Часть 1. Мелкие неприятности.

 

Вечернее солнце заливало расплавленным золотом потёртые крыши пятиэтажек, скользило косыми лучами по детским площадкам, щекотало разомлевших в пыли дворовых котов. Небольшой посёлок, притулившийся в стороне от шумных автомагистралей, тихо радовался хорошей погоде. Как и сотни таких же, забытых и опустевших, он не был даже точкой на карте. Старожилы ещё могли припомнить то недалёкое прошлое, когда Сосновск именовался городом, и жизнь в нём бурлила как река по весне. Теперь же это скорее была тихая заводь: молодёжь разъехалась, большинство предприятий закрылось. Из достопримечательностей осталась разве что дубрава, высаженная ещё при Екатерине второй, да церковь в соседнем селе, где внезапно замироточила икона Божией Матери. Впрочем, самому посёлку чудо не помогло. Устремившиеся к иконе паломники всё также ехали мимо, лишь иногда заруливая в маленький мирок, чтоб пополнить запасы провизии и в очередной раз набить оскомину вопросом: «А что это за деревня?»

 

Максим Тимофеев, а для своих просто Макс, был самым, что ни на есть местным, аж до пятого колена. Здесь он родился, ходил в детский сад, окончил школу, знал по имени каждую встречную собаку. Ну, разве что техникум посещал в ближайшем городе. С этого лета к студенческой касте парень больше не принадлежал. Вожделенный синий диплом уже месяц пылился на верхней полке как забытый трофей.

 

— Иди ужинать, — раздался с кухни нетерпеливый голос матери.

— Угу, — запоздало отозвался Макс, не отрываясь от монитора компьютера.

— Я больше разогревать не буду.

 

Сковородка громыхнула об стол гораздо громче, чем час назад. Собрав силу воли в кулак, парень поставил игру на паузу, оставив полк виртуальных зомби терпеливо дожидаться своей незавидной участи.

 

«Расстреливать их, конечно, эффективней, но от топора мозги летят во все стороны», — размышлял про себя заядлый геймер, склонившись над жареной картошкой.

 

— Выброшу я все твои «стрелялки», — привычно выговаривала ему мать. — Сколько можно туда пялиться, глаза портить? По дому помочь — тебя не дождёшься.

 

Макс по праву гордился любовно собранным своими руками «железом» и внушительной коллекцией игр. Весь талант и добрую волю он вложил в этого прожорливого монстра, по-королевски оттяпавшего лучшую половину комнаты. Восполнение неуюёмных потребностей умной машины всегда ставились Максом во главу угла. Вот и теперь было необходимо как-то заикнуться о покупке новой клавиатуры.

 

— И не лупи ты так по клавишам! У меня сейчас лишних денег нет, — словно прочитала его мысли мать. — Сапоги новые второй год купить не могу, то учёба твоя, то соседи сверху залили. Машина опять у отца сломалась. Шёл бы лучше ему в гараже помог.

— Не хочу, — вяло пробурчал парень.

— А тебе бы всё только ничего не делать, — разошлась женщина. — Днём из-за компьютера не вытащишь, а ночью шляешься непонятно где!

— Мне уже и погулять нельзя?

— Можно. Всю жизнь, что ли, гулять собрался?

 

 

Парень отодвинул тарелку, встал и быстрым шагом направился к двери.

 

— Максим, ты куда? — крикнула ему вслед мать.

— На работу.

— Рано же ещё…

 

Не ответив, Макс обулся и выбежал вон.

 

Подобные семейные спектакли последнее время стали доброй традицией. И одно он знал наверняка: чем быстрее уйдёшь, тем лучше. Отец — окулист в местной больнице, мать — кассир в магазине. Из их философии бывший студент хорошо усвоил, что жить надо по средствам. Он, в общем-то, и так старался не напрягать родителей: мысок левой кроссовки был аккуратно замотан скотчем, джинсы выцвели и вытянулись за два года непрерывной носки. Но вот компьютер — был той слабостью, в которой парень никак не мог себе отказать. Новые игры, программы, оборудование появлялись в их доме чуть ли не каждую неделю. Счет за интернет повергал мать в глубокое уныние.

