Дворец генерала-губернатора был окружен толстыми высокими стенами, так что даже деревья не могли перевесить через них свои ветви. Яра невольно задержала дыхание, когда повозка проехала через двойные ворота. На несколько секунд все погрузилось во тьму, плотную, как покрывало. Слышался только скрип колес и размеренное фырканье лошадей. И только сердце девушки ухало так громко, что, казалось, его слышит вся округа. На взмокшую ладонь легла рука матери.
— Не бойся, мы все через это проходили. Вот увидишь, все будет хорошо.
В темноте ее лица не было видно, но Яра готова была поклясться, что на выбеленном лице матери в этот момент была ее неизменная теплая улыбка.
— Ты ее только еще больше нервируешь, — шутливо упрекнул ее отец.
Повозка проехала через узкий проход, темнота осталась позади, а с ней и сантименты. Семейство Кин тут же обрело придворно-серьезный вид. Прямые спины, ладони лежат на коленях — точь-в-точь истуканы в храмах. Яра никогда не понимала, зачем так делать, но повторяла за родителями, пока все «правильные» движения не стали заученными до автоматизма.
Она чуть скосила глаза и взглянула в окно, насколько позволял высокий воротник платья. За окном проплывали красивейшие сады, распустившиеся первой весенней красотой. В этом году на Праздник Лилии погода была просто великолепной, весна вступила в свои права, солнце ласково обнимало земли Империи своими лучами. Самый подходящий день, чтобы свезти самых красивых девушек колонии и украсить ими дворец генерала-губернатора Джао наравне с цветами.
Яра Кин была единственной дочерью маленького дворянского рода. В свое время они одними из первых присягнули первому Императору, но с тех пор прошло уже много поколений. Род Кин ослаб во внутренних войнах, и только их верность Императору не угасла. Но толку от нее, если их дочь родилась с меткой Черной луны?
Когда остров Джилонг стал колонией Империи Кан, старые боги и храмы остались в прошлом. Империя дала острову новые большие корабли, защищенные пути, но, самое главное — Систему. Гороскоп, если по-простому. Вся политика Империи строилась на основе положений звезд на небе. Когда начинать торговлю, с кем торговать, с кем заключать союз, кого назначать генералом-губернатором. У каждого дома появился свой астролог. Это быстро перешло и к дворянам поменьше, и к простым людям. И если мужчины совещались со звездочетами, чтобы знать, когда закупать скот и шелк, то женщин больше беспокоило, как обеспечить своим детям выгодные браки. Звезды знали лучше любой свахи, сколько детей принесет брак, как богато будут жить супруги. Вскоре все браки стали заключаться только по гороскопу.
Вот только Яра стала исключением. Каждый раз, стоило им пригласить в дом очередную сваху, история повторялась: женщина с усталыми глазами поджимала губы, причмокивала и говорила, что дело плохо и тыкала в Черную луну. «Поздно родилась, да? Видно, звездам хотелось, чтоб род ваш угас. Черная Луна на тяжелую судьбу указывает», — они тыкали в какие-то секторы на карте, а Яра смотрела в окно, на солнце, уступающее место луне. Всегда белоликой и безразличной, особенно к юной девушке, которую в лицо называли проклятьем рода Кин. Вскоре в их городе не было ни одной свахи, которая взялась бы за наследницу дома Кин. А поскольку ни одна уважающая сваха не признает, что что-то ей неподвластно, то о засидевшейся в девках Яре поползли слухи. Мол, и бесплодна, и слабоумна, и проклята. В общем, вскоре в дом нельзя было загнать ни одного жениха, даже из самого разорившегося рода.
Тогда глава семьи, Масато Кин, решил, что семейству пора перестать тратить будущее приданое дочери на гадалок, и написал письмо генералу-губернатору Джао. Так они и отправились на ярмарку невест, лелея надежду, что в столице колонии найдется хоть одна сваха, способная разглядеть что-то кроме проклятия в натальной карте Яры.
