Красные розы. Для меня загадка, почему женщины любят именно эти цветы.
Еще раз придирчиво окинув взглядом витрину с выставленными букетами, понимаю, что ничто не цепляет глаз. Пока флорист красиво упаковывает розы, достаю из кармана пиджака мобильник. Одно сообщение. Сообщение от Эли, в очередной раз напоминает мне, что ждет сегодня к ужину с важными новостями. Не представляю, что она хочет мне сообщить. Возможно, она беременна. Эта мысль вызывает улыбку. Детей я люблю. Всегда мечтал иметь красавицу-жену и много детишек. Целенаправленно иду к цели, несмотря на то что Эля после вторых родов тему детей не поднимает и ловко от нее уходит. Не беда, совместный отдых на Мальдивах поможет нам в этом вопросе.
– Спасибо за покупку, – продавец-флорист протягивает букет, заученно улыбается. Благодарю кивком головы.
Иду к машине, осторожно пристраиваю цветы на заднее сиденье, захлопываю дверь. Сажусь и выруливаю на дорогу. Полчаса по вечерней Москве с пробками, потом съеду на трассу и быстро домчусь до закрытого поселка. Когда покупал дом, хотел удаленности от столицы, но при этом для меня важно быстро до нее добираться. Эта цель была идеально достигнута.
Эля не любит жить в поселке, но мирится с жизнью за городом ради детей. Им, в отличие от матери, нравится бегать летом босиком по лужайкам, а зимой лепить снеговиков, зная, что никто их не разрушит. Еще они уговаривают меня завести собаку. Улыбаюсь своему отражению в зеркале. Дочь и сын еще не подозревают, какой сюрприз их ждет на Новый год. На прошлой неделе забронировал золотистого ретривера, именно такого, как показывают во всех американских фильмах.
Сегодня у нас с Элей годовщина свадьбы. Мы вместе пять лет. Не скажу, что всегда это были безоблачные, счастливые годы, но благодарен жене за каждый прожитый вместе день. Знаю, ей нелегко терпеть мое вечное отсутствие и быть всегда на втором месте – после моей работы. Иногда слышу в свой адрес упреки по этому поводу, но стараюсь искать компромисс. Вот и сейчас спешу домой, чтобы ее обрадовать новостью о скором отдыхе на Мальдивах вдвоем. Дети в это время побудут с тещей.
С женой познакомился в автосалоне. Я привез машину для планового технического осмотра, Эльвира подбирала себе новый транспорт. Увидев жгучую черноволосую красотку, понял значение фразы «влюбился с первого взгляда». Да, именно влюбился, без оглядки, на полную катушку. У меня не было ни единого шанса устоять перед этими влажными темными глазами.
Прогулки по городу, ужины в ресторане, жаркие ночи, – все логично завершилось шикарной свадьбой в Барвихе. Я мог позволить себе этот праздник во имя любви, о которой хотелось кричать на весь мир.
Подъезжаю к поселку. На КПП меня не задерживают, номера моей машины в базе есть. Плавно поднимается шлагбаум. Еще пара минут, и вот останавливаюсь перед воротами, которые медленно начинают разъезжаться в разные стороны.
Участок освещен уличными фонарями, в доме горят окна. Предвкушаю, как сейчас окажусь в кругу семьи, подарю Эле розы, обниму своих детей. Семья для меня – это оазис, место моей силы. Ради нее я готов на многое.
– Папа! Папа приехал! – ко мне со всех ног через холл несется Эмилия. Я успеваю пристроить цветы на комод и поймать свою красавицу. Подбрасываю вверх, ловлю, целую в обе щеки. Тут же бежит Эльмир и, как маленькая обезьянка, при моей поддержке карабкается ко мне на руки. Сердце сладко ноет от этого счастья.
– Привет, мои родные, – смотрю то на дочь, то на сына. Похожи на меня, но с глазами матери. Эля стоит в дверном проеме со скрещенными на груди руками. Смотрит на меня холодно. Знаю, что припозднился. Работа никак не отпускала даже в столь важный день.
Опускаю детей на пол, они сразу же срываются с места, скрываются где-то в гостиной. Беру букет, медленно подхожу к жене. Хочу поцеловать в губы, но она демонстративно подставляет щеку.
– Прости, – примирительно заглядываю в ее глаза, пытаясь отыскать в них нежность. – Знаю, что обещал приехать пораньше, но не получилось.
– Как обычно, Натан. Странно, что еще помнишь, какой сегодня день, – забирает розы, уходит в сторону кухни, я иду за ней следом. Нужно как-то ее смягчить, последнее время Эля держится отстраненно. Чувствуется напряжение, от которого хочется бежать. Чем я и занимался последнее время, но сегодня надо решить возникшие проблемы.
– После январских каникул у меня намечается передышка.
– Удивительно. Клиентов нет?
– Клиенты есть, но я подумал, что нам с тобой нужен совместный отпуск, – подхожу к Эле сзади, обнимаю ее за талию, прикасаясь губами к обнаженной шее. Она застывает, не шевелится, даже не дышит.
Считается, что любовь живет немногим больше трех лет. Но ведь, как и любое чувство, ее нужно подпитывать, без дров любой костер погаснет. Я по-прежнему люблю Элю. Может быть, не так безумно, как в первый год нашего брака, когда мне нужно было на физическом уровне чувствовать ее. Сейчас любовь более зрелая, лишена импульсов и порывов. Она не бьет в голову шальными идеями, она опирается на разумность поступков. Один из таких, например, совместный отпуск.
– Это, конечно, мило с твоей стороны, – высвобождается из моих объятий, идет в сторону кухни, я опираюсь о стол. Взгляд замирает на ее голых ногах, поднимается выше. Каждый раз, когда разглядываю Элю, сердце екает, я улыбаюсь от мысли, что это женщина законно принадлежит мне.
– Но я никуда не поеду.
– То есть? – не сразу понимаю ее ответ. Часто моргаю, смотрю на серьезную жену.
– Я подаю на развод, Натан.
– Если это шутка, то такое чувство юмора я не понимаю.
– Это не шутка. Я об этом думала долгое время, – цветы ставит в вазу, смотрит на меня поверх них. – Мы исчерпали друг друга.
– Ты встретила другого? – мне физически больно задавать этот вопрос, но нужно смотреть правде в глаза. Эля грустно улыбается.
– Нет.
– Если нет, я не понимаю, что стало причиной таких мыслей.
Просыпаюсь по будильнику. Открыв глаза, рассматриваю потолок в темноте и прислушиваюсь. Рядом никто не дышит. Понимаю, что Эля не вернулась в супружескую спальню после того, как уложила детей спать. Я заснул, так ее и не дождавшись.
Вчерашний разговор зудит, заставляет хмуриться и испытывать недовольство. Моя жизнь всегда четко распланирована. Единственное, что случилось без моего ведома – это внезапная любовь к жене с первой встречи. Влюбился, моментально скорректировал свои планы и с тех пор ни разу не отступил от задуманного.
К сегодняшнему дню я достиг многого как специалист и как человек. Возможно, я не такой идеальный муж, как хотела бы Эля, но и не самый худший вариант. Она хочет развития своей личности? Хорошо, можно вызвать ее мать на подмогу, пока ее дочь будет чему-то обучаться, расти. Мне не нравится, когда в доме посторонние люди, поэтому у нас нет помощниц по хозяйству, нет водителей, нет нянь.
– Доброе утро, – захожу в столовую. Дети еще спят, поэтому я вижу только Элю. Сажусь на свое место во главе, внимательно смотрю на жену.
– Прости меня, если вчера тебя обидел, – накрываю ее ладонь. Она вскидывает на меня глаза, без улыбки слушает. – Я уверен, мы вместе придем к компромиссу.
– К моему компромиссу, чтобы мне было хорошо, – от ее тона я сжимаю челюсти, не забывая держать улыбку. Этот намеренно сладкий тон мне не нравится.
– Пять лет, Эля, ничто и никто тебя не раздражал, ты выглядела довольной своей жизнью!
– Пять лет назад я была свободной, самодостаточной женщиной. У меня была замечательная работа, должность, интересная жизнь. Все было, как у тебя, распланировано на несколько лет вперед, но мы встретились. Любовь нас с тобой ослепила, закружила. Я думала, что о большем и мечтать нет смысла. Красивый и любимый муж, долгожданная дочка, потом сын. Но однажды я поняла, что мои дни однообразны, особенно когда мы переехали в этот дом.
– Ты сама говорила, что нам нужно больше пространства.
– Я говорила, что нам нужна квартира побольше в хорошем районе, но не дом.
– Чем тебя дом не устраивает? – вчерашнее раздражение вновь накрывает меня, но сдерживаю себя, по-прежнему сохраняя на губах улыбку. – Детям же хорошо жить ближе к природе, гулять возле дома в любое время. Дом лучше, чем квартира.
– Это ты так решил, а я никогда не хотела жить в поселке, далеко от города. Ощущение деревни, будь он трижды элитным, этот поселок.
– Эля, подумай, чем бы ты хотела заняться, вечером мне скажешь, – произношу таким тоном, что спорить бесполезно, и она не спорит. Опускает взгляд в свою чашку, молчит. Ее молчание физически неприятно, но я тоже упрямо молчу в ответ, не спешу разрушить напряжение между нами.
Выпиваю кофе, встаю, подхожу к Эле, по привычке целую ее в макушку. Чуть дольше, чем обычно, задерживаю свои руки на ее плечах. В этот раз я не произношу фразу: «Люблю тебя». Сейчас она неуместна.
– До вечера, – произношу сухо, убирая руки. Она ничего не говорит в ответ.
***
–Тук-тук, можно? – в кабинет заглядывает Мария Никольская. Человек, с которым я могу обсудить не только рабочие моменты, но и личные. Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, тут я согласен с психологами и с жизненным опытом. С Машей были кратковременные отношения на пятом курсе университета, перед самым выпуском, но мы быстро поняли, что нам лучше сохранять приятельские и взаимовыгодные отношения, чем чувства.
– Я тебя не вызывал, – отхожу от стеллажа с папками, возвращаюсь к столу. Мария улыбается и заходит в кабинет. На секунду обращаю внимания на то, что она по-прежнему прекрасна. Эта женщина с годами становится все краше и краше, странно, что до сих пор не замужем.
– Я по делу. Мне нужен твой совет, – присаживается на стул возле стола.
– Я бесплатно советы не раздаю, – иронизирую, беря из ее рук протянутые бумаги. На какое-то время в кабинете возникает тишина, слышно только звуки города за окном.
Так... Дело о том, с кем будут проживать дети после развода родителей. Отец – известный бизнесмен, имеющий деньги и возможности надавить на рычаги принятия решений; мать – бывшая модель, приехавшая из провинции в Москву, где встретила теперь уже без пяти минут бывшего мужа. Естественно, она ничто против своего супруга, он ее втопчет в землю, ничего от нее не оставив.
– И что ты тут не понимаешь? – вскидываю на Марию глаза, она задумчиво на меня смотрит. – Дети останутся с отцом.
– По кодексу они должны остаться с матерью. Она не наркоманка, не алкоголичка, устроилась на работу. Да, у нее не такой доход, как у бывшего мужа, но работа есть. Плюс есть квартира, купленная до брака ее родителями. Все в ее пользу, почему тогда малыши должны оставаться с отцом, который спихнет их на няньку? – глаза горят негодованием, щеки алеют от гнева.
Я усмехаюсь, не удивляясь ее реакции на столь обычное дело. Мария всегда остро реагирует на дела, которые касаются семьи, детей. Сказывается личный опыт. У нее была сестра, которая разводилась с мужем. Встал вопрос, с кем будут жить малолетние дети. Все решалось в пользу матери, пока на пешеходном переходе сестру Маши не сбила насмерть машина. Никольская до сих пор считает, что это дело рук ее бывшего родственника, который таким образом решил вопрос. Дети живут с отцом, а Маше запрещено их видеть, чтобы не травмировать детскую психику: сестры были очень похожи.
– Маш, ты словно вчерашняя выпускница. Я должен тебе объяснять элементарные вещи? – беру ручку и делаю пометку: перевести бывшую однокурсницу в другой отдел – по административным делам. В работе должно быть больше здравого смысла, чем эмоций.
– Почему ты такой циничный? – раздраженно выхватывает из моих рук бумаги, встает. Смотрит на меня сверху, довольно пристально и долго. Вопросительно приподнимаю бровь, ожидая еще вопроса.
– Как тебя только выдерживает Эля?
– Кстати, об Эле. Она вчера сообщила мне, что хочет подать на развод.
Брожу возле витрин, ищу любимое испанское вино Эли. Я предпочитаю вина из Франции, но сегодня все для жены. Должен ей показать, что ее интересы мне важны. Важна она сама, как личность, как женщина, как жена и мать. Я не просто так на ней женился пять лет назад. Не просто так сказал «да» и надел на ее палец обручальное кольцо.
Я нашел в Эле все то, что мне нужно: красивая, умная, умеющая вести беседу, при этом знает, когда нужно промолчать, когда вставить свои пять копеек. Она замечательная хозяйка, пусть и не любит жить в нашем большом доме, но он всегда содержится в порядке и чистоте. Она замечательно готовит, не появляется желания есть в каком-то ресторане, если знаю, что дома ждет вкусный ужин, приготовленный руками любимой жены. Она превосходная мать, глядя на то, как она обращается с нашими детьми, я хочу еще нескольких, чтобы они были похожи на нее и внешностью, и характером. Она потрясающая женщина, которую я люблю, берегу и готов для нее сделать многое. Например, попытаться ее услышать.
Я уже сейчас напрягаюсь от мысли, что Эля будет где-то пропадать на курсах, работе, каких-то мероприятиях без меня. Не скажу, что ревную, но приходить домой и обнаруживать дом без хозяйки – так себе перспектива. Вдруг из-за занятности потребуется нанимать помощницу, няню, а это посторонние люди, чужие люди, которые будут подглядывать за жизнью моей семьи.
Набираю Элю. Идут гудки, потом щелчок и механический голос просит меня оставить сообщение. Недовольно поджимаю губы, потом расслабляюсь и улыбаюсь своему отражению. Спокойствие и только спокойствие.
Плотный поток машин из города медленно, но движется, возможно, мне удастся не застрять в пробке на несколько часов. Задумчиво барабаню пальцами по рулю. Завтра стоит определиться с отпуском и позвонить теще, попросить ее прилететь из Сочи к нам. Знаю, что Вера Семеновна не жалует столицу из-за суеты, но она любит своих внуков, значит, получить ее согласие не составит труда.
Наконец-то вырываюсь из затора на дорогу, где можно позволить себе скорость. Еще немного, и буду дома. Вот он, долгожданный поворот в сторону поселка. Сворачиваю, замечаю впереди «скорую», пожарных, полицейских. Многие машины останавливаются возле обочин, водители выходят. Я пытаюсь понять, что произошло. Что-то страшное. У меня от этой мысли бегут мурашки по позвоночнику, волосы на руках встают дыбом.
Впереди дорога почти заблокирована. Мне ничего не остается, как съехать с дороги, заглушить машину и тоже выйти. В очередной раз набираю Элю, чтобы предупредить о задержке. Гудки, гудки, щелчок. Почему она не поднимает трубку?
Обхожу зевак, встаю возле патрульной машины, опять набираю жене. Опять идут гудки. Слышу рядом знакомую трель. Оглядываюсь по сторонам. В этот раз сбрасываю сам и вновь звоню, иду на звонок. Обхожу машину, передняя дверь со стороны водителя открыта, вижу на сиденье светящийся мобильник, и на дисплее высвечивается «Любимый».
На мгновение я глохну. Я даже не слышу, как мимо пролетает «скорая помощь» с мигалками, кого-то увозя, следом еще одна «скорая». Оборачиваюсь, ищу глазами Элю. Возможно, ее задержали. Может, она стала свидетелем ДТП, сняла момент аварии на телефон, поэтому он сейчас лежит в полицейской машине.
Пробираюсь вперед, кого-то задеваю плечом, не реагирую на недовольство в спину, подхожу почти к каждой девушке с темными волосами, заглядываю в лицо, понимая, что это не Эля.
Я дохожу до основного скопления народа. Полицейские не пропускают любопытных к месту происшествия, ребята в форме МЧС с инструментами спускаются в ров.
Страх липким потом струится у меня по спине. Во рту сухость. Делаю глубокий вдох, смотрю на изуродованные машины. Белый, знакомый до боли, внедорожник полностью смят. Со стороны водителя работают сотрудники МЧС. От звука режущегося металла закладывает уши. Я завороженно смотрю на слаженную работу, на то, как дорогую машину режут на части.
– Нет! – кажется, я ору, дергаюсь вперед, как только замечаю безвольную руку, черные волосы. Кто-то меня перехватывает, пытается оттащить в сторону, но я рвусь вниз к разбитой машине.
– Отпустите! Там моя жена! – отпихиваю кого-то, мне удается увернуться от очередного захвата. Я съезжаю по мокрой от снега земле вниз, пачкаюсь, падаю на четвереньки. Ползком, не мигая, не теряя как ориентир белую руку, ползу. Я не смотрю на все остальное тело, я смотрю только на руку, в которой нет никаких признаков жизни.
– Эля! Эля! – кричу шепотом, хватаясь наконец-то за холодную руку. Сжимаю ее пальцы, подползаю ближе и заглядываю в залитое кровью белое лицо Эли.
– Я здесь, Эля. Слышишь? Я здесь! – обхватываю ее лицо трясущимися руками. Она не отвечает. Молчит. И глаза не открывает. Может, обиделась? Я не хочу верить в случившееся. Мой мозг отказывается принимать ужасную правду.
– Эля, прости меня, дурака такого, – вырывается истерический смешок, убираю с ее лица темные волосы. Я подношу пальцы к глазам, в свете фар машин, прожекторов вижу на них кровь. Закрываю глаза, считая до пяти. Открываю, ищу на шее Эли сонную артерию, чтобы убедиться в непоправимом. Пульса нет.
Сглатываю, застывшим взглядом наблюдаю, как спасатели извлекают с другой стороны еще кого-то. Даже не хочу допускать мысль, кто там.
