Проклятье Полоза

Пролог

Маленькое авторское предупреждение: роман написан нелинейно, а эпизодами, как в сериале. В каких-то сценах герои будут друг с другом встречаться, где-то проходить параллельно, в конце концов, всё сольётся в единую логическую цепочку. Если вам, как и автору, такое переплетение судеб и историй тоже нравится, то данный роман имеет все шансы порадовать и вас.

***

Ночь Предсказаний была полна таинственных шорохов. Сквозь плотный туман едва пробивался свет огромной вызревшей лиловой луны, висевшей в небе, словно огромная спелая вишня. Шаман Красной Долины Виргуэй сидел на полу возле затухающего костра в ветхой хижине, что находилась на вершине отвесной скалы. Огонь — непривычного синего цвета ― едва колыхался, выпуская вверх редкие голубые искры. Виргуэй был неподвижен: глаза смотрели на пламя невидящим взглядом, а сознание улетело уже очень далеко. Необычный Сон поглотил его:

Золотая змея, заточённая в железную клетку, тщетно пыталась вырваться. Желая вылезти наружу, она протискивала, ввинчивала своё тело между прутьев, но оно никак не пролезало в столь узкое пространство. Отчаявшись, змея принялась кусать стальные прутья, в надежде перегрызть их. Она продолжала это делать с невероятной настойчивостью, но безуспешно. Со стороны за её безнадежными попытками наблюдал огромный чёрный ворон. Он тихо кряхтел, когда тонкие зубы змеи скрежетали по металлу, словно усмехаясь над ней. Но змея не сдавалась, она упорно сражалась, и, под конец, один из прутьев не выдержал напора и лопнул. Змея тут же юркнула в появившуюся щель и была такова. Огромный ворон с оглушающим карканьем поднялся в небеса и растворился в темноте ночи. Он стремительно летел сквозь чернеющие облака, спеша рассказать о побеге. Наконец, завидев очертания домов, он пошёл на снижение и замер возле небольшого полукруглого окна. Ворон с силой ударил по стеклу, привлекая к себе внимание, и уселся на подоконник, ожидая. Вскоре створки окна открылись, и на улицу выглянула красивая черноволосая женщина. Она тут же уставилась на ворона, который, едва за окном началось движение, вновь поднялся в воздух. Они ещё с минуту напряжённо вглядывались друг в друга, прежде чем ворон хрипло прокаркал:

— Кей-шах! Жрица уходит! Проклятая Жрица! Кей-шах!

Глаза женщины округлились, она с недоумением посмотрела на ворона, прежде чем в её чёрных глазах появилось понимание, которое тут же сменилось ужасом.

— Кей-шах, — повторила птица, после чего ещё раз громко каркнула и вновь взлетела в небеса.

Женщина быстро захлопнула окно и засуетилась по комнате, разжигая камин и нервно начиная перебирать книги на полке. Она хваталась за каждый том, быстро перелистовала его и тут же ставила на место, при этом с каждой новой книгой становясь всё мрачнее. Наконец, женщине повезло. Увесистый фолиант сам раскрылся где-то ближе к концу. Женщина жадно впилась в текст, но по мере чтения губы её всё сильнее сжимались, а в глазах разгорался совсем недобрый огонёк:

— Разорви тебя гарпия! Что ты натворил! — откинув книгу в сторону, воскликнула она и, спешно накинув плащ, устремилась в ночь.

Виргуэй очнулся. Его рубиновые глаза резко распахнулись, а тело сотрясла судорога. Он ещё некоторое время приходил в себя, постепенно осознавая, что сейчас с ним произошло. Будучи шаманом драконеан, ему было привычно видеть Вещие Сны, хотя, стоило признаться, они давно не посещали его. Последний Настоящий Сон Виргуэй видел перед тем, как прибыл в Красную Долину — около шести лет назад. Тогда он растолковал своё Видение, как призыв к действию. И, признаться, результат его вполне устраивал. Жители Красной Долины приняли его очень доброжелательно. Он с лёгкостью завоевал их доверие, умело воспользовавшись своими способностями, редко встречающимися даже у шаманов. Обычно драконеане могли только видеть Вещие Сны, но им было не под силу самим их придумывать. Виргуэй же умел ткать сонную паутину и не брезговал пользоваться своими возможностями.

Его появление в Красной Долине совпало со смертью местного шамана в такую же Ночь Предсказаний, как и сегодня, но никому из жителей даже не пришло в голову совместить эти факты и заподозрить хоть в чём-то самого Виргуэйя. Ведь в ту Ночь все драконеане увидели очень яркий Вещий Сон о появлении Нового Шамана, который должен привести их Долину к процветанию. Потому на утро, когда Виргуэй спустился с горы и появился на центральной площади, где местные жители оплакивали своего старого шамана, его тут же приняли с распростёртыми объятиями. Никто даже не осмелился оспорить его назначение, а всё потому, что драконеане ужасно наивны и доверчивы и во всём привыкли полагаться на своих старших братьев драконов и незыблемость Вещих Снов.

Виргуэй считал, что подобной глупостью грех не воспользоваться, тем более, что, познакомившись с местным населением поближе, он обнаружил много занимательных вещей. Привыкший к кроткому нраву драконеан, Виргуэй впервые за очень долгое время встретился с нетипичным характером у одного из представителей этой расы. У князя Долины было двое сыновей — Артмаэй и Гволкхмэй. Старший — Артмаэй — отличался чрезвычайной добродетелью. Он обладал недюжинной храбростью, отличными манерами, врождённым благородством. В общем, с какой стороны не посмотри, а идеальный кандидат на замену стареющего отца. Младший же — Гволкхмэй, всю жизнь росший в тени доблестей брата, — после появления Виргуэйя окончательно отчаялся занять достойное место в Долине. В детстве он тешил себя мечтами, что когда-нибудь станет местным шаманом, сменив старого родственника. Однако, когда его лишили последней надежды, он больше был не в силах сдерживать свои негодование и зависть. Они всецело овладели молодым княжичем, и последние шесть лет активно культивировались самим Виргуэйем. Шаман осторожно подталкивал Гвола к мыслям о власти, каждый раз сравнивая братьев. Виргуэй делал это очень умело, всегда замечая мелкие недостатки Артмаэйя и подчёркивая достоинства Гвола.