Дворец генерала-губернатора напоминал небольшой город в городе. Маленький, но все равно самодостаточный. Тут был и главный дом: большой и многоярусный, как корабль. Было несколько домов для прислуги, свой собственный сад, пруд с карпами, теплицы и даже небольшая ферма. Все, что водилось на территории дворца этим вечером должно было порадовать гостей и показаться на праздничном столе. А потом будет еще один такой вечер. И еще. И еще. До тех пор, пока генерал-губернатор не сумеет поспособствовать замужеству Яры. А до той поры она и другие девушки, по тем или иным причинам ставшие украшение местного двора, будут развлекать влиятельных господ, день за днем доказывая, что достойны исполнить свое предназначение и выйти замуж. Но даже чтоб получить скромную роль кандидатки, нужно было пройти отбор:танцы, пение, этикет. И, конечно, пообщаться с придворной свахой, говорящей на языке звезд.
Яра так погрузилась в свои мысли, что и сама не заметила, как повозка остановилась у длинного гостевого дома. При виде его изогнутой крыши и хрустальных колокольчиков, сверкавщих над дверьми и окнами, мама, Хана Кин, не сдержала возбужденной улыбки, навеянной воспоминаниями юности. На отца эти виды, похоже, тоже подействовали. Он положил свою ладонь поверх руки жены и мягко погладил ее пальцы.
— Славное было время. Ты помнишь…?
— Конечно, — улыбнулась она. — Ты впервые увидел меня вон на том балконе.
— А в тот же вечер госпожа Мин благословила наш брак.
Они переплели пальцы, глядя друг другу в глаза, как влюбленные. Но Яра, вместо обычного умиления, почувствовала лишь едкий укол раздражения в самое сердце. Казалось, они не слишком понимают всю серьезность ситуации. Они приехали в столицу разбираться с проклятьем, а не предаваться воспоминаниям.
Она дернула головой, прогоняя эти мысли и возвращая самообладание. Звякнули подвески на заколках.
— Почему вам все же не разрешат в этот раз остановиться в общих покоях? — спросила она, чтоб разбавить повисшее молчание. Родители переглянулись с мягкими улыбками.
— Это стратегический ход, звездочка, — улыбнулся Масато. — В мужских покоях я смогу заранее увидеть всех потенциальных женихов и их отцов.
В большом зале женского дома царила духота. Нагретый солнечными лучами воздух был вязким от приторного запаха духов, и все же никто не открывал окна. Так что тридцать девушек в компании матерей, служанок, сестер и наставниц изнывали от жары, борясь за каждый глоток воздуха и ловя выбеленными лицами каждое дуновение ветра. Некоторые невесты, наплевав на приличия, обмахивались веерами и широкими рукавами платьев, особо рьяные уже сбили когда-то безукоризненные прически. У других растекся макияж. Третьи были просто взвинчены бесконечным ожиданием и не сдерживали хищных взглядов или злобного шипения, стоило только кому-нибудь взглянуть в их сторону.
Мать и дочь Кин заняли место в дальнем углу зала. Яра сидела неподвижно, как статуэтка, и со скучающим видом наблюдала за остальными девушками. Кто-то, чтобы отвлечься от жары, готовился к основным испытания: танцам, музыке, этикету. Но в общей нервозности даже самые утонченные движения выглядели дергано и раздражающе. Яра одернула себя, стараясь не поддаваться общему настроению. У нее было множество поводов для раздражения помимо чужих кривых шагов.
Черное платье, которое выбрала для нее мать, оказалось ужасно неудобным. Сидя на раскаленном полу, Яра кожей чувствовала каждый шов, вгрызавшийся в тело. По бокам текли струйки пота, и оставалось только молиться, чтоб макияж не размазался по лицу влажными пятнами. Хотя, если бы приличия позволяли, Яра бы давно стерла и белила, и румяна, и уголь, которым ей в очередной раз нарисовали глаза восторженного подростка.
