Очередной жестокий день, который приблизил то, ради чего они долго страдали. Крам вызвал ее ради боя со столичным чемпионом, публика-то собралась самая аристократическая: куча денежных мешков из самых знатных магических семей, которые покинули безопасный город, и приехали в их клоаку – Пустошь, отделенную от столицы стеной. Экли была лучшим бойцом, и Крам приглашал ее на лучшие поединки, еще и доплачивал, чтобы она не участвовала в мелких сражениях. Девушке было все равно, на кого работать, но никто не рисковал ссориться с фактическим хозяином Пустоши, а она еще и выгоду извлекала – со всех сторон прекрасно!
Переодевшись в обычный костюм, Экли заплела волосы в две косы, связала их между собой, разулась, и обмотала ладони бинтами. До нее доносился шум жаждущих зрелищ толстосумов, которые пока что развлекались боями гладиаторов низшего уровня. Победители получат в награду энергию душ побежденных, но основной призовой фонд составлял семьсот эффов душ. Экли как об этом узнала – без промедления согласилась драться, лишь бы заполучить награду. Сколько осядет в кармане самого Крама как хозяина Пустоши – оставалось только догадываться, но девушка старалась не думать о неприятной стороне выживания.
Когда арену очистили от крови и внутренностей, громкий голос объявил о гвозде программы – поединке столичного чемпиона Джая Муора с «львицей Пустоши» Экли Клим. Львицей ее называли из-за пышных светлых волос, и подчеркивали этим ее уникальность, ведь дикие животные давным-давно вымерли.
Противник был выше и шире в плечах, они стояли друг напротив друга, как гора и тростинка, но Джай понимал, что слабачка не стала бы чемпионом, поэтому воспринимал противницу всерьез. Ее черные глаза смотрели беспощадно и хищно, от них веяло холодом, словно от смерти, что неожиданно обрадовало его. Убить такого соперника – честь, в столице уже не осталось достойных его бойцов.
Экли не отводила глаз, понимая, как важно выдержать взгляд, а потом улучила секунду, чтобы посмотреть на Крама. Он и его высокопоставленные гости развалились в удобных креслах на возвышенности, а слуги с подносами сновали между ними, подавая изысканные напитки. Дорогие сюртуки были небрежно расстегнуты, перстни на пальцах сверкали драгоценными камнями, и девушка невольно подумала, сколько эффов душ за такое нужно отдать?
Спустя секунду Экли отвесила себе мысленную оплеуху, выбросив глупости из головы. Конкретно сейчас ее цель – победа. Она должна одолеть противника, забрать выигрыш, хоть и не ради себя. О да, ее жизнь уже бесповоротно загублена, ей никогда не отмыть руки и запятнанную душу, но у маленького Азри еще есть шанс.
– Бой! – воскликнул Крам, не скрывая жажды крови.
Гора мышц под именем Джай мгновенно атаковал, но Экли двигалась так плавно, словно у нее не было костей, и молниеносно, будто северный ветер, приносивший с собой скверну и порожденных ею тварей, и спасения от ветра не было, как и от Экли. Каким бы сильным ни казался себе Муор, девушка оказалась слишком быстрой и верткой для него. Привыкнув к таким же силачам как он сам, Джай не мог поймать ее ритм, упустил инициативу, и перешел в оборону.
Девушка ощутила презрение и даже скуку, когда поняла, что ее противник оказался до безобразия переоцененным. Ей не составило бы труда убить его, но публике нужно было зрелище, острые эмоции, так что Крам не похвалил бы за быстрое окончание боя. И Экли затеяла излюбленную игру: то она атакует, то теряет инициативу, снова перехватывает. Столичным богачам это нравилось, но Джай понимал, что над ним измываются, и это привело его в бешенство: бой перестал быть постановочным. Экли смогла показать себя во всей красе, и, нанося удар за ударом, она представляла на месте Муора всех этих гостей Крама.
Удачный удар, и девушка полетела на пол. Зрители подскочили на ноги, кроме Крама, который прекрасно знал уловки Экли. Джай схватил ее за шею, поднимая в воздух, но девушка только этого и ждала: ухватилась за его руку, чтобы не задушиться, и последовавший удар ногой в пах решил исход сражения. Зрители жалостливо загомонили, но Экли вывернула плечо противника, попутным ударом вминая нос в череп.
Искалеченное тело упало, валяясь перед зрителями бесполезной куклой. Никто не испытывал жалости к погубленной жизни, наоборот, все с брезгливым интересом наблюдали, как слуга поднес к груди Джая эффортер – магическое приспособление, вытягивающее из человека душу. Мужчина в последний раз дернулся, и его тело застыло, когда сияющая эфемерная субстанция оказалась в небольшой колбе.
– Пятьдесят два эффа! – сказал Крам, когда ему передали колбу. – А всего наша львица Пустоши получает в награду за свою силу и доблесть семьсот эффов чистых душ!
Ей снисходительно похлопали, и отпустили. Некоторые из столичных богачей провожали жадными взглядами, но никто не отважился бы купить девушку, способную переломить хребет мужчине. Экли знала это, поэтому всегда сражалась свирепо, не только побеждая противника, но и запугивая «липких» зрителей.
Переодевшись, и забрав выигрыш, она отправилась домой, не желая знать, чем дальше Крам будет развлекать своих гостей. В городе им порой становилось скучно, и они тайно выезжали сюда, чтобы развеяться от тягот сытой и безопасной жизни.
В этом беспощадном мире все магически одаренные люди жили в столице – Джа́ннат Ан-на’им (или просто Ан-на’им), которая была отделена от остального мира стеной. Ее построили больше трех ста лет назад, чтобы сдерживать скверну – мертвую энергию, которая либо уничтожала все на своем пути, либо извращала, делала чудовищным отголоском себя.
Постепенно руины превратились в нищенское подобие домов, наиболее жестокие и удачливые авантюристы поделили территорию, и придумали, как привлекать сюда магов: им всегда нужны были смертные для экспериментов, как источник душ и развлечений. Сами маги не обладали душами – им ее заменяла собственно магическая сила, и они отбирали ее у простых людей. По закону делать это насильно запрещалось, но люди могли сами ее отдать, поделиться. Лазейки! Власть имущие всегда оставляли для себя лазейки!
Десять лет назад Крам отобрал территорию у своего бывшего наставника, и устроил на ее месте «райский уголок» для избранных столичных магов. Они любили тратить здесь души – самую ценную валюту на свете, и здесь же проворачивались сомнительные сделки самого разного характера. Крам стал влиятельным человеком, хотя поначалу предпочитал держаться в тени. Экли старалась с ним дружить, поэтому не отказывалась от поединков, соблюдала различные ограничения и не жаловалась, если считала, что за бой ей недоплачивают.
В грязной развалюхе, где жила ее семья, было темно и холодно: в свое отсутствие девушка запрещала использовать свечи и очаг в целях безопасности. И теперь, стоило запереть дверь, как на шею бросился белокурый мальчуган десяти лет.
– Экли! Наконец-то, я умираю от голода!
Девушка поцеловала его в щеку, и хитро улыбнулась.
– Братик, я предупреждала, что не буду тебя кормить, пока ты не начнешь говорить, как положено в приличном обществе.
– Но мы-то не в приличном обществе!
– Скоро все изменится, накопленных душ хватит на взятку.
– И мы будем жить в столице? Все вместе?
Лицо Экли дрогнуло.
– Да, все вместе.
Взятки процветали везде, где люди были готовы их принимать. Законно попасть в столицу жители Пустоши не могли, но стража давно научилась обходить непреложное правило, и за непристойно большое вознаграждение пропускала в Ан-на’им, и помогала обустроиться. Участь женщин обычно была незавидна, но детей распределяли в сиротские приюты, где они получали образование, и могли выгодно устроиться в жизни.
Экли осознавала, что ей нечего делать в столице, поэтому усердно работала вместе с их старшим братом Наемом, откладывала каждый эфф, лишь бы накопить на взятку для Азри. Если мальчик попадет в защищенный город, перед ним откроется море перспектив: пусть людей и презирали, но они работали, заводили семьи, жили в безопасности, то есть имели все то, о чем жители Пустоши даже и не мечтали. А если мальчик окажется достаточно перспективным – у него будет шанс устроиться помощником к какому-нибудь магу. Вот тогда жизнь заиграет всеми красками.
