Проклята красотой

Жених

Песни начинаются с первой строчки, стихотворения с первого слова, сказки с фантазии, а приключения с запрета. Сказанья же начинаются с человека.

В далекой-далекой стране, название которой давно стерлось из памяти людей, став достоянием пустыни, люди воздвигли храм. Это величественное белое здание из мрамора и камня возвышалось над другими негласным лидером, превосходя ожидания и предрешая могущество. Прямые линии колонн, яркие миниатюры и изумляющие глаз фрески – все это было в храме обыденностью, делая каждый шаг внутри встречей с великолепием. 
 
Служители в храме были людьми иного толка – спокойные и миролюбивые, они занимали собственную нишу в классовом сословии города. Но среди них выделялась одна – жрица.

Стройный стан, кроткий взор ясных, как день, очей золотистого цвета, и прямые светло-каштановые волосы – она была поистине настоящим чудом. Вести о красоте жрицы в храме быстро разнеслась по всей стране, и истории о том, как прекрасен ее лик, передавались из уст в уста, становясь достоянием общественности. Персиковая кожа без изъяна, алые губы, вычерченные острым концом кисти на светлом лице и маленькая родинка на щеке – божественное провиденье.

Многие приходили к стенам храма, опускаясь на колени, моля о пощаде и любви. Многие люди мечтали хотя бы взглянуть на жрицу, уловить дуновение ветерка при движении ее бедер, услышать сладкие речи, вкусить манящий запах ее слов. 

Жрица была умной женщиной. Разговоры с ней поражали тех, кто не привык видеть в женщине умного собеседника. И, словно в подарок от Богов, она не старела… Проходили года, сменялись правители, а жрица все продолжала свой медленный ход, каждый день воспевая молитвы своей Богине и встречаясь с единицами просвещенных.

***
Солнце, отдавая медью по краям, нещадно палило и без того сухую землю. Размашистые ветви зелени пытались скрыться от лучей дневного светила и тянули свои листья в тень. Храм был как никогда прекрасен в этом великолепии зелени и золотых красок раннего утра.

Дышать было тяжело. Воздух напряжен, и каждый вздох наполнен сомнениями. 

Гинейла молилась. Она сидела в дальнем уголке своей обители, сложив руки в смирении и сидя на корточках возле статуи своей Богини, медленно и с чувством произнося раз за разом нужные слова. 

Легковерная служительница в белых халатах замерла при входе в молебен, на мгновение забывшись. Юная девушка засмотрелась на жрицу в прекрасных одеждах, что сидела, как настоящее второе изваяние, освещенное мягким разноцветным сиянием из верхнего витража. Яркие кубики крови, жизни, света и небес ложились на плечи девы, волосы которой спадали прямыми прядями на вздымающуюся грудь – единственное напоминание, кроме размеренной речи, о том, что она не виденье из сна, а реальный человек.

Когда последние слова потонули в тиши, юная служительница сделала шаг вперед. Стук ее обуви о пол быстро распространился вокруг, и та замерла, боясь, что жрица разозлится, что кто-то вошел в место ее уединения.

Улыбка коснулась алых, как свежая кровь, губ Гинейлы, и жрица произнесла чуть обеспокоенным тоном:

- Милая, что-то случилось?

- Да… Простите, главная жрица, - присела девушка, боясь поднять взор на Гинейлу. – Наш царь требует аудиенции.

- Царь? – приподняла одну бровь дева, сложив руки на своей груди. 

- Наш с вами господин умер месяц назад, и сейчас на престол ступил его старший сын – Менрос. Недавно он решил посетить наш славный город и со вчерашнего дня требует встречи с вами, госпожа, - рассказала служительница, из-под ресниц взглянув на Гинейлу и на мгновение замерев от красоты жрицы. – Мы пытались его утихомирить, ведь ваш выход строго запланирован, но он же царь…

Улыбка пропала с лица девы, оставив лишь тяжелый взгляд мудрых медовых глаз и здравомыслие:

- Вы заставили его ждать со вчерашнего вечера?

Девушка замялась:

- Эм… Да. Мы не смели вас отвлекать от молитвы. Стоило вас предупредить еще вчера?