Глава 1. Шаг 1. Побег. Рена

Рена:

— Рена-с-с-с-с-с…

— Рена-с-с-с-с…

— С-с-следуй за нами-с-с…

О чём шумит осенний лес? Куда зовёт опадающий лист? Что так настойчиво повторяет усиливающийся ветер? Откуда они все знают её имя?

— Рена-с-с-с-с…

… Это снова были они… зовущие, манящие, невероятно притягательные звуки и запахи. Они тянули её к себе подобно магниту, сокрушая волю… С каждым днём всё сильнее, всё настойчивей, всё безжалостней.

— Рена-с-с-с…

Как шумно! Мириады звуков ежесекундно раздавались в ушах: писк, кряхтение, шуршание, лёгкие шаги, птичий гвалт, треск и шелест. Так много! Так громко! От них невозможно скрыться, они, словно собственная тень, преследовали её повсюду. Вот маленький ёж пробежал за оградой сада, а рядом муравей протащил огромную ягоду, и птица на ветке ясеня, что у самой калитки, — чистит свои перышки. Рена слышала всё! Это сводило с ума. Снова и снова. Каждое дуновение ветерка, колыхание водной глади…. Невыносимо!

— Рена-с-с…

И эти запахи! С каждым днём ароматы становились всё острее, доводя до безумия. Прелые листья, сырая земля, пожухлая трава, застоялая вода, гниющие корни растений, дух каждой птахи и мелкого зверья сочетались со сладким благоуханием последних цветов — нежных астр и скромных хризантем. Чудовищная какофония тошнотворного и приятного…

— С-с-с-следуй…

Ощущения были очень странными. Чувства обострились до невероятности. Иногда ей казалось, что она знает всё: куда направится каждая букашка, пролетевшая мимо окна, в котором часу начнёт холодать, когда распустятся гелениум и бархатцы. Она предчувствовала каждое, даже малейшее, едва уловимое движение, запросто могла отклониться от траектории полёта мушки. Вот только зачем? Разве это так важно?

— С-с-следуй…

И она шла. Иногда бежала и даже ползла, пачкая ночную рубашку, каждый раз натыкалась на камни ограды. Её звало куда-то в осеннюю даль, к кому-то кто был за той стороной стены. И она рвалась к нему, безумно, безудержно, стесывая кожу и срывая ногти. Руки и ноги были исполосованы свежими ссадинами, перед глазами — словно пелена. Мир пребывал то в густом тумане, то вспыхивал яркими красками. Всё, как в бреду. Вот она мирно шла по тропинке и только успела моргнуть, как оказалась возле стены, о которую неистово билась, зарабатывая свежие синяки. Потом сидела у болотца, а спустя миг пыталась пролезть через тонкую полоску между землей и калиткой, следуя за неведомым зовом.

— з-з-за нами-с-с-с…

Щекочущий шёпот ветра, умоляюще-жалобные стоны леса, таинственные отзвуки из-под земли, влекущие всплески воды… и она снова у ограды, с разбитыми в кровь руками и ногами, вся в слезах и с больной головой.

— з-за нами-с-с…

Голова раскалывалась на тысячи кусочков, её разрывало от всех этих звуков, запахов, красок и ощущений! Едва ли возможно воспринять столько всего одновременно!

— за нами-с…

Порой ей становилось нестерпимо жарко и душно, она просто задыхалась в четырёх стенах. Нужно было на воздух. Немедленно. Изредка она ловила себя на мысли, что эта осень выдалась чрезвычайно знойной. Пекло, как летом, а она жаждала хотя бы одного глотка освежающей прохлады, вместо пылающего марева.

— Иди-с-с-с ж-ж-же-с…

Кожа зудела. Расчёсы были везде, они блестели желтизной, подобно чешуе, такие же плотные. Они красовались на плечах, запястьях, локтях и коленях. Кожа вокруг шелушилась, требуя прикосновений. Вновь и вновь скрести, карябать и царапать. Это просто невероятная мука, болезненная и непреодолимая! Руки сами тянулись к зудящему участку, и острая боль смешивалась со странным наслаждением…

— Иди-с-с ж-же-с…

Сколько? Сколько ещё этой жажды и стремления непонятно куда и зачем? Сколько ещё ужасных снов и горящих глаз, зовущих голосов, искусанных губ и стёртых о каменную ограду ногтей?

—Кто я? Куда вы зовёте меня? — в слезах стонала она после исступлённых попыток прорваться на волю, падая возле стены.

— Иди-с же-с…

— У меня нет больше сил… слышите?! Я не могу одолеть эту ограду! Прекратите! Прекратите немедленно! — Кричало всё внутри неё, но эта бесконечная пытка не кончалась.

— Ты мне нуж-ж-на-с-с-с…

С ней был кто-то ещё. Она чувствовала чьи-то крепкие руки, они частенько оттаскивали её от ворот, слышала незнакомые голоса, не всегда внятные, а иногда просто громогласные.

— Глаза! Ты их видел? Они же горят огнём!

— А эти жуткие пятна? Как хитиновые чешуйки!

— Похоже, она вообще ничего не понимает! Безумная!

