Проклятие двух семей

Отрицание

Англия. Восемнадцатый век. Одно из безвестных поселений

«Ребенок, которого не обнимала деревня, сожжет ее дотла, чтобы почувствовать тепло»

Африканская пословица

За год до начала основных событий

По узкой тропе, тянувшейся вдоль поля, шел зеленоглазый мужчина лет сорока. Его лицо было гладко выбрито, а длинные волосы, собранные в хвост, виднелись из-под широкополой шляпы. Кожаная коричневая жилетка, надетая поверх клетчатой рубашки, была расстегнута. Сапоги его измазались полевой грязью. Ветер в поле гонял сырой осенний воздух, образуя волны в высокой траве. Позади мужчины на фоне леса были едва заметны несколько домиков. Это было небольшое поселение в тридцать пять домов. Начиная с северной части и вплоть до южной стороны его огибала горная река. А в сторону востока до самого горизонта тянулись поля с редкими хвойными лесами. Тропа резко вильнула направо и повела вниз под склон, поросший травой. Внизу на широкой поляне, окруженной лиственными деревьями, виднелось кладбище. Несколько деревянных крестов, вбитых в землю, почернели от обильных дождей. Мужчина прошел между первыми рядами могил и остановился перед одной. Крепкой ладонью с круглыми костяшками пальцев он протер крест и всмотрелся в него. В его взгляде читалась скорбь, соединенная с принятием факта быстротечности жизни. Мужчина прищурился, и в уголках его глаз яснее обозначилось с десяток морщинок. Так смотрит человек, познавший свою ничтожность перед необратимостью природных процессов. Бренность всегда пугала человека, мозг не допускает осознания конечности своего существования до определенного возраста. Мужчина выдернул несколько травинок, проросших вокруг могилы, и отбросил их в сторону. Справа от него, в нескольких футах перед могилой, сидел человек с неопрятной внешностью. Были слышны его редкие всхлипывания. Он полил могилу из бурдюка каким-то бордовым напитком и вытер слезы. Мужчина тихонько подошел к нему со спины и спросил:

— Кто здесь покоится?

Спустя несколько секунд сидящий возле могилы ответил сквозь слезы:

— Мой отец.

На лице мужчины читалось: «Ох, я тебя понимаю».

— А у тебя здесь кто? — спросил человек у могилы, шмыгнув носом.

— Здесь похоронена моя мать, а прах отца развеян в горах, это была его последняя просьба.

Человек поднялся с колен, и их взгляды встретились. Мужчина угадывал в его лице знакомые черты, но никак не мог вспомнить тот момент, когда этот человек поселился в их деревне. Словно таракан, переезжающий из дома в дом в куче хлама, который остается незамеченным до определенного момента.

— Столько горя свалилось на меня за последнее время, — всхлипывая, проронил незнакомец.

Мужчина по-приятельски похлопал его по плечу, и они двинулись обратно в деревню.

— Не повезло мне с этой землей, — продолжил он, вытирая лицо, — неплодородная она, опять впроголодь всю зиму жить.

Мужчина слышал фальшь в его деланном тоне страдальца, но не смог справиться с чувством жалости. «Не могу же я прямо так взять и отвернуться от него?» — подумал он и произнес:

— Идем, я посмотрю, чем смогу тебе помочь.

Театр одного актера продолжался всю дорогу до деревни. Они зашли с заднего двора на участок, где несколько кур разбежались в стороны. Мужчина удалился в сарай на несколько минут и вышел оттуда с двумя мешками.

— Вот здесь картофель, а в этом – другие овощи. — Он поставил мешки перед незнакомцем.

Этот человек вытянул губы трубочкой, подобно фокуснику, который удивился при виде кролика в шляпе.

— Я… я… я, — залепетал он. — Как мне тебя отблагодарить? Знаешь, я в долгу, я теперь в огромном долгу перед тобой!

Мужчина слегка смутился.

— Я все верну. Все до последнего огурца верну. На следующий год. — Он чуть ли не запрыгал от счастья, а вся фальшь рассеялась, словно никаких бед и не было.

— Хорошо, конечно же, — ответил мужчина с доброй улыбкой на лице.

— Я так и не спросил твоего имени, добрый человек.

— Мое имя Вернон.

— Спасибо, Вернон!

Он протянул ему свою грязную ручищу и так сильно сжал руку Вернона, что тот слегка покачнулся.

