Пропасть, цилиндр и волшебная палочка .38

Карта Пропасти (обновлённая)

Календарь

17 ч. 35 мин.

23, Глюсс, 940 г.

Борт «Грач».

Бортовой журнал экипажа.

17 ч. 35 мин.

- Чвикликс говорит: я убью эту курицу, сука!

Командир так неожиданно сказал это, что я вздрогнул и выронил гаечный ключ. Цольга как раз в этот момент заканчивала докрашивать модной перламутровой помадой верхнюю губу, глядя пристально, точно в прицел своей СВГ, в зеркало, подвешенное на стойку шасси «Грача».

- Ха, я, блин, каждый лаз пелед сном так о тебе говолю, Чвик!

Командир не ответил. Он сидел в кабине со сдвинутым назад фонарём и угрожающе время от времени пощёлкивал клювом. Свежий ветерок обдувал его перья, но командир был разгорячён. Взор его чёрных глаз был устремлён вперёд, вдаль, во мглу, растворившую яркие огни города Гранд.

Гранд. Вновь мы в этом необыкновенном граде, где, кажется, возможно самое невозможное. В эту ярко сияющую, словно бы готовящуюся взорваться звезду мы прибыли почти полтора часа назад. Лишь командир поставил «Грача» в один из больших ангаров, коих сегодня свободными нашлось лишь два, тут же мы с Цольгой принялись за дело. Я – за ремонт люка, через который влезаю на своё место. Цольга – за зеркало и помаду. А вот командир так и просидел в кабине, напряжённо глядя на эти всполохи салютов, освещающих рано темнеющий небосвод, и на яркий свет иллюминации в самом центре столицы Грагоса. Туда мы вскорости и направимся.

Всё предельно просто. Все эти переживания уместились в имени…

- Чвикликс говорит: клюв ей оттопырю по самые сиськи…

Ликлизз. Лишь она смогла так сильно разозлить командира новой своей выходкой. Именно из-за неё мы прилетели в Гранд и уже полтора часа ждём трамвая (которых прошло уже пять), ругаемся, красимся перед зеркалом и ремонтируем люк.

В этот раз небесно-синяя подруга командира угодила в серьёзную передрягу – попыталась обмануть престижное казино Гранда, ни какое-нибудь, а саму «Голландию»! Что она там намухлевала, мы толком не смогли выяснить, ибо в телеграмме, заставшей нас на Маяже, значились сухие: «Помоги Чвикликс! «Голландия» повязала! Ликлизз». Командир, прочитав сие послание, чуть не сделал вмятину на корпусе «Грача» от злости. Ведь впереди-то у нас намечался недельный отпуск! Многие месяцы мы планировали его в связи с наступлением летней поры и усилением на южном направлении банд Хунты Чёрного Крюка, и именно Маяж был намечен нашим пунктом расставания на семь солнечных деньков, но весь этот инцидент сорвал планы. Столько всего уже напридумывали, пока собирали вещи и готовили «Грач» к перелёту в Гнездо Квизз. Командир хотел навестить кого-то на родине, Цольга намеревалась «застрять» в любимом баре «Яд в крови», я… просто хотел отдохнуть… где-нибудь. Пираты Джаха многим жителям Пропасти спутали летние рабочие планы, неожиданно в начале Глюсса прервав своё затишье (видать, у них-то как раз отпуск закончился). Но не из-за Хунты так рассердился командир, а из-за «девушки-канарейки», как я зову её за глаза.

Памятка: написать узнанное о Хунте.

Веселились, предвкушали, шутили мы. А тут – телеграмма. Всё: улыбки померкли, зубы заскрипели, а руки у нас буквально опустились. И выронили чемоданы.

Командир связался со знакомыми Ликлизз, с лётчицами её звена. Они сказали, она получила увольнительную и улетела не так давно куда-то, с каким-то другом, и связи с ней нету. Это нас озадачило. Командира озадачило больше всего, что она сунулась аж в Грагос, аж в эту пресловутую порочную дыру «Голландию», аж в… Гранд.

