«Я держу тебя за руку,
И нам не страшен вкус крови во рту.
Собственной крови».
Операция пластилин – В алмазных небесах.
Дождь поливал всю неделю, и, хотя было не слишком холодно, сырость весьма огорчала дачников, которые, тем не менее, всё так же спешили на свои любимые огороды, где их поджидали несколько соток земли с огурцами, редиской, луком и прочей сельскохозяйственной культурой. Но сегодняшнее утро выдалось особенно промозглым, и вагон электрички был почти пустым. В нём сидели только пятеро.
Молодая девушка, привлекательная и хорошо одетая, была первой. Она смотрела в новенький айфон и иногда загадочно улыбалась, постоянно с кем-то переписываясь. Второй – мужчина лет пятидесяти. В нелепой одежде и высоких сапогах, оснащённый удочкой и палаткой – не трудно угадать, куда он едет в такую даль. Третьей в вагоне сидела пожилая женщина. Укутанная не по погоде тепло, с большой корзиной возле ног, она мирно дремала, опустив седеющую голову на грудь, и совершенно не следила за четвёртым пассажиром электрички – за своей внучкой, симпатичной девочкой лет шести. Та постоянно ёрзала на сиденье, выглядывала в окно, рассматривала свои полосатые колготки и новенькие резиновые сапожки ядовито-красного цвета, весело болтала не достающими до пола ножками, иногда задевая голень спящего перед ней парня. Тот был пятым.
Полине, а так звали девочку, было скучно. Мама с папой уехали по делам, а бабушка сказала, что летом в городе делать нечего. И всё бы ничего, в деревне было интересно и зелено, дед держал кур, а ещё там жил Черныш – большой и лохматый, страшный, как сатана, но добрый дворовый пёс. Он всегда играл с Полиной, весело лаял, встречая каждый раз, когда она приезжала, но сегодня шёл дождь, и бабушка наверняка не выпустит её на улицу. Телевизор показывал только Пятый канал – считай, и не было телевизора. Были только дурацкие книжки без картинок.
Девочка грустно, и даже как-то по-взрослому тяжело вздохнула. Она не любила электрички – в них было совершенно нечем заняться. Обычно Полина справлялась со скукой, разглядывая пассажиров, но сегодня вагон был почти пуст. Хотя, может, стоило попробовать?
Полина повернула голову назад. Рыбак – он ей не понравился. Скучный и одет странно. Бабушку свою она видела много раз – нечего тратить на неё время. А вот девушка, смотрящая в айфон, вызвала у Полины волну восхищения. Девочка решила, что когда-нибудь обязательно будет выглядеть, как она. У неё будут такие же чёрные волосы, такой же модный белый телефон и такая же красивая одежда. И тогда Матвей из пятой парадной наконец перестанет дёргать её за косички и осознает, какая она, Полина, всё-таки красивая, после чего предложит дружить…
Полина улыбнулась, и снова начала болтать в воздухе ногами. Теперь её детскую голову заняли свои мысли, можно было ни о чём не беспокоиться. Тюк, тюк… да что же она всё время задевает?
Девочка посмотрела на сиденье напротив и тут же замерла со смесью ужаса и интереса – взгляд её упал на лицо пятого пассажира, которого она так невнимательно пинала ногами всю дорогу. Оно было кошмарным. Такого страшного человека Полина ещё не встречала в своей жизни.
Посмотрев на дремлющего парня ещё несколько минут, девочка потянула бабушку за рукав:
– Бабуля, – полушёпотом спросила девочка, – а почему дядя так выглядит?
Старушка сонно открыла глаза и невнимательно посмотрела по сторонам, словно не понимая, а может, и действительно не понимая, чего от неё хочет внучка:
– Не знаю, Полечка, какой дядя? – Бабушка, наконец, сфокусировала взгляд на лице сидящего перед ней молодого человека.