— Я все верну! — выкрикнул он, удаляясь с мешками за ворота.

Вернон обошел дом, и перед ним распахнулась дверь.

— Что этот человек здесь забыл?! — озлобленным тоном произнесла женщина.

— Я одолжил ему пару мешков овощей.

— Вернон, ты что, совсем спятил?!

— А что такого?

— У него семья голодает, потому что он забулдыга беспросветный!

Вернон замешкался, подбирая слова.

— Какой же ты идиот, Вернон, — удаляясь в глубь дома, негодовала женщина.

Вернон с виноватым видом проследовал за ней.

Год спустя.

Ветви ивы, ниспадающие, подобно длинным волосам с головы титана, отражались в водной глади, которая время от времени становилась ребристой от легкого дыхания ветерка. Мелкие птицы, словно блохи в шерсти лохматого животного, барахтались в этих кудрях, гоняясь друг за другом с ветки на ветку. Их чириканье эхом терялось в непроглядной чаще леса. Внезапно порывы ветра усилились и подняли лиственный шум в округе. Волны помчались в сторону, унося с собой листья, плывшие по воде. Девушка, сидевшая на берегу, была полностью поглощена плетением венка из ромашек. Ее тонкие пальцы были так аккуратны, будто цветы были самым хрупким предметом на свете. Свисающие длинные русые волосы скрыли ее левое плечо. Очевидно, недавно она заходила в воду, ведь ее белая сорочка просвечивала насквозь. Было приятно чувствовать на себе мокрую тяжелую ткань в такую знойную погоду. Ее хрупкую лодыжку украшал браслет, собранный из разноцветных бус на шерстяной веревке. Сухой листочек медленно опустился на ее голову и запутался в волосах. Когда венок был готов, она набросила его на смуглое колено, прижавшись к нему щекой. Разглядывая противоположный берег, она погрузилась в смутные размышления. Ее взгляд следовал сначала за волнами, после – за птицами. Выпрыгнувшая из воды рыбка блеснула чешуей и снова пропала из виду под бегущими волнами. Хруст ветки за спиной заставил девушку оглянуться. На короткий миг взгляды двоих незнакомцев встретились. Карие глаза светловолосого юноши застыли на ее фигуре. Девушка заторопилась накинуть верхнюю одежду, отбросив венок в сторону. Откуда-то из леса донесся хриплый выкрик, и юноша удалился с охапкой хвороста в руках. Незнакомка набросила на свои плечи серую шерстяную тунику и натянула на голову чепец, веревочки которого впутались в волосы. Легкий испуг отражался в ее торопливых движениях. Она придала своему лицу выражение, которое послужило бы достойным ответом этому наглецу. Следом покинула берег, уходя в противоположном направлении.

Гнев

Ранним утром отцы обоих нарушителей предсмертного желания ведьмы были вызваны в церковь. Там их встретил священник Уолтон и лорд Клинтон. Вернон стоял, склонив голову. Редклифф вел себя как придурок, самодовольно улыбаясь.

— Ловко мой отпрыск уложил твою, — крякнул он, противно улыбаясь.

— Редклифф, заткнись! — возопил Клинтон.

— Да что не так? — в тупом изумлении спросил Редклифф.

Он был горд до крайней степени и в согласии со своей безграничной тупостью полагал, что приглашен на церемонию награждения. Клинтон счел его поведение крайне неуважительным. Вся наружность Редклиффа вызывала в нем омерзение, и он осыпал его непечатной бранью. Ругательные слова были произнесены настолько деликатно, что Редклифф впал в ступор. Ему было невдомек, как можно произносить такие слова с такой утонченностью. Клинтон повернулся к священнику и хотел принести свои извинения за такую грубость в священном доме. Тот кивнул с одобрением, будто он снял с его языка каждое слово, произнесенное в адрес негодяя.

— Ваши дети подозреваются в одержимости, и мы не можем рисковать спокойствием нашего общества. С этой минуты вы лишаетесь всех прав в этом поселении. У вас есть время, чтобы убраться отсюда с глаз долой до наступления темноты.

Эти слова были произнесены тоном человека, не желающего впустую тратить время. У Редклиффа был вид мужа, внезапно застигнутого женой в публичном доме.

— За что?! — протянул он.

Клинтон наградил его долгим и пронизывающим взглядом, после холодно ответил:

— За близкую связь с ведьмой.