Порой она осознавала, что кто-то чуть ли не с ложки кормит её, укрывает одеялом, запирает на замок. Кто бы это ни был, они источали волны страха и даже какой-то брезгливости и неприязни. Она не понимала почему, впрочем, она вообще мало что понимала. Весь её мир был погружён в бесконечные звуки, движения, краски и попытки сбежать следом за теми, кто так настойчиво звал.

***

Было очень холодно. Пальцы на ногах и руках слегка посинели и неохотно шевелились, тело судорожно потряхивало, а изо рта шёл пар. И только в голове царила поразительная ясность. Рена привстала на кровати и с удивлением огляделась. Стекло в убранном решёткой окне было разбито, на узкий подоконник, кружась, неспешно падали снежинки. Огонь в очаге давно погас, пол застилали повсюду разбросанные перья, вата, мелкие тряпицы и клочки обоев. На стенах виднелись оголённая кладка с крупными щербинами, и, кроме простой кованной железной кровати, из мебели больше ничего. Отчаянно ёжась от холода, Рена поискала рукой одеяло, но нащупала только рваную плотную ткань. Подтянув её к себе, она накрылась с головой, но теплее от этого не стало. Зубы продолжили выстукивать нервный танец. Рена опустила ноги на холодный каменный пол и, слегка покачнувшись, вцепилась было в спинку кровати, но холодный металл обжёг кожу, заставив тут же отпрянуть. Подув на обмороженные пальцы, Рена с трудом приподнялась и затрусила к добротной деревянной двери. Застыв возле неё с уже занесённой для стука рукой, она вновь беспокойно огляделась. Решётка на окне, одинокая кровать в узкой комнате-келье наводили на весьма печальные мысли. «Я в тюрьме?» — пронеслось у Рены в голове, но затем взгляд остановился у чернеющего камина. Едва ли кому-то пришло в голову устанавливать очаг в камере. Отбросив сомнения, Рена сначала стукнула пару раз, но, не дождавшись ответа, забарабанила в дверь изо всех сил. Оставалось тихо. Рена устало навалилась на дверь. Её взгляд опустился на собственные замёрзшие руки. Царапины, ссадины и запёкшаяся кровь. Откуда это всё? С недоумением осмотрев себя, Рена обнаружила, что её ночная сорочка тоже порвана, а на ногах виднеются многочисленные кровоподтёки. «Меня взяли в плен и избивают?» — подумалось ей, и она, осев на пол, замерла и прислушалась. Ни шороха. Разве что северный ветер легонько подсвистывал и вдувал в окно новую порцию снежинок.

Глава 1. Шаг 1. Побег. Этьен

Этьен:

Этьен стоял напротив зеркала, придирчиво изучая свой внешний облик. Император вызывал его на аудиенцию, и надо было выглядеть соответственно. Этьен ещё раз поправил волосы, приглаживая и без того гладко зачёсанные в низкий хвост пряди, затем одёрнул лёгкий камзол и решительно направился к Вальену. Признаться, эта встреча его волновала, и он давно её ждал. После того, как упустил Дюлана, а девчонка-нага устроила им огненное представление, Этьен отлично понимал, что Император рано или поздно призовёт его к ответу. А уж после того, как пришлось принимать в гостях ненавистных нагов — Этьен сам себе сочувствовал! От Вальена стоило ждать чего угодно, и, пожалуй, его совсем не удивит, если величественный дядюшка отправит его на Шат-ру руководить рудниками. Тяжелый, рабский труд. Но это будет отчасти заслужено, ведь Этьен так ничего и не узнал. Император, отправляя именно его, рассчитывал разведать обстановку в царстве, а не устраивать очередной переполох. Вот только обернулось ли всё как-то иначе, если бы он послушался совета Франсьена и попытался изображать из себя само благородство? Этьен хмыкнул. Зануду Франсьена наги четвертовали бы ещё в Храме! Этьен хотя бы выжил. Набрав побольше воздуха в грудь, он смело толкнул двери в личные покои Императора.

Помещение было просторным, светлым и почти пустым. По стенам вились ажурные барельефы, ближе к окну на невысоком подиуме возвышались белоснежный столик с книгами, широкий мягкий диван и пара кресел. Этьена явно ждали. Вальен сидел в любимом кресле и постукивал пальцами по золочёным подлокотникам.

— Наконец-то, — недовольно произнёс тот, хотя едва ли Этьен заслуживал такого приветствия.

Он был весьма пунктуален и вошёл в покои ровно в ту же секунду, как то пристало. Этьен тут же преклонил колено и склонился перед Императором.

— Встань и подойди, — велел тот.

Этьен послушно встал и, приблизившись, осторожно покосился на дядюшку, пытаясь разгадать уровень недовольства. Лицо каменное, черты застыли, как у статуи — величественной и прекрасной, в глазах, скорее нетерпение, чем гнев.

«Обнадёживает», — подумал Этьен.

— До меня тут дошли нелепые слухи, — тем временем начал Вальен, всё так же постукивая пальцами по подлокотникам. — О твоём романе с девушкой-нагой.

Брови Этьена полезли на лоб: с каких пор Императора волнуют такого рода слухи?

— Меня всегда поражала твоя способность спать со всем, что движется, — продолжил Вальен, и пальцы его застыли в воздухе. — Но нага… У тебя вообще есть границы?

— А что в этом такого? — непонимающе спросил Этьен.

— Что такого?! — с нажимом повторил Император и чуть выдвинулся вперёд, отчего его вид стал ещё более устрашающим. Он напоминал коршуна, готовившегося к решающему броску. — И ты это говоришь после того, как мы только что разобрались с последствиями других сомнительных связей? У нас целый полуостров неуправляемых полуэльфов, а ты хочешь, чтобы появились ещё и полунаги?