Да… Я тоже хотел полететь в отпуске сперва в Гранд. Даже пробыв там все семь дней, мало, конечно, я бы там разузнал. Но если бы была хоть маленькая, хоть малюсенькая зацепка, то я бы смог отыскать…

Как бы то ни было, увольнительная Ликлизз обернулась для неё неприятностями, а для нас – операцией спасения.

Всё это обещало происходить на фоне небывалого ажиотажа вокруг Грагоса и самой «Голландии», где намечалось некое большое событие, некая презентация чего-то сенсационного. Чего-то, что в очередной раз поможет стране Свободы в борьбе со злым Царством. И захотелось мне в этот раз навести побольше справок, что же там за представление такое намечается, ибо интерес к Грагосу, по слухам, проявил в связи с этим событием аж сам Элевентэль! Отыскал я рекламную брошюру про грандиозное это событие в казино «Голландия». И лишь я не нарочно затерял её, а заодно и статейку из газеты с подробным рассказом о предстоящем празднике, затерял в завалах лент для пулемёта 7,62 мм, как тут же появился настоящий повод лететь в Гранд и разузнать всё. Единственное, что запомнилось из брошюрки, так это упоминание того факта, что на презентации будет сам мэр Гранда!

Мы, оставив расстроившиеся чемоданы на Маяже, незамедлительно тронулись в путь.

- Блин, я не поймю, что кливее: зелкало или ложа моя?

Цольга осматривала своё отражение, скептически изгибая бровь.

Я вытирал руки грязной от масла тряпкой и тоже рассматривал плоды её косметических трудов.

- Ладно, хел с ним, бюдем считать, помада некачественная.

С этими словами она вынула из нагрудного кармана косухи расчёску и принялась подчёсывать и поправлять свою шикарную причёску.

Открытка с "Грачом"

19 ч. 25 мин.

23, Глюсс, 940 г.

Борт «Грач».

Бортовой журнал экипажа.

19 ч. 25 мин.

Гранд. Настоящий муравейник, построенный на культурах, традициях, народах и нравах. Многогранен и разношёрстен. Последнее время я частенько бываю здесь. Вообще не мудрено это, ведь Грагос сам по себе – страна очень открытая, полная противоположность Царству. Грагос ищет дружбы и претворения в жизнь своих планов. Для претворения нужны возможности, и предоставить их могут те, кого Грагос пустит за свои «врата». Вот только часто страна Свободы очень сильно ошибается с выбором, кого пустить, а кого нет.

Тем не менее, не побывав в остальных городах этой страны, о ней всё можно узнать именно в Гранде. Это город ярких софитов и мрачных теней. Здесь своя атмосфера, удивительный колорит. Гранд – это пропахший горючкой авиапорт на одной стороне улицы и сияющий на другой огнями кабаре бульвар, где сбываются и рушатся самые амбициозные мечты. Гранд проповедует этот дух, похоже, на государственном уровне.

Вновь размышляя о том, в этом ли свобода, я записывал мысли в бортовой журнал и смотрел в широкое окно, сидя в трамвае рядом с Цольгой. В глазах моих отражались проносящиеся мимо, сверкающие вывески самой ночной жизни и бурлеска. Штурману было, однако же, интереснее разглядывать немногочисленных пассажиров-грагосцев, настороженных присутствием таких необычных зумзацх и квизза. Я мог их понять, ибо небесно-синие глаза Цольги на каждого смотрели с вызовом, гипнотизировали прямо. Когда уже казалось, что штурман наш сейчас вскочит и ударит какого-нибудь паренька, не в меру заглядевшегося на неё, Цольга лишь надувала и лопала очередной шарик-пузырик из купленной в авиапорту тянучки. И, продолжая с важным видом жевать, выбирала новую жертву. Что в этот момент делал командир, я не знаю, ибо сидел он позади нас.