Однако девушке приходилось врать, говорить, что они все отправятся в Ан-на’им, ведь Азри был привязан к сестре, заменившей ему мать, и не согласился бы оставить ее. Экли боялась его реакции, когда скрывать правду станет невозможно, но в любом случае накопить нужную сумму за троих людей у них не получилось бы, слишком дорого.
К тому же была еще одна причина, по которой Азри не стоило оставаться в Пустоши: они с Наемом скрывали правду ото всех уже десять лет, пряча мальчика, не позволяя ему и шага ступить за порог без сопровождения. Но однажды все тайное становится явным, и, если он попадет в руки того же Крама... О таком Экли старалась не думать.
Условленный стук в дверь возвестил о приходе Наема. Каждый день пароль менялся, а число ловушек для возможных врагов – увеличивалось. Черноволосый парень с измученным лицом нежно обнял брата, тревожно осмотрел синяки сестры, и все вместе они сели за стол. Ужин богатством не отличался, но, даже несмотря на регулярные доходы, Экли покупала самое необходимое, строгий минимум без намека на достаток. Во-первых, каждый эфф души был на счету, во-вторых, – лучше не выделяться среди остальных, чтобы у воров не возникало соблазна.
Уложив Азри спать, девушка решила последовать его примеру, но увидела Наема, сидящего за столом, и выражение его лица ей сильно не понравилось.
– Что случилось? – спросила едва слышно. – Опять?
Брат отвернулся.
– У меня двести двадцать три эффа душ за сегодня. Лишь это имеет значение, об остальном не думай.
Экли подошла к нему, кладя избитую руку на плечо.
– Я слышал, ты сегодня одолела самого Джая Муора. В столице его считали непобедимым. Молодец, пусть они подавятся, твари!
– Чем подавятся, брат? Они были такими холеными, изысканными, в дорогой одежде и украшениях. Если продать сюртук одного из них – можно оплатить половину взятки. Ты бы видел узоры, расшитые золотом и самыми редкими драгоценными камнями. Для них та сумма, которую они заплатили за развлечения – это пыль, ничто!
Его кулаки судорожно сжались, и сестра прижалась щекой к его щеке.
– Прости, пожалуйста! Мне не стоило этого говорить. Ты платишь слишком большую цену ради свободы Азри.
– Как и ты, – прошептал Наем. – Ты не должна была становиться убийцей, ты заслуживаешь самых красивых платьев, украшений, семьи, детей, собственного дома.
– Но мы родились здесь, в Пустоши! – с горькой улыбкой ответила Экли. – Для нас не предусмотрено улыбок и безмятежности. Единственное, чего я желаю, это лучшей жизни для Азри. Я все отдам ради него.
На соседней кровати зашевелился Азри, сверкая испуганными глазами.
– Сестра, почему там кричат люди?
Раздался такой грохот, что стены содрогнулись. Привыкшие к жизни в постоянной опасности, ребята молниеносно оделись, и Наем вышел на улицу, узнать, что происходит. Спустя минуту он влетел обратно в дом.
– Собирайте все колбы с душами, нужно бежать.
– Куда? Что случилось?
– Волна скверны приближается, скоро будет здесь. Наместник из Ан-на’им приказал полностью запечатать стену, чтобы ни скверна, ни кто-либо из Пустоши не попал в столицу.
– Как же так?! – с дрожью в голосе воскликнула Экли. – Мы же почти собрали нужную сумму, почти справились...
Наем схватил сестру за плечи, и с силой встряхнул.
– Милая, сейчас не время для слабости. Люди бегут к стене, пытаются прорваться, но стража не пускает их ни за какие взятки. Начался хаос, безумие, нужно увести отсюда Азри, и любой ценой переправить его в город, под защиту магической стены.
Она понимала, что брат имеет в виду, и быстро вернула хладнокровие. К черту все, лишь бы мальчик спасся!
– Азри, сюда! – скомандовала железным тоном, завязывая на нем торбу с вещами. – Наем, возьми вот это. Помогите достать колбы, осторожнее!
Бесценные души они сложили в один большой мешок, и выглянули на улицу. Деревянные постройки полыхали, всюду валялись тела и распотрошенные тюки с вещами, толпы перепуганных и отчаявшихся беженцев стекались к стене, но стража отказывалась пропускать «дикарей». То и дело вспыхивали драки, люди напирали, образовалась толчея, первые ряды попадали, и были затоптаны.
Девушка разное повидала за годы в Пустоши, но этот ужас перекрыл все самые безумные кошмары, и она с еще большей решительностью пробивалась к стене, чтобы попытаться спасти брата. Они перешагивали через раздавленные трупы, не реагировали на призывы о помощи, даже на чужие колбы с душами не реагировали, так боялись опоздать.
Но толпа перед ними была слишком плотной, высокий Наем огляделся, и едва не взвыл от отчаяния, не понимая, как им пробиться вперед. Экли тоже оглянулась, и вдруг вспомнила о перерабатывающей мануфактуре: чтобы не загрязнять воздух в столице, наместник приказал построить мануфактуру в Пустоши. Там тоже был проход, и наверняка шла эвакуация работников.
– За мной! – приказала девушка, и потащила братьев прочь из толчеи.
Вовремя: стражники открыли огонь по людям. Они были вооружены магическими жезлами, стрелявшими жидким пламенем, но беженцев это не остановило: толпа ринулась вперед. Смрад разносился омерзительный, Экли не смогла сдержать рвотных позывов, благо, они не успели позавтракать, и пустому желудку не от чего было избавляться.
– Почему они стреляют? Нам же нужна помощь, – тихо проскулил Азри, чьи глаза были полны недетского отчаяния.
– Для магов люди – второй сорт, а жители Пустоши – так и вовсе расходный материал! – жестко процедил Наем. – Запомни это, брат.
Экли не узнавала старшего брата. Еще вчера он выглядел так, словно любое дуновение ветра сломает его, а сейчас в нем полыхал огонь. «В последний раз», – с грустью подумала девушка, и сдержала слезы, заставив себя бежать без оглядки.
Добежав до двухэтажного здания, они удивились мертвой тишине. Людей не было, как и работников мануфактуры. Неужели ребята ошиблись в расчетах? Или опоздали?
– Скорее туда, нам нужно попасть на территорию!
Не зря Экли была бойцом, и такое понятие как поражение отсутствовало в ее словаре. Достав из торбы инструменты, она собралась вскрыть замок на воротах, и удивленно застыла.
– На нем нет магической защиты!
– Быть такого не может, мануфактура всегда защищена.
– Но не в этот раз. Наверное, сильно спешили. Поэтому здесь нет людей! Точно, кто станет ломиться через непреодолимый магический барьер, если можно попытаться смести стражу у главного прохода!
– Экли! – закричал Наем, указывая в сторону.
Как оказалось, люди здесь были, и они только что поняли, что через мануфактуру можно пройти.
– Бежим!
У них была небольшая фора, и ребята решили ею воспользоваться. Не жалея сил, они мчались вперед, намереваясь первыми прорваться через стену. Экли была готова убить каждого, чтобы отвоевать возможность спастись для младшего брата, но и остальные люди испытывали такое же желание, поэтому вскоре их нагнали в тесном коридоре мануфактуры, и завязалась драка. Девушка оттолкнула Азри к стене, достала нож, и перерезала горло худощавой женщине, чье острое тело больше напоминало паука, чем человека.
Расправившись с первой партией преследователей, Экли обернулась, и увидела страх в глазах Азри. Он боялся ее, впервые увидев, на что способна его обожаемая сестра.
– А ты что думал, наш запас душ я на улице подобрала? – сорвалась девушка. – За каждый эфф я заплатила чудовищную цену.
– Хватит! – рявкнул Наем. – Слышите, там еще люди. Бегите вперед, я их задержу, сколько смогу.
– Нет, Наем, мы пойдем все вместе!
Он ласково прикоснулся к ее бледной щеке, и мягко улыбнулся. Экли поняла, что он прощается с ней.
Мальчик заплакал, но Экли впилась в него железной хваткой, и потащила дальше. Вскоре за спиной раздался крик, было слышно, как падают тела, однако Экли знала, что долго Наему не продержаться. Скоро он упадет под натиском толпы, и они прорвутся к последнему проходу, уменьшая шансы Азри на спасение.
Через десять минут они выбежали на задний двор, и у самой стены стояли последние работники, грузившие что-то в деревянные ящики. Стража охраняла их с огненными жезлами наперевес. Их черные плащи и мундиры всегда вызывали страх и ненависть, но на этот раз Экли кинулась к ним с огромной радостью. Они еще здесь, их еще можно уговорить.