— Нет-нет, так далеко я заходить не планировал, — поспешил успокоить Вальена Этьен.

— Не планировал? — хмыкнул Император, откидываясь назад. — А что, если бы она забеременела? Ты ведь не знаешь, каков срок привыкания у нагов. Он может быть намного короче человеческого!

Этьен благоразумно промолчал. Ну не объяснять же дядюшке, что между ним и нагой ничего толком не было, а даже если бы и было, то мимолётно, просто ради экзотики! А за один раз ещё никто от эльфов не беременел.

— Ты, верно, не отдаёшь отчёт своим действиям. — Голос Императора стал твёрже. — Сейчас гуляют слухи, а твой любезный кузен Шарльен уже засел за очередное своё литературное позорище, и не пройдёт и полгода, как найдётся сотня безумцев, которая решит повторить твои подвиги!

— Так почему бы не запретить Шарльену писать? — фыркнул Этьен. — Он ведь тоже младший принц, и такая пошлятина не делает чести ни ему, ни нашей Империи!

— Хорошо, что ты это понимаешь, мой дорогой племянник, и, надеюсь, оценишь по достоинству моё решение, — холодно произнёс Император, а потом объявил: — Ты вступишь в законный брак с принцессой Линка. Я помню, ты не брезглив, потому человеческая невеста не должна вызвать у тебя отторжения.

Этьен потерял дар речи.

— Ты станешь верным мужем, и Шарльену придётся искать другую жертву для своего изощрённого вдохновения, — продолжил Император, на его лице заиграла самодовольная полуулыбка.

Этьен почувствовал себя загнанным зверем. От нарисованных дядюшкой перспектив хотелось взвыть.

— Вам так важны связи с Линком? — сглотнув, осмелился задать вопрос Этьен. Он тешил себя слабой надеждой, что нежелательной свадьбы ещё как-то можно избежать.

— Едва ли, — пренебрежительно бросил Император. — Но ты должен понимать, что после таких слухов ни одна даже безродная эльфийка не согласится греть твою постель и под страхом смерти!

В последнем Этьен сильно сомневался, но показать этого дядюшке не посмел. У него возникло смутное подозрение, что Император давно подыскивал ему жену, а тут представился удачный случай обязать неугодного племянника. Этьен знал, что большинство эльфов осуждает его за постоянные романы и непродолжительные связи, однако он, так же не без оснований, подозревал, что всё это лишь из-за зависти. В каждом втором закоренелом ханже прятался ещё тот развратник!

Интерлюдия 1. Неудачный любовник

Касайрис:

Она скучала. Сидя в своей просторной комнате для медитаций, Касайрис краем глаза наблюдала за своим любовником, который по обыкновению забаррикадировался от неё подушками. «Поразительный упрямец!» — в очередной раз подумала она, приподнимаясь, чтобы рассмотреть не только пару довольно изящных ног, спрятанных в шёлковые ночные штаны и торчащее обнажённое плечо, но и мужественный торс, проглядывающий сквозь лёгкую накидку. Филипп, а именно так звали последнего любовника Касайрис, был довольно красив для эльфа-полукровки. Ему посчастливилось унаследовать от родителей только лучшее. Прекрасные золотистые волосы, утончённые, даже можно сказать, благородные черты лица и стройная подтянутая фигура достались ему от отца, а нежная кожа и невероятные голубые глаза — от матери. Сколько бы Касайрис не смотрела на Филиппа, она продолжала находить его чрезвычайно привлекательным и по всем внешним признакам просто идеальной кандидатурой для любовника. Ей льстило даже то, что мальчишку Касайрис попросту украла. Признаться, всего полгода назад она и не догадывалась о существовании некоего бунтаря-полукровки. И, возможно, так же легко и упустила бы, ведь эльфийские земли находились под контролем агни Марьярис и её многочисленных дочерей. Собственно, младшая из девиц старой демоницы, будучи известной болтушкой, на одном из приёмов в доме агни Найлуса с упоением, свойственным всем увлечённым натурам, весьма опрометчиво рассказала о своей новой находке.

— Давненько я не встречала симпатичных борцов за справедливость! — щебетала малютка Мийрис. Вокруг неё собрались знатные и не очень знатные любительницы сплетен и с жадностью внимали восторженным речам. — Ах, вы бы видели, как он защищал свою сестру от поползновений одного из эльфов! Об этом можно написать целый роман! — продолжала довольная Мийрис.

Касайрис отнеслась к этим словам с привычной усмешкой. Агни Марьярис и её дочери в обществе демонов слыли музами. Именно они «вдохновляли» художников, скульпторов, поэтов, музыкантов и, конечно же, писателей на создание своих шедевров. Редко какое-то произведение искусства обходилось без их непосредственного вмешательства. Поначалу это было лишь невинной игрой, призванной потешить самолюбие молоденьких демониц, но вскоре, превратилось в настоящую политику. Мода на эльфийский роман, созданная той же Марьярис, оказалась отнюдь не безобидна. Полукровок, благодаря романтическим и приключенческим историям, становилось всё больше, вопреки всем доводам рассудка, традициям, предпочтениям и строгим эльфийским законам. Ещё до последней Войны Драконов надменные эльфы считали людей за третий сорт, и мало кому приходило в голову скрещиваться с подобными существами, а ныне полукровки занимали половину Шат-мирами!

Вероятно, Касайрис бы и не придала значения очередному фавориту Мийрис, если бы в тот разговор не включилась леди Ярина.

— Борец за справедливость? — В голосе жены агни Найлуса прозвучал недюжинный интерес. — Как замечательно! Нам как раз срочно нужен такой для мятежа на Шат-мирами!