Сколько бы лет ей ни исполнялось, каждый раз ее гримировали под пятнадцатилетнюю девушку в самом расцвете юности. Утягивали грудь и бедра, пририсовывали щеки и пухлые губы, подкрашивали глаза, чтоб они выглядели по-детски удивленными. Надо сказать, за годы тщетных попыток выдать последнюю из рода Кин замуж, Хана исключительно преуспела в искусстве макияжа. Никто и догадаться не мог, что под личиной подростка скрывается молодая женщина с острыми скулами, терпеливо сжатыми губами и серьезными глазами, слишком уставшими даже для двадцати трех летней девушки. Саму же Яру этот маскарад сначала раздражал, а потом не вызывал ничего, кроме разъедающей пустоты. Каждый раз, смывая с лица косметику, она заново привыкала к себе и все пыталась понять, чем плоха ее нынешняя красота.
«Но это платье», — мысленно закатывала глаза девушка. Все присутствующие в зале были куда наряднее. Каждую одевали в платье цвета луны, под которой она родилась. Были зимние девушки в серебристых нарядах, рожденные под Снежной луной, были красавицы, облаченные в платья цвета миндаля, родившиеся под Розовой луной. И только Яра была в черном платье, украшенном скромной вышивкой. Почему нельзя было хотя бы притвориться и выбрать хоть сколько-то нейтральный наряд?
«Не вздумай дуться, звездочка. Носи свой цвет с гордостью, и тогда он перестанет быть проклятьем. Он станет вызовом», — говорила мать, затягивая ей пояс. Пока ношение черного платья было вызовом только для ее легких. Яра чувствовала, как от духоты и утяжек кружилась голова. Но жаловаться было нельзя, а уж ей тем более.
Со своего места Яра могла разглядеть галерею на втором этаже, из которой открывался вид на большой зал сверху. Сперва могла показаться, что архитектор просто так решил сделать высокий потолок, дать больше места, но если приглядеться, можно было рассмотреть силуэты, ходившие кругами на втором этаже. За каждой юной прелестницей следили. И даже безучастные служанки в углах зала наблюдали, не нарушит ли какая-нибудь излишне рьяная девица правила приличий, не устроит ли конфликт. И Яра терпела.
Мать сидела рядом и дальновидно не пыталась разговаривать с дочерью. Они уже столько раз бывали на подобных фестивалях в родной провинции, что Яра знала все ее заготовленные фразы, советы и слова утешения. И, признаться честно, ей это было уже не нужно. Она прекрасно помнила, как важно держать спину прямо и сохранять спокойное выражение лица. Нет-нет, она все равно бросала взгляды на Хану. Та отвечала ей теплой поддерживающей улыбкой. И на каждое такое мягкое движение губ Яре хотелось поклясться всеми оставшимися днями своей жизни, что в этот раз она не подведет семью. Она и раньше их не подводила, но ведь и замуж так и не вышла.
Ожидание тянулось бесконечно. Чтоб хоть как-то скоротать время, Яра ненадолго прикрыла глаза, вспоминая что-то приятное. Утреннюю сырость, липкий туман, висящий над полями и садами вокруг дома. Холодную покрытую росой траву, хлестко бившую по ногам, когда Ястреб галопом несся через поле, укрытое предрассветной дымкой. Свежий ветер, доносивший запахи угля и перебродивших фруктов, едкие нотки красок для ткани. После утренних прогулок Яра всегда направлялась на фабрики, которыми владел отец. Там женщины с утра и до ночи ткали и пряли, создавали тончайшие нити и сплетали из них полотна, которые потом отправлялись в богатейшие дома на острове. Они пели, смеялись, шутили, и их голоса вплетались в полотно трещания, щелчков и бульканья изысканным узором. Яра даже завидовала их простой и понятной жизни, в которой была только работа. Конечно, многие говорили, что бродить по фабрикам — неженское дело, но Яра ничего не могла с собой поделать. Она знала каждый уголок, каждую работницу, а еще периодически придумывала узоры для тканей. И не было ничего более удовлетворяющего в ее жизни, чем смотреть, как переплетения ветвей и цветов проступают на дорогих тканях, которые потом какой-нибудь портной превратит в наряды. Хотелось бы и сейчас занять тесную мастерскую, взять в руки кисть и…
— Яра?! — тонкий голос вырвал ее из размышлений. Девушка распахнула глаза и увидела перед собой сперва руки, аккуратные и тонкие, нежно придерживающие круглый тяжелый живот, подхваченный несколькими поясами уже не с целью скрыть, а скорее, чтобы облегчить бремя. Взгляд скользнул выше.
