Пророки, несущие зло. Книга 1. Слезы красного дождя

Вступление

Расщепленное на атомы сознание рисует страшные картины. Разрывая одежду и кожу, наружу рвется растоптанное человеческое "Я". По багровой реке несет обломки наших с Вами надежд. Иногда мы не можем дождаться близких нам людей и боимся выключить свет на кухне. Потухнет свет и погаснут надежды. Ужасные чудовища бродят по улицам ночного городасодной целью - забрать жизнь и унести туда, где никогда не будет света. Проснитесь, спящие! Ибо очередной нелюдь уже правит на кожаном ремне остро отточенный нож...

НЕ СПАТЬ !!!

«Духовное противоборство

столь жестоко, как и противоборство

людей. Но право вершить суд

принадлежит одному Господу...»

Артур Рембо

“Сезон в аду”

«Когда ты заглядываешь в бездну,

бездна смотрит в тебя…»

Ф. Ницше.

Пролог

Табло электронных часов выплевывало в ночную темноту размытый чужим нелепым воображением зеленый свет. Сигнал будильника непрерывным писком пробирался в голову и заполнял мозг, заставляя его пульсировать все быстрее и быстрее. Рывком он поднял свое тело и направил его в ванную. Скрипя от удовольствия зубами, он смыл с лица мерзкие остатки сна и они, недовольно бурча, потекли куда-то вниз по канализационным трубам. Он вытер тусклую поверхность зеркала, засиженную миллионами грязно-черных мух... Простое серое лицо... “Паскудство!!! Жалкие имитаторы! Я выполнял команды командира партизанского отряда. Когда я видел одиноко стоящего человека, я представлял в нем “языка”, которого необходимо доставить в лес, связывал его и наносил удары по-партизански... Какая ахинея!!! Убивать ради того, чтобы прочитать о себе со страниц жалких газетенок для еще более жалких обывателей! Убивать ради дешевой славы. Признать свое совершенство, а после на коленях вымаливать прощение? Дебилы! Чем больше убивать, тем больше хотеть это делать? Какой идиот это придумал? Нет, его цель не в этом. Его цель продолжать и никогда не останавливаться. Продолжать и не быть пойманным. Зачем это вообще начинать делать, если знать, что рано или поздно ты окажешься в душной камере смертников. Для чего эти подражатели спешили? Глупцы, они хотели, чтобы о них все узнали. Узнали! И теперь их нет. Устроили соц соревнование, кто замочит больше за меньшее время!!! Все из-за больного самолюбия. Он не такой! Ему не нужна эта дешевая слава очередного русского Джека-потрошителя. Все они оправдывали свои действия, ища сплошь и рядом виноватых. Бедолаги, жизнь не пощадила их. Их насиловали мамы, не любили друзья, не хотели женщины, не понимали коллеги по работе... Он не такой. Ему не нужна месть. Он абсолютно нормальный. Он не страдает психическим заболеванием и половыми расстройствами, гетеросексуален и жизненно активен, ему некому мстить и что-то доказывать... Просто он родился... Таким родился. Он не собирался копаться в себе самом, там тоже все нормально. Дело не в этом...”.