На опухшей физиономии Редклиффа застыло недоумение. Вернон, не поднимая взгляда, покорно повернулся и покинул церковь. Редклифф поторопился следом.

— Вернон, старина, ты же не веришь в эту чепуху? — шагая следом за ним, спросил Редклифф.

Вернон остановился как вкопанный и резко повернулся назад.

— Ты гребаный ублюдок! — Он схватил его за грудки и подтащил к себе, уперевшись в его противную рожу ненавистным взглядом. — Ты хоть понимаешь, что ты и твоё невоспитанное отродье натворили?!

Жители деревни уставили свои взгляды на происходящее.

— Эти тупицы не ведают, что творят! Какая еще ведьма? Да это самая обычная сумасшедшая…

Он не успел договорить, как Вернон швырнул его в грязь.

— Это ты сейчас описал свой собственный портрет!

Он выразительно плюнул в грязь рядом с противником и уверенными шагами направился к своему дому.

— Чего уставились?! — выпалил Редклифф, валяясь в грязи. — Безмозглое стадо, — тихо проворчал он, поднимаясь на ноги.

Вернон залетел в дом с таким бешенством в глазах, что даже его бесчувственная жена вмиг обрела ощущение страха.

— Где она?! — выкрикнул он.

Эвелин лежала в своей постели. Она не спала всю ночь, и после его выкрика из ее глаз потекли слезы.

— Что случилось?! Вернон! Что происходит? — лепетала Гвеннет.

Вернон объяснился, подбирая самые снисходительные слова, но тем не менее, супруга, судя по ее выражению лица, отреклась от своего бога, обратившись в самого дьявола во плоти. Она влетела в комнату Эвелин и отвесила ей громкую пощечину.

— Ждешь, когда я подставлю другую щеку? — почти не разжимая рта, произнесла Эвелин.

Черилин и Гильберт в панике выбежали на кухню к отцу, повторяя раз за разом один и тот же вопрос. Вернон стоял, зажмурив глаза. Двумя пальцами он сжимал переносицу, подобно человеку, терпящему тяжелую форму мигрени. Гвеннет вернулась к мужу с таким выражением лица, будто только что подтвердилось то самое, о чем она твердила уже много лет, но никто ее не слушал.

— Нам до темноты нужно собрать все вещи и покинуть поселение, — распорядился Вернон.

Эвелин стояла в своей комнате, слезы катились по ее щекам. Отец встретился с ней взглядом, в котором он прочел вопрос: «Неужели ты и правда так обо мне думаешь?» В отдаленных уголках отцовского сердца что-то екнуло, но все чувства были подавлены гневом. Он отвел свой взгляд и удалился в родительскую комнату.

Редклифф первым делом забежал в сарай. Он суетливо разбирал винокурню по запчастям, складывая их в телегу. Его торопливость напоминала спешку ученого, спасающего свои труды во время пожара в лаборатории.

— Редклифф, милый, что происходит? — тоном материнской заботы произнесла Клэр.

Он повернулся к ней, взял за плечо и произнес, как приказ посреди поля боя:

— Собирай все вещи, живо. Нас изгоняют из деревни.

— За что? — в туманном недоумении спросила она.

— Этот ублюдок Вернон! Его дочурка затащила нашего Эдвина в дом ведьмы, теперь все как один считают, что мы одержимые! — На последних словах он постучал себя по лбу, выражая этим жестом бескрайнюю тупость всех поселенцев.

Клэр исступленно уставилась взглядом в пол. Редклифф взбодрил ее, выкрикнув:

— Я сказал, живо!

Эдвин наблюдал за этим из окна. Он испытывал три чувства: стыд перед Эвелин, страх из-за неизвестности будущего и омерзение при виде отца, который первым делом начал собирать свой винодельный аппарат. Если бы у него хватило сил впустить в себя еще одно чувство, то он бы испытал презрение в отношении матери, которая не заметила неправильной расстановки приоритетов супруга во время чрезвычайной ситуации. Когда Клэр торопливо вернулась в дом, она застала сына посреди прихожей. Он стоял неподвижно и молча, но его взгляд говорил о многом. Мать крепко обняла его, но он не ответил взаимностью. Она прошептала: «Может, это и к лучшему», после чего сын вырвался из ее объятий и скрылся в своей комнате.