«Вот оно как!» — промелькнуло в голове Касайрис, пробуждая любопытство. То, что назревало некое важное действо, уже не раз обсуждалось на встречах агни. Леди Ярина настойчиво просила разобраться с пиратами воздушных кораблей. Причина этой просьбы, конечно, была проста. Отец леди Ярины — король Линка, и его королевству в последнее время довольно крепко досталось от пиратов. Воздушные корабли окончательно потеряли всякое чувство меры и стали нападать не только на линкские морские суда, но и на прибрежные города. Разумеется, агни Рэбэнус, отвечавший за интересы Ю, с радостью поддержал эту идею. Хотя кораблей у Ю было не так много, однако жители прибрежных поселений тоже жаловались на частые налёты.

«Снова собираемся избавиться от проблемы чужими руками? — ехидно подумала Касайрис, исподволь поглядев на миловидную леди Ярину. — Не зря Найлус её выбрал, она почти так же хитра и жестока, как любой демон! Да уж, иногда простые смертные бывают очень занятными…»

Пожалуй, именно это и пробудило в ней острое желание посмотреть на будущего бунтаря собственными глазами. И, признаться, она выбрала для этого лучший момент: по плану леди Ярины полукровка весьма удачно очутился на её землях — на Бэрлоке.

«Всё-таки стоит отличать истинных бунтарей от занудных ханжей — борцов за справедливость! — хмуро констатировала Касайрис, возвращаясь из своих воспоминаний.

Пожалуй, Филипп и в самом деле был излишне правильным. Как ни пыталась его сломать или приручить Касайрис, мальчишка оставался верен только себе. С одной стороны, это невероятно повышало его стоимость. Эх, знала бы глупышка Мийрис, какую игрушку упустила из своих цепких лапок! Демоны весьма ценили сильных личностей. С ними было интересней. И чем острее возникающий конфликт, тем больше удовольствия. Касайрис обожала выдумывать нечто новенькое, и, конечно же, не могла отказать себе в удовольствии соблазнить очередную жертву. Ещё никто прежде не мог устоять против её чар, но рано или поздно все игрушки ломались или сдавались. Они прекращали сопротивляться, а то и вовсе влюблялись в свою хозяйку. Хуже этого могло быть лишь сумасшествие. Парочка последних фаворитов предпочла свести счёты с жизнью, после того как интерес Касайрис к ним угас. И то и другое стало причиной не сильно привязываться к новым игрушкам, чтобы потом не было обидно их терять, именно поэтому Касайрис меняла своих любовников чуть ли не каждые два-три месяца. Больше полугода не выдерживал никто. Однако Филипп оказался весьма крепким орешком. Причём удивлять он начал с первой же ночи.

Касайрис поленилась показать свой дом, решив, что мальчишке это ни к чему, потому повела Филиппа в комнату для медитаций. Словно принесла щенка домой и сразу же показала его место. Впрочем, место в некотором роде было довольно занятное. Комната для медитаций представляла собой небольшой зал с круглым окном, выходящим на море. Пол был усыпан самыми разнообразными подушками от совсем крохотных, больше похожих на детские игрушки, до огромных, вполне годившихся стать периной. Стены украшала искусная драпировка, напоминающая балдахин. Мягкий свет струился с потолка от миниатюрных светильников в виде светлячков, оставляя в комнате таинственные полутени. Вдобавок к ним цветовая гамма всего убранства легко менялась от настроения хозяйки. В тот день преобладали алые тона. Касайрис и сама была в ажурном, почти прозрачном красном платье, крой которого весьма выгодно показывал её идеальную фигуру.

Глава 2. Шаг 2. Зов крови. Даркал

Даркал:

Небесное пламя бушевало за спиной, когда верный Глаз донёс его до дома Аулуса и приземлился на балконе. Демон уже стоял там, опершись на перила, и с интересом наблюдал за чем-то вдали.

— Пропускаешь самое интересное, Дюлан, — промурлыкал он.

Дарк спешно преобразился и, отпуская птицу, удивленно воззрился на небо. Огненные тучи собирались прямо над эльфийским дворцом.

— Какого демона происходит?

— Похоже, твоя бывшая невеста, — Аулус специально сделал акцент на слове «бывшая», — решила явить нам чудо. Давненько наги не исполняли Великих Танцев, должен признать, выглядит захватывающе! Не жалеешь, что разорвал помолвку?

— Жалею? — хмыкнул Дарк, заворожённо наблюдая за разрастающимся в небе огнём. О той, что призвала это пламя, думать решительно не хотелось. — После того, как она кинулась защищать своего любовника?

— Однако, в итоге выбрала она не его, — насмешливо заметил Аулус.

— Вот и пусть катится к Полозу! — Дарк поморщил нос. Огненное зарево уже разлилось над их головами, отчего становилось весьма неуютно. Дарк ощутил, как внутри него защемило от неприятного пронзительного чувства тоски и горечи. Он считал, что давно выжег в себе подобные эмоции, и теперь был весьма раздосадован: противостоять силам Полоза ему не удалось. Конечно, Килара, его первая жена, предупреждала об этой слабости, но Дарк лелеял скромную надежду, что окажется менее восприимчив. Зато теперь он гораздо яснее понимал выбор новой невесты. Килара не ошиблась: у девчонки был большой потенциал, впрочем, это уже не имело никакого значения. После Великих Танцев редко кто доживал до утра следующего дня, но даже если случалось подобное чудо, то либо разум, либо сила навсегда покидали жрицу. Дарк предпочёл бы первое. Хотя бы потому что это избавляло его от каких-либо объяснений, да и не так больно било по самолюбию. Мысль о том, что девчонку соблазнил эльф, и особенно то, что это именно Этьен, просто выводила из себя!