Белая курточка, перепачканная в черной земле и крови. Как у матери, черные кудрявые волосы. Безвольная рука.
Из груди вырывается нечеловеческий вопль. Сгребаю в кулак мокрую землю, задыхаюсь от крика, легкие невообразимо жжет изнутри, словно на них вылили кислоту. Из глаз нескончаемым потоком льются слезы, тело содрогается от рыданий.
– Мужик, вставай, – кто-то рядом пытается меня поднять на ноги, но я мотаю отрицательно головой, сильнее сжимая в кулаках землю. Тут меня пронзает мысль, как острая боль. Вскидываю голову, пытаюсь сфокусировать взгляд на людях вокруг.
– Мальчик. Мальчик где?
– Мальчика увезли в больницу, – мне называют номер больницы, я, ослепленный надеждой, поднимаюсь на ноги. Меня поддерживают. Оказавшись на дороге, сую полицейскому свою визитку и иду к машине. Сейчас мне не до разговоров.
Кручу в руках белый пластмассовый стаканчик с водой. Минуту назад медсестра принесла его мне. Во мне нет никаких чувств, кажется, все прошло мимо, просто тупое равнодушие. Откидываюсь на спинку неудобного стула, прикрываю глаза.
«Простите, мы ничего сделать не смогли...»
«Травмы, несовместимые с жизнью...»
«Примите наши соболезнования…»
Чужой голос звучит в голове, вынося мне приговор. Я до последнего надеялся, что в этом кошмарном вечере будет хоть одна хорошая новость: мой мальчик выжил. Увы, моя надежда так и осталась надеждой.
Одинокая слеза скатывается по щеке, зависает на подбородке, срывается вниз. Так и я срываюсь куда-то вниз, падаю, падаю и никак не разобьюсь насмерть.
Пытаюсь уложить в своей голове факты – не получается. Заставляю себя думать о том, что нужно будет сделать завтра-послезавтра, – не получается. Мысленно возвращаюсь на пару часов назад. Перед глазами разбитая машина, неподвижная рука, белая курточка и сочувствующий взгляд врача.
За один вечер я потерял семью. У меня теперь нет ни жены, ни детей. Я бы смог смириться с их уходом, если бы знал, что они где-то гуляют по парку, смеются, загадывают желания и ждут чуда. Увы... Чуда нет.
Судорожно вздыхаю, пытаюсь унять ноющую боль в сердце. Боль рвет меня на мелкие куски, рвет медленно, бесконечно растягивая мои мучения. Как бы мне сейчас хотелось быть со своими любимыми... Без них жизни нет.
Как теперь возвращаться в дом, где больше не будет звучать детский смех? Как мне заходить в спальню, где больше не увижу возле зеркала свою ненаглядную Элю? Как мне просыпаться каждое утро, что-то делать, зная, что не для кого мне больше стараться...
– Натан, – меня осторожно трогают за плечо. Открываю глаза, равнодушно смотрю на обеспокоенное лицо Никольской, опять прикрываю глаза. Она садится рядом, находит мою руку и сжимает ее. Я не вырываю ладонь.
Сидим рядом друг с другом, Маша хранит молчание, по вздохам понимаю, что сдерживает себя от ненужной беседы. Я ей не звонил, не имею представления, откуда она узнала о произошедшем, как выяснила номер больницы, в которой нахожусь. Это неважно и неинтересно.
– Давай я тебя отвезу домой, – крепче стискивает мою ладонь, я морщусь от неприятных ощущений.
– Я не хочу домой, – сглатываю, освобождаю руку из рук Никольской, встаю. Подхожу к окну, ставлю на подоконник стаканчик.
– Поехали ко мне.
– Нет. Спасибо, Маш, за предложение, но я остановлюсь в гостинце. Езжай домой, не сиди со мной, завтра у тебя сложный день, – бросаю на Машу косой взгляд, она поджимает губы, соглашается. Завтра у нее суд, нужна ясная голова. Мои дела меня подождут.
– Если что, звони, – встает, кладет руку мне на плечо, скользит ладонью по спине. Я не оглядываюсь, когда слышу стук каблуков, смотрю в окно, ловя в нем свое отражение и удаляющуюся Никольскую. Когда ее силуэт пропадает из поля зрения, оборачиваюсь, иду в сторону поста.
– Извините, а не подскажете, в какой палате находится второй пострадавший? – медсестра внимательно на меня смотрит, наверное, мой уравновешенный вид подкупает, и она называет палату. Она, по идее, не имеет права предоставлять мне такую информацию, но, может, думает, что я иду с благими намерениями. Мысленно усмехаюсь, а девушку благодарю улыбкой.
Иду по пустому коридору, перед нужной палатой замираю. Берусь за ручку, открываю дверь. Одноместная палата. На койке лежит парень лет двадцати. Его возраст я позже, конечно, выясню, и не только возраст. Я узнаю даже, о чем он думал в момент аварии.
– Кто вы? – испуганно лепечет парень, приподнимаясь на локтях. Я подхожу к койке, внимательно его рассматриваю, сканирую пытливым взглядом его лицо, все в ссадинах, мелких порезах. Краем уха слышал разговор молодых медсестер, что второму участнику аварии повезло родиться в рубашке. У него сломаны ребра, сотрясение и гематомы. Жить будет. А мои нет.
– Совесть не мучает? – со стороны мой голос звучит слишком спокойно, я позволяю себе ухмыльнуться.
– А вы батюшка? – наглец усмехается, выглядит бледным, но взгляд не отводит в сторону. Сжимаю зубы, сжимаю спинку койки до побелевших костяшек. Желание доломать этого ублюдка настолько велико, что у меня перехватывает дыхание.
Дышим, дышим, глубоко и нечасто. Не нужно поддаваться порывам, чтобы потом не пожалеть. У меня есть возможность наказать его законно. И я его накажу, по всей строгости, с максимальным сроком, чтобы усвоил этот урок на всю жизнь.
– Поправляйся. Здоровье тебе еще пригодится, – стучу кулаком по спинке, парень хмурится, жует свои пересохшие губы. Покидаю палату, нужно уходить отсюда, пока еще сдерживаю себя.
Уезжаю из больницы, снимаю номер в отеле поближе к работе. В кабинете у меня есть запасные ботинки, костюм и рубашка. Висят давно и без дела.
Захожу в номер, бросаю пластиковый ключ, ключи от машины и дома на столик возле телевизора. Снимаю с себя всю одежду и иду в ванную. Врубаю на полную мощность душ, встаю под струи, закрываю глаза. Несколько минут стою неподвижно, потом упираюсь ладонями в стену, склоняю голову на грудь.
Первый хрип из меня вырывается сдавленно, сдерживаемо. Слезы смешиваются с водой. Прислоняюсь спиной к стенке, сползаю вниз, обхватываю голову руками. Струи воды бьют меня по плечам, рукам, спине, как точечные иголки.
Я не смогу... Не смогу жить без них... Зачем? Зачем мне жизнь, если их нет рядом...
Осознание, что я их больше не увижу, не услышу их смех, не почувствую на своей шее их руки, скручивает меня. Я, как смертельно больной, на полу душевой корчусь от боли в груди, не зная, как ее унять.
Какие мне теперь пить таблетки, чтобы обезболить себя? К какому мне идти доктору, чтобы прекратил мои душевные муки?
Зачем эта жизнь, когда самых любимых уже нет...
Голова кружится, перед глазами черные точки. Всматриваюсь в монитор, моргаю, только через некоторое время все восстанавливается. Вздыхаю. Мне нужен полноценный сон и сутки отдыха, чтобы никто не звонил, не трогал меня, не выражал соболезнований и сочувствия.
– Я принесла тебе обед, – в кабинет без стука, без приглашения, как к себе домой, заходит Никольская.
Последнее время Маша навязывает свою заботу, хотя я ее об этом не прошу. Была мысль, что она пытается «забронировать» вакантное место возле меня, но как мельком подумал об этом, так и забыл. Думать о других женщинах мне не приходит в голову, смогу ли когда-нибудь посмотреть на другую – большой вопрос.
– Спасибо, но я не голоден, – последние три дня я ничего не ел. Не хотел. Держался на одном кофе. Вчера вечером прилетела Вера Семеновна.
Она тоже отказалась остаться в доме, мы жили в одном отеле. Мы не смотрели друг другу в глаза, боялись показать свои чувства. И не разговаривали по душам, не обнажали свою боль при посторонних. Мою боль ничто не могло унять: ни алкоголь, ни никотин, ни ночные катания по городу. Даже сон, в котором бы мог забыться, не призываю, потому что мне снится один и тот же кошмар: разбитая машина, рука Эли, темные волосы Эмилии и белое лицо Эльмира.
– Еще несколько дней в таком режиме, и от тебя даже тени не останется, – Маша ставит на стол пакет, вытаскивает контейнеры. – Я понимаю твою трагедию, но нужно жить, Натан.
Оставляю свое мнение при себе. Меня мало кто сейчас поймет. Под озабоченным взглядом Никольской заставляю себя открыть первый контейнер. Запах еды вызывает приступ тошноты. Беру стакан с водой, делаю глоток.
– Когда похороны? – молодая женщина присаживается на стол, сочувствующе на меня поглядывает. Чтобы не видеть этого взгляда, полного жалости, беру вилку и начинаю есть. На ее вопрос не отвечаю. Я пока сам ничего не знаю.
– Теща прилетела?
– Да, – Маша тяжело вздыхает от моего нежелания разговаривать, просто смотрит, как я ем. Я в это время размышляю о планах. Сегодня с Верой Семеновной поедем в поселок. Нужно пересилить себя и зайти в дом. После похорон я его выставлю на продажу. Жить в том месте, где все пропитано Элей, где стены все еще хранят смех детей – лучше в аду гореть, чем каждый день приходить домой и понимать, что никто не встретит, никто не крикнет «папа», никто не поцелует.
Никольская не выдерживает горького молчания, оставляет меня одного. Как только за ней закрывается дверь, отодвигаю от себя коробки с едой и откидываюсь на кресле, прикрыв глаза.
Мне остается час, чтобы набраться мужества и двинуться по дороге, по которой я три дня не езжу. Особенно напрягает то, что придется проезжать место, где случилась авария. Сейчас день, светло, но ничто не сотрет из моей памяти тот роковой вечер.
– Вам туда нельзя! – слышу голос Лены, своей секретарши. Выпрямляюсь, готовясь к визитерам, которых не жду. Мои клиенты согласились подождать пару дней, деликатно поняв причину моей временной нетрудоспособности.
В кабинет первой врывается полноватая женщина с ярким макияжем. Следом за ней идет мужчина в черном пальто, оценивающим взглядом осматривая кабинет.
– Добрый день, чем могу вам помочь? – привычка улыбаться меня не покидает даже в такой момент, когда улыбаться нет сил.
Женщина без приглашения плюхается на стул возле стола, ее спутник садится на другой свободный стул. Люди среднего класса, привыкшие всего в жизни добиваться нахрапом, скандалом и громким голосом. Интересно, кто они?
Приподнимаю бровь, выразительно бросаю взгляд на наручные часы. Мое время дорого стоит, бесплатно я не консультирую.
– Мы родители Аркадия.
– А Аркадий – это кто? – беру ручку и чистый лист бумаги. Запишу данные и кому-нибудь поручу дело этих людей.
– Аркадий Зиновский, – услышав эту фамилию, медленно кладу ручку на стол, поднимаю глаза. Зиновский – тот самый водитель-лихач, который три дня назад несся по трассе. Недоделанный «шумахер» пошел на обгон и вылетел на встречку, по которой в это время ехали в машине Эля и дети. Лобовое столкновение, машины отлетели друг от друга, как шарики пинг-понга.
– И? – многолетняя юридическая практика научила прятать свои эмоции, научила изображать нейтралитет. Вот и сейчас я стараюсь обуздать гнев, который не поддается никакому контролю.
– Вы Левин? – женщина явно в семье главная, мужчина все это время сидит рядом и отмалчивается. Киваю в знак согласия. – У нас к вам предложение. У мальчика вся жизнь впереди, давайте не будем ломать его будущее.
– Будущее? – эхом переспрашиваю, стискивая руки в кулаки. – У моих детей будущего теперь нет, – посетительница вздрагивает от моего ледяного тона и опускает глаза, но тут же их вновь вскидывает.
– Я понимаю ваше горе, но вашим детям уже не помочь, а моему сыну еще жить. Он домашний ребенок, ему нельзя в тюрьму, его там покалечат. Мы тут с мужем собрали деньги в качестве моральной компенсации, – достает из сумки пухлый конверт и кладет его передо мной.
Усмехаюсь, опускаю взгляд на белый лист перед собой. Такие ситуации мне не в новинку. Люди готовы душу дьяволу продать ради своей выгоды, ради смягчения приговора. Сейчас я ненавижу уголовный кодекс всеми фибрами своей души. Самый максимальный срок, который светит Зиновскому, – это семь-девять лет и лишение прав до трех лет. Вот такой наш гуманный кодекс. За смерть троих людей парень отсидит в тюрьме примерно девять лет, а если будет хорошо себя вести, не буянить, то его могут досрочно освободить. Он будет дальше жить, радоваться, садиться за руль, а я буду жить с дырой в сердце, без какой-либо надежды увидеть просвет в своем мраке.
– Заберите деньги, – ручкой подталкиваю конверт к хозяйке, – Они мне ни к чему. Ваш сын понесет наказание за ДТП, я сделаю все возможное, чтобы срок был максимальным. За убийство моей жены и двоих детей он должен быть приговорен к смертной казни, но как юрист я понимаю, что это невозможно: на нее в России мораторий. Вашему сыну светит самое большее девять лет. Вы его будете видеть на свиданиях, писать письма, разговаривать по телефону, ждать его освобождения. И обязательно дождетесь этого счастливого для вас дня, а у меня этого дня никогда не будет. Моя жена и мои маленькие дети с того света не вернутся. И, если на этом все, покиньте, пожалуйста, мой кабинет.
Открываю дверь спальни, захожу в пустую комнату. За три дня некогда обжитый дом превратился в пустующее жилище. Медленно подхожу к окну. Смотрю на лужайку, каждый Новый год лепили с детьми снеговика. В этом году снеговика не будет, впрочем, и снега в Москве нет.
Чувствую влагу в глазах, часто моргаю. Вчера позвонил заводчику, отказался от щенка, которого планировал подарить сыну и дочери. Встречался с риелтором, обсуждали продажу дома. Подумывал о том, чтобы уйти из адвокатской практики, куда-нибудь уехать. Эти мысли ничего хорошего не принесли, только еще больше почувствовал себя одиноким в этом мире.
– Натан, – в комнату заходит Руслан. Оглядываюсь через плечо, сдержанно улыбаюсь другу. Он подходит ко мне, внимательно вглядывается, вздыхает. Сжимает крепко мое плечо, выражая таким образом свою поддержку.
– Нужно ехать.
– Да. Оставь меня на минутку. Хорошо? – он понимающе кивает головой, уходит.
Три дня назад, переступив порог этого дома, понял, что жить здесь не буду. Мне физически сложно находиться в этих стенах. Вера Семеновна, видя мое подавленное состояние, разрешила мне уйти. Я ждал ее в машине, крепко сжимая руль. Она отсутствовала недолго, забрала только дорогие сердцу украшения, фотоальбомы и кое-какие вещи Эли. Потом мы почти всю ночь сидели рядом друг с другом и смотрели фотографии. Теща плакала, некоторые страницы альбома пролистывала, а я с мазохистским упорством рассматривал каждую фотографию, вспоминая, при каких обстоятельствах она была сделана. После этого ночь прошла без сна. Было выкурено две пачки сигарет, выпита бутылка виски. Наутро у меня было разбитое состояние, сесть за руль не смог, как и прийти на работу и заняться организацией похорон. Пришлось просить о помощи Руслана, который сразу же примчался ко мне, как только оказался в стране. Хорошо, когда есть друг, на которого можно положиться.
***
В зале прощания толпа народу. Я даже удивлен, что столько людей пришло проститься с Элей и детьми. Это подруги жены, ее бывшие коллеги, с которыми она поддерживала связь, приехавшие со всей страны и из-за границы родственники. Пришли поддержать меня мои коллеги, сотрудники, Никольская. Были и мои клиенты. Зачем они, тут для меня так и осталась загадкой.
Я сижу на стуле и смотрю на гробы. Три гроба в середине зала – как три ножа в сердце. Рядом тихо всхлипывает Вера Семеновна, по другую сторону от меня сидит молчаливый Руслан. Вижу в толпе Умаева с женой. Они подходят ко мне, кивают и садятся на свободные стулья сзади. Кажется, это все, что у меня осталось: два друга, теща и где-то позади Никольская.
Сжимаю двумя пальцами переносицу, мечтая, чтобы этот ужасный день поскорее закончился. Я не хотел таких публичных похорон, но Вера Семеновна настояла. Также она решила, что ее дочь и внуков стоит кремировать. Не протестовал. Я вообще мало что понимал, физически находился рядом, а мыслями не пойми где.
Мой взгляд блуждает между Элей и Эмилией, застывает на Эльмире. Дети такие крохотные в этих гробах, их лица почти сливаются с обивкой. Сглатываю, дышу через стиснутые зубы. Какая-то часть меня все еще безнадежно верит в чудо, верит, что вот сейчас мои малыши откроют глаза и засмеются, а Эля поднимется и скажет, что это жестокая шутка.
Обещаю исправиться. Обещаю впредь всегда приезжать домой вовремя, выходные проводить дома, быть рядом как можно больше. Не буду препятствовать любым начинаниям Эли, более того, я ее поддержу чем смогу. Пусть только откроют глаза...
– Натан, – зовут меня тихо откуда-то сбоку, я моргаю, непонимающе смотрю на Руслана. Он выразительно кивает на мои руки. Опускаю взгляд, вижу, что мое обручальное кольцо погнуто.
Когда зал начал пустеть, вышли сотрудники крематория, чтобы забрать гробы и отвезти их на сожжение. Впервые по щеке скользит слеза. Чувствую, как кто-то сжимает мою руку, но не в силах отвести взгляд от трех дубовых гробов. Это последние минуты, когда они рядом со мной. Последний раз я еще вижу их спокойные лица.
