Проклятое дитя

Часть 1

Мрачный грот был наполнен сумрачным туманом, который стелился по полу клубами дыма, поднимаясь всполохами то там, то здесь. Острые пики камней нависали над всей площадью, и с них, с тихим звоном, медленно срывались капли, падая с огромной высоты и разбиваясь на крошечные осколки о черное стекло внизу, чтобы превратиться через мгновение в белесые всполохи мокрого дыма. 
В центре огромной залы, на небольшом возвышении, оплетенный каменными цветами, стоял низкий колодец, заполненный до краев. Над ним, опираясь руками о края и вглядываясь в зеркальную гладь, стоял молодой юноша. В светло карих глазах плескалась вековая печаль и задумчивость. Светлые брови были нахмурены, а бледные губы скорбно сжаты. Пальцы, что сжимали каменную кладку Гласа Истины, то сжимались, то разжимались с каждым новым изображением, что сменяли друг друга с частотой в несколько минут. 
В тишине за ним наблюдали еще четверо, находясь по углам грота, на каменных возвышениях под самым потолком.
Высокий, красноволосый юноша, сведя брови и нетерпеливо фыркая, переступал с пятки на носок, отчего из-под его ног периодически скатывались крошки камней, ссыпаясь вниз, но не долетая до пола – зависая над туманом и будто растворяясь в пепел прямо в воздухе. Такие же яркие, как и волосы, красные глаза нетерпеливо смотрели на золотого брата, который изваянием, не шевелясь, стоял уже в течении нескольких часов, заставляя всех ждать, вглядываясь в колодец Истины. Красному не было присуще подобное терпение. Он был вспыльчив, эмоционален, и подобное проявление бездействия не давало ему покоя. 
Напротив, не сводя с него насмешливого взгляда, стоял еще один юноша, совсем мальчик. Младший из братьев, сверкая веселыми зелеными глазами, наблюдал за Красным, подкидывая в воздух камешек, что держал в тонких пальцах. Ему нравилась та гамма эмоций, что не давала покоя яркому родственнику, у которого уже дым начинал валить из ноздрей – признак того, что его терпению приходит конец. 
Справа от мальчика, так же едва ли пошевелившись за все время нахождения здесь, стоял смуглый темноволосый человек. Длинные пряди собраны в сложное густое плетение на затылке, спускаясь дивной косой на широкую грудь и практически касаясь кончиками камней под ногами. В иссиня черных завитках сверкало тусклое золото в виде цепочек. Сильные руки сложены на груди, обнажены черной рубашкой, распахнутой по всей длине. Запястья так же охвачены золотом – широкими резными браслетами. Под стать драгоценному металлу сияли и его глаза. Широко расставив ноги, он шевелили лишь головой, смотря то вниз на колодец, то на младшего брата, который явно веселился, наблюдая за Красным, то на него – так же замечая, что терпению нетерпеливого приходит конец: в этот раз он продержался даже дольше, чем обычно. 
Четвертый юноша не смотрел ни на кого. В истинном обличии Снежного, он спал, сложив украшенную диадемой рогов голову на брюхо. Его окружали клубы ледяного воздуха и кристаллизующихся снежинок, которые долетая до тумана внизу, тут же становились его частью. 
- Довольно, - прорычал несдержанно красноволосый, делая шаг вперед и срываясь с высокой скалы вниз, где с легкостью приземлился на пол. 
Клубы тумана расступались перед его решительной поступью, когда он направился к золотому брату. 
- Еще минуту, - остановила его ладонь Черного, когда тот собрался коснуться погруженного в Глас юноши. 
- Это больно? – не скрывая любопытства, сверкая задорными глазами, спросил зеленоглазый юноша, ни на миг не останавливаясь и вышагивая по кругу колодца нетерпеливо глядя на родственников.
- Неприятно, - мягко выразился черноволосый под фырканье Красного. 
- Когда я смогу попробовать?! – мальчик снова нетерпеливо посмотрел на братьев.
- Тебе еще расти и расти, Зеленый, - снова хмыкнул рыжеволосый. 
В один взмах гигантских крыльев слетевшего со своего места белоснежного дракона туман рассеялся по углам, забиваясь во все щели. Длинные красные волосы взметнулись вверх, непокорные каштановые вихры мальчика, и без того взъерошенные, пришли в окончательный беспорядок, а черная рубашка смуглокожего затрепыхалась на ветру. Но когда на пол плавно опустился уже человек, поправляя кроткие белоснежные волосы, все стихло, и минутная буря ушла, забрав с собой волшебный туман. В то же мгновение с громким вздохом-всхлипом золотоволосый юноша расцепил ладони, делая шаг назад от волшебного колодца, и моментально пошатываясь. Он непременно упал бы, не подхвати его братья за плечи. В затуманенные чарами глаза медленно вернулось понимание и сознание, а вместе с ним и возможность самостоятельно стоять. Кивком поблагодарив братьев, юноша устало прикрыл глаза, присаживаясь на пол и опираясь спиной о колодец.
- Что ты видел?! – сгорая от нетерпения, спросил мальчик, проигнорировав укоризненные взгляды Снежного и Черного. 
Уставший юноша поднял голову и с нежностью посмотрел на мальчика.
- Какой же ты еще зеленый, Зеленый. 
Мальчишка фыркнул, но продолжил нетерпеливо смотреть. 
- Тоже что и обычно, - ответил за брата Красный, складывая руки на груди и недовольно глядя на человека у своих ног, который еще долго будет приходить в себя. 
- Верно, - кивнул согласно Золотой. – Я так устал видеть это. 
- Мы все устали, - согласился Черный.
- Нужно вмешаться, пока еще есть время, - все-таки поднимаясь на ноги, решительно заявил юноша. 
- Какое дело нам до их распрей?! – фыркнул пренебрежительно Красный. – Они уничтожают себя многие сотни лет. И плевать я хотел на это! Пусть хоть поубивают друг друга до последнего гнома!
- Тогда за ними придет и наш черед! – возразил Золотой. 
- Никто не посмеет бросить вызов Драконам! – гордо вскинув подбородок, произнес красноволосый. 
- Это и наш мир тоже, - тихо произнес Снежный. 
- И только нам под силу помочь ему, - согласился с братьями Черный, а Зеленый лишь кивал головой, готовый соглашаться на все сразу.
Он был юн и охоч до приключений, до всего нового, и неважно, насколько это новое тяжело, больно, невыполнимо и необъятно.
- Мы все – часть одного целого, - продолжил Снежный. - Не будет никого кроме нас – и нас скоро не станет. Не тебе объяснять законы равновесия.
Красный снова фыркнул, но возразить на это было нечего. 
- И еще есть пророчество, - начиная с большей четкостью вспоминать то, что видел, произнес Золотой.
- Пророчество?! Какое пророчество?! О нас?! О них!? – эта масса вопросов в минуту само собой посыпалась от мальчика, глаза которого засияли еще ярче. 
- Угомонись! – рыкнул злобно Красный, но Зеленый даже не дернулся, знал, что его не тронут, лишь по загривку получит в крайнем случае. 
- Пророчество Каори.
- Демона?! – как-то даже разочарованно протянул Зеленый.
- Ты слишком мало знаешь о демонах, малыш, - снисходительно взъерошил каштановые волосы мальчишки Снежный. – Каори плетут самые крепкие Нити Судьбы. Их не разорвать никому. Даже нам.
- И не нужно. Это пророчество – наш шанс на успех, наш козырь. Никто не поставит его под сомнение, - задумчиво протянул Золотой. – А мы станет гарантом. 
- Никто не посмеет пойти против Дракона. Даже все вместе они нас боятся больше чем друг друга, - самодовольно заметил Красный. – Все в наших руках. 
- Что за пророчество? – спросил Черный, а Зеленый нетерпеливо воззрился на Золотого, буквально приплясывая от нетерпения. 