Только вот они ее радости не разделяли, наоборот, навели на нее оружие.
– Пожалуйста, помогите нам!
– Как эта тварь сюда пробралась? – возмутился мужчина со шрамом.
Ей было наплевать на оскорбления, пусть хоть все ругательства перечислит, Экли была готова стерпеть, лишь бы убедить взять с собой брата.
– Не стреляйте, прошу! Я заплачý, только возьмите мальчика с собой!
– Не велено. Убирайтесь, иначе я вас обоих сожгу.
– Скверна приближается, пощадите! Он же совсем еще ребенок, и не заслужил такой жестокой смерти.
– А за себя ты не просишь?
– Только за него.
Суровое лицо мужчины немного смягчилось, зато Азри вскинулся:
– Я не уйду без тебя, мы же хотели вместе сбежать!
– Прости, братишка, но мне отсюда не вырваться.
Стражник подошел к ним, возвышаясь над Экли на целую голову.
– И без того хватает людей в столице. Мне жаль, но я не могу его взять. Нам дали распоряжение вывезти только работников мануфактуры.
Глаза Экли вспыхнули.
– Но он не просто человек. Взгляните, – она схватила Азри за руку, задирая длинный рукав.
Мужчина удивленно уставился на метку.
– Как такое возможно? Метки богини Шарии бывают только у магически одаренных людей! Это подделка?
Он попытался стереть метку, но она не исчезала.
– Моя мать умерла во время родов, и мы не знаем, кем был его отец, но, судя по всему, он был столичным аристократом.
Мужчина заново оглядел Азри, его белокурые волосы и красивое лицо.
– Хм, в другое время я бы подумал, но сейчас все равно не могу его взять.
В этот момент во двор выбежали люди, и у некоторых были в руках огненные жезлы. Открылась перестрелка, работники с грузом упали на землю. Мужчина повалил Азри, Экли рухнула рядом, и в течение минуты воздух дрожал от громких залпов. Огонь быстро распространялся, и наливался синим, что знаменовало приближение скверны.
– Уходим! – закричал стражник.
Мужчина со шрамом поднял на ноги Азри, но Экли не шевелилась. Перевернув ее на спину, мужчина обнаружил, что большой осколок стекла пробил ей легкое. Девушка из последних сил сжала его руку, и навеки замерла.
– Экли, нет! Сестричка, открой глаза! – закричал мальчик.
Стражник смотрел в красивое овальное лицо, и странная волна гнева поднялась в его сердце. Она не заслуживала такой кончины, она...
– Ты почему замер, скорее! – другой стражник дернул мужчину за плечо.
– Мальчик пойдет с нами.
– С ума сошел?
– Я сказал, мальчик пойдет с нами, – отчеканил таким ледяным тоном, что никто не посмел возразить.
В торбах оказался огромный запас душ, и мужчина закрепил холщовые сумки на ребенке.
– Как тебя зовут?
– Азри, – прошептал мальчик, судорожно обнимая сестру.
– Нам пора идти, Азри.
– Нет! Я никуда не пойду!
– Не визжи, здесь нельзя оставаться. Твоя сестра отдала свою жизнь, чтобы спасти тебя, переправить в безопасную столицу. Останешься – и ее жертва окажется напрасной.
Ребенок, крепко обнял сестру за шею, и мужчине пришлось с силой его отрывать, на руках унося из-под огня. Подоспела новая волна людей, они пробивались вперед, и стража без пощады палила в них из жезлов. Азри смотрел на бойню из-за плеча своего спасителя, навсегда запоминая, как падают люди, как задние ряды идут напролом, как горит серое здание, а над ее крышей вздымается волна мертвенного голубого цвета.
«Скверна!» – в предсмертной агонии заорали люди, но к тому времени мужчина занес Азри в безопасное помещение, и стражники закрыли проход, полностью запечатав стену.
– Потеряли часть товара! – сокрушался молодой солдат. – Нам за это голову открутят.
– Не открутят, – возразил командир. – Приказ был спасти все, что сможем. Часть груза была обречена, времени на нее не хватало.
– А с ребенком ты что будешь делать, отец? Зачем ты вообще его взял?
Мужчина и сам не до конца понимал, но твердо решил, что защитит мальца. Все-таки жестокие приказы исполняли не те, кто их отдавал, а они, стражники, и им приходилось жить с грузом вины на плечах. Пусть большинство жителей Пустоши и было отребьем, но они хотели одного – выжить. Им не дали такого шанса.
Хлопья снега красиво кружились в воздухе, и оседали на деревьях так живописно, словно ими управляла рука художника. Из высокого окна открывался роскошный вид на сад, над которым поработали лучшие садоводы столицы. Герцог Рой Стэнли Милтон не жалел средств на благоустройство своей усадьбы, и давно превзошел в этом деле даже наместника, обитавшего во дворце, напоминавшем больше медвежью берлогу.
По коридору раздались уверенные шаги, и спустя секунду в кабинет зашел высокий худощавый мужчина в элегантном костюме. Белоснежная рубашка, шейный платок, идеально скроенный сюртук, золотые часы на цепочке – все это стоило как годовой бюджет простой семьи, но герцоги не экономили на внешнем виде.
– Ты уже здесь, Герберт! Вовремя, как, собственно, и всегда.
– Доброе утро, милорд, я принес документы на подпись.
– Уже? Так скоро?
Беловолосый юноша одарил его четко выверенной улыбкой, и не поменял выражения лица, когда герцог начал проверять принесенные бумаги. Не найдя ни одной ошибки, Милтон взялся за перо, и поставил свою подпись.
– Благодарю, милорд, – кивнул юноша, собирая документы со стола.
– Скажи-ка, Герберт, ты уже придумал, как проведешь праздники?
Помощник скромно потупился.
– Вы же знаете, ваша светлость, что я вырос в приюте. На праздник я хотел бы съездить к ним, повидаться, отвезти подарки. Обездоленным детям всегда бывает приятно получать внимание.
Герцог кивнул с одобрением.
– Благородно! Как тебе известно, каждый год на праздник я жертвую крупную сумму на благотворительность, и в этот раз намерен облагодетельствовать тот приют, в котором ты вырос. Что скажешь?
Герберт понимал, что хозяином руководит не просто доброта, а желание поддерживать фамильную репутацию, но восторг и признательность он выразил самым искренним образом. Умение лгать и скрывать чувства стало первым, чему он научился в столице.
– Пожалуй, мы даже навестим тех сирот. Займись организацией.
Рой Милтон регулярно заставлял свою семью посещать не только светские рауты, но и благотворительные мероприятия, что создавало хлопот и службе безопасности, и многочисленным помощникам.
Вот и теперь, получив новое задание, которое лишит его половины отдыха на праздниках, Герберт Медоу покинул усадьбу Милтонов, вдыхая свежий морозный воздух. Обернулся назад, и увидел в окне светлый силуэт, тут же исчезнувший за портьерами.
Сейлем – единственная дочь герцога – часто следила за ним исподтишка, но юношу не прельщало внимание высокопоставленной наследницы. При всем желании ему не удалось бы получить с ее помощью выгодное родство, а сбегать с девчонкой было некуда, разве что на Пустошь, однако попасть туда снова парню совершенно не хотелось. И так едва вырвался ценой жизни своих близких, а Сейлем того не стоила.
Редкие прохожие спешили по делам, предвкушая грядущие праздники, но у Герберта не было настроения заниматься чем-то праздным. Во-первых, следовало заняться поручением Милтона, во-вторых, – подготовить подарки для сирот, в-третьих, – повидаться с Матиасом Райтом и его семьей. Вот они действительно были теми людьми, которых он искренне любил, и с которыми всегда был рад провести время. Но в его положении время было слишком ценным ресурсом, чтобы тратить его на свои нужны.
***
Девять лет назад Герберт (которого тогда звали Азри) проснулся на жестком ложе, не понимая, почему ему так холодно, и куда подевалась сестра. Ему приснился ужасный сон о скверне, но, стоило открыть глаза, и увидеть обстановку, как мальчик осознал, что тот кошмар произошел на самом деле. Скверна заполонила Пустошь, старший брат Наем умер, как и сестра Экли в попытке спасти мальчика. Огонь и кровь, преследовавшие его во сне, были реальностью, через которую Азри пришлось пройти, и которая никогда его больше не отпустит.
Но пережитый ужас не сломал ребенка, а неожиданно закалил, обратил сердце в гранит, и ничто на свете уже не могло его надломить.