– Нет! – хриплю, когда опускается крышка, скрывая от меня Элю. В панике смотрю на то, как рабочий теперь закрывает Эмилию.
– Нет! – хочется кричать, но опять вырывается хрип. Когда подходят к Эльмиру, вскакиваю со стула, но меня хватают за руки, оттаскивают в сторону.
– Нет! Пожалуйста! – как будто мои мольбы что-то изменят. Прикусываю до крови губу, не сдерживаю слезы. Зажмуриваю глаза, сильнее стискиваю зубы, а слезы текут, не останавливаются. Я ломаюсь. Морально ломаюсь. Как подкошенный, падаю на стул, обхватываю голову руками и тихо скулю.
Чувствую себя брошенным псом. Бездомным, никому ненужным. Никак не пойму, как дальше жить. Кто-то скажет, время лечит. Ни хрена оно не лечит, такое не вылечивается и не забывается. Мне просто нужно будет научиться существовать.
– Натан, – осторожно трогают за плечо, я поднимаю голову. Пытаюсь сфокусировать взгляд, из-за слез все перед глазами размыто. Через мгновение вижу перед собой озабоченное лицо Эмина и Руслана.
– Пойдем, – Эмин протягивает руку, я нерешительно на нее смотрю, но все же хватаюсь за нее и поднимаюсь. – Все будет хорошо, – его тихий голос, его спокойный взгляд действует на меня, как лошадиная доза успокоительного. Я чувствую себя опустошенным, обессиленным. Киваю ему в знак того, что услышал, тяжелой походкой направляюсь к выходу.
На улице удивленно смотрю по сторонам. Все вокруг засыпано снегом. Первым снегом в декабре. Как белый лист, на котором мне предстоит писать свою новую историю.
Задумчиво смотрю на документы, выписки, трогаю висок. Поднимаю глаза на своего собеседника. Он вопросительно приподнимает брови, ожидая моего мнения.
– Не имею понятия, как поступить. Я впервые с таким сталкиваюсь.
– И я. В моей практике еще не было дела о суррогатном материнстве.
– Если это дело рассмотреть, опираясь на трудовой кодекс? – стучу ручкой по столу. – Плохо, что между ними нет договора о сотрудничестве, где прописаны все условия.
– Как бы ты поступил на месте несостоявшихся родителей?
– Я? – сдержанно смеюсь. – Вряд ли мне придется столкнуться с данной темой. Или ты думаешь, что на мне можно поставить крест?
– Я не об этом, Натан, – Евгений мотает головой. – Уверен, у тебя не возникнет проблем с рождением детей, как только оклемаешься, – неловко замолкает, я отворачиваю лицо в сторону окна, поджимаю губы.
Сорок дней позади, впереди до сих пор неясное будущее. Дом продан, вещи тоже, я снял квартиру поближе к работе, спасаясь в ней. Теперь мой рабочий день начинается в восемь, заканчивается в полночь или позже. Единственный плюс – разгреб все дела, не осталось ни одной папки с надписью «просмотреть».
Руслан вернулся в Питер, прозрачно намекнул мне, что можно и в Северной столице открыть юридическую практику. Работой он меня обеспечит. Эта идея уже несколько дней крутится у меня в голове. Я о ней думаю почти каждую ночь, тщательно анализирую все возможности и трудности. Немного страшно, но, с другой стороны, терять мне нечего. Никто меня в этом городе не держит, даже прах дорогих мне людей находится далеко от меня. Вера Семеновна твердо заявила, что ее дочь будет похоронена на родине ее отца. Согласился, Эля всегда с улыбкой вспоминала первые десять лет своей жизни в теплой стране на берегу Каспийского моря.
Жил ли я все это время? Наверное, да. Я встречался с друзьями, умудрялся улыбаться, иногда смеялся. Я старался делать вид, что у меня все хорошо, когда на самом деле ничего хорошего не было.
– Так что? – возвращает меня на землю вопрос.
– Я бы судился с этой суррогатной матерью из-за невыполнения своих обязательств. Попробуй напирать на то, что заказчики рассчитывали получить в срок здорового ребенка, но никак не инвалида. Судье предоставь все анализы, УЗИ, заключения. А паре советую взять ребенка из детского дома, проблем меньше, – захлопываю папку, протягиваю ее Евгению. – Удачи тебе, Жень. Позвони мне потом и расскажи, чем история закончилась.
– Хорошо. Спасибо за консультацию.
– Это и консультацией сложно назвать, – пожимаю Жене руку, он убираетпапку в сумку, кивает мне и уходит.
Некоторое время сижу неподвижно. Вздрагиваю, когда слышу стук. Входит Никольская. Приветливо ей улыбаюсь.
– Время обеда, не хочешь составить мне компанию?
– Спасибо, я не голоден.
– А по твоему виду не скажешь, – Маша присаживается на краешек стула, я против воли замечаю прозрачность ее блузки. Встречаемся глазами, она облизывает губы.
– Маш, – подаюсь вперед, понижаю голос. – Перестань. О'кей? Я прекрасно вижу изменения в твоем гардеробе, во внешности. Эти постоянные приглашения вместе пообедать, сходить в кино ни к чему не приведут.
– Ты видишь то, чего нет, – нервно смеется, накручивает на палец прядь волос. – Я не преследую никаких целей.
– Отлично, тогда хочу озвучить тебе одну свою идею, – встаю из-за стола, подхожу к окну. – Последнее время ловлю себя на мысли, что хочу уехать отсюда.
– Что? Ты с ума сошел! – Никольская сразу же оказывается рядом, заглядывает в глаза. – Натан!
– Ты меня недослушала, – недовольно замечаю, она поджимает губы. – Этот город меня тяготит. Я задыхаюсь в нем. Меня ничто здесь не держит. Поэтому я думаю открыть филиал в Питере. Рассказываю тебе, как другу, которому доверяю.
– И кого ты оставишь вместо себя?
– Тебя.
– Меня? – широко распахивает глаза, не в силах скрыть свое удивление.
– Ты со мной работаешь давно. Я вижу, что ты достигла потолка на своем сегодняшнем месте. Тебе нужно расти, и тут два варианта: либо ты уходишь в какую-то крутую корпорацию, либо ты занимаешь руководящую должность здесь. Я думаю, второй вариант придется тебе по душе.
– Я тебя не понимаю.
– И не надо понимать. Если ты согласна, то в ближайший месяц займемся переоформлением документов. Я на неделе поеду в Питер, посмотрю, что да как. Ты согласна? – от согласия Маши многое зависит.
Я не хочу оставлять на произвол судьбы все, чего с таким трудом и любовью достиг, но и в столице оставаться не могу. Я реально задыхаюсь. Город вроде не маленький, а все время натыкаюсь на те места, где когда-то был с Элей и детьми. В магазинах постоянно вспоминаю, что этот йогурт любил сын, а это мороженое нравилось дочери. И так по кругу. Иногда у меня ощущение, что я схожу с ума.
– Да. Я согласна.
Благодарно улыбаюсь Маше, уверен, что потом она скажет мне спасибо за предоставленный шанс. Меня ждут новые дела, новый город, новые люди.
Руслан протягивает мне фирменный стаканчик «Старбакса», идем в сторону Невского проспекта. Я с интересом смотрю по сторонам. В культурной столице был пару раз, но все набегами, наскоками. В гости к Алиеву не приезжал, обычно он мотался в Москву ко мне или Умаеву.
– Нравится?
– Пока не понял, но определенно здесь все по-другому. Нет ощущения бешеного ритма.
– Поэтому я люблю Питер. Здесь все пропитано искусством, историей, трагедией и любовью, – держит серьезную паузу, потом начинает смеяться. – Расслабься, старина. Можно на выходных рвануть к соседям.
– Каким?
– К финнам, уверен, мы замечательно проведем там время, – пошловато ухмыляется, качаю головой. В этом весь Руслан. С виду типичный серьезный восточный мужик с бородой, а в узком кругу может пошутить, подколоть, посмеяться. Друг он замечательный, надежный.
– Я вчера на сайте смотрел офисы, адреса которых ты скидывал мне на почту.
– И?
– Мне нравится тот, что на Невском, но аренда...
– Договоримся, – перебивает Руслан, вновь становясь серьезным человеком. – Ни о чем не беспокойся. Выбирай офис, об остальном я позабочусь. Это мой город, я многих тут знаю.
– Я надеюсь, все в рамках закона,– придирчиво смотрю на Руслана, он тут же расплывается в очаровательной улыбке. Интуиция скептически напоминает мне о делах, которые я вел от его имени.
– Обижаешь! Разве я похож на урку? – делает глоток кофе. Его показная веселость в разговорах о своей работе – ширма, на самом деле мы оба прекрасно знаем, чем он занимается.
– Мне не обязательно иметь офис в центре, можно и другие варианты рассмотреть. Думаю, за пару дней изучу предложения и подберу подходящее помещение.
– Натан, расслабься. Все будет официально, не ищи плохое там, где его нет. Я хочу тебе помочь, хочу, чтобы ты тут осел. Оглянись по сторонам, – раскидывает руки, жестом показывает куда смотреть, я смотрю. – Этот город просто создан для жизни.
– Погода, правда, «не айс», – замечаю, поднимая ворот пальто.
– Привыкнешь. Пойдем, посмотрим твое будущее рабочее место. Уверен, как только ты увидишь панораму из окна, другие места тебе будут уже неинтересны.
Руслан оказывается прав. Как только я увидел вид из окна, искать новый офис расхотелось. Пока друг ведет беседу по поводу аренды, я подхожу еще раз к окну и смотрю на Казанский собор. Улыбаюсь, чувствую душевное спокойствие и умиротворение. Еще рано говорить, что нашел новое пристанище в море под названием «жизнь», но то, что сердце не сжимается, а солнце светит в глаза, заставляя щуриться, – дает надежду, что сумею прижиться в новой своей реальности.
– Может, отпразднуем? – Руслан в ожидании смотрит на меня, я смотрю на бумаги в руках. Договор об аренде. Сдержанно улыбаюсь. Второй шаг сделан, теперь обустроиться, и можно сказать, что первый уровень пройден достойно.
– Почему бы и нет.
– Я знаю замечательное местечко с божественной кухней, пальчики оближешь.
И опять Руслан оказывается прав. Выбранный им ресторан приятен по интерьеру, еде и самой атмосфере вокруг. У меня возникает ощущение, что друг вливает в меня какой-то эликсир жизни. Я начинаю различать цвета вокруг, улавливать звуки, слышать счастливый смех со стороны и не кривиться от внутренней боли. После пятой рюмки очищенной водки, меня отпускает. Словно сделали обезболивающий укол с двойной дозой лекарства.
– Спасибо, – выдавливаю из себя, Руслан хмыкает, разливает по рюмкам остатки алкоголя. – Ты не думал подрабатывать психотерапевтом?
– Нет. Зачем мне чужие проблемы, переживания. Я открыт только для близких.
– Почему ты не женишься? Из тебя бы получился отличный муж.
– Возможно, я еще не встретил ту самую, для которой я захочу стать идеальным мужем, – смеется, протягивает мне рюмку. – За тебя, мой друг. Желаю тебе почувствовать вкус жизни.
– Завтра буду страдать похмельем, – чокаюсь, выпиваю, морщусь.
– Это будет завтра, а сегодня расслабься. Может, к девочкам? – темная бровь вопросительно ползет вверх, я отрицательно мотаю головой. Никаких девочек. Мне противно от одной мысли, что я буду находиться в одном помещении с какой-то незнакомкой, прикасаться к ней, чувствовать ее запах, ее дыхание...
Передергиваюсь. Считаю себя однолюбом. Никто не сможет сравниться с моей красавицей Элей. Только она могла смотреть на меня так, что у меня вдоль позвоночника бегали мурашки. Только она могла одним своим прикосновением вызвать у меня улыбку. Только она могла прижаться губами к моим губам, не давая дышать, но при этом вдыхая в меня жизнь.
– Поехали домой, – резко, почти трезво, заявляю, отодвигая от себя тарелку и рюмку. Руслан хмурится.
– Что-то случилось?
– Нет, просто уже поздно, завтра рабочий день, много дел. На сегодня хватит.
– Хорошо, – Руслан извлекает из кармана пиджака мобильник, вызывает водителя, чтобы он нас развез. Пока друг расплачивается, я одеваюсь и выхожу на улицу. Жадно вдыхаю холодный воздух, приходя в себя.
Я приехал в этот город, чтобы начать все с чистого листа, но прошлое не отпускает. Вряд ли поможет алкоголь, девушки – нет, они усугубят положение. Поможет только работа. Вот этим мне и следует заняться в самое ближайшее время. Начать все с нуля – гарантия того, что некогда будет копаться в себе, размышлять, задавать вопросы «а что, если бы».
Непривычно видеть Никольскую в моем новом офисе. Маша стоит возле окна, обняв себя руками за плечи. Опускаю глаза на документы. Без меня у нее все получается. Она умничка, я в глубине души ею горжусь. Сумела задвинуть личные чувства, взяться за ум. Для меня нет тайны, что Маша испытывает ко мне более нежные чувства, чем дружба. Это особенно стало заметно, когда я внезапно стал вдовцом. Морщусь. Слово такое неприятное – как клеймо.
– Ты отлично без меня справляешься, – растягиваю губы в улыбке, Никольская оборачивается. Сдержанно улыбается в ответ.
– Я стараюсь. У тебя здесь довольно мило. Клиенты есть?
– Есть, – встаю из-за стола, засунув руки в карманы брюк, подхожу к Маше. Она ниже меня, поэтому откидывает голову назад, смотрит в глаза. Не успевает взять себя в руки, вижу тень грусти, тоски, надежды. Качаю головой, бесполезные мечты, с ней я никогда не смогу быть. Я вообще не представляю себя с кем-то.
– А в остальном все хорошо?
– Без тебя плохо, – вспыхивает от своего признания, отводит глаза в сторону. Между нами возникает неловкое молчание. Скорей всего именно ее влюбленность окончательно подтолкнула меня к переезду. Руслан точно не будет по мне вздыхать и украдкой бросать в мою сторону томные взгляды.
– Может, пообедаем? – демонстративно смотрю на часы на стене, Маша кивает в знак согласия.
Мы выходим из бизнес-центра. Любезно подставляю локоть, Никольская не упускает возможность взять меня под руку. Поток людей на Невском бесконечен. Сегодня, кажется, все жители и гости города сбежались именно на главный проспект – солнечная погода к этому располагает.
– Как тебе в Питере?
– Нормально. Я думал, будет хуже, но тут даже пробки не так раздражают, как в Москве. А так, ощущение, что приехал домой, – улыбаюсь, Маша недовольно поджимает губы.
– Мне Москва больше нравится, несмотря на воспоминания, – прозрачно намекает на мою потерю, я делаю вид, что не понимаю ее намек.
Мне и так пришлось целый месяц бороться с самим собой, чтобы не скатиться в пропасть под названием «безнадежность». Спасибо Руслану: сразу оказывается рядом, словно чувствует, когда я хожу по краю. Сначала вытащил меня за город к своим знакомым, потом привел первых клиентов. Поезд «жизнь Левина» встал на рельсы и потихоньку двинулся вперед, понемногу набирая скорость.
Питер все же отличается от Москвы. Тут люди улыбчивее, что ли. Я смотрю на идущую навстречу девушку, она мне приветливо улыбается. Вот как не улыбнуться в ответ? Даже туристы со своей иностранной речью не так сильно раздражают. Еще заметил, что здесь я стал чаще ходить пешком. Каждый вечер, перед тем как поехать на съемную квартиру, выходил из офиса и просто, без какой-либо цели, прогуливался по Невскому. Или специально переходил дорогу, шел к Казанскому собору. При хорошей погоде сворачивал к Спасу-на-Крови, заходил в известную всем пышечную, покупал несколько пышек с собой.
Питер не зря достойно носит звание культурной столицы. Талантливых ребят можно увидеть, услышать прямо на улице. Они танцуют, жонглируют, рисуют, поют. Вот и сейчас, идя с Машей под руку, слышу красивый мелодичный голос. Сам того не замечая, вытягиваю шею, чтобы увидеть, кому принадлежит этот чудесный тембр, проникающий без спроса в душу.
Поет девушка. Ее руки с двух сторон держат микрофон на стойке, она укутана смешным цветным шарфом, на голове черный берет, из-под которого торчат в разные стороны концы ее темных волос. Куртка с какими-то узорами, бахромой, широкие джинсы, рыжие ботинки.
Глаза ее закрыты, от этого кажется, что песню она проживает, а не просто напевает слова. Я замедляю шаг, останавливаюсь. Музыка гитары отдается эхом внутри меня, как и голос молодой певицы. Песня о потере... Об утрате... О надежде, что завтра взойдет солнце в твоей жизни.
– У тебя деньги есть с собой? – поворачиваю голову к Маше.
– Я наличку с собой не ношу.
Достаю из внутреннего кармана пальто портмоне, у меня только крупная купюра, но, не раздумывая, извлекаю ее и кладу в чехол от гитары. Встречаюсь глазами с певицей. В них бушует штормовое море. В них прячется знакомая мне боль. Она моргает, теперь ее глаза улыбаются, улыбаются и уголки ее губ.
– У вас красивый голос.
– Спасибо, – улыбка становится шире, я замечаю очаровательные ямочки на щеках. Отхожу от девушки, Маша хватает меня за руку. Я борюсь с желанием оглянуться, так как чувствую на себе взгляд уличной певицы.
– Ты решил стать спонсором молодых талантов? – ирония Никольской мне не нравится, я не скрываю свое недовольство.
– У девушки чудесный голос. Наверное, студентка академии искусства.
– Тут такое есть?
– Не знаю, но глупо такой голос скрывать и учиться на какого-нибудь экономиста. Каждый должен заниматься тем, что у него отлично получается и от чего он ловит кайф. А девушка получает удовольствие от пения.
– Она тебя зацепила.
– Что? – удивленно смотрю на Машу, она усмехается. – Нет, конечно. Здесь на улице полно одаренных людей. Мне кажется тут даже переизбыток талантов, каждый вечер вижу замечательные выступления. А еще тут любят футбол и хоккей. «Зенит» и «СКА» – это как Зимний дворец, только в сфере спорта.