— Шани? — брови взмыли вверх при виде румяного лица подруги детства. Она вышла замуж целых шесть лет назад, но несколько беременностей, следовавших одна за другой, почти не изменили Шани Чен. Она была все также подвижна, а на полных губах не угасала улыбка, адресованная всему миру. Яра вежливо поклонилась замужней даме. Затем Шани обменялась поклонами с Ханой Кин.
Начались испытания. Девушек выстроили в центре зала. Харука Мин обошла каждую, издевательски помахивая веером. Она с первого взгляда отсеяла сутулых, косолапых, не вышедших лицом или кланявшихся недостаточно почтительно. Ее слова, холодный безразличный тон, били больнее пощечин. Девушки, всхлипывая, уходили в сопровождении своих взвинченных матерей, взбешенных бессилием и невозможностью противопоставить что-то этой сухонькой старухе.
Затем пришли музыканты и девушек, всех как одну, попросили исполнить Танец ветра. Хлопали ладоши, в воздух взлетали рукава. Девушки двигались стройным потоком под пристальными поддерживающими взглядами матерей. Темп ускорялся, инструменты нагревались, и вскоре зал наполнился музыкой, поглотившей тяжелое сбившееся дыхание танцовщиц, старавшихся не отставать в своих тяжелых неудобных нарядах.
Яра прикрыла глаза, концентрируясь на движениях. Шаг в сторону, присесть, поворот. Руки вверх, описать дугу, поворот головы. Полшага в сторону, наклониться к полу, вытянуться навстречу солнцу. И снова с начала. Кто-то сбивался, оступался, отставал, и под тяжелым взглядом Харуки Мин покидал строй. А музыка играла все громче, вбирая в себя все стоны и всхлипы. Яра делала шаг за шагом, упариваясь в черном платье, скрипя зубами и приказывая себе не уставать. Голени и плечи сводило судорогой. Колени дрожали. Волосы прилипли к вискам и лбу, а голова кружилась до тошноты. Казалось, музыка не закончится никогда, и они все навсегда застряли в этой адской пляске. Некоторые девушки, еще остававшиеся на ногах, начинали вслух шептать молитвы.
Совсем рядом Яра услышала протяжный стон и распахнула глаза ровно в тот момент, когда юная девушка в сиреневом наряде раненой птицей рухнула на пол и замерла. Лицо спряталось в сгибе локтя. А через секунду служанки помогли девушке подняться и вернули ее в объятия бледной, трясущейся матери.
Яра продолжала танцевать. Шаг, взмах, поворот, поклон, соприкосновение ладоней. Раз за разом бесконечный цикл повторялся, стирая из восприятия все, крове последовательности движений. Все расплылось перед глазами: и перекошенные болью лица соперниц, и пылающие лица матерей, и безразличная Харука Мин. Музыка прекратилась как раз в тот момент, когда Яра была готова рухнуть на пол.
Девушки остановились и опустили руки. От их пестрой толпы осталась лишь дюжина.
«М-да, — презрительно изогнула губы Харука Мин. — Что ж, не такой пыткой будет слушать ваше пение».
И об этой женщине ее мать отзывалась с такой теплотой?! Обернуться на маму Яра не решилась. Не хватало еще, чтобы Хана с одного взгляда поняла, что дочь находится на грани отчаяния.
По сравнению с танцами, пение было простой формальностью. Отсеяли тех, кто заметнее других фальшивил. Больше всего Харуке Мин понравилось пение Ики Чен, которая выбрала военную песню.