Часть 2

Нетерпеливо, волнительно, что было в принципе не свойственно его расе, могущественный император вышагивал по большой гостиной, нервно и раздраженно поглядывая на каменную лестницу, заламывая руки и вздрагивая от каждого крика и стона, что доносился сверху. Дорожный черный плащ тенью оплетал его ноги, когда он резко разворачивался, и стелился по мраморному полу вслед за торопливым шагом мужчины. Точно так же раз за разом взметались длинные темные волосы, окутывая широкие плечи и руки. Через несколько минут император раздраженно сбросил плащ с широких плеч, отправив в угол, где уже валялись перчатки для верховой езды, спинные ножны и даже тускло сверкающая опалами корона в виде обруча – драгоценность с историей в несколько тысячелетий, между прочим, древний артефакт и символ власти. Но ничто сейчас не волновало молодого мужчину, кроме этих раздражающих, потому что беспокоили, криков. Не замечая за собой, мужчина морщился и страдальчески корчил гримасы, будто сам ощущал всю ту боль, что пронизывала эти звуки.

Один крик сменялся другим – еще более страдальческим, болезненным и более слабым. Но вдруг совершенно другая тональность сменила эти звуки – более тонкая, тихая, быстро смолкнувшая.

Император замер на целое мгновение, а после рванул с места, буквально взлетая по витой каменной лестнице, перескакивая через ступени в торопливом, радостном нетерпении и ожидании. Едва он подошел к дверям своих комнат, как те раскрылись, и перед ним в торопливом реверансе опустилась служанка, склоняя голову. Едва заметив девушку, мужчина шагнул внутрь, стремительно пересекая покои и врываясь в спальню, замирая на пороге. Будто резко закончилась смелость и стремительность, и он так и застыл, удерживая створки широко раскрытыми руками. Не сводя глаз с постели, он с тревогой и ожиданием смотрел на свою императрицу, которая нежно ворковала со свертком в своих руках. Измученная, ослабевшая, но счастливая без меры, она даже взгляд не подняла на своего супруга, целуя маленькие пальчики младенца в своих собственных. С дикой для него робостью мужчина шагнул-таки вперед, медленно подходя к постели, не сводя своих глаз с белоснежного свертка.

- У нас сын, - не поднимая головы, произнесла девушка, нежно улыбаясь крохе, которая копошилась в ее слабых руках, когда император подошел, становясь у нее за спиной.

- Сын, - растерянно, но ужасно довольно, прошептал мужчина, глупо улыбаясь.

