«Может хотя бы здесь ты обретёшь свое счастье, милая. Ты заслуживаешь немного счастья».
Я перечитывала последнее сообщение от мамы снова и снова, снова и снова, и в горле рос липкий ком горечи. Давно я сдерживала слезы… Мы не должны были так жить, не должны были разделяться тысячами километров, куском океана, вереницей ледяных горных вершин. Я знала, что мама переживает, что она скучает по мне и очень волнуется, но я не могу тащить ее за собой в эту глубинку. Поселок Белушья Губа, архипелаг Новая Земля… Население — пять тысяч человек. Клянусь, в родном Саранске и голубей больше. Мама ответила на мое последнее сообщение — несколько серых фотографий. Маленький, но уютный домик, горные вершины и плоская тундровая земля. Я въехала в новый домик и разложила скудные пожитки по своим новым местам. Благо, что из-за отсутствия прорвы желающих, начальник экспедиции отдавал каждому приезжавшему ученому целый дом в полное распоряжение. Удивительно, и почему люди не рвутся на крайний север, в холодную тундру, а? Впрочем, не стоит иронизировать, для меня-то это крайне важно.
«Может быть», — только и ответила я, бегло погладив собаку, решившую поласкаться.
Если люди узнают, что я — омега, даже эта жалкая жизнь тут же и оборвется. Экран телефона погас, и я увидела в темном стекле свое отражение. Два глаза, два уха, нос и рот… Все как у сотен, тысяч людей, что меня окружают. Только они отчего-то имеют право существовать автономно, я — нет, я — аксессуар, питомец, не больше. Раньше, в те далёкие времена, когда не существовало четких законов, стандартного разделения на добро и зло, и миром правили лишь альфы и их желания, омег убивали направо и налево. Наш запах сводил альф с ума, и самые слабые из обладателей члена не выдерживали соблазна, давили нежные цветы ногами, не давали нам посеять свои семена. В моем вымирающем роду где-то затесалась несчастная маленькая омега, и проклятье это передалось и мне. Один шанс на сотню тысяч, какая «удача». Жаль, что звание омеги ничего не дает, лишь отбирает право на собственное мнение. Вид наш был спасён всего двести пятьдесят лет назад, и популяция не успела восстановиться.
Я прошлась вперёд по пушистому ковру, что заранее заказала в это богом забытое место. Баржа с товарами проплывала мимо и останавливалась в порту раз в две недели, другого сообщения с материком почти не было. Редкие самолеты, почти никаких частных катеров… Видавший виды диван с темно-зеленой полосатой обивкой принял мой вес, и облачко пыли поднялось в воздух. Нужно будет тут хорошенько пропылесосить. «Лучше, чем в лагере», — подумалось мне. Лагеря. Да… Я говорю не о летних лагерях для детей и подростков, желающих потратить лето на вожатство. Я говорю о лагерях, в которых свозили разоблаченных омег. Единственный шанс «спасти нас» — запереть за колючей проволокой, привить необходимые идеалы, разбить кувалдой то, что уже есть, и собрать снова. Собрать так, как нужно им. Альфам. Держать члены в штанах и считаться с нашими желаниями — недоступная опция. Как только омега раскрывает себя, ее изымают из семьи навсегда. Кому-то не везёт пробудиться уже в раннем детстве, кто-то раскрывает в себе омегу при рождении, а кто-то не поймет свою суть, пока не встретит на пути альфу в гоне.
Мне повезло ускользнуть от взгляда инспекторов, пройтись по лезвию ножа и не споткнуться. Моя мама работала фармацевтом, отец покинул нашу семью двадцать лет назад и больше никогда не появлялся на горизонте, типичная история для СНГ. Омежья природа вскрылась во мне, едва мне исполнилось двенадцать, и доступ к таблеткам оказался весьма кстати. Я помню, как мама вскрывала упаковку блокаторов дрожащими руками, как протягивала их мне, как вода выплескивалась из стакана, сжатого ее побледневшими пальцами. Жар заполнял мое лицо, и картинка расплывалась перед глазами.
— Меня тошнит, — причитала я, не понимая, что происходит с телом.
— Василиса, пей, пей же, ну! Пей! Пей ее! — суетилась она, поднося ладонь к моему рту.