Позади… столько всего уже позади. Столько случилось всего. Проезжая в трамвае сейчас по усталой «Взлётной полосе» - центральной улице Гранда, с трудом остывшей от клубных и рекламных огней вчерашней ночи и готовой вновь к огням ночи грядущей, я вспомнил минувшие дни и месяцы. Все газеты до сих пор трубят о новой эскалации агрессии Хунты Чёрного Крюка, о возвращении и восстановлении её предводителя Джаха, о грядущей войне Царства и Грагоса, небольшой войне с целью проверить готовность к противодействию пиратам (о будущих загубленных этой войной жизнях по умолчанию и не вспоминается). Мне же при мыслях о Хунте… грустно. Кажется, теперь я буду по особому стрелять по их «тайфунам» и «корсарам». Кажется, я буду задумываться… вспоминать её, капитана Красную Минерву. Своего друга…

Как бы то ни было, не все новости о возвращении Хунты такие уж и новые, как их преподносят. К примеру, сейчас многое всплыло, вспомнили вести годичной давности в свете новых о Хунте. О сложностях самых грозных авиапиратов нашего мира я слышал задолго до знакомства с капитаном «Иглы». Ещё в прошлом 939 году Летающая Свалка пережила чудовищную катастрофу. Её атаковали гоблины, и часть летуна была поражена туцохом! По одной из версий, над Свалкой взорвался «собиратель мусора» Барахолки, дирижабль огромных размеров. Пираты в большинстве успели спрятаться в подземельях, но многие отравились. Хунта понесла потери. Говорят, тогда Летающая Свалка (единственный летун, способный двигаться в воздухе) впервые за долгое время включила свои сейсмиттеры в особый режим и сместилась восточнее от места отравления.

Потом, писали, Джах на особом авиакорабле предпринял полёт аж к Зверю. И не вернулся. Пошли слухи, он погиб. Хунта ослабла. Царство начало предпринимать робкие, а потом и смелые попытки атак на саму Свалку.

А затем Джах Чёрный Крюк вернулся! И взял всё под контроль, хотя, говорят, был очень слаб, даже соображал плохо. Но Хунта воспряла духом. Она начала перевооружение. Собственно, на момент дела с… шоколадками, которому я тоже дал заглавие на страницах своего бортжурнала, Хунта Чёрного Крюка уже восстановила силы. Это, как и первые плоды перевооружения, можно было увидеть в «крюках» - тех самых полностью металлических пистолетах-пулемётах у матросов «Иглы».

Воспоминания о грустных событиях на авиабазе Штайншильтигер ещё долго преследовали меня. Было тяжело. За множество радостных шуток, нужных разговоров и небольших отвлекающих поручений я просто обязан сказать спасибо Цольге. Штурман очень старалась сделать так, чтобы я не переживал. Я потерял так много друзей в ту ночь. Хотя, скорее, потерял многих уже давно… Но одного я обрёл и потерял в одночасье тогда. Подругу, которая за цветами флагов, языком общения и доктринами государств увидела мою душу.

Это было не впервой, кстати. Это уже случилось со мной однажды. Так я, брошенный судьбой, обрёл настоящих друзей и новый смысл жизни перед полётом на Кроулидс. Посему после Штайншильтигера я сказал себе, что Цольгу и командира отныне я не хочу и думать потерять.

