Профессор. Эксперимент на двоих

Пролог

– Вы не имеете права так говорить со мной!

Мой голос дрожал от возмущения.

Он медленно обернулся, и в его взгляде, холодном, почти клиническом, мелькнула тёмная, хищная искра, от которой моё тело невольно напряглось.

– У меня нет права? – тихо переспросил он, и его голос, низкий и бархатистый, прокатился по моей коже тёплой волной.

Он направился ко мне. Каждый шаг был размеренный, но властный, будто он уже знал, что я в его власти.

Мой протест прозвучал громче, чем я хотела:

– Нет!

Я инстинктивно отступила, но холодный край стола упёрся в мою поясницу, словно сообщник, лишивший меня путей к отступлению. Мои ладони опёрлись о столешницу, пальцы сжались, а предательская дрожь пробежала по телу, от коленей до кончиков пальцев, вызывая лёгкое покалывание внизу живота.

Профессор остановился в сантиметре от меня, и жар его сильного, мускулистого тела обволакивал меня даже сквозь одежду, заставляя кожу гореть. Терпкий аромат его парфюма с нотами сандала и тёмной амбры смешивался с едва уловимым запахом его кожи, создавая одуряющий коктейль, от которого воздух стал тяжёлым, почти осязаемым.

– Нет? – Он склонил голову, его голос опустился до интимного, обволакивающего шёпота, который, казалось, касался не только ушей, но и чего-то глубокого внутри меня. – А вы уверены, что не хотите, чтобы я это право… взял?

Его слова были не вызовом, а искушением, пропитанным властью и соблазном.

Я чувствовала, как моё дыхание учащается, грудь вздымается, натягивая ткань платья, и знала, что он заметил, как она предательски заострилась под тонкой тканью. Ладони, опирающиеся о край стола, вспотели, а сердце колотилось так громко, что я боялась, он услышит.

Открыла было рот, чтобы потребовать дистанции, протокола, субординации… но слова застряли в горле, растворяясь в тепле его близости.

Его правая рука поднялась в гипнотически медленном жесте и легла мне на плечо. Прикосновение было лёгким, но его тяжесть приковывала меня к месту. Я напряглась, готовая сбросить его руку, но тело предало меня, парализованное его взглядом.

Я ведь хотела карьеру, а не нервный срыв…

Он ждал.

Его пронзительный взгляд изучал моё лицо, читая малейшие признаки паники, любопытства и – я знала это! – возбуждения: расширенные зрачки, учащённое дыхание, влажность губ, которые я невольно прикусила. Затем его пальцы, с неожиданной для учёного нежностью, начали скользить вниз по рукаву.

Медленно. Мучительно медленно.

Кончики его пальцев, слегка огрубевшие от карандаша и бумаги, скользили по ткани, но я чувствовала их, как если бы они касались обнажённой кожи. Электрическое напряжение пробегало по моим венам, и я невольно сжала бёдра, пытаясь справиться с нарастающим теплом, которое разливалось внизу живота.

Его взгляд оставался прикован к моим глазам.

Казалось, профессор видел сквозь них в мой мозг, отслеживая, как этот стимул обрабатывается: тактильность, близость, уязвимость, запрет.

Его рука достигла локтя, затем запястья, и наконец, он взял мою ладонь, лежащую на столе. Он не сжал её, лишь чуть приподнял и большим пальцем, с хирургической точностью, коснулся подушечек моих пальцев.

Это простое, невесомое прикосновение обожгло меня, как разряд, и я задохнулась, чувствуя, как жар от его кожи проникает в мою, вызывая почти болезненное желание. Все мои мысли смешались в единый, оглушающий шум.

– Я не беру ваше право, Лена. Вы отдаете его мне. Добровольно. И я хочу знать… – он сделал паузу, вглядываясь в меня, его глаза потемнели, в них вспыхнул голод, – …почему.

Пролог 2

Я почти не могла дышать…

Или не хотела.

Просто смотрела на него, ощущая в месте прикосновения его пальцев неконтролируемое тепло, которое проникало прямо в кровь. Это был самый опасный момент: когда научный интерес и личное влечение становились неразличимы.

Он медленно, чувственно разгладил подушечки моих пальцев, и моё тело мгновенно отозвалось на его прикосновения, сладкое, тяжёлое тепло стало только сильнее.

– Видите, – его голос был едва слышен, низкий, с бархатной хрипотцой, от которой по спине побежали мурашки, – вы не отдернули руку. Ваша реакция избегания была подавлена, Лена. Не страхом. А... чем-то другим.

Он поднял мою ладонь чуть выше, приближая мои пальцы к своему лицу. Я смотрела, завороженная движением, чувствуя, как пульс стучит в венах на запястье, которое он держал. Он склонил голову, и его глаза, пристальные и требовательные, не отпускали моих.

Затем, совершенно демонстративно, он поднёс мои пальцы к своим губам. Но не коснулся. Только задержал их на миллиметр от линии, где его верхняя губа переходила в короткую, идеальную тень щетины.

Я почувствовала горячее, влажное дыхание на коже, обжигающее, как открытый огонь. Это была чистая, нефильтрованная провокация, и моё тело отреагировало мгновенно: по спине пробежала судорога, а внизу живота разлилось сладкое, мучительное желание.

Мой рот приоткрылся от изумления и внезапного, захватывающего дух шока. Слова застряли в горле, и я лишь выдохнула слабым, прерывистым вздохом:

– Вы… не понимаете…

Его глаза потемнели, в них вспыхнул огонь, который раньше был скрыт за холодной маской учёного. Он опустил мою руку, но не отпустил, а внезапно подался вперёд, преодолевая последние сантиметры, разделявшие нас.

Я инстинктивно подалась назад, но стол не дал отодвинуться дальше. Его лицо оказалось в опасной близости, всего в полувздохе от моего. Дыхание смешалось с моим, горячее, чуть влажное, и я знала, что он чувствует, как дрожат мои губы.

– Нет, – его голос стал ещё ниже, почти рычащим шёпотом. – Это ты понятия не имеешь, с чем играешь. И с кем.

Я замерла, ошеломлённая. Не его словами – их я могла бы отбросить как часть эксперимента. А его близостью. Это не было просто физической угрозой; это была граница, которую нельзя было перейти без необратимых последствий.

Я опустила глаза.

Взгляд скользнул по его напряжённой шее, по резкой линии челюсти, и невольно остановились ниже. Ткань его брюк была красноречиво натянута, выдавая его мужскую реакцию, и это зрелище – гениальный, брутальный профессор-нейрофизиолог, потерявший над собой контроль, – заставило мои щёки вспыхнуть. Это был не румянец смущения, а пожар понимания, от которого моё тело задрожало сильнее, а тепло внизу живота стало почти невыносимым.

Профессор это заметил.

И улыбка, которая появилась на его губах, была самой всезнающе-искушающей и опасной, которую я когда-либо видела.

Он наклонился ещё ближе, и я почувствовала, как он окончательно и бесповоротно плотно прижался ко мне. Своим твёрдым и горячим желанием.

Мой разум кричал, что это неправильно, но тело уже не слушалось, поддаваясь его власти. Его рука скользнула к моей талии, пальцы слегка сжали кожу через ткань, и я невольно выгнулась навстречу, чувствуя, как сладкое, тяжёлое тепло разливается всё сильнее.

– Скажи мне, Лена, – прошептал он, его губы почти касались моего уха, а голос был пропитан соблазном. – Что ты чувствуешь… прямо сейчас?