Проклятье: Дети Эха

Проклятье: Дети Эха

Капли дождя, словно слезы небес, падали на его лицо. Прочерчивали влажные дорожки от сросшихся, темных бровей до суровых, плотно сжатых губ. Человек, распростертый на сырой земле, едва заметно пошевелился. Медленно открыл зеленые глаза, вглядываясь в бездонную синеву. Смотрел растерянно, словно вопрошая. Возможно, небо тоже смотрело на него, уставшее от бесчисленных взглядов таких же, как он, потерянных душ, не понимающих, что с ними случилось. Война отгремела, оставив после себя лишь пепел и отчаяние, собрав свою кровавую жатву, и затаилась, дожидаясь нового часа.

"Живой," – пронеслось в голове мужчины. Он застонал и с трудом сел, ощупывая израненное тело. Из-за оврага, со стороны деревни, донеслось петушиное пение, звон ведер, хлопотливые голоса хозяек и запах дыма из топящихся печей. Пора идти, получать свою плату.

Ведьмак, покачнувшись, подошел к окровавленной куче перьев и плоти, в которой с трудом угадывался Клекотун. Резким движением отрезал окровавленный гребень и положил его в видавший виды мешок. Сильная была тварь. Держала в страхе все окрестные деревни. Пока был молод, довольствовался курами и собаками, а возмужав, стал утаскивать зазевавшихся пьяниц и малых детей. Хитрый, сразу почуял в ведьмаке врага и затаился. Долго пришлось выманивать.

Ведьмак возвращался домой. Война высушила тело, к старым ранам прибавились новые. Ему не было и тридцати, а чувствовал себя стариком. Выжил – и то хорошо. Прибиться бы к каравану. Отдохнуть. Да и зелий пора наварить, уже почти ничего не осталось. Собрав растрепанные волосы в небрежный хвост, обреченно пошел в деревню. Наверное, опять придется с оружием в руках выбивать свою плату. Он их не винил. Урожаи вытоптаны сапогами солдат, зверь ушел в леса. Какое тут золото?

Староста заметил его издалека. Побежал навстречу, замахал руками.

— Ну как, ваше Ведьмачество? Изловили супостата?

Ведьмак молча кинул ему мешок. Протянул руку за обещанным золотом. Староста не стал тянуть время, отдал сразу, не прекословя.

— Есть где отдохнуть?

— В крайней избе никто не живет, покосилась уже. Ты прости, в жилой никто не пустит. Побоятся. А конь твой накормлен, сейчас приведут. И тебе еды собрали. Не серчай. Отдохни, да езжай. А то Еремка с Фаней задумали нехорошее. Как бы беды не было.

— Не бойся, староста. К обеду уеду, — ответил ведьмак. Пары часов хватит, чтобы перевести дух.

— Как имя-то твое будет? — спросил староста ему в спину.

— Любомир, — ответил ведьмак, не останавливаясь.

"Вот умора," – думал староста, качая головой. – "С таким именем во дворце сидеть, да на слуг покрикивать. А он нечисть гоняет."

Староста и не подозревал, насколько он был прав. Когда-то Любомир был единственной отрадой в жизни князя Белозара, его любимым внуком. Белокурый мальчик с глазами-озерами был всеобщем любимцем, купался в неге и ласке. Но беда пришла внезапно, испепелив поместье дотла. В мгновение ока огонь поглотил князя, его семью, приживалок и слуг – всех. Любомира, тогда еще совсем юного, отослали к бабке, но он не усидел на месте. Скитался беспризорником, пока не набрел на старого ведьмака, что взял его в ученики.

Ведьмака давно нет в живых, пал от топора лесного тролля. Любомир не успел… Но, возможно, их домик на реке Сорной все еще ждет его, ждет ведьмака, вернувшегося с войны.

Снова копыта шлепают по размокшей земле, свинцовое небо нависает, угрожая обрушить потоки воды. Эта осень – словно проклятие. Нет золотого листопада, паутинки не летят в небеса. Никто не запускает воздушных змеев. Праздник урожая отменен. Осень угрюма, листья гниют на ветвях, не успев пожелтеть. Полчища ворон каркают над лесом зловещую песнь. Солнце тщетно пытается пробиться сквозь завесу туч. Волчьи стаи, осмелевшие от безнаказанности, подходят к самой дороге, высматривая добычу. "Может, и правда бабка на базаре права, это и есть конец света. Сколько еще людей умрет с наступлением зимы, сколько детей не родится…"

Скоро покажется трактир. Можно передохнуть, привести себя в порядок. И поискать работу, не требующую подвигов. Хватит геройствовать. Пусть в сумке и лежат награды за доблесть, но раненое колено простреливает острой болью до самого бедра.

Подъехав к трактиру с облупившейся вывеской, он бросил поводья чумазому мальчишке и вошел в зал. Устроился за свободным столом, заказал кашу с грибами и кружку пива. Огляделся. Вот купцы, к ним можно прибиться, наняться в охрану. Две девицы в плащах изучают мужчин. Возможно, ищут провожатого. Наметанный глаз подмечал все детали. Но не сегодня. Сегодня он просто снимет комнату и выспится.

Любомир не спал. Казалось бы, вот он – долгожданный отдых, но тело отвыкло от такой роскоши. В голове, словно осколки разбитого зеркала, мелькали обрывки военных сцен. За стенами таверны бушевала стихия. Ветер терзал здание, яростно колотил в закрытые ставни. Завывал так, будто тысяча демонов сорвались с цепи. Не принесет ли эта буря новую беду? Как тут уснешь… И псы не умолкают, проклятые. Не всех ли их съели? Любомир поворочался, затем резко сел, оделся и спустился вниз.

Внизу, в зале, жизнь текла своим чередом. За несколькими столами купцы и наемники с жадностью набрасывались на еду, громко стуча деревянными кружками и пытаясь перекричать бурю, беснующуюся за дверью. Грязь въелась в каждый угол. В воздухе витал запах мочи и кислой пролитой браги. Копоть густо покрывала стены. Любомир обвел взглядом зал. Справа, склонившись над раскрытой книгой, безмятежно спал молодой эльф. Война уравняла всех. За соседним столиком сидела совсем юная жрица. Куда ее несет в такую непогоду? Да и кто обратит внимание на ее сан в это смутное время? Миром правит хаос. И выживают в нем лишь самые сильные и самые подлые. Настоящие герои давно покоятся в кургане, что тянется верстой вдоль границы.

Дверь приоткрылась, впуская порыв ветра, который взъерошил волосы эльфу, сорвал платок с головы жрицы и напугал кота. Взвившись клубом шерсти, зверь приготовился дать отпор наглому ветру и, шипя, скрылся под стойкой.