Радио в кабине машиниста трамвая заиграло что-то весёлое, полное кларнета, фортепьянных пассажей и озорных битов. Я улыбнулся, ибо самые яркие из проносящихся мимо вывесок «Взлётной полосы» осветили меня, улицу и весь трамвай сотней искрящихся всполохов, и сама душа вдруг озарилась ярким светом под аккомпанемент джаза. Джаз. Удивительный стиль музыки. Наверное, это единственное изобретение Грагоса, которое мне абсолютно по душе. Музыка этих самых бульваров, Гранда и «Взлётной полосы». Музыка, заставляющая радоваться тому, что все эти огни цивилизации способны быть живыми. Судя по некоторым приёмам и инструментам (я не очень сведущ во всём этом) она вышла из суровой симфонической музыки Царства. Я не раз посещал гала-концерты маэстро Фридриха Шли́нне в Цармюзикшлёссе вместе… ну, понятно, с кем. Симфоника – его конёк. Симфоническая музыка - музыка сбитых самолётов, тягучих ожиданий артобстрелов и грозной поступи танков. В ней – жизнь Пропасти, как говорят. Но меня тяготило полтора, а то и три часа слушать эту мощь. Шума и напряжения мне хватало на службе. Потому чаще меня за музыкальными ощущениями тянуло на концерты примадонны Шмидт. Но Грета – это не джаз. Это, как говорят, эстрада. В этом достаточно новом жанре много элементов от симфоники и джаза, но это не чистый продукт. А вот Майло ван Бад, затянувший замысловатую мелодию на кларнете и изредка подпевающий, изливал сейчас из радио истинное великолепие «музыки Свободы».

Открытка с казино "Голландия"

Несколько позже.

23, Глюсс, 940 г.

Борт «Грач».

Бортовой журнал экипажа.

Несколько позже.

Минут пятнадцать мы пытались продраться через толпу недовольных, стоящих в очереди. Миновав фонари, даже при всей этой восхитительной иллюминации, ориентироваться было непросто. Нас осыпали бранью, не поворачиваясь, лишь мы отталкивали кого-то с пути. А вот когда они поворачивались, то, увидев такого квизза и гоблиншу, либо закрывали свои рты, либо безуспешно звали охрану. Пробираться сквозь разномастную толпу было мучительно нудно и тяжко. Даже стало жарко, несмотря на вечернюю прохладу. Цольга держала меня за руку и ругалась разными словами на людей, затею, командира и Грагос в целом.

Но негодование наше лишь помогало нам. Мы шли вперёд. Бессмысленно было стоять даже самую короткую из очередей. У командира созрел план. Мы с Цольгой догадывались, какой. Ведь мы-то сами не на презентацию пришли. Нам нужно торопиться спасать Ликлизз. Наш путь – к администратору «Голландии».

Так, переговорив с охранником, мы без лишней траты времени очутились, провожаемые недовольными взглядами застрявших в очереди людей, сперва в фойе роскошного казино Грагоса, а затем и проследовали в шикарный конференц-зал. Похоже, охрана была в курсе и то ли ждала нас, то ли у неё были особые предписания по поводу вопросов о девушке-квиззайи, но нас тут же повели к администратору. Вернее не нас, а командира, который жестом приказал нам оставаться в зале и (я так думаю) разобраться в деталях, что тут намечается.

Какое странное ощущение вызвало это место. Я просто поверить не мог в то, откуда у Грагоса спонсоры и кто вообще может владеть таким богатством в одном здании. В фойе нас встретила красная дорожка, отделка, сверкающая золотисом, а грозным оскалом - трёхметровое чучело зверя гузлура, добытое из дебрей Гнезда. Эпических размахов дворец был настоящим логовом дракона, но не того, что сбивает кислотным плевком истребитель Царства в реальности, а сказочного, спящего на груде золотиса. Только здесь этот дракон обратился в однорукие бандиты, рулетки и столы для старой дварфской азартной игры – блэкджека. Зелёное полотно игровых инструментов – чешуя. Трещание крутящейся рулетки – шелест крыльев. Звон никогда не выпадающего джекпота (тоже дварфское слово, кстати) – надменное порыкивание змея. А золотис, что хранит он – фишки, фишки, фишки.

Ставки, джаз, карты. Глаза разбегаются! Посетители неотрывно следят за ловкими пассами жуликов-крупье, вздрагивают и хватаются за лоб, когда шарик пролетает заветное 23/чёрное, ругаются, словно с живыми, с однорукими бандитами. И уходят без штанов. Сколько слышал я о безумных просаживателях денег во всех этих казино, сколько постановок показывали в театрах, сколько романов написано о красавчиках с краплёными картами! Но, увидев всё это воочию, я понял, что не зря отказался сам и отговорил свою… ну, понятно, кого, не посещать эту фабрику по выкачиванию денег в одном из отпусков. Тогда речь не стояла, конечно, о «Голландии», но соприкасаться с этим не стоит нигде.

