– Батюшка, умоляю! Люди врут, чтобы оговорить меня и опозорить нашу семью! – слезы текут градом, но ими отца не разжалобить.
– Замолчи, дрянь! – увесистая оплеуха, и я тихо поскуливаю, заставляя себя замолчать, но все тело гудит от боли. – Это ты опозорила нашу семью, а не люди!
– Отец, это неправда! У меня с Карлом ничего не было, – пытаюсь закрыть лицо руками от сыплющихся на меня ударов.
– Не смей меня называть отцом! – шипит родитель, склонившись надо мной. А я сжимаюсь еще сильнее от страха получить очередной удар. – Я не мог стать отцом подзаборной шлюхи!
– Бернар, оставь ее, – слышу голос мачехи и удивленно поднимаю на нее взгляд. Неужели она заступится за меня?
– Кларисса, ты будешь защищать эту дрянь? – отец тоже удивлен.
– Бернар, дело не в заступничестве, – спокойно говорит мачеха. – Ты тратишь свои драгоценные силы, чтобы выбить из этой девки то, что в нее заложено природой, – высказывается женщина и берет мужа за руку. Отводит его в сторону и усаживает на стул, разминая ему плечи.
– Что ты хочешь этим сказать? – отец откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, ему так нравятся прикосновения этой женщины. Змеи в человеческом обличье.
– Что зря ты рассчитывал, что из нее выйдет хорошая дочь, которую можно будет выдать замуж. Зря готовил приданое, – мачеха запускает свои тонкие холеные пальчики в волосы отцу, разминая кожу головы. – Она копия своей непутевой гулящей мамашки.
– Ты права, Кларисса, – соглашается отец словно под гипнозом. Он вообще во всем соглашается с мачехой, словно она его околдовала. – Что ты предлагаешь?
– Давай ее продадим! – Кларисса взвизгнула, потому что отец крутанул ее и усадил к себе на колени. Женщина радостно улыбнулась, видя блеск похоти в глазах мужа. – Ты бы мог и мать ее, Матильду, продать, но почему-то решил выпороть. А бедняжка не выдержала порки плетьми, – произнесла Кларисса, широко улыбаясь.
– Она изменила мне, а я такое не прощаю! – пророкотал отец, а я поняла, что он принимает предложение мачехи и согласен продать меня на рынке, как скотину.
– Батюшка, умоляю, не продавай меня! – я ползу на коленях к отцу. Я готова целовать его сапоги, валяться в ногах и терпеть побои и издевательства, только бы не становиться товаром на рынке.
– Заткнись! – отец с размаху ударяет меня сапогом по лицу, и я слышу характерный хруст. Скорее всего, это пострадал нос, но я все равно молю его о пощаде, захлебываясь хлынувшей кровью. – Я продам тебя. Хотела раздвигать ноги перед мужиками, тогда ты получишь это сполна. Ни один приличный торговец не купит тебя в таком виде.
– О, кстати, это хорошая идея, – поддакивает мачеха. – Я кое-что придумала, – и она встает с колен мужа и подбегает к своему креслу, где лежит ее шитье. Хватает большие портняжные ножницы и подбегает ко мне. Хватает меня за косу, приподнимая за волосы над полом. Я тянусь за ней, так как больно. Чик – и коса в кулак толщиной в руках у Клариссы. – За косу можно будет прилично выручить завтра на рынке, – усмехается женщина.
– Я знал, что делаю правильный выбор, – и отец поднимается со стула и обнимает жену. – Из тебя вышла рачительная хозяйка.
– Батюшка, – хриплю я еле слышно, но отец лишь толкает меня ногой. Я падаю и отключаюсь.
– Эта стрижка тебе не идет, – соседка по комнате в общаге бросает презрительный взгляд. – Изуродовала себя, дура. И так была некрасивая, а сейчас вообще на мальчика стала похожа.
– Тебя забыла спросить, – огрызаюсь. А то я сама не вижу, что руки надо оторвать парикмахеру. Но я решила сэкономить и пошла моделью для стрижки. Вот теперь и расплачиваюсь. Как там говорят: скупой платит дважды. Я, конечно, никому ничего платить не буду, но отращивать волосы до нормальной длины, чтобы можно было создать из этого нечто приличную стрижку, придется.
– Тебя Шлома искала, – бросает, не глядя даже в мою сторону, соседка. И кого она из себя корчит, не пойму? Мы с ней практически в одних условиях, но она все корчит из себя голубую кровь. Мы обе учимся в техникуме, который между собой гордо именуем “шарага”, окружающие называют этот техникум “рога и копыта”. А по факту это агропромышленный колледж, из которого по окончании кто только не выходит. И повара, как я и моя соседка Люська, и юристы, механики, зоотехники, автослесари. Профессия на любой вкус и предпочтение. Шлома – это комендант общаги. И у нее действительно фамилия Шлома, так что и прозвище придумывать не пришлось.
– Что она хотела? – я уже пятой точкой предчувствую неприятности и даже догадываюсь, что она от меня хочет. На время каникул, чтобы я освободила комнату. Сессия сдана, учеба на этот год окончена. Я устроилась подрабатывать пиццмейкером в пиццерию и живу в комнате в общаге. Идти мне некуда, я сирота. И хоть как сирота получаю пенсии и субсидии от государства, но, сами понимаете, в мои планы снимать жилье на летнее время не входило. Люська сегодня сваливает домой к родителям, вот только хвосты подчистит. Она, в отличие от меня, учится из рук вон плохо. Ну правильно, у меня есть стимул. Если не буду учиться, не буду получать пенсию. Так что у меня есть веская причина не просто учиться, а учиться хорошо, чтобы и стипендию повышенную получать. В общем, все, как всегда, упиралось в финансовый вопрос, который и заставлял меня двигаться. Но Люська же утверждает, что оценки мне завышают, потому что всем меня жалко. Я же сиротка и поступила не потому, что экзамены честно сдала, а по квоте. Никого ни в чем убеждать не намерена. И можно было бы, конечно, перекантоваться у какой-нибудь подружки или на двоих снять жилье, но с подругами у меня напряженка. Оказывается, что когда днями и ночами сидишь за учебой, то на общение с друзьями нет времени. И как следствие, возникает их отсутствие. Иду и подсчитываю в уме, сколько сейчас будет стоить снять комнату у какой-нибудь старушки – божий одуванчик, которая будет пристально следить, сколько ты воды спускаешь и как часто в туалете смываешь.
