Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И моя душа тоже бьющий ключ.
Ночь: теперь только пробуждаются все песни влюбленных. И моя душа тоже песнь влюбленного.
Что-то неутоленное, неутолимое есть во мне; оно хочет говорить.
Ницше «Так говорил Заратустра»
Морской, горьковатый ветер растрепал темные волосы Аки. Лисьи глаза юноши нетерпеливо вбирали жизнь чужеземного порта.
Он стоял с горделивой осанкой человека, воображающего себя владельцем и поскрипывающих судов, и зданий непривычной архитектуры, и даже груженых тюками рабочих. Волны недовольно ворчали под причалом. Его утонченная красота давала обещания, но хулиганская ухмылка, загар и одежда, больше подходящая для юнги, сбивали с толку.
- Лес Хайи? В леса Хайи лучше не соваться, - отвечавший на расспросы Таро и Кио мужчина поморщился и зажег набитую табаком трубку. - Выглядите как богатые господа с островов, таким там точно делать нечего. Даже корабли мимо того мыса проходят побыстрее – мрачный он больно. Может, вам лучше хорошее заведение посоветовать? Там девчонки – высший сорт!
- И все-таки.
Кио вежливо улыбнулся одними губами. Моряк окинул его придирчивым взглядом, но уже понял, что зря тратит слова. Что-то было в манерах беглого мастера меча и музыки - Кио не нужно было повышать голос, чтобы убедить.
- Злится, - с усмешкой шепнул Аки.
Рика не замечала следов раздражения на лице Кио, но юноша знал его гораздо дольше.
Контраст между сайя, беглыми любовниками Острова Яблонь, и темным от тяжелой работы и табака мужчиной был разителен. Таро предлагал переодеться и «затеряться» среди местных жителей, но, наблюдая за происходящим, Рика поняла, что этот план обречен на поражение. Сайя прекрасно умели притворяться кем угодно - кроме обычных людей. Их воспитали быть заметными.
- Да плохие это места просто. Дурные, - стоял на своем моряк. - Раньше разбойников много было. У подножия горы, прямо у начала лесов Хайи стоял кабак. Так там вечно лихой люд собирался. Бузили, обмывали сделки, на деньги играли. Приличным людям там делать нечего. Говорят, духи ходили туда играть на души людей.
Заметив, что это не произвело на Кио впечатления, он продолжил:
- Если выше в горы, то там преступники с островов прячутся. Раньше-то полуостров вашим императорам принадлежал, там руины старого города, как его… Не помню, как по-вашему. Соколиная столица.
- Хакё, - подсказал Таро. – Защитники предпочли убить себя, но не сдаться. Но Соколиной столицей его называли только завоеватели. Для нас это Хакё, разбитый город.
- Ну пускай, - согласился моряк. – Это ж больше ста лет назад было! А если глубже в лес зайти, там и дороги-то толком нет. Все заросло. Много мертвых деревьев, чаща страшная – не проберешься. Все ноги переломаете. Люди туда только умирать ходят. Боги прокляли этот лес.
Мореход обратился к Таро в поисках поддержки, словно покрытый татуировками воин должен был урезонить друга. Тот лишь пожал плечами и скользнул взглядом по чересчур молчаливой Рике.
В отличие от остальных сайя Таро открыто торжествовал, покинув квартал, и упивался украденной свободой. Триумф довольного бунтовщика отражался в каждом шаге. Таро устраивала любая опасность, и в вихрь этой воинственной непокорности было легко падать. Даже на корабле Рика старалась перенять его непредсказуемость в поединке, не давая сайя покоя.
- Есть легенда, - затянулся моряк, выдыхая вонючий, въедливый дым. - О том, что когда-то давно один разбойник рассердил духов леса да так и умер, не успев умилостивить их. И теперь они вечно злобятся, поэтому туда лучше не входить, иначе они убьют или вселятся в путешественников.