– Уже ходил на матчи?
– Нет. Надо попросить Руслана достать билеты. Пойдешь с нами?
– Алиев не тот человек, с которым бы я желала тесно общаться, – ее презрение к Руслану меня коробит. – Его деятельность вызывает очень много вопросов.
– У него транспортная компания, занимающаяся перевозками. Все законно, налоги платит, – открываю для Маши дверь ресторана, она иронично усмехается.
Разговаривать с ней по поводу своего друга не собираюсь. Я знаю, чем Руслан занимается, кроме официального бизнеса, говорил ему о том, что он рискует своей шкурой, но Алиев любит щекотать себе нервы и решать нерешаемые задачи. Именно он помог нашему общему другу Эмину Умаеву и его жене развестись, что до сих пор считается позором у горцев. Бывшие супруги теперь счастливы с новыми избранниками и считают Руслана своим ангелом-хранителем.
– Ты бы заранее сказал, что хочешь на футбол, я бы купил билеты в vip-ложу, а не cюда, – Руслан недовольно бурчит в спину, а я пробираюсь наверх к нашим местам. Купить билеты на футбол – это мой спонтанный порыв. Мы вообще не планировали идти на стадион, мы ехали в баню. Что-то меня подтолкнуло свернуть с выбранного пути и приехать к стадиону, купить у спекулянтов последние билеты и потащить за собой упирающегося друга.
– Перестань ныть, – оглядываюсь по сторонам, наши места у края прохода, так что уйдем первыми, никто ноги не оттопчет.
– Раньше не замечал, что ты поклонник «Зенита».
– Ты почувствуй атмосферу, Руслан!
Стадион шумит, скандирует название команды, распевается. Повсюду висят баннеры в поддержку любимой команды. Это что-то невообразимое. Футбол смотрел только по телевизору, всегда урывками. Сейчас понимаю, почему настоящие болельщики ходят на стадион. То, что творится вокруг, через экран не почувствуешь. Сам воздух пропитан азартом игры.
– На хоккей покупаю билеты я, – все так же ворчит Руслан, пряча руки в карманы куртки.
Мы пришли не к началу игры, попали в перерыв между таймами. Рядом раздается заразительный смех, я поворачиваю голову. Девушка оглядывается через плечо. Мы узнаем друг друга. Это та самая уличная певица. Если она сейчас улыбнется, на щеках появятся ямочки. Она улыбается. Я в ответ сдержанно улыбаюсь в знак узнавания. Девушка кивает.
Стадион сильнее шумит, на поле выходят команды. Свисток, парни в красном разыгрывают мяч. Как только соперник вырывается вперед, болельщики задерживают дыхание и радостно свистят, если мяч не попадает в створку ворот. Если любимого игрока подрезают, фанаты гудят. Забитый гол взрывает стадион радостными криками. Радуются и рядом.
Украдкой поглядываю на соседку, Руслан в это время кому-то пишет сообщение. Девушка, оказывается, тоже смотрит на меня. Очень милая. Юная. На вид ей лет двадцать. В этот раз ее волосы не торчат из-под берета, они собраны в хвост. В остальном ее внешний вид не изменился: та же куртка, те же джинсы и рыжие ботинки.
– Мне надо ехать.
– Что? – удивленно смотрю на друга. Он примирительно улыбается.
– Вечером созвонимся, – хлопает по плечу, уходит. Я провожаю его взглядом. Очень надеюсь, что не влезет в очередную авантюру. Все-таки ему стоит жениться, возможно, тогда перестанет искать себе приключения.
– Я – Майя.
Девушка повернулась полностью в мою сторону, протягивает мне руку. Я беру ее прохладную ладонь, слегка сжимаю. Преимущество быть молодым: ты не стесняешься знакомиться, не думаешь о целях этого знакомства. Тебе нравится человек, берешь и называешь свое имя. Мои знакомства за последние несколько лет сугубо деловые и полезные. Я бы не посчитал нужным представляться этой девушке.
– Натан.
– Болеете за «Зенит»?
– Откровенно говоря, первый раз нахожусь на стадионе.
– О, да вы новичок, тогда нашей команде должно повезти. Я болею за «Зенит» два года, стараюсь приходить на каждую домашнюю игру. На выездные матчи попадаю редко. Рассказать вам правила игры? – ее лицо озаряется, глаза блестят. Они у нее очень интересного цвета: вроде зеленые, а может быть, карие. Не поймешь.
Стадион недовольно гудит. Я смотрю на поле, не понимая, что произошло. Парень в красном идет по краю поля за белой линией, в руках держит мяч. Действие разворачивается возле ворот хозяев матча. Бросает своему товарищу мяч, тот ловко его принимает, пасует в сторону, там, видимо, находится тот, кто должен забивать голы. Он прорывается вперед, обходит несколько человек в синей форме, прицеливается и бьет по мячу. Я задерживаю дыхание. Вратарь подпрыгивает, выставляет руку вперед, мяч отскакивает от его ладони и летит за перекладину ворот.
Все оглушительно орут. Майя вскакивает с места, подпрыгивает, хлопает в ладоши, бурно выражая свою радость. Я смеюсь, ее эмоции похожи на радость детей, которые не стесняются своих чувств.
– Ребятам надо продержаться пятнадцать минут. Потом, думаю, добавят минуты три.
– «Зенит» ведет?
– Да. Мы в первом тайме забили два гола, – показывает на табло, я вижу два и ноль. – Но нужно продержаться до конца игры. Бывает, что соперники отыгрываются на последних минутах.
– Понятно.
Оставшееся время игры проходит напряженно и нервно, но в итоге «Зенит» выигрывает, и обезумевшие от радости фанаты запускают «волну», поют гимн команды. Когда игроки на поле благодарят болельщиков, в ответ получают громкие аплодисменты.
– Не спешите уходить. Сейчас в метро будет толкучка, – замечает Майя, когда я встаю.
– Май, – девушку окликает с другой стороны какой-то парень, – ты идешь?
– Позже, я все равно поеду домой.
– Хорошо. Позвони, когда приедешь.
– О-кей, – она машет своим друзьям на прощанье рукой, смотрит на меня. – Это ребята из музыкального училища. Мы вместе собираемся и выступаем на улице. Подработка для бедных студентов. Кстати, очень много ребят так зарабатывают. Приятно дарить эмоции, вызывать улыбки, заставлять задуматься. У меня подруга учится в театральном, она со своими однокурсниками иногда ставит мини-сценки, чаще всего что-то вроде пантомимы. Людям нравится.
– А сама где учишься? – присаживаюсь, с интересом рассматриваю свою новую знакомую. Девушка подкупает своей искренностью и открытостью. Я уже и забыл, что бывают такие люди.
– Я учусь в художке, – ее признание заставляет меня удивленно вскинуть брови, Майя смеется. – Да-да, я знаю, что у меня замечательный голос, но он не настолько сильный, чтобы им зарабатывать на жизнь. А рисую я не хуже. Талантливый человек талантлив во всем.
– Не сомневаюсь. Кажется, можно теперь уходить, – стадион уже не такой заполненный, Майя согласно кивает головой.
Мы вместе спускаемся вниз. Вместе выходим со стадиона. В молчании доходим до моей машины. Девушка как-то неловко замирает неподалеку, неуверенно улыбается. Я не знаю, где тут метро, должен, наверное, предложить ее подвезти.
– Я рад был с вами работать, – довольный клиент пожимает мне руку, расплывается в улыбке, я киваю. Мне нравится состояние удовлетворенности после удачного процесса, чувствуешь себя полезным.
Дело было непростое. Развод и раздел имущества. В Москве такие процессы я бы передал кому-то из сотрудников, в Питере я пока без коллектива, секретарь в приемной не считается. Я рад, что вместо очаровательной девушки взял толкового парня, которому строить мне глазки ни к чему. Как только я освоюсь в Северной столице в профессиональной сфере, Николая переведу в юристы, не должен его диплом просто так лежать в столе.
Звонит телефон. Никольская. После нашей последней встречи Маша звонит сугубо по делу. Она правильно расставила приоритеты. Московский филиал под ее руководством не утратил доверия клиентов, наоборот, мне звонили и благодарили за компетентных адвокатов, знающих свое дело. Раз в месяц Маша приезжает в Питер с документами, которые требуют личного моего внимания.
– Привет, Маш.
– Привет. Я заскочила в офис, тебя на месте нет.
– Подъезжай в ресторан, я тебе адрес вышлю сообщением.
– Хорошо.
Иногда мне не хватает наших дружеских бесед, но я трезво оцениваю обстановку, пусть лучше наши разговоры будут деловыми, чем каждый раз испытывать неловкость за неоправданные надежды.
– Прекрасно выглядишь, – улыбаюсь Никольской, когда администратор приводит ее к столику, за которым я сижу. Маша благодарно улыбается. Мы не виделись месяц, а в ней что-то изменилось.
– Спасибо, – присаживается, берет меню у официанта. Несколько минут уходит на то, чтобы определиться, чего мы хотим, сделав заказ, смотрим друг на друга.
Не могу понять, что в ней не так. Вроде цвет волос тот же, стиль одежды не изменился, при этом она выглядит посвежевшей и довольной жизнью. Встречаемся глазами, Маша берет бокал с водой, я замечаю на безымянном пальце кольцо. Удивленно вскидываю брови.
– Тебя поздравить? – выразительно смотрю на кольцо, она усмехается.
– В сентябре поздравишь, – из сумки достает папку и конверт. Сначала протягивает конверт, сразу же его открываю. Приглашение на свадьбу. Жених мне не знаком, надеюсь, хороший человек. У меня возникает стойкое ощущение, что таким способом Маша старается оградить себя от меня.
– Обязательно буду, – откладываю приглашение в сторону, к телефону, забираю у Никольской папку с финансовыми отчетами.
Отчеты не вызывают вопросов, поэтому ставлю свою подпись, возвращаю папку Маше. Теперь можно и поговорить о какой-нибудь ерунде.
– Любовь с первого взгляда? – отодвигаюсь, официант ставит передо мной тарелку, Никольская держит паузу. Улыбается, склоняет голову набок.
– Нет. Наверное, с тысячного, когда я поняла, что пора обзаводиться семьей.
– То есть мне надо задуматься о том, кто займет твое место, когда ты уйдешь в декрет?
– Зачем? – ее красивые брови вопросительно изгибаются. Непонимающе смотрю на молодую женщину. – Сейчас есть возможность иметь детей, при этом не страдать девять месяцев.
– То есть?
– Суррогатное материнство, – почему-то ее спокойный тон меня не устраивает. Хмурюсь.
– Ты считаешь это нормальным? Уверен, что вполне сможешь сама выносить и родить ребенка, зачем такие сложности?
– Натан, – усмехается, – не буду вдаваться в подробности, но не все женщины могут забеременеть после тридцати пяти лет. Кому-то везет, и беременность наступает почти сразу, а кому-то приходится посещать врачей, слышать неутешительные диагнозы, долго лечиться и со страхом ждать эти чертовы две полоски, чтобы потом... – прикусывает губу, прикрывает на мгновение глаза, – чтобы потом, когда наступает беременность, через месяц потерять ребенка.
– Прости, – виновато опускаю глаза. Это тема личная, не для посторонних ушей. Маша накрывает ладонью мою руку.
– Я это пережила. Было больно, было непонимание, за что и почему. Сейчас я приблизительно осознаю, что ты пережил, когда потерял сразу всю семью. Моя боль имела огромные масштабы, твоя боль – без границ и рамок.
Боль... Эта боль уже не режет меня живьем, но все еще во мне. Она нудит, ноет, она колет и постоянно напоминает о себе. Не было и дня, чтобы я не почувствовал эту боль. Мне по-прежнему ночью снится один и тот же кошмар. Он сейчас не такой яркий, как в первые месяцы, но все еще заставляет просыпаться в холодном поту и с учащенным сердцебиением. Я все еще по привычке ищу рукой лежащего рядом человека, крепко зажмуриваюсь, понимая, что никого нет и не будет. Я до сих пор остро реагирую, когда слышу детский смех, когда рядом кто-то звонко кричит «папа».
– Жизнь не стоит на месте.
– Уверена, что ты встретишь ту, которая заставит тебя вынырнуть из глубины своей тоски.
– Сомневаюсь.
– Это ты сейчас говоришь. Вот выйдешь из ресторана, а на тебя налетит Она. Сердце екнет, а дыхание собьется. Что ты будешь делать?
– Пройду мимо, – Машины рассуждения заставляют улыбнуться.
– Ну и дураком будешь.
– Я пять лет обожал одну женщину, жизни без которой не представлял. И мне теперь каждый день нужно преодолевать самого себя, чтобы двигаться вперед. Как я могу быть с другой, если я в ней буду искать любимые черты? Это прежде всего неправильно по отношению к той, с которой буду сравнивать. Я хочу быть честным.
Никольская крутит вилку в руке, пристально меня рассматривает. Тяжело вздохнув, опять отворачивается к окну. Я тоже смотрю в окно. Город с мая наполнился туристами, школьниками, студентами. Из окна офиса я иногда наблюдаю за потоком людей на Невском, не понимая, как в этой толпе можно кого-то увидеть, заметить. Выйти и внезапно встретить ту, которая сумеет меня заставить забыть прошлое – маловероятно. Разве можно забыть ту, с которой дышал в такт? Забыть те руки, которые дарили ласку каждым прикосновением? Время... Время лечит, меня оно лишь обезболивает. Но потом волна боли накрывает снова, и я все переживаю, как в первый раз. Сейчас с немым ужасом ожидаю лета. В жизни «до» лето было самым счастливым: знакомство с Элей, рождение детей. Больше не будет суматошной подготовки к празднику, не будет волнующего ожидания его у сына и дочери, не будет гостей и подарков...
Брожу между прилавками с книгами без конкретной цели. Просто у меня возник перерыв, в офисе сидеть надоело, а на улице дождь. Замираю перед стеллажом с фантастикой. Давно я ничего не читал просто так, все некогда. И многие фильмы прошли мимо меня, знаю, что некоторые были очень даже ничего.
– Вы любите фантастику?
Держу книгу в руке, поворачиваю голову на голос. Возле меня стоит Майя. Я ее узнал. Странно, что ее имя сразу всплыло у меня в голове. Иногда я вспоминал девушку, но вскользь, не думал, чем она сейчас занимается, где находится и помнит ли обо мне.
– Сто лет ничего не читал.
– А чем же вы занимаетесь в свободное время? – девушка подходит ближе. Смотрю на нее. Волосы заплетены в две косички, макияж – подкрашенные губы. Белая футболка с надписью: «Стой и свети», зауженные джинсы. Просто и молодежно, я рядом в костюме-тройке кажусь себе совсем стариком.
– Делами.
– Даже в выходные дела? – удивленно приподнимает темные брови, в глазах недоумение. – Отдыхать тоже нужно. Я в хорошую погоду люблю проводить время на пляже – рано утром, когда вокруг ни души. Только ты и реальность вокруг без людей, тогда возможно услышать ответ на свой вопрос. При плохой погоде можно посидеть в уютном кафе, устроить свидание с собой. Да, вокруг будет толпа, но нужно уметь от нее абстрагироваться.
– Противоречите себе, юная барышня, – усмехаюсь, ставлю книгу на полку. – Вы говорите об уединении и тут же о толпе. В моей профессии такие оговорки порой очень влияют на исход дела, грамотный юрист может из-за этих слов поменять ход процесса.
– Вы юрист? – широко распахивает глаза, приоткрывает рот. – Всегда удивлялась людям, которые назубок учат все законы и от корки до корки читают кодексы. Вам не скучно от вашей работы?
– Нет, – посмеиваюсь, склонив голову набок. – А вы что читаете?
– Ничего серьезного, детектив с любовной линией – как раз то самое чтиво для дальних поездок.
– Куда-то уезжаете?
– Домой. Сдам сессию и поеду на каникулы домой, – успеваю заметить тень в глазах, но Майя сразу же расплывается в улыбке. Улыбаюсь в ответ и осознаю, что не хочу спешить с завершением нашей неожиданной беседы.
– Не спешите? Я мог бы вас угостить кофе.
– Кофе не пью, а от чая не откажусь, – обходит меня, направляется к кассе, я иду следом за ней. Майя покупает книгу в дорогу, оглядывается через плечо, увидев меня, вновь широко улыбается.
Мы приходим в кафе «Зингеръ». К счастью, есть свободные столики, нас провожают к одному из них, протягивают меню. Пару раз я здесь уже был с клиентами, поэтому с ассортиментом знаком. Заказываю себе «американо», Майя никак не определится, чего хочет. Кажется, сначала смотрит на цены, а потом на названия.
– Закройте цены и выбирайте, что нравится, – девушка вздыхает, прикусывает зубами нижнюю губу. На секунду задерживаю взгляд на ее губах, моргаю и смотрю в сторону. Ее выбор – согревающий чай с имбирем, апельсином и корицей и кусочек торта «Наполеон».
– Я вас не разорю? – сейчас ее глаза насыщенного зеленого цвета. – Могу сама все оплатить. Если я студентка, это не значит, что у меня нет денег.
– Я вас пригласил, я оплачиваю. Договорились? – приподнимаю вопросительно бровь, Майя кивает.
Наш заказ приносят быстро. Девушка с горящими глазами отламывает кусочек торта ложечкой, блаженно улыбается, смакуя вкус десерта. Ее неподдельные чувства цепляют. Сто лет не видел, как человек получает удовольствие от простых вещей, например от поедания торта.
– Хотите?
– Нет, спасибо, – отрицательно качаю головой.
– Многое теряете, я сладкоежка со стажем, с полной уверенностью заявляю, что такой вкуснятины вы еще не ели, – протягивает мне ложку с тортом, я застываю на своем стуле. Смотрю на ложку, потом в глаза, которые меняют цвет.
Неприлично как-то все это со стороны... Молодая девушка, взрослый мужчина, она протягивает ложку, с которой только что сама ела, я... я подаюсь вперед. Не спуская с Майи пристального взгляда, беру ложку. Наши пальцы соприкасаются, она вздрагивает. Вздрагиваю и я. Разряд, прошедший по нашим пальцам, стал полной неожиданностью, словно ударило током под напряжением.
