела добиться своего. Ругаясь с папой, снова и снова уезжающим в командировки, она кричала что-то похожее. Однако Димка знал, что она всегда отлично со всем справлялась сама. Родители любили друг друга, во всяком случае раньше, и он понимал, что мама просто скучает по отцу, не хочет его отпускать так надолго, поэтому злится и говорит, что угодно лишь бы его остановить. А его, Димку, она по-прежнему видит маленьким, не хочет поверить, что он вырос и стал самостоятельным, потому мечтает держать при себе, как беспомощного кроху. Это было обидно и возмутительно и сдаваться он не собирался.
- Мама, ты ведь это нарочно все говоришь! Как будто на улице зомби апокалипсис! Что сейчас угрожает тебе или мне!? На улице день! И мы с тобой не по темным дворам будем бродить, а встанем в очереди у магазинов, где народу полно!
- Вот мне нужно сегодня смотаться на Комсомольский! Я туда одна, что ли добираться буду!?
- На Камсу давай, конечно, вместе сходим! А здесь по району – разделимся!
Поход на Комсомольский микрорайон виделся Димке делом достойным и было очень даже правильно сопроводить маму туда под своей защитой. А вот Марина наоборот пожалела о своих словах. Сына не хотелось выпускать из квартиры, не то что на другой район идти в таких-то обстоятельствах. Ее в принципе измотал этот спор. Живо представляя все угрозы, нависающие над бестолковым ребенком, оказавшимся на улице без присмотра, она испытывала все возрастающий страх и это было невыносимо. И чего она тут распинается перед сопливым школьником!? Нужно было это остановить. Быстро и просто, как и всегда – запереть дверь на ключ, забрать у Димки его комплект – и вопрос решен. А все дела она и сама обставит, как это делала на протяжении всех этих лет, практически одинокого материнства.
Она поднял руку, обозначая паузу в дебатах.
- Так. Дима. Жди меня тут. Сейчас мы продолжим, - менторским тоном произнесла она и вышла из кухни в комнату, что бы взять ключи из своего городского рюкзачка.
Однако Димка был «на опыте» и тут же разгадал коварный замысел матери. Не колеблясь ни секунды, он быстро принял решение. Копаясь в рюкзачном кармане, Марина услышала, как хлопнула входная дверь и щелкнул, проворачиваясь замок. Затем по лестнице загремели торопливые шаги. Марина поняла: Димка сбежал и запер замок. Конечно она откроет его своими ключами, но догнать его уже не успеет. Марина бросилась на балкон и увидев выбегающего из подъезда сына истерично закричала:
- Вернись, дрянь такая! Вернись, мерзавец! Быстро домой, я тебе говорю!
Парень остановился и задрав голову, бодро крикнул в ответ с победной улыбкой:
- Мам, я деньги взял! Вернусь, когда все соберу, что мы обсудили! Встретимся после!
- Я тебе соберу, негодяй такой! Вернись! Я же все равно тебя сейчас найду и приведу домой за ухо!
Димка вмиг посерьезнел и произнес негромко, но так, что бы мама на балконе услышала его.
- Если ты так сделаешь, я уйду. Увижу тебя возле магазина – уйду, не догонишь. Я тебе обещаю. Не гонись за мной, дай мне самому сделать это простое дело, не унижай меня.
Марина, опешив продолжила стоять, опираясь на оконную раму и глядя на убегающего через двор сына. Убедительность Димкиного обещания словно пригвоздила ее к месту. Внизу появился сосед – дядя Толя и тоже посмотрел вслед сбежавшему бунтовщику. Затем придерживая кепку на голове, крикнул приходящей в себя матери.
- Дочка, да ты не переживай! Никуда он не денется! Да и я сейчас тоже за покупками пойду, найду его, присмотрю аккуратно. Не беспокойся.
«Как же они все меня задолбали, - подумала Марина, - все умные, куда ни плюнь.»