Эльф не понравился ему сразу, ещё в момент самой первой встречи. Их взяли на обучение демоны Фацуки. Агни Найлус, в дом которого и были приглашены иноземные гости, предупредил Дарка о неприятном соседстве за пару минут до того, как в его гостиной нарисовался этот эн Ламар. Заносчивый, высокомерный, с явными признаками глубокого нарциссизма. Мерзкий цветочный аромат мгновенно заполонил собой всё помещение, и Дарк ощутил, как к горлу подступает тошнота. По сравнению с ним, появившийся следом вампир, от которого нещадно разило кровью, вызывал куда меньше отвращения. А уж эти манеры! Дарк был преисполнен презрением, завидев, как эльф заигрывал со служанкой. Сам агни Найлус отнесся к подобному поведению с изрядной долей иронии.

— А теперь попробуй осознать, этот безумец мог стать новым Императором Шак-ли, но променял трон на постельные утехи, — наблюдая за сценой соблазнения собственной прислуги, сказал он Дарку.

— Хорошо, что не стал. Иначе наш мир бы наводнили полукровки!

Демон тогда посмеялся над его словами, но Дарк лишь убедился в своём выводе. У эльфа напрочь отсутствовала мораль, если дело касалось женщин. Он легко заигрывал и с обольстительными сиренами, и с легкомысленными драконеанками, и даже с опасными демоницами. Каждая новая связь считалась победой его смазливой мордашки, на которую оказывались так падки представительницы прекрасного пола. Дарк видел это эльфийское самолюбование и не мог отделаться от брезгливого ощущения. Казалось, Этьен являл собой всё самое мерзкое из существующего в мире. Внутренняя неприязнь только усиливалась после того, как с каверзными заданиями, которые начал давать агни Найлус, эльф стал справляться быстрее и лучше всех, причём с такой лёгкостью, будто это была сущая ерунда. И не важно, будь то процветание города, перемирие после долгой войны или, наоборот, создание конфликта на пустом месте и полное разорение. Там, где Дарку приходилось думать, изучать, специально готовиться, эльф делал всё по наитию и, словно баловень судьбы, ни разу не попадал впросак.

— Каждый из вас троих мог бы стать отличным правителем, — любил приговаривать агни Найлус, выдавая новую замысловатую задачу.

Эти слова, как правило, вызывали только ухмылки. Но если Дарк втайне ещё смел на что-то надеяться, как представитель бывшей династии он мог при особых обстоятельствах вернуть трон, то слышать подобное о вампире и эльфе, которые не имели даже таких возможностей, было попросту смешно.

— Этьену разве что борделем править, — как-то брякнул Ариат, завидев эльфа с очередной пассией прогуливающихся возле городской ратуши.

Тогда вампир ещё несмело косился в сторону жены демона, и ничего не предвещало их бурного романа, кроме одной случайной фразы, брошенной перед внезапным отъездом агни Найлуса.

— Поразительная троица, если бы они объединились, даже демонам пришлось бы с ними считаться! — провожая мужа, с каким-то странным восхищением заявила леди Ярина.

— Так не допусти этого, — холодно ответил ей демон.

Дарк тогда не смог сдержать усмешки. Объединиться с эльфом его не заставила бы даже шестёрка демонических агни! Однако заявление леди Ярины слышал и вампир, и ему оно не показалось таким уж безумным. Ариат несколько раз подходил к Дарку, поднимая эту тему.

— Неужели тебе не надоел этот демонический произвол, они же делают с нами что хотят?!

— И ты всерьёз веришь словам игрушки демона? — фыркал Дарк.

— Леди Ярина принцесса и жена! — возражал вампир.

— Жена? Ты хоть читал те книги, что агни Найлус давал, там же чёрным по белому написано, что у демона официальной парой может стать только другой демон, все остальные — так, развлечение! Она ему что-то вроде любимого щенка.

Ариат печалился и отступал на какое-то время, но через день-два вновь поднимал вопрос.

— Твоя семья потеряла всё в Последней Войне Драконов. Тебе не обидно?

— Почему мне должно быть обидно? Моя семья заключила союз с демонами, чтобы сохранить оставшиеся земли царства. Наги не исчезли с лица земли только благодаря им!

Глава 2. Шаг 2. Зов крови. Рена

Рена:

Спать не хотелось совершенно. Рена с интересом осматривала то проплывающие мимо чёрные леса, то тёмную бурлящую воду по их лодочкой и отражающиеся в ней огоньки звёзд. Пол ночи дорогу им освещала желтолицая Эрна, сменившись затем на узкий месяц голубой Онио. Разговор тоже не шёл. Рена вглядывалась в лица попутчиков и восстанавливала память. Медленно, буквально по крупицам выуживала она собственные воспоминания. Там было и спасение от вампиров, и встреча с огромным пауком, и танец. В памяти всплывали запахи леса, костёр и алая паутина, которая тут же загорелась и превратилась в огненную струну. А потом в голове что-то щёлкнуло от напряжения и болью застучало в висках. Рена вздохнула и вновь перевела взор на лес.

Тот был хмур и по-зимнему тих. Рассвет уже смёл с небесного свода большую часть звёзд, Онио побледнела, а река разлилась так, что не видно было другого берега. Марселу дремал, Дамиан методично грёб. Вокруг царило удивительное спокойствие, и только Рена вдруг стала ощущать нарастающую тревогу. Она нервно огляделась, но так ничего и не обнаружила, однако ощущение, что за ней следят невидимые глаза не проходило.

— За нами нет погони? — тихо спросила Рена Дамиана.