В принципе, Макс с самого начала понял, что этим летом отдохнуть в своё удовольствие у него не получится. Но как только в родном техникуме прозвенел последний звонок, родители как с цепи сорвались. Мать пристраивала его помощником в ларёк с шаурмой, знакомые отца то и дело доставали, предлагая самые идиотские профессии… Назло всем молодой специалист пошёл работать уборщиком в заводскую лабораторию. Зарплата была чистым издевательством и не могла рассматриваться как средство к существованию, зато работа отнимала всего пару часов жизни каждый будний день и не была сопряжена ни с какой ответственностью.

Электронные часы на крыше универмага показывали половину десятого. Он действительно выскочил из дома слишком рано, даже если учесть, что дорога до завода занимала минут сорок и до самой лаборатории ещё около двадцати минут, всё равно полчаса оставались свободными. Макс замедлил шаг.

Как в плохом анекдоте идти нужно было мимо кладбища. Навстречу попадались немногочисленные прохожие. В основном это были степенные бабульки, усталые и вспотевшие после прополки могил почивших родственников. Парень привычно оглядел белые ограды, поблёскивающие в заходящем солнце золотистые венки. Что-то необъяснимо притягательное было в этом месте: то ли умиротворяющее спокойствие раскидистых цветущих лип, то ли напевное журчание бегущего неподалёку ручья… Но у него возникло мимолётное желание пройтись не спеша по этой тенистой узенькой дорожке мимо пожелтевших, увитых цветами фотографий, подняться по обветшалым ступеням и, может быть, даже зайти в церковь. Макс уже намеревался осуществить задуманное, но осёкся. Вот также год назад и его бабка возвращалась из леса, поставила корзинку у ворот и ни с того ни с сего пошла исповедоваться. Хотя всю жизнь была ярой коммунисткой и, по словам матери, церковь считала сборищем шарлатанов. Той же ночью она померла. Соседки на лавочке потом судачили: «Место себе Егоровна приглядывала. Всякая душа чувствует, когда её срок приходит».

Часть 2. Еда с доставкой на дом.

Пять лет спустя…

 

Ливень гулко барабанил в окна однокомнатной холостяцкой квартирки на третьем этаже. В белом мягком кресле напротив телевизора развалился худощавый мужчина лет сорока. Палец на кнопке пульта машинально переключал бесчисленные каналы, но мысли его были далеки от происходящего на экране. Добропорядочные соседи уже досматривали первый сон, а постель Александра Ивановича даже не была разобрана. Мужчина встал и подошёл к окну. Отодвинув тяжёлую штору, он долго с надеждой всматривался в тёмное небо. Никакого просвета. На журнальном столике пылились незаконченные рефераты и курсовые. Продольные желобки морщин собирали его лоб каждый раз, когда взгляд случайно натыкался на увесистую стопку. Привычку морщиться и сдвигать брови он приобрёл ещё, будучи преподавателем. Студенты хорошо знали, если лицо Александра Ивановича Шакранова принимало подобное выражение, сессия провалена окончательно и бесповоротно. «Не приемлемо», — сухо подмечал он, поджимая тонкие губы, и ни мольбы родителей, ни отчаянное рвение самого виновника не могли повлиять на его решение. Без маленьких невинных подарков, бескорыстной помощи в благоустройстве дачи, разъездов по срочным поручениям на хорошую оценку могли рассчитывать только те редкие везунчики, которые пришлись ему по душе. А так как весь род человеческий профессору был в принципе ненавистен, то их количество ежегодно колебалось между нулём и единицей. Таким сочувствовали. Где обычный студент мог отделаться часом другим добровольно-принудительных работ, любимчик отдувался за успеваемость всего курса. Он просто обязан был знать наизусть темы трёх-четырёх будущих лекций, при необходимости заменять преподавателя, свободно цитировать дополнительный материал и отвечать всё и на каждом занятии. Шакранова тихо ненавидели, но в конфронтацию вступать не решались. Поэтому валентинки с угрозами и неприличными картинками он получал исключительно анонимно.