А может и прав сын? Вцепилась она в него и расти не дает? Глушит в нем хорошие мужские задатки? А ну как и правда сбежит если пойти за ним? Упрямый же, как осел! Как его отец! Как его отец-осел!
Еще около пяти минут она изводила себя размышлениями, а потом решила, что пусть так и будет. Она пока смотается на Камсу, одна нога здесь, другая – там, а этот мелкий засранец пусть поиграет в героя и вернется домой. Настоится по очередям среди людей, пообтирается, измотается, вернется и будет ждать ее дома. А с походом на Комсомольский лучше не тянуть. Мало ли чего. Что там за сослуживец? Если мужик конкретный и деловой, тогда они придумают как выйти из города вместе, даже если это будет не завтра. Если же человек этот окажется не таким отзывчивым, как ожидает ее муж, тогда нужно как-то убедить его поделится всякими полезными штуками. Кто знает, может даже оружием, которое у него якобы есть, а может и еще чем-нибудь полезным. Советом, на худой конец.
Бегство снайпера означало скорую гибель для Макса. Ему нужно было успеть либо уложить беглеца до того, как бойцы внизу поймут, что к чему, либо уходить прямо сейчас. Но уйти означало бы оставить всех людей в санатории на разбор этой банде. И герой внутри разведчика снова одолел осторожность.
Спайди бросился в погоню, надеясь закончить все так же быстро, как и начал. Но уже через 10 секунд погони стало ясно - дело плохо. Они очень быстро приближались к подножию холма. Стрелять теперь было нельзя, бойцы внизу на таком расстоянии безошибочно выделят звуки выстрелов на холме из общей композиции перестрелки. А по темпу бега снайпера, было видно, что он не уступит Максу ни метра на этой дистанции. Значит речи о том, чтобы настигнуть его и быть не могло. Оставался только нож. И один точный бросок. Случайные ветки хлестали по лицу, рассекая кожу, но в горячке преследования разведчик уже не чувствовал ни боли, ни сомнений. Только невозмутимая работа невидимого секундомера отбивала в мозгу отработанные мгновения.
На бегу Макс выхватил вороненый клинок из ножен. Сейчас беглец проскочит группу деревьев и окажется в широком просвете между стволами. Это будет момент броска. Вон внизу обозначился профиль грузовика с кунгом. Вон рядом виднеются автоматчики. Вот до них уже не больше сотни метров. Другого шанса не будет. Сержант сделал прыжок в сторону мощного ствола и резко становился, спружинив о него ногой. Навёл взгляд на беглеца, вскинул руку, выбрал упреждение, и с резким выдохом хлестко метнул нож. Внезапно снайпер, словно оступившись, канул вниз и трофейный Extrema Ratio чёрной молнией мелькнув в свете Луны, прошёл мимо.
Спайди выматерился. Не для такого бестолкового броска ковали итальянцы этот «Дефендер». Единственный шанс был упущен, но что бы остановится, Макс был уже слишком зол и слишком заряжен на погоню.
Адреналин новым всплеском подстегнул мышцы, а мозг просигналил о новой опасности. Противник прекратил бегство и, вероятно, залëг, готовясь встретить его огнём. Дикими скачками антилопы, из стороны в сторону, разведчик за три секунды достиг места, где исчез снайпер и на очередном прыжке уже видел залегшего врага. Не задумываясь о странном положении замершего тела, он обрушился сверху, нанеся удар по его голове обеими руками, сжимающими рукоять Глока. Однако череп оказался прикрыт шлемом и руки с оружием упруго отскочили от армированного пластика. Вскидывая руку для нового удара Макс вдруг понял, что снайпер не сопротивляется, не уворачивается и вообще не двигается. Уперев колено в локтевой сгиб правой руки противника, он замер с занесенной рукой, усмиряя бешенное сердцебиение. Только теперь, более внимательно присмотревшись, он заметил, что правая нога беглеца по колена погружена в какую-то яму и неестественно выгнута, а из шеи торчит толстая оструганная палка. Макс проверил пульс, приложив пальцы к сонной артерии и понял, что снайпер мёртв.