На вид ему было лет двадцать пять – двадцать семь. Брюнет, высокий рост и широкие плечи – видно, хоть парень и сидел, сильно ссутулившись. Он спал почти всю дорогу, натянув капюшон на голову и прислонившись правой стороной лица к стеклу вагона, совершенно слившись с местным интерьером. Вот только сейчас капюшон сполз, и теперь, глядя с улицы, наверняка можно было бы подумать, что парень хорош собой. А вот если сидеть непосредственно в поезде, то сразу становилось понятно, что так ужаснуло Полину.
Три неровных, грубых шрама пересекали его лицо от левого виска до подбородка, уродуя и искажая черты. Кто мог оставить такие рубцы? Загадка. В голову уже начали лезть разные бредни, что невольно переросли в захватывающую историю, с погонями и перестрелками, как в сериале «про ментов», что в изобилии показывали по телевизору. Старушка снова засыпала, убаюканная собственными мыслями, как звонкий голос внучки вновь вывел её из дремоты:
– Бабуль, а как думаешь, медведь так может поцарапать?
– Не знаю, Полечка, – бабушка со вздохом села ровнее – теперь Полина уж точно не даст отдохнуть до самого конца поездки. – Наверное, может.
– А тигр?
– Наверное, может…
– А киса? Наша Маркиза так может?
– Нет, Полиночка, Маркиза так не может.
– А Черныш? Бабуль, Черныш так может?
– И Черныш не может.
– А почему? Он же большой! Ну, бабуль, почему?
Девочка начала противно гундеть, пассажиры повернулись к ней на пару секунд и тут же занялись своими делами: девушка на миг закатила глаза, поглубже затолкала наушники и продолжила копаться в мобильнике, мужчина зарылся в газету. Девочка не переставала канючить. Бабушка осадила её, но парень, сидевший напротив, уже проснулся.
Усталый взгляд его зелёных глаз был направлен на улицу, на пробегающий мимо тусклый пейзаж и дождевые капли, спешно стекающие по стеклу. Пару секунд парень неотрывно смотрел, словно пытаясь сосредоточиться на чём-то, но затем на его лице отразилось какое-то скорбное выражение, и он снова сомкнул веки.
Игорь ненавидел параллель.
Мысли его неслись подобно поезду, в котором парень сейчас ехал, причиняя почти физическую боль. Голова… она просто убивала. В висках пульсировало, звон в ушах не смолкал уже третий день, а малейшее движение глаз приносило такую боль, что порой хотелось кричать. Это было ненормально. Простаковский мир всегда действовал угнетающе, сколько бы Игорь тут ни появлялся. Этот раз был… пятым? Наверное. Он уже давно не был ни в чём уверен, зато точно знал, что этот раз может оказаться самым важным из всех…
Адасес был портовым городом. Всегда многолюдный и шумный, этот уголок на юге материка мог оказаться настоящим раем для тех, кто мечтал убежать от себя. Многоликая толпа на улицах, местные и иностранные торговцы, туристы, сотни лавочек с морскими сувенирами и разнообразными товарами, тысячи отдыхающих на местном пляже, приплывающие и отплывающие корабли и пароходы – всё это, пожалуй, могло отвлечь даже от самых тягостных мыслей.
Однако здесь, как и во всём мире, сейчас стало неспокойно. Почти каждый день совершались нападения. Грабежи, разбои, убийства. Какие-то совершались с целью наживы, но некоторые, самые страшные, были способом пропитания для особой категории населения.
Не все были вампирами по своей воле. Иногда совершенно нормальные люди становились жертвами ночного нападения. Некоторые не выдерживали, предпочитая такой жизни суицид. А кто-то не сдавался, мирился с новой формой существования, приспосабливался и жил дальше. Любой бар мог предоставить животную либо донорскую кровь, многие работодатели предоставляли ночные места, да и большинство людей относилось к вампирам-поневоле с сочувствием. До того момента, как было совершено нападение на РМТА.
Весть о кровавой битве разнеслась по всему миру со скоростью пули. Не обошли вниманием и старую историю с Юлием Васевым. Возникло много вопросов относительно умертвий: а не случится ли такое снова? Что будет, возникни бунт против живых существ? Упыри – лишь гнилостная оболочка, наделённая первобытными инстинктами. Но что будет, начни бунтовать те, кто обладает интеллектом?
