Проклятие алой розы

От автора

Здравствуйте, дорогие друзья!

​Прежде чем вы погрузитесь в мир Вороньего Утеса, я чувствую, что должна кое-что пояснить. Вы видите теги "эротическое фэнтези" и рейтинг "18+", и вы вправе ожидать от истории определенного содержания.

​Признаюсь честно: мой первоначальный план был именно таким. Но иногда персонажи оказываются сильнее автора. История Анны и Кассиана с самого начала стала историей о выживании, о власти, об интеллектуальном противостоянии и, в конечном итоге, о глубоком внутреннем родстве двух одиноких душ. Их связь оказалась настолько сложной и многогранной, что откровенные сцены просто не вписались в эту канву.

​Поэтому хочу предупредить: в этой книге нет эротики в привычном понимании. Зато в ней есть психологическое напряжение, медленное сближение, химия, которая рождается в диалогах и поступках, и чувства, которые оказываются сильнее магии и политики. Рейтинг 18+ я решила оставить, так как в книге присутствуют достаточно взрослые и порой жестокие темы.

​Я приношу свои извинения тем, кто пришел сюда за "горячими" сценами. Но я очень надеюсь, что вы дадите шанс этой истории и полюбите ее такой, какая она получилась.

​

​С уважением,

Ваш автор Лиана Хель!

​Пролог. Легенда об Алой Розе

Говорят, в те давние века, когда имена богов еще помнили не только жрецы, а сама магия была юной и дикой, по землям Аквитейна бродила Дочь Зари. Она не была ни богиней, ни человеком; она была духом этого мира, сотканным из первого луча солнца и последней капли росы. Ее смех заставлял распускаться полевые цветы, а слезы питали иссохшую землю.
И увидел ее Первый Король, чье имя ныне стерто из летописей. Он был великим воином и мудрым правителем, но сердце его было сердцем смертного. Он полюбил Дочь Зари не за ее силу, а за ее свободу. Он приходил на рассвете к лесному озеру лишь для того, чтобы увидеть, как она танцует в утреннем тумане. Он не строил для нее золотых клеток, ибо понимал, что пленить можно тело, но не сам рассвет.
И она ответила на его любовь. Но зная, что век человека короток, а ее собственный — вечен, она захотела оставить ему дар, напоминание об их счастье. Однажды на заре она уколола палец о шип дикого терновника, и капля ее крови, сиявшая, словно жидкий рубин, упала на землю. Из этой капли пророс цветок невиданной красоты — роза с лепестками цвета венозной крови и сердцем из чистого света. Алая Роза, что никогда не увянет, пока жива их любовь.
Она отдала ее королю со словами: «Пусть она хранит тепло моего сердца, когда меня не будет рядом. Пока ты любишь меня, а не мою силу, пока желаешь мне свободы, а не вечной жизни подле себя, она будет цвести».
Годы шли. Король старел. И любовь смертного, даже самая чистая, часто ходит рука об руку со страхом. Страх потери отравил его душу. Он видел, как седина коснулась его волос и морщины легли у глаз, в то время как его возлюбленная оставалась вечно юной. Мысль о том, что он уйдет во тьму, а она останется сиять под солнцем, стала для него невыносимой.
И тогда, забыв ее слова, он решился на страшное. Собрав самых темных магов, он приказал им провести ритуал, что привяжет ее душу к камням его замка, сделав ее такой же смертной, как и он сам. Он убеждал себя, что делает это из великой любви.
В ночь, когда в небе не было звезд, они начали обряд. Король принес Алую Розу на алтарь, веря, что ее магия станет ключом. Но он ошибся. В тот миг, когда первое заклинание сорвалось с губ мага, Дочь Зари все поняла. Ее сердце, полное любви, разбилось о предательство.
Она не стала смертной. Магия, что не могла ее удержать, просто исторгла ее из мира, оставив лишь скорбящее эхо. Замок содрогнулся. А роза в руках короля не увяла. Она стала вечной, как его тоска. Но отныне ее алый цвет был не цветом жизни, а цветом пролитой за любовь крови. Ее шипы — не защитой цветка, а напоминанием о предательстве, рожденном из страха.
Так родилось Проклятие Алой Розы.
С тех пор легенда шепчет, что роза эта на самом деле не цветок. Это осколок души, что перерождается в крови потомков того короля, проявляя себя в самые темные времена. Она сулит великую страсть, способную перевернуть королевства, но требует за нее страшную цену. Ибо любовь, рожденная под знаком проклятой розы, всегда будет испытана страхом потери.
И лишь та душа, что придет из мира, где нет магии, но есть мудрость понимать чужую боль, сможет отличить истинную любовь от тени, которую отбрасывает страх. Лишь она сможет, полюбив, не завладеть, а отпустить.
И только тогда проклятие падет, а алые лепестки впервые за тысячи лет обратятся в пыль, даруя покой.

Глава 1. Второе предложение

Сперва я ощутила холод. Не тот привычный, пронизывающий мороз январского утра, а совсем иной — глубокий, каменный, что проникает в самые кости. Он исходил от пола, от стен и от тяжёлой ткани платья, на которое я не могла вспомнить, как оно оказалось на мне.

​В руках я держала пергамент. Плотный, сливочного цвета лист был испещрен изящным каллиграфическим почерком. На ощупь он был плотнее обычной бумаги, а его края хранили тонкий аромат воска и терпкого сандала. Пальцы, сжимавшие его, были мне незнакомы. Они были длинными, аристократически тонкими, с ухоженными, идеально отполированными ногтями. На безымянном пальце правой руки поблёскивал массивный перстень с камнем, чёрным, как беззвёздная ночь. Я никогда не носила колец, кроме тонкого серебряного ободка на мизинце, подарка от бабушки. Этот перстень, как и эти руки, был совершенно чужим.

​Я сидела, выпрямив спину до неестественной прямоты. Дыхание сперло, будто грудную клетку сдавили тисками. Корсет, — услужливо подсказало сознание, вспомнив прочитанные романы. Ощущение было отвратительным. Медленно, словно боясь нарушить эту гнетущую тишину, я подняла голову.

Комната тонула в сером предрассветном свете, что лениво сочился сквозь высокое стрельчатое окно. Каменные стены были частично скрыты за тяжелыми гобеленами, на которых выцвели сцены охоты. Огромный, почерневший от копоти камин молчал, не давая ни тепла, ни уюта. Воздух пах пылью, старым деревом и холодной золой. Это была не моя уютная квартира с книжными стеллажами и запахом свежесваренного кофе. Это было что-то иное. Чужое. Враждебное.
У двери, застыв каменным изваянием, стоял мужчина. Он был одет в дорожный костюм из грубого сукна, но гербовая нашивка на груди говорила о его статусе — гонец. Он не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к точке на полу где-то в метре от моих ног. Вся его поза, от напряженных плеч до сжатых в кулаки рук, кричала о страхе. Он боялся не просто знатную даму. Он боялся меня до дрожи в поджилках.
Что происходит? Где я?

Мозг, привыкший к анализу и поиску логических связей, заработал со скрипом, словно ржавый механизм. Последнее воспоминание... яркое, болезненное, обжигающее холодом.
«Анна, вы должны понять, что иногда для достижения цели все средства хороши. Люди — лишь инструменты. Важно уметь нажимать на нужные рычаги».

Голос моего последнего клиента. Успешный, обаятельный, с хищной улыбкой и мертвыми глазами. Классический психопат-манипулятор, который пришел ко мне не за помощью, а за подтверждением собственной гениальности. Я сидела в своем кабинете, в удобном кожаном кресле, и чувствовала, как от его ледяного обаяния по спине бежит холодок. Он был похож на...

Я опустила взгляд на пергамент. Витиеватые строки складывались в слова, полные патоки и фальши.
«...глубочайше скорбя о вашей утрате, осмелюсь напомнить, что даже самые прекрасные цветы нуждаются в заботливой руке садовника. Земли де Валуа, славные своим прошлым, заслуживают процветающего будущего, которое лишь сильная рука способна им даровать. Посему я, Александр-Теодор-Мариан, наследный принц Аквитейна, с трепетом и надеждой во второй раз предлагаю вам, прекрасная герцогиня Изабелла, соединить наши судьбы и земли во имя блага королевства...»

Изабелла де Валуа. Александр.

Пазл начал складываться, но картина получалась настолько чудовищной, что разум отказывался ее принимать.

Это была книга. Дешёвый любовный роман, купленный вчера вечером в киоске на автобусной остановке. Я взяла его, чтобы отвлечься от тяжёлого дня и мыслей о том самом клиенте. Название — «Проклятие Алой Розы». Я читала его дома, укутавшись в плед, с чашкой остывшего чая. Пробегала глазами по тексту, пропуская описания балов и нарядов, цепляясь лишь за психологические портреты.
И больше всего меня возмутила судьба главной злодейки — герцогини Изабеллы. Холодная, жестокая красавица, доведшая свои земли до упадка и терроризировавшая прислугу. В книге её образ был плоским и однобоким: она была просто злой. Но между строк я, как специалист, видела нечто иное. Травму. Боль. Отчаянную попытку защититься от мира, который причинил ей столько страданий.

Отец-тиран. Забитая, безвольная мать. Ранний брак с герцогом-стариком, который годился ей в деды. Насильственная беременность. Смерть крошечного, трёхмесячного сына из-за того, что слуги, которых она послала за лекарем, просто проигнорировали её приказ. Её горе превратилось в ярость, в ненависть ко всему миру. Она стала монстром, потому что мир сделал её им.

А потом появился прекрасный принц Александр, желавший заполучить её богатые, хоть и запущенные земли. Она ему отказала. И через пару глав её нашли в собственной постели, отравленной вином. Вину, конечно, свалили на одну из служанок. А принц, «скорбя», всё равно прибрал её герцогство к рукам.

«Несправедливо, — подумала я тогда, закрывая книгу. — Будь я на её месте, я бы всё исправила. Я бы показала им всем…»
Эта мысль была последней, что я помнила перед тем, как уснуть. А утром…
Утром я проспала. В панике металась по квартире, на ходу допивая кофе. Опаздывала на важную консультацию. Дорога. Ледяная корка на асфальте, которую коммунальщики не потрудились посыпать песком. Резкий поворот. Визг тормозов.
Свет встречных фар. Ослепляющий, белый, как в конце тоннеля.
И последняя, обрывочная, до смешного нелепая мысль, пронёсшаяся в голове за мгновение до удара: «А Изабеллу всё-таки жаль…»
Боль. Темнота.
И вот теперь — холод. Каменный замок. Чужое тело. И письмо от книжного злодея, который в реальности оказался ещё более тошнотворным, чем на страницах.
Это сон? Кома? Предсмертная галлюцинация моего умирающего мозга?
Я ущипнула себя за запястье той самой, чужой рукой с тяжёлым перстнем. Острая, короткая боль была абсолютно реальной. Дыхание, сдавленное корсетом, было реальным. И страх в глазах гонца у двери был до ужаса реальным.
Я в книге.

Я попала в тело Изабеллы де Валуа.
Осознание не обрушилось лавиной, а медленно, по капле, наполняло меня ледяным ужасом. Это была не просто игра воображения. Это была новая реальность. И в этой реальности, если верить сюжету, меня ждет смерть от яда через несколько недель или месяцев.
Гонец у двери кашлянул. Тихо, почтительно, но настойчиво. Он ждал ответа.
Ответа! Боже, я даже не знаю, как здесь говорят. Я не знаю имен, обычаев, не знаю, что Изабелла сказала бы в такой ситуации. Судя по книге, она бы швырнула это письмо ему в лицо и приказала высечь за дерзость. Но я — не она. Моя задача — выжить. А для этого нужно время.
Мой мозг психиатра, пережив первый шок, начал лихорадочно работать, цепляясь за привычные алгоритмы: анализ, планирование, действие.
Первое: не выдать себя. Я должна вести себя так, как подобает герцогине. Холодно, отстраненно, властно. Улыбки и дружелюбие вызовут подозрения.
Второе: получить информацию. Мне нужно понять, в какой именно точке сюжета я нахожусь. Судя по тому, что это «второе предложение», события уже развиваются. Старый герцог мертв. Сын мертв. Изабелла уже заработала свою репутацию фурии.
Третье: выиграть время. Мне нельзя ни соглашаться, ни отказывать. Любое резкое движение может стать фатальным.
Я медленно, стараясь придать движению плавную грацию, о которой только читала в романах, сложила пергамент. Голос. Каким должен быть мой голос? Наверняка не мой, привыкший к мягким, успокаивающим интонациям. Нужен металл. Холодный, звенящий.
— Лина, — произнесла я, назвав имя, которое запомнилось из книги. Это была главная служанка Изабеллы, забитое и запуганное существо. Я не знала, в комнате ли она, но должна была быть где-то рядом.
Дверь в смежную комнату, которую я раньше не заметила, скрипнула, и оттуда, низко опустив голову, выскользнула худенькая девушка в сером платье и белом чепце. Она была бледной, как полотно, и так дрожала, что, казалось, вот-вот рассыплется. Она не посмела поднять на меня глаза. Все сходилось.
— Ваша светлость? — прошептала она, и в ее голосе было столько ужаса, словно она ждала удара.
Сердце сжалось от жалости, но я подавила это чувство. Сейчас не время для эмпатии. Сейчас время для выживания.
— Проводи гонца, — мой голос прозвучал ниже и глуше, чем я ожидала, но в нем была необходимая властность. — Передай его господину, что его светлость принц Александр весьма любезен. Я ценю его заботу о моих землях. Но столь серьезный вопрос требует размышлений. Ответ будет отправлен в столицу с нарочным в течение недели.
Это была идеальная, на мой взгляд, формулировка. Вежливая, но холодная. Она не давала ни надежды, ни прямого отказа. Неделя. Целая неделя, чтобы сориентироваться.
Лина вскинула на меня глаза. Всего на мгновение, но я успела увидеть в них шок. Видимо, она ожидала криков и проклятий. Эта нетипичная реакция была первым камешком, который я бросила в стоячую воду этого мира. Опасный ход, но у меня не было выбора.
— Ты меня не расслышала? — добавила я ледяного тона, и девушка тут же испуганно вжала голову в плечи.
— Нет, ваша светлость! Сию минуту, ваша светлость!
Она развернулась и почти бегом подскочила к гонцу, который, услышав мои слова, кажется, выдохнул с облегчением. Лина что-то быстро зашептала ему, и он, отвесив низкий поклон в сторону моего кресла, пулей вылетел за дверь.
Лина закрыла тяжелую дубовую дверь на засов и замерла, не решаясь ни уйти, ни приблизиться.
Теперь мы были одни. Я и эта до смерти напуганная девушка в мире, который хотел меня убить.
Я оглядела комнату еще раз, уже более внимательным, цепким взглядом. Роскошь здесь соседствовала с упадком. Дорогие гобелены были покрыты пылью, серебро на туалетном столике нечищено, а в углах притаилась паутина. Замок умирал вместе со своей хозяйкой. Вернее, с предыдущей хозяйкой.
— Растопи камин, — приказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И принеси воды. И еды. Что-нибудь горячее.
Мне нужно было согреться. Мне нужно было заставить это чужое тело функционировать. Мне нужно было начать жить эту чужую, страшную жизнь.
Лина снова вздрогнула, но кивнула и бросилась к камину, неуклюже гремя кочергой.
Я осталась сидеть в кресле, сжимая в похолодевших пальцах письмо от своего будущего убийцы. Холод не отступал. Он шел изнутри. Это был холод одиночества и страха. Здесь у меня не было никого. Ни друзей, ни семьи, ни прошлого. Только имя жестокой женщины, ее смертельные враги и туманное знание будущего из бульварного романа.
Выжить. Во что бы то ни стало.
Это была моя единственная цель. Моя первая и главная задача в этом проклятом мире.