Служанки, наблюдающие всю эту сцену, шокировано переглянулись, не веря в то, что видят своего жестокого, холодного, безжалостного и расчетливого императора, во-первых, растерянным, а во-вторых, с улыбкой на губах. Проживший не одну сотню лет, он давно избавился от всех своих эмоций, давно избавился от слабости быть слабым – будь то растерянность, радость или гнев. Маска на его красивом лице никогда не выдавала ничего, что бы он ни чувствовал и в каком бы настроении ни был. И тем страшнее был их правитель – его непредсказуемость была ужасающей. Не один посол поплатился жизнью, не один придворный лишился жизни, не один слуга пропал без вести в покоях Повелителя демонов. Император Алиман Анара из рода Шахгар никогда не улыбался до сегодняшнего дня никому, кроме своего наследника и…

- Мой император, - раздалось от порога, и мужчина повернулся в ту сторону, глядя на склонившего белоснежную голову юношу.

Через миг он разогнулся и спокойно посмотрел на Алимана.

- У меня сын, Хасин, - счастливо улыбаясь, произнес император и снова отвернулся к младенцу, не замечая довольного взгляда юноши и его нежной улыбки, так же направленной на сверток в руках императрицы.

- Поздравляю, Ваше Императорское Величество, - снова склонился в поклоне Хасин, глядя на девушку в постели.

Взгляд молодой матери, стоило ей поднять голову, мгновенно изменился из счастливого, радостного и нежного на ненавистный, презрительный и злобный. Иронично улыбаясь, почти с издевкой, гость шагнул в покои, приближаясь к кровати и становясь рядом с императором, который по-прежнему только смотрел, нерешительно и робко на своего наследника.

- Как ты смеешь… - начала шипеть девушка, сильнее прижимая к себе младенца и не сводя гневного взгляда с юноши.

Из нее буквально лилось презрение, смешанное с брезгливостью и страхом. Она сотрясалась от негативных эмоций, что лились через край, стоило ей увидеть этого мальчика. Юная императрица ненавидела его всеми фибрами своей черной души, а это было немало. Но Хасин уже давно прекратил обращать внимание на подобные взгляды, которые отличались лишь силой эмоций, а отнюдь не их разнообразием. Всегда – абсолютно – это было презрение, ненависть, отчуждение, злоба и зависть. Никто в этом дворце, никто в этой империи не питал к нему хоть сколько-то добрых чувств. Кроме самого императора.

- Кассандра! – гневный прищур мужа заставил девушку опустить злобный взгляд.

- Вы позволите, отец? – не скрывая насмешки, произнес Хасин, делая шаг вперед и протягивая руки к младенцу.

И девушке, под пристальным вниманием мужа пришлось протянуть юному демону собственного сына, потому что императора она боялась куда больше, чем его бастарда.

С нежной улыбкой юноша принял ребенка, игнорируя шипение угроз почти на ухо от его матери. Все его внимание было сконцентрировано исключительно на ребенке. Императрица не сводила с него взгляда, скалясь и находясь в диком напряжении. Казалось, при малейшей угрозе ее драгоценности она кинется на ее спасение, даже не смотря на то, что слаба и обессилена. Хмурый и недовольный взгляд мужа она уже не видела, не сводя взора со своего наследника в руках злейшего врага, как считала она сама.

Хасин внимательно вглядывался в крошечное личико мальчика, в его сияющие синью глаза, в темный пушок на голове и уже властно сжатые губки. Юноша нежно поднес брата к лицу, что-то прошептав ему на ушко, а следом коснувшись губами его лобика. С искрящимися неподдельным восторгом глазами он протянул малыша отцу.

Часть 3

Огромный дворец сегодня не был мрачным и ужасающим. Повсюду сверкали зажженные огни и свечи в резных подставках. Играла музыка, тут и там слышался смех. Тронный зал был переполнен придворными империи – все в ожидании представления наследника и выбора Хранителя для мальчика. В куда более легком и спокойном настроении был каждый, кто находился во дворце сегодня вечером, ведь был праздник, и у императора был повод лишь к радости, а значит, сегодня не полетят головы, что нередко случалось во дворце императора Алимана. Народ любил своего Повелителя, уважал его и боялся, и именно страх всегда преобладал. Даже больше – ужас. Не было еще в империи Халлон более властного, умного, сильного и безжалостного правителя. Он поражал своей мощью, он впечатлял своим умом, он пугал своей силой. Но именно он буквально из руин восстановил империю, которая едва дышала три сотни лет назад. Ослабевший, безжизненный, готовый сдаться Халлон практически восстал из пепла, чтобы стать самым сильным королевством в Шаори. Сильным, не смотря на тяжелую войну. Богатым, не смотря на несколько сотен лет сражений и проигрышей. Могущественным благодаря Алиману. И уважали нынешнего императора именно за это.