Сначала пропали рабочие места: люди, гномы, сатиры – да практически все разумные существа опасались брать в работники тех, кому для пропитания могла понадобиться чья-то жизнь. Очень скоро в барах пропала донорская кровь – её отказывались продавать, ссылаясь на то, что после человеческой крови вампирский организм крепнет. Вслед за донорской пропала и животная. Вампирам выдавали её строго под роспись, в ограниченном, иногда очень малом количестве. Порой просто недостаточном для выживания.
Началось с малого – в сёлах стали резать скот. Всё чаще и всё больше. Местные жители толпами оккупировали двери Верховного и Малых Советов, требуя наказать обидчиков. Вскоре вышел закон, позволяющий увивать вампиров безнаказанно, если тот будет замечен вблизи посёлков и городов, вне зависимости от того, уличён ли он в убийстве или нет. Это и стало последней каплей.
Обескровленные тела людей находили всё чаще. За это отлавливали вампиров, учиняя над ними жестокий самосуд. Вампиры же мстили за убитых, порой вырезая или обращая в себе подобных целые поселения. Волна кровавых беспорядков прокатилась практически по всему миру. Живые ходили в страхе.
Вампирами дело не ограничилось – скоро к ним присоединились и многие вервольфы. Они поддерживали своих неживых товарищей, что людям стоит пересмотреть свои приоритеты и перестать, наконец, ущемлять права тех, кто своей судьбы не выбирал.
Те вервольфы, что предпочли не связываться с «кровищей» – так на улицах называли беспорядки, учинённые умертвиями – через какое-то время так же познали горечь бытия. Началось, как и с вампирами – пропала работа. Многие из последних сил скрывали своё проклятье. Ну а те, кто не стеснялся своей животной сути, на собственной шкуре постигали все тяготы жизни, нередко оказываясь на улицах в виде изувеченных тел.
Это вновь сыграло с людьми злую шутку: ночи, особенно в полнолуние, стали просто непригодными для жизни. Однако утром, едва всходило солнце, уставшие жители могли наконец-то выспаться. Не исключением из правил была и обитательница квартиры-студии на чердаке старенького дома.
В комнате царил настоящий бардак. Повсюду валялись газеты, некоторым из них было уже больше полугода. Вырезки из журналов и криминальных сводок, какие-то письма. Девушка, живущая здесь, не знала, зачем собирала всю эту макулатуру, но это представлялось ей весьма важным. Можно было свалить на простое желание «быть в курсе дела», но для неё это имело более глубокий смысл. Она не знала какой, но всё чаще просиживала дома свободное время, до поздней ночи не ложась спать, а выстреливая вспышкой кольца всё новые и новые световые шарики взамен угасающих, наливая всё новую и новую порцию кофе. Всё больше она зачитывалась старой прессой, словно подозревая, что всё это как-то связано с ней, словно невидимая паутина подводила эти нити событий к её телу, с каждым шагом опутывая всё больше и больше, заставляя увязать всё глубже…
Но сейчас хозяйка квартиры не следила за новостями. Она лежала у себя на диване, завернувшись в мягкий плед, как шаверма, и спала крепким сном. Даже несмотря на типичное для спящего человека выражение лица – перекошенное об подушку и с открытым ртом – девушка выглядела прелестно. Большие глаза с пушистыми ресницами, безупречно гладкая светлая кожа и золотистые веснушки на носу и скулах, красно-рыжие короткие волосы. Можно было не лукавя сказать, что девушка достойна кисти художника.
Но писать с неё портреты было некому. Дом – работа – учёба, работа – работа – дом, редкий выход в магазин за продуктами, да и в целом – самая простая, никому не известная девчонка. Молодой лекарь, едва окончившая академию. Каждую субботу – курсы повышения квалификации на реанимационного лекаря. А потом две ставки в перинатальном центре при местной больнице, где девушка дни напролёт ухаживала за пациентками, выполняла рутинные медицинские процедуры, которые медсёстры и опытные лекари так и норовили на неё скинуть, или сидела в приёмном отделении, заполняя бумаги и разбираясь с медикаментами.
