Проклятие Ариннити

Пролог — Ошибка №1: я открыла рот.

Сердце — глубже морей, горячей огня,

Не давай ему высохнуть и остыть.

Если хочешь, чтоб демон пустил тебя,

То не бойся сам его отпустить.

(с) Defin

Ничего бессмертного в мире нет — всё рано или поздно падёт под стопой бога Ненависти. И я его верный и главный раб, который сквозь время и расстояния служил отблеском в отражении разящего кинжала.

Простой воин без имени, что сражал любые миры по одному его слову. Взгляду. Вдоху.

Говорят, меня боялись многие. А в большинстве галактик ходили настоящие легенды: о той, что создавала армии из теней и одним взглядом могла склонить половину вселенной на колени.

Младшая дочь, но любимый палач, выкованный для расправ. Та, что выполняла свой страшный долг без малейших колебаний и сомнений. Лишь отголосок чужой воли, лишённый права на вопрос: «почему».

— Почему я вновь ступала по разгромленному пепелищу, которое прежде было венцом творения целой популяции?

Я никогда не находила ответов, которые искала. Ведь была обречена плыть по алым от запёкшейся крови землям, вдыхая привычный запах металла и соли, что жёг мои ноздри.

Потому пустой взгляд так задумчиво цеплялся за руины, изучая витиеватые конструкции зданий — тонкую работу тех, кто верил в зыбкое «навсегда». Они выстраивали настоящие лабиринты многослойных ульев, в которых затаились последние, дрожащие остатки жизни. И целая планета, когда-то процветающая, теперь дышала обугленным воздухом и ожиданием скорого конца.

Мои твари, сотканные из тьмы, злобы и необузданной ярости, двигались бесшумно, как дрессированные ищейки. Они шли по следу страха, выискивали выживших и безжалостно приносили их в жертву, утоляя бескрайний голод к жестокости бога Ненависти.

И потому я, не думая, жертвовала пешками на пути, считая честью служение своему прародителю. Всё из-за огромного страха перед ним. И ещё большей любви, которая вела мой клинок сквозь года и миллиарды чужих глоток.

Вот и сейчас череп под подошвой смачно хрустел, пачкая подол алого плаща — самого практичного цвета для этой работы. Однако мой взгляд никогда не падал так низко в грязь.

Ни разу я в стремлении к цели не задавалась ценой вопроса.

Ведь их всегда разделял мой бессмертный спутник, чья преданность была так же слепа и пуста, как беззвёздное ночное небо. От его нежного шипения на ухо вечно тянуло мертвецким холодом:

— Ещё один мир скоро падёт. Отец будет доволен. Ликуйте же, госпожа, — пел свои сладкие речи бескрылый дракон, что обвивал мою шею в смертельном захвате.

Он — подарок от бога Ненависти. Концентрат первозданной мощи, способной низвергать целые миры. Он — всего лишь искусный ошейник, лишенный способности принимать истинную форму.

Превращённый в камень, дракон был обречён быть моим продолжением. А я — его. Ведь мы были никем по отдельности, и всем — вместе. И эта жуткая, искалеченная связь была единственным, что у нас было.

И всё же хладнокровный ящер был прав. Всегда раздражающе прав. Однако мой вдох в прожжённом воздухе всё равно никак не мог наполнить лёгкие кислородом и смыслом.

Я убеждала себя, что мне это и не нужно, но пальцы, против моей воли, касались шеи, поправляя удушающие витки белого каменного хвоста, даруя мне крошечный миг передышки — всё для того, чтобы я могла хотя бы ненадолго прислушаться к чувствам в полой грудной клетке.

Пустота внутри меня вибрировала в такт с падающими бастионами — монотонно и ровно.

И ведь действительно, я должна была быть в восторге от новой сладкой победы, от глотка свежей силы, сотканной из чужих страданий и боли. Вот только, поднимая пустой взгляд в чёрное небо с мёртвыми звёздами, я поняла, что давно уже не чувствовала ни-че-го. И потому прислушалась к этой внутренней тишине, как к часовой бомбе, в ожидании хоть какого-то взрыва.

Резкий, отчаянный крик женщины выдернул меня из стазиса, точно по щелчку. И все мои мысли, моя внутренняя тишина растворились в мгновение ока. Я повернула голову и увидела её, почти ребёнка в глазах вечности, что держала оборону у входа в своё полуразрушенное святилище.

Монахиня яростно пыталась отстреливаться из неизвестного мне ранее оружия. Оно было даже эффективно против моих монстров, сотканных из теней и мрака, ведь её оружием был сам свет.

В моих контрастно-чёрных глазах вспыхнули отблески — яркие искры огня, зажатого в её дрожащей ладони. И, несмотря на вой раненых теней, их звероподобный рык и желание вспороть женщине в рясе глотку, я всё же узнала амулет в её руках — солнце, заключённое в круг. И потому невольно пренебрежительно усмехнулась, делая шаг к той, кто так наивно цеплялась за своё глупое существование.

Но стоило подойти ближе, как я поняла: жизнь, за которую она боролась, была не её собственной.

В корзине за спиной жрицы, в полумраке разрушенного алтаря, кричащий свёрток плакал навзрыд. Его голос звучал, как самая высокая нота скрипки: тонкая и безнадёжная, прорезающая какофонию постапокалипсиса, что я сама же и сочинила. И теперь финальный аккорд дрожал в воздухе, как петля суицидника на ветру.

Сияние инородного света жгло кожу порождений Ненависти вокруг меня до волдырей и заставляло их беситься от непонимания происходящего на октаву выше, чем я планировала.

Только меня эта сила никак не могла задеть.

— Изыди, чудовище! — крик сорвался с её губ, полный слёз, соплей и безысходности. Женщина отчаянно размахивала сияющим амулетом, словно могла этой игрушкой прогнать смерть с порога.

Моя холодная улыбка на губах давно ничего не значила. Ведь после я подняла руку, не спеша, словно дирижёр на последнем аккорде симфонии. И в этот миг от одной моей мысли начинали рушиться остовы зданий и ход вещей.

Пламя вспыхнуло за силуэтом женщины, отрезая ей путь к отступлению, и затанцевало в соборе сальсу. Горящие полотна источали сладковатый запах — смесь ладана, страха и обречённости. Этот аромат, знакомый мне до отвращения, вновь прилипал к нёбу. Вкус разрушений привычно растворялся на языке, отдавая горечью.