Всё ещё не веря своей удаче, он обшарил края ямы, которая оказалась рукотворной и выложенной кирпичом. Разведчик огляделся и заметил в трёх метрах выше по склону наполовину вкопанную в землю стальную бочку. Картина сложилась. На этом участке холма, видимо обжитом, кто-то устроил коптильню. Ничего удивительного, посёлок то был рядом. Простейшая конструкция состояла из бочки, внутри которой подвешивалось мясо или рыба и топочной камерой, которая соединялась с бочкой трубой. В топочной камере - небольшом каменном колодце разводят огонь, а дым по трубе поднимается в бочку, где и коптятся всякие вкусности. Вот в эту камеру с разбегу и угодил ногой резвый снайпер. При этом умудрился рухнуть на один из колышков, между которыми был натянут шнур для готовящейся к своей очереди рыбе.
Изумленно покачав головой, Макс мысленно поблагодарил рукодела, устроившего западню его врагу.
Однако, нужно было думать, что делать дальше, ведь останавливаться на этой победе Макс не хотел.
Тем временем внизу произошли некоторые изменения. БМП проводив штурмовиков до стен санатория, вернулся на площадку у подножия склона, туда где стоял «Урал» и несколько бойцов. А вот черный внедорожник куда-то пропал. Прикинув все шансы Макс понял, что дальше сделать ничего не сможет, во всяком случае один. Тогда он вспомнил о выделенной ему радиостанции.
- Рус! Я, Спайди! На связь! - прошипел он в микрофон, - Рус, выйди на связь! Вызывает Спайди!
- Рус на приёме, - ответил спокойный голос.
- Рус, брат, у меня к тебе предложение! - с планированием у Макса было не очень и сейчас он придумывал на ходу, - хочу тебе предложить: «Урал» с кунгом, БМП «двойка» и стрелковки единиц 50, примерно. Плюс три «Светки» короткие с ПБСами и оптикой. Но подключится тебе нужно очень быстро.
- Очень великодушно с твоей стороны, Макс, - голос Руса явно улыбался, - а вторую БМП себе оставишь? Ты же не «мазута», зачем тебе?
- Вторая БМП при моем плане действий не выживет! Так, стоп! А ты откуда про две БМП знаешь!?
- Эх, Макс, Макс… Наивный ты. Мои ребята за тобой шли. С приказом действовать по обстановке, ну и прикрыть тебя, если что. Ладно. Это всё потом обсудим. Двенадцать моих бойцов уже подошли к санаторию со стороны реки. Наблюдают 20 человек противника. Те пока не штурмуют, видимо держат на контроле выходы с этой стороны, что бы оборона через них не слиняла. Штурм же с твоей стороны идет, от склона. Говори, давай, свой план! Приём!
- Рус! Ты ж мой золотой! Ну голова же! Голова! Ну как же ты кстати! - радостно затараторил Макс, план, значит, примерно такой! Пусть твои по моему сигналу начинают шуметь! Нет, погоди! Чего в пустую шуметь, если у вас позиция хорошая!? Валите по сигналу всех, кого видите! Как принял?
- Принял. Но не понял. Парни мои говорят, что видят один БМП возле тебя, у подножия, а второй с группой штурма рядом с ними, ближе к реке. Мои работать начнут и «Бэха» эта на шум примчит за 5 секунд! Что с ней делать? А если потом и вторая подтянется!? А если за ними и штурмы подойдут!? Ты мне вон уже и броню, и стволы и мотор пообещал, а ничего из этого пока не твоё, Макс! Не нравится мне твой план!