Глава 2. Каменная клетка

Пока Лина возилась у камина, я не двигалась, превратившись в наблюдателя. Каждый ее жест был пронизан страхом. Она боялась издать лишний звук, боялась, что полено выскользнет из ее рук, боялась, что пламя не разгорится с первой попытки. Я, как психиатр, могла бы составить целый каталог ее фобий по одной лишь напряженной линии ее спины. Это была не просто боязнь суровой госпожи. Это был въевшийся, застарелый ужас, какой испытывает подопытное животное перед экспериментатором, от которого не ждешь ничего, кроме боли.
Осознание того, что теперь этот ужас адресован мне, вернее, оболочке, в которой я застряла, было тошнотворным.
Наконец, сухие поленья нехотя занялись, и по комнате поползло живое тепло. Слабое, едва ощутимое, но оно было спасением от каменного холода. Лина выпрямилась, но так и не посмела обернуться.
— Хорошо, — сказала я. Голос прозвучал ровно, без эмоций.
Девушка вздрогнула от звука моего голоса так, словно я ее ударила. Она замерла на долю секунды, а затем, что-то поняв, торопливо пробормотала:
— Я... я за водой и едой, ваша светлость.
И исчезла за дверью, оставив меня наедине с потрескивающим огнем и собственными мыслями, которые роились в голове, как встревоженные осы.
Выжить. Легко сказать. Мои знания об этом мире ограничивались одним бульварным романом, прочитанным по диагонали. Я помнила основную канву: интриги, балы, отравление Изабеллы и триумф «благородного» принца Александра. Но я не знала деталей. Не знала имен вассалов, состояния казны, законов этого королевства. Я была слепым котенком, выброшенным в клетку с голодными волками.
Моим единственным преимуществом был мой разум. Мой опыт. Я тридцать пять лет училась понимать людей, видеть их скрытые мотивы, анализировать их поступки. Принц Александр — нарциссичный психопат, жаждущий власти. Это я поняла. Слуги — запуганные жертвы абьюза, находящиеся на грани Стокгольмского синдрома и тихой ненависти. Тоже понятно. Но этого было слишком мало. Мне нужна была информация. Мне нужна была карта этого минного поля.
Лина вернулась на удивление быстро. В руках она держала поднос, на котором стояла глиняная миска с чем-то дымящимся, кувшин с водой, кружка и кусок серого хлеба. Она поставила поднос на маленький столик возле моего кресла, стараясь производить как можно меньше шума.
Запах от миски шел слабый, пахло овощным отваром и, кажется, курицей. Жидкая похлебка. Я не ела с самого утра прошлого дня — с той чашки кофе, выпитой в спешке. Желудок свело голодным спазмом, вполне реальным и болезненным. Это тело было живым, и оно требовало своего.
— Можешь идти, — бросила я, не глядя на нее.
Мне нужно было остаться одной, чтобы поесть. Я не была уверена, что смогу удержать маску отстраненной герцогини, когда буду жадно глотать эту незамысловатую еду.
Девушка снова испарилась.
Я взяла ложку. Она была деревянной. Я ела. Бульон был почти безвкусным, но горячим. Хлеб — черствым. Но это была еда. Каждый глоток, каждый кусок хлеба возвращал меня в реальность, привязывал к этому чужому телу, к этой чужой жизни. С каждой ложкой бульона таяла надежда на то, что я проснусь в своей постели от звука будильника. Это не сон. Это не кома. Это — моя новая, кошмарная действительность.
Когда с едой было покончено, я почувствовала себя лучше. Тепло от камина и горячей похлебки разогнало кровь. Дышать стало чуть легче, хотя корсет по-прежнему казался орудием пытки. Я встала. Ноги, непривычные к длинной и тяжелой юбке, запутались в ткани. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться.
Я подошла к туалетному столику, на котором стоял медный таз для умывания и кувшин, принесенный Линой. Рядом, в тяжелой раме из потускневшего серебра, стояло зеркало. Я смотрела на него несколько долгих мгновений, собираясь с духом. Мне нужно было увидеть ее. Увидеть себя.
Наконец, я подняла глаза.
Из зеркала на меня смотрела незнакомка. И она была ошеломительно красива той холодной, почти хищной красотой, от которой у одних захватывает дух, а другие съеживаются в страхе. Длинные, как вороново крыло, волосы были собраны в сложную прическу, но несколько прядей выбились, обрамляя высоколобое, аристократически бледное лицо. Огромные, чуть раскосые глаза цвета темного нефрита смотрели с надменным презрением. Тонкие, четко очерченные брови были слегка сведены к переносице, а полные, чувственные губы плотно сжаты. В этой женщине не было ни капли мягкости. Каждый изгиб, каждая линия ее лица говорили о гордыне, силе и глубоко запрятанной боли. Ей было двадцать шесть лет, но во взгляде зеленых глаз таилась вековая усталость.
Я видела не просто красивую оболочку. Я видела ее историю. Видела девочку, которую не любил отец. Видела девушку, которую насильно выдали замуж. Видела молодую мать, оплакивающую своего ребенка. И видела женщину, которая построила вокруг своего разбитого сердца ледяную стену, решив, что если любви ей не дано, то пусть будет хотя бы страх.
— Изабелла, — прошептала я, и губы незнакомки в зеркале дрогнули, повторив мое движение. — Что же ты натворила... И что мне теперь со всем этим делать?
Ответа не было.
Я плеснула в лицо ледяной водой из кувшина. Она обожгла кожу, окончательно приводя в чувство.
Нужно действовать. Системно. Шаг за шагом.
Первый шаг — исследование своей «зоны безопасности». Я начала методично осматривать комнату, которая, очевидно, была личными покоями герцогини: будуар, совмещенный со спальней. За ширмой в углу скрывалась огромная кровать под тяжелым балдахином. Постельное белье было из дорогого, но несвежего полотна. У кровати стояла тумбочка, на которой не было ничего, кроме оплывшего огарка свечи в бронзовом подсвечнике. Ни книг, ни личных вещей.
Я подошла к массивному гардеробу и открыла створки. Десятки платьев. Бархат, шелк, парча. Темные, насыщенные цвета: бордовый, иссиня-черный, темно-зеленый, фиолетовый. Ни одного светлого оттенка. Одежда воина, а не женщины. Броня, призванная внушать трепет и держать дистанцию. Платья были дорогими, но на некоторых я заметила следы не слишком умелой починки. Герцогство было бедным.
На туалетном столике стояла шкатулка из резной кости. Внутри, на вытертом бархате, лежали украшения. Тяжелые ожерелья, перстни, серьги. Камни были крупными, драгоценными, но дизайн — холодным и строгим. Ни одной изящной, легкомысленной безделушки. Все это было не для красоты. Это были символы власти. Демонстрация статуса.
Дальше был письменный стол. Я с надеждой выдвинула ящик, ожидая найти дневник, письма, хоть что-то личное. Тщетно. Только стопка счетов, несколько прошений от вассалов, помеченных презрительной резолюцией «Отказать», и гербовая печать. Изабелла не доверяла свои мысли бумаге. Или у нее просто не было мыслей, которыми хотелось бы поделиться.
Я подошла к окну. Оно было узким, как бойница, и выходило во внутренний двор. Картина была удручающей. Серые, поросшие мхом стены, потрескавшиеся плиты двора, на которых зеленели сорняки. У стены стояла одинокая телега со сломанным колесом. Промозглый ветер гонял по земле клочки сена и прошлогодние листья. Ни души. Замок казался вымершим. И над всем этим нависало низкое, свинцовое небо. Вороний Утес. Название подходило этому месту как нельзя лучше.
Чувство отчаяния подступило к горлу. Я оказалась в ловушке. В каменной клетке, в чужом теле, в чужой жизни, полной ненависти и упадка. Меня окружали враги и люди, которые меня боялись и презирали. А где-то далеко, в другом мире, мое собственное, привычное тело, вероятно, уже лежит в морге. Анна, 35-летний психиатр, погибла в автокатастрофе. Конец. А это... это что-то другое. И если я не возьму себя в руки, то и у этой истории будет такой же финал. Только не от удара, а от яда в бокале с вином.
Нет. Я не сдамся. Я не для того столько лет боролась за свое место под солнцем, чтобы умереть из-за сюжета дурацкого романа.
Стратегия. Мне нужна стратегия.
Угроза №1: Принц Александр. Он хочет эти земли и мое устранение. Моя задача — тянуть время и искать на него компромат.
Угроза №2: Окружение. Слуги, вассалы. Они ненавидят Изабеллу. Любой из них может стать орудием в руках Александра. Мне нужно либо завоевать их лояльность, либо держать их в ежовицах. Первый вариант предпочтительнее, но он дольше и сложнее. Второй — быстрее, но он лишь усилит ненависть. Нужен баланс. «Жесткая, но не жестокая», как я и хотела.
Угроза №3: Незнание. Это мой самый главный враг. Я ничего не знаю об этом мире.
Именно с третьего пункта и нужно было начинать. Знание — сила. А главный источник знаний — книги. В книге упоминалось, что в Вороньем Утесе была большая, хотя и запущенная библиотека, собранная еще дедом покойного мужа Изабеллы. Это мой шанс. Мой единственный шанс.
План на ближайшие дни начал вырисовываться.
* Привести себя в порядок. Ванна, нормальная одежда. Я не могу думать, когда чувствую себя грязной и зажатой в этом корсете.
* Изучить замок. Хотя бы свои покои и пути к жизненно важным точкам. Кухня, библиотека.
* Добраться до библиотеки и запереться там. История, география, законы, гербы знатных родов — я должна поглощать информацию, как губка.
Я нажала на шнурок сонетки у кровати. Через минуту в дверях снова появилась Лина. На этот раз в ее глазах, помимо страха, плескалось любопытство. Герцогиня еще никогда не вела себя так... тихо.
— Приготовь мне ванну, — приказала я. Мой голос все еще звучал властно, но в нем уже не было того ядовитого презрения, которое, судя по всему, было визитной карточкой Изабеллы. — Горячую.
Лина опешила. Она открыла рот, потом закрыла. Видимо, такая простая просьба была чем-то из ряда вон выходящим.
— Ванну? Сейчас, ваша светлость?
— Ты оглохла? — я добавила немного металла в голос, и она тут же испуганно кивнула.
— Нет, нет, простите, ваша светлость! Сию минуту! Слуги принесут воду!
Она бросилась исполнять приказ.
Я смотрела ей вслед. Это будет долго. Долго и мучительно — выдавливать из этих людей страх по капле. Но у меня не было другого пути.
Когда она ушла, я снова подошла к зеркалу. Женщина с лицом падшего ангела смотрела на меня. В ее глазах больше не было презрения. Только холодная, как сталь, решимость.
— Мы с тобой выживем, Изабелла, — прошептала я своему отражению. — Я тебе обещаю.
И это была первая клятва, которую я дала в этом новом, жестоком мире.

Глава 3. Пыль веков

Процесс подготовки ванны оказался целым ритуалом, в котором я была лишь центральной, неподвижной фигурой. В покои бесшумной вереницей входили и выходили слуги, которых я видела впервые. Две крепкие женщины притащили большую деревянную лохань и установили ее за ширмой неподалеку от камина. Следом мужчины в кожаных фартуках внесли несколько ведер с дымящейся водой. Никто из них не поднимал на меня глаз. Они двигались быстро, слаженно, как хорошо обученные призраки, чья единственная цель — выполнить приказ и как можно скорее исчезнуть, не навлекая на себя гнев хозяйки.
Я наблюдала за ними, сидя в кресле, и пыталась запомнить их лица. Тщетно. Они все были на одно лицо — бледные, худые, с печатью усталости и страха. В книге они были безликой массой, декорациями, на фоне которых разворачивалась трагедия Изабеллы. Но сейчас они были живыми людьми, чьи жизни, как я с ужасом понимала, находились в моей полной власти. Одно мое слово, один каприз мог решить их судьбу. Эта ответственность давила сильнее, чем тугой корсет.
Когда все было готово, и в комнате остались только мы с Линой, наступил самый неловкий момент. Мне нужно было раздеться. Перед ней. Для женщины 21-го века, привыкшей к личному пространству, это было пыткой. Но для герцогини 16-го (или какой тут был век?) — это было нормой. Отказ вызвал бы подозрения.
Сжав зубы, я встала и позволила Лине помочь мне распутать сложную систему шнурков, крючков и лент на платье. Ее пальцы дрожали, когда она касалась меня, и я чувствовала эту дрожь своей кожей. Когда тяжелое бархатное платье упало к моим ногам, а следом за ним и нижние юбки, я осталась в одной тонкой полотняной сорочке. Лина помогла мне расшнуровать и снять корсет.
Вдох. Глубокий, полный, первый за все это время. Я едва не застонала от облегчения. Мои легкие, наконец, расправились. Какое же варварство — добровольно заковывать себя в эту клетку из китового уса!
Лина не поднимала глаз, ее щеки заливал слабый румянец. Я прошла за ширму и опустилась в горячую воду. Блаженство. Каждая мышца моего нового тела, напряженная от холода и стресса, начала медленно расслабляться. Вода пахла травами — кажется, ромашкой и мятой. Мелочь, а приятно. Значит, даже в этом запущенном замке еще сохранились остатки цивилизации.
Когда туман в голове немного рассеялся, я решилась осмотреть себя. Это тело было... совершенным. Длинные ноги, тонкая талия, высокая грудь. Кожа была белой, почти прозрачной, без единого изъяна, кроме... Я провела пальцами по низу живота. Там, едва заметная, белела тонкая, серебристая полоска. Шрам. В книге об этом не было ни слова, но я знала, откуда он. Кесарево сечение. Значит, лекарь все-таки был. И он пытался спасти ребенка. Или мать. Или обоих. Эта маленькая деталь, этот физический след трагедии делал историю Изабеллы еще более реальной и горькой. Она носила на себе вечное напоминание о своем потерянном сыне.
Я с силой зажмурилась, отгоняя непрошеную волну сочувствия. Жалость сейчас — непозволительная роскошь. Мне нужна холодная голова.
— Оставь меня, — приказала я Лине, которая все еще мялась у ширмы. — Придешь, когда я позову. Приготовь другое платье. Простое. Шерстяное. Темно-синее.
Лина, явно обрадованная возможностью уйти, поклонилась и выскользнула из комнаты.
Оставшись одна, я позволила себе на несколько минут погрузиться в воду с головой, отключаясь от всего. Тишина. Только потрескивание дров в камине и плеск воды. В этой тишине я пыталась найти себя. Анну. Но Анна была где-то далеко. Она осталась там, на обледенелой дороге, в искореженном куске металла. А здесь была я. Существо без имени, без прошлого, запертое в теле Изабеллы де Валуа. И этому существу нужно было бороться за жизнь.
Я вынырнула. Решение было принято. Хватит рефлексии. Время действовать.
Когда я позвала, Лина уже ждала за дверью с приготовленной одеждой. С ее помощью я облачилась в простое, но добротное платье из темно-синей шерсти. Оно было не таким роскошным, как утреннее, но гораздо удобнее. Я чувствовала себя в нем почти человеком. Волосы, влажные после ванны, Лина просто заплела в тяжелую косу. Я не стала надевать украшения, кроме перстня с черным камнем — символа власти герцогини. Мой новый образ был строгим, почти монашеским. Он идеально подходил моему настроению.
— Теперь, — сказала я, глядя на свое отражение в зеркале. Женщина в нем выглядела суровой, но сильной. — Веди меня в библиотеку.
Если моя предыдущая просьба вызвала у Лины удивление, то эта — настоящий шок. Она смотрела на меня так, словно я приказала ей подать мне на обед жареного дракона.
— В... библиотеку, ваша светлость?
— Мне нужно повторить в третий раз? — холодно спросила я.
— Нет, ваша светлость! Прошу прощения! Сюда, пожалуйста.
Она взяла со столика тяжелый бронзовый подсвечник с несколькими свечами, так как день уже клонился к вечеру, и направилась к выходу. Я последовала за ней.
Мы вышли из моих покоев, которые, как оказалось, занимали часть южного крыла замка, и оказались в длинном, гулком коридоре. Сквозняк гулял под каменными сводами, заставляя пламя свечей танцевать. На стенах висели гобелены, еще более темные и пыльные, чем в моей спальне. Они изображали ратные подвиги предков дома де Валуа. Вот какой-то бородатый воин пронзает копьем медведя. Вот осада города. Вот морское сражение. Все они были мертвы. Все они смотрели на меня с одинаковым суровым выражением.
Наш путь лежал через анфиладу залов и переходов. Замок был огромен и пуст. Наши шаги гулко отдавались в тишине. Изредка в темных углах мелькали тени — слуги, которые при нашем приближении старались скрыться из виду, прижимаясь к стенам или ныряя в боковые коридоры. Атмосфера страха была почти осязаемой. Я чувствовала себя так, словно иду по спящему вулкану.
— Почему в замке так... тихо? — спросила я, нарушая молчание.
Лина вздрогнула от моего вопроса.
— Так... вы же сами приказали, ваша светлость, — пролепетала она, не оборачиваясь. — Чтобы никто не смел попадаться вам на глаза без надобности.
Ясно. Изабелла превратила собственный дом в зону отчуждения. Гениально. И как я теперь должна разбираться с последствиями ее тирании?
Наконец, мы остановились перед массивной, двустворчатой дверью из черного дерева. Резьба, изображавшая древо познания, была покрыта таким слоем пыли, что угадывалась с трудом. Лина поставила подсвечник на пол и достала из кармана фартука большой, ржавый ключ. Замок поддался не сразу. Он протестующе скрипел и скрежетал, но в конце концов щелкнул. Лина с видимым усилием потянула одну створку на себя.
Дверь отворилась с протяжным, похоронным стоном.
Из темноты пахнуло веками. Густой, сладковатый запах старой бумаги, кожи и пыли ударил в нос. Это был лучший аромат, который я чувствовала с момента своего прибытия сюда.
Мы вошли внутрь.
Это было огромное, двухъярусное помещение. Стены от пола до высокого сводчатого потолка были сплошь уставлены стеллажами. Тысячи, десятки тысяч книг в кожаных и пергаментных переплетах дремали на полках, укрытые серым саваном пыли и паутины. Посередине зала стояли длинные столы для чтения, сейчас заваленные какими-то свитками и фолиантами. Единственным источником света было огромное, забранное витражной решеткой окно в дальней стене, но стекло было таким грязным, что едва пропускало скудный вечерний свет.
Вопреки запустению, место было величественным. Оно было похоже на храм. Храм забытого знания.
И в этом храме, впервые за последние сутки, я почувствовала себя не жертвой, а... дома. Страх отступил, уступая место почти благоговейному трепету. Это все — мое. Мое оружие. Моя крепость. Мой шанс.
— Ваша светлость? — робко позвала Лина, видя, что я застыла на пороге.
— Света мало, — сказала я, приходя в себя. — Найди еще свечей. Как можно больше. И принеси тряпки, ведро с водой. Нужно хотя бы один стол привести в порядок. И кресло. Я останусь здесь.
Лина снова удивленно посмотрела на меня, но спорить не посмела. Она оставила мне свой подсвечник и удалилась, оставив меня одну в этом царстве тишины и пыли.
Я медленно пошла вдоль стеллажей, проводя рукой по корешкам книг. Пальцы оставляли на них светлые борозды. Названия были написаны на латыни и на местном, аквитанском наречии. «История падения Западной Империи». «Трактат о свойствах минералов». «Жизнеописания святых мучеников». «Основы фортификации».
Я шла, как зачарованная. Здесь было все. Все, что мне было нужно, чтобы понять этот мир и научиться в нем жить.
Я добрела до секции, помеченной табличкой «Картография». С трудом вытащила с полки тяжелый атлас в тисненом кожаном переплете. Положила его на ближайший стол и сдула с обложки слой пыли, отчего тут же расчихалась.
Когда вернулась Лина, а с ней еще одна служанка, они принесли с собой десяток свечей и все необходимое для уборки. Я молча указала им на большой стол в центре зала. Пока они, тихо перешептываясь, скоблили и протирали вековую грязь, я уже нашла то, что искала. «Хроники Королевства Аквитейн». «Свод законов герцога Людовика Мудрого». «Генеалогия великих домов».
Через полчаса передо мной стоял стол, освещенный целой батареей свечей. На нем лежали три книги и развернутый свиток с картой герцогства де Валуа. Лина и вторая девушка стояли поодаль, не зная, уйти им или ждать дальнейших распоряжений.
— Можете идти, — сказала я, не отрывая взгляда от карты. — Скажи на кухне, чтобы принесли мне сюда ужин. Легкий. И вина. Красного. И чтобы больше меня никто не беспокоил. Никто. Ни под каким предлогом. Понятно?
— Да, ваша светлость.
Они ушли, прикрыв за собой тяжелую дверь.
И я осталась одна. В круге теплого свечного света, посреди океана темноты и знаний. Передо мной лежала карта моих владений — речки, леса, города, деревни. Моя земля. Моя ответственность. Мое поле битвы.
Я взяла в руки тяжелый том «Хроник» и открыла первую страницу.
Работа началась.