Таким образом, перерождение Александра Ивановича в качественно новую вампирскую форму казалось лишь логическим продолжением его жизни.

Уволившись из института, он лишился стабильного заработка и был вынужден найти новое применение своим талантам. Срок сдачи заказов приходился на завтра, но до того ли ему сейчас было…

Телевизор неистово верещал голосом какой-то девки из фильма ужасов. На экране лысый саблезубый старикашка с оттопыренными ушами вгрызался в запертую дверь. Длинноногая блондинка в бикини наматывала уже десятый круг по комнате, не забывая молитвенно скрещивать руки на груди и периодически встряхивать волосами.

Александр Иванович презрительно фыркнул и выключил телевизор. Нехотя накинул дождевик и спустился на улицу. Он терпеть не мог сырость. Ну ладно, день, два, три, пусть даже неделю, но месяц дождей — это перебор.

Лужи давно вышли из берегов и наводнили тротуары, а там, где кончался асфальт, начиналась непролазная грязь. Город словно вымер. И всё же Шакранов с удивительной настойчивостью обследовал улицу за улицей, остановки, подъезды, дворы — все те уголки, где мог бы встретиться какой-нибудь припозднившийся прохожий.

Удача не спешила выказывать своё расположение. Начинался хмурый рассвет. Александр промочил ноги, замёрз, устал, но так и не наткнулся ни на кого подходящего. Последнее время он всё чаще стал жалеть, что рано отказался от помощи наставника. Но три года назад Александр Иванович и слушать об этом не хотел. Как же его, уважаемого профессора, будет учить какая-то клуша с хозяйственной сумкой наперевес. И вот результат. Последняя трапеза состоялась более пяти недель назад. Он хорошо помнил вкус хмельной крови того подвыпившего мужичка, настойчиво приглашавшего его в собутыльники.

 

В многоэтажках начали зажигаться окна. Люди просыпались, собирались по делам, завтракали…

Войдя в прихожую, он раздражённо скомкал мокрый целлофан и запнул его в угол. Шакранову панически не везло. Ещё на прошлой неделе профессор не воспринимал угрозу голодной смерти всерьёз, а теперь… Теперь силы были на исходе. Его начинало лихорадить, тело покрыл липкий пот. Оставалось последнее — смиренно просить Клавдию Васильевну вернуться и помочь своему спесивому ученику. Но Александр не сомневался: она крепко на него обиделась за сравнение с дизентерийной амёбой, хотя вряд ли знала, что это такое. Шакранова возмущала вселенская несправедливость. Почему его не обратил какой-нибудь достойный академик? Учёный муж эпохи Возрождения, современник Коперника и Парацельса. Тот, с кем можно было бы обсудить классическую латынь, расспросить о нюансах подписания Вестфальского мира… За какие грехи профессору досталась безграмотная курица?! Необъятная, крикливая бабища напористая как танк, без признаков интеллекта на одутловатом лице. Читала по слогам, считала на пальцах и суеверно перепрыгивала через порог, «чтоб гномики не разозлились». Александр Иванович рвал на себе волосы: где она и где гномики?! Да если бы они её хоть раз увидели, то, вообще, забыли бы как злиться!

Разве мог он терпеть поучения дремучей тётки?! Да и несла-то она какую-то чушь про важность гигиены и регулярное питание. Ради справедливости стоит отметить, советы по охоте там тоже были, но где-то через месяц терпение Шакранова лопнуло, и он бесцеремонно выставил свою благодетельницу за дверь.

 

Жажда мучила так, что темнело в глазах и сводило зубы. Александр чувствовал, завтра он не сможет даже выползти на улицу.

«Люди… Они не понимают своего счастья, — неожиданно подумал он. — Для них еда повсюду, только руку протяни: магазины, рынки… Прилавки ломятся от всякой всячины. Можно сходить в ресторан, можно стащить из супермаркета. Еду даже могут доставить на дом…»

«Еда на дом», — задумчиво протянул Шакранов, вскакивая с места.

 

Загрузка...