– Проснулся, – раздался молодой голос. – Держи хлеб, поешь немного. Все равно больше тебе предложить нечего.
Сын командира наблюдал за мальчиком с насмешливым интересом.
– В твоей торбе мы нашли много эффов душ. Ты богач, ты ведь знаешь об этом?
– И что теперь, отберете их себе?
– Я бы отобрал, но мой отец посчитал, что это будет подло. Странно, кстати, он никогда не вел себя так мягко. Крепко же твоя сестра ему запала в сердце! Красивая была, не поспоришь. А ты на нее не похож, твоя внешность выдает родство с аристократами. Кем был твой отец?
– Не знаю, – опустил глаза Азри.
– Покажи метку Шарии на руке.
Мальчик подвернул рукав, обнажая родимое пятно чуть выше запястья – черный полумесяц.
– Такие бывают только у магов, – усмехнулся солдат, показывая Азри похожую метку. – Ты знаешь, как управлять своей силой?
– Нет, сестра запрещала даже говорить об этом. Я редко выходил из дома, если нужно было куда-то выйти, она стригла мои волосы под корень.
Парень понимающе кивнул.
– Конечно, не хотела, чтобы кто-то узнал.
– Почему? Что в этом плохого?
– Местные преступники захотели бы использовать тебя, судьбы твоих близких оказались бы в их руках. Судя по количеству душ в колбах, твоя сестра планировала с помощью взяток переправить тебя в столицу. В итоге, правда, жизнь все переиграла, ты и так попал в город. Но и здесь тебе придется соблюдать осторожность: бастарды лордов давно никого не удивляют, но если узнают, что ты родился в Пустоши – поднимется знатная буря! Об этом придется молчать, а души мы как-нибудь легализуем.
– Как тебя зовут? – спросил мальчик после минутного молчания.
– Бартош Райт, а моего отца – Матиас.
– Я – Азри Клим.
Солдат улыбнулся, и на этот раз на его лице отразилась грусть.
– Забудь это имя, такого человека больше нет. Его поглотила скверна, как и всю Пустошь. Мы придумаем новое имя, перед тем, как отдать тебя в сиротский приют. Например, Кристиан, или Герберт.
– Лучше второе.
– Хорошо.
– А мне обязательно отправляться жить в сиротский приют? Вы не могли бы взять меня к себе?
Парень поперхнулся.
– Прости, мелкий, не выйдет. Как мы это объясним людям? У меня есть младшая сестра твоего возраста, а наша мать умерла два года назад. У отца безупречная репутация, он не выдаст тебя за незаконнорожденного сына, не станет так чернить память своей покойной супруги. Нельзя, чтобы кто-то догадался, откуда ты. Поэтому мы выдадим тебя за ребенка какой-нибудь женщины из низов, которая не стоит на учете. А как в приюте узнают, что ты маг – вопросы и вовсе отпадут.
– Но почему?
– Чтобы не копаться в тайнах высокопоставленных господ. Глянь на свою метку, такого насыщенного черного цвета она бывает только у могущественных магов. Моя светлее, потому что у нас не было предков благородных кровей.
«Кем же был мой отец?» – подумал Азри, разглядывая метку на руке.
***
Громкий крик впереди заставил юношу вынырнуть из воспоминаний. Четверо молодых людей в дорогой одежде с помощью магии избивали мальчишку-посыльного. Один из них был сыном графа Каймарского, остальных же Герберт рассматривать не стал, а просто перешел на другую улицу, чтобы не попадаться знатным подонкам на глаза.
Хоть он и обладал магией, общество видело в нем только нищего сироту, бастарда какого-то лорда, и выражало свое презрение любым доступным способом. Такие вот наследники герцогов часто его задирали, били, применяли жестокие заклинания, но Герберт не реагировал, не злился, не отвечал на унижения. Он помнил об ужасах Пустоши, помнил цену, которую Наему и Экли пришлось заплатить за его свободу, поэтому на каждое бранное слово лишь милее улыбался, и никогда не показывал своей боли.
Со временем это остудило пыл обидчиков: какой толк вымещать злобу на человеке, которому было абсолютно безразлично? И они нашли новые мишени для своих жестоких забав, а Герберт старался не попадаться им на глаза, не вмешиваться в их дела, да и в целом не провоцировать. Другие сироты в приюте, с которыми он рос, часто называли его змеем, подлой мразью, однако юноша полагал, что выживание требует особого подхода. И в итоге он добился успеха, о котором другие не мечтали.
***
Азри отмыли, переодели, и передали в руки невзрачного мужчины, который должен был отвезти его с подделанными документами в приют. Мальчик растерянно смотрел на командира, ставшего ему за последние несколько дней практически родным человеком, но Матиас Райт никак не мог оставить ребенка у себя, и уговаривал мальчишку не бояться.
– Это лучшее, что я могу для тебя сделать, поверь. И не беспокойся о душах, они будут дожидаться своего совершеннолетия в банке. Ну же, малыш, перестань плакать, хотя бы ради своей сестры.
Упоминание Экли подействовало: Азри отпустил руку Матиаса, и покорно последовал за невзрачным мужчиной. Спустя два часа ребенка уже приняли в сиротском приюте, где недовольная служанка окинула взглядом бедную одежду Азри, и отправилась за директором.
Вскоре он явился в сопровождении той же служанки, и властно подозвал к себе ребенка.
– Назови свое имя.
– Герберт Медоу, сэр.
– Мне сказали, твои родители умерли.
– Матушка умерла, а отца я никогда не знал.
Тут невзрачный сопровождающий вкрадчиво приблизился, извинился за то, что посмел вклиниться в чужую беседу, и осторожно приподнял рукав детской рубашонки. Директор и служанка оторопело уставились на метку, после чего от былого высокомерия не осталось ни следа: пусть мальчик и был всего лишь бастардом неизвестного лорда, но даже в таком случае к носителю высшей магии следовало относиться с уважением.
Без лишних допросов Азри оформили, не вдаваясь в правдивость его биографии, и с тех пор мальчишка сделал все возможное, чтобы забыть свое старое имя, отзываясь только на Герберта Медоу.
В небольшой комнатке стояло восемь кроватей; к одной из них подвели нового приютского ребенка. Остальные мальчики смотрели на Герберта с нескрываемым интересом, и, стоило служанке покинуть их, как они окружили новичка.
– Запомни, – произнес самый высокий из них, – если хочешь прижиться в нашей компании, научись быть тихим и покорным.
Экли выбила бы такому наглецу зубы, но мальчик помнил наставления Матиаса, и осознавал, что стоит на слишком тонком льду. В голове вспыхнули картинки недавнего ужаса, скверна, смерть, огонь. Море насилия, которое навсегда затопило его сердце. Нет, с такой разрушительной силой невозможно бороться неравных, но ее можно одолеть иначе, хитростью.
– Я хочу прижиться в вашей компании, – объявил он о своей цели, не обещая быть тихим и покорным.
Но ребята этого не поняли, и приняли его слова за согласие. Их предводитель протянул ему руку.
– Правильный выбор. Меня зовут Лексиус Раш, для друзей – просто Лекс. А тебя?
– Герберт Медоу.
– Мы будем называть тебя Бер. Знаешь имя родного отца?
Скользкий вопрос, удививший Герберта.
– Нет.
Лекс усмехнулся.
– Милостивая Шария, так ты вообще не в курсе! Садись, я тебе расскажу. В эту комнату селят только магов, детей от знатных лордов. Я, например, знаю имя своего отца, потому что всем было известно о его связи с моей матерью. Он меня не признал, но регулярно направляет сотни эффов душ приюту, я у директора на хорошем счету. Тебе, видимо, ничего не известно о собственном отце, но так чаще всего и случается.
– А дети не магического происхождения? Их ведь тоже селят в приюте, как я понял.
– У них менее комфортабельные условия, – надменно хмыкнул Лекс. – Они живут сразу по двадцать человек в комнате, им не выделяют столько же средств, сколько и нам на питание и одежду. Но да оно и понятно: зачем тратиться на этот скот? Все равно они вырастут, и станут слугами, мусорщиками, и прочим отребьем. Мы даже учимся от них отдельно, потому что нам преподают стоящие дисциплины, чтобы однажды мы стали помощниками лордов, служили в адвокатских конторах. Одним словом, у нас есть много возможностей, а у них – нет.
Лекс протянул руку к столу, и красное яблоко появилось в его ладони, хотя еще секунду назад лежало на книге. Герберт не сдержал удивленного восклицания, что польстило юному магу.