В тот день что-то в ней надломилось, и рана эта никогда не заживала, периодически пуская маме кровь. Вся наша жизнь разделилась на «до» и «после», и шокирующе-приятным это преображение не было. Каждый день мне нужно было выпивать таблетку, забивающую мои гормоны огромным молотком, раз в неделю я принимала ванну с полынью и ладаном, чтобы скрыть мой истинный запах, я избегала любой сладости в отдушках шампуней, парфюмерии, я боялась подходить к особенно ароматным цветам. «Они узнают и заберут меня», — думалось мне каждый день, снилось в ночных кошмарах. Тот, кто придумал, что тайны следует хранить у всех на виду — горько ошибся. Легче всего остаться незамеченной, если никто с тобой не ведёт бесед, никто не интересуется тобой и не пытается узнать поближе. В школе у меня не было друзей, и в институт я поступала на самый скучный факультет на свете. Геология. Наука о камнях, почвах, обо всем, что лежит под подошвой. Обычные люди проходят мимо, а я склоняю хребет над грязью и изучаю ее состав.
— На лежанку, нет, на лежанку, — скомандовала я, когда собака запрыгнула на диван. — Фу! Здесь скоро просто все будет в шерсти.
И как назло большая часть мебели имела насыщенный темный оттенок. Да, я привезла с собой собаку, огромную немецкую овчарку редкого белого цвета. Маме он достался ещё совсем щенком, но она не слишком-то хотела оставлять нового друга. Помню, как слёзно молила разрешить мне заботиться об этом писклявом комке шерсти, как давила на необходимость в защите, как клялась, что буду следить за ним, как за собственным ребенком. Грому сейчас было чуть больше пяти лет, пес в самом расцвете сил. Бросив на меня весьма обиженный взгляд, собака тут же слезла с дивана и несмело зашагала в сторону лежанки, большую часть этих вещей привезли вместе с паромом. Пес не боялся лаять на диких и домашних животных, людей, посторонние шумы за закрытой дверью… Но спать в новом месте — это для смелых. Гром предпочитал сидеть там, где уже успела безопасно посидеть я.
Уезжая из родного дома, я много плакала. Мне не хотелось оставлять маму и самой оставаться одной. Омеги привязываются к дому сильнее всех других видов: бет и альф… Но я хорошо знала, что в любом крупном городе мне нет места. Рано или поздно я обязательно оступлюсь, и охотники за омегами явятся на порог моего дома, выволокут меня за дверь и увезут. Ах, охотники. Я тут же вспомнила их черную строгую форму, фуражки с маленьким блестящим козырьком. Надменные уроды приходили даже в школу, чтобы читать нам свои проповеди. Я закинула ногу на ногу, вспоминая то неловкое собрание. В те дни я ещё не знала, как правильно нужно скрываться, я ещё пыталась влиться в коллектив, заиметь друзей и приятелей, нравиться всем вокруг. Помню, что сидела в первых рядах и слушала во все уши, кивала и улыбалась. Пропагандой нас пичкали с самого раннего детства.
Наверное, именно так я себе и представляла этих служителей зла. Приходилось часто думать о том, что делать, если группа мужчин в узнаваемой черной форме вдруг окажется у порога моей квартиры. Четкий план сложился давно, но вот, в самое важное мгновение, я забыла все детали. Куда бежать, что говорить, кого звать на помощь… Да. Чистое зло, заключенное в живого человека. В их внешности должно было быть что-то гротескное, вычурное: гетерохромия или огромный шрам на некогда привлекательном лице. У мужчины, что явился на порог моего дома, были платиново-белые волосы, будто сам Драко Малфой явился по мою душу. Сердце пропустило удар, но я выдавила из себя неловкую улыбку. Пока он не сказал, что пришел за мной, стоит сохранять хотя бы видимость спокойствия. Гром тихо рявкнул за моей спиной, и мужчина медленно снял фуражку, уже собираясь делать шаг вперёд.
— Нет! — поспешила я, тут же неловко кашлянув, надеясь смягчить свою внезапную грубость. — Простите, я только въехала… Там немного грязно для приема гостей. — он не должен увидеть мои блокаторы гормонов.