- Ты смотли, блин, «бедные и югнетённые», сюка! – посмеялась Цольга, разглядывая посетителей и между делом прилепляя к столику слева от нас свою тянучку. Моё внимание привлекла сцена впереди, занавешенная бархатным тёмно-красным занавесом.

- Разминаются перед кульминацией. Откуда у Грагоса деньги на всё это?

Цольга посмеялась.

- Кюсок, ню ты же сам видишь, откюда. От всех этих, это во-пелвых. Во-втолых, тют не только люди, как видишь.

После этих слов и я увидел тех, кого штурман имела ввиду. Помимо грагосцев - ямати и индиров, к примеру, - тут были и наши, из колоний, похоже. Но были и квиззы. И эльфы…

- «Откюда», блин! Не читаешь новости? «Голландия» кюплена вон им!

Цольга указала на портрет на правой стене.

«Господин Збигнефф, наш меценат». У мецената, одетого в деловой дорогой костюм, сразу приметил я большие, драные уши торчком, горбатый нос и зеленовато-бурый цвет кожи. А ещё ядовитые, хитрые отвратительно фиолетовые глаза.

Грагос никогда не научится не связываться с зумзацх (стереть посл.).

Я решил расспросить Цольгу, что она знает о…

- … Кю… не спрашивай … меня про всяких… пида….

(часть страницы здесь оторвалась)

Свет погас мягко. Готовилось что-то удивительное.

Занавес раздвинулся и тут же закрылся вновь, но позади чего-то поистине удивительного. Яркий серебритовый свет, словно звёздный, осветил постамент с небывалой вещью в центре. Заиграла торжественная, даже сказочная по атмосфере музыка. В центре украшенного гербом Грагоса пьедестала величественно сверкал алмаз высотой в две моих головы!

Зрелище вызвало овации стоя!

Это было невероятно, даже я не мог оторвать глаз от этого.

- Цольга, это же просто…

- Пидл!

Я не сразу понял, что она имеет в виду.

- Э-э-э, не понял тебя, штурман…

Наш портрет!

Наш портрет, написанный встреченной нами как-то замечательной художницей Марией Митропольской! 

Многим позже.

23, Глюсс, 940 г.

Борт «Грач».

Бортовой журнал экипажа.

Многим позже.

- С хела это?

Диамантэ задумался. Я ожидал, что он вновь бросит обеспокоенный взор в толпу, оглянется на кого-то, но он смотрел на нас. Оценивал нашу реакцию и предвкушал новую.

- Поверьте, мои друзья! Этот алмаз - срань!

- Почемю? - не унималась Цольга.

Эльф снисходительно улыбнулся, чем немного разозлил меня. Будто мы — дети малые!

- Тьяц. Вы… ребят, вы не элевен, вы не поймёте. Тем более, тут столько нюансов, насчёт…

- На кого ты всё время оглядываешься? - перебил его я.

Знал я, что этот вопрос заставит его… обернуться! Просто инстинктивно. Что он и сделал. Глянул на кого-то быстро и опасливо. Я не смог понять, на кого. Но Диамантэ понял: если он начнёт увиливать сейчас — он растеряет наше доверие окончательно. Или того хуже: он начнёт применять свои способности — и в его теле обнаружится новая дырка от выстрела приставленного к нему пистолета.

Ему придётся доказать сказанное об алмазе.

- Короче, ребят, тьяц. Все мы, в смысле элевен… все мы любим алмазы. Это не просто там камушки. Если вы что-то знаете о не-материи и хоть немного слышали россказни «умников» о стрегонерии, то вы знаете, что стрегонерия есть наука об изучении взаимодействия с не-материей, ля-ля-ля, короче. Чья́тто, это надо чувствовать, мои новые удивительные друзья. Не-материя — это клубок стихий нашего мира. И одарённые стрегонерией этот клубок очень не просто так мацают. Одарённые подчиняют себе стихии! Но все эти лёд, пламя и даже молнии, циа́го, в руках очень отнимают силы. Стрегонерийские силы в первую очередь.