Резко распахнулись двери в тронный зал, и каждый из присутствующих склонился в поклоне перед застывшим на миг на пороге императором. Даже музыканты смолкли, поднявшись на ноги и так же согнувшись вдвое. Один шаг повелителя – и было позволено поднять склоненные в почтении головы. Едва обращая внимание на приветствия, едва отвечая кивком тому или иному гостю, Алиман твердо шел к своему трону, провожаемый восхищенными взглядами. И нельзя было не восхититься: высокий, черноволосый и смуглый, статный, сильный и широкоплечий. Длинные волосы мягко колыхались за спиной, чуть развеваясь от стремительного шага, увенчанные короной. Одежда облегала мощный торс и крепкие руки, стройные ноги обвивал трепещущий плащ. Этот демон буквально был пропитан силой и властью, что придавало ему особый шарм. Глаза были холодными, синими-синими как морские воды, а взгляд пронизывающим и заставляющим моментально вспоминать, в чем ты можешь быть повинен.

Следом за ним, сопровождаемый уже шепотками и злобным прищуром, шел Бастард. Такой же немыслимой красоты, наделенный той же силой и темпераментом. Но глаза едва голубые, почти серые, цвета стали. Волосы белоснежны, словно только что выпавший снег, и едва достигают плеч. А вот лицо – один в один отцовское: такое же гордое, такое же прекрасное, такое же жестокое. И это лицо, в отличие от отцовского, на котором не было ни единой эмоции, кривила циничная усмешка, жесткая и явно дающая понять, что ему плевать на тех, кто косо смотрит на него. И эта усмешка уже стала легендарной: ее пугались не меньше чем холодного взгляда императора. Но сегодня, когда будет представлен наследник, когда вся империя воочию увидит своего будущего императора, никого уже не пугал этот оскал на красивом лице юноши, ведь все были уверены, что это конец для Хасина.

Император откровенно благоволил своему сыну, многое позволял, многое доверял, и это не нравилось никому и никогда, ведь Алиман откровенно ставил в приоритет своего ублюдка, а не ближайших советником и министров. Он позволял сыну высмеивать их и потешаться, показывая свое преимущество. Он дал Бастарду власть и силу, он вручил ему такие полномочия, которыми не обладал никто кроме него. И все это в очень юном возрасте – мальчику едва исполнилось тринадцать, когда отец ввел его в совет, а уже через несколько месяцев он был возглавлен этим самым мальчиком, который за короткое время избавился от всех, кто был против. Хасин был еще более жесток, чем отец, еще более безжалостен, и даже сейчас никто не сомневался в том, что через время он превзойдет отца и по уму. Бастард был гордостью Алимана. Но теперь у него был наследник, законнорожденный сын, которого империя примет, в отличии от Бастарда, который не получит больше того, что дал ему отец. А народ способен дать ему больше – любовь, преданность. И это куда важнее и ценнее всех благ императора.

С самого детства Хасин видел в свою сторону лишь презрение, ненависть и зависть, злобу. Никто никогда не сказал ему доброго слова. Никто никогда не выразил своего почтения. Никто никогда не показал уважения. Никто и никогда не подарил ему каплю тепла или нежности. Никто кроме отца. И Хасин быстро научился довольствоваться этим, быстро научился с помощью того, что давал ему отец, брать то, что было нужно ему самому. Он никогда не переходил черты, никогда не замахивался на то, что ему не принадлежит, хотя порой император ясно давал понять, что ему нужно лишь попросить.

- Мне не нужна твоя империя, отец, - удивил тогда его своим ответом Хасин. – Мне не нужна твоя власть и твой народ.

- А что тебе нужно?

- Находясь за твоей спиной, я имею куда больше, чем даже ты. Я свободен. И свою свободу я не променяю на все богатства мира.

Алиман не сомневался в том, что мальчик не лукавит. Хасин был свободолюбивым, он был словно ветер – легкий, но сильный. Ему не нужны рамки, не нужны границы, ему не нужна власть и богатства. Все, что ему сладко – за порогом. И император принял его волю, а потому женился и пообещал Хасину законного наследника.

- Я всегда буду с тобой отец. Я всегда буду рядом, когда нужен тебе. Но я не займу твое место, даже если ты прикажешь.

Алиман любил сына, а потому принял его решения, пусть и не вязалось оно с тем, чего хотел он сам. И сейчас, став отцом уже во второй раз, он был благодарен первенцу за это новое и сильное чувство, что родилось в нем, когда он взял на руки своего Кассиана.

Но никто не знал о том, что плевать хотел Бастард на то, что не станет все-таки приемником Алимана. Никому невдомек, что не нужен Хасину трон. Но сам юноша уверенно поддерживал в людях это мнение, представая перед ними коварным и хитрым. Так было проще держать всех в узде: ведь кто рискнет противиться возможному наследнику? Кто рискнет открыто мешать тому, кому благоволит сам император? Никто. Вот никто и не смел сказать и слова.