Так проходила её молодость, в широких белых коридорах отделения, в его палатах, тогда как за окном жизнь била ключом, лето дарило людям свои последние дни и солнце светило вовсю, обжигая и лаская одновременно. Но девушке не было дела – а может, просто не хватало времени? – до всего этого. Сейчас она спала, чего толком не делала уже три дня подряд. Спала и видела во сне высокого темноволосого человека. Он стоял к ней спиной и не поворачивался, сколько бы она ни звала, ни кричала ему, а потом исчезал…
На улице светило солнце, но оно совсем не грело Беллу. Девушка сидела на кровати у себя в комнате и тупо таращилась в одну точку. Она всегда знала, что у неё будет семья. Что когда-нибудь у неё будет любящий муж, когда-нибудь она станет мамой. Знала, но когда это случилось, оказалась просто не готова.
Она полюбила Рому ещё на первом курсе, а после третьего они, наконец, стали встречаться. И всё было прекрасно. Парень был к ней внимателен, относился бережно и нежно. Любил по-настоящему. И так до самого выпускного.
Первое июля – традиционный бал для студентов РМТА. Белла была очень красива в тот вечер, красное платье шло к её тёмным кудрям и оттеняло смуглый румянец. Рома, что пришёл на выпускной вместе с девушкой, казался ей совершенным, даже несмотря на то, что парень всё время нервничал, и будто бы что-то замышлял, да и Даша держалась немного загадочно, зная что-то, чего пока не должна была знать сама Белла. Хотя атмосферу праздника в тот день ничто не могло нарушить, и всё казалось прекрасным: зал, украшенный тысячей живых цветов и разноцветных светящихся шариков под потолком, музыканты, что играли со сцены приятную, немного джазовую музыку, преподаватели, что по очереди выходили к сцене, поздравляя вчерашних студентов.
Вот Шольцева. На ней чёрное платье, но уже не траурное и не такое строгое, а волосы распущены по плечам и завиты в небрежные локоны. Ей идёт, сейчас видно, что женщина эта красива настолько, что даже шрам на щеке её совершенно не портит. Шольцева держится сдержанно, как и подобает ректору, но всё же улыбка не покидает её лица. Она от души поздравляет выпускников, поочерёдно вручая дипломы, и даёт ненавязчивые напутствия.
После Огнев. Шрамы его немного сгладились, а может, к нему просто привыкли, но выглядел он в тот вечер тоже весьма и весьма интересно, а его искусственная рука даже придавала какого-то шарма, словно делая его героем произведения в жанре стимпанк.
Медуза на сцену не пошла – всё же нужно было держать строгий имидж. Но она так же улыбалась, хотя возможно, что всё это из-за её дочки, что кругами носилась вокруг тёмно-синего шлейфа её платья. Очень красивая девочка, но не похожая на свою мать, а напоминающая скорее Огнева, каким он был до несчастного случая. От матери были только волосы, но если у Медузы они после родов ни разу не превратились в змей и сейчас лежали на плечах великолепными локонами, то у младшей Горгоны-Огневой чёрно-зелёные рептилии то и дело торчали дыбом и шипели. На лице же у девочки были очки-сердечки с ярко-жёлтыми стёклами, прочно застёгнутые на затылке – юные горгоны не умели себя контролировать, и малышка Аннет запросто могла превратить в каменные изваяния всех, кто находился в банкетном зале, и дел у лекарей академической больницы прибавилось бы на пару месяцев.
Белла запомнила также Дашину искреннюю и тёплую улыбку, какую она теперь видела нечасто, после того, как на сцену влез ещё и изрядно подвыпивший Мамонов. Он очень много говорил, шутил, травил анекдоты, рассказывал разные байки, но так и не сказал ничего по сути. Зал веселился от души, и продолжаться всё это могло ещё очень долго, но Огнев, со снисходительной улыбкой на изуродованном лице, вывел своего перебравшего товарища со сцены.