- Уже поздно что-либо делать, - весомо заметила Гинейла, устало вздыхая, и лишь этот жест с ее стороны хоть как-то показал, что дева не спала всю ночь, воспевая свою тихую песнь безликой Богини Востока, которой и был посвящен их храм из мрамора и стекла. 

Менрос. Этот правитель был слишком юн и дерзок, чтобы вступить на трон и не совершить ошибок. Но в этой прыти и максимализме была его личная прелесть и изюминка. Статный молодой человек с черными, как вороное крыло, волосами и хитрым взглядом голубых глаз был настоящей безудержной стихией, сметавшей все на своем пути. А путь его был тернист…

- Менрос? – осторожно позвала юного царя миловидная служительница, пряча взор за светлой челкой. – Госпожа ждет вас в главном зале…

Парень ухмыльнулся, искажая лицо неровной линией тонких губ, и заметил:

- Жаль, что не в собственных покоях.

Но весь его пыл и смелость поутихли, стоило ему лишь войти в общий зал для встреч, где на небольшом постаменте возвышалась над остальными смертными жрица, как настоящее воплощении Богини Востока, если бы та имела лик, а не голос. И трелью ветра, шепотом сна, показались Менросу слова Гинейлы:

- Я приветствую вас, Менрос, сын Нои и Лауры, царь и господин мой. 

Менрос склонился перед жрицей, упав на одно колено, и на мгновение забылся, кто из них выше по рангу. Лишь спустя пару долгих мгновений, пока он сохранял в сердце прелестное лицо девы из пепла и золота с маком, парень снял с себя пелену ее красоты, поднявшись и ответив деве:

- Рад нашей встречи, главная жрица Богини Востока.

 Гинейла слабо повела рукой, указывая присесть новому царю на небольшую белую лавочку, окутанную цепкими ветвями винограда. Царь замялся на мгновение, но все же последовал немой просьбе жрицы и сел под размашистые ветви ельника. Он вздохнул полной грудью терпкий запах дерева и попытался вспомнить то, зачем пришел:

- Вы были знакомы с моим отцом, не так ли, главная жрица Богини Востока?

Рыцарь

Пустыня блестела золотом, словно все эти мелкие песчинки, наполняющие мир, смахнула дрогнувшая руку с чьего-то постамента. Звездная пыль желтого и оранжевого цветов, языками чистого пламени сжигая стопы странников, плескалась в лучах красного диска над головами. 

Ноги вьючных животных вязли в раскаленной лаве этого бездонного океана песка. Люди кутались в ткань, пытаясь хоть как-то скрыться от ветра…

Гинейла открыла налитые свинцом веки, не чувствуя собственного тела. Она дернулась в повозке, не понимая, что происходит и где именно она находится: ее горло жгло невыносимое чувство жажды, а вокруг было странно тихо. Дева прислушалась к еле уловимым звукам:

- Боги, как тут жарко и душно.

- Ветер в лицо. Дыши через платок.

- Неудобно… - вторил неизвестный и спустя мгновение поинтересовался. - А кого мы везем в столицу в этой повозке? 

- Не знаю. Но приказано не заглядывать внутрь, - хмуро отозвался второй собеседник. – И я бы не советовал нарушать этот приказ царя.

Жрица никогда не была глупа, и слова за пределами ее шатра быстро обрисовали сложившуюся ситуацию – ее выкрали из храма. И не кто иной, как тот безудержный юноша – Менрос. 

Смутно припоминались деве события вчерашнего дня… Разговоры, разговоры, разговоры. В голове вспыхивали и меркли образы, фразы, жестокий и властный взгляд царя… Он пытался добиться ее руки? Он так походил в этом на своего отца! Разве что Гинейла прекрасно знала, что долго отказываться и юлить в этот раз у нее не выйдет – Менрос не женат и не был, а срок ее обета закончен уже с полгода. Все говорило в пользу того, что быть ей уже не просто жрицей, а  царевной. 

Но дни шли, а личных аудиенций с юношей больше не было. Время шло, медленно утекая из пальцев, как и отведенный народом срок для своего же царя на посещение города-храма Богини Востока. 

Гинейла знала, видела, что Менрос слишком необуздан и смел, а его мысли не холодны и расчетливы, так что… Наверно, ей не следовало удивляться тому, что она оказалась в караване царя на полпути к столице ее прекрасной страны, когда на протяжении последней недели игнорировала внимание самого влиятельного мужчины огромного государства. 