Часть 4

Больше тысячи лет драконы не покидали свои Зачарованные острова. Никто не видел их и не слышал. Многие даже сомневались в том, что эта раса еще имела место быть в их мире. Тем сильнее стало удивление, когда эти существа дали о себе знать. Они появились в каждом государстве, в каждой столице, в каждом подземелье и степи, ни один Лес Высших не оказался для них закрыт. И именно они принесли с собой долгожданный мир, который помнили лишь единицы. 
Тысяча лет – слишком долгий срок, чтобы кто-то еще помнил его начало. Тысяча лет кровопролитных сражений и войн, интриг, распада и уничтожения друг друга. Многие расы оказались на грани вымирания, не стало семей и целых Домов, Родов. Никто уже не помнил причин, никто уже не мог назвать повода, но война продолжалась. Поколения сменяли друг друга, и с каждым новым ненависть к врагу становилась лишь сильней и яростней, впитываясь с молоком матери и кровью врагов. Заключались соглашения, менялись союзники, появлялись враги и друзья – тысяча лет слишком долгий срок для постоянства. Кто-то становился сильней, кто-то терпел поражения, и казалось, что конца и края не будет подобной жизни. Наступали времена затишья, годы покоя, но тем страшнее было продолжение. 
Долгих девять лет драконы добивались всеобщего мира. Они умели уговаривать, они умели находить компромиссы, они умели приказывать и они ясно давали понять, что всему этому ужасу пришло время положить конец. Они не встретили яростного сопротивления, они не встретили отказа ни от кого: люди и народы устали жить в вечном противостоянии и сражениях. Многие вообще никогда не видели мира, многие не знали иной жизни кроме сражений и смерти, не видели ничего кроме битв и крови на своих руках. Но у всех были свои условия, у всех были свои требования, именно поэтому компромисс занял так много времени. 
И все же у драконов получилось. Их мудрость, их сила, их спокойствие и умение добиваться нужных результатов сделали свое дело. 
Выжженная пустыня, когда-то бывшая Первым Свободным Городом, где каждому было место, где каждому были рады, где находились лучшие учебные заведения, где процветала торговля и терпимость. От всего этого остались лишь руины, лишь пепел под ногами. Здесь не росла трава, здесь не пели птицы, не шумели деревья – везде, куда хватало взгляда, была черная безжизненная земля. Слишком большой выброс магии, слишком много темных сил - первое сражение, начавшее войну, случилось именно здесь. Буквально несколько часов и от процветающего города не осталось ничего: лишь кровь, крики, боль и ужас. Как проказа от этого места расползлась зараза по имени «война». 
Четыре дракона были единственными, кто еще помнил это место живым. Они стояли в центре, на том самом месте, где была когда-то Великая Академия Магии, возведенная еще их предками. В глазах Красного пылала ярость при взгляде вокруг – он до сих пор не мог смириться с тем, что так легко и просто уничтожили созданное его братьями еще до его рождения. Его гнев подпитывался кровью тех, кто погиб в этом светлом месте, взывая к нему своими криками боли и отчаяния. Глаза Снежного были скованы отчуждением и тоской. Черный был единственным, кто внешне выглядел равнодушным. А в глазах Золотого было все – и боль, и тоска, и грусть. А еще надежда. Светлая, сильная и яростная. 
Присев, Золотой загреб рукой пепел, поднимаясь на ноги и следя за тем, как ветер медленно рассеивает пыль с его раскрытой ладони. Но вдруг над его ладонью появилась рука Черного. Своей силой он вернул пепел в руку брата, закрутил пальцами вихрь, а после накрыл ладонь своей, поднимая ее через мгновение. А под его рукой из пепла плавно поднимался росток, распуская тонкие прозрачные зеленые листики, сверкая в восходящем солнце новой жизнью и новым дыханием.
- Мы все вернем, - мягко пообещал Черный Золотому.
Тот чуть улыбнулся, кивая. Присел снова к земле и опустил в землю росток. Все так же под силой Черного, он рос и рос, расплетаясь ковром, цветя и зеленея все больше и дальше, а через несколько минут под их ногами уже был зеленый-зеленый живой остров, оплетая их ноги гибкими стеблями. Росла трава, зацветали цветы, расползаясь все шире и дальше под взглядами четверых довольных братьев. 
Издалека послышался топот копыт, и Черный был вынужден остановить свое волшебство, обращая внимание на гостей, которые начали прибывать. Стоя друг к другу спиной, драконы смотрели каждый в свою сторону, а под их ногами давала начало новая эра. 