– Ты умеешь обращаться со своей силой? – спросил Лекс.
– Нет, но хочу научиться.
Искренний восторг и жажда знаний помогли Герберту завоевать снисхождение, а позже – и симпатию со стороны магически одаренных приютских детей. Он не пытался выбиться в лидеры, не стеснялся спрашивать и просить о помощи, поэтому Лекс воспринимал его как своего вассала, а сам Бер впитывал знания, как губка, обучаясь использовать собственные силы, и ему было глубоко безразлично, как его воспринимали остальные.
Несмотря на титанические усилия, результаты ребенка были самыми скромными. Он научился обращаться к своей магии, чувствовать, как эта прекрасная сила пронизывает его естество, как она связывает все сущее, наполняет собой, но подчинить магию оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. Он долгие годы подавлял свою силу, чтобы хозяева Пустоши не узнали о потенциале мальчика, однако теперь это аукнулось неожиданным образом: магия не желала подчиняться ему.
Спустя неделю после прибытия в приют Герберт сидел у окна, разглядывая очертания города, наполовину скрытого туманом, как мимо их ворот прошла унылая вереница людей в кандалах.
– Кто это? – недоуменно спросил мальчишка.
Лекс подошел к окну, и брезгливо скривился.
– Беглые из Пустоши. Порой эти твари пробираются в город, но их отлавливают, и казнят.
– Казнят? – оторопело переспросил Герберт.
– Да, выкачивают из них души.
– Как жестоко! – не сдержался мальчик.
– Бер, ты такой наивный! – снисходительно вздохнул Лекс. – Твоя мать, видимо, хорошенько тебя оберегала от мира. Пустошь – это самая мерзкая клоака на свете, там жили неудачники, омерзительные подобия людей, пока скверна не сравняла их помойку с землей. Даже от нее, как оказалось, есть польза! И эти твари, которых ты видишь за окном, дерзнули проникнуть в столицу, отравлять своим нечестивым дыханием наш воздух. Да я бы их на куски за такое порвал, только наместник считает жестокие меры излишними. Он слишком добрый и благородный, поэтому вместо заслуженной кары у беженцев просто выкачивают души.
«Для них это стало нормой, как же они дошли до такого?!»
Гнев и страх смешались в детском сердце, и на следующий день Бер сумел пробудить свою магию. Каждый раз, когда у него что-то не получалось, он вспоминал брезгливое лицо Лекса, и это наполняло его необходимым зарядом злости, выталкивало магию наружу. Сначала друзей радовали его успехи, но потом они стали волноваться, когда его результаты превзошли их.
***
До самого вечера Герберт выполнял поручения герцога, после чего вернулся в свою квартирку, и рухнул на кровать. Души, положенные Матиасом в банк, ежегодно приносили солидные проценты, так что сумма там скопилась внушительная, но по условиям контракта Бер сможет ею распоряжаться только по достижению совершеннолетия, которое в Ан-на’им наступало в двадцать лет. Осталось потерпеть еще год, но Герберт изнывал от желания скорее забрать души, и зажить в достатке.
Пока что ему приходилось работать на герцога Милтона, и довольствоваться малым. Парень не соглашался принимать помощь от Райта, ибо не хотел быть у него в еще большем долгу, а справляться самостоятельно оказалось нелегко. Лекса после обучения в приюте забрал родной отец – бессердечный, жестокий, отвратительный, но безмерно богатый герцог Лафанкофф. Официально так и не признал, зато обеспечил бастарда, доверяет важные задания, так что жизнь у старого знакомого сложилась прекрасно. Бер недавно его видел, но не стал подходить, ибо под конец обучения они рассорились, и Лекс был бы рад унизить Герберта.
Голодный желудок громогласно дал о себе знать, и уставший юноша поплелся в небольшую харчевню, где за умеренную сумму можно было сытно поужинать. Подставив колбу с душами под эффортер слуги, он заказал похлебку и хлеб. Знал бы всемогущий герцог Рой Милтон, чем питается его помощник! Может, прибавил бы жалованье, а так... За жилье заплати, подати заплати, пристойную одежду купи, волосы в порядок приведи – ну и все, на еду не остается. Как в те далекие дни, когда Экли экономила каждый эфф души, чтобы накопить на взятку.
«По крайней мере, здесь самая дешевая похлебка лучше самого изысканного блюда в Пустоши!» – подумал парень, опустошая свою тарелку.
На следующее утро Бер отправился в усадьбу своего хозяина, где ему предстояло прочесть лекцию младшему сыну герцога Милтона. Восьмилетний Генри совершенно не хотел заниматься, как и всякий другой ребенок его возраста он был оживленным и непоседливым, фамильное высокомерие еще не затопило его, как остальных членов высокопоставленной семьи.
– Я хочу поиграть в солдатиков! – воскликнул малыш, и книги ударились о стену, подброшенные его магией.
Герберт улыбнулся, и вскинул левую руку, сосредотачивая на кончиках пальцев собственную силу. Учебники мягко поднялись с пола, и вернулись на место.
– Милорд, ваш отец желает видеть вас образованным мужчиной.
Генри нахмурился, покапризничал еще десять минут, после чего устало развалился на стуле, повелительным жестом позволяя отцовскому помощнику говорить. «Нет, все-таки он типичный герцогский сынок!» – мысленно хмыкнул Герберт, и сцепил руки в замóк.
– Итак, продолжая тему нашего прошлого занятия, нужно отдельно рассказать о Шарие – верховной богине нашей столицы. На протяжении веков жители нашей державы поклонялись богине-матери, создательнице всего живого на планете, хранительнице прекрасного мира. Она не просто оберегала наши души, но и сдерживала скверну – темную материю, порожденную богом тьмы (или первым демоном, как его еще называют) Ургху из оскверненных людских душ.
– А потом Ургху убил светлую богиню!
– Все верно, милорд, согласно преданиям, коварный властитель преисподней изобразил раскаяние, попросил Шарию помочь очистить скверну, вернуть ей изначальный облик безупречной энергии. Только вот стоило богине спуститься под землю, как Ургху обрушил на нее всю мощь темной материи, и Шария, отрезанная от света, не смогла спасти свою жизнь.
– Она поступила глупо, не стоило доверять злому богу-демону.
– Ничего не поделаешь, такова была ее судьба. После гибели Шарии скверна неудержимым потоком распространилась по всему миру, изменяя суть всего, к чему дотрагивалась. Именно тогда появились жуткие твари – видоизмененные люди, птицы и животные, вроде гарпий, мар и прочих чудовищ, с которыми смертным лучше не встречаться.
– Маги их запросто одолеют! – с детским запалом воскликнул Генри.
– Но для этого нужно обладать большой магической силой, и, что еще важно, уметь ею пользоваться.
– То есть все сводится к тому, что нужно учиться.
– Да, милорд. Когда скверна вырвалась на свободу, только знания и опыт магов спасли наш город от разрушения. Не будь они достаточно умны – нас бы сейчас не было в живых.
– Расскажи мне об этом!
– С удовольствием. Это произошло триста лет назад, зимой, накануне дня Шарии, знаменующего собой конец одного года, и начало нового. Верховная жрица, принявшая магический отвар, увидела гибель богини, и предупредила о приближении скверны. Тогда самые могущественные маги распределились по границам столицы, и создали сильнейший защитный купол в истории. Темная материя навалилась на него всей своей тяжестью, но не смогла пробиться через заслон. Она атаковала яростно, беспощадно, и магам пришлось отступить, чтобы уменьшить радиус действия купола. Они отдавали свои силы, падали замертво, и на их место становились другие. Это жестокое противостояние продлилось месяц, после чего скверна отступила, но не было радости и ликования.
– Почему? Ведь они победили.
– Жители Ан-на’им увидели, во что темная энергия превратила земли, не защищенные куполом, многие потеряли близких. Однако всем стало очевидно, что мир изменился безвозвратно, и скверна еще вернется. Поэтому было решено построить заслон, великую стену, способную выдержать напор мертвой энергии.

– Но как стена работает? Как она сдерживает скверну? Почему здесь так хорошо, а за пределами стены – плохо?
– Устройство стены является тайной. Около двух ста лет назад тайные последователи Ургху попытались ее уничтожить, дабы открыть дорогу темной материи, но предок нашего нынешнего наместника вычислил и остановил предателей. По этой причине все знания о механизме работы стены были засекречены. Главное то, что она есть, и защищает нас.