«Вам только в женском зале выступать с вашими балладами о любви», — проскрипела она, подтверждая каждое слово ударом трости.
Потом объявили перерыв. Всех матерей и выбывших девушек попросили покинуть зал. Оставшимся конкурсанткам позволили промакнуть пот и освежить макияж. Как только нехитрый туалет был завершен, служанки принесли несколько низких столиков и чайных сервизов.
«Этикет», — поняла Яра.
Девушки обходили столики, хищно поглядывая друг на друга.
«Ни одно испытание не скажет о благородстве девушки больше, чем светская беседа. Разбейтесь на пары и угостите друг друга чаем», — скомандовала Харука Мин. Яра, словно во сне, побрела к ближайшему столику. Сказывалась усталость, копившаяся еще с утра. Девушка даже не успела толком присмотреться к потенциальным партнершам, как вдруг напротив нее оказалось круглое и нежное лицо Ики Чен. Яра улыбнулась, готовая одарить девушку вежливым кивком, но Ики ее опередила. Склонила голову, касаясь пальцами лба. «Приветствие для старой девы» — так назывался этот жест. Девушки рядом тихо зашептались. Яра поджала губы, призывая все силы, чтоб изобразить улыбку, и вежливо кивнула.

— Ты стала настоящей красавицей, Ики, — проговорила она, протягивая руки к чайнику. Но девушка и тут проявила проворность.
— Позволь, я угощу тебя чаем, — прощебетала она. — Хотелось бы набраться в этом опыта.
— Конечно.
Ики кривила душой. Ее движения были безукоризненны и легки. Она быстро сполоснула чашки первой порцией чая и тут же поставила чайник на горелку, чтобы чай настоялся.
— Так радостно видеть тебя, Яра, после стольких лет, — улыбнулась девушка.
— Да, годы бегут мощной рекой.
— Главное, чтобы эта река не смыла молодость раньше времени.
«Мелкая язва», — поджала губы Яра.
— Молодость — это состояние души, — постаралась вильнуть она. Навострив слух, Яра услышала, как девушки за соседними столами обсуждают наряды и сорта чая. Харука Мин кружила вокруг них, как коршун, то и дело приговаривая: «И чем вы собираетесь заинтересовать гостей? Умением отличить пятнадцать оттенков розового?» И тут у Яры появилась идея.
— Что ты думаешь о новой пошлине на шелка?
Ики удивленно округлила глаза, и тут же спрятала раздражение, обернув его в аккуратную улыбку.
— Право, я не очень в этом разбираюсь. И, надеюсь, мой будущий муж сделает все, чтобы я не думала о подобных мелочах.
— Это не будет мелочью, если твой супруг окажется владельцем шелковой мануфактуры.
Ики прикрыла рот ладонью и зашлась щебечущим смехом, глядя куда-то поверх ее плеча. Яра медленно повернула голову и заметила нависшую над ними Харуку Мин. Старуха сжала подкрашенные красным губы в тонкую линию. Ее черные глаза метали молнии.
— Яра Кин, твои речи действительно впечатлят мужчин, а может, вгонят их в смертную тоску. Они приходят, чтобы говорить о делах с другими мужчинами, а твой долг — развлекать их, а не давать советы по уплате налогов, — она облизнула губы. — Ики Чен, твои попытки быть остроумной лишь подчеркивают твое невежество и надменность. Побольше дисциплины, девчонка.
«Пора вставать», — ласковый голос мамы выдернул Яру из тяжелого тревожного сна. В нем смешалось все: испытания, танцы, хищные глаза девушек, едкие речи Ики Чен и стучащая палкой Харука Мин. Яра резко села, пытаясь вспомнить, когда она вообще успела уснуть.