- Очень поэтично, - Кио и впрямь терял терпение. – По крайней мере один разбойник в противовес у нас есть. Кто может подсказать, как добраться до Хакё? Мы хотим совершить паломничество, там умерла моя прабабушка.
Таро еле удержался от усмешки. Рика тревожно постукивала пальцами по рукояти катаны и молчала, пока моряк объяснял Кио детали.
Она словно отступила в тень, предоставив сайя главные роли. Так мог бы действовать изучающий обстановку убийца Клана Игл, но тем предписывалась незаметность. Девушка слишком ценила своих ярких спутников, чтобы понимать, что и сама бросается в глаза. На нее посматривали – внешность девы, осанка дуэлянта.
Ноар оказался крикливой свалкой зданий и людей, не похожих друг на друга, но его огромные храмы, многочисленные каналы с приземистыми мостиками, требующими ремонта, и грязноватые улицы излучали обаяние незнакомого. Над неровной линией портовых крыш высился узорчатый синий купол, расписанный золотыми звездами. Над ним живой дымкой вились стаи горлиц. Душноватый воздух нес отдаленный аромат чужих цветов.
Речь на разных языках раскрашивала порт Ноар, экзотические одеяния смешивались на остро пахнущей свежей рыбой площади, - все не так, как в порту, принадлежащем Ханси, где иностранцы – редкие гости. Некоторые суда прибыли издалека, и их пассажиры не походили на жителей Ноара еще больше, чем экипаж «Лисы».
Говорили, что Ноар – пиратский город, который любит преступников, мошенников и наемников, а раз так, разве Рике, дерзко обворовавшей императрицу, не должны открыть все двери? Вот только она не ощущала себя преступником, вором и изгоем. Но если она действительно хочет основать школу меча, начать придется здесь.
Пот - соленый, едкий - растворился на языке. Дневное солнце Ноара обжигало. Рику слепила чужая сталь, она оставляла в глазах белесые следы. Земля материка крошилась под сапогами, и глаза чужаков наблюдали за ней, но одно оставалось неизменным – тяжесть клинка.
Она пошевелила плечами и посмотрела на противника, пританцовывавшего от нетерпения. Парень размахивал дуэльной саблей, словно у него начался припадок. Он надеялся ее запугать, но Рика была холодна - рыжие волосы связаны в узел, непроницаемо темнеют глаза.
Позади них вздымался полуразрушенный, увитый плющом особняк, окрашенный желтой краской. Зрители свободно устроились кто где: сидели на заросших травой ступенях, стояли, облокотившись на провалившиеся перила, некоторые - с бутылкой вина в руке. Судя по виду живописных руин, хозяин не наведывался сюда очень долго, и забияки Ноара приходили на заброшенную площадь выяснить, кто владеет оружием лучше.
- Ты будешь драться или нет, дери тебя дьявол?
Его друзья рассмеялись – незло, но на стороне Рики они точно не были. Эти люди напоминали ей мертвую наследницу верфей своей самоуверенностью, грубостью манер. Как видно, эти качества не помогают выжить.
Хидео потянулся через ограду, сорвал розу с буйно разросшегося куста и глубоко вдохнул аромат. Похож на те, что он знал, но все же немного не такой – запах розы другого мира.
- Не с тобой, - глаза Рики остановились на сидящем рядом с местным капитаном молчаливом человеке. – С ним.
У пояса незнакомца в отличие от молодых повес Ноара висел настоящий меч с островов.
Человек с катаной был гораздо старше Рики лет тридцати пяти, - не слишком высокий, но с узловатыми от тренировок плечами. Бороденка и тонкие усы спрятали на лице все, что могло бы впечатлить. Длинные волосы были сжаты в беспощадно тугую черную косу. По его правой кисти, лежавшей на коленях, бежал шрам – когда-то мужчине едва не отрубили пальцы, но теперь белесая нить выглядела как украшение.