Матвей уже пятый раз смазывал удар. И если сперва это могло показаться ошибкой, то теперь Башкир видел, что сын делает это осознанно. Когда в первом раунде он упустил две явных возможности для мощной контратаки, Башкир решил, что парень просто робеет перед более высоким и рослым противником, потому теряется. Потом опытный глаз отца четко разглядел разницу в мастерстве ребят. Матвей не пугался и не был растерян, хотя почти весь поединок работал в защите. Его оппонент сыпал удары, отдыхал, описывая пару кругов вокруг кажущегося более слабым мальчишки и снова «насыпал». Матвей ловко подныривал и уклонялся, сбивал атаки и накидывал точные легкие джебы, осаживая временами натиск противника, однако сам вперед не шёл. И когда к третьему раунду соперник практически выдохся, отбив об блоки Матвея руки и ноги, было совершенно очевидно, что нужна всего одна точная серия. Но сын не проводил её. Константин ждал эту серию до самого конца боя, надеясь на яркую кульминацию, однако без толку. Прозвучал финальный гонг. Победу по очкам присудили высокому парню.
В коридоре дворца спорта среди шумящей сумятицы детей и родителей Константин и Наташа встретили раскрасневшегося Матвея. Мать искренне и нежно обняла маленького боксера. Затем пришла очередь мужского рукопожатия. Башкир протянул руку. Сын выглядел напряженным, словно ожидал от отца разноса. Увидев протянутую руку, он охотно пожал её.
- Как ты, малыш, не сильно тебе досталось? Разглядывала Наташа голову мальчишки в поисках ссадин.
- Да не, мам, я ж защищался. В голову почти не было попаданий, по корпусу только, ты же видела. Вы же видели.
- Видели, - спокойно повторил за ним Башкир, -но не совсем всё поняли. Когда такой бой проходит у взрослых, это называется «договорняк». Ты мог его свалить трижды. Не знал бы твоего тренера, решил бы, что ты отрабатывал заказ.
Матвей вздохнул. Отец внимательно разглядывал его. Нет, парень не выглядел расстроенным поражением. Да, его что-то тяготит, но не похоже, что это результат боя. Пока мать перебирала его волосы, Мальчик поглядывал на отца со странным, смятенным выражением.
«Чувство вины? Не уверен», - подумал Башкир.
- Что это было, сын? - начал он, но Наташа внезапно вмешалась:
- Сынок, пока не ушли, на вот деньги, сгоняй, пожалуйста, в буфет, возьми себе и мне пару тех вкусных слоек с вишней.
Матвей бросил на мать взгляд в котором читалось понимание всех этих «хитрых» приемов взрослых, схватил протянутую купюру и убежал, ловко лавируя в тесном человеческом муравейнике коридора.
- Я скажу тебе, Юлдашев, что это было, только ты постарайся понять, не пускайся сразу в любимые твои контратаки.
- Я и не думал. Слушаю, Наташа.
- Просто он не хочет биться. Да, да, не хочет драться, биться, побеждать. Он очень любит тебя, восхищается. Ты для него, легенда, как говорится. Все это, весь этот бокс, этот спорт… Он делает это, чтобы произвести впечатление на тебя, Костя. Представляешь, как он хочет твоего внимания?
- Но я же…
- Это был риторический вопрос. Матвей очень сильно хочет с тобой быть. Но единственный способ завладеть твоим вниманием, это выступать на ринге. Больше с тобой говорить ни о чем не возможно. Я имею ввиду: ему не возможно. Все остальные его темы тебе попросту не интересны. Ты приезжаешь на неделю раз в три месяца и что бы ему привлечь тебя хотя бы на пару часов, он должен быть тайским боксером с соревновательной практикой.
- Ну подожди…
- Нет, Костя, это ты подожди. Вот ты знаешь, что ему интересно? Чем еще он занимается кроме тренировок и подготовок к первенствам?
- Нуууу…
- Вот, я об этом и говорю. А интересы у него есть. Настоящие. Глубокие. И он даже пробовал с тобой их обсудить, но ты пропустил эти его слова мимо ушей. Помнишь? Припоминаешь что-нибудь такое?