Люди, эльфы, гномы, орки, демоны, вампиры, оборотни и многие другие народы и расы. Здесь были и дриады, и перевертыши, и джины, и ламии, и все прочие – представитель каждого вида, что населял Шаори. Не один враждебный взгляд, не одно гневное шипение, не одно проклятие сквозь зубы – они готовы были подписать Всеобщий Мирный Договор, и еще не один десяток друг с другом, но любовь и взаимное уважение не прилагалось. Пройдут еще десятки, сотни лет, прежде чем забудется война: разве может угаснуть вековая ненависть с подписью на свитке? Разве научишься любить или хотя бы терпеть по приказу? Многовековая вражда, ненависть, страх и презрение не так быстро истлеют, как хотелось бы, не с росчерком перьев на магическом договоре, не со стиханием взрывов, пожаров, сражений и проклятий. Каждая раса, каждый народ истреблен почти в половину, нет не потерявших близких и друзей, нет тех, кого не затронул этот ужас. И почти в крови эта ненависть и презрение к тем, кто прежде был по другую сторону. Это нельзя просто отрезать, нельзя забыть так быстро, даже смириться будет нелегко, а порой и невозможно. И еще очень много времени пройдет, прежде чем появятся хотя бы ростки доверия, спокойствия и дружбы между теми, кто жестоко и неумолимо уничтожал друг друга сотни лет. А что уж говорить о кровной вражде, когда убитые горем клялись отомстить? Что говорить о тех, кто сейчас смотрит в глаза тем, кто лично был убийцей близких ему людей? 
Император Алиман смотрел на Тамира Лиаме Верлиан в упор, прямо в глаза, но не видя, находясь сейчас в воспоминаниях – горьких, леденящих душу и раздирающих сердце. По стечению обстоятельств носивший то же имя дед нынешнего правителя человеческого королевства был тем, кто лишил императора самого ценного и важного в его жизни – любимой женщины. 
Для демонов любовь была очень редким явлением, а потому самым ценным, что было дано им. И если было дано. Алиман познал это чувство. Оно дало ему новую жизнь, новые силы и возможности. С этим чувством в душе он возрождал свою империю, чтобы подарить ее любимой, положить к ее ногам, а после вместе править и развивать. И эта любовь была жестоко отнята, попрана и растоптана. 
Ярость Алимана была неописуемой. Дикий зверь, измученный пытками и издевательствами был в разы добрее, чем был император демонов, когда у его ног опустили безжизненное тело его возлюбленной, жестоко истерзанное и обезображенное. Едва восстановленный дворец превратился в огонь его горя, в пепелище его боли и страдания. Не выжил никто и ничто. Его рев много дней разносился над руинами стен и башен, заставляя всю столицу содрогаться от страха, ужаса и сочувствия. Демоны не умели сочувствовать, но нельзя было остаться равнодушными к тому, свидетелями чего они стали. 
И сейчас император не видел перед собой равного себе короля - он видел перед собой наследие того, кто лишил его всего, что было дорого. И боль не стала меньше, и ярость не убавилась. Последние две сотни лет он целенаправленно уничтожал именно эту расу, мстя за свою потерю. Люди и демоны были самым свирепыми врагами из всех, кто был сейчас здесь. И многие поглядывали с тревогой на двух могущественных, сверливших друг друга ненавистными взглядами правителей, которые стояли напротив, не глядя больше ни на кого. И именно озвучивание договора между двумя этими властителями было самым интригующим. 
Был подписан Всеобщий Договор о Мире и Союзничестве, где каждый из присутствующих поставил свою подпись Пером Правды, обязуясь неукоснительно выполнять его условия ценой собственной жизни. 
Высшие эльфы скрепя зубами от досады подписывали договор с демонами и людьми, со Степными орками. Оборотни, хищно и довольно улыбаясь, заключали договор с вампирами. А дроу, свысока глядя, с пренебрежением и недовольством, с гномами, деля подземелья и подгорья в равноценной степени пополам. 
Отдельный договор был и между людьми и демонами. Самый сложный, едва удовлетворивший обе стороны, едва вообще обговоренный и согласованный даже драконами – даже им было не под силу примирить две эти расы. И все равно, каждый из правителей был недоволен. Но Перо Правды запело и в их пальцах яростными росчерками на листе. 
- Есть еще кое-что, - остановил Алимана и Тамира Черный дракон, когда оба, сверкая друг на друга ненавистными взглядами, отошли от каменного стола на шаг. 
С этими словами, под подозрительными взглядами обоих властителей, Черный положил на стол еще два свитка. 
- Здесь условия для двух ваших семей, не касательно ваших государств и народа. 
- Об этом не шло речи, - подозрительно протянул Алиман, принимая свиток и пробегая его глазами.
По мере прочтения, во взгляде императора сверкнули злость, гнев, ярость, но как-то вмиг не осталось и следа от каждой этой эмоции, сменившись лишь усмешкой на тонких губах и блеском в глазах, когда он поднял взор на человека напротив. В нем, в этом взоре, сияло довольство и даже превосходство, насмешка и злоба. Подозрительно прищурившись, Тамир взял второй такой же свиток. И он не позволил себе скрыть все, что вскипело в нем, едва он прочел условия очередного соглашения. 
- Не вижу смысла, - презрительно скривился человек, пренебрежительно отбросив свиток на стол. – Этому союзу не бывать никогда. 
- Почему Вы так уверены, Ваше Величество? – полюбопытствовал Черный, взглянув на короля. 
- Хотя бы потому, что я не обязуюсь выполнить его условия! – рыкнул Тамир. – Я никогда не отдам свое дитя на растерзание этому зверю! – и он со всей горевшей ненавистью посмотрел на совершенно спокойного императора, который лишь усмехался. 