Тот наморщил лоб и застыл. Только сейчас она заметила некие изменения, словно с ним произошло нечто такое, что заставило быстрее повзрослеть. Глаза уже не были полны такого безудержного задора и любопытства, сменившись осознанием и затаённой болью.

— Я ничего не чувствую, — признал Дамиан и снова взялся за вёсла.

Они плыли до самого рассвета, потом резко свернули в едва заметную протоку и, проскользив ещё с нескольких длин дракона, наконец, причалили. Берег был пологим и каменистым. Дамиан сначала помог Рене выбраться, а потом разбудил Марселу. Они вдвоём оттащили лодку в заросли можжевельника.

Дальше пришлось идти пешком. Узкая полоска прибрежного леса сменилась холмами и лугами, с увядшей травой и промерзшей землей. Снега почти не было, лишь местами, под корнями кустов виднелись заиндевевшие прошлогодние листья. Солнце так и не встало, а утренний туман, стелившийся под ногами пушистой плотной пеленой, лениво рассеялся к полудню. Внезапное путешествие давалось Рене непросто. Ей было весьма неуютно и мёрзло под колючим северным ветром, что пробирался сквозь толстый плащ, заставляя цепенеть от холода. Пальцы почти не шевелились, хотя она прятала их в глубоких, подбитых мехом рукавах, а зубы грозились вот-вот начать выстукивать затейливые ритмы. Лишь невероятное упорство помогало Рене продолжать путь.

Вскоре пейзаж сменился. Они вновь вошли в лес, укрывший их от ветра, и стало немного теплее. Рена шмыгала носом и заставляла себя идти бодрее, в надежде, что это поможет чуть-чуть согреться. Но это лишь сильнее утомляло, и вскоре мечты о привале окончательно завладели ей. Поначалу она ещё уговаривала себя, что вот-вот они остановятся, например, за виднеющейся впереди осиной, или на полянке, окруженной елями, или подле раскидистого дуба, вот только они всё шли и шли, и пути этому, казалось, не было конца. И, возможно, они и продолжили бы идти дальше, если бы Рена не споткнулась. Марселу успел её поймать, а его горячие руки буквально обожгли замёрзшую кожу даже сквозь толстую ткань плаща. Рена невольно вздрогнула и, восстановив равновесие, нервно отстранилась.

— Ди! — окликнул Марселу друга. — Нам надо остановиться!

Рена хотела было их разубедить, но она настолько продрогла, что не могла и рта раскрыть, не застучав зубами.

— А разве нам не стоит поторопиться? — выжала она из себя, но мальчишки её уже не слушали. Дамиан выбрал место посветлее, там, где стволы деревьев не смыкались друг с другом и мелкая поросль не превращалась в непроходимые заросли. Притащив откуда-то крупную корягу, он подтянул её к большущей ели, высившейся на некотором отдалении от худых сосен и берёз. Усадив Рену, мальчишки завозились с костром. Марселу покрутился по округе в поисках хвороста и довольно скоро собрал небольшую кучку. Дамиан уже сидел над будущим кострищем и, сгребая листву руками, то и дело опасливо косился в сторону Рены. Это её беспокоило. Он словно не доверял ей, боясь, что она надумает сбежать. Признаться, странные мысли то и дело вспыхивали у неё в голове. Рена не раз за время пути задавалась вопросом, зачем она здесь? Почему сбегает в столь подозрительной компании? Нет, будь вместе с ними Рэл, она бы так не колебалась. «Меня хотят вылечить!» — напомнила себе Рена, рассматривая желтоватые пятна на запястьях так похожие на тонкие чешуйки. Спустя миг она уже тянула руки к разгоравшемуся костру, жадно впитывая тепло.

Дамиан заварил травяной чай и каждому раздал по кружке. Рена не спешила пробовать напиток. Она держала в руках кружку и с удовольствием вдыхала тонкий терпкий аромат. Её ноздри трепетали, а к телу, вместе с каждым вдохом, возвращалось вожделенное тепло. Беспокойство понемногу уходило, хотя полностью не покинуло её. Где-то внутри ещё возились смутные страхи, словно предвестники грядущей беды, но Рене они не казались уже столь существенными. Выпив чай, она ощутила прилив сил, и, не желая терять это приятное чувство, решительно поднялась. Дамиан спешно затушил костёр, и они вновь зашагали по лесу.

Странное ощущение чьего-то взгляда Рена почувствовала далеко не сразу. Они прошли уже несколько часов, прежде чем окружающая тишина начала давить на сознание. Лес казался вымершим: ветер почти улёгся, по пути им не встретился ни зверь, ни птица. Лишь шуршание листвы под ногами, создаваемое собственными шагами, нарушало царящее безмолвие. Вот только Рене всё отчетливее казалось, что кто-то неотступно следует за ними. Она постоянно озиралась по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то: одинокую птицу, присевшую на ветку, или притаившегося за толстыми стволами елей хищника, приметившего их в качестве своей жертвы. Но никого так и не обнаружила. Лес сгущался, толстые ели уже смыкались тяжелыми лапами, сквозь которые всё труднее было проходить.

Интерлюдия 2. Полукровка

Филипп:

«Лучше бы меня казнили на площади! — просыпаясь каждое утро, думал он, но стоило ему только открыть глаза, как осознание наваливалось тяжеленной глыбой. — Сам виноват! Нечего было связываться с демонами!»

Затем его мысли вновь возвращались к фатальному знакомству с Мийрис и чудовищному случаю, предшествующему ему. Это уже напоминало некий ритуал. Каждый день Филипп заставлял себя прокручивать всю цепь событий, что привела его в дом агни Касайрис. Он словно искал в своём поведении ошибку, за которую мог бы корить себя, но тщетно. Раз за разом Филипп неизменно оказывался в тупике. Какие бы он поступки не совершил, результат его всё равно бы не устроил.