– Я хочу знать больше, – нахмурился сын герцога.
– Милорд, однажды вы сможете стать тем, кому будут известны тайны, недоступные большинству. Но для этого вам стоит прилежно учиться, поглощать знания с неутолимой жаждой. Вы должны превзойти остальных.
– А почему мы используем души вместо золота? Раньше ведь люди расплачивались золотом.
– Добывать драгоценные металлы и камни стало сложно, для этого приходится ехать далеко за Пустошь, на мертвые земли, населенные тварями скверны. Не все возвращаются живыми из шахт. А людей в столице много, соответственно, много душ.
– То есть золото дороже души?
– Да, милорд. Один самый маленький бриллиант или сапфир стоит около семидесяти эффов душ. Понимаете, какое соотношение?
Мальчик важно кивнул.
– Соседних городов нет, вести торговлю нам не с кем. Мы сами по себе, столица – это последний остров безопасности посреди океана скверны. Поэтому во внутренних расчетах в качестве валюты мы используем единственное, что у нас есть – бессмертные души.
– А если они когда-нибудь закончатся?
– Чтобы этого не произошло, у нас есть мудрый наместник и единый городской банк. Общими усилиями они направляют общество, следят за развитием внутреннего рынка, берегут экономику от краха.
– Но ведь тогда получается, что души перестали быть источником света.
– С чего вы так решили? Они – абсолютный свет.
– Будь это так, их не выкачивали бы эффортерами. А у нас их и вовсе нет, магам душу заменяет магия. Поэтому, наверное, мы так спокойно обрекаем на смерть других, сами-то с душой расстаться не сможем.
Генри крепко задумался, и до конца занятия не отвлекался на шалости. Наставник нервно сглотнул, не понимая, откуда у ребенка возникли подобные мысли. Зрелые, жестокие в своей правдивости, но совершенно не детские.
Покидая усадьбу Милтонов, Герберт встретил в коридоре Сейлем, дочь герцога. Он учтиво ей поклонился, а она нежно зарделась.
– Вы уже уходите, мистер Медоу?
– Да, миледи, у меня еще есть несколько поручений, которые следует немедленно выполнить.
Она важно кивнула, и пожелала ему хорошего дня. Нелепая наивность! Его раздражало это высокомерие, незнание истинной жизни простых слуг, вроде него, которые крутились ежедневно, пока ей подобные дурели от скуки. Нет, красавица Сейлем не вызывала в нем ответных чувств, наоборот, он боялся, что ее увлечение заметит герцог, и уволит его. Или сделает что-нибудь похуже, лишь бы избавиться от опасности мезальянса.
Вечером повторилась ставшая привычной канитель: он упал на кровать, отдохнул, сходил поужинать, прогулялся по оживленной безопасной улице, вернулся домой, и хотел было лечь спать, как заметил в углу комнаты тень. Неуловимое движение, и боевое заклинание метнулось к врагу, но тень оказалась быстрее, и выскользнула через окно.
– Что за дьявол? – выругался парень, выглядывая наружу.
Зимняя ночь вступала в законные права, снег кружился все так же живописно, редкие прохожие разошлись по домам, и ничто не намекало на опасность или засаду. Однако Герберт помнил липкий страх, пробежавший по позвоночнику, и решил, что как можно скорее напишет Матиасу Райту. Если кто и поможет разобраться в этом происшествии, то только его давний спаситель, заменивший Герберту отца.
Отец... эта тема была для него обычно под запретом, но ночное происшествие пробудило давние мысли, широко раскрыло глаза, заставило чувствовать то, что он пытался вытравить из собственной памяти. Белокурые волосы и светлые глаза выдавали принадлежность к знатной крови: большинство наследников герцогов и графов имели похожий тип внешности. Но как этот неизвестный мужчина встретил его мать? Что он забыл в Пустоши? Почему ей позволили забеременеть? Почему не избавились от ребенка? Почему не пришли за ним после? Неужели не знали? Неужели Экли так хорошо замела следы?
Столько вопросов, на которые Герберту не следует знать ответов. Именно так он и решил, измученный и встревоженный, и погрузился в милосердное порой забытье.

Старый страх всколыхнулся в груди, когда утром его разбудили крики, доносившиеся с улицы. Герберт поднялся, ничего опасного не обнаружил в комнате, и только тогда выглянул в окно. Снег плотным слоем покрывал дорогу, и припорошил окоченевшее тело. Лицо было разбито, конечности вывернуты неестественным образом. Магический патруль уже оцепил место преступления, и допрашивал несчастных прохожих, обнаруживших труп. Юноша пригляделся, и узнал платье служанки из харчевни, племянницы хозяина. Милая юная девушка, за что ее убили? Что она вообще делала на улице в темное время суток?
Один из служителей порядка поднял хмурое лицо, и встретился глазами с Гербертом. Юноше стало жутко, но взгляд мужчины скользнул выше, и Бер понял, что не он один высовывается из окна. Большое количество любопытствующих спасло его от ненужных проблем, и парень поспешил захлопнуть оконную раму. Жаль, конечно, девушку, но та жуткая тень, выпрыгнувшая из окна ночью, никак не могла быть живым человеком, а рассказывать о подобном констеблю совершенно не хотелось. Сто процентов не поверят, еще и попытаются обвинить беззащитного сироту в преступлении. А даже если и не выйдет, герцог все равно не обрадуется, если его помощник окажется замешан в столь неприятном инциденте.
– Сколько в моей жизни переменных, Экли! – вздохнул парень. – Сколько масок приходится примерять, чтобы быть тем, кем меня хотят видеть, и кто может выжить в этом городе. Это не рай Шарии, о котором ты мечтала, сестричка, это самый настоящий ад!
Позволив себе минуту отчаяния, Герберт натянул улыбку на лицо, осторожно выскользнул из дома, не попавшись на глаза стражам порядка, и отправился по привычному маршруту в усадьбу герцога. Там его уже ждал Рой Милтон со своим наследником Леоном. Бер отдал бы многое, чтобы понравиться будущему герцогу, и стать его доверенным лицом, но наследник на дух не выносил Герберта, и даже не пытался скрывать своей антипатии.
– А вот и Герберт, секунда в секунду, поразительная пунктуальность! – воскликнул герцог, а его сын плотно сцепил челюсть.
– Доброе утро, ваша светлость. Милорд! – поздоровался он с высокопоставленными особами.
– Оно могло бы быть добрым, если бы не убийства, – высокомерно обронил Леон.
Его отец тонко улыбнулся.
– Я получил срочную депешу. Этой ночью было убито три человека, девушки, в разных частях города. Их сбросили с большой высоты, и оставили коченеть на морозе. Какая жестокость, подумать только!
Полученные сведения расставлялись на полочки в голове Герберта, пока герцог его внимательно разглядывал.
– Разумеется, кому какое дело до людской грязи, лишенной магии? Но их оставили на видном месте, что спровоцировало волнения в народе накануне праздника.
«Людская грязь, – повторял про себя юноша. – Моя сестра была бы для них всего лишь грязью, не стоящей внимании из-за отсутствия магии!» Но внешне он оставался спокоен, будто внутри не вскипала волна ненависти.
– Уверен, магический патруль обнаружит злоумышленников, – без тени эмоций в голосе ответил Герберт. – Все-таки этот вопрос находится в их ведении, а народ успокоится. Случались преступления и пострашнее.
Герцог томно вздохнул.
– Если бы стражи порядка работали по регламенту… Порой они допускают ошибки, которые ставят под сомнение их компетентность. Но да это не имеет значения сейчас. Наместник решил устроить прием в честь Дня Шарии, чтобы собрать главные фамилии Ан-на’им. Мы с семьей приглашены, и я добавил тебя в нашу свиту.
Оба Милтона впились глазами в его лицо, чтобы отследить реакцию, но Бер великолепно владел мимикой. Он польщенно кивнул, и ответил на взгляд герцога, ожидая дальнейших распоряжений.
– К тому времени должен состояться визит в сиротский приют, чтобы я мог похвастаться благородным деянием перед друзьями, ясно? Скорректируй график, подготовь все, и заверши свои собственные дела пораньше, чтобы не отвлекаться.
Герберт мечтал провести праздники с Матиасом Райтом и его семьей, но перспектива попасть на прием во дворец наместника превосходила все его расчеты. Такая честь выпадала не всем помощникам, и парень дорожил выпавшей на его долю удачей. Матиас не обидится, наоборот, будет гордиться его успехами, как и положено доброму другу. А там кто знает, может, ему удастся стать достойным его дочери Айви.