После было ещё много поздравлений, музыка, танцы. Все помнили, как всё тот же Мамонов весело отплясывал с Шольцевой, то и дело наступая ей на туфли своими огромными сапогами, как Аннет сидела у отца на шее, громко смеясь и крича «Неси меня в небо, грифон!». Как Рада сидела в уголке, покуривая трубку в компании эльфийской ведьмы Энии Дэйгольмир. Сизый дымок струился вверх, а женщины явно обсуждали что-то очень философское, понятное только таким умудрённым опытом созданиям, какими были Рада и Эния, ну и, конечно же, Медуза, которая, тем не менее, предпочла оккупировать фуршетный стол и с огромным, просто непередаваемым наслаждением набивать желудок сладостями – прелесть новой человеческой жизни.
А потом на сцене возник Рома. Так внезапно, что Белла решила, что он, подобно Мамонову, просто перебрал с шампанским. Но нет, парень, может, и выпил, но скорее для храбрости, и сейчас стоял на сцене ровно, не шатаясь, и говорил чёткой, не заплетающейся речью. Он, немного нервничая, поздравил выпускников с окончанием академии, пожелал удачи да и в целом, какое-то время произносил стандартные речи, что сегодня звучали уже неоднократно. А потом Белла услышала своё имя.
Девушка вдруг поняла, что толпа, окружавшая её пару секунд назад, расступилась, будто по сюжету какого-то любовного романа. Что свет выделил Беллину тонкую фигуру ярким пятном в общем зале. И что Рома, нервничая настолько, что голос его начал слегка дрожать, сделал девушке предложение, сказав, что любит её, и всю жизнь хочет прожить только с ней.
Белла, с выражением полнейшего шока и необыкновенного счастья на лице, ответила «Да».
Всё это казалось какой-то волшебной сказкой. Аплодисменты, поздравления, словно они с Ромой внезапно перетянули на себя всё внимание, словно теперь это был их праздник. А посмотрев на Дашу, Белла, наконец, поняла причину её загадочности – подруга давно всё знала, и, как могла, подготавливала эту часть вечеринки. Теперь она стояла счастливая, хлопала в ладоши, а лицо её перестало сливаться с бледно-голубым платьем, налилось красками, засияло.
После выпускного жизнь напоминала Белле прекрасный сон, радужный и совершенно невероятный. Но, как и любой сон, это когда-то должно было закончиться, и Белла никак не думала, что это произойдёт так рано.
На задержку девушка не сразу обратила внимания, списав её на эмоции и переживания перед свадьбой. Подумаешь, бывало и раньше! Но время шло, а физиология всё никак не желала возвращаться в нужное русло. Наконец, промаявшись примерно пару недель и решившись-таки сходить к лекарю, Белла положила перед Ромой документ. Девушка помнила, как парень прочёл его, как посмотрел на невесту непонимающим взглядом, как прочёл снова. Как его тёмно-голубые глаза распахнулись, как широкая улыбка засияла на лице. Как с радостным криком «Белка!» он подхватил девушку на руки и начал кружить с ней по всей комнате. А Белла… что ж, она сдержала слёзы в тот момент и даже выдавила из себя улыбку.
Даша уже пол-утра наводила красоту, но всё равно критически оглядывала себя в зеркало, хотя определённо там было на что посмотреть: короткие волосы лежали непринуждённо и задорно, а изумрудно-зелёный цвет платья лишь подчёркивал их огненный цвет. Фасон одежды был прост, но идеально подобран по фигуре, выгодно выделяя развитую грудь, тонкую талию и длинные ноги. Завершали этот яркий и привлекательный образ светлые туфли на каблуках и длинные серьги с хризолитами.
Девушка внимательно посмотрела в тёмные глаза своего отражения, подумав при этом, что подобное в её жизни когда-то было. Перед автокатастрофой. Она так же стояла перед зеркалом в своей комнате, рассматривала себя и размышляла о жизни, которая неизменно катилась под откос. Тогда всё решил несчастный случай. Трагедия, что унесла жизнь её лучшего друга, но подарила жизнь ей.