— Дома убирали перед заселением, — холодно произнес мужчина, голос его был таким же ледяным, как светло-голубые глаза.
— В мой пролезли мыши, — ответила я, невольно повторив ту же интонацию. — Чем я могу вам помочь?
Мужчина снова улыбнулся, и мурашки побежали по моим плечам. Они изображают дружелюбие, пытаются втереться к тебе в доверие, а после вытаскивают из твоей головы все. Все, до чего дотянутся эти тонкие пальцы. Охотники умеют очаровывать, если есть необходимость, умеют пообещать омеге защиту, любую помощь, растопить ее сердце и снять защиту… Нельзя верить ни единому его слову. Я опустила взгляд к полу, чувствуя, что сердце все пытается выпрыгнуть из моей груди. Черная водолазка с высоким воротником будто перестала удерживать тепло: я замерзла под этим взглядом. Холодный порыв ветра коснулся моего лица, и я поняла, что от черной формы охотника пахнет табачным дымом. Ублюдок тоже курит. Отказ явно не пришелся ему по вкусу, но незнакомец отступил, достал из нагрудного кармана удостоверение и показал мне. Нужды в этом не было, я узнала охотника и по форме, и по взгляду, что мог раздавить меня и смахнуть, точно назойливого комара.
— Котов Александр Александрович, — коротко представился мужчина. — Отдел по борьбе с беглыми омегами.
— Они дерутся? — спросила я с нервной улыбкой.
— Пытаются, — ответная улыбка мне совсем не понравилась, и о нелепой шутке пришлось пожалеть. — Я пришел, чтобы узнать, видели ли вы что-то странное за последние дни.
— Я приехала позавчера, — ответила я. — Мне сейчас все странно… Может, будет чуть больше конкретики? Вы ищете здесь какую-то омегу?
— Нет, — какое облегчение. — Мы ищем убийцу, серийного убийцу омег.
Сложно сказать, что же лучше. Попасться в руки маньяку или охотнику. Жизнь оборвется в любом случае, просто убийца будет издеваться чуть… Меньше? По времени — уж точно. Не заставит рожать ему сотню детей, носить длинные платья в мелкий цветочек и массировать ноги по вечерам. Александр убрал с лица улыбку, стёр ее, будто часть карандашного наброска. Он окинул меня взглядом, прошёлся с ног до головы, и разница в нашем росте заставила меня нервно поежиться. Он — альфа? Мне прежде не приходилось сталкиваться с альфой лицом к лицу, стоять так близко, разговаривать дольше полуминуты. Альфы не вымирали, нет, но и популяция их не была слишком уж огромной. Природа не глупа. Как только начали заканчиваться омеги, и в альфах необходимость отпала. Жаль, что в их руках все еще сосредоточено так много власти, что кучка похотливых самцов диктуют правила целому миру.
— Оу, — я снова убрала за ухо прядь волос, надеясь, что мужчина заметит гвоздики в виде черепов в моих ушах и отметит во мне бунтарский дух, такой чуждый для представительниц омежьего вида. — И он убивает… Омег? — охотник медленно кивнул, отметив во мне дурочку. — Я слышала, что они вымирают.
— Убийство омеги — большое преступление. Карается самой жестокой смертной казнью, — холодно продолжил мужчина. — Я оставлю вам свой телефон, Василиса, — знает мое имя и фамилию. — Хотел сообщить, что вы обязаны поставить меня в известность, если увидите что-то подозрительное.
Александр протянул мне визитку и тут же вернул фуражку на свою блондинистую голову. Я больше не пыталась улыбаться, рассматривала попавшую в руки карточку. На матовом сером фоне блестели черные буквы: Котов Александр Александрович. Рядом был написан телефон и юзернейм со значком телеграмма. Никаких других опознавательных знаков… Два широко раскрытых красных глаза на обороте — как символ нескончаемой слежки. На визитке не значилась его должность, принадлежность к обществу охотников, ни-че-го. Но я бы и без предварительной беседы четко поняла, чей телефон вижу. Охотники запустили свои длинные тонкие пальцы в мозги каждой беглой омеги, и образ их мы видели в кошмарах изо дня в день. Если альфу с одного только взгляда мне не распознать, то охотника на омег — легко.