-Ты имеешь ввиду… Это.. Как они с мальчишками…
-Нет, Юлдашев… Не с мальчишками. Короче. Он уже вернется сейчас. Я прошу тебя подумай о том, что можешь пропустить попытки твоего сына стать твоим другом. Не просто быть тем, кого ты хочешь и готов в нем увидеть, а стать реально близким человеком. Попытайся рассмотреть его, услышать его. И поддержать. Ему очень это нужно. Только ради этого он ходит на тренировки. Он не ты, он другой, но он твой сын.
-Так что же ему интересно, ты скажешь наконец?
Наташа развернулась навстречу подбежавшему сыну.
- Спасибо, мой родненький, - сказала она принимая от Матвея слойку.
Вечером после ужина Башкир зашел в детскую комнату, где сын трудился на домашкой по русскому.
- Получается, - поинтересовался он, положив руку на мальчишечью голову.
- Ага, - оживился тот, - уже заканчиваю! Может сыграем в драки на приставке, пап, когда допишу?
- Сыграем, сынок, улыбнулся тот.
Они трепали кнопки джойстика и задорно кричали в азарте целый час, выкручивая кульбиты мрачным Саб-Зиро и визглявым Лю Каном из «Мортал комбат».
Неожиданно Башкир отвел лицо от экрана и взглянул на Матвея.
- Сынок а расскажи мне, что еще тебя привлекает. Ну чем ты любишь заниматься? Любишь же чем-то? Ну еще, кроме карате.
Сын застигнутый врасплох, заморгал и осекся. Помолчал растерянно немного.
- Я люблю рисовать, пап. Рисую собак. Хочешь, покажу тебе свои рисунки.
- Рисуешь, - изумился Башкир, - надо же.. Ну покажи.
Матвей не спеша поднялся и пошел к столу, вынул из него альбом и протянул отцу. Пока Константин листал страницы с собачьими мордами разных типов и размеров, мальчик внимательно и с ожиданием смотрел на отца.
Сам же Башкир оказался немного растерялся: что ему делать с этим открытием? Как реагировать? Собаки местами были довольно неплохо прорисованы, насколько он мог судить. Встречались очень милые натуралистичные морды и убедительные в своем движении тела. Но это же всё такая, в сущности, ерунда. Это развлечение, да, почему бы и не порисовать иногда, но при чем тут тренировки и соревнования. Карате, это же очень прикладной навык, это полезно для здоровья и формирования растущего организма! Это дает спокойствие и уверенность, и в коллективе и на улице. Это позволит в будущем нарастить на эту базу другие более серьезные навыки и стать человеком, которого невозможно запугать, которым невозможно манипулировать угрозами или нападками.
Перейдя на боевой канал Рус кратко известил командиров групп о плане Казино.
В этот время молодой штурмовик снова вызвал оборону. Ему ответил другой голос, более уверенный и взрослый.
- Принимаю тебя хорошо, Казино. Меня зовут Шеремет. Всё обсудили. Готовы работать с тобой. Какой план, какие действия? Прием.
- Шеремет, будь здоров. Сперва опиши мне обстановку. Что, где. Что бы я план прикинул. Приём.
- Обстановку такая. Первый, второй, третий этаж мы оставили. Противник сейчас на четвёртом. Мы на пятом. Переход на этаж по трем лестницам: центральная и две боковые, пожарные. Держим все три. На лестницах установил три МОНки с дистанционным подрывом. За нами, на пятом, в дальних от центральной лестницы частях коридоров, в номерах женщины и дети. Как принял?
- Принял. Вооружение у вас какое? У них какое? Что у вас с БК?
- Нас тут с оружием 15 человек, включая меня. Шесть, нет, семь АК, четыре двухстволки 12 калибра и четыре ПМ. В среднем на каждого один-два магазина осталось. У противника автоматическое оружие, вероятно АК с подствольниками. Много слышали хлопков, когда они второй и третий брали. Также у них есть снайпера снаружи. Как принял?