- Извините, - раздался приятный голос по ту сторону плотной ткани, - вы очнулись?

- Вам разрешено со мной разговаривать? – удивилась дева, усаживаясь поудобнее в своем временном пристанище, с присущим лишь настоящим женщинам великолепием и гордостью принимая свое нынешнее положение, как в обществе, так и в ситуации. 

- Конечно. Вам что-нибудь необходимо? 

- Если можно, я хотела бы испить воды.

Минутная заминка и полог серо-коричневой ткани чуть отошел в сторону. В открывшийся проем просунулась загорелая мужская рука с еле заметными шрамами, сжимающая глиняный кувшин с водой. 

Дева приняла дар с улыбкой на устах и, как полагается, чуть наклонилась в благодарности за помощь, совершенно позабыв, что ее спаситель не видит этот жест. 

Часы тянулись тут совершенно иначе, нежели в храме, и Гинейла быстро заскучала, мысленно и в слух вспомнив все известные молитвы. Она пропела тихо и спокойно песнь во славу Богини Востока, в тайне надеясь, что та откликнется на ее голос и поможет своей жрице в столь трудной ситуации, но Боги были непреклонны, отдав деву в руки судьбы и не собираясь вмешиваться. Ближе к вечеру Гинейла не выдержала и осторожно поинтересовалась у молчаливого охранника, что незримо шествовал за ее повозкой по пустынным просторам страны Менроса, сколько еще им идти под палящим солнцем. 

- В лучшем случае, моя госпожа, еще два дня. Но, если судить по сильному ветру, скоро мы столкнемся с песчаной бурей. А это – существенная задержка. 

- Самум не благосклонен к каравану царя, - еле слышно заметила дева. 

Но на удивление ее слова дошли до слуха мужчины, и он ответил деве чуть грубее, чем прежде:

- Боги нередко ниспосылают нам трудности на пути, чтобы проверить – сможем ли мы добиться поставленной цели. Это ли не значит, что наша цель важна? – на мгновение деве показалось, что он пытается обмануть самого себя этими словами, но вскоре это ощущение пропало, и эмоции схлынули с тона речи мужчины.

- Возможно, - не стала спорить сразу Гинейла. – Вот только так же Боги могут отправлять на земли беды одна за другой, пока мы не поведем себя так, как им нужно. И вы до сих пор ручаетесь, что близость песчаной бури и сухих ветров не может означать как раз это – неверность выбранного нами пути?

- Я не отбрасываю в сторону такую возможность, - отозвался мужчина, тут же замолчав. Дева хотела было что-то сказать на это, но услышала ржание коня по ту сторону повозки и быстро поняла, что ее охранник чуть отошел от собеседницы. 

Ночь в пустыне приносит не только темноту и звездное небо, но и безумный холод, что пробирается в закутки одежды. Леденящее дыхание словно бы везде и оно заставляет колыхаться материю, проходится по щеке, оставляя лишь мерзлоту после своего касания, и вылетает прочь, чтобы вернуться вновь через пару мгновений.

Гинейла очнулась посреди ночи в резкой мерзлоте и почувствовала безумную ноющую боль по всему телу – неудобная поза, в которой она легла, давала свои нерадостные плоды. Зуб на зуб не попадал, и дева почти тут же начала тереть собственные затекшие ноги и вздрогнула, ощутив власть промозглого ветра вокруг.

- Вам не спится, госпожа? – после очередного собственного вздоха услышала Гинейла голос своего негласного слуги.

- Я думала, вы обиделись на мои слова и больше не появитесь, - поддела мужчину дева, внутренне обрадовавшись, но прежде чем он вновь ушел, продолжила: – Тут так холодно… Я думала в пустыне всегда жарко.

- Это пустыня. Песок не держит тепло, так что ночи тут тяжелые, - задумчиво заметил неизвестный.

Спустя полминуты он подал жрице плотную темную ткань, сказав:

- Накиньте себе не плечи и постарайтесь заснуть.

- Если честно… Я никогда не выходила за пределы храма, - почему-то решила поделиться с мужчиной дева, нечаянно коснувшись своими холодными руками раскаленных пальцев охранника.