Шум вокруг стихает для меня. Мы дышим в такт, смотрим друг другу в глаза. Забытое волнение томится в груди. Оно едва греет, но греет. Полгода назад мне казалось, что, кроме боли, тоски и горечи, я ничего не смогу испытать. А тут... Торт действительно вкусный, Майя права.
– Вы правы, торт восхитительный, – отдаю девушке ложку, поспешно хватаюсь за чашку, прикрываясь ею.
Что происходит? Почему я взволнован? Почему сердце громко стучит? Опускаю взгляд на чуть полноватые губы, она их облизывает, ерзаю на стуле. В мыслях царит хаос, а картинки перед глазами совсем неприличные. И чем настойчивее я их пытаюсь прогнать, тем более нагло они лезут мне в голову.
Галстук внезапно начинает душить, немного ослабляю узел. Меня пугает внутренняя суматоха. Не подаю вида, что обычное чаепитие вывело меня из равновесия.
– Кажется, дождь прекратился, – голос Майи напряжен, смотрит на меня сквозь ресницы. Я чувствую, что ее тоже что-то тревожит. Заставляю себя улыбнуться.
– Прекрасная новость. Как раз допьете чай, воздух прогреется, – несу полную чушь, но не в состоянии придумать нормальную тему для беседы. Одним глотком выпиваю свой кофе, Майя тоже торопливо допивает чай. Официант приносит счет, оплачиваю.
Одновременно встаем из-за стола, вместе выходим из кафе. Я понимаю, что вот сейчас разойдемся в разные стороны, встретимся ли вновь – никто не знает. Питер – огромный город, тут полно приезжих, туристов. Встретиться случайно – один шанс из ста.
– Спасибо за чай и угощение, – не торопится сбежать, взгляд ее замирает на моих губах, они моментально пересыхают, сдерживаюсь, чтобы их не облизать. Шумно вздыхает, трясет головой, словно не соглашается с собой, робко улыбается.
У меня последний шанс спросить ее номер телефона. Для чего? Не знаю. И не уверен, что нужно спрашивать. Вдруг будет ждать звонка, на что-то надеяться, а я не позвоню. Не позвоню.
– До свидания, Натан Яковлевич, – несется мне в спину голос Николая.
– Не задерживайтесь, – смотрю строго на своего сотрудника, парень усмехается, косится на сидящую рядом девушку. Явно между этими двумя есть симпатия, но меня это не должно касаться, главное, чтобы работе ничего не мешало.
Елена – знакомая Николая, он за нее очень сильно просил. Сегодня у нее второй день в должности общего секретаря. Личного помощника еще не ищу, но стоит задуматься.
Когда я переехал в Питер в надежде долго и упорно трудиться, исключил сарафанное радио в качестве рекламы для развития своего дела. И зря. Благодарные клиенты с удовольствием рекомендуют меня знакомым, партнерам, те – своим знакомым, и так по цепочке. Еще бывшие клиенты из Москвы не забывают, добрым словом вспоминают. Некоторые принципиально ездят в Северную столицу, чтобы получить именно мою консультацию. К концу лета резко потребовалось расширить штат, нужны сотрудники, лучшие в своем деле.
Меняю офис на более просторный. Для этого приходится переехать в другое здание. Поручаю Николаю укомплектовать коллектив. Да, этот парень для меня находка. Есть амбиции, чрезмерная ответственность, желание «учиться и еще раз учиться». Возможно, в будущем он станет моей правой, да и левой, рукой, как в Москве была для меня Никольская.
– До понедельника, – прощаюсь на ходу.
Впереди выходные. Я еще не планировал, как их провести, возможно, стоит смотаться в Москву. Нужно навестить Эмина, давно с ним не общался, телефонные разговоры не заменят живого общения. Заглянуть на свою холостяцкую квартиру, может быть, зайти в гости к Маше. Хотя к Никольской не стоит, впереди у нее свадьба, сейчас ей точно не до меня.
В последний свой визит она шепотом призналась, что для нее нашли суррогатную мать и сейчас готовятся к оплодотворению. Тема по сей день вызывает во мне протест. С одной стороны, я рад, что есть возможность бездетным парам стать родителями, с другой стороны, ты идешь против природы. И что такое ребенок из пробирки, рожденный посторонней женщиной – не понимаю. У меня вся эта ситуация с суррогатным материнством не укладывается в голове.
А сколько тонкостей с юридической стороны... Никольская показывала мне договор между ней и потенциальной «матерью», некоторые пункты вызвали сомнения. Сказал об этом Маше, она задумалась. Попросил ее четко прописать в договоре, что после рождения младенца, суррогатная мать никаким образом не касается ребенка – полный отказ от материнских прав.
Люди – странные существа, сначала они идут на сделку, потом, почувствовав деньги, начинают прогибать под себя человека и ситуацию. Нюансов много, риски тоже есть. Но это не моя головная боль.
На улице шумно, многолюдно. Мне нужно заскочить в ресторан неподалеку, взять с собой кофе и ужин домой. В холодильнике со вчерашнего вечера мышь повесилась. Администратор меня узнает, мы быстро определяемся с моим заказом. Кофе приносят сразу, еду на несколько минут позже.
Сегодня машина оставлена далековато от офиса: утром была встреча на нейтральной территории, поэтому, когда приехал, все парковочные места были заняты.
Делаю глоток кофе, слышу голос. Сразу же останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам. Замечаю неподалеку небольшую толпу зевак. В этот раз звучит веселая музыка, песня заставляет пританцовывать.
Я вижу Майю. Она держит в руке микрофон, смотрит на ребят-музыкантов, в нужный момент поет припев. Меня от ее голоса пробирают мурашки, как в первый раз, когда ее услышал на Невском.
Не сразу признаюсь себе в том, что любуюсь девушкой. С распущенными волосами, в джинсовом сарафане она выглядит совсем юной. Ей, наверное, и двадцати нет. Возможно, только восемнадцать исполнилось. Все правильно я сделал в последнюю встречу, не нужно связываться с ней.
Отворачиваюсь. Музыка играет, но голос больше не звучит. Я оглядываюсь, хочу понять почему. И сразу же натыкаюсь взглядом на спешащую ко мне девушку с лучезарной улыбкой.
– Привет, – замирает передо мной, заправляет за ухо прядь волос. – Я сначала подумала, что обозналась. Ты обернулся, и поняла, не ошиблась. Как дела?
– Привет. Все хорошо. Каникулы закончились? – голос нейтрален, а внутри все переворачивается вверх тормашками. Еще более пристально ее рассматриваю.
Сердце ухает ночной птицей, потом бухает куда-то вниз, перестает биться, подскакивает к горлу и перекрывает дыхание. Мне совсем не нравятся эти сердечные качели.
– Еще полторы недели свободы, – ее губы трогает смущенная улыбка, я тоже улыбаюсь. Уйти не могу, не хочется, а разговор не клеится.
Стоим, смотрим друг на друга, напряжение вполне ощутимо. Я смотрю в ее глаза слишком долго, до неприличия пристально, и со стороны это, скорей всего, выглядит нахально. Майя при этом не отводит глаза в сторону, почти не моргает и едва дышит. Ее щеки слегка краснеют, мне хочет узнать, о чем она думает, глядя на меня. Еще смотрю на ее губы. Они приоткрыты, так и притягивают к себе взгляд. Какие они на вкус? Чем пахнут? Насколько мягкие и податливые?
Застывшая кровь начинает бурлить, разгоняется по венам. Впервые после смерти жены я смотрю на девушку и чувствую жгучий, непристойный интерес. Если бы Майя только знала, какие мысли бродят у меня в голове в данную минуту, она бы пришла в ужас от моей испорченности.
Я не чувствую угрызений совести по отношению к Эле. Мертвым все равно, что творится с живыми, а я уже прошел все круги личного ада. И жуть как хочется наконец-то вдохнуть полной грудью, не чувствовать внутри распирающую боль, не хвататься за сердце, судорожно вспоминая, какие таблетки смогут помочь.
Нервно сжимаю в одной руке стакан, в другой – пакет с едой, чувствую себя немного идиотом. Мне хочется поддаться внезапному влечению, совершить сумасшедший поступок, которого никто не ожидает от меня. И я бы поддался, будь хоть немного легкомысленнее и безответственнее. Я бы пригласил Майю к себе на съемную квартиру, соблазнил ее, она бы провела со мной ночь. Утром мы бы разбежались в разные стороны, но почему-то так делать не хочется.
Немигающим взглядом смотрю на дно пустой чашки, прислушиваясь к звукам за своей спиной. Каждый нерв натянут до предела, чувства по-прежнему находятся в состоянии хаоса.
Правильно или неправильно?
Этот вопрос меня мучает с той самой минуты, как моя машина тронулась с места. Непривычно было видеть рядом девичье лицо, взгляд из-под ресниц, ловить взволнованное дыхание и смотреть на крепко сжатые пальцы рук, лежащие на коленях. Ее запах до сих пор витает у меня перед носом.
Слышу тихие шаги, не оборачиваюсь, но чувствую ее присутствие. Чувствую ее взгляд, в затылке возникает легкое покалывание.
– Чай?
– Можно воды. Пятно, кстати, отстиралось. Я повесила сарафан на батарею, надеюсь, скоро высохнет. Хорошо, что метро работает почти до часу ночи, успею вернуться на квартиру.
Я наливаю из графина в стакан воду, поворачиваюсь к Майе и протягиваю ей стакан. Девушка не сразу забирает его у меня, облизывает губы, смотрит в глаза. Что-то в ее взгляде заставляет меня напрячься и пристально в нее всмотреться. Не отводит взгляд, отпивает воду. Я не спускаю глаз с ее губ, медленно опускаю взгляд на шею, ниже. На ней моя футболка, как короткое платье.
Подходит ко мне впритык, ставит стакан на столешницу, специально задевает меня рукой. Мы не шевелимся, ее горячее дыхание обжигает меня сквозь рубашку. Смотрю на кончики ее темных бровей, держу себя в ежовых рукавицах. Главное, не трогать самому, иначе полетит мой контроль к чертовой матери, сорвусь и не смогу остановиться на полпути.
– Из окон потрясающий вид. Всегда мечтала жить с видом на Финский залив, – в голосе чарующая хрипотца, взгляд мечется между моими глазами и губами.
Она открыта, как книга с увлекательным сюжетом. Ее интерес ко мне искрений и неподдельный. Не исключаю, что очарована и немножко влюблена. Она не играет, не пытается изображать другого человека – это подкупает. Я настолько привык искать скрытый смысл в диалогах, взглядах, поступках, что немного теряюсь от этой простоты чувств. По сути, Майя совсем дитя. Чистый, доверчивый ребенок, которого не хочется обижать. Мне не о совместной ночи стоит думать, а о том, как побыстрее доставить ее домой, к подруге, улыбнуться на прощанье и похвалить себя за стойкость.
Искушение слишком велико, а ее невинные розовые губы манят, так хочется их попробовать на вкус. Дьявол меня побери!
– Ты очень красивый, – шепотом произносит Майя, осторожно прикасаясь своей маленькой ладошкой к моей груди. Сердце бьется прямо под ее рукой. Часто, громко, на грани инфаркта. Взгляд становится зовущим, глаза насыщенного зеленого цвета. Юная ведьма, до конца еще не осознавшая силу своих чар.
– Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
– Это не самая лучшая идея, Майя, как и твой приезд сюда.
– Я понимаю, – прикрывает глаза, руку с моей груди не убирает. – Я еще в кафе заметила у тебя обручальное кольцо, – резко вскидывает на меня решительный взгляд, приподнимается на носочках и прижимается губами к моим губам. Я хватаю ее за плечи, пытаюсь отстранить, но она вжимается в меня, вцепившись в рубашку. Удивительно, сколько сил в этом юном создании.
Один поцелуй погоды не сделает, слабовольно думаю, позволяя ей себя целовать. Неумело, неопытно. Часто дышит, дрожит в моих руках. Мои руки с ее плеч спускаются ей на спину. Она замирает. Пробегаюсь пальцами снизу вверх и обратно по позвонкам, крепче к себе прижимаю. Пусть чувствует, что взрослые игры чреваты последствиями. В следующий раз будет думать головой, прежде чем кидаться на шею незнакомым мужчинам.
На моем месте другой бы воспользовался влюбленностью девушки. Он бы поразвлекался с Майей, а поутру отправил на такси к подруге. Эта мысль вызывает во мне внутренний протест. Мне противно об этом думать.
– Майя... – шепчу в ее губы, на секунду отрываясь от нее. Смотрит на меня поплывшим взглядом, подрезая остатки моей силы воли. Скольжу ладонями по бокам, ощущая, как она дрожит, но не отстраняется, а сильнее прижимается ко мне. Ее запах сводит меня с ума. Утыкаюсь ей в шею, жадно вдыхаю, прикасаясь губами к коже шеи.
Как отказаться от этой сладости? Как перестать целовать ее припухлые губы, как не тонуть в ее глазах? Как?
Она такая хрупкая в моих руках, как фарфоровая статуэтка – можно ненароком сломать. Часто дышит, подставляя свои губы для поцелуев. Ее готовность отдавать ломает все барьеры и рамки. Я едва держусь, чтобы не напугать малышку своим напором.
Откликается на каждый жест, реагирует на каждое прикосновение. Это сводит с ума. Кровь, напитанная кислородом, несется по венам мощным потоком. В голове шумит, перед глазами плывет от сдерживаемых чувств и желаний. Я дышу рвано, так, как человек, который впервые самостоятельно дышит после кислородной маски.
Майя – как наркотик в убойной дозе. Знаю, могу подсесть, и потом ничто меня не остановит. С первого раза привыкания не будет, но эйфория запомнится, захочется повторения. Захочется постоянно чувствовать этот сумасшедший адреналин в крови, чувствовать ее руки на себе, впитывать вкус ее губ.
Обеденный стол не самое лучшее место, чтобы поддаться безумию, обжечь друг друга первой близостью, но мы просто не дойдем до спальни. Хочется прямо сейчас поддаться этой дикости, этой импульсивности.
– Нет! – ее крик заставляет замереть, заглянуть в глаза, которые смотрят на меня с немым ужасом. Ее пальцы сильно впиваются в мои плечи, причиняя ощутимую боль. Не шевелюсь.
– Не трогай меня! – она смотрит на меня остекленевшим взглядом, смотрит так, словно не видит ничего перед собой. От этого взгляда становится не по себе.
О чем она подумала? Что вспомнила?
– Майя, – тихо подаю голос, стараясь не напугать девушку еще больше. Лицо искажает чудовищная гримаса отвращения и страха. Я не принимаю это на свой счет. Что-то происходит у нее внутри, какая-то драма разворачивается перед ее глазами, не я там главный герой.
– Майя, – ласково провожу пальцами по щеке, обеспокоенно наблюдая, как ее глаза постепенно становятся более осмысленными. Еще несколько минут, и Майя прикусывает нижнюю губу, прячет виновато глаза.
Кто она? Кем она тебе приходится? Какие между вами отношения? – эти вопросы я вижу в глазах каждого, кто встречается мне на пути к свадебному шатру, где будет происходить выездная регистрация Никольской. Знакомых на этом празднике много, у меня начинают болеть скулы от постоянной улыбки.
– Как я выгляжу? – Майя нервно притрагивается к прическе, я беру ее за руку. Это единственное, что я позволяю себе с этой девушкой.
Мы дружим. Условно дружим, так как я знаю, дружбы между девушкой и мужчиной не может быть.
Дружим с того самого дня, как поехали гулять загород по парку, пообедали в кафе и расстались вечером. Наши встречи заранее запланированы, обговариваем, где встречаемся, что будем делать. Майя знакомит меня с культурным Питером, я узнаю то, ради чего все туристы – наши и из других стран – едут в этот город. Она увлекательно проводит экскурсии, ей можно подрабатывать гидом. Иногда бывают дни, когда мы встречаемся, идем в какое-то кафе и просто общаемся на разные темы. О личном не разговариваем.
Идея пригласить ее на свадьбу Никольской пришла спонтанно и не покидала несколько дней. Терзался сомнениями: правильно ли взять девушку с собой на личное мероприятие и как это будет выглядеть со стороны. Позже пришел к выводу, что меня вряд ли заподозрят в связи с Майей. Скорей всего, спишут на то, что я не захотел приходить один и взял спутницу для компании.
Как только озвучил идею Майе, почувствовал правильность своего решения. Аргументы: «у меня нет платья», «я без прически и макияжа» – меня насмешили. Платье я ей купил, поднял свои московские знакомства, нашел человека, который сделает и макияж, и прическу.
Сейчас, глядя на взволнованную Майю, понимаю, насколько она неотразима, насколько невинна и чиста и не понимает силу своей красоты, насколько мне с ней рядом комфортно.
– Ты очень красива.
– Чувствую себя не в своей тарелке, – неловко переступает с ноги на ногу. Впервые вижу девушку, которая чувствует себя неуверенно в красивом платье, в туфлях, с прической. На нее оглядываются, ее рассматривают. Замечаю заинтересованные взгляды мужчин, и мне эти взгляды не нравятся, словно зарятся на мое.
– Я рядом, – кладу ее руку на согнутый локоть, улыбаюсь. Майя сразу же улыбается и сжимает рукав моего пиджака.
Сейчас нам предстоит быть свидетелями самой романтической части мероприятия: молодожены произнесут клятвы и обменяются кольцами – потом банкет, танцы, разговоры.
Знакомые спешат пожать руку, выразить радость видеть меня, оценивают мою спутницу вблизи. На многих лицах читаю недоумение, удивление, некоторые откровенно шокированы. Майя всегда улыбается, приветлива. Я горжусь ею, девочка не растерялась, не зажалась и не смотрит на всех угрюмо. С ней заговаривают, она отвечает на вопросы с легкостью и без явного напряжения.
– Кажется, мое появление – сенсация для некоторых здесь присутствующих, – шепотом замечает Майя, когда мы занимаем свои места на церемонии.