Диамантэ отдышался, оглянулся, но теперь он посмотрел на сцену. Я тоже бросил взгляд туда. Занавес всё ещё был закрыт, презентация всё никак не начиналась.

А эльф уже поочерёдно смотрел на нас, пытаясь понять: мы вообще улавливаем всё то, что он рассказывает?

Мне ничего сложным не показалось. Элевен ощущают стихии в не-материи. Лёд, пламя, молнии и, похоже, что-то магнитное, раз могут передвигать свои самолёты по воздуху вместе с собой усилием мысли и стрегонерии!

- И вот когда кончаются силы, - продолжил Диамантэ, - на помощь приходят алмазы! Алмазы делают с нами нечто невообразимое. Они восстанавливают наше самочувствие, пусть мы хоть всё вложили в стрегонерию! Это такое блаженство, но́сперэ тиа́ль! Это как… как…

- Олгазм, - ответила за него Цольга.

Я думал, мне послышалось.

Диамантэ кивнул.

- В точку! Оргазм, причём бурный. Если мы не воюем и не напряжены — мы лежим просто на полу от этого! А если воююм, если готовы духом и телом — то становимся сильнее и бесконечно бодры от одного касания алмазов! Но бесконечность эта кончается всё же. Когда кончается излучение в алмазах.

Мне ощущалось, что приоткрывается интереснейшая тайна мироздания.

- При чём тут вообще алмазы? Вот это спросишь, к примеру, ты, мой первый «кукольный» друг, - прозвучало неприятно, но эльф улыбнулся так странно, что мне подумалось, не применяет ли он тут свой дар, а сам же злобно скалится в мою сторону. - Излучение притягивается к алмазам. Вот и всё. Оно концентрируется в них и преобразовывается — тьяц, ну и слово! - в особый вид энергии, который как раз и доводит нас, элевен, до о-ох и а-ах! Оно попадает внутрь алмаза, меняется и — херак — концентрируется внутри в виде ценной энергии нашей подпитки. Но…

Диамантэ повернулся и глянул на сцену, на величественный пьедестал.

- Видите, как далеко стоит алмазик? Элевен могут определить его подлинность двумя способами: экспертизой и просто потрогав. Первое — в жопу, а вот второе… Но потрогать алмаз нельзя, поэтому все… почти все элевен в этом зале не в состоянии сказать, подлинный или нет это самородок. Вспомните сереро, ребятки мои. Тьяц! Из него строят «летающие крылья»! Всё потому, что оно принимает и отталкивает изменённое излучение.

Вот, оказывается, почему этот металл так важен. Сереро помогает элевен передвигать самолёты с большой скоростью, потому что копит и отдаёт излучение для стрегонерии!

- Алмазы — то же самое, только они ничего не отталкивают, а, наоборот, собирают в себе, и изменённое излучение внутри них ещё более необычное, - продолжил Диамантэ. - Но чтобы это излучение тебя ахнуло, для этого нужен физический контакт с алмазом. Алмаз можно переместить, применив стрегонерию, «схватив» за излучение снаружи, но так ты не определишь подлинность алмаза, ведь он не отличается так от обычного предмета. Если бы кто-то из элевен вон тех коснулся бы щас алмаза тупо рукой, он сразу понял бы, что это фальшивка. Но издалека, снаружи от камня никто ничего сильного уловить на таком расстоянии не может, а вот излучение внутри вообще не способен без касания уловить ни один элевен, кроме…

- Блин! - зарычала Цольга. - Ты достал, юмник! Почемю он фальшивка-то?!

Диамантэ поморщился. Я его понимаю. Моя племянница, когда я спешил рассказать её отцу важную мысль, вечно перебивала своим клянчаньем конфет. Я тоже так морщился порой.