Глаза мечника, бледные, словно выцветшее стекло, смотрели на уже прошедшие поединки без интереса, но Рика ощущала что-то особое в нем - уверенность, отличную от кичливых повадок любителей дуэлей, одинаковых во всем мире. Он знал, как убивать других людей, и это оставило свою печать.
- Ты рискуешь, - капитан «Черной розы» Трейн Ли, устроивший эту схватку, усмехнулся. – Все, у кого осталось хоть немного мозгов, с Мичиро не дерутся.
Его слова не достигли цели. Рика изучала мужчину с катаной. Черную рукоять меча оплели богатым темно-зеленым, и она узнала клинок Дзидзо из Ниры, редкое оружие для тех, кто умеет его ценить. Лепесток черного лотоса смерти – так эти мечи называли поэты.
- Я почту за честь сразиться с опытным воином, - она склонила голову. – Это лучший способ чему-то научиться.
- Единственное, чему ты научишься, рыжая, - это жрать пыль из-под его сапог! – выкрикнул взлохмаченный юноша в алой шляпе.
- Тебе ли не знать, - с издевкой ответил кто-то из зрителей. – Не мешай.
Пронизывающий, черный взгляд Таро толкал Рику продолжать. Татуировки распускались на его теле под солнцем Ноара. Аки протянул руку и забрал у Хидео розу, небрежно сжав стебель между длинными пальцами - словно самокрутку, которые любили моряки. Она поневоле проследила за этой дугой.
Сайя двигались грациозно, даже просто поднимая упавшую вещь. Танец для никого, создаваемая и тут же стираемая красота. Юноша-сайя поднес красный цветок к губам и швырнул ей под ноги. Цвет полыхнул в лицо, зажигая пламя, и оно не осталось незамеченным.
Мичиро смерил Рику взглядом и спрыгнул на площадку без лишних слов - ни сомнения, ни желания унизить неизвестного врага. Он не считал нужным тратить силы на какую бы то ни было позу, даже на показное равнодушие его не хватило.
- Никаких правил кроме одного – ничего не отрубать, - весело провозгласил Трейн. – Если убьете соперника, стража разъярится - и я вас покрывать не стану. В остальном чувствуйте себя, как дома!
Мичиро поприветствовал ее, отдавая дань обычаям Острова Яблонь, извлек клинок из ножен и крепко ухватил его второй рукой. Кисти привычно сомкнулись на черной рукояти, свет ожёг лезвие. Это был красивый меч, будто выкованный из стали и льда, но у Рики не было времени его разглядывать.
Он атаковал ее легким движением - давая привыкнуть к бою или просто проверяя. Рика отклонилась и без труда сбросила клинок, Мичиро на шаг отступил, изображая учителя. Снова почти такая же скользящая, широкая атака, нацеленная на корпус, но уже быстрее, резче. В этот раз он изменил удар после обманного движения и проколол бы ей печень, если бы девушка не ускользнула. Игра закончилась.
- Рика! – вскрикнул кто-то из сайя.
Мичиро сыграл на привычках школы гвардии, оборачивая их против нее. Это было неожиданно. Коварно, но эффективно. Не будь Аки и Таро, приоткрывших ей мир подлого уличного боя, уловка бы удалась. Он не дал ей развернуться, успев вернуть клинок, - и снова ударил.
Девушка отпрыгнула назад, держа защитную стойку, чтобы дать себе передышку, но Мичиро не остановился. Он был чуть быстрее, чуть напористее, и Рика ощутила, что еще немного – и она не успеет предсказать удар. Если она даст ему приблизиться, он ее убьет.
Чувство, что между ней и смертью стоит лишь одно небольшое движение, Рику не пугало. Она не искала гибели, но и не боялась ее. Возможно, ее даже интересовало, что произойдет дальше, когда смерти не удастся избежать. После побега с островов эта отстраненность все чаще брала над ней верх.