Получив полный свиток заданий, Бер весь оставшийся срок до праздников хлопотал не покладая рук. Он так и не написал Райту, решив рассказать о загадочной тени в личной беседе. Стражи порядка усилили меры безопасности, патрулировали, угрожающе размахивая огненными жезлами, что причиняло неудобства людям накануне Дня Шарии, но помощнику герцога никто не решался препятствовать, так что в назначенный день его сиятельство Рой Милтон отправился в сиротский приют в сопровождении наследника, дочери, младшего сына и Герберта. Последний едва сдерживал раздражение, глядя на блиставшую драгоценностями Сейлем.
– Моя дочь, ты так похожа на свою мать! – нежно приговаривал герцог. – Твое точеное личико, нежная кожа, бездонные глаза цвета лазури – все напоминает о ней!
Столь трогательное отцовское словоизлияние мало трогало Бера, который представлял реакцию сирот при появлении разряженной фамилии. И его ожидания оправдались в самой худшей мере: круглые глаза девочек в женском крыле приюта жадно поглощали роскошь наряда, недоступного им, сверкание драгоценных камней ослепляло. Самый мелкий из камушков на сапожках Сейлем стоял около трех сотен эффов душ, и она с непередаваемым презрением отворачивала лицо к окну, не считая сирот достойными своего взгляда. Ее младший брат Генри вел себя куда более непосредственно, и был бы рад пообщаться с воспитанниками, если сестра не вцепилась бы в его плечо.
Раздав подарки, выделив крупную сумму эффов душ приюту, герцогская семья удалилась под непрекращающиеся благодарности директора. Бер тихо пообещал ему заглянуть позже, и подарить свои подарки детям, и тоже последовал за Милтонами.
– Значит, ты вырос здесь? – надменно спросил Леон.
– Да, милорд.
– Когда именно тебя забрали в приют?
Эти расспросы парень не любил, но за долгие годы научился отвечать спокойно. Ступая по тонкому льду лжи нельзя распалять огонь правды.
– Около девяти лет назад, когда умерла моя мать.
– У тебя не было родственников?
– Те, которых я знал, мертвы.
– Нелегка сиротская доля! – усмехнулся Леон, а его сестра надула губки.
За близлежащими домами раздался крик, подхваченный многими голосами. Охрана герцога оцепила знатную цепью, приготовившись уничтожить каждого, кто приблизится к ним. Герберт молниеносно сплел магический барьер, заодно посылая разведывательную волну, и в его голове вспыхнула ужасная картина. «Почему сейчас, почему на моих глазах!» – мелькнула отчаянная мысль.
На улицу выскочил мужчина в изодранной одежде, с окровавленным лицом и безумным взглядом. Он понимал, что все пропало, но не сдавался до последнего, как и полагает выходцам из Пустоши. На него набросилось сразу пять стражников, но загнанный зверь всегда сражается яростно. Беглецу удалось оттолкнуть одного преследователя, но другой солдат направил на него электрический жезл, стрелявший током, и попал мужчине в спину.
Охрана заградила Сейлем обзор, пока остальные свидетели и городские зеваки наблюдали за пытками беженца. Его били током до тех пор, пока тело еще дергалось, после чего к нему подошли с эффортером, выкачали душу, и солдат размозжил ему голову тяжелым сапогом.
Сердце Герберта забилось с неистовой силой, тело мелко задрожало, но он не боялся этим себя видать: большинство людей отреагировали так же. Зато герцог с интересом прищурился.
– Надо же, судя по сиянию в эффортере, душа у беженца была вполне себе добротная. Жаль, что мануфактуру за стеной пришлось прикрыть.
Юноша не понял связь, но на всякий случай промолчал, зато его старший сын неожиданно высказался:
– Разве наместник не собирался принять закон, позволявший любому беженцу, прожившему в столице не менее десяти лет, считаться полноправным жителем Ан-на’им?
Бер замер, ибо впервые услышал о подобной инициативе.
– Собирался, – подтвердил Рой Милтон, – но передумал. После очередной волны скверны эти мрази проникли в столицу, расплодились здесь, их стало слишком много. Но я никогда и не понимал, зачем им позволять оседать в городе? Они годятся только на убой ради бессмертных душ, что с ними и делали в нашей мануфактуре когда-то.
Осознание, тошнота, и юноша сдержал позыв из последних сил. Что было в тех ящиках, вывозимых Матиасом Райтом и его отрядом? Неужели в мануфактуре незаконно выкачивали души? Каким образом?
– Ты меня слышишь? Герберт!
Он с трудом сфокусировал взгляд на герцоге, загоняя вглубь ненависть.
– Простите, ваша светлость. Мне не приходилось раньше видеть...
Бер не сумел договорить, но мужчинам этого и не понадобилось: они перевели взгляд на тело, которое волокли по белому снегу, оставляя за собой кровавый след и фрагменты мозга беженца.
– Ну вот, это отребье из Пустоши испортило нам день! – искренне посетовал Милтон, кладя руку на плечо Герберта. – Не будем больше вспоминать об этом инциденте, скоро прием у наместника, он нас всех подбодрит! А это кто? – он резко остановился. – Гляньте-ка, боевой маг первого ранга Матиас Райт!
Сердце снова болезненно сжалось: неужели Райт командовал этими стражниками, неужели по его указке они убили беженца?
Тем временем сам Райт яростно распекал своих людей, что не удержали беглеца, что убили у всех на виду, и словесные обороты боевого мага приняли такой накал, что страже герцога пришлось его окликнуть. Пунцовая Сейлем привалилась к старшему брату, а герцог Милтон подозвал к себе Матиаса.
– Ваша светлость, приношу извинения за...
– Полно вам, главное, что эта тварь больше не станет марать наш воздух.
– Да, угрозу мы устранили, – мрачно подтвердил Райт.
– И много еще таких живет в нашей столице?
Лицо мужчины заледенело, Герберт боялся, что неосторожным взглядом старый друг выдаст его, но Матиас не зря занимал свою должность.
– Полагаю, немало. Но рано или поздно мы их выявляем, и участь их незавидна. Я делаю то, что должен.
– Без сомнений, – важно кивнул Милтон. – Я полностью одобряю ваши методы, нельзя позволять всякому мусору чувствовать себя хозяином в нашем городе. А ваш сын тоже пошел по вашим стопам? Я помню юношу, он выиграл соревнования по магической борьбе, где я был судьей.
– Вы очень добры, ваша светлость. Долгое время Бартош служил под моим началом, а сейчас ему присвоили третий ранг, и распределили на другой участок стены.
– Достойно! Больше детьми вы не обзавелись?
Матиас напрягся еще больше, но не ответить герцогу не мог.
– Моя дочь Айви прошла курсы целителей. Как и ее покойная мать, она не хочет сидеть дома, а рвется лечить с помощью своего уникального дара.
Герцог задал еще несколько вопросов, прежде чем отправился домой со своей свитой. Герберту он дал несколько поручений, и юноша был рад возможности избавиться от неприятного ему общества. Да, он все знал о несовершенстве мира, в котором жил, привык к этим серым краскам, в которые маги раскрасили белоснежную мораль, но с каждым новым ударом ему становилось все труднее и труднее.
– Постой, куда так торопишься? – Матиас перехватил его в тесном переулке. – Что у тебя с лицом?
Еще недавно Райт был для него практически отцом, а сейчас юноша смотрел на мужчину, и видел того беженца, которого жестоко забивали электрическими жезлами по приказу командира. Матиаса.
– У меня много поручений от хозяина, нужно поспешить.
– Герберт! – рявкнул маг. – Прекрати строить из себя нежную девицу.
– Вы убили его! – не сдержался парень. – Забивали, как животное, пока он мочился в штаны, и молил о пощаде!
– Он подставился, а я не могу выгораживать всех подряд. Тем более он знал об Азри, – на грани слышимости произнес мужчина. – Требовал, чтобы я спрятал его, и угрожал рассказать всю правду о младшем брате Экли. У нас не было выбора, мы с парнями смекнули, чем это чревато, и защитили Азри единственным возможным путем.
– Избавившись от свидетеля, – прошептал Герберт, проводя рукой по лицу. – Дьявол, как он узнал? Кем он был? Он назвал свое имя?
– Кордан. Был ли Азри знаком с ним? – осторожно спросил Матиас.
– Не думаю.