Как Даше сейчас хотелось, чтобы в окно прилетел снежок, и, выглянув на улицу, она увидела бы там Генку! Милого, доброго и родного, который никогда не бросит и не предаст. Который бы всегда был рядом. Не гони он так в ту ночь, возможно русло жизни потекло бы совсем в другую сторону. Они бы отучились в этом Воронеже, стали врачами, а потом вернулись в Петербург. Гуляли по набережным, по атмосферным узким улочкам центра… а может, так бы и остались в Воронеже. Жили бы в одной квартире, перебивались копейками и были совершенно счастливы.
– У тебя пудра есть? – влетевшая в комнату Женя заставила подскочить на месте. – Моя закончилась, а у Беллы кожа слишком загорелая.
– И тебе доброе утро, – с безразличием отозвалась Даша, доставая из косметички пудреницу. – Потом вернёшь.
Таким уж Женя была человеком. Порой с ней вполне можно было общаться, но в основном её общество очень быстро начинало утомлять. Её прямота убивала, а бестактность, с которой девушка влетела в комнату, вызвала лишь желание поскорее выгнать Каратееву в коридор. Но Женя не ушла. Цокая каблуками, она прошла в комнату и села на кровать, закинув ногу на ногу.
– Слушай, не надо на меня обижаться, ладно? – Женя поправила лямку облегающего чёрного платья.
– Я ни на кого не обижаюсь. – Даша повернулась к зеркалу, делая вид, что поправляет причёску. В голосе девушки сквозил едкий холодок.
– Ещё как обижаешься! – Женька, кажется, была всерьёз настроена на разговор. Что ж, решила про себя Даша, пусть болтает. Хуже от этого не сделается. Главное не разругаться до стихийных всплесков – это расстроит Беллу, а портить ей свадьбу Даше совершенно не хотелось. – Я сказала то, что думаю, но это не значит, что мне не нравится Белла или я против свадьбы.
– Надеюсь, что так, – пожала плечами Даша. – Ты уж тоже извини, но и я не всегда контролирую свою невербалку. Так что если тебя однажды стукнет молния, знай – я не нарочно.
Женя рассмеялась, и сделала это явно от души, заразив улыбкой и Дашу. Что ж, у Каратеевой был и плюс: обижаться она не умела, что бы ей ни сказали. Она всегда могла спустить всё на шутку или ответить колкостью, но никогда по-настоящему ни на кого не злилась. Может, именно это и привлекало в ней Андромеду, ведь девушка была довольно болтлива и часто говорила глупости, а Женя могла выслушать самый лютый бред в любое время дня и ночи.
– Слушай, – продолжала Женя, – мы с тобой, конечно, не подружки, и я знаю, что откровенность с посторонними тебе чужда. Но признавайся, что за история с Ромой? Как он стал вервольфом? И самое интересное: как вышло, что я об этом узнала только от тебя? Через несколько лет! Когда он больше не превращается, да и как, чёрт возьми, он вообще умудрился сбросить с себя проклятье?!
– Что ж ты сама у него не спросишь?
– Спятила? Перед свадьбой? Да он и так на нервах, представляешь, если ещё и я влезу?
Даша покачала головой: Женька стерва, в ней это есть. Но брата она любила и заботилась о нём. Хоть и в своей манере.
– Это очень долгая история и тянется она через годы, – с мрачной усмешкой ответила Даша. – Поэтому я сделаю себе приятно, и не буду кормить твоё любопытство прямо сейчас. Давай ты как-нибудь потом всё-таки спросишь у Ромы. Ну, или жди следующей нашей встречи. Обещаю, что расскажу всё от и до.
Женя тоже усмехнулась, а затем встала, подошла к зеркалу и стала краситься прямо в Дашиной комнате. Что ж, свой стиль эта девчонка соблюдала: чёрное в синих блестках платье едва прикрывало бёдра, а замшевые туфли на высоких шпильках и платформе делали её ноги ещё длиннее и стройнее. Волосы девушки за пять лет отросли: стрижка каре уже давно осталась в прошлом, уступив место блестящим каштановым волосам, что небрежными прядями падали на плечи. Сейчас лишь заколка с сапфирами немного убирала их с правой стороны.