Чтобы дойти до резиденции коменданта, надо было выйти из учебного корпуса, где я сейчас находилась, и протопать весь двор и часть улицы до административного корпуса. Очень неудобно и далеко. Но со Шломой лучше не ругаться, очень злопамятная баба. Так что я потопала по заданному маршруту, крутя в голове, как буду упрашивать оставить меня в общаге. Может, расплакаться? Хотя ее слезами не проймешь, она всех насквозь видит, ушлая бабища.
– Постой, милая! – окликает меня какая-то странная женщина. Я сперва думаю, что ей что-то нужно спросить. Как там пройти к какому-то зданию или еще что-то. Но, заметив юбку в пол и серьги-кольца, сразу понимаю, кто передо мной.
– Мне ничего не надо, в гадания я не верю, милостыню не подаю, самой бы кто подал, ничего не покупаю, денег нет, – говорю скороговоркой, обращаясь к смуглой женщине в цветастой юбке и блузке. Интересно, где они такое покупают? Ну не может же быть, что в магазинах такое продается.
– А я ничего и не продаю и гадать тебе не буду, ты свою судьбу и сама скоро увидишь, – усмехается цыганка, а у меня отчего-то мороз по коже от ее слов.
– Спасибо, до свидания, – говорю и уже хочу уйти от странной женщины, но она резко хватает меня за руку и, словно в трансе, что-то бормочет. Становится страшно, с условием, что она смотрит словно сквозь меня, при этом улыбаясь.
– Возьми это, зажми в кулаке и не выпускай, оно тебе еще не раз сгодится, – и цыганка сунула мне в руку какой-то прозрачный камень.
– Мне не нужно, – моя попытка отказаться воспринята в штыки, и я решаю, что если она ничего не хочет замен, то возьму этот чертов камень. А как уйду подальше, то выброшу его. Я хоть в сглазы и все такое не верю, но мурашки от страха по спине бегают. Я читала, что люди так болезни другим людям отдают. Не знаю, правда или нет, но у меня и так жизнь не сахар и не мед, так что выброшу от греха подальше.
– Если твоей жизни будет угрожать опасность, скажи “месэни кони ни менам местаою ”, — напутствует меня женщина, а мне уже не на шутку страшно. Я пытаюсь выдернуть руку из цепких тонких пальцев и начинаю паниковать. – Запомни, “месэни кони ни менам местаою”. Запомнила? Повтори! – требует цыганка, и я как по команде повторяю.
– Месэни кони ни менам местаою, – повторяю, не будучи уверенной, что правильно все сказала. Но, судя по всему, все хорошо. И женщина отпускает меня. Я словно заполошная бегу от цыганки, от чего-то повторяю это злополучное: “месэни кони ни менам местаою”. И не вижу машину. Визг тормозов. Я замираю на проезжей части, и в ушах лишь эта странная фраза, значения которой я не знаю: “ месэни кони ни менам местаою”.
Пробуждение тяжелое. Ну правильно. Отчего ему быть легким? Меня машина сбила. Лежу с закрытыми глазами и ловлю себя на мысли, что посылы надо формулировать точнее. Когда я хотела где-то перекантоваться на период летних каникул, то не имела в виду больницу. Но запах плесени заставляет сомневаться, а точно ли я в больницы. Может, меня уже в морг определили? Хотя почему в морге пахнет… хотя нет, не пахнет… воняет плесенью, затхлостью и еще чем-то однозначно неприятным?
Это пробуждение ничуть не легче предыдущего. К боли телесной присоединилась и душевная. Я вспомнила все, что было со мной. А если точнее, с той девушкой, кем я была сейчас. Ее звали Камилла, ее так мать назвала, отцу же было абсолютно все равно. Он потерял интерес к ребенку в момент, когда узнал, что это девочка.
Камилла. Красивое имя для красивой девочки. Так говорила ее мать. Она вышла замуж за нелюбимого, жестокого, но обеспеченного мужчину. Вернее, ее выдали родители. Они хотели сытой жизни для нее. А получилось, что обеспечили ее на всю жизнь побоями, издевательством, унижением и насилием. Это все в комплекте к сытости. Да и сытости-то по большому счету никакой и не было. Так, видимость достатка, чтобы люди не судачили. Вернее, глава дома ел, как полагается, а все объедки жене и ребенку доставались.
Родить Матильда смогла только меня, вернее, Камиллу, а все остальные беременности заканчивались выкидышами от тяжелого труда, побоев и супружеского долга, от выполнения которого ее никто не освобождал. Ему было плевать на нее, он женился на Матильде от тщеславия. Первая красавица, за которой ходили все, а взял ее в жены он.
Вот только красота без любви быстро увядала, сына жена не родила, да еще злой язык сказал, что видели ее с лавочником. Улыбалась она ему да смеялась. И все, это стало приговором для еще довольно молодой женщины. Муж выволок ее во двор и сек плетью, пока не устал. А как устал, то понял, что жена не дышит.
Камилла видела это все, и от того, чтоб не выскочить и не закрыть собой мать, ее удержала Кларисса, которая держала ее, зажав рукой рот, чтобы никто не слышал детского плача. Она заставляла смотреть, приговаривая, что такая же участь постигнет и ее, если пойдет по материнским стопам блудницы. Кларисса тогда была соседкой-вдовой, а потом довольно быстро стала мачехой Камиллы. Вот только когда в дом вошла мачеха, жизнь Камиллы не стала легче. Теперь она полной ложкой ощутила все то, через что приходилось проходить ее матери. Оскорбления, унижения, тяжелый труд. Кларисса решила, что слишком богатое приданое приготовил за нее отец, и нечего добру из дома уходить, когда можно нажиться. И нажилась.
Лежу и прокручиваю через себя все, что произошло с девушкой, моей ровесницей. И понимаю, что свою сиротскую жизнь на вот такую жизнь с отцом и матерью я не хотела бы менять. И, если честно, еще сильнее захотелось вернуться домой, только я не представляла, как это сделать. Если это вообще возможно.