Философ Рю писал в «Битве любви», что у вожделения есть два лика, белый и черный. Тот, что обращен к великодушию и щедрости, светел. Тот же, что обращен лишь к самому себе, притягивает тьму. Рика не была так образованна, как основатель квартала сайя или те, кто без конца спорили о его главном труде, но эти слова всплыли в памяти тем вечером, когда она размышляла о приглашении на маскарад.
Она трактовала слова Рю так: если ты охвачен искренней страстью, думая и об удовольствии другого, это принесет радость обоим, если же ты лишь потакаешь своим прихотям, это заставляет сердце гнить.
Как ни странно, похожие мысли встречались и в книгах мастеров меча, хотя телесной щедрости сайя они предпочитали умеренность и аскетизм. Тот, кто хочет лишь насытить жажду победы, может прославиться, но полноценно не познает путь меча.
Тяжесть изгнания и его необратимость постепенно настигали Рику, и вместо бесполезных размышлений о потерянном она предпочитала сосредоточиться на том, что находилось в ее власти. Она замочила точильные камни в чистой воде, чтобы после заострить свой меч, и спустилась вниз, разыскивая брата или Аки.
У входа в постоялый двор разговаривали Таро и Хидео. Первый сайя не изменял черному и серебру. Скромность мужской одежды с материка сразу привлекала внимание к непокорному, грозному лицу. Разлет похожих на крылья чайки бровей и глаза, которые всегда атакуют. Властность Таро и богатые ножны меча дополнялись компанией веселой распущенности Хидео. Не было даже сомнения в том, что Ноар их заметит.
- Дона.
Расстояние заполнили вибрации голоса Таро, оно больше не ощущалось пустым. Его голос всегда прикасался, сайя не нужно было приближаться.
Все в нем погружалось в нее, не спрашивая, – насыщенный взгляд подведенных глаз, низкий голос, его запах, узоры татуировок. Она вбирала каждую мелочь, как слепой, чьи пальцы жадно исследует неведомое. Буйная красота, которую нельзя присвоить, каждый раз завораживала Рику.
Она заправила за ухо прядь волос, сбрасывая наваждение. В обществе сайя есть лишь один способ остаться собой – не позволять им слишком много.
- Мы собираемся отправиться на маскарад, напиться и узнать, что нравится местным женщинам, - заявил Хидео, сводя все ее старания на нет. – Хочешь с нами?
Рика пожала плечами.
- То, что вы свободны, не означает, что стоит творить бесчинства. Там могут быть враги.
- Я только и мечтаю, что о бесчинствах. Сотня… Нет! Тысяча бесчинств – вот что меня удовлетворит. Я не согласен на меньшее.
- И мне, и Хидео просто нравится спрашивать, - в глазах Таро притаились смешливые искры. - Никакие злачные места Ноара этого не изменят, Рика. Каждый из нас, даже беглый подлец Кацу, на большую часть души – только твой.
«Только твой», - отдалось в висках Рики. Вранье.
Порой ей казалось, что она сможет видеть в Таро лишь беспощадный клинок, но чувства не исчезают по щелчку пальцев. Сайя знал, что ей хотелось это услышать, и ему было несложно сказать. Будь его сердитый ученик рядом, Таро бы сдержался, но вечер уже дышал искушениями. Ему хотелось взять Рику с собой, пройти вместе с ней по незнакомым улицам, словно обычный человек, чего он так долго был лишен.
- Искать школу мятежных мастеров нравится мне больше, чем прожигать время. Но я готова посмотреть на маскарад.
- Наконец-то слова настоящего бойца!
Таро засмеялся, Хидео взял ее за руку и увлек наружу. Его духи, смесь сладостей и пикантной остроты, окружили их облаком аромата.