А человека смущала эта усмешка – слишком хорошо он знал своего противника, чтобы не понимать, что за этим изгибом губ скрывается коварство. 
- И потом, - позволил себе расслабленно хмыкнул Тамир. – У меня нет дочерей для принца Кассиана. У меня нет их в принципе, лишь сыновья. 
- Вы еще молоды, - спокойно произнес золотоволосый юноша, мягко глядя на человека.
- Значит, я сознательно больше не позволю своей жене зачать, дабы не допустить подобного союза!
- Вы слишком жестоки к своей супруге, - насмешливо протянул Алиман. – Но меня этот договор устраивает. Хотя бы потому, что его гарантом будут драконы. Это убережет меня от Вашей подлости, которая способна обойти Договор о Мире между нами.
- Ваше коварство так же не знает границ, император! И мне куда больше стоит опасаться Ваших интриг! – резко ответил Тамир. 
Они смотрели исключительно друг на друга, не замечая, как напряженно и ожидающе на них смотрят все вокруг. Они были в эпицентре, и каждый из присутствующих гадал, чем же закончится это нескончаемое противостояние и закончится ли вообще. 
- Я повторюсь – мне нравится этот договор. И я готов его подписать и даже пойти вам на уступки – исключительно ради вашей несчастной супруги, - язвительно и иронично, произнес Алиман, рассеяно вертя в руках Перо Правды. – Ваша вторая дочь для моего принца. И в конце концов признайте, что вы просто боитесь – ведь, насколько я знаю, королева Рабия уже в положении. 
Король Тамир лишь гневно прищурился, пылая от ярости и ненависти к этому существу. Но он сам пошел на этот мир, у него были на это причины. И пусть страх присутствовал так же, понимание ситуации заставляло его идти на компромисс. 
- И так уж и быть, даже если Ваша жена родит Вам дочь, она останется при вас. А если сын – у вас еще будет шанс навестить покои своей королевы.
Насмешка так и сквозила в словах императора. Он не отказывал себе в удовольствии показать собственное преимущество в силе и способности к проявлению мягкости всем окружающим, что, несомненно, было ему лишь на руку, и несколько очерняло извечного врага, ведь в головах всех присутствующих сейчас создавался отнюдь не привлекательный образ соперника. 
И Тамир понимал это. Понимал, как выглядит со стороны, проявляя излишнее упрямство даже тогда, когда ему шли на весьма значительные уступки. Это не красило его в глазах окружающих. А ведь ему было важно их мнение. Почему? Да ведь это не последний договор о мире и союзе. Это только начало. Им всем, каждой расе и народу, еще понадобится много лет для урегулирования куда менее весомых, но не менее значительных вопросов. Это договора и о торговле, и он помощи, и о политике и многом-многом другом, что не вошло в Великий Договор о Мире и Союзничестве. 
- Я не трус, - содрогаясь от ярости, прошипел Тамир, наклоняясь вперед, опираясь руками о камень и подаваясь к императору всей своей злобой.
- Докажи, - почти по-детски провокационно ответил Алиман, с точностью повторяя его действия и оказываясь с ним лицом к лицу на расстоянии нескольких сантиметров. 
Наблюдавший за всем молча Красный, лишь глаза закатил, глядя на лепет этих двоих. Но молчал под укоризненным взглядом Золотого – фыркал, да и только. 
- Хорошо, - вдруг прищурился Тамир, не менее хищно, чем оборотень, кривя губы в усмешке. – Я подпишу и этот договор. Но если выполню его условия, что под большим вопросом, лишу чести весь мой род! 
Это были громкие слова. Очень громкие. И говорило это лишь о том, что король сделает все, чтобы не выполнять своих условий сделки. И ведь это в его власти. Вторая дочь – его шанс на стопроцентный успех. И этот шанс ему дал сам Алиман. У Тамира предостаточно наследников мужского пола, чтобы не беспокоиться больше о продолжении рода. И ему не нужна будет вторая дочь, если в скором времени супруга разрешится от беремени принцессой. И даже драконы больше не заставят его посетить покои жены в этом случае. И тогда именно Алиман будет глупцом, который согласился на выгодный союз теперь уже для людей, поскольку своей поблажкой лишил себя же лучшего положения и всех плюсов этого договора, где он обязуется выполнить действия определенного характера вне зависимости от того, получит ли принцессу. А король не потеряет абсолютно ничего. 
- Идет, - растянул губы в презрительной усмешке император.
Драконы переглянулись, наблюдая за тем, как подписываются оба договора. Никому было невдомек кроме них, наделенных истинным зрением и мудростью, что оба – и человек, и демон – уже проиграли друг перед другом. Так или иначе, но условия будут выполнены. Вопрос в том, что лишив чести Тамира, Алиман сам лишится куда более ценного, чем призрачное мнение окружающих о его чести. А оставив ее при сопернике, он не получит счастья в другом аспекте своей жизни. И здесь не было выбора ни у одной из сторон, потому что Каори плетут самые крепки Нити Судьбы, и эта уже сплетена. 