– Не обращай внимания, просто многие меня с февраля не видели. Соскучились, – усмехаюсь, встречаюсь глазами с коллегой. Он подмигивает, смотрит на Майю, потом показывает мне большой палец. Одобрено.
Я знал, что все будут смотреть на мою спутницу. Знаю, что все сейчас между собой шушукаются по поводу ее юного возраста, гадают, насколько все далеко зашло между нами, ибо меня заподозрить в совращении малолетних очень тяжело. Присутствующие в курсе моей семейной жизни и ее финала.
– Боже, какая она красивая, – восторженно выдыхает Майя, когда с первыми звуками живого оркестра появляется невеста. Никольская смотрит на своего жениха, улыбается, как и положено счастливой новобрачной. Я рад, что она сумела перебороть себя и оглянуться по сторонам. Мой отъезд пошел ей на пользу. И да, она выглядит шикарно.
– Когда я буду выходить замуж, у меня тоже будет такая красивая свадьба, – восторг Майи забавляет. Она оглядывается на меня через плечо, я улыбаюсь.
– Обязательно, – в будущем возле цветочной арки ее будет ожидать молодой парень, влюбленный в нее по самую макушку, без трагичного прошлого, без боли в душе. Я останусь приятным воспоминанием, как и она для меня.
Церемония вызывает улыбки, у некоторых – слезы умиления. Я не слушаю клятвы влюбленных. С усмешкой смотрю на все вокруг, вспоминаю свой день. Эля была невообразима прекрасна, и платье ее было похоже на воздушное облако. Тогда мы думали, что будем жить долго и счастливо и старость проведем где-то на берегу теплого моря, крепко держась за руки, как в день нашей свадьбы.
Прихожу в себя, когда ведущая торжества разрешает гостям поздравить молодых. Я беру Майю с собой, чтобы не потерять ее в толпе гостей. Держу за руку, терпеливо ждем своей очереди.
Сразу же кидаю конверт с деньгами в красивую коробку, поворачиваюсь к Никольской. Маша улыбается, пожимает плечами и показывает мне кольцо на безымянном пальце.
– Поздравляю тебя. Банальностей говорить не буду.
– Она очень миленькая, – шепчет Никольская, украдкой рассматривая за моей спиной Майю. – И молоденькая. Захотелось свежей крови?
– Мы просто общаемся. А ты могла бы пошлые мысли оставить при себе, – чмокаю невесту в щеку, она удерживает меня на секунду.
– Я рада за тебя, Натан. Думала, ты не приедешь.
– Маш, как ты могла обо мне так плохо подумать? – пожимаю ладонь ее супруга. Кажется, его зовут Виктор. – Береги эту красавицу. – Жених бормочет «конечно».
Дальше праздник идет по сценарию. Играет музыка, гостям демонстрируют красивый видеоролик молодоженов. Потом первый танец мужа и жены, какие-то конкурсы для гостей. День превращается в вечер, и в воздухе уже стоит осенняя прохлада. Я почти все время сижу за столом, но не запрещаю Майе веселиться. Она не отказывается от танцев, веселится так, как присуще это делать молодым девушкам: задорно, с улыбкой. Единственное, что контролирую, – это выпивку.
Один раз решаюсь пригласить ее на медленный танец. Майя удивляется, но с готовностью следует за мной на танцпол, где уже несколько парочек топчутся на месте.
Музыка смолкает, мы держимся за руки, идем к столу. Я отодвигаю для Майи стул, помогаю ей сесть, позволяю себе вольность: прикасаюсь к ее обнаженному плечу.
– Я выйду на улицу, подышу воздухом.
– Я побуду здесь, кажется, намечается новый конкурс, – глаза весело сверкают, я киваю головой. Выхожу из шатра, иду в сторону рощи и темноты. Нахожу скамейку, присаживаюсь.
Рискнуть? Что мне ей предложить? Интрижку? Или серьезные отношения с вытекающими последствиями? Готов ли я? Не знаю.
Прикрываю глаза, пытаюсь представить наше совместное будущее. И мне удается. Я вижу Майю с ребенком на руках, вижу ее улыбку, вижу себя – счастливого и довольного жизнью. Пытаюсь заглянуть самому себе в глаза, понять, насколько мне комфортно в новой жизни, вижу полную безмятежность и умиротворение. В моих фантазиях мне хорошо. Так, может, и в жизни так будет?
Но... Тут же вспоминаю крик Майи, ее «нет», «убери руки», – понимаю, что проблема не только во мне. Сумет ли она переступить через свой кошмар, потому что платонические отношения меня не привлекают. Майя мне нравится, меня к ней влечет. Я хочу ее оберегать, защищать и заботиться о ней.
– Натан? – из темноты появляется Никольская, как привидение в своем свадебном платье. Она присаживается рядом со мной. – Уверена, думы думаешь, раз оставил свою спутницу без присмотра. Не успеешь моргнуть, как наши орлы уведут ее из-под носа.
– Сомневаюсь.
– Какая уверенность в ней! Попробую угадать, о чем ты тут думы думаешь. Наверное, как Гамлет, рассуждаешь, быть или не быть. Я права?
– Да, я думаю над возможными отношениями. Интрижка мне не нужна.
– Твой друг бы тебя не поддержал, – иронично замечает Маша, я хмыкаю. Руслан придерживается политики: пока свободен, пробуй все. Точнее всех. Глядя на него, с трудом верится, что найдется в этой жизни особа женского пола, которая окольцует его.
– Я думаю о Майе, она молода.
– Возможно, именно такая тебе и нужна. Представь, что она мягкая глина, ты можешь лепить из нее свою идеальную женщину. Эля тебя так сильно любила, что взбунтовалась лишь через пять лет. Женщина в декрете чувствует себя ущемленной, а ты все мечтал о большой семье.
– Ты думаешь, она была со мной несчастна?
– Я такое не говорила, но ты на свой брак смотрел однобоко: жена, дети, дом – твой оазис. Ты не думал, чего ей хотелось бы. Эле, скорей всего, не хватало немного своего личного времени, не хватало вас двоих. Вы даже отдыхать ездили с детьми.
– Я люблю своих детей, – глухо признаюсь, морщусь от тупой боли в груди. Я безумно скучаю по Эмилии и Эльмиру. Я все еще слышу в своей голове их счастливый смех.
– Натан, – Маша берет мою руку, сжимает ее. – Твое прошлое никуда от тебя не денется. Оно будет всегда с тобой, как и память о любимых, но ты должен идти дальше, должен позволить себе полюбить и вновь почувствовать себя отцом. Такой шикарный генофонд не должен пропадать, – замечание Никольской вызывает улыбку.
– Я тоже не с первого взгляда влюбилась в Виктора. Тоже думала, что не сумею открыться этому человеку, подсознательно ожидая разочарования и поражения. Но он проявил терпение, понимание, он завоевал меня тихо и незаметно, – поднимает руку, показывает обручальное кольцо. – Сейчас я понимаю, какой у меня замечательный муж. Мой человек. Мне было страшно, когда я потеряла ребенка, да и врач говорил ужасные вещи. Я не могла позволить Виктору быть рядом с ущербной женщиной, которая не в состоянии родить ему наследника сама. Я его отталкивала, прогоняла, а он возвращался и терпеливо ждал. Идея суррогатного материнства – это его идея. Теперь мы вместе ждем нашего ребенка.
– Уже? – удивленно вскидываю брови.
– ЭКО прошло успешно, моей крошке уже восемь недель, развивается хорошо. Ближе к лету я стану мамой. Так что, Натан, к счастью невозможно подготовиться. Ты не думай, что будет потом, как сложатся твои отношения с этой девушкой. Просто позволь себе открыться, вот увидишь, жизнь заиграет новыми красками. А через годик, я уверена, буду слушать, как ты взволнованно выбираешь ей обручальное кольцо.
– Какая уверенность, – ухмыляюсь, сжимаю ладонь Никольской. – Спасибо, Маш, возможно, ты права.
– Если что, Майя на пирсе, – подсказывает Маша, как только я поднимаюсь со скамейки.
Майю я действительно нахожу на пирсе местного водоема. Она стоит одна, обнимая себя руками, смотрит куда-то вдаль. Не спеша подхожу к ней, снимаю пиджак, накидываю на плечи девушки.
– Прохладно, – встаю рядом, украдкой смотрю на ее задумчивое лицо, опираюсь о перила.
– Они поженились по любви? – поворачивает в мою сторону голову.
– Конечно, любви все возрасты покорны. Маша заслужила свое сегодняшнее счастье.
– Она очень красивая и уверенная в себе. На такую всегда хочется смотреть с восторгом.
– Ты тоже красивая. Не сегодня, а вообще, – смотрю на ее руки, она сжимает лацканы пиджака. – Майя...
– Я знаю, что ты хочешь сказать... Что я молода, глупа, наивна, что не пара тебе и мы слишком разные, – быстро тараторит, видимо не раз про себя прокручивала эти слова. – Возраст, к сожалению, не изменю, какая есть, но я далеко не так наивна. Я знаю, чего ждет взрослый мужчина от молодой девушки.
– И чего же? – внутреннее чутье подсказывает мне внимательно прислушаться к словам девушки. Майя волнуется, облизывает губы, постоянно их прикусывает.
– Ну... – даже в тусклом свете видно, как лицо заливается румянцем. – Близости, – передергивает плечами, кутается в пиджак.
– Это вполне логично, когда между двумя людьми отношения. Я не буду делать вид, что секс меня не интересует, но я никогда в жизни не принуждал женщину к близости, – прищуриваю глаза, замечаю, как девушка шумно выдыхает, отводит глаза в сторону.
– Майя?
– Меня тянет к тебе, правда. Мне нравится быть с тобой, разговаривать с тобой. Я чувствую себя уютно рядом, но... я не могу дать тебе то, чего вы все так хотите.
Открываю входную дверь квартиры, задерживаюсь на пороге. В воздухе пахнет выпечкой. Для холостяцкой берлоги запах непривычный, можно сказать, почти чужеродный, если ты, конечно, не увлекаешься готовкой. Я не увлекаюсь, мне проще заказать еду на дом, чем тратить свое время у плиты. Этот запах меня не настораживает.
Разуваюсь, вешаю пальто, оставляю на тумбочке ключи от машины и квартиры, иду на запах. Задерживаюсь на пороге, прислоняюсь к дверному косяку, скрещивая руки на груди.
Майя, пританцовывая, крутится возле духовки, постоянно заглядывает в нее. Кухня теперь ее территория, меня не подпускает даже кофе себе налить. Неделю назад я положил перед ней ключи от квартиры и сказал, чтобы переезжала ко мне с вещами. Надоело каждый вечер отвозить девушку к подруге, с которой они снимали квартиру. Спим мы в одной кровати, но и только.
После откровенного разговора на свадьбе Никольской, дружба превратилась в нечто большее. Объятия, поцелуи, ласки – все в избытке, кроме близости. Майя сразу же напрягается, я даю задний ход, чтобы не сделать еще хуже, чем есть. Трудно держать себя в руках, не скрываю от девушки своего состояния – это единственное, что омрачает нашу идиллию.
– Вкусно пахнет, – подаю голос, Майя резко оборачивается, приветливо улыбается. Смотрит не мигая, потом срывается с места, подбегает ко мне. Обняв за шею, сразу же прижимается губами к моим губам. Поцелуй со вкусом малины.
– Где ты в ноябре взяла малину? – неохотно отпускаю девушку, она возвращается к духовке.
– Купила в магазине замороженную. Ты любишь малину?
– Не знаю,– подхожу к кухонному островку, облокачиваюсь на него. – Как прошел день?
– Все как обычно, сегодня придется немного посидеть над практикой, завтра будут спрашивать домашку, – недовольно морщит нос, я усмехаюсь. – Ребята зовут на камерный концерт в одном маленьком клубе.
– Что за клуб? – мне не нравится, что Майя продолжает петь на улицах, выступает в каких-то сомнительных клубах, общается с парнями. Не нравится. С трудом, но признался самому себе, что ревную. По-черному. Про себя. Ни разу не упрекнул малышку в этом хобби, ведь именно ее пение нас свело.
– Еще не узнавала. Кстати, они хотят записать альбом, меня зовут на подпевку. Круто, правда? – из духовки достает румяный пирог, ставит его передо мной. Аккуратно разрезает.
– Ты бы могла сама записать альбом.
– Ага, – улыбается, не воспринимая мои слова всерьез.
– Я серьезно. Несколько уроков с педагогом по вокалу, в Питере найти студию не проблема, если не сможем, в Москве я точно найду выход на звукозаписывающую студию. Сама ты хочешь этого?
– Пробуй, – подвигает в мою сторону блюдце с куском малинового пирога. Я упрямо смотрю на Майю. Вздыхает, присаживается на барный стул.
– Я не хочу быть певицей. Помочь ребятам – да, но самой петь – не хочу. Мне нравится рисовать. Когда-нибудь я куплю себе крутой ноутбук и графический планшет, буду рисовать детские открытки. С удовольствием бы проиллюстрировала какую-нибудь детскую книгу или альбом детских песен.
– Ты любишь детей?
– Я? – опускает глаза, молчание становится напряженным. – Они милые. А ты?
– Люблю детей. Всегда мечтал иметь большую семью, – беру с тарелки кусок. – Вкусно, – смахиваю с уголка губ крошку.
Майя внимательно разглядывает меня, я вздыхаю. Каким-то шестым чувством понимаю, что ждет от меня откровенности, только открывать душу не готов.
– Какие планы на выходные?
– Никаких. Останемся дома или куда-то поедем?
– Еще не думал, – пожимаю плечами, слышу трель мобильного телефона. Майя на глазах бледнеет, старается взять себя в руки, сползает со стула и несется к дивану, где лежит ее телефон.
– Да! – отрывисто отвечает. Чувствую ее волнение, оборачиваюсь. Ее плечи напряжены, вся поза напряженная.
– Температура? А что ты давал? Парацетамол надо. Если температура не спадет, вызывай «скорую». А где Оксана? – как-то потерянно опускается на диван, смотрит перед собой.
Хмурюсь. О родственниках мы не разговаривали, я не в курсе, кто ей сейчас звонит, о ком она переживает. А она переживает. Лицо все еще бледное.
«Непрофессионально» с моей стороны быть в отношениях с девушкой, не имея понятия, кто она, кто ее родители и так далее, но мне не хочется лезть на эту территорию. Потревожив ее личными вопросами, я должен в ответ раскрыться, а к этому не готов. Ее присутствие в моей жизни притупляет боль, я засыпаю под ее ровное дыхание, и меня не мучают кошмары.
– Звони. Обязательно звони, я буду теперь переживать. Да, конечно. Пока, – опускает руку с телефоном на колено, кусает губу, вся в своих мыслях.
Я неторопливо иду к ней, присаживаюсь перед ней на корточки, беру ее руки. Моргает, пытается улыбнуться, выходит не очень.
– Отчим звонил... – сглатывает, опускает глаза. Приподнимаю брови. – У Саввы температура.
– А Савва – это кто?
– Савва? – сводит брови к переносице, опять кусает губу. Ее нервозность меня настораживает. – Это мой младший брат, – встречаемся глазами, ее глаза потемнели до карего цвета.
Я вспоминаю время, когда кто-то из моих детей болел. Эля тоже переживала за них, ночами не спала, караулила температуру. Но она мать, и ее беспокойство мне вполне понятно, удивлен, что сестра так переживает за брата.
– Я его воспитывала... Поэтому каждый раз, когда он болеет, я не нахожу себе места. Еще он не любит лекарства пить, всегда капризничает. И Оксана сегодня работает в ночь, – тараторит Майя, глядя мне в глаза. Я понимающе киваю головой, но что-то в этом монологе меня цепляет, никак не пойму, что именно.
– Не переживай, он обязательно поправится. Пойдем посмотрим какой-нибудь фильм, отвлечешься, потом сядешь за домашние задания, – провожу ладонью по ее волосам, притягиваю к себе, целую в лоб. Майя тяжело вздыхает, доверчиво жмется ко мне.
– Доброе утро, – тихо, ласково произносит Майя, трется носом о мою щеку.
Приоткрываю глаза, губы растягиваются в улыбке. Озорные чертята в каре-зеленых глазах танцуют свой демонический танец. Я теперь понимаю, что меня в Майе подкупает: ее эмоции. Открытые, искренние. От нее не ждешь подвоха или обмана. Она никогда не скрывает своих мыслей, идей.
– Почему ты меня будишь так рано? – провожу ладонью по голове, заправляя волосы за ухо. Майя расплывается в очаровательной улыбке.
– Потому что сегодня у кого-то замечательный день.
– Откуда ты знаешь, ведь я тебе об этом не говорил? – девушка хмыкает, чмокает меня в уголок губ.
– Я посмотрела на водительских правах, которые ты небрежно оставил на комоде. Лежи, сейчас принесу тебе кофе в постель, – еще раз чмокает в губы, сползает с кровати и вприпрыжку убегает из спальни.
Интересно, во сколько она легла спать?
Телефонный звонок отчима выбил ее из колеи. Она долго не могла взять себя в руки, постоянно вздрагивала от каждого звукового сообщения. Никак не могла сконцентрироваться на задании в универ. Мне оставалось только молча наблюдать за ее терзаниями, так как никак не мог ей помочь ни с братом, ни с учебой. Искусство эпохи Возрождения – это точно не мой профиль.
Мигает мой мобильник. Посыпались поздравления во всех приложениях. Эта канитель будет до самой ночи, слишком много людей меня знают, и всем непременно нужно меня поздравить.
Не планировал этот день как-то выделять, но сейчас хочу его провести с Майей в каком-нибудь интересном месте. Пока ничего стоящего на ум не приходит.
– С днем рожденья тебя,
С днем рожденья тебя,
С днем рожденья, дорогой Натан,
С днем рожденья тебя!
От ее голоса меня пробирает до мурашек. Майя в моей футболке, с распущенными волосами, босиком... Наверное, это лучший подарок, который я мог получить в этот день.
Она ставит поднос на кровать, нетерпеливо на нее залезает и с детской непоседливостью ерзает, устраиваясь. Черный кофе. Чизкейк с одной свечой.
– Загадывай желание. Непременно самое заветное.