Троица быстрой походкой пересекала полукруглые мостики и короткие улицы чужого порта, периодически спрашивая дорогу. Люди глазели на них, но издалека. Ноар не привык к красивым мужчинам с манерами королей, но его жители хорошо понимали язык власти и богатства и видели, что имеют дело с непростыми людьми. Рука Таро, лежащая на рукояти темных ножен, тоже о многом им говорила.
Таро почти касался Рики плечом, когда рассказывал о том, что они с Хидео успели увидеть. Его голос и близость, смесь уважения и мучительного притяжения, тревожили ее. Она подумала, что никогда не смогла бы пройти с ними вот так по столице Острова Яблонь. Их растерзала бы восторженная толпа.
Одурманенная гудящими словами и окружающей новизной, она взяла маску птицы с лотка торговца и скрыла лицо. Время двигалось штрихами, проваливаясь, как гнилая лестница. Они шли на музыку, веселое бренчание струн и всхлипы дудок, вторгались на чужой праздник, делая его своим.
Вино из рук Хидео. Вычурные ворота с вырезанными розами и двумя мордоворотами у входа. Винтовая лестница в зал, где люди танцевали так, словно перепутали танец и постель. Клубы дыма – едкого, дурманящего. Таро, по плечу которого ползет рука разукрашенной куртизанки, темные ручьи его волос. Хидео, платящий за проигрыш в картах дорогим кольцом, за цену которого можно было бы купить половину здания. Все принимали их за богатых купцов или пиратов, а на Рику смотрели, словно на их вещь.
Она не ловила на себе оценивающих взглядов мужчин, похожих на оскорбление, прежде. Сайя были нескромными, откровенными, но они всегда предлагали, а не пытались отобрать. Лишь изломы Кацу, в которых секс тесно переплетался со страданием, напоминали ей охоту, которую жители Ноара устраивали в этом зале. Они потеряли суть любви, показывая всем лишь черные лики. Квартал сайя был местом открытий, маскарад Ноара – тайным пороком, которого пришедшие вожделели и стыдились. Они прятали лица, чтобы распалять тела.
Руки каждого человека благословлены богами. Они могут растереть лечебный порошок, размять больную мышцу, приготовить пищу, выковать оружие. Прикосновение как успокоение, прохладная вода, или касание как молния, огненная тетива. Замирающая над гуцинем лодочка пальцев или прилегающая к изгибу чужого тела ладонь, кисти, летящие в финальном штрихе танца или уверенно ведущие клинок по влажному точильному камню.
Работая, человек перестает оглядываться на других и становится собой. Рика любила мужские руки - и там, где они направляли ученика, неверно сжимающего рукоять, и когда отводили волосы от ее лица, чтобы оставить внутри теплое дуновение.
Аки затачивал ее меч, сидя на палубе «Лисы» и изредка сдувая падающие на глаза пряди. Так же, как он стирал еле заметные неровности стали, юноша словно счищал с нее ночь Ноара. Пальцы направляют блестящее полотно, и вода и камень снова делают его совершенным.
- Отец говорил, что можно научиться быть прекрасным кузнецом или умелым воином, но вот полировщиком надо родиться. Что это особый талант, - сказала она.
Аки сидел, скрестив ноги и закатав рукава светлой рубашки. Придерживая меч за более толстую спинку, он неторопливо вел острой кромкой по точильному камню. Рика видела в этом смущающую чувственность.
- До полировки я еще не добрался. Всегда боялся порезать пальцы, ведь сайя это не украсит. Но на счет таланта я не уверен - скорее, важно проделать это множество раз. Ты думаешь, кто точил мечи старшим сайя?
- Лучшие кузнецы города?
- Оборотная сторона роскоши – умение не тратить лишнего. Если что-то можно сделать не заплатив, в квартале так и поступают. А для всего, чем не хочется заниматься сайя, есть ученики.
Аки улыбнулся и снова откинул буйные волосы.
Полуприкрытые веки, на которых искрится кожа, мимолетно закушенная губа. Рике нравился тихий шелест цепочек янтарных бусин в его ушах - звук, находящийся на грани слышимого. Встающее над волнами солнце медленно наполняло бусины сиянием желтой листвы.