- Принял. Какие потери у них, у вас?
Час назад санаторий защищало 52 человека. Сейчас, как я сказал нас осталось 15 и четверо раненых, которых успели вытащить. Подтверждённые потери их: два человека, порвало МОНкой на правой лестнице. Так там и лежат. О других их потерях не знаю, тел не видели. Тех наших, кто мог их свалить не видели, они остались на нижних этажах. Связь у нас была говно, да и той не смогли толком воспользоваться. Противник хорошо подготовлен и действовал очень слаженно и стремительно. Плюс… Не знаю... Мы с наших позиций видели одного из нападавших, он очень быстро двигался. Настолько быстро, что мы его не рассмотрели и попасть не смогли. Как принял, Казино?
- Принял, Шеремет. Ты сам как? Служил? Воевал? Докладываешь ладно. Оборону сумел организовать неплохо. Минирование даже. Это не для комплимента. Мне надо понять насколько ты полно и адекватно сможешь задачу понять и выполнить. Приём.
- Служил на границе с Таджикистаном. Учили кое чему. А МОНки это ж ваш Руслан и выдал, ему спасибо. Задачу выполним адекватно, говори. Приём.
- Шеремет, давай так. Мы вам сейчас поднимем наверх АК пять штук и к ним по паре магазинов. Людей своих перевооружи и всех стягивай к лестницам. Окна держать не надо, периметр весь наш. Да, кстати, пометь своих как-то. Тряпку там какую-нибудь закрепи на башке. Только одного цвета что б. Мы зайдем, осмотримся. Попытаемся понять можно ли вас как-то вниз вывести, не пересекаясь с теми, кто к вам пришёл. Если спустить без боя не получится, мы начнем с переговоров. Если они провалятся, то сразу начинаем штурм. Вы должны быть готовы по сигналу спустится на четвёртый этаж и помочь нам огнём. Либо встретить тех, кто к вам решит рвануть. Мы начнем, когда я в эфир выдам команду: «Жара». Как принял? Приём.
- Принял. Сейчас сумку спустим. Мы будем готовы через две минуты. Жду сигнал. Приём.
- Хорошо, Шеремет. Жди.
Казино повернулся к своей группе.
- Так, парни, что у нас? У нас тут девять штыков. Нас восемь и лихой Спайди. Хорошо… Значит такая задача. Как я и говорил: помогаем Максу. Заходим, прикрывает его, убираем негодяев, уходим. Значит работать будем тремя группами. Корень и Балу с Максом в головняке. Сова, Клим со мной в ядре, Заря, Бойко, Химик замыкают.
Зная, как понимается в настоящий момент помощь от наёмников, Макс вздохнул, услышал это «помогаем Максу». Парням эта затея нафиг не нужна, а значит выкладываться они не будут, как Казино сразу честно и говорил. Макса разобрала злость. Не на кого-то конкретно, а на этот идиотский расклад сил. Он сам себя загнал в этот угол. Пренебрег рассудком и, как и раньше, встал на этот тонкий лёд в угоду своим героическим амбициям. Ни просить, ни требовать помощи он ни у кого теперь не может. Все отработали свои части договора. И лишь он взвалил на себя обязательства без меры. Без взвешивания. Без ума.
«Ну, меняться будем потом, теперь работа», - сказал он себе и подал рукой знак группе:
- Заходим!
Макс подумал, что он сегодня словно боксёр на профессиональном ринге: раунд, удары, блоки, перерыв. Атаки, защиты, перерыв. И как всегда в перерывах ему было сложнее всего. Задумываться и планировать ему удавалось с гораздо большими усилиями, чем вести саму боевую работу. И сейчас он облегченно выдохнул, когда очередной раунд принес понятную и четкую задачу.