– Даже не соображу сразу, чего мне хочется, – смеюсь, беру блюдце с кусочком чизкейка. Задумчиво смотрю на свечу.
Что загадать?
Смотрю в взволнованные глаза Майи. Не верю я в исполнение всяких желаний, но загадаю: пусть у нас с ней все получится. За два месяца мне ни разу не пришлось пожалеть о своем решении. Именно сейчас окончательно понимаю, что с ней у меня может получиться то, о чем я мечтал всю свою жизнь – иметь большую семью, дом, пропитанный запахами домашней еды и звонким, счастливым смехом.
Задуваю свечу, Майя воодушевленно хлопает в ладоши, убирает свечку. Я ставлю блюдце на поднос, беру чашку кофе. Делаю первый глоток, жмурюсь. Утро идеальное.
– Принесу свою чашку с чаем, – вновь оставляет меня одного, я мельком смотрю на будильник. Еще можно позволить себе понежиться в кровати, потом мне нужно собираться на работу, Майе – на учебу.
Опять пиликает мобильник, в этот раз не мой. Не обращаю внимания. Вновь издает звук. Я не любитель читать чужие сообщения, но сейчас поддаюсь порыву. Беру с тумбочки телефон. У нее не стоит блокировка, нет графического ключа. Последнее сообщение высвечивается наполовину: «Савва в больнице. С ним Оксана, не переживай...». Поспешно возвращаю мобильник на место, услышав шаги.
– У меня такое состояние, что никуда не хочется двигаться. Еще на улице дождь, – оказывается возле меня, торжественно подносит чашку с чаем к моей чашке. – За тебя, мой самый лучший мужчина на свете, – чокаемся, я усмехаюсь, стараюсь не пялиться на тумбочку.
Почему отчим отчитывается ей о состоянии ребенка? Неужели там особая связь между братом и сестрой? И сколько лет этому Савве? В теории, ему может быть от двух до пятнадцати. Эти и другие вопросы роем жужжат у меня в голове.
– Тебя, наверное, сегодня утащат друзья куда-то на посиделки?
– Я приеду домой после работы. Может, мне удастся отодвинуть некоторые дела, и я заберу тебя из университета.
– И туда отвезешь? – хитро прищуривается, я усмехаюсь.
– Отвезу.
Мы в молчании пьем, слушая монотонный стук дождя по стеклу. Не хочется вылезать из теплой постели, выходить на улицу, ежиться от холода. Но время работает против нас.
Целую в знак благодарности теплые губы, иду первым в ванную. Когда выхожу, Майя стоит возле тумбочки, держит в руках телефон. Вновь, как вчера, жует губу.
– Все хорошо? – дежурно спрашиваю, подходя к шкафу. Делаю вид, что спросил формально, но внимательно слежу за мимикой Майи. Она вздрагивает от моего голоса, часто моргает, над чем-то думает, пока я одеваюсь.
– Брата забрали в больницу, – ее честность немного меня успокаивает. Грешным делом, думал, что скроет информацию о состоянии неизвестного мне Саввы.
– Что-то серьезное? – застегиваю рубашку. – Может, чем-то помочь?
– Надеюсь, что ничего серьезного. Этот год он часто болел, но впервые его сразу забирают в больницу. Обычно направляли через несколько дней, после всяких анализов.
– У него какая-то болезнь?
– Нет, – поспешно отвечает, смущается своей спешки, кидает телефон на кровать. – Я думала, банальное ОРВИ, оно сейчас всегда с высокой температурой. Просто Коля... – запинается, терзает зубами свою губу. – Просто Коля никогда с ним один не оставался. Обычно с Саввой возится Оксана.
– Сестра? – завязываю узел галстука, Майя как-то странно подвисает, не сразу отвечает на вопрос. Трясет головой, словно очнулась, натянуто улыбается.
– Нет. Это вторая жена моего отчима. После смерти мамы он почти сразу женился. Я после школы была отправлена к бабушке, – ее лицо темнеет, в глазах появляется затравленный зверек. – Год у нее побыла, потом отчим разрешил мне уехать в Питер учиться. К счастью, поступила на бюджет. Кручусь-верчусь сама в этой жизни.
– Савве сколько лет? – мельком смотрю на время, я почти одет, через десять минут нужно выезжать, Майя даже не причесана еще.
Мне удается перенести несколько встреч на другое время, стойко выслушать поздравления не только сотрудников двух филиалов, но и клиентов. Успеваю обсудить с Колей (парень совмещает функции секретаря и помощника, нужно окончательно определить его рабочую роль) текущие дела в офисе, заказать для всех суши (большинство выразило восторг) и несколько бутылок вина. Пусть пьют за мое здоровье.
Звоню Майе и сообщаю, что я ее заберу. Пары у нее давно закончились, но знаю, что она с однокурсницами часто пропадает в библиотеке. У меня нет никаких планов, хочу просто домой со своей девушкой, пить вкусное вино и чувствовать, как прохладные пальчики ласково касаются моих волос на голове.
– Привет, – Майя ныряет в салон автомобиля, принося с собой запах дождя и согревая меня своей улыбкой. Мы одновременно подаемся друг другу навстречу. Целуемся. Сначала осторожно, нежно, ласково, потом более страстно, алчно.
– Я не думала, что ты сумеешь вырваться со своей работы, – шепчет мне в губы Майя, выравнивая дыхание. Провожу кончиком пальца по ее щеке.
– Куда-то поедем? Или домой?
– Как ты хочешь, сегодня твой день. Когда у меня будет день рождения, будет все по-моему, – шкодливо смотрит, я не вижу утренней тревоги, переживаний. Передо мной знакомая до мурашек Майя, которая сейчас кокетливо стреляет глазами и поглаживает мою ладонь.
– Поехали домой, не хочу никуда. Еще вдруг увижу знакомых, не отверчусь.
– Я с тобой согласна, а для знакомства с твоими друзьями мы выберем другой день, – отстраняется, пристегивается ремнем безопасности, я несколько секунд смотрю на девушку. Ее замечание задело. Мы живем вместе два месяца, но я ни разу не задумался о том, что из моего окружения мало кто подозревает о наших отношениях. Даже Руслан не в курсе, какие изменения произошли в моей жизни. Я скрывал. Не специально, но так получалось.
– Можно на выходных организовать небольшой праздник в честь моих осьмнадцати лет. Позову друзей. Хочу, чтобы они убедились, какое счастье теперь возле меня, – прикасаюсь к руке на колене, сжимаю ее пальцы. Майя улыбается, смотрит в глаза.
– Поехали?
Машина мягко трогается с места и плавно вливается в поток автомобилей. Намечается пробка, но она не раздражает.
Дома ждет сюрприз в виде почти готового праздничного ужина. Майя сразу же ставит мясо с картофелем в духовку, нарезает салат. Я достаю из холодильника заранее охлажденную бутылку, беру бокалы. Пока основное блюдо еще не готово, наливаю нам немного вина.
– За нас, – чокаемся, отпиваем. – У тебя красивая улыбка, Майя.
– А у тебя красивые глаза. И ты очень умный, и мне с тобой хорошо. Я уже знаю, что я хочу на свой день рождения.
– Готов выслушать, тем более он в декабре.
– Откуда ты знаешь? – прищуривает глаза, подходит ко мне впритык. Не спешу с ответом, Майя поднимает руки и начинает развязывать галстук, потом медленно расстегивать рубашку.
Смогу ли я в этот раз сдержаться? Она ведь провоцирует, смотрит с вызовом. Перехватываю ее руки за запястья, не уверен, что сегодня хватит выдержки отойти в сторону, если произнесет «нет».
– Не надо.
– Я что-то делаю не так? – испуганное выражение лица заставляет меня удержать ее возле себя.
– Просто я не железный. Понимаешь? – заглядываю в глаза, сейчас они такие глубокие, что хочется нырнуть в них с головой.
Вот как ей объяснить, что мне мало наших поцелуев. Мне хочется большего, хочется по утрам прижимать ее к себе. Хочется не сдерживать себя в порывах и говорить открыто о своих желаниях. Изучать ее медленно и, не спеша, раскрепощать ее.
– Я понимаю. Я согласна, – берет мои ладони и кладет их на воротник своей рубашки, как бы намекая, что я должен сделать. Поглаживаю кожу ключиц подушечками пальцев, не спешу следовать ее молчаливому призыву.
– Ты была с кем-то? К тебе кто-то так прикасался? – пальцами скольжу вверх к тонкой шее, нащупываю жилку, которая взволнованно бьется.
– Ты у меня не первый, если спрашиваешь об этом. У меня был...– запинается, смотрит куда-то в область ключиц, вздыхает. – Был парень. Опыт неудачный. Я потом долго в себя приходила.
– Он тебя принуждал? – перекидываю ее косу, снимаю резинку, расплетаю, пропуская пряди сквозь пальцы. Майя молчит, по молчанию понимаю, что скорей да, чем нет. Это немного объясняет ее напряжение и ее отказ.
– Ты мне доверяешь? – обхватываю ладонями ее лицо, смотрю в глаза.
– Да. Я знаю, что ты не сделаешь ничего, что мне не понравится. Поэтому не отталкивай меня.
– Дурочка, – ласково обзываю, притягиваю к себе и целую в губы.
Поцелуй лишен всякой сдержанности, главное, что Майя сама стремится сильнее ко мне прижаться, обнять, провести ладонями вдоль позвоночника. Накрывает. Накрывает так, словно открыли шлюзы и мощный поток воды устремляется в разные стороны, затопляя все на свое пути.
Отвлекаемся друг от друга, чтобы выключить духовку. Сейчас не до ужина. Вновь страстно целуемся, медленно двигаясь в сторону спальни. Сегодня будет все правильно, так, как должно быть, когда эмоции взаимны и хочется их дарить.
Поспешно раздеваем друг друга, смеемся, если с первого раза не получается расстегнуть пуговицу. Руки предательски дрожат, под ладонями нежная кожа покрывается мурашками. Каждый вздох ловлю губами, крепче обнимаю, ни на минуту не отпуская. Мне хочется прикасаться к ней, ловить ее мурашки губами.
– Не закрывай глаза, – шепчу в губы, когда Майя опускает веки. Резко открывает глаза, смотрит на меня.
– Я не боюсь, – шепчет, крепче меня обнимая.
Не отвечаю ей, просто позволяю произойти всему, к чему мы робко, пугливо шли. Я полностью настроен на Майю, на ее эмоции, на ее ощущения. Мне очень важно, чтобы сейчас все произошло идеально. Хочу, чтобы смотрела на меня с улыбкой. И она смотрит с улыбкой, а в глазах благодарные слезы.
Мы слушаем дыхание друг друга, слушаем, как в окно стучит монотонно дождь, и позволяем нежности накрыть нас. Стираю кончиком пальцев скатившиеся слезы, прижимаюсь губами к глазам, ощущая солоноватость.
– Коля, это Рогачеву, это Ливановой, это... – я надписываю ручкой фамилии сотрудников на самоклеящихся листах. Коля с ловкостью обезьяны успевает приклеить нужную фамилию на нужную папку.
Как только Николай уходит раздавать всем задания, я придвигаю к себе несколько других папок и на время пропадаю в делах, которые вот-вот будут представлены в судах.
Возможно, мне кто-то звонил. Возможно, она звонила. Не знаю. Как только я зашел в офис, сразу же поставил телефон на беззвучный режим и положил экраном на стол. Меня не тянуло взять мобильник, проверить входящие звонки и сообщения. Клиенты дозванивались до меня через городской телефон. Мельком отметил, что для работы стоит обзавестись вторым мобильником, а личный оставить для личного.
Стискиваю карандаш, отвлекаясь от работы. Мысли, которые были загнаны в угол, уверенно оттуда выходят и занимают главенствующие позиции.
Почему?
Этот вопрос крутится, как заевшая пластинка.
Что ее не устроило? Что испугало? Почему, черт побери, она ушла, не соизволив поговорить?
С раздражением откидываю в сторону карандаш, встаю и подхожу к окну. Сзади раздается стук, потом кто-то заходит, не дождавшись моего ответа. Оборачиваюсь, безэмоционально смотрю на визитера, отворачиваюсь.
– Я так понимаю, что поручение уже не актуально, – иронично произносит Руслан за спиной. Судя по тому, как жалобно скрипнул стул, он сел.
– Почему же, мне интересно, – возвращаюсь к столу, сажусь. Руслан протягивает мне один лист. Удивленно вскидываю брови. Я почему-то думал, там будет несколько томов откровений.
– Серьезно? – спрашиваю, опуская глаза на лист.
– А что ты хотел найти на малолетнюю девчонку, которая живет в деревенской глуши. Никаких интриг и тайн. Родилась в нормальной семье. Отец умер, когда девочке было четырнадцать. Мать вышла второй раз замуж. Умерла, когда ей исполнилось восемнадцать. Школу окончила, но в первый год не поступила. Бабушка заболела, уехала за ней ухаживать.
– Бабушка заболела? – поднимаю глаза на Руслана, он иронично изгибает бровь.
– Представь, пожилые люди болеют.
– А Савва?
– Сын отчима и его новой жены.
– Точно? – сверлю Руслана жестким взглядом, пытаюсь понять, скрывает от меня что-то или нет.
– Свечку не держал, не в курсе, но по документам пацан – младший братишка.
– А может быть такое, что пацан – сын Майи? – скручиваю лист в трубочку, стучу им по ладони. Мое безумное предположение на грани фантастики, я понимаю, что это бред чистой воды, но так хочется именно сейчас найти объяснение, почему она ушла.
– Ну, в теории может быть. Может, на восемнадцатилетие гульнула хорошо, сразу же залетела. Ты же знаешь, что в жизни истории бывают покруче, чем то, что показывают нам по телевизору. У тебя дело, связанное с этой девушкой? – карие глаза заинтересовано на меня глядят, улыбается насмешливо. Сначала хочется сыронизировать, прикрыться делом, но все же Руслан мой друг, он должен понимать, что происходит.
Смотрю на него, а перед глазами прошлая ночь. Больно вспоминать. Осознавать, что обвели вокруг пальца, как пацана, который клюнул на красивые глазки и притягательную улыбку. Наверное, я еще легко отделался, меня просто бросили, не обокрали, глотку не перерезали. Ключи от квартиры лежали рядом с моими ключами. Она ушла, забрала с собой только то, что принесла, ничего чужого не взяла. Кроме моей веры, надежды и росточка робкой любви.
– Ничего личного, только профессиональный интерес, – вроде не солгал, просто откровенно не признался. Руслан хмыкает, вопросы оставляет при себе, знает, что я не отвечу.
– Я тогда пойду?
– Иди.
– Кстати, как насчет баньки на выходных? – у дверей внезапно спрашивает друг. Я сначала хочу отказаться, но потом понимаю, что не могу сидеть в квартире.
– Только «за». Позвони мне.
– Договорились.
Работа действует на меня, как обезболивающая таблетка. Притупляет чувства, тормозит мысли о Майе. Ближе к концу рабочего дня меня стало отпускать.
Бывает. Бывает так, что осторожно ходишь по краю обрыва, срываешься вниз, думаешь, ну все, расшибешься насмерть, ан нет, скатываюсь куда-то, разбиваюсь, лежу, а потом встаю и иду дальше по этой жизни.
Эля постоянно мне говорила: если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней – не напрягайся, не терзай себя тем, что изменить не в силах.
В этот раз я сильно ушибся, иногда начинает болеть где-то под ребрами. Сердце сжимается, ноет. Чего-то просит, но я его не слушаю. Вестись на его нытье – потерять покой.
Сейчас я даже начинаю подумывать о том, что позиция Руслана в жизни, в принципе, неплохая. Меньше сердечных терзаний, дум, больше физиологии и потребительского отношения.
Дождь льет стеной. Я задумчиво стою в холле бизнес-центра, размышляя, как попасть в машину. Зонтик носить с собой до сих пор не приучился, а стоит, погода здесь непредсказуема.
Вздыхаю, поднимаю ворот пальто и выбегаю на парковку. До нитки не вымокаю, но неприятную сырость ощущаю. Врубаю сразу же обогреватели, несколько минуту жду, чтобы машина прогрелась. Замечаю девичью фигуру с зонтиком. Она уверенно идет в мою сторону, но чем ближе подходит, тем медленнее шаг.
Я догадываюсь, кто это.
Моргаю фарами, чтобы не стояла под дожем, ныряла в теплый салон автомобиля. Она сразу же откликается на это приглашение. Буквально через минуту я уже вдыхаю ее запах вперемешку с запахом дождя. Мельком бросаю на нее изучающий взгляд, выглядит, как брошенный котенок. Пожалел бы, если бы не был так задет.
– Есть хочешь? – медленно трогаю машину с места, планирую заехать в «Макдональдс», себе купить кофе, Майю чем-нибудь накормить. Она на мой вопрос не отвечает.
Делаю немного громче музыку, не хочу слышать ее дыхание. И чувствовать ее не хочу, но, черт побери, чувствую. Она дрожит, то ли не согрелась еще, то ли нервничает сильно. Нервно теребит шнур от зонта, зажимает свои руки между коленями.
Не курю. Точнее, в студенческие годы курил, потом как-то с этим завязал. Сейчас по дороге домой заехал в магазин и купил пачку сигарет. Дома переоделся в сухую одежду, сел за стол, поставил возле себя ненужную чашку – подобие пепельницы.
Я ждал звонка. Сейчас все зависело от Алиева. Мне очень хотелось, чтобы все у него получилось, плевать, что это нарушает частные права. Я должен попытаться еще раз поговорить с Майей. Разговор в машине был ни о чем, что-то пыталась мне объяснить, путалась в своих эмоциях, в итоге получилось все как-то скомкано и непонятно.
Даже если Савва ее сын, что в этом такого? Не понимаю ее страха. Не понимаю утаивание этого факта. Да я бы с пацаном подружился.
Тру лицо ладонями, опять мысли уводят меня в несуществующее будущее, а проблемы настоящего так и не решаются. Смотрю на черный экран мобильника, мысленно взываю к другу. Он словно слышит меня, телефон оживает на столе.
– Да.
– Поезд 751, отправляется в пять тридцать утра. Вагон десятый, место надо говорить?
– Я оценил твою подколку.
– Это на Москву, если что.