– Ну, это еще ни о чем не говорит. Экли оберегала брата, почти не выпускала из дому, но другие же знали о его существовании. Только как Кордану удалось выяснить... детали? Этим я и займусь, а ты возвращайся к своей работе, выполняй ее добросовестно, ни во что не влезай, произошедшее не обсуждай. И не обвиняй меня, я лишь защищаю тех, кого люблю.
«Стоит ли моя жизнь этого?» – задавал себе вопрос юноша, пока не осознал, что раскрытие правды погубит и самого Матиаса, и его детей, и даже солдат из отряда, которые знали о спасенном ребенке. И не в последнюю очередь он любил чужого ребенка в память об Экли. Как же так вышло, что суровый командир влюбился в простую девушку из Пустоши, не обладавшую магией, еще и с первого взгляда?
Смерть наложила на нее отпечаток святости, ее имя охраняло Герберта получше любой молитвы: ради памяти возлюбленной Райт был готов практически на все. Бер и сам испытывал симпатию к Айви, но не понимал, как можно возложить свое сердце на алтарь женщины, не сестры или матери, а совершенно постороннего человека. Нет, такой любви он не желал, потому что она была сродни одержимости, неестественной, нездоровой тяги, которую стоило искоренять, а не подпитывать.
Так и не придя ко внятным выводам, юноша решил простить Матиаса, и постараться последовать всем полученным советам. Его ждал прием у самого наместника, и только на этом стоило акцентировать внимание, а с угрозами беженцев пусть разбирается Райт.
«Ты видел, как он с ними разбирается!» – возмутился голос совести, но Герберт нещадно его заглушил. «Пусть лучше они умирают, чем я. Если бы тот Кордан заговорил, стража вытянула бы мою душу эффортером», – поддержал голос разума, отмахиваясь от ноющей боли от увиденного.
«А как же мануфактуры? – снова встряла совесть. – Как ты можешь быть таким спокойным, ты же своими ушами все слышал!» Ярость затопила Герберта, и он опрокинул мебель в комнатке выбросом магии. «Я не знаю точно, что слышал. Возможно, мне показалось, или я допустил ошибку при толковании их разговора. Одно дело – выкачивать души преступников или тех, кто дал согласие, а создавать ферму по выращиванию людей для сбора их душ – это уже слишком. Герцог не пошел бы на такое, да и наместник не разрешил бы. Я ошибся, все не так понял!»
Но правда заключается в том, что он прекрасно все расслышал, прекрасно понимал, однако привычка закрывать глаза на творящиеся ужасы вокруг крепко въелась в сущность юноши. Лишь бы опасность обошла его – а там видно будет. Кем он был – героем, спасителем? Нет, всего лишь беженцем, чье существование могло прерваться в любую секунду, стоит только правде выплыть наружу, а закончить жизнь подобно тому мужчине Герберту совершенно не хотелось.
Юноша практически ничего не понял, но переспросить не успел: горячая пощечина обожгла щеку, и Бер проснулся. В комнате царил мрак, свет не проникал сквозь плотные занавески, но на магическом уровне он ощутил чье-то присутствие. Герберт соединил подушечки пальцев, вызывая в памяти заветные слова, и из его руки хлынул поток света.
Тень на стене дернулась, и скользнула к двери. Бер метнулся наперерез, вызывая больше света в комнате. Страх ушел, уступая место отточенным Матиасом навыкам. Однако противник оказался непривычным для юноши: не человек, не маг, а лишь пятно тьмы, и эта тень бросилась навстречу Герберту, проходя прямо сквозь него. Внутренности будто смерзлись, безумный холод сковал тело, и юноша упустил преимущество. Враг вырвался наружу через окно, и на этот раз Бер бросился следом, выглядывая наружу.
Сердце заколотилось с такой силой, словно пыталось вырваться из грудной клетки. Дрожащими руками Герберт задернул занавески, лег обратно на кровать, но продолжал видеть размозженное внизу тело. В прошлый раз тень выпрыгнула из окна, и утром на земле обнаружили тело девушки, служанки из харчевни. Этой ночью тень снова явилась к нему, и покинула комнату таким же образом. И под окном снова появился труп.
«Как это возможно? Что это за тварь? И почему она не нападает? Убить спящего проще простого, тем более для такой неведомой сущности, на которую не распространяются банальные правила логики и даже магии. Что за заклятие создало это чудовище?» – бормотал всю ночь напролет юноша, а с первыми признаками рассвета рискнул отодвинуть занавеску. Тот же сценарий, что и в прошлый раз: толпа ранних прохожих, магический патруль, окоченевшее на морозе тело. Кем была эта девушка – Бер пока не знал, и не рискнул выглядывать открыто.
Вместо этого он принял душ, привел себя в порядок, чтобы сходить к цирюльнику и забрать новый костюм. Явиться в дом наместника надлежало при полном параде, и Герберт скрепя сердце выделил пятьсот эффов душ из заначки. Однако даже этого не было достаточно: Леон Милтон и прочие наследники явятся в блеске своего величия, высокомерно посмеиваясь над помощниками, вроде Бера.
Ничего, отвечая улыбкой на презрение, он сумеет сохранить свое местечко. Лишь бы не закончить жизнь подобно Кордану!
Громкий стук в дверь заставил его подпрыгнуть. Парень встал в боевую стойку, но стук продолжался, четкий и размеренный. «Это всего лишь посетитель, успокойся, дурак, убийца не стал бы стучать!» – поругал себя парень, однако все равно напрягся, не привыкнув к визитерам.
На пороге стоили два стража порядка, один – высокий, взведенный как пружина, с худым и въедливым лицом, второй – низкорослый, расслабленный, недовольный взваленной на него работой. Они опрашивали жильцов дома, и, видимо, обойдя несколько квартир, не получили ни одной полезной зацепки. Однако одного взгляда на белокурые волосы и светлые глаза Герберта было достаточно, чтобы сбавить немного гонор: обычным магам приходилось проявлять уважение к детям высокопоставленных лордов, будь эти дети хоть сто раз бастардами.
– И вы ничего не слышали? – раздраженно спрашивал высокий маг. – Точно? Это происходило у вас под окнами.
– Сожалею, но мне нечего вам сказать. Я рано ложусь спать, и сплю крепко, не просыпаюсь за ночь ни разу.
– Какой восхитительный сон, прямо как у младенца! – не сдержался страж порядка.
Герберт покаянно вздохнул.
– Устаю, сильно. Работа на его сиятельство герцога Милтона это большая честь для меня, но и вместе с тем – большая ответственность.
Имя знатнейшего лорда подействовало лучше любого заклинания: второй страж сбивчиво извинился, и потянул за рукав своего коллегу. Бер ответил улыбкой на ненавидящий взгляд, спокойно запер дверь, вернулся в спальню, и сполз по стене.
Хоть он и не совершал убийств, они произошли на его глазах, и эта тень была как-то связана с ним. Совесть юноши была нечиста, он боялся потерять все, чего успел добиться. «Почему именно сейчас? Почему я?» – вопрошал раз за разом, но ответом была тишина.
В конце концов он очнулся от оцепенения, навел порядок в спальне, освежил лицо, надел пальто, и отправился по делам: цирюльник, портной, герцог Милтон – все его ждали с нетерпением, и ни к кому на встречу нельзя было опоздать. Тело уже успели убрать, что и обрадовало, и напрягло: Бер так и не рассмотрел, кого смерть настигла в этот раз. Зато разговоров об убийстве было пруд пруди, с каждым часом они обрастали такими выдуманными подробностями, что любой писатель позавидовал бы.
Странные все-таки люди, как быстро они привыкают к плохому! Когда в прошлый раз умерли девушки – горожане перепугались, сидели по углам, боялись собственной тени. Сейчас же они жаждали новостей, ибо преступление перестало быть в новинку, и служило лишь источником сплетен и разнообразия в привычной рутине.
– Ох, вы бы видели! – картинно морщила нос пожилая дама. – Просто ужас, отвратительное зрелище! Внутренности наружу, смерзлись – зрелище самое что ни на есть тошнотворное! Надо же было этой бродяжке умереть под нашими окнами, на улице, где живут честные люди.
Герберт торопливо обошел толпу, и едва не бегом кинулся за костюмом. Наряд ему идеально подошел, на секунду он забыл даже о злости на людей и убийцу-тень. Повертелся перед зеркалом, сдул с рукава невидимую пылинку, и отправился в усадьбу герцога, чтобы в составе его свиты прибыть во дворец могущественного наместника.
Хоть бы этот вечер удался, и изменил его жизнь к лучшему!