Так я провалялась на матрасе, набитом колючей соломой, долго. Но сколько ни лежи, а с физиологией организма не поспоришь, и вставать все же придется. Осторожно поднимаюсь и оглядываюсь, чтобы понять, где я. Из-за того, что навалились такие жуткие воспоминания, я не сразу-то и сообразила оглядеться. Комнатушка размером со школьный пенал. Узкая кровать с матрасом, естественно, без простыни или еще чего-то этакого, табурет со стопкой вещей. Тумбочка, на которой стоит кувшин с водой, а рядом таз, там же полотенце не первой свежести. Опускаю ноги на пол и задеваю что-то под кроватью. Осторожно заглядываю и вижу емкость, назначение которой сложно перепутать. Ночной горшок. Пошатываясь, иду умываться. Нос болит ужасно, прикасаться к нему боюсь, дышу ртом, но словно воздуха все время не хватает. Снимаю с себя одежду и осторожно осматриваю себя. Вернее тело Камиллы. У нас очень похожие фигуры, и потому нет ощущения, что я в чужом теле. Просто кажется, что меня сбила машина, и я очутилась в таком вот квесте, который не только надо пройти, но еще и не умереть по дороге. Очень хочется в душ. Хотя бы в наш общажный, со сквозняком и облупившейся краской на стенах. Оторвала кусок от полотенца и, намочив его, обтерла себя, хоть частично смывая с себя грязь, кровь и пот. В стопочке вещей была нижняя рубашка, платье, белье и что-то вроде шерстяных подштанников. Видимо, для тепла, так как меня начало уже потряхивать от холода. Каменные стены комнаты не имели украшений или даже штукатурки, а из окошка дуло так, что шевелилась пыль под потолком. Расчесав волосы гребнем, что лежал под стопкой вещей, я пригладила их.
Нельзя сказать, что я была готова выяснить, где я и что от меня нужно, но и сидеть больше в комнате я не хотела. Пора выходить к людям.
Непонятно, что именно я ожидала увидеть, но вышла в коридор. Я все больше убеждалась в мысли, что я в замке. Исходя из того, что я видела в этом мире, это вполне может быть. Ведь у меня было стойкое ощущение, что я загремела каким-то образом в средневековье. В таких условиях немудрено и головой тронуться. Но я счастливая обладательница стрессоустойчивой психики. Все же жизнь у меня хоть и не такая суровая была, как у Камиллы, но и баловнем судьбы меня точно не назовешь.
Я пошла на голоса. Как оказалось, я пришла в довольно грязную кухню, в которой хозяйничали старик и женщина средних лет. Но у меня сложилось впечатление, что ни тот, ни другая на этой кухне не хозяин. Так, заскочили поесть приготовить по-быстрому и дальше пойдут по своим делам.
– Кормить-поить эту тунеядку еще, – ворчал старик. Худой, с острыми чертами лица. Он сразу производил впечатление брюзги и скупердяя.
– Конрад, что ты за человек-то такой, – усмехается крупная женщина средних лет. – Ты ж про девочку еще ничего не знаешь, а уже выводы сделал.
– Да что про нее знать? Шаболда да лентяйка, – уверенно возражает Конрад.
– Не мели чушь! Ты за лекарем послал? – женщина мне нравилась больше. Я почему-то была уверена, что обсуждают меня.
– Послал. Джонни прибежал, сказал, что уехал лекарь в соседнее графство и не знает, когда будет. На этой неделе не ждать, – огрызнулся Конрад.
Мы готовили до самого вечера, так как овощное рагу пришлось очень даже к месту. Кроме рагу мы потушили картошку с мясом. Оказывается, что в отсутствие лорда Мария готовит для всех в замке, и они радостно приняли разнообразие в еде. Ну, естественно, кроме Конрада. Он с опаской пробовал еду, и то после того, как попробовали все. Он сунул ложку в рот с видом, что его заставляют есть редкостную отраву. Я спокойно отреагировала на такую немного детскую реакцию. Это был обычный протест, как у ребенка. Немного странно такое наблюдать у пожилого человека, но, видимо, в детстве у него не было возможности проявить свой протест, так он в старости решил бастовать.
Николас весь ужин и все время, пока чинил столешницу, все нахваливал и рагу, и тушеную картошку с мясом. В какой-то момент даже чуть молотком по пальцу не попал. Так внимательно следил, как Мария, покачивая формами, прошла по кухне.
– И давно у вас это? – я кивнула Марии на Николаса. Мы стояли у стола в дальнем углу кухни и перемывали посуду после ужина. И вроде делами заняты, и за работой присматриваем. Нам потом еще кухню в порядок приводить после ремонтных работ Николаса.
– О чем ты? – женщина засуетилась и забегала глазами, старательно не смотря на мужчину.
– О том, что вы друг с друга взгляда не сводите, – я улыбнулась Марии, но она вмиг, словно цветок, увяла. Плечи опустились, а взгляд погас. Я даже пожалела, что полезла не в свое дело.
– Так видно, да? – женщина посмотрела на меня исподлобья.
– Прости, я не хотела тебя расстроить. Но да, видно, – погладила женщину, что была ко мне так добра, по руке. – Ты же не замужем. Я же правильно поняла, что твой муж с тобой развелся.
– Развестись-то он развелся, но я-то от этого ущербной быть не перестала, – Мария смахнула одинокую слезинку, которая скатилась по щеке.
– А ты не думала, что дело было в твоем муже, а не в тебе?! – я так возмущена, что фраза получилась громче, чем следовало бы, и на нас покосился Николас.
– Тише, тише, – Мария виновато улыбнулась и повернулась так, чтобы загородить меня от конюха. – Ты что такие вещи на весь замок кричишь?
– Какие такие вещи? – я даже возмущенно засверкала глазами на Марию. – Ты сама сказала, что у твоего мужа нет детей и от новой жены.
– Ну, так это дело наживное, – пожала плечами женщина. – Не лезла бы ты в это, – женщина хмуро окинула меня взглядом.
– Извини, – я виновато опустила взгляд. Ну вот кто меня тянул за язык? Лезу куда не просят, обижаю хорошую, добрую женщину. Единственную, кто хоть как-то нормально меня принял. – Прости меня. Я больше не буду лезть не в свое дело.
– Ты меня тоже, – Мария натянуто улыбнулась. – Не хочу я это обсуждать, гиблое это дело. Ни один же мужик не признает, что дело в нем. А если я такое скажу и обнадежу Николаса, а дело все-таки во мне окажется? Как мне ему потом в глаза смотреть? Да и страшно. Разок была замужем, еле шкуру спасла из такого замужества. Уж лучше я свободной пока побуду, раз жизнь позволяет, – объяснила мне женщина свою позицию, и я признала, что логика в ее словах есть.