Глава 4. Хроники и тени

Дверь за служанками закрылась, отрезая меня от остального замка. Наступила абсолютная тишина, густая и плотная, как бархат. Она не успокаивала, а давила, заставляя прислушиваться к каждому шороху. Скрипнула где-то в темноте рассохшаяся полка, зашуршала в углу мышь — и я вздрагивала, сердце на миг замирало от первобытного страха. Здесь, в этом огромном, пустом зале, я была ужасающе одна.
Нужно было работать. Работа — лучшее лекарство от страха. Это я знала еще из своей прошлой жизни. Когда мозг занят анализом и обработкой данных, у него не остается ресурсов на панику.
Я сосредоточилась на карте. Она была нарисована от руки на толстом, пожелтевшем от времени пергаменте. Но сделана была на удивление искусно. Вот он, мой новый мир, втиснутый в рамки чернил и краски. Герцогство де Валуа.
С севера и востока его подпирали Драконьи горы — суровая, почти непроходимая гряда, которая служила естественной границей с дикими землями. С юга земли омывала река Серебрянка, широкая и, судя по пометкам, судоходная. Она впадала в Великую реку, главный торговый путь всего королевства. А на западе лежали владения барона Рошфора, моего ближайшего соседа.
Мои пальцы — длинные, чужие пальцы Изабеллы — скользили по карте. Я видела не просто линии и символы. Я видела потенциал и упадок. Вот река, идеальная для торговли. Но на карте было помечено, что две главные пристани, Порт-Серебряный и Мелководье, пришли в запустение. Вот обширные леса на севере, богатые дичью и строевым деревом. Но пометки хрониста гласили: «Леса истощены беспорядочной вырубкой». Вот значки, обозначающие шахты в предгорьях. Железо, медь. Но рядом стояло унылое слово: «закрыты».
Это было похоже на историю болезни пациента с многочисленными органными отказами. Герцогство было больно. Оно умирало от бесхозяйственности. Той самой, в которой книга обвиняла Изабеллу. После смерти мужа она, ослепленная горем и ненавистью, просто бросила свои земли на произвол судьбы. И теперь мне предстояло стать реаниматологом.
Но я видела и другое. Стратегическое положение. Герцогство контролировало единственный удобный перевал в Драконьих горах — Вороний проход. Любая армия, идущая с севера, должна была либо штурмовать этот перевал, либо делать огромный крюк. А река Серебрянка была кратчайшим путем для доставки товаров из южных провинций в столицу. Тот, кто владел де Валуа, владел важным торговым и военным узлом.
Теперь мне стало кристально ясно, почему принц Александр так жаждал этих земель. Дело было не в пустых шахтах и вырубленных лесах. Дело было в контроле.
Раздался тихий стук в дверь, заставивший меня подпрыгнуть. Я замерла, сердце колотилось где-то в горле. Кто это? Я же приказала меня не беспокоить.
— Ваша светлость? — донесся приглушенный голос Лины. — Я принесла ужин.
Я выдохнула. Всего лишь Лина.
— Войди.
Девушка проскользнула внутрь с подносом в руках. На нем была тарелка с запеченной птицей, кусок сыра, хлеб и кубок с темным, почти черным вином. Аромат еды ударил в нос, и я поняла, что снова зверски голодна.
— Поставь здесь, — я указала на край стола, не заваленный книгами.
Лина быстро расставила все, стараясь не смотреть на разложенные карты и фолианты. Ее взгляд, однако, был полон недоумения. Вероятно, в ее картине мира герцогиня должна была вышивать, играть на лютне или принимать фаворитов, а не корпеть над пыльными книгами при свете дюжины свечей.
Когда она уже собиралась уходить, я остановила ее.
— Спасибо.
Слово вырвалось само собой, на автомате. Рефлекс вежливого человека из 21-го века.
Лина застыла на полпути к двери, словно наткнулась на невидимую стену. Она медленно обернулась. На ее лице было такое откровенное, почти комичное изумление, что я едва удержалась от улыбки. Ее глаза расширились, рот приоткрылся. Она смотрела на меня так, будто я вдруг заговорила на языке демонов. Видимо, слово «спасибо» не входило в лексикон покойной Изабеллы.
— И-извините, ваша светлость? — пролепетала она, видимо, решив, что ослышалась.
Я кашлянула, возвращая лицу холодное выражение.
— Я сказала, можешь идти.
Она поспешно поклонилась и выскочила за дверь.
Я осталась одна, ругая себя за оплошность. Такая мелочь, а могла выдать меня с головой. Здесь вежливость была аномалией. Придется учиться быть грубой и неблагодарной. Еще один пункт в списке адаптации.
Я ела прямо за столом, жадно отрывая куски от птичьей ножки и запивая терпким, густым вином. Оно согревало и немного расслабляло напряженные нервы. Еда была простой, но сытной. Набравшись сил, я отодвинула тарелку и взяла в руки самый толстый том — «Хроники Королевства Аквитейн».
Чтение при свечах было утомительным. Буквы, выведенные от руки, плясали перед глазами. Текст был написан на тяжеловесном, официальном языке, полном витиеватых оборотов. Но я вчитывалась, вгрызалась в каждую строчку, выискивая крупицы полезной информации.
Я узнала, что династия, к которой принадлежал Александр, правила уже триста лет. Нынешний король, Теодор IV, был стар и, по слухам, немощен. У него было два сына. Старший, наследный принц Александр, и младший, Кристоф, о котором в хронике говорилось лишь, что он «посвятил себя служению Всеединому». Видимо, какой-то местный религиозный культ.
Об Александре же были написаны целые панегирики. «Блистательный воин, не знающий равных на турнирном поле». «Тонкий дипломат, чей ум остер, как клинок». «Любимец двора и надежда нации». Читая это, я чувствовала, как по спине бежит холодок. Образ идеального рыцаря, созданный хронистами, был безупречен. Ни единой трещинки, ни единой тени. И тем страшнее была та правда, которую я знала из книги. Он был мастером маскировки.
Я перешла к истории дома де Валуа. Нашла упоминания о герцоге Людовике Мудром, свекре Изабеллы. Это он собрал эту библиотеку, покровительствовал ученым и художникам, строил мосты и дороги. При нем герцогство процветало. Его сын, Жерар, муж Изабеллы, описывался как человек «благочестивый, но слабый здоровьем». А вот и глава, посвященная последним годам. Моему появлению.
«...после преждевременной кончины его светлости герцога Жерара, — сухо сообщал летописец, — бразды правления приняла его вдова, ее светлость герцогиня Изабелла... За время ее правления многие торговые соглашения, заключенные ее мудрым свекром, были расторгнуты, а налоги для простого люда многократно возросли, что привело к обеднению края...»
Вот она, моя репутация, зафиксированная для потомков. Холодная, жадная, неумелая правительница. Я смотрела на эти строки, и во мне поднималась тихая ярость. Ни слова о ее горе. Ни слова о мертвом ребенке. Только сухие факты, выставляющие ее чудовищем.
Что ж, тем интереснее будет переписать эту историю.
Последней я открыла книгу законов. И здесь меня ждало открытие. Согласно древнему эдикту, вдовствующая герцогиня, правящая от имени малолетнего наследника (даже если этот наследник мертв, что было казуистикой, но закон этого не уточнял), обладает почти неограниченной властью в пределах своих земель. Я могла судить и миловать. Заключать и расторгать вассальные договоры. Командовать гарнизоном. Я была не просто знатной дамой, которую можно было легко устранить. Я была полновластной правительницей. Александр не мог просто так прибрать к рукам мои земли. Ему нужен был брак или веская причина, чтобы объявить меня недееспособной и назначить опекуна. Например, обвинение в убийстве или безумии. Теперь его тактика стала мне еще понятнее.
Среди книг, которые я отобрала, был один тонкий трактат со странным названием: «Введение в эфирные искусства». Я взяла его в руки скорее из праздного любопытства. В моем мире магия была уделом сказок и фэнтези-романов. Я ожидала увидеть сборник суеверий, рецептов приворотных зелий и прочей чепухи.
Но содержание было иным. Книга была написана сухим, почти научным языком. В ней не было ни слова о духах или демонах. Вместо этого автор рассуждал о «вибрациях эфира», «резонансных частотах», «соматических компонентах» и «ментальных конструкциях». Это было похоже не на гримуар чернокнижника, а на учебник по квантовой физике для сумасшедших. Я ничего не поняла. Сложная, заумная теория, не имеющая, как мне казалось, никакого отношения к реальности. Я отложила книгу в сторону. Разбираться с местным фольклором у меня еще будет время. Сначала — реальные проблемы.
Свечи оплыли и начали гаснуть одна за другой. В зале становилось все темнее и холоднее. Я терла уставшие глаза. Информация, полученная за эти несколько часов, путалась в голове. Короли, законы, налоги, вымершие династии, истощенные шахты... Голова гудела.
Я понимала, что нужно идти спать. В ту холодную постель под балдахином. Но мысль о том, чтобы снова пройти по темным, гулким коридорам, вызывала дрожь. Здесь, в этом круге света, окруженная книгами, я чувствовала себя в относительной безопасности. Это был мой командный пункт. Мой окоп.
Я снова склонилась над картой, пытаясь разработать хоть какой-то план действий. Нужно было что-то делать с шахтами. Может, можно найти новые жилы? А лес... нужно запретить вырубку и начать сажать новые деревья. Торговля. Нужно было связаться с купцами, предложить им льготы...
Мысли становились вязкими, непослушными. Веки налились свинцом. Я просто на миг опущу голову на книгу, думала я. Всего на одну минуту. Отдохну...
Последнее, что я помнила — это шершавая поверхность старинного переплета под щекой и запах пыли веков, убаюкивающий, как колыбельная. Темнота пришла внезапно и милосердно, поглотив страх, холод и одиночество. Я уснула на своем боевом посту, в самом сердце вражеской территории, которая отныне была моим домом.