– Ты хорошо выглядишь. – Даша не удержалась и сделала Каратеевой комплимент, на что та, однако, отреагировала своеобразно:
– А сама-то! – ответила девушка, подводя правый глаз стрелкой. – Они ведь Воронцова пригласили, в курсе? Наверняка он оценит и вновь к тебе вернётся… эй, ты чего?!
Женя была словно сбита с толку, когда Даша внезапно села на кровать, стала серой и невзрачной. Из глаз девушки вновь ушёл огонь, а вся красота, что сияла на Дашином лице, улетучилась в мгновение ока.
– Эй… – Женя с видом обеспокоенным настолько, насколько только позволял её взбалмошный характер, села рядом. – Чёрт, ну прости. У меня и в мыслях не было ничего дурного. Просто хотела сказать, что выглядишь очень здорово. Игорь бы оценил.
– Всё нормально, – ответила Даша. – Просто эту неделю я думала о том, что ты тогда сказала мне. Когда я только приехала. И знаешь, ты была не права. Насчёт Беллы и Ромы. Но не во всех можно быть такой уверенной.
– Ты сейчас про Воронцова?
Даша кивнула, направив взгляд в пустоту поверх плеча Жени. Она не могла смотреть в её тёмно-голубые глаза, которые, словно рентген, видели насквозь все Дашины мысли.
– Он любил тебя, – тихо сказала Женя. – Просто что-то пошло не так. Но когда-то он действительно любил тебя.
На следующий день Даша чувствовала себя немного уставшей, но совершенно счастливой. Во рту сохло от выпитого, а ноги гудели от безудержных танцев, что, по мнению Даши, было немного странным: девушка танцевала с Мамоновым, и поначалу всё было очень неплохо, но потом преподаватель развеселился. Он так сильно кружил Дашу под каждую мелодию, что совершенно не заботился о том, что её ноги давно не касаются земли. Девушка улыбнулась от воспоминаний – дядя Гоша, как и многие другие гости, ночевал в доме, решив не рисковать с телепортацией на пьяную голову. Сейчас преподаватель спал на первом этаже, в три погибели скрючившись на софе, обнимал во сне снятый с ноги протез и оглушительно храпел.
Он, конечно, проспит ещё долго, но Даше нужно было уезжать. Желание поменять свою жизнь горело в груди девушки ярким пламенем, поэтому она, как и многие другие гости, начала собираться домой. Что ж, Мамонову в этом плане намного проще: он сейчас проспится, а потом телепортирует в академию. Сначала до окраины, после чего пройдёт защитный барьер и затем переместится уже в замок, может даже прямиком в свою комнату, где его встретит Айна, старые книги и ностальгия на фотографиях.
– Ты это чего удумала?! – Даша не заметила, как дошла почти до калитки, но из транса её вывел Беллин голос. – Собралась уехать, даже не попрощавшись?
Даша повернулась: Белла и Рома стояли у порога. Оба выглядели немного помятыми и сонными, у Беллы кое-где в волосах ещё оставались белые цветы, давно увядшие со вчерашнего дня, а на шее Ромы красовался свежий засос. Несмотря на все эти нюансы, на их лицах играли улыбки, и пара выглядела совершенно беззаботно.
– Я думала, вы ещё спите. – Даша с улыбкой вернулась обратно к дому.
– Ты-то вот чего не спишь? – удивился Рома. – На часах восемь, а тебя ведь раньше одиннадцати и с пинка не поднимешь!
– У меня есть несколько очень важных дел, – Даша хитро улыбнулась. – Хочу сделать их, пока снова не струсила. А потом я вам обязательно напишу, может, даже приеду. Если вы не против.
– Конечно не против! – Белла обняла подругу. – И пиши почаще, а то от тебя вестей не дождёшься!
– Вам сейчас не до меня будет! – засмеялась Даша. – Вы, кстати, где этот отпуск провести собираетесь?