Часть 5

Договор был подписан, и драконы снова остались вчетвером, наблюдая, как тот или иной гость исчезает из поля зрения: уходит в портал, растворяется в воздухе, оборачивается птицей или зверем и стремительно исчезает из виду, пропадает в клубах поднятого копытами пепла.

С сожалением Золотой посмотрел вниз, где сотворенное братом чудо едва дышало, истоптанное ногами гостей, подходивших к каменному столу, который все под той же магией Черного снова скрылся под землей на их глазах.

Крик, больше походивший на птичий, нежели драконий, нарушил тишину, едва из поля зрения исчезла последняя фея, и на землю, рядом с братьями опустился Зеленый, обращаясь в мальчика прямо на лету, отчего кубарем прокатился в пыли. Он еще только учился летать, к тому же долгое нахождение в облаках, где его слабые крылья подверглись непростому испытанию, лишило его изящности, с которой драконы обычно обращаются и приземляются.

- Сидел бы ты дома, - проворчал Красный, глядя, как юный брат отряхивается от пыли и пепла, нисколько не смущенный подобным видом и появлением.

- Еще чего, - пробурчал мальчик себе под нос, а через миг недовольно вскрикнул, когда Снежный опалил его своих ледяным дыханием, сметая пыль с его одежды и волос. – Ай! Холодно же! – возмутился ребенок, обиженно поежившись.

- Согреть? – иронично вздернул бровь Красный, с насмешкой глянув на Зеленого.

- Обойдусь, - язвительно скривился юноша, для надежности прячась за спиной Черного, где ему не грозили ожоги и обморожение, пусть даже и не причиняющие большого вреда - приятного мало в любом случае.

- Начнем? – воодушевленно и предвкушающе спросил Золотой, бросив на каждого из братьев взгляд.

- Для этого мы здесь, - кивнул Снежный, а в следующий миг уже взметнулся в высь, зависая над братьями.

С громким, куда более впечатляющим криком, он взмахнул крыльями, и на много мыль вокруг взметнулись пиль и пепел, уносимые ледяным ветром вместе с мягким дуновением желтоватого потока, которым правил уже Золотой.

Едва стихнул ветер - и Снежный снова был на земле в своем обличии человека. Припав руками к мертвой поверхности, он прикрыл глаза, взывая к воде, что звенящим потоком рвалась наружу к его ладоням, чтобы через мгновение пробиться из земли сверкающим ручьем – быстрым и бегущим в четыре стороны. Выпрямившись, Снежный усилил призыв, и поток становился все могущественнее и сильнее, разверзая землю мощным напором живительной влаги.

Четверо остальных разошлись в разные стороны. Юный мальчик и спокойный Черный взывали к земле, пробуждая ее ото сна, заставляя траву пробиваться под потоками вод, разламывать камни и породы. Под смех Зеленого все сильней и быстрей под ногами пятерых расползался дивный ковер из цветов и диковинных растений. Мальчишка приплясывал на месте от нетерпения, пока сила приходила к нему, а едва почувствовал ее полный прилив, разразился задорным смехом, побежав вперед, распахнув руки и купаясь в теплом ветре Золотого, что согревал ледяные воды Снежного. А под ногами бегущего мальчика, едва он ступал на обугленную землю, едва его ступня отрывалась от нее, уже шелестела трава и распахивались ароматные бутоны. Безмятежно, весело и заливисто смеясь, ребенок носился кругами по за братьями, под их нежными взглядами, размахивая руками и заставляя землю оживать все быстрей и резче, пробуждая все спавшие тысячелетие силы и энергию, нерастраченные и мощные.

Под руководством Золотого хрупкие ростки, взращенные Зеленым, тянулись в вверх, укрепляясь, становясь мощнее и раскидистее, превращаясь в молодые сильные деревья тут и там.

Не прошло и получаса, как пять драконов окружал рай, полный сверкающего света и жизни, бурлящий свежестью и новым началом.

- Я помню этот сад, - прохаживаясь по впечатляющему творению братьев, тихо произнес Красный.

- Какой ты все-таки старый, - хихикнул Зеленый, но Красный, вопреки своему темпераменту, даже внимания не обратил, погруженный в воспоминания.

- Все в точности, как я помню, - произнес рыжеволосый, касаясь ствола одного и деревьев.

- Мы все это помним, - улыбнулся Золотой, вглядываясь в небо над их головами в просвете между листьями.

- Дряхлые дедули, - снова засмеялся мальчик.

Сад остался в своих пределах, когда драконы вышли из него, и лишь трава и вода продолжались свой путь, устилая землю и прокладывая новые реки и пути.

- А что было здесь? – запрыгал от нетерпения Зеленый, когда его братья остановились на границе сада.

- Сейчас увидишь, - хмыкнул Красный, взмывая вверх с криком Ярости, который разрезал воздух огнем.

Следом за ним в воздух поднялся Снежный, а Золотой и Черный опустились на колени, прижав ладони к земле и сосредоточенно прикрывая глаза. Под их силой земля разверзлась, открываясь и выпуская наружу камни и породы, а еще уцелевшие за века остатки стен и башен, коридоров и фундамента. Огненное и ледяное дыхание опаляли восстающую породу, придавая ей форму и орнамент, из песка плавя стекло, а из камня точа углы и проходы.

Впечатленный и завороженный Зеленый смотрел, как из земли и магии создается великое и грандиозное творение, обретая очертания невиданного им прежде замка: белоснежного, сияющего и такого огромного. Он стоял, задрав голову высоко вверх, глядя широко распахнутыми удивленными глазами на сверкающие пики башен, что приобретали сияние под жарким дыханием Красного брата, на белоснежные флаги, сотканные из ледяного дыхание, и кажущиеся огромными полотнами, сплетенными из миллиона снежинок. Никогда прежде он еще не наблюдал подобной грандиозной работы своих сородичей, а для его юного, пытливого ума это было невероятным впечатлением, которое сияло слезами восторга и счастье в его зеленых глазах.

- Как красиво, - прошептал впечатленный мальчик, когда рядом с ним опустились истощенные Красный и Снежный, а с колен поднялись Золотой и Черный.