Глава 5. Буквы и цифры

Пробуждение было резким и неприятным. Я провалилась из тяжелой, вязкой темноты без сновидений в серый, пыльный рассвет. Первой мыслью было — я опоздала. Рефлекс из прошлой жизни, вбитый годами ранних подъемов и плотного графика. Второй мыслью, пришедшей вместе с острой болью в затекшей шее, было осознание реальности. Опаздывать мне было некуда. Я уже была на самом дне, в точке невозврата.
Я спала, уронив голову на раскрытый том «Хроник». Щека онемела, а на коже, я была уверена, отпечатались строки о каком-нибудь давно почившем короле. В библиотеке было пронзительно холодно. Свечи давно погасли, превратившись в бесформенные лужицы воска. Единственным источником света был тусклый рассвет, лениво пробивавшийся сквозь грязное витражное окно. Он рисовал на полу и стеллажах расплывчатые, призрачные узоры.
Я с трудом разогнулась. Спина болела, суставы ныли. Чужое, изнеженное тело аристократки было совершенно не приспособлено к таким испытаниям. Мое собственное, привыкшее к многочасовому сидению в офисном кресле, и то выдержало бы лучше. Я встала, разминая онемевшие конечности. Шерстяное платье покрылось пылью, волосы растрепались. Вид у меня, должно быть, был как у сумасшедшей затворницы.
Первым делом — работа. Я не могла позволить себе раскисать. Я подошла к столу и посмотрела на свой ночной труд. Карта, хроники, свод законов. Это была основа. Фундамент, на котором предстояло выстроить стратегию выживания. Но этого было мало. История — это то, что было. Мне нужно было знать, что есть сейчас.
В этот момент тяжелая дубовая дверь со скрипом отворилась. Я резко обернулась, сердце пропустило удар. На пороге стояла Лина. В руках она держала маленький поднос, на котором стоял лишь одинокий кувшин, от которого поднимался пар, и кружка. Увидев меня, она застыла, как испуганная лань. Ее глаза расширились от ужаса, смешанного с чем-то еще. С изумлением. Она смотрела на мой растрепанный вид, на стол, заваленный книгами, на то, что я вообще нахожусь здесь, а не в своей постели. Она смотрела на меня, и впервые в ее взгляде не было ненависти. Только страх и растерянность.
Поймав себя на том, что выгляжу уязвимой, я мгновенно выпрямилась, принимая властный вид. Маска холодной герцогини снова была на месте.
— Что это? — спросила я, кивнув на поднос.
— Горячая вода с травами, ваша светлость, — прошептала Лина, делая несколько шагов в зал. — Я подумала... вы могли замерзнуть.
Она подумала. Это было нечто новое. Она не просто выполнила приказ, она проявила инициативу, пусть и самую робкую. Может, вчерашнее «спасибо» все-таки не прошло даром.
— Оставь, — я подошла к столу и села в кресло, делая вид, что просто прервала свою работу на мгновение. — И распорядись, чтобы в камине немедленно развели огонь. А потом принесешь нормальный завтрак. Сюда.
Я подчеркнула последнее слово. Мое место теперь здесь.
Лина, не говоря ни слова, поставила поднос, поклонилась и выбежала. Через несколько минут появились уже знакомые мне слуги-призраки и безмолвно принялись оживлять огромный камин. Я отвернулась от них, делая вид, что полностью поглощена чтением, хотя буквы расплывались перед глазами от усталости. Я не могла показать им свою слабость. Герцогиня Изабелла не бывает слабой. Она бывает только гневной или безразличной. Я выбрала второе.
Когда в камине весело затрещали дрова, и по залу начало расползаться живительное тепло, слуги так же безмолвно исчезли. Я налила себе горячий травяной отвар. Он пах чабрецом и липовым цветом и был чуть сладковатым. Я пила маленькими глотками, чувствуя, как тепло разливается по телу, прогоняя утренний озноб.
Вскоре Лина принесла завтрак: овсяную кашу с медом, вареные яйца и сыр. Пока я ела, она молча убирала со стола остатки вчерашнего ужина. Я наблюдала за ней краем глаза. Ее движения стали чуть увереннее, чем вчера. Страх никуда не делся, он был в каждом ее жесте, но панический ужас сменился настороженностью. Она изучала меня так же, как я изучала ее. Мы были похожи на двух разведчиков на нейтральной территории.
Я решила закрепить новый распорядок.
— Отныне, — произнесла я, когда она уже собиралась уходить, — я буду работать здесь. Завтрак, обед и ужин подавать сюда. В остальное время меня никто не должен беспокоить. Если я понадоблюсь, позовешь ты. И только ты. Тебе ясно?
— Да, ваша светлость, — тихо ответила она, и в ее голосе мне послышалось облегчение. Для нее это означало, что ей не придется постоянно ждать криков из хозяйских покоев. А для меня это означало, что я минимизирую контакты с другими слугами и сужаю круг потенциальных угроз.
Оставшись одна, я снова погрузилась в работу. Но чем больше я читала, тем яснее понимала, что этих книг недостаточно. Хроники описывали славное прошлое, законы — идеальную модель управления. Но они молчали о настоящем. Сколько денег в казне? Сколько зерна в амбарах? Какие долги у герцогства и кто наши кредиторы? Без этих данных все мои знания были бесполезны. Мне нужны были цифры.
Я встала и подошла к окну, протирая ладонью слой вековой грязи. Взгляду открылся все тот же унылый внутренний двор. Серое небо давило на серые камни. И в этот момент меня накрыло. Волна такого острого, такого всепоглощающего отчаяния, что я едва устояла на ногах.
Там, за этим небом, за границами этого мира, осталась моя жизнь. Моя маленькая, но уютная квартира. Моя работа, которую я любила, несмотря на усталость. Мои пациенты, которым я помогала. Простые радости: горячий душ, звонок подруге, просмотр глупого сериала вечером, чашка ароматного капучино утром. Все это было отнято у меня. Навсегда.
Я не была героем. Я не хотела никого спасать. Я хотела домой.
Слезы навернулись на глаза, горячие и злые. Я зажмурилась, вцепившись пальцами в холодный каменный подоконник. Нельзя. Нельзя плакать. Нельзя раскисать. Изабелла бы не заплакала. Она бы разозлилась. Она бы нашла, кого обвинить, на ком сорвать свою боль. У меня не было такой роскоши. Моя боль — это мое личное дело. Моя слабость, которую никто не должен видеть.
Я сделала несколько глубоких вдохов, как учила своих пациентов на сеансах по управлению паническими атаками. Вдох на четыре счета, задержка дыхания, выдох на восемь. Сердцебиение постепенно замедлилось. Волна отчаяния отхлынула, оставив после себя холодную, выжженную пустоту. И в этой пустоте родилась стальная решимость.
Я не могу вернуться. Значит, я должна построить новую жизнь здесь. Не просто выжить, а жить. А чтобы жить, нужно навести порядок в своем доме.
Я вернулась к столу. Мое лицо снова было бесстрастной маской. План действий был ясен. Мне нужен тот, кто отвечает за финансы.
Когда Лина пришла забрать поднос от завтрака, я уже ждала ее.
— Лина, — мой голос звучал ровно и твердо. — Кто в этом замке ведает казной и счетами?
Девушка вздрогнула от неожиданного вопроса. Она нахмурила лоб, вспоминая.
— Управляющий, ваша светлость. Мастер Гидеон. Он служит дому де Валуа уже сорок лет. Еще при его светлости герцоге Людовике начинал.
Сорок лет. Старая гвардия. Человек, который помнил лучшие времена этого замка. Он мог быть как ценнейшим союзником, так и опаснейшим противником. Он наверняка предан памяти старого герцога и презирает Изабеллу за то, во что она превратила его дом. Наша встреча будет непростой. Но она была необходима.
— Где он?
— Обычно в это время он в своей конторе, в западном крыле, ваша светлость.
— Хорошо.
Я помолчала, давая своему следующему приказу набрать вес. Это был мой первый настоящий приказ. Не реакция на внешние раздражители, вроде письма или голода, а первый шаг в реализации моего собственного плана.
— Пойди и скажи мастеру Гидеону, что герцогиня ждет его здесь. Немедленно. И пусть принесет с собой все приходно-расходные книги за последний год.
На лице Лины отразилась целая гамма чувств. Удивление, недоумение и даже страх — но уже не за себя, а за старого управляющего. Видимо, вызов на ковер к Изабелле не сулил ничего хорошего.
— Слушаюсь, ваша светлость.
Она попятилась к двери, не сводя с меня испуганных глаз, и скрылась в коридоре.
Я осталась одна, в тишине огромного зала. Камин потрескивал, бросая на страницы книг неровные блики. Я ждала. Ждала своей первой битвы. Это будет не поединок на мечах, а схватка умов и воли. И я не имела права ее проиграть. От этого зависело все.

Глава 6. Цена пренебрежения

Ожидание было пыткой. Тишина библиотеки, еще вчера казавшаяся спасительной, теперь давила на уши, сгущаясь и становясь почти осязаемой. Каждая минута растягивалась в вечность. Я мерила шагами пространство между столом и камином, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Это была не просто встреча с подчиненным. Это был экзамен. Первый настоящий тест, который покажет, способна ли я удержать эту чужую, рушащуюся жизнь в своих руках.
Я пыталась выстроить в голове линию поведения, отрепетировать фразы. Моим главным оружием была информация, почерпнутая из книг, но главным врагом — мое собственное лицо, мои эмоции. Я должна была излучать холодную, неоспоримую власть, как Изабелла, но при этом задавать вопросы и отдавать приказы с логикой и здравомыслием Анны. Совместить эти два образа казалось невыполнимой задачей. Любая ошибка, любая проскользнувшая в голосе нотка неуверенности или, наоборот, непривычной мягкости, могла быть истолкована неверно.
Чтобы занять руки и мысли, я вернулась за стол. Разложила перед собой карту, рядом положила свод законов, раскрытый на главе о полномочиях герцогской власти. Я создавала декорации. Рабочее место правительницы, которую оторвали от важных государственных дел. Пусть видит, что я не от скуки его позвала.
Наконец, в дверь твердо постучали. Не робкое царапанье Лины, а уверенный, размеренный стук человека, знающего себе цену.
— Войдите, — голос прозвучал на удивление ровно. Я и сама не ожидала от себя такого самообладания.
Дверь отворилась, и на пороге появился мастер Гидеон. Он был именно таким, каким я его и представляла. Высокий, худой, почти высохший старик с копной абсолютно седых волос, зачесанных назад. Прямая, как палка, спина, которую не согнули ни годы, ни, как я подозревала, многочисленные унижения. Одет он был в скромный, но безукоризненно чистый камзол из темного сукна, потертый на локтях. Под мышкой он держал увесистый том в кожаном переплете — гроссбух.
Но главное было в его лице. Морщинистое, пергаментное, оно было похоже на маску стоика. Но глаза... серые, выцветшие, они смотрели с глубокой, неизбывной печалью. Он не боялся меня. В его взгляде не было и тени того ужаса, что я видела у Лины и других слуг. Было нечто худшее: разочарование. Он смотрел на меня как на стихийное бедствие, как на неизлечимую болезнь, поразившую его родной дом. Он не выказывал ненависти, лишь бесконечную усталость.
— Ваша светлость, вы желали меня видеть, — его голос был под стать внешности. Скрипучий, но ровный. Он отвесил формальный, почтительный поклон, но в этом движении не было ни капли подобострастия.
— Да, мастер Гидеон. Проходите, садитесь, — я указала на кресло напротив себя.
Это была первая неожиданность для него. Я видела, как его брови едва заметно дрогнули. Судя по всему, Изабелла не имела привычки предлагать слугам сесть. Он прошел к столу и сел, положив гроссбух перед собой. Он ждал. Ждал, когда начнется буря.
Я не стала тянуть.
— Это все приходно-расходные книги за прошедший год? — я кивнула на том.
— Нет, ваша светлость. Это главная книга. В ней сведены все итоги. Остальные бумаги, счета и расписки хранятся в конторе.
— Хорошо. Этого пока будет достаточно, — я сделала паузу, внимательно глядя ему в лицо, пытаясь прочитать хоть что-то за этой непроницаемой маской. — Доложите мне о текущем финансовом состоянии герцогства. Кратко и по существу.
Он снова на мгновение замер. Я видела, как в его выцветших глазах мелькнуло недоумение. Он явно ожидал чего-то другого. Требования денег на наряды, обвинений в воровстве, бессмысленного гнева. А вместо этого получил сухой, деловой запрос. Он откашлялся, открыл книгу и уставился на исписанные мелким почерком страницы.
— Как прикажете, ваша светлость, — начал он монотонным, безжизненным голосом, голосом человека, который много раз повторял плохие новости. — Если говорить по существу, то финансовое состояние герцогства можно охарактеризовать одним словом: катастрофа.
Я молчала, давая ему высказаться. Мое молчание было лучшим оружием. Оно заставляло его говорить, заполнять тишину фактами.
— Казна пуста, — продолжил он, не поднимая глаз от книги. — Полностью. Последние монеты ушли на прошлой неделе на закупку муки. Налоговые поступления с крестьянских хозяйств за последний год сократились на семьдесят процентов. Многие бросают свои наделы и уходят либо в города, либо в разбойники. Торговые пошлины с пристаней на Серебрянке не поступали уже четыре месяца, так как купеческие караваны предпочитают идти в обход наших земель, не желая связываться с нашими сборщиками.
— Почему? — мой вопрос был резким, как удар хлыста.
На этот раз он поднял на меня взгляд. В нем мелькнул отблеск прежнего, еще не угасшего огня.
— Потому что вы, ваша светлость, в прошлом году втрое увеличили пошлины и приказали отбирать у купцов десятую часть товара. Торговля, как и вода, всегда ищет путь, где ей легче течь.
Он обвинял меня прямо в лицо. Спокойно, с достоинством. Он не боялся. И я зауважала его за это. Я не стала спорить или оправдываться. Это было бы не в характере Изабеллы.
— Продолжайте, — только и сказала я.
— Шахты в предгорьях истощены и заброшены уже два года. Чтобы возобновить там работу, нужны огромные вложения в новое оборудование и разведку, а у нас нет на это средств. Леса почти полностью вырублены браконьерами и проданы за бесценок перекупщикам. У нас нет ни денег, ни людей, чтобы организовать нормальную лесную стражу.
Он перевернул страницу.
— Теперь о расходах. Главная статья — содержание замка и гарнизона. Замок ветшает. Чтобы поддерживать его в должном состоянии, нужен постоянный ремонт, на который нет денег. Но самая острая проблема — это гарнизон.
— Что с гарнизоном?
— Солдатам не платили жалованье уже три месяца, ваша светлость. Их запасы провизии на исходе. Капитан стражи, сэр Ронан, — человек верный, но я не могу ручаться за его людей. Голодные солдаты с оружием в руках — это бочка с порохом. Их пока сдерживает только дисциплина и страх перед капитаном. Но это не может продолжаться вечно.
Три месяца. Я похолодела. Книга говорила об упадке, но не описывала такой степени разложения. Это была уже не просто бесхозяйственность. Это был канун бунта.
— Каковы наши долги? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Гидеон вздохнул. Этот вздох был красноречивее любых слов.
— Велики. Ваш покойный супруг, его светлость герцог Жерар, был человеком щедрым и благочестивым. Он жертвовал большие суммы на храмы и монастыри. Чтобы покрыть эти расходы, ему пришлось взять несколько займов у столичных ростовщиков. После его смерти вы, ваша светлость, брали новые займы... на личные нужды. Наш главный кредитор — торговый дом «Железный кошель». Проценты по долгу растут с каждым днем. Если мы не внесем очередной платеж до конца следующего месяца, они будут иметь право подать прошение королю о передаче наших земель под внешнее управление.
«Железный кошель». Это название смутно знакомо мне по книге. Кажется, этот торговый дом был как-то связан с принцем Александром. Картина становилась все яснее и страшнее. Александр не просто ждал, пока я умру. Он планомерно загонял меня в ловушку. Он душил герцогство чужими руками, чтобы потом явиться в роли спасителя.
Я молчала, переваривая услышанное. Ситуация была хуже, чем в моих самых пессимистичных прогнозах. Я сидела на троне в замке-призраке, управляя землей-банкротом, и командовала голодной, озлобленной армией. И все это — с долговой петлей на шее.
Гидеон закрыл книгу. Он закончил свой доклад и снова ждал. Он смотрел на меня уже без разочарования. В его взгляде появилось нечто новое — внимательное, оценивающее любопытство. Он видел, что я не кричу, не впадаю в истерику, не обвиняю его во всех грехах. Я слушала. Я анализировала. Я вела себя как правитель, столкнувшийся с кризисом, а не как взбалмошная женщина.
— Сколько у нас зерна в амбарах? — спросила я после долгой паузы.
Он ответил не сразу, явно не ожидая такого вопроса.
— Точных данных у меня нет, ваша светлость. Этим ведает ключник. Но, по последним отчетам, при нынешних нормах выдачи — едва ли на месяц.
— Понятно.
Я откинулась в кресле. Мысли лихорадочно работали. План, который начал было вырисовываться в моей голове — с восстановлением шахт, торговлей, новыми законами — все это была стратегия на годы. А у меня не было и нескольких месяцев. У меня были недели.
Нужно было действовать. Быстро. Решительно. И начать с самого главного. С информации. Точной, проверенной информации.
Я снова посмотрела на Гидеона. Он все еще ждал.
— Я поняла вас, мастер Гидеон. Ситуация тяжелая, но не безнадежная.
Его брови снова поползли вверх. Услышать от меня такое было для него, видимо, равносильно тому, как если бы заговорила каменная горгулья за окном.
Я подалась вперед, сложив руки на столе. Мой голос стал твердым, как сталь.
— Завтра к первому часу я хочу видеть на этом столе три документа. Не отчеты на словах, а именно документы, с цифрами и подписями ответственных лиц.
Он слушал, и в глазах его разгорался огонек живого интереса.
— Первый, — я загнула палец, — полный и подробный реестр всех наших долгов. Имена кредиторов, суммы, сроки выплат и проценты. Я хочу видеть всю картину целиком.
— Второй, — я загнула второй палец, — точная опись всего продовольствия в замке. Зерно, мука, солонина, вино, все до последнего фунта. Я хочу знать, сколько мы сможем продержаться в случае осады... или голода.
— И третий, — мой взгляд стал жестким, — поименный список всего гарнизона замка. От капитана до последнего новобранца. И напротив каждого имени — точная сумма задолженности по жалованью.
Я закончила и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая возражений. Что это невозможно сделать за один день, что люди не захотят работать. Но он молчал. Он просто смотрел на меня, и я видела, как в глубине его старых глаз происходит какая-то внутренняя работа. Он переоценивал меня.
— Это все, ваша светлость? — спросил он наконец.
— На сегодня — все. Книгу оставьте здесь. Можете идти, мастер Гидеон. Исполняйте.
Он встал. Впервые за все время нашей встречи он поклонился не только моему титулу, но, как мне показалось, и мне самой. Это был едва заметный, но от этого еще более ценный жест уважения.
— Будет исполнено, ваша светлость.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я осталась одна в оглушительной тишине. Подошла к камину, протягивая озябшие руки к огню. Тепло не помогало. Холод шел изнутри.
Я только что заглянула в бездну. И теперь мне предстояло либо сгинуть в ней, либо найти способ перекинуть через нее мост. Я открыла оставленный им гроссбух. Ряды цифр, аккуратно выведенных его старческой рукой, были похожи на надгробные плиты. Это была летопись умирания. И где-то в конце этой летописи должен был стоять мой некролог.
«Нет», — прошептала я огню. — «Этой главе вы не суждено быть написанной».