– Съездим на озёра, – ответила Белла. – Там что-то вроде заповедника, и территория хорошо охраняется от нежити. Побудем пару недель в тишине.
– А вы уверены? – спросила Даша, с тревогой посмотрев на друзей. – На улицах сейчас неспокойно.
– Всё в порядке, – улыбнулся Рома. – Полнолуние прошло, сейчас будет намного проще. К тому же, я ведь не совсем дурак – положу ещё несколько защитных заклятий вокруг нашего с Беллой домика. Всё будет нормально, можешь о нас не волноваться. Лучше и правда пиши чаще. И не забывай рассказывать в подробностях, что там у тебя происходит, а то мне понравился вчерашний номер с Мишей!
Даша рассмеялась, а после ещё раз попрощалась с друзьями, попросила передать привет дяде Гоше, и ушла, с каждым своим шагом всё ближе подходя к вокзалу, откуда поезд «Варгай – Адасес» умчал бы её домой, в её свободную от мусора под названием «Миша» квартиру.
***
Поезд мирно выпускал в воздух клубы зеленоватого блестящего дыма. Даша не знала, что это было. Какое-то особое топливо, или как раз один из тех видов магического пламени, о котором когда-то давно, теперь уже вечность назад, рассказывал Игорь. В сущности, сейчас это девушку не волновало совершенно. У неё был свой дым – сизый, малость удушливый, забивающий нос, горло и лёгкие.
Даша не курила очень давно. Просто не хотелось. Курят от стресса – бред полнейший. В минуты, когда Даше бывало плохо, ей хотелось просто лечь и сдохнуть. Она не то, что курить – есть толком не могла.
То ли дело в дни, когда всё шло прекрасно. Табачный дым казался приятным, легко щекочущим дыхательные пути, а запах уже не вызывал тошноты и головной боли. Если Дашино настроение было хорошим, она могла скурить пачку в день, а то и полторы. Девушка не знала, почему её организм ведёт себя с ней именно так, но факт оставался фактом: она ехала в поезде три часа, и за эти три часа докуривала уже пятую сигарету.
В тамбуре было шумно и безлюдно. Дым окутывал Дашу с головы до ног, струился из её раздутых ноздрей, а не из вытянутых в трубочку губ, как это обычно бывает у девушек. Её повадки вообще становились более мужскими, более жёсткими и резкими. Даша, которая жила в немагической параллели, начала умирать ещё в две тысяча десятом, после того, как попала в аварию и потеряла обе ноги. Сегодня она умерла окончательно, оставив вместо себя Дарью Голубеву, лекаря городского перинатального центра города Адасеса. Одинокую, сильную и решительную. Готовую на любые опрометчивые поступки. Без сожаления сжигающую за собой мосты.
Как странно, ещё неделю назад она была девушкой, что часами могла сидеть на полу в одном положении, тупо уставившись в одну точку, постигая все тайные глубины хандры и одиночества, и то и дело повторяя себе, что пора что-то менять. Но шло время, сидеть на полу было относительно удобно, а что-то менять – лень, поэтому Даша оставляла всё так, как есть, и это «как есть» её вполне устраивало.
Но не теперь. Подумать только, что за человек! Два года назад Игорь буквально парой фраз выдернул желание жить. И что после этого? Даша пережила два года боли и одиночества, депрессии, почти безумия, но выжила. Выбралась из этого болота. А потом и вовсе обрела стимул к жизни благодаря всё тому же Воронцову. Впервые за эти два года Даша, наконец, поняла, что она будет делать дальше и в каком направлении двигаться.
С Игорем они подружатся – девушка была в этом уверена. Будут ли они вместе? Вряд ли, и сейчас, когда вчерашнее впечатление отпустило, Даша понимала, что не сможет забыть той боли, даже несмотря на то, что уже давно, оказывается, всё простила. Но так ли уж обязательно быть вместе с ним, как парень и девушка? Она уже проходила эту дилемму, очень давно. Тогда она сделала неверный выбор, но может, судьба преподнесла ей ещё один шанс?