После короткого разговора в саду, они с мамой молча вернулись в покои. История, рассказанная мамой, Яру не обнадежила. Наоборот, в самое сердце девушки вонзился острый ядовитый шип обиды. Все эти годы она слушала едкие комментарии свах и думала, что это ее вина, что с ней что-то не так. А на самом деле, оказывается, мать с отцом были виноваты в ее проклятии. Это их плата. И все же они смели смеяться и приободрять Яру, как ни в чем не бывало. Какое лицемерие. Яра изо всех сил сдерживалась, чтобы не высказать матери, что она думает обо всей этой ситуации. А та была, как всегда, мила и всепонимающа. Казалось, она и не заметила перемены в дочери. Яра же теперь смотрела на весь мир другими глазами.
Она победит на этой ярмарке невест. Будет биться, даже если родители решат махнуть рукой и сдаться. Она добьется всего сама. Она…
— Ты отдохнула? — участливо спросила Хана.
Яра кивнула.
— Сколько у нас времени? — и, не дожидаясь ответа матери, выглянула в окно. Солнце уже начало окрашивать горизонт первыми отблесками оранжевого. Мама, как всегда, верно поняла ее вопрос.
— До церемонии еще пара часов. Мы все успеем. Начни с перекуса, на празднике на это времени не будет.
И, не принимая возражений, протянула дочери булочку с бобовой пастой. Еще совсем теплую и мягкую. Желудок сжался и жалобно заскулил, предвкушая пищу. Мягкое тесто, терпкая и пряная начинка пустили по телу волну дрожи. По дороге в столицу они обедали на постоялых дворах, порой лучшим из худшего. За время путешествия Яра успела попробовать все виды масла и жара, пережаренную рыбу и рис без ничего. И вот, наконец, нормальная еда. Ради этого стоило просыпаться.
В соседних покоях уже во всю кипели приготовления. Что-то постоянно падало, трещало, доносились недовольные возгласы то матерей, то невест. Через узкие щели между рейками можно было увидеть, как невест утягивают и украшают, наносят им на лица слои косметики. На секунду Яре показалось, что она увидела зареванные глаза соседки через стенку. Они были направлены на булочку.
— Никакой еды, а то в платье не влезешь! — тут же раздался голос почетной матроны.
— Но я есть хочу! — взвизгнула девица. Яра перевела взгляд на корзинку с булочками. Потом на маму. Та кивнула и помогла дочери подняться с постели.
Они прихватили угощение и вышли в коридор. Из-за соседних дверей и перегородок показались возбужденные ссорой девушки. Под их пристальными взглядами мать и дочь подошли к двери, из-за которой доносились сдавленные всхлипы, Яра постучала по перегородке. Дверь открыла пухлая уставшая женщина с огромными бровями, словно ей на лицо пришили двух горностаев.
— Мы вам что, мешаем? — мотнула она головой на короткой шее. Яра вежливо поклонилась и продемонстрировала ей угощение. Голос подала мама.
— Мы бы хотели поделиться булочками с вашей дочерью, — она оглядела коридор. — И со всеми остальными девушками, если никто не против. Церемония — важное событие. Не хочется, чтобы девушки рухнули в голодный обморок.
— В задницу себе засуньте свои булочки, — хлопнула дверью мать.
Жалобно затрещали рейки. Одна за другой любопытные головы начали скрываться в комнатах. Только одна девушка вышла из покоев и, воровато оглядываясь, быстро поклонилась и схватила протяную Ханой булочку. Женщина взглянула на дочь, и обе вернулись к себе.
— Мы все сделали правильно, — подытожила она. Яра сдержанно кивнула. Хана продолжила. — Помни, если тебе предстоит мероприятие — поешь заранее. Если оно ответственное и нужно выглядеть хорошо — тем более поешь. Тебе и самой так будет легче, и гостей не отпугнет нервное голодное лицо.
— Хорошо, — еще раз кивнула девушка.
В дверь постучали. На пороге оказалась служанка с ведром теплой воды и корзинкой с теплыми полотенцами.
— Помоешься тут, — быстро объяснила Хана.
— Тут есть баня.
— Да, но пятеро девушек сидят там уже час. Ты просто не успеешь помыться и задержишь остальных.