Глава 7. Анатомия упадка

Ночь, проведенная в кровати, а не за столом в библиотеке, не принесла ожидаемого отдыха. Сон был тревожным, полным обрывков чужих воспоминаний и моих собственных страхов. Мне снились бесконечные, темные коридоры Вороньего Утеса, из которых не было выхода, и насмешливое лицо принца Александра, каким я его помнила по обложке книги. Я проснулась задолго до рассвета в холодной постели, чувствуя себя еще более разбитой, чем накануне. Но выбора не было. Я заставила себя встать.
Утренний ритуал прошел уже более слаженно. Лина, появившаяся по первому зову, кажется, начала привыкать к моим новым, странным порядкам. Она молча помогла мне одеться все в то же темно-синее шерстяное платье, ставшее моей униформой, и заплела волосы в простую косу. В ее движениях было меньше страха и больше деловитости. Она все еще боялась меня, но ужас перед непредсказуемым монстром, кажется, сменялся настороженным любопытством к новому, непонятному существу.
Вернувшись в библиотеку, я с удовлетворением отметила, что мой приказ был исполнен: в камине уже весело потрескивали дрова, и кто-то даже подмел пол вокруг моего рабочего стола. Это были крошечные, едва заметные признаки зарождающегося порядка, и я цеплялась за них, как утопающий за щепку.
Весь день до назначенного часа я посвятила изучению единственного документа, который был в моем распоряжении — гроссбуха, оставленного Гидеоном. Чем глубже я погружалась в ряды цифр и каллиграфических записей, тем яснее передо мной представала история болезни этого герцогства. Это была настоящая анатомия упадка, зафиксированная на пергаменте.
Я листала страницы назад, к временам правления герцога Людовика Мудрого. Здесь все было логично и понятно. Доходы от шахт, лесных угодий и торговых пошлин были стабильны. Расходы были соразмерны и разумны: жалованье гарнизону, ремонт крепостных стен, закупка зерна на зиму, и даже отдельная статья — «на приобретение новых книг для библиотеки». Этот человек строил, укреплял и приумножал. Он был хозяином.
Затем наступило время его сына, Жерара, покойного мужа Изабеллы. Картина начала меняться. Доходы поползли вниз. Появились записи о продаже участков леса и нескольких деревень, чтобы покрыть расходы. А сами расходы приобрели иной характер. Огромные суммы жертвовались на постройку новых часовен и поддержку монастырей. Появились займы. Сначала небольшие, потом все крупнее. Жерар был человеком благочестивым, но плохим правителем. Он пытался купить спасение души, распродавая при этом свое земное наследие.
А потом… потом начался хаос. Последние два года, время вдовства Изабеллы, были финансовым безумием. Аккуратный почерк Гидеона бесстрастно фиксировал ее метания. Вот запись о продаже последней доходной деревни. А уже через неделю — огромная сумма, выплаченная столичному ювелиру за бриллиантовое ожерелье. Затем три месяца почти полного затишья, когда, видимо, деньги кончились совсем. А следом — новый крупный заем у «Железного кошеля» и заказ на дюжину бальных платьев из самого дорогого шелка.
Я, как психиатр, видела за этими цифрами не просто расточительство. Я видела психологию травмы. Это было поведение человека в глубокой депрессии, пытающегося заглушить внутреннюю боль короткими, яркими вспышками удовольствия. Импульсивные, иррациональные траты, за которыми следовали периоды апатии. Она не была злой интриганкой, планомерно разрушающей свое герцогство. Она была глубоко несчастной, сломленной женщиной, которая крушила все вокруг, потому что ее собственный мир был разрушен до основания. Это не оправдывало ее, но многое объясняло.
Несмотря на огонь в камине, в огромном зале было зябко. Сквозняки гуляли под высокими сводами, и я то и дело ежилась. Практичность взяла верх над гордыней. Когда Лина принесла обед — все ту же простую, но сытную еду — я остановила ее.
— Лина, в моих покоях есть теплые шали или накидки? Здесь холодно.
Это была простая, человеческая просьба, и она снова произвела на девушку ошеломляющее действие. Герцогиня, которая, по-видимому, никогда не замечала ничего, кроме собственных желаний, вдруг пожаловалась на холод. Лина на мгновение замерла, а потом торопливо кивнула.
— Да, ваша светлость. Есть… есть накидка покойного герцога Людовика. Она очень теплая, подбита мехом. Он любил в ней работать здесь зимой.
— Принеси ее.
Через несколько минут она вернулась с тяжелой накидкой из темно-зеленого сукна, подбитой темным, гладким мехом. Вещь была старой, но добротной. Лина помогла мне накинуть ее на плечи. Я тут же утонула в ее тепле и едва уловимом запахе сандала и старых книг — видимо, этот запах впитался в ткань за долгие годы. Стало гораздо уютнее.
— Благодарю, — снова сказала я, не удержавшись. На этот раз Лина уже не выглядела шокированной. Она лишь быстро опустила глаза и пробормотала что-то неразборчивое. Лед трогался. Очень медленно, со скрипом, но он трогался.
Я решила воспользоваться моментом. Нужно было собирать информацию не только из книг.
— Мастер Гидеон… он давно служит нашему дому? — спросила я как можно более небрежно, перелистывая страницу гроссбуха.
— Всю жизнь, ваша светлость, — охотно откликнулась Лина, видимо, радуясь безопасной теме. — Он еще мальчишкой-писцом начинал при вашем свекре. Все в замке его уважают. Говорят, он единственный, кто не боится говорить правду. Даже покойному герцогу Жерару осмеливался перечить, когда тот слишком много денег на храмы тратил.
Лина замолчала, испугавшись, что сказала лишнее.
— И что же, герцог Жерар наказывал его за это? — мягко подтолкнула я ее.
— О нет, ваша светлость! Его светлость ценил преданность мастера Гидеона. Только вздыхал и говорил, что земные дела — это прах, а спасение души — вечно.
Она помолчала, а потом добавила почти шепотом:
— Мастер Гидеон был самым несчастным в замке, когда… когда у вас было плохое настроение. Он очень переживал за упадок герцогства.
Теперь я знала о своем будущем союзнике (я очень на это надеялась) немного больше. Он был честным, преданным и смелым. И он страдал, видя, как рушится дело всей его жизни. Значит, у нас была общая цель. Это было хорошо.
Остаток дня прошел в напряженном ожидании. Я пыталась читать, систематизировать информацию, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече. Что он принесет? Насколько все плохо на самом деле? Смогу ли я найти выход?
Время тянулось мучительно медленно. Солнце скрылось за тучами, и в библиотеке снова сгустился сумрак, который не мог разогнать даже огонь в камине. Лина принесла и зажгла свечи. Их ровное пламя немного успокаивало.
Когда пробила склянка, отмеряя первый час пополудни, мое сердце гулко ухнуло. Время пришло.
И почти сразу же в дверь постучали.
— Войдите.
На пороге стояла Лина. Бледная, как смерть.
— Ваша светлость… Мастер Гидеон прибыл.
Она отступила в сторону, пропуская управляющего. Гидеон выглядел так, словно не спал несколько суток. Под его глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось. Но держался он по-прежнему прямо. За ним следовали двое молодых парней, видимо, его помощники-писцы, сгибавшиеся под тяжестью свитков, перевязанных бечевкой, и нескольких толстых конторских книг.
Я молча указала на второй большой стол, стоявший перпендикулярно моему. Помощники сгрудили на него свою ношу. Получилась внушительная гора бумаг. Гора проблем. Гора отчаяния. Отослав парней кивком, Гидеон остался стоять возле этого бумажного монумента.
Он выглядел уставшим, но в его взгляде была мрачная решимость. Он принес мне то, что я просила. Всю правду, без утайки.
— Ваша светлость, — его голос был хриплым от усталости, но твердым. — Как вы и приказывали. Все, что мне и моим людям удалось собрать и систематизировать за одну ночь.
Он обвел рукой стол.
— Здесь… все.
Я перевела взгляд с его изможденного лица на эту гору пергамента. Каждый свиток, каждая книга казались мне живыми существами, шепчущими о долгах, голоде и предательстве. Это была не просто макулатура. Это был мой приговор. Или мой шанс на спасение. Все зависело от того, что я смогу прочитать между строк и цифр.
Я глубоко вздохнула, собираясь с силами.
— Хорошо, мастер Гидеон. Присаживайтесь. И давайте начнем. С самого неприятного. С долгов.

Глава 8. Приговор

Гидеон сел, и тишина в библиотеке стала тяжелой, как могильная плита. Он не спешил начинать, методично раскладывая перед собой свитки и бумаги, которые принесли его помощники. Он создавал порядок из хаоса, прежде чем обрушить этот хаос на меня. Его спокойствие действовало на нервы, но я заставила себя сидеть неподвижно, сложив руки на столе. Я не покажу ему своего страха. Я — герцогиня. Я — скала, о которую должны разбиваться дурные вести, а не щепка, летящая по ветру.
— Начнем с долгов, — наконец произнес он, и его голос, казалось, заполнил все пространство зала. Он развернул первый, самый длинный свиток.
Я слушала, и мой мозг, привыкший к работе с человеческими эмоциями, теперь впитывал холодный, безжалостный язык цифр. Гидеон говорил ровно, без пафоса, но каждое его слово было ударом молота по моим наивным планам о восстановлении герцогства.
Мелкие долги местным поставщикам за свечи, за сукно, за подковы для лошадей — они были многочисленны, но в общей сумме не так страшны. Затем шли займы покрупнее, взятые еще покойным герцогом Жераром у монастырей под залог церковной десятины. Неприятно, но не смертельно. А потом Гидеон дошел до главного.
— Торговый дом «Железный кошель», столица, — он сделал едва заметную паузу, словно набирая воздуха перед прыжком в ледяную воду. — На данный момент наш общий долг перед ними, включая набежавшие проценты, составляет пятьдесят тысяч золотых экю.
Пятьдесят тысяч. Цифра повисла в воздухе. Я не знала, много это или мало в масштабах королевства, но по тому, как управляющий произнес это, я поняла — это целое состояние. Сумма, которой у нас не было и никогда не будет при нынешнем положении дел.
— Срок последнего займа, взятого вами, ваша светлость, истекает через двадцать пять дней, — бесстрастно продолжал Гидеон. — Мы должны внести платеж в размере пяти тысяч золотых. В противном случае, согласно договору, который вы подписали, торговый дом имеет право потребовать уплаты всей суммы долга немедленно. А если мы не сможем этого сделать, они обратятся в Королевский суд с прошением о передаче герцогства де Валуа под их прямое управление до полной выплаты долга.
Ловушка захлопнулась. Вот он, гениальный план Александра, во всей своей красе. Он даже не марал рук. Он просто ждал, пока финансовая удавка, которую он помог затянуть на шее Изабеллы, сделает свое дело.
— Процентная ставка по этому займу, — я заставила себя задать вопрос, хотя губы одеревенели, — она законна?
Гидеон криво усмехнулся — первая эмоция, которую я увидела на его лице.
— О, более чем, ваша светлость. Она грабительская, но составлена лучшими юристами столицы. Они не подкопаешься. Договор был подписан вами лично. Ваша печать, ваша подпись.
Он смотрел на меня прямо, без осуждения, просто констатируя факт. Я, вернее, Изабелла, сама подписала себе смертный приговор.
— Ясно, — только и смогла вымолвить я. — Что дальше?
— Дальше провизия. — Он отодвинул свиток с долгами и взял несколько исписанных листов. — Я и ключник лично провели ревизию амбаров и погребов. Картина удручающая. Зерна, при условии сохранения нынешних урезанных пайков для гарнизона и слуг, хватит на тридцать пять дней. Если вернуть пайки к норме — на двадцать два дня. Солонины — на три недели. Овощей почти нет, последние запасы сгнили из-за сырости в подвалах. Вина в бочках достаточно, но солдаты не могут питаться одним вином.
Тридцать пять дней на голодном пайке. Двадцать пять дней до выплаты по долгу. Сроки почти совпадали. Все должно было рухнуть одновременно. Идеальный шторм.
— А теперь самое главное, — сказал Гидеон, и в его голосе впервые появились жесткие нотки. Он взял последний документ — поименный список гарнизона. — Наши защитники. Восемьдесят четыре человека, включая капитана, сэра Ронана. Общая задолженность по жалованью за три месяца составляет одну тысячу двести золотых экю.
Тысяча двести. По сравнению с пятьюдесятью тысячами долга — это была почти мелочь. Но для нас сейчас эта сумма была так же недостижима, как звезды на небе.
— Сэр Ронан — человек чести и долга, — продолжил управляющий, и я поняла, что он говорит не просто как счетовод, а как человек, которому небезразлична судьба этих людей. — Он предан дому де Валуа. Но он командует людьми, а не ангелами. Его люди голодают. Их семьи в деревнях голодают еще сильнее. Они видят упадок, они слышат слухи. Каждый день сэр Ронан гасит ропот и недовольство своим авторитетом. Но я не знаю, надолго ли его хватит. Еще неделя, может, две… и его просто перестанут слушать. И тогда у нас в замке будет восемьдесят четыре вооруженных, озлобленных и отчаявшихся мужчины.
Он замолчал. Доклад был окончен. Приговор вынесен. Герцогство было не просто больным. Оно было в агонии. И у меня было меньше месяца, чтобы совершить чудо или умереть вместе с ним.
Я сидела в полной тишине, глядя на пляшущее в камине пламя. В голове, как в бешеной карусели, неслись цифры, сроки, угрозы. Пятьдесят тысяч. Двадцать пять дней. Тридцать пять дней. Тысяча двести. Восемьдесят четыре солдата. Любая из этих проблем была способна меня уничтожить. Но одна из них была как фитиль у бочки с порохом, на которой мы все сидели. Долг — это бумага. Голод — это медленная смерть. А вооруженный бунт — это смерть быстрая и кровавая.
Мой мозг, натренированный годами раскладывать по полочкам самые запутанные человеческие проблемы, заработал с холодной, отстраненной ясностью. Нужно расставить приоритеты. Угроза №1 — неминуемый бунт гарнизона. Если я потеряю контроль над собственной стражей, все остальное уже не будет иметь значения. Меня убьют или просто вышвырнут за ворота, и Александр получит замок без всяких юридических ухищрений.
Значит, начинать нужно с солдат.
Я подняла голову и посмотрела на Гидеона. Он не сводил с меня внимательного, изучающего взгляда. Он ждал моей реакции. Ждал истерики, слез, приказа казнить его за дурные вести.
— Мы должны заплатить солдатам, — сказала я. Голос прозвучал спокойно, но в оглушительной тишине библиотеки он прозвенел, как удар колокола.
Гидеон моргнул.
— Ваша светлость, я только что доложил… в казне нет ни единого медяка. Мы не можем заплатить им.
— Я не спрашивала, можем ли мы, — отрезала я, и в моем голосе появился металл. — Я сказала, что мы должны. Это приказ.
Он смотрел на меня, и я видела в его глазах борьбу. Борьбу между многолетним опытом, который кричал ему, что это невозможно, и чем-то новым, что он увидел во мне.
— Но как? — вырвалось у него. — Откуда взять деньги?
— Деньги — это всего лишь ресурс, — я встала и подошла к камину, чувствуя, что мне нужно движение. — Когда один источник иссякает, умный правитель ищет другой. Казна пуста. Это факт. Но разве казна — единственное достояние герцогини де Валуа?
Я обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Мы не можем выплатить им весь долг. Сейчас это невозможно. Но мы не должны этого делать. Отчаявшимся людям нужна не полная оплата. Им нужна надежда. Знак того, что их не бросили. Знак того, что их правительница помнит о них и заботится. Мы должны дать им этот знак. И дать его немедленно.
Гидеон молчал, полностью поглощенный моими словами. Он перестал быть просто счетоводом. Он стал моим первым слушателем. Моим первым соратником, сам того еще не осознавая.
— Мы выплатим им жалованье за один месяц. Треть долга. Четыреста золотых. Это покажет им, что лед тронулся. Это купит нам время и их лояльность.
— Четыреста золотых, — эхом повторил он. — Ваша светлость, это огромная сумма. У нас ее нет.
— Она есть, — твердо сказала я. — Она лежит мертвым грузом в моих покоях.
Я вернулась к столу, чувствуя, как во мне разгорается холодная энергия. Энергия принятого решения.
— Мастер Гидеон. В моей спальне, на туалетном столике, стоит шкатулка из резной кости. Я хочу, чтобы вы немедленно принесли ее сюда.
Он ошеломленно смотрел на меня. Кажется, он начал догадываться.
— А также, — продолжила я, — я хочу, чтобы вы привели сюда капитана гарнизона, сэра Ронана. Я буду говорить с ним лично. И позовите Лину. Она понадобится мне, чтобы принести еще кое-что.
Гидеон встал. Его лицо было бледным, но в глазах горел огонь. Он видел. Он понял. Он был свидетелем того, как герцогиня Изабелла, известная своей жадностью и эгоизмом, собирается сделать немыслимое.
— Слушаюсь, ваша светлость, — выдохнул он.
Он почти бегом вышел из библиотеки, оставив на столе бумаги, которые еще полчаса назад казались смертным приговором, а теперь превратились просто в список проблем, требующих решения.
Я осталась одна. Я знала, что сейчас совершу нечто большее, чем просто продажу драгоценностей. Я собиралась принести в жертву прошлое Изабеллы, ее боль, ее тщетные попытки заполнить пустоту в душе блеском камней и шелком. Я собиралась превратить символы ее слабости в оружие для нашего общего выживания.
И это было только начало.