— Убивают только омег? — спросила я, рискнув снова взглянуть в голубые глаза собеседника. — Хочу знать, в безопасности ли я.
— Надеюсь, — холодно ответил мужчина, и я тут же поняла, что ему совершенно наплевать на мою безопасность, он не станет делиться служебной информацией с какой-то девчонкой. — Не ходите по острову одна, — он бросил взгляд в сторону Грома, что так и стоял за моей спиной, готовый в любой момент броситься на незнакомца. — Возьмите с собой собаку.
— На научной станции обещали выделить служебную машину, — зачем-то рассказала я, будто Александру было до меня дело. — Спасибо за… Заботу.
— Хорошего вечера, — отозвался незваный гость.
— И вам, — шепнула я тихо.
«Надеюсь, разобьёшься по дороге домой», — подумала я, смотря за тем, как мужчина садится в свою машину. Черный Рено, для всего мира — ничего особенного, но для этого забытого всеми богами местечка почти новенькая Тесла… Я получила права в девятнадцать лет, и мне обещали выделить старенькую девятку противного баклажанного цвета. На полуостров тяжело доставить что-то большое, нужно арендовать целый контейнер, и неизвестно, как его потом выгружать. Я прикусила губу, смотря за тем, как машина покидает мою подъездную дорожку, и мелкие камешки тихо шуршат под ее колесами. Очевидно, для государственного охотника сделали легкое исключение.
Омегу очень легко запугать… Наш мозг так устроен, сам организм поддерживает идею. Природой задумано, что все мы должны быть небольшого размера, не тратить много драгоценной энергии на развитие мускулатуры и навыков выживания. Природой задумано, что нас должны защищать наши альфы, пока мы заняты выращиванием потомства. Я боролась со своей натурой, но не со всем могла справиться. Появление охотника на омег выбило меня из колеи. Я не спала. Вернее… Спала очень плохо. Думала то о нем, то о жучках, что могут водиться в стареньком матрасе. Водятся ли жучки на крайнем севере? Гром храпел, уснув у меня в ногах. Обычно я не пускала его на кровать, но сейчас, когда мне так одиноко и страшно — пусть будет. Беспокойная ночь окрасила утро в мрачные тона: я проснулась в плохом настроении. Первый день комом! И нужно было ему заявиться на мой порог?
Научные руководители обещали выделить мне машину, но со сроками никто не определился, а это означало, что тянуть можно до бесконечности, до плохих погодных условий. В зимнее время нам обещали шаттл, но до зимы еще пара месяцев… Я кусала губы, понимая, что сама виновата, нужно было чётче обговорить условия. Выпив чашку кофе из гейзерной кофеварки я выгуляла собаку у ближайшего вяло текущего ручейка. Вчера мне не выдалось возможности пройтись и осмотреть окрестности, день ведь был испоганен с самого утра. Сегодня я смогла обойти дом и понять, что ближайший сосед живёт на расстоянии примерно километра: домик видно из моего окна, но быстрым шагом до него идти минут десять. Архипелаг небольшой, при желании его можно обойти за день. Пара деревьев росли на заднем дворе, ещё несколько небольших притаилась к северу от дороги. С океана дуют сильные ветра, и деревья здесь только начали высаживать. Приживутся ли — вопрос открытый, в грунте мало минералов, ветра сильные, земля рыхлая…
— Идём домой, — я хлопнула ладонью по бедру, и Гром нехотя пошел за мной обратно.
Я слышала, что держать собак на цепи во дворе или в вольере — издевательство, но… Лучше ли ему целый день сидеть дома взаперти? Вокруг моего дома не было забора, и я не знала, где заканчиваются границы моей территории. Да и нужны ли они? Садик здесь не разбить, ничего не вырастет. Можно построить сарай, но зачем? Поставить теплицу, но первый же шторм выбьет стекла. Бесполезный мартышкин труд. Сегодня мне нужно явиться на научную станцию, чтобы посмотреть, с чем вообще придется работать, вживую увидеть коллег и микроскопы. Я не очень хорошо сходилась с людьми, годы добровольной изоляции оставили отпечаток, потому сердце мое взволнованно билось о ребра. Пара капель пустырниковой настойки чуть сбавили градус.