Яра бы сейчас все отдала за баню, но спорить тут было бессмысленно. Мама и служанка помогли ей выбраться из одежды. Пытка утяжками и поясами сменилась поливанием чуть-теплой водой и мытьем головы. Волосы безжалостно тянули и скребли, а потом вычесывали с пронзительным треском. Яра молилась, чтобы ее жених нашелся быстро. Она не выдержит такие пытки каждый день.
Прически невест были куда сложнее, чем у замужних женщин. Это были многоярусные конструкции, целые дома и корабли из шпилек, заколок и пропущенных сквозь них прядей. Это все дополнялось подвесками и живыми цветами, нитями бус из натуральных камней. Один неловкий поворот головы — и шея не выдержит этого веса. Хана сама руководила возведением прически на голове дочери. Она внимательно следила за руками служанки и, где нужно, подтягивала пряди и закрепляла дополнительными шпильками. Лет семь назад Яра бы шипела от боли и плакала, как это теперь делали ее соседки, но за годы девушка, кажется, разучилась чувствовать боль.
Когда с прической было окончено, на девушку надели сорочку и нижнее платье, перехватили корпус формирующим поясом, стянувшим бедра и грудь. Затем настал черед платья. Их у Яры было немного, но для торжественной церемонии стоило достать сразу самое роскошное. Хана извлекла из сундука наряд из иссиня-черного шелка, украшенного серебряной вышивкой и россыпью лунных камней и жемчужин. Наряд был тяжелый, тянул к земле. Но когда с многочисленными шнуровками и завязками было покончено, Яра обернулась к зеркалу и не сдержала улыбки. Даже ее строгое недовольное лицо смотрелось уместно. Она напоминала саму ночь во плоти, бесстрастную и молчаливую, всезнающую и всепонимающую.

С первыми лучами солнца женский до ожил. Дюжина девушек направилась в купальни. Яра неожиданно ловила на себе пристальные взгляды девушек и приободряющие улыбки. Даже юные прелестницы из «свиты» Ики Чен встречали ее с теплотой, словно давние подруги, делали комплименты ее вчерашнему образу. В десятке пар глаз стоял немой вопрос: «Чем интересовался Император?».
Яра же с удовольствием принимала теплую ванну, наконец не чувствуя себя изгоем. Девушки расступались перед ней, как перед мудрой старшей сестрой, уступали место и щедро делились последними сплетнями, как самыми дорогими сокровищами. Даже Ики Чен великодушно подсела к ней в бане и, взяв за руку, как закадычную подругу, озвучила волновавший многих вопрос:
— Что у тебя спрашивал император?
Ее голос словно снял печать с губ остальных невест. Тут же посыпались еще вопросы:
— Он также хорош вблизи, как издалека?
— Это правда, что с ним приехали десять наложниц?
— Он интересуется музыкой или театром?
Яра сперва пыталась сориентироваться, подобрать слова, о девушкам достаточно было иметь возможность узнать что-то о правителе, чтобы опьянеть от восторга. Яра просто сомкнула губы и ждала, когда они наговорятся всласть. Гомон достиг пика, а потом, наконец, утих.
— Благодарю, — улыбнулась девушка, чувствуя, как по языку раскатывается сладкий вкус превосходства. — Его Величество вежлив, обходителен и внимателен, остроумен и обаятелен, прекрасно разбирается в музыке и театре, но предпочитает более мужские темы. Торговлю, налоги. Я обсуждала с ним торговлю шелком в нашей провинции.
— У госпожи Кин только один шелк и на уме, — рассмеялась Ики. Остальные девушки испуганно хихикнули. — Ну, это неудивительно. Это же твой отец весь вечер рассказывал о своем расчудесном станке?
И опять волна смеха.
— Это лучше, чем часами болтать о том, в чем не смыслишь. Например, о благодетелях или уме, — отрезала Яра и покинула купальни.
В комнате ее уже встретила мама. Она светилась от радости и возбуждения и, не давая этому чувству пропасть, напевала себе под нос. Значит, утро принесло очень хорошие новости. Яра, совершенно позабыв о своей вчерашней обиде, села в углу и принялась наблюдать, как Хана Кин приводит себя в порядок, закалывая волосы шпильками и черня брови.