Глава 9. Золото и сталь

Не прошло и пяти минут, как в библиотеке снова появились посетители. Первым, чуть запыхавшись, вошел Гидеон. В руках он нес тот самый ларец из резной кости, о котором я говорила. Он держал его с какой-то брезгливой осторожностью, словно не шкатулку с сокровищами, а ящик с ядовитыми змеями. Следом за ним, бледная и испуганная, вошла Лина. Она не понимала, зачем ее позвали, и, очевидно, ждала самого худшего.
— Поставь на стол, мастер Гидеон, — приказала я, указав на свободное место между гроссбухом и свитком с переписью провизии.
Он молча исполнил приказ.
— Открой.
Управляющий с видимой неохотой поднял тяжелую крышку. Я знала, что увижу, но реальность превзошла воспоминания из книги. Внутри, на вытертом темно-синем бархате, лежало целое состояние. Ожерелья, диадемы, броши, перстни, серьги. Бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры. Камни были крупными, чистой воды, и даже в неровном свете свечей они вспыхивали холодным, хищным огнем. Это было не просто собрание украшений. Это была квинтэссенция эгоизма Изабеллы, ее отчаянная попытка купить себе счастье и статус, пока все вокруг рушилось.
Лина ахнула. Тихий, сдавленный вздох, полный благоговейного ужаса. Она наверняка видела эти украшения на герцогине, но никогда — вот так, все сразу, вырванные из привычного контекста.
— Высыпь все на стол, — мой голос был ровным, лишенным всяких эмоций.
Гидеон на мгновение замер, но затем, поняв, что я не шучу, аккуратно перевернул ларец. Драгоценности с сухим, стеклянным стуком посыпались на темное дерево стола. Холодные, бездушные искры на фоне пыльных фолиантов и долговых расписок. Картина была до того абсурдной и в то же время символичной, что я едва удержалась от мрачной усмешки. Вот они, активы и пассивы герцогства де Валуа, лежащие бок о бок.
— Лина, — я повернулась к окаменевшей девушке. — Ты знаешь, где хранятся мои бальные платья? Те, что из столичного шелка, с вышивкой.
Она испуганно кивнула.
— Принеси их сюда. Все.
Она выбежала, как ошпаренная, оставив нас с Гидеоном наедине с этой грудой сокровищ. Старик молчал, но я чувствовала его напряженный, вопросительный взгляд. Он все еще не до конца понимал мой замысел.
В этот момент в дверь снова постучали. Твердо, уверенно.
— Это, должно быть, сэр Ронан, — сказал Гидеон.
— Впусти его.
Капитан гарнизона оказался мужчиной лет сорока, точно как я его себе и представляла. Высокий, широкоплечий, с прямой военной выправкой. На нем был простой кожаный колет поверх кольчужной рубахи, на шее — начищенный до блеска, но поцарапанный в нескольких местах стальной горжет. Его лицо было обветренным, с жесткими складками у рта. Коротко стриженные темные волосы тронула ранняя седина на висках, а над правым глазом белел тонкий шрам, придававший ему суровое и сосредоточенное выражение. Но самое примечательное в нем были глаза — светло-серые, ясные, они смотрели прямо и оценивающе. Это был взгляд человека, привыкшего видеть суть вещей, а не их внешнюю оболочку.
Он вошел, и его взгляд мгновенно обежал всю сцену: меня во главе стола, старого управляющего рядом, и россыпь драгоценностей, сверкающих в свете свечей. Он не выказал удивления, лишь его брови едва заметно сошлись на переносице. Он отдал мне четкий, по-военному лаконичный поклон.
— Ваша светлость. Вы желали меня видеть.
Это был не вопрос, а утверждение. Он не ждал любезностей. Он ждал приказа или обвинения.
— Да, сэр Ронан. Прошу, — я указала на кресло, которое занимал до него Гидеон. Капитан на мгновение смешался, но подчинился.
Я не стала ходить вокруг да около. Этот человек ценил прямоту, я это чувствовала.
— Сэр Ронан, я только что ознакомилась с отчетом мастера Гидеона о положении дел в герцогстве. — я говорила медленно, чеканя каждое слово. — Положение отчаянное. Казна пуста. Земли в упадке. Герцогство погрязло в долгах.
Он слушал молча, его лицо оставалось непроницаемым. Вероятно, для него это не было новостью.
— Я знаю, что вашим людям не платят жалованье уже три месяца, — продолжила я. — Знаю, что запасы провизии на исходе. Знаю, что вы лично поддерживаете дисциплину, и ценю это.
В этот момент в зал бесшумно вошла Лина, сгибаясь под тяжестью нескольких платьев. Шелк, бархат, золотое шитье. Она робко сложила их на свободное кресло и замерла у стены, боясь дышать. Сэр Ронан бросил на эту пеструю груду быстрый, недоуменный взгляд и снова уставился на меня.
— Но это закончится. Сегодня. — Я сделала паузу, давая словам набрать вес. — Я не могу сотворить золото из воздуха и не могу за один день наполнить наши амбары. Но я не допущу, чтобы люди, которые защищают этот замок своей кровью, голодали и чувствовали себя забытыми.
Я обвела рукой стол.
— Перед вами — личное состояние герцогини де Валуа. Все, что было куплено на деньги этого герцогства в минуты… забвения. — я подобрала слово тщательно. Это было почти признание вины, но облеченное в форму, которая не роняла моего достоинства. — Отныне это больше не мои украшения и не мои платья. Это — фонд выживания герцогства де Валу-а.
Теперь я видела его реакцию. Его военная маска треснула. На его лице отразилось откровенное, неподдельное изумление. Он недоверчиво посмотрел на драгоценности, потом на Гидеона, словно ища подтверждения, что он не спит. Старый управляющий медленно, почти торжественно, кивнул.
— Мастер Гидеон в кратчайшие сроки организует продажу всего этого… имущества, — я намеренно использовала сухое, деловое слово. — Он найдет способ превратить эти безделушки в звонкую монету. Ваша задача, сэр Ронан, иная. Я хочу, чтобы вы вернулись к своим людям и донесли до них две вещи. Первое: в течение трех дней каждый из них получит полное жалованье за один месяц.
Я видела, как напряглись его плечи. Он все еще не мог поверить.
— И второе, — продолжила я, глядя ему прямо в глаза. — Передайте им, что это только начало. Что их герцогиня знает об их нуждах. Что времена безразличия прошли. Я потребую от них железной дисциплины и беспрекословной верности. Но взамен я обещаю им, что они больше никогда не будут последними, о ком я вспомню. Я наведу порядок в этом замке, но мне нужна ваша поддержка. Мне нужна ваша верность, сэр Ронан. Не слепая покорность раба, а осознанная верность солдата своему командиру.
Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он переваривал услышанное.
— Прошу прощения, ваша светлость, — наконец произнес он, и в его голосе уже не было прежней холодной отстраненности. — Но камни — это не монеты. Продать их быстро, здесь, в Вороньем Утесе, невозможно. А отправлять в столицу… это долго и опасно.
Это был не вызов, а проверка. Практический вопрос от практика. Он проверял, есть ли у меня хоть какой-то план, или это просто очередной импульсивный жест.
— Вы правы, — спокойно согласилась я. — Поэтому мы не будем продавать все. Мы продадим часть. Самую ценную. — Я повернулась к Гидеону. — Мастер Гидеон. Вы отправите в столицу вашего самого надежного и расторопного человека. Завтра же, на рассвете. Пусть он найдет честного оценщика, а не того вора, с которым имела дело… я прежде. Нам не нужна самая высокая цена. Нам нужна быстрая и справедливая цена. Пусть продаст ровно столько, чтобы покрыть четыреста золотых для гарнизона и еще сто — на непредвиденные расходы. Остальное вернет обратно. Это ясно?
— Абсолютно, ваша светлость, — твердо ответил управляющий. В его глазах горел азарт. Впервые за долгие годы у него появилась настоящая, осмысленная работа.
Я снова посмотрела на капитана.
— У вас будут ваши деньги, сэр Ронан. А у меня будет ваша верность?
Он медленно поднялся с кресла. Выпрямился во весь свой рост. И я увидела перед собой не простого наемника, а настоящего воина, потомка тех, кто был изображен на гобеленах в коридорах.
— Вы получите мою сталь, ваша светлость, — сказал он просто.
Он отдал мне еще один поклон. Но это был уже совсем другой жест. Не формальность, предписанная этикетом, а знак уважения солдата своему командиру.
— Будет исполнено.
Он развернулся и вышел, оставив нас троих в тишине.
Гидеон тут же, с неожиданной для его лет живостью, подошел к столу и начал аккуратно перебирать драгоценности, бормоча себе под нос: «Так, это ожерелье одно потянет на сотню… а вот этот перстень…»
Лина стояла у стены, глядя на груду шелка и бархата так, словно это были призраки прошлого.
Я отошла к камину. Руки слегка дрожали от пережитого напряжения. Я только что сделала свою первую ставку в этой игре. Я поставила на кон все свое единственное ликвидное имущество. И купила на него самое ценное, что только можно было купить в моем положении: время и лояльность двух ключевых людей в этом замке.
Это была победа. Хрупкая, дорогостоящая, но несомненная победа. Первая за все эти дни. И она дала мне то, чего мне так не хватало. Надежду.