– Ты права, извини меня еще раз, – я виновато посмотрела на Марию.
– Ничего, милая, ничего. Мы вот сейчас порядок наведем здесь и пойдет проведаем тетушку Шарлотту.
– А может, завтра? Я с ног валюсь, – признаюсь, что устала.
– Нет, девочка, сегодня надо, сегодня, – покачала головой Мария. – Сразу надо такое лечить, иначе потом ни одна знахарка и ни один лекарь не возьмутся, – объяснила, почему такая срочность идти к какой-то тетушке Шарлотте именно сегодня.
– А почему днем не сходили? – я посмотрела на Николаса, который заканчивал ремонтировать стол. Он стал как новенький. Заодно мужчина починил полки и табурет, и на кухне приятно пахло свежей древесиной.
– Никто не должен знать о том, что мы пойдем к ней, – Мария даже воровато осмотрелась по сторонам.
– Почему? – я тоже покосилась в сторону конюха, но тот был занят работой и не обращал на нас внимания.
– Дурная слава ходит про тетушку Шарлотту, – перешла на шепот женщина.
– Какая? – я от любопытства даже шею вытянула, чтобы ни слова не пропустить.
– Она раньше повитухой была, но потом младенцы начали умирать. И в народе пошла молва, что это ее вина, что она души младенцев забирает, потому они и гибнут, – прошептала мне на ухо моя благодетельница, а я удивленно уставилась на нее.
– И люди в такое верят? – я не могла поверить, что люди могут поверить в такой откровенный бред.
– Верят, еще как верят, – погрустнела Мария. – Чуть не погубили тетушку Шарлотту. И все то добро, что она делала для всех, забыли. Чуть дом ее не сожгли, и она ушла от них в лес. Я ношу ей иногда еду и кое-что из вещей, что понадобятся, – призналась Мария. А я понимаю, что это высшая степень доверия с ее стороны – рассказать, что она пошла против общественного мнения и помогает изгнанной старушке. – Только ты никому.
– Я обещаю, – кивнула.
– Принимайте работу, хозяюшки, – Николас нас отвлек от обсуждений тетушки Шарлотты.
Мы оценили все, что сделал мужчина, и, поблагодарив его, принялись за уборку. Кроме опилок и мусора от ремонта столешницы, на кухне требовалась еще капитальная уборка. Но я не стала обращать на это внимание Марии, потому что устала. Решила, что завтра и сама поубираю и отмою все тщательно, когда буду полна сил.
Пришла в себя я от кулдыкания индюка на улице. Никогда не думала, что они делают это так громко.
Первое, что я сделала, – это потрогала нос. На нем было что-то вроде гипсового слепка, закрепленного повязкой. Ну и в самом носу были турунды.
– Хвала небесам, ты очнулась, – слышу голос Марии и поворачиваюсь на звук голоса.
– Что это вчера было? – слабость во всем теле ужасная. Голова шумит, и я как чумная.
– Ну, допустим, не вчера, – усмехается женщина и подает мне кружку с водой. Я подозрительно кошусь на жидкость.
– А когда? – спрашиваю, а сама осторожно пробую воду на вкус. Самая обычная вода. Вернее, очень вкусная вода.
– Ты уже два дня тут прохлаждаешься, – нервно подхихикивает Мария. – Ты меня так испугала, слов нет.
– Два дня? – я в шоке смотрю на кухарку.
– Ага, я всем в замке сказала, что тебе плохо стало и ты отлеживаешься, – объясняет мне женщина, суетясь около меня. – Никто не должен знать, что мы были здесь, – шепчет.
– А кто такая эта тетушка Шарлотта? Она ведьма? – перед тем как задать этот вопрос, я окинула взглядом комнату, чтобы убедиться, что ее нет.
– Ну что сразу ведьма? – Мария фыркает, смотрит в сторону, и сразу становится понятно, что я попала в точку. Теперь понятно, почему горожане ее хотели на вилы поднять или сжечь. Я что-то забыла, как мирные и добросердечные соседи хотели избавиться от старушки. – Просто знает и умеет больше других.
– Что надо делать? – я вижу, что Мария как-то слишком уж суетится.
– Ешь скорее и одевайся. Скоро рассвет, и мы должны успеть добраться до замка, чтобы нас никто не кинулся искать. Конрад и так слишком много вопрос начал задавать. То ты бодрая, работаешь весь день на кухне, то носа не кажешь из своей комнаты два дня. Уверена, он думает, что ты сбежала, а я тебя покрываю, – Мария явно переживает. – Боюсь, что он нажалуется лорду.
– Хорошо-хорошо, – я пью морс, что мне налила в кружку Мария, ем пирожок, который явно зачерствел. Видимо, он еще из той партии, что были в моей корзинке, и натягиваю на себя платье.
– На лицо лучше надень маску. Смотри, – показывает мне тряпочку, чем-то отдаленно напоминающую медицинскую маску. Прямоугольник ткани, сверху по краям которой привязаны завязки. То есть если надо попить или поесть, то просто приподнимаешь нижний край повязки, как шторочку.
– А это зачем? – я растерянно покрутила маску в руках.
– Всем скажешь, что стесняешься из-за травмы, – объяснила Мария.
– А потом? Или мне всю жизнь носить? – я растерянно хлопала глазами.
– Поносишь, а потом выкрутимся как-нибудь, – кухарка поставила к моим ногам сапоги и практически сдернула меня с лавки. – Пожалуйста, умоляю тебя, поторопись.
– Да, конечно. Прости, – я завязала маску на лице, накинула плащ, сунула ноги в сапоги и поспешила за Марией.
– А где тетушка Шарлотта? – я сперва не сообразила, что на улице темно, а пожилой женщины нет дома.
– Травку одну пошла собирать, – отмахивается от моих вопросов. Так, слово отсутствие ночью пожилой женщины – это вполне себе нормальная практика.
– А днем что, травка не ищется? – у меня мороз по коже пошел, когда я представила, что тетушка Шарлотта отправилась на шабаш ведьм и пляшет сейчас вокруг костра с такими же, как она, добрыми старушками.
– Она только ночью видна, – отмахивается женщина. – Не отставай.