Бойцы, прикрывая друг друга короткими переходами продвигались этаж за этажом. Архитектор санатория задумал оконные проемы в коридорах и на лестничных маршах довольно широкими, поэтому внутри было много лунного света. Пространство, залитое им, беспорядочно перечеркивалось множеством теней он колонн, рам и висевших под высокими потолками роскошных, мертвых люстр.
Три этажа прошли без происшествий. Вот и четвёртый впереди. Группа вышла на центральный лестничный марш.
-Спайди, притормози, - окликнул Макса Казино, площадка вверху уже простреливается, наверное.
- Да, понимаю, - Макс замер притаившись за колонной.
Через три ступеньки площадка четвёртого этажа просторно расширялась и расходилась в две стороны коридорами. В любом из них, а может и в обоих наверняка ждали бойцы противника.
- Мда, пробормотал Казино, - если они из коридоров контролируют этот пролёт, то гражданских по тихому спустить не удастся. Одного- двух подстрелят и начнётся, паника, давка и вообще.
- Мясорубка, - закончил за него Макс, – придётся этих вычищать.
Он прислонился лицом к колонне намереваясь выглянуть для осмотра коридора.
- Да, подожди ты, - снова сдержал его Казино, - чего за зря подставляться, дай технике себя проявить.
Казино достал из подсумка небольшую коробку с гибким тросом. Это был прибор досмотра. Крошечный глаз на конце гибкого световода мог заглянуть как за угол, так и в любую узкую щель и дать на небольшой, пятисантиметровый монитор картинку происходящего.
Побег потребовал от Жреца столько сил, что поддерживать состояние тела на привычном уровне он теперь просто не мог. Он не мог больше мгновенно перемещаться на большие расстояния, чтобы осмотреться, и не мог управлять атмосферными движениями, чтобы создать желаемую погоду. Да что там, простой полет теперь стал недоступен. Энергии хватало лишь на длинные прыжки, недолгую левитацию и еще кое какие мелкие фокусы.
Однако все это было ожидаемо и потому не сильно влияло на настроение Жреца. Когда-то, выдерживая аскезу на планете Чаран, он несколько лет находился в полной неподвижности, игнорируя тот факт, что его тело медленно поедали оранжевые муравьи. Когда аскеза подошла к концу, от тела остался почти полностью обглоданный скелет. Тем не менее, накопленной энергии хватило и на восстановление, и на дальнейшее развитие силы.
Земля, тоже должна была стать для него аскезой, но не такой жесткой и продолжительной, как многие из уже выдержанных. Местный климат радовал мягкостью и вполне годился для жизни без особых усилий, а население оказалось, как и раньше, примитивным и предсказуемым. Жрец уже воплощался на этой планете и был знаком с ее реалиями. Люди были падки на все, связанное с материальными наслаждениями, потому легко управлялись. Оставалось немного потерпеть, что бы аборигены собрали для него нужный объем энергии.
Все шло по плану. Жрец устроил себе ашрам в Андах, в небольшой пещере потухшего вулкана Чимборасо, в стране под названием Эквадор. Тут он проводил время в медитациях, накапливая силу. Здесь же, во влажных экваториальных лесах Амазонии он гулял, отдыхая сердцем. Эти густые джунгли, известные как сельва, напоминали ему об Оросе, об утраченном рае.
В соответствие с задуманным, сперва надлежало «посеять зерна» и запутать преследователей. Для решения обоих задач отлично подходили люди. Жрец находил подходящего кандидата, делился с ним энергией и наделял силой. Ничтожные, с точки зрения Жреца, новые возможности, казались людям божественным даром, и они готовы были служить, делая для обретенного повелителя все что угодно. Угодна Повелителю была энергия жизни, которую нужно было собирать и передавать ему.