Глава 10. Тихие перемены

Утро после принятого решения было другим. Я проснулась в своей кровати, и впервые за все время тяжесть на душе была не свинцовой плитой отчаяния, а скорее грузом ответственности. Ноша была огромной, но она была моей. Я сама взвалила ее на свои плечи, и это давало странное, горькое чувство свободы. Я больше не была пассивной жертвой обстоятельств, плывущей по течению к своему предсказанному в книге концу. Я стала игроком. Фигуры были расставлены на доске, и я сделала свой первый ход. Теперь оставалось только ждать ответного хода противника и надеяться, что моя рискованная игра принесет плоды.
В библиотеке меня встретил потрескивающий камин и записка на столе, оставленная Гидеоном. Она была написана его обычным, четким почерком: «Гонец с грузом отправлен в столицу на рассвете на лучшем из оставшихся в конюшне скакунов. Ожидаем его возвращения через шесть-семь дней. Мастер Гидеон».
Шесть-семь дней. Целая неделя напряженного ожидания. Неделя, за которую могло случиться все, что угодно. Гонец мог быть ограблен. Драгоценности могли быть украдены. Оценщик мог оказаться мошенником. Слишком много «если».
Я поняла, что не смогу провести всю эту неделю, сидя взаперти и пялясь в книги. Мой вчерашний анализ гроссбуха, встреча с управляющим и капитаном дали мне теоретические знания о состоянии дел. Но я не видела герцогство. Я не видела замок. Я сидела в этой башне из слоновой кости, полной пыльных фолиантов, и пыталась управлять тем, чего не чувствовала. Это нужно было исправить.
— Лина! — позвала я.
Девушка появилась почти мгновенно, словно ждала за дверью. Она принесла мой обычный скромный завтрак.
— Сегодня я не буду завтракать здесь, — сказала я, поднимаясь. — Я хочу пройтись по замку. Осмотреть свои владения. Ты меня проводишь.
На лице Лины снова отразилось изумление. Герцогиня, добровольно покидающая свое убежище, чтобы пойти… куда-то. В ее глазах читался немой вопрос: зачем? Но она уже научилась не задавать его вслух.
— Как прикажете, ваша светлость.
Я накинула на плечи теплую накидку покойного герцога Людовика. Она уже стала для меня чем-то вроде защитного кокона, брони, которая согревала и придавала уверенности. Мы вышли из библиотеки.
Впервые за все дни я пошла по гулким коридорам замка не как беглянка, ищущая укрытия, а как хозяйка, инспектирующая свой дом. И дом этот был в плачевном состоянии. Я замечала то, на что раньше не обращала внимания: трещины в каменной кладке, сквозь которые сочился сырой ветер; выцветшие гобелены, местами порванные и нечиненые; толстый слой пыли на всех горизонтальных поверхностях, который редкая уборка не могла одолеть. Замок был запущен. Он был похож на старого, больного аристократа, который все еще сохранял гордую осанку, но дни его были сочтены.
Мы вышли во внутренний двор. Холодный, влажный воздух после затхлости библиотеки показался невероятно свежим. Я сделала глубокий вдох. Пахло дымом, мокрым камнем и лошадьми. Это был запах настоящей, не книжной жизни.
Двор больше не был пустым. У дальней стены капитан Ронан проводил учения с дюжиной солдат. Их движения были все еще далеки от идеала, но они двигались. Они работали. Раньше, как я поняла из намеков, они просто бесцельно слонялись по двору или играли в кости. Теперь у них была цель. Когда они заметили меня, воцарилась тишина. Разговоры и команды смолкли. Все головы повернулись в мою сторону.
В их взглядах я больше не видела откровенной ненависти или sullen (угрюмого) безразличия. Я видела настороженность. Интенсивное, почти осязаемое любопытство. Они смотрели на женщину, которая собиралась продать свои драгоценности, чтобы заплатить им жалованье. Они не знали, как на это реагировать. Они ждали, что будет дальше.
Сэр Ронан отдал команду и твердым шагом направился ко мне.
— Ваша светлость, — он отдал честь, приложив кулак к сердцу. — Доброго утра.
— И вам, капитан, — ответила я. — Я вижу, вы не теряете времени.
— Приказ есть приказ, — коротко ответил он. — Люди должны быть в форме. Новость, которую я им сообщил вчера вечером, была встречена… с осторожным оптимизмом.
«Осторожный оптимизм». Идеальная формулировка. Они не верили до конца. Они поверят только тогда, когда в их руках зазвенит серебро.
— Хорошо, — кивнула я. — Продолжайте тренировки, капитан. Я хочу, чтобы гарнизон Вороньего Утеса славился своей выучкой по всему королевству.
Это была рискованная фраза. Говорить о славе, когда мы на грани голода. Но я видела, как блеснули его серые глаза. Я дала ему не просто приказ, я дала ему долгосрочную цель, намек на будущее, в котором они не просто выживают, а процветают.
— Будет исполнено, — твердо сказал он и вернулся к своим людям.
Я продолжила свой обход, Лина семенила за мной.
— Где находятся кухни и кладовые? — спросила я.
Она провела меня в низкое приземистое здание, примыкавшее к главной башне. Внутри было жарко и пахло кислой капустой. Несколько женщин в засаленных фартуках, увидев меня, испуганно замерли у очага. Я не стала их допрашивать, лишь окинула взглядом помещение. Несколько мешков с мукой, бочка с солониной, полки с корнеплодами. Скудно. Очень скудно. Отчет Гидеона был правдив.
Мы прошли мимо конюшен, откуда доносилось редкое лошадиное ржание, мимо заброшенной кузницы, чей горн давно остыл. Каждая деталь подтверждала общую картину упадка. Но теперь я видела это своими глазами, и это было совсем другое. Проблемы обретали плоть и кровь.
— А где в замке лечат больных и раненых? — спросила я, и этот вопрос, кажется, удивил Лину больше всего.
— Лекарня… она в донжоне, ваша светлость. У западной стены. Но там…
Она замялась.
— Что «там»?
— Там только матушка Элара. И почти ничего нет, — прошептала она.
Я направилась туда. Лекарня оказалась небольшим, сводчатым помещением на первом этаже башни. Здесь было чисто, но очень бедно. В воздухе стоял резкий запах сушеных трав, уксуса и чего-то еще, кисловатого и неприятного. Вдоль стены стояло три грубо сколоченных лежака. На одном из них сидел мальчишка лет десяти, видимо, из поварят, и тихо всхлипывал.
Из-за ширмы в углу вышла пожилая женщина. Она была невысокой, костлявой, с лицом, покрытым такой густой сетью морщин, что казалось, будто оно вырезано из дерева. Но ее глаза, темные и пронзительные, были полны ума и энергии. Она вытирала руки о грубый фартук. Увидев меня, она не выказала ни страха, ни удивления. Лишь слегка кивнула.
— Ваша светлость.
Это, без сомнения, была матушка Элара.
— Я осматриваю замок, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. — Что с мальчиком?
— Глупость, — буркнула она, подходя к нему. — Полез за горячим котлом, ошпарил руку. Теперь вот нарыв. Если не вскрыть вовремя, может пойти заражение и лихорадка.
Она говорила о страшных вещах с будничным спокойствием врача.
Мой взгляд скользнул по полкам на стене. Несколько глиняных горшков, пучки трав, бутылки с мутными жидкостями. Арсенал был до смешного скуден.
— Чем вы лечите раны, матушка Элара? — спросила я.
— Тем, что есть, — она не отрывалась от своего дела, промывая руку мальчика какой-то жидкостью. — Отваром коры, подорожником. Чистыми тряпицами, если удается их выпросить у прачек.
— А от лихорадки?
— Кора ивы, если есть. Но она почти вся вышла.
Я, со своими поверхностными знаниями из 21-го века, понимала, что кора ивы — это природный аспирин. А что будет, когда она закончится? Люди будут умирать от обычной простуды.
Я подошла ближе. Рука мальчика была красной и опухшей. Элара обрабатывала ее, но я видела, что этого недостаточно. Инфекция была серьезной. В моем мире ему бы прописали курс антибиотиков, и через неделю он бы все забыл. Здесь он мог умереть.
Эта простая, жестокая мысль ударила меня, как обухом по голове. Все мои планы — выплата жалованья, восстановление торговли — все это было важно. Но что может быть важнее человеческой жизни? Я могу спасти герцогство, но какой в этом смысл, если его жители будут умирать от царапин?
Решение пришло мгновенно. Это была еще одна проблема. Практическая, понятная и, в отличие от долга в пятьдесят тысяч, решаемая.
Я повернулась к целительнице.
— Матушка Элара. Я хочу, чтобы вы составили мне полный список.
Она подняла на меня свои острые, как иглы, глаза.
— Список чего, ваша светлость?
— Всего, что вам нужно для лечения людей. Травы, мази, чистые льняные ткани для перевязок, винный спирт для обеззараживания. Все, о чем вы знаете. Не думайте о цене. Не думайте о том, где мы это достанем. Просто напишите, что нужно, чтобы этот мальчик и другие, как он, не умирали от глупости и царапин.
Элара смотрела на меня долго, не моргая. Она изучала меня, пытаясь понять, шучу я или сошла с ума. В ее взгляде не было подобострастия, только профессиональная оценка. Наконец, она медленно кивнула.
— Я напишу, — сказала она просто.
Я развернулась и вышла из лекарни. Мой обход был окончен. Я возвращалась в библиотеку, но мир вокруг изменился. Он наполнился лицами. Лицом настороженного капитана. Лицом испуганной Лины. Лицом суровой целительницы. Лицом плачущего мальчика с обожженной рукой.
Вернувшись в свое убежище, я подошла к столу и снова посмотрела на карту герцогства. Но теперь я видела не просто реки, горы и леса. Я видела места, где можно было бы разбить аптекарский огород. Я видела леса, в которых, по книгам, росли целебные травы. Я видела деревни, полные людей, которые нуждались не только в защите и деньгах, но и в элементарной заботе.
Герцогство перестало быть для меня абстрактной стратегической задачей. Оно стало моим пациентом. Тяжелым, запущенным, с множеством осложнений.
И я была его единственным врачом.

Глава 11. Семена будущего

Дни ожидания тянулись, как густая патока. Третий день, четвертый. Каждый раз, когда в тишине библиотеки раздавался какой-нибудь посторонний звук — стук копыт во дворе, скрип далекой двери, — я замирала, и сердце начинало колотиться в надежде и страхе. Но гонец не возвращался. Эта тишина была обманчивой. Под ней, я знала, копилось напряжение. Вся моя рискованная стратегия, все обещания, данные капитану, висели на волоске, на судьбе одного человека с мешочком драгоценностей, скачущего по опасным дорогам Аквитейна.
Я заставила себя работать. Сидеть сложа руки и поддаваться панике было бы равносильно поражению. Библиотека стала моим миром. Огонь в камине теперь горел постоянно, и слуги, по распоряжению Гидеона, каждое утро приносили дрова. Мой стол превратился в настоящий штаб: карты, книги по агрономии и фортификации, которые я успела отыскать, стопки чистой бумаги и заточенные перья. Я была погружена в теорию управления государством, в то время как мое собственное государство трещало по швам.
На четвертый день ожидания Лина принесла мне свиток, переданный матушкой Эларой. Я развернула его. Список был длинным, исписанным мелким, убористым почерком. Травы, коренья, минералы, настойки, мази. Названия были мне по большей части незнакомы: драконий корень, лунный цвет, порошок саламандры. Но среди них я выделила и вполне понятные вещи: кора ивы, ромашка, мята, шалфей, семена льна, чистая шерсть и полотно для перевязок, винный спирт. Даже в самом скромном исполнении этот список требовал денег, которых у нас не было.
Я смотрела на этот перечень и понимала, что не могу решать эти проблемы поодиночке. Лечить людей, платить солдатам, кормить замок — все это были части одной большой, системной болезни. И лечить ее нужно было системно. Мне нужна была команда. Мой собственный, пусть и крошечный, совет.
— Лина, — позвала я, и девушка, собиравшая посуду после моего обеда, тут же замерла. — Я хочу, чтобы ты передала мои распоряжения. Сегодня, через два часа, я жду в библиотеке мастера Гидеона, сэра Ронана и матушку Элару.
Лина изумленно захлопала ресницами. Управляющий, капитан стражи и… целительница? Все вместе? В библиотеке? Это было настолько вопиющим нарушением всех мыслимых протоколов и иерархий, что она даже не сразу нашлась с ответом.
— Всех… вместе, ваша светлость?
— Ты слышала мой приказ, — отрезала я. — Иди.
Через два часа они собрались. Мой первый военный совет. Они стояли перед моим столом, представляя собой странное зрелище: суровый воин в потертой коже, педантичный счетовод в заштопанном камзоле и костлявая старуха-целительница в пропахшем травами фартуке. Три опоры, на которых держались шаткие остатки моего герцогства. Они с недоумением поглядывали друг на друга, не понимая, что их связывает и зачем их всех собрали здесь. Лина принесла кувшин с подогретым вином и несколько кружек, а затем встала у стены, готовая исполнять дальнейшие распоряжения. Она стала моей тенью, моей молчаливой помощницей.
— Прошу садиться, — сказала я, указав на кресла, которые заранее приказала принести. Они переглянулись, но подчинились. Это был еще один разрыв шаблона. Герцогиня не вела с подчиненными бесед за столом. Она отдавала приказы с высоты своего трона.
Когда все уселись, я взяла в руки свиток Элары.
— Я собрала вас здесь, потому что мы больше не можем позволить себе роскошь решать проблемы поодиночке. Мы ждем вестей из столицы, от которых зависит судьба жалованья для гарнизона. Но пока мы ждем, мы не будем сидеть сложа руки. У нас есть две неотложные проблемы, которые не требуют немедленных золотых вливаний, но требуют ума, воли и организации. Это — лекарства и еда.
Я посмотрела на Элару.
— Матушка, я получила ваш список. Он впечатляет. Он полон и подробен. — Я передала свиток Гидеону. — Мастер Гидеон, вы можете оценить, во сколько нам обойдется закупка всего этого?
Старый управляющий быстро пробежал глазами по списку, и его лицо помрачнело еще сильнее.
— Ваша светлость… это невозможно. Даже если гонец вернет нам пятьсот золотых, этого не хватит и на десятую часть. Некоторые из этих трав можно купить только у столичных аптекарей, и они ценятся на вес серебра.
— Я это и предполагала, — спокойно ответила я. — Поэтому мы не будем это покупать. Мы будем это добывать.
Я встала и подошла к карте, разложенной на соседнем столе. Все трое повернулись ко мне.
— Посмотрите. Вот наш замок. А вот — Темнолесье, всего в половине дня пути. Книги в этой библиотеке говорят, что эти леса богаты дичью и… травами. Матушка Элара, вы знаете эти леса? Вы знаете, что там растет?
Старая целительница впервые за все время посмотрела на меня с живым интересом.
— Знаю, ваша светлость. Как свои пять пальцев. Там можно найти почти половину из этого списка. Если знать, где искать. Но…
— Но это опасно, — закончил за нее сэр Ронан. — В Темнолесье сейчас хозяйничают разбойники и дезертиры. Отправлять туда безоружных сборщиков — все равно что отправлять овец в волчье логово.
— Совершенно верно, — согласилась я. — Поэтому они не будут безоружными. Сэр Ронан, с завтрашнего дня вы выделите небольшой, но самый надежный отряд из пяти человек. Их задачей будет сопровождать матушку Элару и нескольких помощников, которых она выберет, в лес для сбора трав. Вы лично отвечаете за их безопасность. Это не просто прогулка. Это — стратегическая операция по обеспечению нашего выживания.
Ронан и Элара переглянулись. Воин и целительница. Странный союз, но единственно возможный в наших обстоятельствах.
— Это можно устроить, — после короткого раздумья сказал капитан.
— Это лишь первая часть плана, — продолжила я. — Мы не можем вечно зависеть от вылазок в лес. Мы создадим собственный, неиссякаемый источник. Здесь, в стенах замка. Мастер Гидеон, я помню, во втором внутреннем дворе есть заброшенный сад. Он защищен стенами и хорошо освещается солнцем. Я хочу, чтобы вы выделили людей, чтобы расчистить его от сорняков и подготовить землю. Матушка Элара, вы отвечаете за то, чтобы мы посадили там самые нужные и неприхотливые лекарственные травы. Мы разобьем аптекарский огород.
Идея была простой, но, судя по их лицам, никому и в голову не приходила раньше. Они привыкли покупать, брать, но не создавать.
— Это… мудрое решение, ваша светлость, — медленно проговорил Гидеон, и в его голосе прозвучало неподдельное одобрение.
— Это практичное решение, — поправила я. — Теперь второе. Еда.
Я вернулась к своему столу и взяла отчет о провизии.
— Тридцать пять дней. Это наш предел. Рационирование — это не выход, а лишь отсрочка приговора. Нам нужен план на весну. Что мы будем сажать, когда сойдет снег?
Гидеон вздохнул.
— То же, что и всегда, ваша светлость. Пшеницу и рожь. Но земля истощена. Урожаи падают год от года.
— Потому что вы сажаете одно и то же на одном и том же месте, — сказала я, вспоминая университетский курс по истории Средневековья. — Земля, как и человек, устает. Ей нужно давать отдых. Или давать другую пищу.
Я взяла чистый лист пергамента и набросала простую схему.
— Наши пахотные земли мы разделим на три части. На одной мы сажаем пшеницу. На второй — горох или клевер. Эти растения, — я ткнула пальцем в схему, — обогащают землю. А третья часть будет отдыхать под паром. И каждый год мы будем их менять местами.
Они смотрели на мой рисунок, как на магический символ. Для них, привыкших к вековым традициям, это было откровением.
— Это… необычно, — осторожно заметил Гидеон. — Я читал о подобных методах в старых книгах, но никто не применял их уже сотню лет.
— Значит, мы будем первыми, — отрезала я. — Мастер Гидеон, ваша задача — изучить земельные книги и определить лучшие участки для этого эксперимента. Сэр Ронан, оцените, сколько людей из гарнизона, не в ущерб несению службы, мы сможем весной привлечь к полевым работам. Матушка Элара, я хочу, чтобы вы подумали, какие овощи, помимо трав, мы сможем выращивать в огороде для кухни. Нам нужны витамины.
Я закончила. В библиотеке повисла тишина, но это была уже не та давящая тишина отчаяния. Это была тишина осмысления. Я видела, как в глазах моих собеседников загораются огоньки. Я дала им не просто приказы. Я дала им план. Я дала им работу, полную смысла. Я показала им, что будущее, пусть и трудное, возможно.
— Это все на сегодня, — сказала я, чувствуя колоссальную усталость. — Идите и начинайте подготовку. О результатах доложите мне завтра в это же время.
Они поднялись. На этот раз они уходили не как трое разрозненных слуг, а как члены единой команды, получившие общую задачу.
Когда они ушли, я осталась одна в тишине. Голова гудела от напряжения. Я подошла к окну и посмотрела во двор. Там, в сером свете угасающего дня, сэр Ронан снова гонял своих солдат. Но теперь я знала, что завтра пятеро из них отправятся не в бессмысленный караул, а на важную миссию по спасению жизней. А за стеной старый управляющий будет корпеть над картами, планируя будущий урожай.
Гонец еще не вернулся. Долговая петля все так же висела на нашей шее. Но мы перестали пассивно ждать, пока она затянется. Мы начали бороться. Мы сажали семена будущего в замерзшую, бесплодную почву настоящего. И у меня появилась слабая надежда, что однажды они все-таки взойдут.