— Пришли добрые вести? — спросила она, когда мама заметила ее в отражении.
— Лучшие. Госпожа Мин вывесила списки: сколько женихов запросили расчеты натальных карт для каждой невесты. Тобой заинтересовались пятеро!
— Больше, чем за последние пять лет вместе взятых, — кивнула Яра. И правда, неплохой улов. И все-таки она спросила. — А что насчет Ики Чен?
— О, милая, — уголки губ мамы опустились. — Пятнадцать или двадцать. Но ты не должна на нее ровняться, ты должна сравнивать себя нынешнюю с собой прошлй, и…
— Я знаю, мама, — поджала губы Яра. Хана повернулась к ней и положила руку ей на плечо.
— Дорогая, услышь меня. Мне не нужно, чтобы ты приводила домой самого богатого жениха, самого знаменитого или влиятельного мужчину. Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И в вопросе твоего счастья я всегда тебя поддержу.
— Спасибо, — кивнула Яра, а рот наполнился горечью лжи.
О каком счастье может идти речь, если от ее замужества зависит судьба всего их рода?! Когда эта мудрая женщина стала такой наивной?
Мама снова будто прочитала ее мысли.
— Ты можешь считать, что я говорю глупости, и будешь по-своему права. Просто запомни мои слова: когда-нибудь ты поймешь, что самое большое счастье — проснуться утром и понять, что ты счастлива и ни о чем не жалеешь, что ты все делаешь правильно, и это не требует от тебя огромных усилий.
— Хорошо, — поджала губы девушка.
— Пора собираться на завтрак.
Большой зал, еще вчера ставший площадкой для испытаний, теперь превратился в обычный обеденный зал. Служанки вынесли несколько столов и выставили их в длинный ряд в центре. Госпожа Мин возглавляла эту трапезу, как императрица, а ее подданные — невесты и их матери, сестры и наставницы — боялись лишний раз вздохнуть под ее тяжелым взглядом. Все в напряжении ожидали, когда непоколебимая госпожа прокомментирует свои списки, а та, чувствуя свою власть над этими душами, завтракала и испытывала их терпение.
Когда, наконец, она расправилась с трапезой, настало время и поговорить.
— Хочу поблагодарить вас всех за блестящий дебют прошлым вечером. Все молодцы, никто не споткнулся, не облился чаем и не подавился креветками. Как я и ожидала, вы все создали о себе прекрасное впечатление. Теперь ваша главная задача — это впечатление поддерживать. Все ясно?
— Да, госпожа, — задрожал нестройный хор голосов.
— Отлично. Теперь ваши дни до конца фестиваля будут расписаны следующим образом: днем вы можете находиться в женском доме, посещать сады и оранжереи только с сопровождением. Читайте, танцуйте, составляйте букеты, рисуйте. Главное, не сидите, сложа руки. Никому не нужны ленивые невесты. Если семьи потенциальных женихов приглашают вас на прогулку — берите с собой сопровождение. Если ваших сопровождающих рядом нет, зовите прислугу. Их главная задача — следить за вашей честью. Все ясно?
— Да, госпожа.
— И самое главное. Ненавижу это повторять, но каждый год такое происходит. Если вдруг так случилось, что вы остались наедине с мужчиной — задирайте юбки и бегите. Вы не в том положении, чтобы наивно хлопать глазками. Если с вами что-то случится — пеняйте на себя. Все ясно?
— Да, госпожа, — совсем мрачно проговорили девушки.
— Завтрак окончен, — сказала госпожа Мин, и служанки тут же принялись убирать со столов.
Кто-то, на потеху остальным, попытался запихнуть в рот остатки еды, а кто-то печальным голодным взглядом провожал уносимые тарелки. Как только госпожа Мин ушла, Ики Чен снова стала центром всеобщего внимания. О Яре тут же позабыли, увидав ее количество кандидатов. Даже сельские простушки с ярким румянцем заинтересовали больше женихов.