Мы шли быстро, и дорога, как мне показалось, заняла значительно меньше времени, чем когда мы шли к старушке. И, на мой взгляд, дело было не в том, что туда мы тащили корзины с едой. Я уверена, что Мария вела меня какими-то окольными путями намеренно, чтобы я не запомнила дорогу. Или просто плутала, запутывая следы на случай, если за нами кто-то мог увязаться. Все же мне кажется, я зря подумала, что Мария – этакая простушка-толстушка, своя в доску и простая как пять копеек. Все же женщина жизнь прожила, и эта самая жизнь была далеко не сахар.
Я устала и запыхалась. Все же дышать ртом очень, оказывается, утомительное занятие. Но самое главное, когда горизонт осветило солнце, мы прошмыгнули в калитку, а затем и незаметными тенями юркнули на кухню. Только мы с Марией сняли плащи и сменили сапоги на домашние туфли, как на кухню зашел Конрад.
– Ба-а-а-а! Какие люди! – он хлопнул себя по ногам и даже, кажется, присел. – А что в маске? Стыдно честным людям в глаза смотреть?
– А почему мне должно быть стыдно? – я удивленно уставилась на старика.
– И тебе доброе утро, Конрад, – Мария недовольно поджала губы и начала затапливать печь.
– Ну как же? Ее, можно сказать, спасли, а она больной прикидывается и в комнате своей прячется, от работы отлынивает, – стыдит мужчина, и вдруг его взгляд упирается в наши сапоги и плащи, что висят на крючках за печью. Ни то, ни другое не успело обсохнуть. По одежде явно видно, что мы прогуливались по росе. Старик бросает пристальный взгляд на меня, на Марию и уже было что-то собрался сказать, как на него налетает Мария. Она тоже заметила взгляд Конрада на нашей одежде.
– А ты что здесь шастаешь по утрам? Солнце еще не встало, а ты уже обход по замку делаешь? – она загородила собой нашу одежду и наступает на старика.
Утром встала еле живая. Так вчера упахалась, что все тело ломило и болело, но ко мне заглянула Мария. И было очень неловко оставаться в постели, когда женщина уже давно встала и даже печь растопила на кухне.
– Ты чего такая вся? – улыбается мне Мария. Она явно была в хорошем расположении духа.
– Устала после вчерашнего, – криво улыбаюсь. И жаловаться было тоже неловко. Чувствовала себя неженкой.
– Иди отвар выпей, – женщина показала мне на стол, где уже стояла чашка, как я думала с чаем, и бутерброд.
– А что за отвар? – я нахмурилась и хотела принюхаться, но совсем забыла, что у меня в носу были еще эти штуки.
– От тетушки Шарлотты, – понизив голос и оглядевшись по сторонам, ответила женщина. – Она сказала, чтобы ты его каждое утро пила, дней пять.
– Это когда она сказала? – я подозрительно посмотрела на кухарку.
– Когда я пришла за тобой вчера. Она и дала мешочек с травами, – объяснила мне Мария.
– А она не сказала, когда можно будет эти штуки из носа вытащить? – я хотела показать их в носу, но не стала. В кухню заглянул Джонни, который, увидев, что ничего еще не готово съедобного, хотел уж было убежать. Но Мария подозвала его, сунула бутерброд в руку и подпихнула в сторону выхода, а я лишь поправила маску.
– Еще два дня с ними походи, – сказала Мария после того, как за мальчиком закрылась дверь. – Если сильно устала, то ты отдохни, я сама, – предложила женщина, но я отрицательно покачала головой.
– Нет, все нормально, – улыбнулась я. – Предлагаю с утра приготовить на весь день, а в идеале сегодня сделать заготовки и на завтра.
– Это как? – Мария растерялась от моих грандиозных планов.
– Увидишь, – улыбаюсь, но мою улыбку не видно, там же маска. Однако, похоже, Мария догадывается, так как улыбается в ответ. – Что ты собиралась приготовить на завтрак?
– Я только тесто для хлеба замесила, – показала женщина на большой таз, что стоял, прикрытый полотенцем, около плиты, где было потеплее.
– Хлеб – это хорошо, – я все забывала, что даже хлеб здесь пекли сами. – А обычно чем ты их кормишь?
– Обычно кашей, – и женщина показывает на кувшин, в котором была ячменная крупа. – Но надоела она им. А раньше, как лорд завтракать разрешил и сказал всех три раза кормить, так вообще все подчистую сметали. А сейчас нос воротят.
– Лорд разрешил? – я нахмурилась, удивленно глядя на женщину, а у самой память выдает, что девушка, в чье тело я так нагло подселилась, не завтракала никогда, так как не заслуживала. Так говорила всегда мачеха, да и батюшка не возражал. Иногда даст что-то со своего стола, как объедки собаке, и тому радовалась. Не принято было завтракать. Хотя та же самая память сразу же подкидывает образ того, как родная мать Камиллы всегда готовила что-то вкусное ей на завтрак, правда, и кормила она меня всегда тайком, до того как отец поднимался еще.
– Ну ты, честное слово, как с небес свалилась, – женщина посмеивается. – Не положено простому люду, который в услужении, завтракать. А тебя что ж, по утрам завтраком кормили?
– Мама кормила, мачеха – нет, говорила: не заслужила, – отвечаю Марии, погрустнев. Так стало жалко эту бедную девушку, в тело которой я попала.
– Прости меня, деточка, – улыбка с лица женщины моментально сползла.
– Ничего, давай завтрак готовить, а то время идет, – я грустно улыбнулась, и кухарка засуетилась, показывая свою готовность.
– Сделаем сырные конвертики с ветчиной, я там у тебя кусочек видела, – и пока я мыла руки и надевала фартук, Мария принесла уже все, что нужно. Яйца, сыр, ветчину и захватила зелень, – крупу тоже далеко не убирай, мы и кашу сделаем, только немного. Каша сытная и энергии будет до обеда. Только сделаем из каши десерт.
– Десерт? – Мария остановилась, в ступоре глядя на меня.
– Он самый, – мне было немного непривычно видеть такую реакцию женщины. – Ты давай натри на терке сыр и ветчину, – отдаю распоряжение, и женщина тут же приступила к работе. Я же взяла немного крупы, промыла ее как следует. Слила воду и, набрав чистой воды, посолила крупу, поставила на нагревающуюся плиту.
– Плита еще не нагрелась, – говорит Мария, видя, что я и сковороду ставлю на плиту для конвертиков.