Технологии сбора были древними как сама Земля, повидавшая множество войн и воинов. Собственно, история Земли была историей битв, многие из которых нынешние поколения просто не знали, потому что эти битвы приводили к полному истреблению жизни. Но затем Земля снова заселялась людьми и люди снова начинали убивать друг друга, совершенствуя в новой ветке своей истории новые способы убийства.
Были времена, когда здесь, по всем континентам умели создавать мечи, способные собирать жизненную силу своих жертв. Находить эти артефакты для Жреца не составляло проблем, и он появлялся у нового кандидата с древним мечом, поражал дарами и заключал сделку. С новыми адептами, он встречался на ритуале, где сила, собранная в мечи, перетекала в его сосуд жизни. Новая сила меняла Жреца, приближая к прежним состояниям, но происходило это ужасно медленно.
Людской материал был очень удобен еще и потому что, принимая дары Жреца, словно бы впитывал в себя его запах, его признаки. С помощью одного тайного, запрещенного обряда беглец сумел добиться того, что каждый, принявший дар, становился его временной проекцией, на которую наводились его преследователи – ямадуты. И служащие им собаки, и они сами становились жертвами обмана, приходя за Жрецом по ложному следу.
Теперь, творя адептов, он запутывал свой след все сильнее. Люди, получавшие от него силу, начинали действовать решительно и уверенно и на Земле кратно возрастало количество самых разных конфликтов. Хаос накрывал мегаполисы и государства, создавая идеальные условия для сбора обильной жатвы, как влага и духота создают идеальные условия для бурного роста плесени. Мечи адептов собирали эту жатву и приносили ему. А неутомимые и вездесущие ямадуты не могли ни остановить их, ни отыскать Жреца.
По грубым расчетам три-четыре года будет достаточно, чтобы накопить необходимую энергию и покинуть эту планету. Собственно, и люди к этому времени, как сосуды жизни, подойдут к концу, сыграв свою роль в его плане. Ну да им не привыкать…
Однако, план имел и слабые стороны. И опять-таки из-за этих несносных людей. Запущенный маховик мясорубки раскручивался теперь сам по себе и, то и дело, под его лопасти попадали адепты. Поверившие в себя, утратившие чувство меры и страха они тупо погибали в идиотских междоусобицах. Не спасали даже новые возможности. Вот это временами заставляло Жреца испытывать что-то, отдаленно похожее на раздражение. Неприкасаемые даже для посланников Владыки Смерти эти глупые создания погибали от рук таких же как они глупцов. Ну кем надо быть, чтобы так бездарно распорядиться своей силой!?
Смерть адепта замедляла процесс накопления силы и, к тому же, заставляла Жреца искать нового кандидата для восстановления скорости. Замедление означало потерю времени, которая, кроме не особо приятного пребывания на Земле, грозила еще и тем, что его личностью мог заинтересоваться кто-то более могущественный, чем ямадуты. И если к этому времени он все еще будет тут, в своем слабом, уязвимом положении – то горе ему.
Сегодня Жрец узнал, что умерли сразу двое его слуг: один в Африке и один в Европе. А подающий надежды адепт с юга России невнятно промямлил что-то о том, что не смог собрать жатву к очередному ритуалу. Это были неприятные новости и что бы выровнять баланс эмоций Жрец отправился с вершины Чимборасо в сельву, в долину мощной здешней реки – Амазонки.
Солнечные лучи, словно золотые нити, пробивались сквозь переплетение крон, едва касаясь земли, где царствовал вечный полумрак. Воздух, густой от влаги и ароматов, обволакивал всё вокруг: сладковатый запах орхидей смешивался с терпким душком гниющих листьев, а где-то вдалеке витала свежесть водопада, невидимого, но слышимого. Гигантские деревья-исполины, обвитые лианами-удавками, тянулись ввысь, их стволы, покрытые бархатным мхом, хранили секреты столетий. Эпифиты, словно паразиты-художники, раскрашивали кору яркими всплесками бромелий, а под ногами ковёр из папоротников шелестел, будто шептался с потревоженными ящерицами.