Главная проблема заключалась в Фионе. Его сестра была слишком красива. Пожалуй, даже прекраснее их матери. Едва Фионе исполнилось тринадцать у неё стали появляться поклонники, и с каждым годом армия почитателей только росла. Особо активные кавалеры даже приходили делать официальные предложения. Однако Фиона всем отказывала: и зажиточным купцам, обещавшим обеспеченную жизнь, и бедным романтикам, сулившим большую любовь до гробовой доски. Сестра вообще не хотела замуж.

— Я не желаю зависеть от мужчины! — любила повторять она, продолжая лелеять свою скромную мечту — открыть маленькое ателье.

— Богатый муж вполне мог бы тебе помочь, — качая головой, отвечала мать, но Фиона продолжала воротить нос от выгодных партий.

— Я не хочу замуж за стариков! — возмущалась она.

— У многих купцов есть сыновья! — парировала мать.

— Да, но они избалованны и жестоки! Прости, мама, но я не хочу, чтобы мной помыкали! Поэтому я должна добиться всего сама!

И в этом стремлении Филипп поддерживал сестру. На Шат-мирами, конечно, женщин, сумевших сделать своё имя, было очень мало, и всё же Фиона вполне могла воплотить задуманное. Именно поэтому она устроилась на работу в одно из крупных ателье.

— Тебе даже не придётся волноваться за меня, — с улыбкой заметила Фиона, рассказывая о своей удаче Филиппу. — Там работают одни женщины, а из мужчин лишь старый ткач, да хозяин! Но лорд Нихэльен почти не приходит к нам, у него много других забот на плантациях и в ткацких мастерских.

И всё же Филипп каждый вечер приходил её встречать, опасаясь, что по пути домой к сестре могут пристать какие-нибудь незнакомцы. В тот злополучный день он тоже пришёл за ней. Провожая взглядом усталых, одетых в одинаковые платья женщин, выходящих из мастерской, Филипп ждал. Обычно Фиона выскакивала одной из первых, так как не хотела задерживать его. Всё-таки Филипп отчасти пренебрегал работой ради неё. Отец устроил его в городскую стражу, чтобы «закрепить навыки владения оружием». Филиппу надлежало патрулировать город в вечернее время, а по утрам он тренировался с другими новобранцами в военной школе. Утомительно, но действительно полезно. И всё же, когда поток женщин заметно поредел, а Фиона так и не появилось в дверях, Филипп ощутил первые признаки беспокойства.

— Простите! — окликнул он проходящую мимо работницу мастерской. — Вы не видели Фиону Данье?

Женщина моментально отвела взгляд и заспешила прочь. Тревога усилилась. Филипп попробовал остановить другую женщину, но та поступила точно так же. «Да что же это, сговор что ли какой?» — подумал Филипп и устремился к дверям мастерской. У самого входа он вновь обратился к пожилой работнице, и та тоже мгновенно перевела взгляд, словно на ближайшей ограде обнаружилось нечто занимательное.

— В кабинете лорда, — тихо прошептала она, поспешно проходя мимо. Её походка была нервной и неровной, отчего волнение Филиппа достигло предела. Он моментально сложил в голове разрозненные факты и влетел в мастерскую. Филипп не помнил, как добрался до кабинета, кажется, он ещё пытался спрашивать что-то у последних уходящих. «Только бы не опоздать!» — кричало сознание. Филипп ворвался внутрь подобно урагану, снося двери и молниеносно вытаскивая меч. Только приставив оружие к горлу лорда, он ощутил облегчение. «Успел». Лорд зажал плачущую Фиону в угол и пока только пытался задрать юбки. Ещё минут пять или даже меньше и было бы поздно.

— Убери от неё свои руки! — Филипп явно не контролировал себя.

— Как ты позволяешь себе разговаривать с лордом, ничтожество?! — Прозвучало в ответ.

— А как лорд, чья жена беременна, позволяет себе приставать к невинным девушкам?! — парировал Филипп. Компромат на лорда Нихэльена он раздобыл ещё в первые же дни, когда узнал, что Фиона собралась работать в мастерской.

— Какое тебе до этого дело, мерзкий полукровка? — взвился лорд, но руки от Фионы убрал. Та мгновенно воспользовалась ситуацией и поспешила выскользнуть из угла и спрятаться за спиной Филиппа.

— Городская стража обязана следить за порядком и соблюдением законов, мой лорд, — с сарказмом ответил Филипп, отводя клинок. Лорд едва не задыхался от гнева, но смог прорычать:

— Забирай свою шлюху, и пусть больше не показывается мне на глаза. Она уволена!

Впрочем, это было лишь воплем отчаяния, загнанного в угол эльфа. После сегодняшних приставаний, Фиона никогда бы не вернулась в эту мастерскую.

— Я проработала всего месяц! — плакала сестра, утыкаясь в плечо Филиппу. — Всего месяц! Мне даже не заплатили жалование!

Филипп не мог её утешить. Ситуация складывалась явно не в их пользу. Деньги Нихэльен точно не вернёт, он и так испытал унижение от полукровки. Хорошо ещё, что собственная вина не позволит ему пойти жаловаться начальнику охраны. От беременных жен эльфам категорически запрещалось гулять. За такой проступок легко можно было лишиться титула, а при самых неудачных обстоятельствах и вовсе остаться без головы. Нихэльен не глупец и на такой риск не пойдёт, но, как и любой эльф, он коварен и злопамятен, потому непременно попытается отомстить. Вряд ли теперь кто-то возьмёт на работу Фиону… Она и сама это понимала, потому и проплакала всю ночь. Филипп страдал вместе с ней, именно поэтому он всё-таки решился встретиться с отцом.