– Ничего, подождем, – успокаиваю женщину. – Ты пока яйца взбей в отдельной миске и зелень нарежь, – Мария исправно все делает, что я говорю.
– Ты столько всего показываешь, – говорит женщина, взбивая венчиком яйца. – Я все перед сном повторяю, но как утром проснусь, пытаюсь все вспомнить, и не получается.
– Надо записывать, – отвечаю чисто механически, не глядя на Марию, но чувствую, что что-то не так, так как она прекратила взбивать яйца.
– Ты умеешь писать? – еле слышно спрашивает женщина. И только тут до меня доходит, что я ляпнула не подумав.
– Умею, только никому не говори, – шепчу я.
– Матушка научила? – предполагает женщина, и я киваю в ответ. – А я не умею, так что это мне не подходит.
– А ты зарисовывай, – предложила я Марии, и она недоуменно посмотрела на меня.
– Это как? – она снова с еще большим энтузиазмом начала колотить яйца, и я была вынуждена ее остановить, а то в миске скоро могла появиться пенная шапка, так как Мария орудовала венчиком со скоростью миксера.
После еды, когда все было убрано, а Мария сделала все приготовления к ужину, я отпросилась посмотреть замок. Кухарка сперва вызвалась сходить со мной, но потом передумала. Она решила напечь пирогов про запас и убрать их в ледник. А так как в тесте я была не сильна, то, нарезав и приготовив все ингредиенты для начинки, я ушла, а женщина осталась на кухне. Лишь строго-настрого велела не ходить в господское крыло. Да я туда и не собиралась, если честно. Мне хотя бы так пройтись, осмотреться. А то кроме своей пеналообразно комнатушки и кухни я нигде не была.
Служанок я встретила сразу же в холле. Они опустили гигантскую люстру и, встав на стремянки, мыли ее. Виола руководила процессом. Заметив меня, она, обрадовавшись, подошла ко мне.
– Выпустила тебя Мария из кухонного плена? – улыбается женщина.
– Ну, кухня слабо похожа на плен, а пребывание на ней – на заточение, – я рассмеялась в ответ.
– С твоим появлением она преобразилась. И кухня, и Мария, – одобрительно кивает старшая служанка.
– Спасибо, это приятно слышать, – мне действительно было приятно.
– Раньше девчонки обсуждали городские сплетни. А сейчас строят догадки, что же будет на завтрак, обед и ужин, – смеется Виола.
– Наша с Марией фантазия не безгранична, – предупредила о том, что можем и повторяться.
– Мне нравится твоя скромность, – посмеивается Виола. – Ты решила выйти на прогулку?
– Замок осмотреть, а то, как попала сюда, ничегошеньки и не видела, – развела руками. – А у вас масштабная уборка.
– Можно и так сказать, – старшая служанка говорила со мной, но бдительность не теряла. – Дора, там осталась пыль! – указывает на промах девушки. – Скоро приедет лорд, а через пару недель званый ужин. Так что времени мало.
– А когда приедет лорд? – я насторожилась.
– А тебе Мария не сказала? – Виола удивленно посмотрела на меня. – Наверное, подумала, что ты знаешь, – женщина задумчиво пожимает плечами.
– Дня через три-четыре, кто ж его знает, – Виола снова строго шикнула на одну из девушек. – А! Мне же Конрад недавно сказал, а его на обеде не было. Кстати, не знаешь почему?
– Они повздорили с Марией из-за припасов, – думаю, что это не такая уж и большая тайна и я не сделала ничего такого, рассказав про ссору Марии и Конрада.
– Ох уж этот старый скупердяй, – покачала головой женщина. – Все переживает, что мы много едим.
– Он подумал, что мы готовим для вас из хозяйских продуктов, – объяснила я Виоле. – Но мы ничего оттуда не трогали.
– Боится старик, что лорд приедет и испепелит его взглядом, если останется голодным, – в голос рассмеялась служанка.
– Лорд такой строгий? – я поежилась. Этот самый лорд, конечно, купил меня и, считай, спас от побоев, а возможно, и голодной смерти. Но я так его ни разу и не видела. Тот раз на рынке, когда он за меня заплатил, не считается. Я была в таком состоянии, что больше рассмотрела его сапоги, чем лицо. Да и не внешность хозяйская меня интересовала, а скорее нрав и отношение к прислуге. Если лорд – капризный брюзга под стать Конраду, то, чую, несладко нам придется.
– Нет, – отрицательно качает головой Виола. – Нельзя сказать, что он строгий, но вот его незавидная судьба порой портит ему настроение.
– А что за судьба? – я пыталась вспомнить, что мне и бывшей владелице этого тела было известно про местного лорда, но память упорно ничего толком не выдавала.
– Ой, ты, наверно, и не слышала ничего, – и Виола наклонилась ко мне, понизив голос, продолжила говорить: – Он же у нас последний из рода, считай, обреченный уже. Поговаривают, что жить-то осталось совсем ничего. Эх, жаль будет, если сгинет. Хорошо у него служить, – Виола посокрушалась, повздыхала и переключила свое внимание на работающих служанок. Видимо, я и так ее отвлекла от работы. Спрашивать, почему лорд обречен и почему он не может заделать себе наследничков, я не стала. Неудобно как-то стало, поэтому я постояла пару минут, посмотрела, как девушки убирают и моют, и направилась дальше осматривать замок.
– Камилла! – окликнула меня Виола. – Ты в северное крыло не ходи, там покои лорда. Туда нельзя! – крикнула мне вслед женщина, и я, поблагодарив, кивнула. Стало даже любопытно, что же там такого, в этих покоях, что меня все предупреждают не ходить туда. Пожала плечами и направилась в галерею. Уверена, там есть что посмотреть. И не ошиблась. Невероятной красоты картины и фрески были развешены по переходной галерее. В одном месте так вообще в ряд шли портреты всех лордов. Я это на табличках под портретами прочитала.
– И что ты здесь забыла? – слышу голос Конрада за спиной. От неожиданности я даже подпрыгнула.
– Ничего, – разворачиваюсь резко. – Решила замок посмотреть. Или нельзя?
– Нечего тебе здесь шастать, – ворчит старик.
– Я не шастаю, – такое отношение мужчины меня задело. – Я же не взаперти на кухне должна сидеть! – возмутилась.
– Но и разгуливать по замку, как госпожа, тоже нечего! – парирует старик.