Глава 12. Возвращение

Шел шестой день ожидания. Замок начал дышать в новом, непривычном ритме. Утром я просыпалась не от гнетущей тишины, а от далеких, приглушенных звуков жизни. Во дворе раздавались отрывистые команды сэра Ронана и лязг стали — гарнизон тренировался. Из-за стены доносился стук топоров и скрип тачек — люди Гидеона расчищали заброшенный сад под будущую аптекарскую грядку. Каждый день небольшой отряд уходил в Темнолесье вместе с матушкой Эларой и возвращался к вечеру с корзинами, полными кореньев, мха и веток. Это были крошечные шаги, почти незаметные на фоне наших колоссальных проблем, но это было движение. Замок перестал умирать. Он начал бороться за жизнь.
Мои «советы» в библиотеке стали ежедневной рутиной. Короткие, деловые встречи, на которых каждый отчитывался о проделанной работе. Гидеон докладывал, что земля для огорода будет готова через два дня. Сэр Ронан сообщал, что вылазки в лес проходят без происшествий, но он усилил дозоры на подступах к замку на всякий случай. Матушка Элара, с невозмутимым видом, демонстрировала свои трофеи: пучки коры, связки трав, грибы. Большая часть из этого была мне незнакома, но я видела, что старая целительница довольна. Впервые за долгие годы она получила ресурсы и поддержку.
Несмотря на эту кипучую деятельность, я жила в постоянном напряжении. Все наши начинания, вся эта хрупкая надежда, которую я пыталась вдохнуть в обитателей Вороньего Утеса, — все это было построено на песке. Все зависело от успеха гонца по имени Йост, которого я даже не видела. От его верности, от его удачи, от честности незнакомого столичного ювелира. Каждый день я ждала, и каждый вечер ложилась спать с тяжелым сердцем. А что, если он не вернется? Что я скажу Ронану? Что скажу его голодным солдатам? Мой авторитет, с таким трудом завоеванный одним смелым решением, мог рухнуть в одночасье.
Я заставляла себя работать, углубляясь в книги по истории и праву, пытаясь найти в прошлом ответы для будущего. Библиотека стала моим настоящим домом. Я знала уже, на какой полке искать трактаты по геральдике, а где лежат труды по ведению сельского хозяйства. Огонь в камине, чисто вытертый стол, стопки книг, аккуратно разложенные по темам, — я создавала островок порядка посреди океана хаоса.
В середине шестого дня, когда я в очередной раз пыталась разобраться в запутанной системе феодальных повинностей, у меня разболелась голова. Тупая, ноющая боль в висках от усталости и постоянного стресса. Я откинулась в кресле, прижав пальцы к глазам. Лина, принесшая мой скромный обед, заметила это. Она молча поставила поднос, убрала посуду и вышла. Я не обратила на это особого внимания, но через несколько минут она вернулась с дымящейся кружкой в руках.
— Ваша светлость, — тихо сказала она, ставя кружку рядом со мной. — Матушка Элара говорит, это от головной боли и для спокойствия. Ромашка и мята.
Я убрала руки от лица и посмотрела на нее. Это был первый раз, когда она сделала что-то не по прямому приказу. Это была забота. Простая, человеческая забота. Я была так ошеломлена, что на мгновение потеряла свою ледяную маску.
— Спасибо, Лина, — сказала я, и на этот раз слово прозвучало не как оплошность, а как искренняя благодарность.
Она зарделась, опустила глаза и быстро скрылась за дверью.
Я взяла кружку. Отвар был горячим, ароматным и действительно принес облегчение. Но еще больше согревала мысль о том, что я, кажется, перестала быть для всех в этом замке просто монстром.
Именно в этот момент, когда я сделала последний глоток, это и случилось.
Далекий, чистый звук прорезал тишину замка. Один протяжный гулкий сигнал рога с главной сторожевой башни. Сигнал, означавший не тревогу, а прибытие гостя.
Я замерла. Сердце, до этого бившееся ровно и устало, подпрыгнуло и заколотилось о ребра. Неужели?
Почти сразу же во дворе послышались крики, топот бегущих ног. Замок, погруженный в свою неспешную работу, мгновенно ожил. Напряжение, копившееся шесть дней, вырвалось наружу.
Дверь библиотеки распахнулась без стука. На пороге стояла Лина, ее щеки пылали, а глаза горели.
— Ваша светлость! Дозорный на башне! Всадник на дороге из столицы! Один! Он скачет быстро!
Это был он. Не мог быть не он.
Кровь отхлынула от моего лица, но я заставила себя оставаться спокойной. Моя паника сейчас никому не поможет.
— Лина, — мой голос прозвучал на удивление твердо. — Немедленно найди мастера Гидеона и сэра Ронана. Скажи им, что я жду их здесь. А гонца, как только он спешится, приведите прямо ко мне. Ни с кем не говорить, нигде не задерживаться.
Она кивнула и исчезла. Я осталась одна, прислушиваясь к звукам, доносившимся со двора. Вот лязгнула опускаемая решетка ворот. Вот раздался громкий стук копыт по каменным плитам. Голоса, много голосов. Весь замок высыпал встречать его.
Ожидание было невыносимым. Мне казалось, что я слышу, как стучит кровь в моих висках. Наконец, дверь открылась, и вошли Гидеон с Ронаном. Их лица были напряженными и непроницаемыми. Они встали по обе стороны от моего стола, как два верных стража. Они тоже все понимали.
Через минуту двое гвардейцев ввели в зал еще одного человека. Это был молодой, крепкий парень, которого я никогда раньше не видела. Он был покрыт слоем дорожной пыли и грязи с головы до ног. Его одежда была порвана в нескольких местах, а на щеке виднелась свежая царапина. Он тяжело дышал, сгорбившись от усталости, но глаза его горели торжеством. Увидев меня, он рухнул на одно колено.
— Ваша светлость! Гонец Йост с донесением из столицы!
— Встань, Йост. Ты хорошо потрудился, — сказала я. — Докладывай.
Он поднялся, протягивая мне запечатанный сургучом пергамент. Но мой взгляд был прикован к тяжелому кожаному кошелю, который он отстегнул от пояса.
— Ювелир, мастер Готфрид, шлет вам свое почтение, — отрапортовал он. — Он дал хорошую цену за рубиновое ожерелье и два бриллиантовых перстня. Сказал, что камни редкой чистоты. Вот расписка и… вот деньги.
Он положил кошель на стол. Звук был глухим, но для нас он прозвучал громче победных фанфар. Руки Гидеона слегка дрожали, когда он развязал шнурок и высыпал на стол содержимое.
Золото. И серебро. Целая гора монет, сверкнувшая в свете свечей.
— Сколько? — выдохнула я.
— Пятьсот пятьдесят золотых экю, ваша светлость, — с гордостью сказал Йост. — Я немного поторговался.
Пятьсот пятьдесят. Больше, чем я рассчитывала. Это была победа. Чистая, безоговорочная победа. Я посмотрела на Ронана. Каменный капитан не улыбался, но в уголках его глаз собрались морщинки, а плечи, всегда напряженные, чуть опустились. Гидеон же просто смотрел на золото, и по его морщинистой щеке медленно катилась одинокая скупая слеза.
— Ты не только хороший гонец, но и хороший торговец, Йост, — сказала я. — Ты получишь награду. А теперь расскажи, что ты видел и слышал в столице. Любые слухи, любые новости.
Йост откашлялся.
— Столица гудит, как растревоженный улей, ваша светлость. Говорят, его высочество принц Александр собирается в большую инспекционную поездку по южным землям. Официально — чтобы лично ознакомиться с нуждами своих будущих подданных. Он хочет посетить все крупные герцогства и баронства. И ваше — в том числе.
Эта новость окатила меня холодной водой, мгновенно смыв эйфорию от вида золота. Александр. Он едет сюда. Он едет посмотреть на умирающего зверя, чтобы решить, когда нанести последний удар. Это означало, что времени у меня еще меньше, чем я думала.
Но эта угроза лишь придала мне сил. Страх ушел, уступив место ледяной ярости и решимости. Я больше не была беспомощной жертвой. Теперь у меня были деньги. И у меня были верные люди.
Я посмотрела на гору монет. На своих соратников. И приняла решение.
— Сэр Ронан.
— Слушаю, ваша светлость.
— Соберите всех людей гарнизона во внутреннем дворе. Через час. Они получат свое жалованье сегодня. И я буду говорить с ними сама.
Ронан вскинул на меня глаза, и в них вспыхнуло уважение.
— Мастер Гидеон, — я повернулась к управляющему. — Готовьте серебро к выплате.
Он вытер слезу тыльной стороной ладони и твердо кивнул. Его спина выпрямилась, и он снова стал не дряхлым стариком, а гордым хранителем казны, в которой, впервые за долгое время, снова было золото.
Мой первый ход в этой партии был успешным. Теперь нужно было немедленно делать следующий.

Глава 13. Сталь и серебро

Час, который я дала на подготовку, оказался самым длинным в моей новой жизни. Он был наполнен не действием, а напряженным, концентрированным приготовлением к решающему моменту. Это будет не просто выплата жалованья. Это будет спектакль. Политический театр, где я — главный режиссер и единственная актриса, и от моего выступления зависит все. Провал недопустим.
Я вернулась в свои покои, Лина следовала за мной, как испуганная тень.
— Мне нужно переодеться, — объявила я, направляясь прямо к гардеробу. — Шерстяное платье не подойдет.
— Бальное, ваша светлость? — робко предположила Лина, вспоминая, видимо, прежние привычки хозяйки.
— Нет, — отрезала я, распахивая створки. Мой взгляд скользнул по рядам платьев — безвкусная коллекция боли и отчаяния Изабеллы. Я искала не красоту. Я искала силу. — Мне нужно не то, в чем танцуют. А то, в чем правят.
Я отвергала одно за другим. Пурпурный бархат был слишком вызывающ. Иссиня-черный шелк — слишком траурен. Наконец, мой выбор пал на платье, которое, казалось, висело в самом дальнем углу и почти не носили. Оно было сшито из тяжелого, плотного сукна глубокого, почти малахитового, зеленого цвета. Цвет лесной чащи. Цвет знамен дома де Валуа. У него был строгий, высокий воротник, длинные, узкие рукава и ни единого украшения, кроме ряда мелких серебряных пуговиц от горла до талии. Оно было похоже на военный мундир, а не на женский наряд. Идеально.
Процесс облачения превратился в ритуал. Лина, молчаливая и сосредоточенная, помогла мне затянуть корсет — на этот раз я терпела его, как рыцарь терпит тяжесть лат. Затем надела на меня холодную полотняную сорочку и, наконец, само платье. Тяжелая ткань легла на плечи, расправляя спину, заставляя держать голову прямо. Я приказала Лине убрать мои волосы в тугой, гладкий узел на затылке, не оставив ни единой свободной пряди. Никакой женственности, никакой уязвимости. Только строгость и власть. Я посмотрела на свое отражение. Женщина в зеркале была мне незнакома, но впервые я не чувствовала к ней отчуждения. Сегодня мы были с ней заодно. Мы обе готовились к битве.
Когда я вышла из своих покоев, Гидеон и Ронан уже ждали меня в коридоре. Я увидела, как они выпрямились при моем появлении. В их взглядах я прочла молчаливое одобрение. Они поняли. Они поняли, что я готовилась к этому моменту так же серьезно, как они — к своим отчетам и учениям.
Мы пошли к выходу во внутренний двор. Я шла посередине, Гидеон — чуть справа, сжимая в руках тяжелый кошель с монетами, Ронан — слева, его рука лежала на эфесе меча. Мы шли не как госпожа со слугами. Мы шли как триумвират. Новая власть, идущая навстречу своей судьбе. Слуги, попадавшиеся нам на пути, вжимались в стены, их глаза были круглыми от изумления и страха. Весь замок замер в ожидании.
Мы вышли на крыльцо главного входа, которое возвышалось на несколько ступеней над уровнем двора. Картина, открывшаяся передо мной, заставила мое сердце замереть на мгновение. Весь гарнизон был там. Восемьдесят четыре человека, выстроенные в ровные шеренги. Они стояли в молчании, и это молчание было тяжелее камня. За их спинами, у стен, сгрудились остальные обитатели замка — повара, конюхи, прачки, служанки. Целый маленький народ, пришедший посмотреть, чем закончится этот беспрецедентный день. Воздух, казалось, звенел от напряжения.
Поодаль уже стоял стол, за который без лишних слов сел Гидеон. Он выложил перед собой гроссбух и поставил рядом звенящий кошель. Сэр Ронан спустился по ступеням и встал перед строем, его фигура излучала спокойную силу.
— Гарнизон, смирно! — его голос, привыкший к командам, прогремел над двором. — Слушать слово ее светлости, герцогини Изабеллы де Валуа!
Наступила абсолютная тишина. Было слышно лишь, как свистит ветер в бойницах и как потрескивает знамя с гербом де Валуа на главной башне. Сотни глаз были устремлены на меня. Я видела их лица. Молодые и старые. Усталые, обветренные, заросшие щетиной. В их глазах не было любви или преданности. Была лишь застарелая обида, недоверие и крошечная, отчаянная искорка надежды.
Я сделала шаг вперед, к самому краю верхней ступени. Я смотрела на них. Не поверх голов, а вглядываясь в лица, встречая их взгляды.
— Солдаты Вороньего Утеса, — мой голос прозвучал чисто и сильно, каменные стены замка подхватили его и разнесли по всему двору. — Три месяца вы несли свою службу, не получая платы. Три месяца вы охраняли стены этого замка, в то время как ваши семьи нуждались, а ваши командиры кормили вас пустыми обещаниями. Вы служили дому де Валуа верой и правдой, в то время как дом де Валуа о вас забыл.
Я сделала паузу, давая словам впитаться. Я видела, как качнулись головы, как сжались челюсти. Я не извинялась. Я констатировала факт. Я признавала их правоту.
— Я не буду лгать вам, — продолжила я, и мой голос стал жестче. — Наше герцогство в беде. Казна была пуста. Наши земли в упадке, а долги велики. Ошибки прошлого привели нас на край пропасти.
Еще одна пауза. Я позволила им ощутить весь холод этой правды.
— Но это. Заканчивается. Сегодня. — Я произнесла эти слова раздельно, вбивая их, как гвозди. — Вы — сталь, на которой держится это герцогство. Его щит и его меч. И сталь не должна ржаветь в забвении. С этого дня ваша служба снова будет оплачиваться. С этого дня ваши нужды снова будут услышаны.
Я видела, как по рядам прошла волна. Ропот. Движение. Недоверие боролось с надеждой.
— Я требую от вас многого, — мой голос возвысился, обретая властные нотки. — Я потребую от вас железной дисциплины. Беспрекословного повиновения. Тяжелой работы. Мы будем не только тренироваться. Мы будем восстанавливать стены, чинить дороги, работать в полях. Мы все вместе будем вытаскивать наш дом из пропасти. И я, ваша герцогиня, буду работать вместе с вами. Но моя работа — думать и решать. А ваша — исполнять. Взамен я даю вам свое слово. Слово герцогини де Валуа. Пока я жива, вы никогда больше не будете забыты.
Я закончила. Речь была короткой. Но я сказала все, что хотела. Я не просила их любви. Я предлагала им сделку. Справедливую, честную сделку. Верность в обмен на заботу. Служба в обмен на уважение.
Я посмотрела на Гидеона и коротко кивнула.
— Мастер Гидеон. Начинайте выплату.
Сэр Ронан вынул из-за пояса свиток.
— Сержант Хорст! — громко выкрикнул он первое имя.
Из первого ряда вышел кряжистый, седоусый ветеран с суровым, изрезанным шрамами лицом. Он подошел к столу с таким видом, будто шел на плаху. Он не верил. Ни единому моему слову.
Гидеон сверился с книгой.
— Хорст, сержант. Задолженность за три месяца — восемнадцать серебряных марок. Выплата за один месяц — шесть марок.
Он отсчитал монеты и с тихим звоном выложил их на стол.
Сержант смотрел на серебро, как на чудо. Он медленно, словно боясь, что оно обожжет ему пальцы, сгреб монеты в свою огромную ладонь. Он взвесил их на руке. Настоящие. Тяжелые. Он поднял глаза на меня. И в его суровом, невозмутимом взгляде я увидела шок. А потом он сделал то, чего я не ожидала. Он выпрямился и отдал мне четкий, воинский салют.
— Благодарю, ваша светлость.
Он развернулся и вернулся в строй, сжимая в кулаке свое серебро.
И в этот момент плотина прорвалась. Напряженное молчание взорвалось гулом. Солдаты не кричали «ура». Они не аплодировали. Они просто заговорили все разом. Низкий, возбужденный гул облегчения и изумления прокатился по двору.
— Капрал Брок! — уже выкрикивал Ронан следующее имя.
Я посмотрела, как второй солдат получает свои деньги. Потом третий. Процесс пошел. Механизм был запущен. Мое присутствие здесь было больше не нужно. Я сделала то, что должна была.
Не говоря ни слова, я развернулась и медленно, с высоко поднятой головой, вошла обратно в замок. Гидеон и Ронан остались выполнять мою волю.
Я шла по пустым коридорам обратно в библиотеку. Звуки со двора доносились до меня, становясь все громче. Это был гул возрождающейся жизни. Сердце замка, его гарнизон, снова забилось.
Вернувшись в свое убежище, я подошла к столу. На карте лежало мое герцогство. Больное, нищее, на краю гибели. Но теперь у него был шанс. Я заплатила за этот шанс серебром, которого у меня не было еще вчера. Я заплатила за него словами, которые нашла в себе сегодня.
Принц Александр ехал сюда, чтобы принять капитуляцию сломленной женщины и унаследовать мертвое герцогство. Что ж, его ждет сюрприз. Он встретит здесь не жертву. Он встретит правительницу, у которой, впервые за долгое время, снова была верная ей армия.