Юноша поднял клинок и придирчиво сощурился, высматривая отсутствующие зазубрины. Рика не раз видела, как это делает отец, но хотя у Аки не было точности движений старого кузнеца, мир раздвигался и становился больше, когда она смотрела на реки его загорелых запястий.
Таро и Хидео ожесточенно спорили вдалеке. Ноарским бойцам удалось ранить Таро, и его татуированный торс охватывала тугая повязка, торчащая из-под наброшенной поверх хаори. Широкое ожерелье татуировки стремилось вырваться из плена. Хидео непривычно серьезно убеждал в чем-то своего воинственного друга, опершись о наваленные наспех ящики. За ними темнело море и отдаляющийся порт.
Аки решил, что работа не окончена, и снова перевернул меч. Движения его были монотонны, терпеливы, но спокойствие Рики улетучилось. Она вспомнила жалобный крик у моста и то, как сильно искалечила неизвестного стрелка. Руки того незнакомца больше никогда не станут так же искусны, как прежде. Воин должен помнить о таких вещах.
Кацу бы лишь усмехнулся. Энцо, узнав о произошедшем, схватился за голову и заставил их бежать немедленно, пока охрана не арестовала судно. Кио, послушав рассказ о предательстве Мичиро, взглянул на Таро так, словно они с Хидео не превосходят умом морского ежа, и ушел в свою каюту.
Они с Энцо до сих пор сидели там, обсуждая план действий. Аки же ничего не сказал и собрался быстрее всех.
- Теперь это снова меч твоего отца.
Юноша удовлетворенно кивнул сам себе и с уважительным поклоном протянул ей клинок.
В передаче меча из рук в руки заключалось нечто торжественное. Строгость обычаев рождала узы. Однажды Таро уже держал эту сталь, но зрелище собственного оружия в ладонях другого не стало от этого менее запретным. Сладкая тревога, будоражащий страх, тонкие нити доверия. Так говорят о важном, не используя ни слова.
- От меня к тебе течет река, которую ты боишься заметить, - процитировал поэта Аки. – Ты вскоре утонешь в ней, если не осмелишься вдохнуть.
Их взгляды встретились так же, как пальцы на мече. Аки легко читал по бледной коже с брызгами веснушек, в паутинке огненных волос, в темных беспокойных глазах. Она призналась ему в любви, но теперь не знала, как продолжать, его же устроило бы любое касание.
Сайя рассмеялся и осторожно отпустил клинок, оставляя его владелице. Он умел ждать.
- Судя по тому, что я слышал, Мичиро был негодяем, дона. Я рад, что уроки Кио снова тебя выручили. Все твои опасения и тревоги написаны на лице. Кое-что о Ноаре, - он посмотрел на ее синяк, - здесь отпечаталось чересчур явно.
Меч был как седой горизонт, цвета сливовых цветов после дождя. Сталь, серая, как сумеречный туман, в середине изгиба которой сияет далекий блик солнца. Она спрятала клинок в ножны и села рядом с Аки. За бортом недовольно шумело море.
- Я почти забыл, - он потянулся во внутренний карман. – Я задержался на ночном рынке Ноара, хотел преподнести тебе подарок.
Он прищурился, и ей захотелось положить жемчужину во впадинку под его горлом. Ладонь Аки вынырнула из-за пазухи, и юноша протянул плоский железный овал с прорезью в середине.
Она ожидала чего угодно, но темная цуба[1], осыпанная яркими сосновыми иглами, хотела, чтобы ее разгадали. Хаос латунных игл на простой темноте железа напоминал намытые рекой неровные ряды настоящей сосновой хвои. Длинные хвоинки – и короткие обломки, кружащиеся вокруг рукояти меча, будто течение все еще их уносит. Изысканная простота узора зачаровала Рику.