– Я просто пришла посмотреть! – спорю. Конрад своими придирками испортил настроение. Уже нет никакого желания ничего смотреть.
– А если тебя кто-нибудь увидит? – настаивает старик.
Я шла по лесу, с одной стороны довольно близко подступающему к замку, и искренне надеялась, что Мария и Конрад смогут поговорить нормально, обсудить все и больше в нашем маленьком мире не будет конфликтов и распрей. Шла и ощущала себя этаким вершителем, с легкой руки которого помирятся два человека. И я искренне надеялась и верила, что Конрад смягчится и перестанет быть таким брюзгой.
Мне так хотелось вдохнуть полной грудью, но что эти штуки в носу, что маска не давали этого сделать полноценно. Где-то рядом журчал ручей, и я пошла на звук. Сняла надоевшую маску и убрала за пазуху. Чистейшая родниковая вода взбодрила, и я решила избавиться от ненавистных турунд в носу. Они мне ужасно мешали, вызывали дискомфорт и банально раздражали. Осторожно, чтоб не навредить, вынимаю из носа самодельные бинты. Естественно, где-то пришлось дернуть, так как ткань прилипла, и из носа пошла кровь. Смываю ее ледяной водой. Опускаю руки в родник и прикладываю их к носу, чтобы остановить кровотечение. Пальцы замерзли, но вроде кровь утихла. Осторожно трогаю нос.
– Вы ранены? – от мужского голоса, что задал вопрос у меня за спиной, я не то что вздрогнула, а практически подпрыгнула на месте. Я была уверена, что я здесь совершенно одна. Резко разворачиваюсь и смотрю на мужчину.
Он был красив, но не сильно молод. Может, тридцать с небольшим. Я не сильна в определении возраста по внешнему виду.
– Вы кто? – я сперва растерялась, а затем испугалась. А если у него что недоброе на уме? Я одна в лесу. И даже если голос сорву от криков о помощи, на них никто не придет и меня не спасет.
– Рик, – отвечает мужчина и смотрит на меня как-то странно. Я шарю взглядом по земле, может, палка какая-то попадется. Не с голыми же руками мне ему противостоять. Все же он высокий, крепкий и скрутит меня в бараний рог только так. Так, стоп! А я почему решила ему вообще противостоять? Не все же маньячины недобитые в этом мире. Неужели нормальных нет? Или мне просто так “везет”?
– Я не обижу, – вдруг говорит мужчина, и такое начало разговора мне уже не нравится. Обычно когда так говорят, то как раз таки хотят обидеть.
– Я, если что, здесь не одна, – вдруг приходит в голову мысль. – Я парня жду, – моя фантазия разбушевалась не на шутку, – у меня свидание. Так что попробуй только тронь, и мой парень придет и отколошматит тебя как следует, – угрожаю, а сама не могу никак понять и расшифровать выражение лица незваного гостя по имени Рик. Сперва мне показалось, что он удивился, затем растерялся. Тоже посмотрел по сторонам в ожидании, что мой парень сейчас должен выпрыгнуть из кустов и наброситься на него с кулаками. Не дождавшись никакого парня, Рик прищурился и зло посмотрел на меня.
– И где же он? – мужчина делает шаг в мою сторону. А у меня словно ноги приросли к земле, и я только и делаю, что смотрю за его приближением. Движется медленно так, словно хищник, немного пружинящей походкой.
– Он где-то неподалеку, – мямлю я, понимая, что попала. Вляпалась по самые не балуй. – Он сейчас уже будет здесь, – голос дрожит от страха. Где-то вдалеке крикнула птица. Мужчина разорвал зрительный контакт, и с меня спало оцепенение. Я рванула с такой скоростью и настолько резко, словно была на низком старте все это время. Но убежать далеко не успела. Банально споткнулась и грохнулась, больно поцарапав руку и ударившись плечом. Я ожидала, что вот сейчас на меня навалится мужское тело, начнет шумно дышать куда-то в шею и судорожно задирать юбки. В общем, явственно представила картинку из фильмов про насилие, но ничего не последовало. Повернулась и попыталась отползти, попутно ища взглядом мужчину. Но он не то что не побежал за мной, так и вовсе повернулся боком и, присев к роднику, пил воду, зачерпывая руками, сложенными лодочкой.
Я сидела, растерянно смотря на Рика, и удивленно хлопала глазами. Мужчина повернулся ко мне, так и не встав с корточек, и окинул взглядом.
– А я должен был за тобой побежать, я так понимаю? – в глазах такая насмешка, что щеки моментально стали пунцовыми. – Прости, не сразу сообразил.
– Я… – заблеяла, словно коза на выпасе. – В смысле, не должен, я просто…
– Что просто? – мужчина по-прежнему смотрел насмешливо, еще и бровки кверху приподнял. И я осознала всю глупость ситуации и моего поведения. Вот просто невероятно глупо и по-дурацки! Кто там что знает про неловкие моменты? Вот как раз один из таких. Я прям мастер по ним.
– Думала, что ты что-то дурное задумал, – признаюсь, отводя взгляд. – Ты просто этой фразочкой “я тебя не обижу” больше подозрений вызвал.
– Странная, конечно, у тебя логика, – усмехнулся Рик. – Я так понимаю, женская.
– Нормальная логика, – огрызнулась. Меня задели его слова.
– Кстати, ты своему парню скажи, что, пока он явится, тут над тобой надругаться можно раз пять, потом придушить и в овраге прикопать, – говорит мужчина, усмехаясь, вставая на ноги. У меня от слов мужчины по спине пробежали мурашки и довольно нехороший холодок. Он делает шаг в мою сторону, и у меня от испуга расширяются глаза. У него такой хмурый вид, словно он сейчас намерен выполнить все то, что только что сказал. Я испуганно зажмуриваюсь, прижавшись спиной к стволу какого-то дерева. Секунда, вторая, третья, десятая. Ничего не происходит. Открываю глаза, а мужчина стоит надо мной, протянув руку, и вопросительно выгибает бровь.
– Ты вставать будешь или попа между корневищами застряла? – Рик приподнимает одну бровь. Я действительно сидела между двух выпирающих из земли корней дерева. По лицу пошли пятна от смущения, злости, раздражения и негодования. Первый раз у меня был такой большой спектр эмоций, которые просто вывели меня из себя и заставили вскочить на ноги, отряхивая и поправляя юбки.