Заметив, что я натягиваю свои сапоги, Гром начал скулить, водить розовым носом, надеясь учуять утешительное лакомство. Я виновато потрепала его голову, надеясь, что он найдет, чем заняться в гордом одиночестве. Нужно заказать домой камеры и следить за тем, чем собака занимается, пока я на работе. Не думаю, что буду ходить на станцию слишком часто, но все же… Почему бы и нет? На что ещё мне тратить полярную надбавку? На одежду, которую все равно никто и никогда не увидит? Хватит и нескольких свитеров, спрятанных под плотной курткой. Я махнула собаке рукой, грустно смотря за тем, как Гром устраивается на лежанке. Потерпи немного, и я вернусь, снова потащу тебя исследовать улицы.
— Ух, бля, — шепнула я, заметив, что дорога в ужасном состоянии.
До станции пришлось ехать на велосипеде, и почва мягко подпрыгивала под его колесами. Мхи и лишайники, низенькая трава цвета помойки — все, что здесь было. На дорогу ушло не больше пятнадцати минут, и все же, машина не будет лишней. Я уважаю ЗОЖ, но не до такой же степени, чтобы изо дня в день кататься на велосипеде в город и на работу… А когда будет дождь, снег, океанический дикий ветер, как я поеду к своим любимым микроскопам? Сквозь страдания и страх, очевидно. Я прикусила губу, чувствуя, как быстро забилось сердце от приятного волнения. Мысли то и дело возвращались к охотнику с его стальным взглядом, потому хотелось поскорее отвлечься на что-то приятное.
— Сюда-а-а-а-а! — на крыльце длинного одноэтажного здания показался уже знакомый мне Дима. — Сюда, Василиса.
— Вася же, — выдохнула я, прекрасно понимая, что коллега меня не услышит с этого расстояния.
Когда Дима решил направить меня на истинный путь, между мной и научной станцией уже лежало лишь несколько поросших мхом кочек. Почему он решил, что я могу потеряться сейчас? Может… Может, вид у меня какой-то глупый? Мысль эта вгрызлась в мозг, словно червь в упавшее яблоко. Я осторожно остановила своего «коня» рядом с крыльцом и медленно спешилась, намереваясь осмотреть станцию. Здание напоминало сельскую школу. Всего один этаж, но какой… Длинный, как коровник на сотни голов. Стены обили грустным жёлтым сайдингом, а у окон он потрескался и показал скрытые под пластиком наличники. Культура северных народов России умирает по их вине! Сайтинг, минимализм в деталях, стекло и бетон… А где вырезанные из дерева символы плодородия? Петух и курица, корова и коза? Кто знает, может и не нужно было бы ловить и порабощать омег, сохрани мы уважение к материнству в самых разных его проявлениях.
— Сегодня очень тепло, сними куртку, — предложил Дима, шмыгнув носом и почти ткнув своим костистым пальцем в мой черный бомбер. — Ты заходи, заходи, — он махнул рукой внутрь, но загородил мне проход.
— Нас только двое? — улыбнулась я после короткого приветствия, а после очень порадовалась отрицательному ответу. — Отлично! А можешь сделать мне чайку?
— Конечно, — пока Дима кивал, челка его подпрыгивала в такт движениям.
Я совсем не антрополог, но все же обращала внимание на людей. Почти все жители этого архипелага чуточку похожи между собой. Светло-русые волосы, нос картошкой, средний рост и среднее же телосложение. Так часто бывает в столь замкнутых группах… Если здесь водились омеги, и явно больше одной, как их вообще угораздило здесь очутиться? На севере, на самом отшибе. Учебники биологии утверждали, что мы любим комфорт и тепло, и не сможем выжить в трудных условиях. Как же так вышло, а? Надеюсь, коллега мой пишет свою работу именно об этом. Я бы с удовольствием почитала и распространила этот материал. Не думаю, что лагеря отменят на моем веку, и уж тем более, что их отменят по доброте душевной. Скорее альфы просто научатся выводить омег из пробирки, и естественно рождённых им ловить уже не придется. Я забралась на крыльцо, преодолев невысокую ступеньку и заметив железные сваи под ней.