– На Москву? – моему удивлению нет предела. – Я почему-то думал, что она живет где-то в регионе.
– Может на нужный ей поезд билетов нет, а через Москву она едет с пересадками.
– Логично. Спасибо.
– Да не за что. Смотри не проспи.
– Поставлю будильник.
Сразу, как только заканчиваю разговаривать с Русланом, ставлю будильник. Я давно не чувствовал себя таким сумасшедшим, готовым сорваться следом за понравившейся девушкой. Майя встряхнула меня после смерти Эли и детей. Она вернула мне способность видеть мир в красках, чувствовать вкус, чувствовать запахи – чувствовать жизнь. И не хочется вновь оказаться в замкнутом пространстве своего одиночества.
Просыпаю самостоятельно. Смотрю на темный потолок, прислушиваюсь. На улице опять идет дождь. Типичная питерская погода. Не жду, когда прозвенит будильник, встаю. Привожу себя в порядок, одеваюсь в джинсы и толстовку. Потом вернусь домой, переоденусь в костюм, сегодня есть дела в суде, нужно выглядеть соответствующе.
Город почти пустой. На дорогах такие же ненормальные ранние пташки, как я, и такси. К счастью, мосты давно опущены. Один раз я так попал: забыл о разводе мостов, пришлось терпеливо ждать, когда пройдут корабли и возобновится движение.
Вокзал живет своей самостоятельной жизнью. Ему все равно, что творится вокруг, поезда приходят и уходят строго по расписанию. Думаю, что эти стены не раз становились свидетелями радостных встреч и прощаний со слезами.
Выискиваю среди пассажиров знакомый силуэт. Я еще не знаю, что буду ей говорить, обещать. Еще до конца не понимаю, что хочу сам услышать. Обещание писать-звонить? Обещание вернуться? Обещание любить?
Впереди идет девушка в темном берете, в оранжевой куртке. Я хватаю ее за локоть.
– Извините, – примирительно произношу, поняв свою ошибку.
Если я ее не узнаю? Пропущу в этой толпе? Ненужная паника накрывает не вовремя, я потерянно озираюсь по сторонам. Смотрю на часы, до отправления поезда двадцать минут. Подхожу к табло, нахожу нужный мне номер поезда, узнаю, на каком пути он стоит.
Десятый вагон. Встаю неподалеку от двери, внимательно слежу за всеми подошедшими людьми. Сердце екает, когда вновь вижу черный берет, только девушка не в оранжевой куртке, а в знакомом мне черном пальто.
– Майя! – негромко зову ее, подхожу ближе. Она замечает меня, хмурится, не верит своим глазам.
– Натан? Что ты тут делаешь?
– Разговор у нас получился не очень, – наши руки соприкасаются, пальцы привычно переплетаются. Она прикусывает губу, сводит брови к переносице, и в глазах застывают слезы.
– Зря ты пришел. Я не изменю своего решения. Савве я нужна. Прости, – крепче сжимает мои пальцы. – Я бы с радостью что-то изменила, но…
– Но ты же вернешься? Ты же не бросишь учебу?
– Я тебе уже говорила, что взяла академический отпуск на год, потом будет видно. Некоторые вещи не от меня зависят, – ее слова постепенно доходят до меня.
Я не хочу верить, что мы видимся последний раз, но при этом осознаю, что я не сорвусь за ней следом в другой город, она не останется, потому что нужна своему брату. Какая-то безвыходная ситуация получается, а отношения на расстоянии – это не для меня и не про меня.
Как глупо все складывается. Только поверил в возможность счастья, а оказалось, что это все мимолетно. Временно. Усмехаюсь, стискиваю ее руку.
– Номер телефона мой у тебя есть, звони, если что, – глухо произношу.
– Натан... – шепчет, подается вперед, я не в силах ее оттолкнуть от себя.
Прижимаю ее крепко-крепко, едва давая ей дышать. Прижимаюсь к ее холодным губам. Жадно целую, настолько жадно, насколько хватает кислорода в легких. Я хочу запомнить вкус ее губ. Запомнить, как крепко она сжимает лацканы моего пальто. Запомнить, как тяжело дышит, едва отстранившись от меня. Запомнить блестящие от слез глаза, полные разных чувств, которые не хочу понимать и разбирать.
– Поезд скоро отправляется! – врывается в нашу иллюзию близости громкий голос проводницы.
– Береги себя. Брату скорейшего выздоровления.
– Спасибо. Ты тоже береги себя.
Банальности, но такие необходимые, чтобы еще чуть-чуть побыть рядом, минуту растянуть до бесконечности.
Майя первая отстраняется, криво улыбается, берет свой чемодан на колесиках, подходит к проводнице. Протянув ей билет, смотрит на меня через плечо. Заходит в вагон, я иду следом за ней, смотрим друг на друга через стекла окон. Останавливается, кто-то там в вагоне помогает ей закинуть чемодан наверх, садится к окну, прилипает к нему. Я подхожу ближе, протягиваю руку раскрытой ладонью. Сразу же прикладывает свою раскрытую ладонь.
Никогда не любил прощаний. И теперь их еще больше ненавижу. Слишком больно, особенно когда понимаешь, что внезапно дорогой тебе человек уезжает далеко и не вернется. Она не вернется.
Спустя полгода
Паркуюсь возле обычного отеля. Почти сразу же на парковку заезжает белый внедорожник и становится возле моей машины.
На губах появляется ироничная улыбка, глушу автомобиль, выхожу. Рядом тоже выходят.
– Я опоздала?
– Ты, как всегда, вовремя. Отлично выглядишь, – пробегаюсь быстрым взглядом: черная юбка-карандаш, строгая, без намека на романтику, голубая блузка. Еще выше поднимаю глаза – тонкие губы с еле заметной улыбкой. Выше – прямой взгляд серых глаз.
– Спасибо. Пойдем?
– Конечно, – иду первым, так как номер в этом отеле забронирован на мое имя, ключ выдают именно мне.
Пятый этаж, идем по коридору. Прикладываю магнитный ключ к замку, пропускаю свою спутницу первой, захожу следом.
– Как дела? – дежурный вопрос, мы одновременно начинаем раздеваться.
Снимаю пиджак, аккуратно вешаю его на спинку стула, следом галстук и все остальное. Она занимает второй стул: на спинку – блузку, на сиденье – юбку, чтобы не было ни единой складки.
– Нормально. Все в штатном режиме, – глухо отвечает, ставит ногу на кровать, не спеша снимает с себя сначала один чулок, потом второй.
– А у тебя? – оглядывается на меня через плечо, расстегивает бюстгальтер, отправляет его к юбке.
– Аналогично, – подхожу ближе, разворачиваю ее к себе, смотрю в серые глаза.
Четыре месяца назад они в упор смотрели на меня, прожигали и ненавидели. Сейчас смотрят немножко насмешливо и в предвкушении нашей очередной плановой близости.
Кира Шерн не любит спонтанные покупки, встречи, поступки. Даже про нашу связь нельзя сказать, что она основана на внезапном влечении. Нет, мы присматривались друг к другу. Однажды за деловым ужином официальный разговор скатился на личные темы, мы пришли к выводу, что можем попробовать встречаться. Конечно, заранее договариваясь, будь то ужин, поход в театр или на концерт, или встреча наедине, как сейчас.
Нам было о чем поговорить, поспорить, порой, поругаться. Будучи юристами, каждый пытался доказать, что его позиция, точка зрения правильна и не подлежит сомнению. Поэтому я совершенно не видел Киру возле себя в качестве жены, как и она меня – в качестве мужа. Это не было тайной друг от друга, поэтому статус любовников нас вполне устраивал, ибо в постели вопросов, несовместимости, недопонимания не было.
– Планирую на майские поехать в Финляндию. Не хочешь со мной? – Кира прищуривает глаза, наблюдает, как я не спеша застегиваю рубашку.
– Нет. Я еду в Москву. Никольская собирается крестить дочь, меня выбрала в качестве крестного. Я не мог ей отказать.
– У вас с ней хорошие отношения, как у «бывших», у которых нет претензий друг к другу.
– Возможно, в прошлой жизни мы и были любовниками, в этой – мы хорошие друзья. Моя теория о том, что мужчина и женщина не могут дружить, имеет исключение в ее лице.
Кира подходит ко мне. Полностью одетая, без намека на то, чем занималась здесь последние два часа. Смотрит в глаза, я не отвожу в сторону взгляд. Я всегда с ней честен, поэтому ей незачем искать чувств, которых нет.
– Будь ты немного проще, я бы вышла за тебя замуж.
– Будь ты немного мягче, я бы непременно на тебе женился, – беру пиджак, вешаю его на локоть. – Идем?
– У меня сейчас очень сложный клиент, посмотришь его дело? – смотрит искоса, открывая дверь. Я хмыкаю. Иногда Шерн прибегает к моей помощи.
Первый раз она пришла ко мне, записавшись на прием как клиентка. Естественно, перед встречей она собрала обо мне всю доступную информацию. Я не веду ее дела, но несколько советов и свою точку зрения ей высказываю, Кира прислушивается.
– Вышлешь на почту, или сейчас надо посмотреть? – закрываю номер, подходим к лифту, вызываю его.
– Завтра у меня назначена встреча с клиентом. Дело со мной, – похлопывает по кожаному портфелю, который всегда таскает с собой.
– Хорошо, Кира, я посмотрю. Ты мне будешь должна.
– Почему ты так потребительски ко мне относишься? – улыбается, ее не задевает моя фраза про «должна».
– Не только к тебе, – выхожу из лифта первым, следом раздается стук каблуков, отдаю администратору ключ. Останавливаемся на крыльце.
– В мою или твою?
– Мне без разницы, все равно рядом стоят, – спускаюсь по ступенькам, направляюсь к внедорожнику Шерн. Почти одновременно садимся в машину, Кира немного суетливо извлекает из портфеля бумаги, протягивает их мне.
Пока читаю, чувствую на себе ее пристальный взгляд. Изучающий, пытливый. Кажется, что она на что-то решается, а мне вот как раз ее решение не нужно. Я ничего не хочу менять в своей жизни.
После отъезда Майи мне не пришлось собирать себя по кускам, как после смерти Эли, но пару дней не мог найти себе места, все валилось из рук. А потом Алиев взял меня за шкирку и увез на выходные в лес, к знакомому, где мы отлично, в хорошей мужской компании провели время. Вернувшись в город, взял себя в руки, решил: долой эти душевные переживания, женщину для приятного времяпрепровождения всегда можно найти. Кира нашлась сама на одном заседании, где мы были по разные стороны баррикад. И я выиграл дело, чем задел эту амбициозную дамочку.
– Держи, – возвращаю бумаги с пометками, улыбаюсь. – Удачи тебе в этом деле. Драгунов – отличный юрист, с ним будет непросто.
– У меня есть ты, – замечает Кира, пряча документы в папку.
Я задумчиво на нее смотрю. Она по-своему красива, с виду немного стервозна. Вообще не представляю ее возле плиты, с утюгом у гладильной доски, с младенцем на руках.
Усмехаюсь, желание создать крепкую семью все никак меня не покидает. Только на моем пути что-то не встречается та, которая разделит не только мои мечты, но создаст новые вместе со мной.
– Когда увидимся? – достает мобильник, открывает свой электронный ежедневник. Я тоже беру в руки свой телефон.
– До двенадцатого мая я в Москве.
– У меня семнадцатого вторая половина дня свободна. Встретимся? – устремляет на меня глаза, я качаю головой.
В церкви пахнет воском, ладаном и еще чем-то. Я с интересом разглядываю двухмесячную малышку в руках ее крестной матери Людмилы. Странно, в девочке вижу черты Никольской, даже узнаю Виктора. Она похожа на своих родителей. Почему-то думал, что дети от суррогатных матерей выглядят как-то по-другому. Похоже, мне присуще шаблонное мышление, а может, просто в этой теме я совсем не осведомлен.
Подруга Маши с интересом на меня посматривает, я – вопросительно – на Никольскую, она делает вид, что ни при чем. Так и стоим всю службу, переглядываясь между собой, а главная виновница таинства с интересом рассматривает все вокруг.
Я забыл, что дети бывают такими крохотными. Меня с головой накрывают воспоминания об Эмилии и Эльмире. Вспоминаю рождение дочери: какой трепет был в груди, когда мне впервые дали на руки малютку. Я думал, что буду ей самым замечательным отцом, защитником, опорой, идеалом. Потом через два года родился сын. Мне хотелось с ним воплотить свои детские мечты: погонять на картинге, поиграть в футбол, хоккей, пострелять в тире. У меня было столько планов на жизнь моих детей, мне казалось, я ничего не успею... И не успел. Вечно был занят, гнался за благополучием своей жизни и жизни семьи, все откладывал на потом, думая, что успею. Не успел...
– Натан, все в порядке? – к руке прикасается Маша, заглядывает в глаза, я делаю над собой усилие и улыбаюсь.
– Все хорошо, – шепчу, не мешая батюшке читать молитвы певческим голосом.
В церкви мы одни, вокруг нет ревущих детей, нервных родителей и приглашенных на торжество гостей. Спокойно, умиротворенно. Малышку раздевают, она смешно поджимает ножки, дергает ручонками в разные стороны, смотрит на меня. Вряд ли видит мое лицо, понимает, кто любуется ею, я не сдерживаюсь и трогаю ее крохотные пальчики.
Людмила передает девочку батюшке, он берет ее подмышки и подносит к огромной купели. Окунает, малышка не плачет, к моему удивлению, только зажмуривается. Заботливая крестная мама сразу же заворачивает ее в крестильное полотенце. Батюшка надевает крестик, мажет кисточкой пяточки, лобик.
Чувствую, в кармане пиджака вибрирует мобильник. Украдкой достаю, смотрю на дисплей, номер незнакомый. Не отвечаю, я не на работе, все рабочие вопросы после двенадцатого мая.
Экран гаснет. Через несколько секунд приходит сообщение. Читаю, сильнее стискиваю корпус телефона.
«Привет. Как дела? Майя».
Вот какого лешего она пишет? Зачем о себе напоминает, когда я стараюсь о ней не думать? Майя решила всколыхнуть воспоминания о себе в мае? А вдруг что-то случилось? Может, нужна моя помощь?
– Натан! – вновь дергает меня Никольская, я торопливо прячу мобильник в карман. Потом напишу или позвоню.
Крещение подходит к концу, для фото на память мне передают Ярославу. Подмигиваю малышке, она приподнимает уголки своих пухленьких губ, улыбается. Я даже не сразу обращаю внимание на щелканье затвора фотоаппарата.
Выдерживаю полчаса нужной для Никольской фотосессии. Яся начинает капризничать, что неудивительно. Она и так молодец, почти не плакала и не доставляла хлопот. Мать с дочкой скрываются с моих глаз, я иду рядом с Виктором.
– Она очень похожа на вас, – тихо замечаю. Останавливаемся возле машин и ждем, когда Маша вернется с малышкой.
– Ничего удивительного, она полноценная наша дочь.
– То есть? – непонимающе смотрю на Виктора, он усмехается.
– Суррогатная мать ее только выносила, а яйцеклетка Маши, сперма моя. Генетически дочь нам родная. Ты, наверное, думал, что, раз малышку выносила чужая тетка, то она как-то связана с ней?
– Откровенно говоря, да. Теперь буду знать.
– Кстати, спасибо за помощь в составлении договора. У нас был момент, когда суррогатная мать после рождения Яси вдруг почувствовала какую-то связь с малышкой, повела себя некрасиво по отношению к нам. Договор быстро помог навести порядок у женщины в голове.
– Я Маше об этом говорил, рад, что она прислушалась.
– Ты для нее авторитет, – Виктор улыбается, я приподнимаю брови. – В плане работы, в остальном Маша слушается меня.
– Это хорошо.
***
– Ты неплохо смотришься с ребенком на руках, – Никольская подходит ко мне, я держу на руках Ясю.
Пока гости весело болтают за столом, едят и пьют, мы с малышкой прогуливаемся по саду. Девочка меня настолько очаровала, что я готов все время держать ее на руках, никому не отдавать. С ней я вновь понял, как остро хочу вернуть это чувство наполненности, нужности, важности. Я хочу своих детей.
– Она прелесть.
– Я начинаю ревновать, но могу тебе эту прелесть привозить на ночь, чтобы ты знал: ночью красавица превращается в чудовище.
– Ты драматизируешь. Разве может это чудо быть чудовищем? – заглядываю в голубые глаза, малышка выдает свое «гу». – Вот видишь, мама, ты не права.
– Тебе стоит жениться и завести своих, – замечает Маша. Мы подходим к скамейке, присаживаемся.
– Достойной женщины еще не встретил.
– Чем тебе не нравится Людмила?
– Ты решила пристроить свою незамужнюю подругу? – ехидничаю, иронично поглядываю на Никольскую. – Почему такая чудесная женщина в свои тридцать пять все еще не замужем и без детей?
– Достойного мужчину не встретила. А тебе подавай малолеток, помнится, была у тебя одна, не сложилось ведь, – давит на больную мозоль, я вспоминаю о звонке и СМС от Майи.
– Я же вижу, ты хочешь семью, прямо тоскуешь по этому ощущению дома. Ты никогда не скрывал, что являешься домоседом, видишь себя только в окружении семьи. Если захочешь, уверена, сразу найдется достойная. Только ради бога, не из окружения Алиева, у него одни прошмандовки и легкомысленные особы, которые думают о мимолетном романе.
– Знаешь, Маш, за полгода у меня было столько бракоразводных процессов, что я начинаю задумываться, а стоит ли жениться. Люди, которые когда-то женились по большой любви, при разводе готовы перегрызть друг другу глотки. Последний развод меня вообще добил. Чтобы не платить алименты на троих детей, муж договорился со знакомыми врачами и жену насильно упекли в психушку. Принес мне выписку, что она не в состоянии воспитывать совместных детей, потребовал полную опеку над ними, определить проживание с ним и свидания с матерью строго после посещения психиатра в присутствии его адвоката. Мне потребовалось три месяца, чтобы доказать судье, что моя клиентка адекватна, в состоянии воспитывать детей, а ее «бывший» сам нуждается в консультации психиатра.