Когда я отошла на безопасное расстояние от леса, достала маску-повязку и надела ее. Ни мужчина, что еще какое-то время стоял около деревьев, провожая меня взглядом, ни люди из замка не могли бы рассмотреть мои манипуляции. А если бы и увидели, то не поняли. Только если бы обладали орлиным зрением.
Иду и думаю обо всем, что произошло там, в лесу. А что там, собственно, было? Я повела себя как шизофреничка с манией преследования. Подумала, что мужчина бросится меня насиловать. Хотя я представила свой видон. В замке было маловато зеркал. Но и те, в которые мне удалось посмотреть, намекали мне, что несмотря на использование тетушкой Шарлоттой при лечении моего носа неклассической медицины, я в настоящее время была та еще красотка. Батюшка приложился от души, и синяк еще красовался на лице. Я представила, что обо мне подумал Рик, и стало еще более неловко. Так. Стоп! Какая мне разница, что именно обо мне подумает совершенно незнакомый мужчина? Я его первый и последний раз увидела. И потом, я так много сболтнула лишнего, что теперь не могла избавиться от неприятного ощущения. Будто какая-то сплетница. Нельзя незнакомцам рассказывать, где лежат деньги и когда вернутся родители. Так в детстве учил нас детский кинематограф. Но я, видимо, пропустила это все мимо ушей и своего детского восприятия, так как, будучи воспитанницей детского дома, не имела ни своего дома, в котором могли храниться деньги, ни, соответственно, самих родителей. Я попыталась списать свою болтливость на то, что просто не подкована в этом вопросе. Моя бурная фантазия уже рисовала картинки, как Рик забирается по замковой стене и сгружает в мешок все ценности в замке, а на прощание оставляет благодарственную записку болтливой мне.
– Как погуляла? – я вздрогнула от вопроса Марии. Занятая своими мыслями, оказывается, я уже дошла до кухни и даже села за стол. – Кого-нибудь встретила?
– Что? – я настороженно уставилась на кухарку. Она что, знает, что я встретила Рика? Но откуда?
– Я говорю, сезон грибно-ягодный сейчас, много людей по лесу шастают, – женщина смотрела на меня бесхитростным взглядом.
– Нет, никого не встретила, – я постаралась натянуть на свое лицо беззаботную улыбку, но потом вспомнила, что у меня на лице маска, и облегченно выдохнула. Надеюсь, Мария не заметила моего испуганно-растерянного взгляда. Я уверена, он у меня был именно такой.
– Ты на всякий случай будь поосторожнее. Хорошо? – Мария словно читала мои мысли.
– Чего мне опасаться? – я постаралась беззаботно пожать плечами.
– Всего, – женщина грустно усмехнулась, – поверь мне, лучше опасаться всего. Особенно мужчин, которые симпатичны с первого взгляда. Потому что первое впечатление обманчиво, – женщина тяжело вздохнула. – Поверь мне, мой муж не был монстром, когда мы познакомились, и он мне очень понравился.
– Я поняла, – киваю, судорожно сглатывая. В голове пульсирует мысль, как бы отвлечь Марию от этого неприятного для меня во всех отношениях разговора. Помощь пришла откуда не ждали. Дверь резко открылась, и на пороге появился немного запыхавшийся Конрад.
– Болтаете, кумушки? – по поведению старика понимаю, что он помирился с кухаркой. Но что-то его явно только что взволновало, и прежняя вредная натура решила снова выползти наружу.
– Что случилось, Конрад? – кухарка сразу поняла, что дело пахнет не очень хорошо, раз мужчина решил употребить слово “кумушки”.
– Лорд прислал весточку. Он приезжает послезавтра и просил приготовить ягодный десерт, но какой – не уточнил. А еще попросил грибную похлебку, – перечислил мужчина заказы хозяина.
– Хозяин сам попросил? – Мария стояла растерянная и удивленная, а я не могла понять причину ее недоумения.
– Тебе письмо показать, раз мне не веришь? – в мгновение завелся старик.
– Нет, верю. Но это так странно, – женщина сразу же засуетилась у плиты.
– Что странного? Может, он на поправку пошел, – и столько надежды было в его голосе, что я посмотрела на Конрада другими глазами. – Может, он наконец-то встретил ту самую?
– Именно поэтому он впервые за все то время, что я здесь работаю, заказал, что ему приготовить? Да еще и заранее, в письме, – явно что-то не сходилось у Марии в голове.
– Да, и я бы на вашем месте приготовил бы все в соответствии с его пожеланиями, — старик приподнял бровь и многозначительно посмотрел сперва на кухарку, а затем и на меня.
– У меня нет ни ягод, ни грибов, – развела Мария руками.
– Я могу собрать завтра в лесу, – я робко предложила, действуя совершенно интуитивно, из желания помочь женщине.
– Ну вот и решили все проблемы, – Конрад хмыкнул и довольный вышел из кухни.
– Ты меня очень выручишь, – поблагодарила Мария, приобнимая. – Осталось решить, что и как готовить, – начала бурчать себе под нос женщина, а я только что поняла, на что подписалась. Я завтра с утра иду в лес, где находится мой сегодняшний знакомый, о котором я постеснялась рассказать даже Марии. Какая вероятность того, что он еще там? Мой мозг пытался проанализировать вероятность нашей с ним встречи. Вероятность нулевая. “Ну не будет же он меня там намеренно поджидать? Не стоит нервничать”, – мысленно успокаиваю себя. Лучше помочь Марие и придумать, что готовить.
Над рецептом я решила голову не ломать. Приготовлю Вятскую губницу, главное – грибов найти. Мы с Марией решили разделить обязанности. Она займется пирогом, я – супом. Я перечислила все, что мне понадобится, и кухарка заверила, что все, кроме грибов, у нее есть. Как, впрочем, и для пирога у нее все было, кроме ягод. Чтоб завтра не тратить время на приготовление еды, мы сделали овощное рагу, которое можно подавать и холодным. Мария замесила тесто, и пока я ни свет ни заря буду собирать грибочки, она испечет хлеба про запас. Мы все обсудили, распланировали и наметили порядок действий. За подготовкой прошло время до вечера, а уже на ужин собралась вся прислуга. Видимо, все уже привыкли к моей персоне, а может, это приезд лорда взбудоражил всех, но за столом было непривычно шумно. Конрад явно нервничал и командовал даже во время еды, планируя завтрашний день.