Он снова посмотрел в зеркало. Оттуда, из темных глубин, вырывался наружу с диким воем, щелкая огромными окровавленными клыками, косматый зверь. Глаза горели огнем, а широкие ноздри трепетали в предчувствии запаха очередной жертвы... “Вот оно... Он не человек. Он – зверь. Он будет идти по следу жертвы и путать следы. Голодная слюна будет волочиться по земле, пока не настигнет ее и не утолит жажду. Ему не нужна глупая, однодневная слава, какой от нее толк? Зверя осадят в клетку и он будет голодным. Вот и все. Вся оставшаяся жизнь пройдет в несвободе с постоянным, разрывающим мозги, чувством голода. Его не должны поймать. Зверь выходит на охоту только тогда, когда голоден. Задрать кого-то из-за ненависти  и любопытства... Не умно. Охота ради пропитания. И не нужно искать психических и моральных объяснений. Зверь просто голоден”. Он вытер лицо обдирающим кожу полотенцем и вышел из ванной. С трудом влез в узкие серые брючки и натянул на тщедушное тело старый свитер домашней вязки с заплатками на локтях. Встав на носочки, он достал с запыленного шифоньера кожанный кейс. И щелкнул застежками... Приглушенным блеском хромированной стали засверкали ножи, тесаки, скальпели, топорики, пилки. “Это не для вас, глупцы. Пилки, ножи... Идиоты. Он знает, для чего нужен каждый из этих предметов... Идиоты. Этим скальпелем с имитацией ножовочного полотна на обратной стороне клинка он отделит вашу плоть от кости. Ох, как приятно будут хрустеть под зубами пилы позвонки. Зверь будет лакать теплую кровь и от удовольствия урчать. Нет, вам этого не понять”. Сегодня он возьмет вот этот нож-резак, похожий на серп. Так хочет зверь. Он положил  рулон и серп в спортивную сумку, а дипломат на прежнее место. Все. Он огляделся по сторонам и стал пристально внюхиваться в воздух, ища нужный ему запах. Жертва уже вовсю источала его и он, закрыв дверь в квартиру, пошел по следу...

*   *   *

            “Сука Валька! - Людмила уныло брела по пустой улице, - вот сменила так сменила! -  два лишних часа проторчала она над огромным оцинкованным корытом с грязной посудой в этом занюханном кабаке, - Нашла себе хахаля, шалава! Личную жизнь она, понимаешь, устраивает! Ей плевать, что Людмилу ждет дома семилетний сын Виталик. Наверное сейчас выглядывает в ночную пустоту и среди редких теней прохожих выискивает маму. Хорошо, что не забыла купить ему мандарины”.

*   *   *

            Виталик увидел маму, входящую в подъезд и вслед за ней какого-то дядю. Он спрыгнул с подоконника и радостно побежал по корридору к входной двери.

*   *   *

            Людмила успела почувствовать как вокруг ее горла сомкнулись железные руки в кожанных перчатках. Свинцовыми каплями застучали вниз по лестничным пролетам мандарины...

*   *   *

            Зверь затащил бездыханное тело Людмилы на чердак и, швырнув на ковер из голубиного дерьма,  хищно оскаливаясь, достал из сумки стальной серп. Он склонился над ней и заглянул в расширенные от ужаса глаза... Железный коготь рвал ее тело. Чавкая, зверь пожирал ее внутренности, пил кровь из разодранного горла. Он запустил руки в зияющие на теле дыры и, постанывая, копался внутри, вырывая куски мяса...

1 глава - 1

        К тридцати годам взрослой жизни я понял, что делаю все не так. “Не так” началось с того момента, когда я, несмотря на протесты родителей, восемнадцатилетним наивным ушастым подростком шагнул в двери Высшей школы милиции. Пока мои одноклассники торговали баночным пивом  и польской косметикой, я грыз гранит уголовно-процессуальной науки и в двадцать два года вышел в самостоятельную жизнь почти сложившимся опером с желанием в одиночку победить все виды преступности.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     Несколько лет я побеждал преступность на должности участкового инспектора, расследуя угоны колясок для младенцев и хищения белья с веревок во дворе. Тупо уверенный в своей миссии, я боролся с самогоноварением и бытовым насилием на почве бытового алкоголизма, пока не понял, что делаю все “не так”. Тогда я написал рапорт о переводе меня опером в отдел по раскрытию особо тяжких преступлений - “убойный отдел”.Словно впервые увидев меня, начальство “с переферии” бросило меня на “передний” фланг борьбы с преступностью, усадив в подвал в сером здании с грязными окнами. В двадцать четыре года я стал своеобразным “бэтменом” которого более опытные коллеги с одинаковым безразличием засылали как на покупку водки, так и на раскрытие  самых бесперспективных дел. Проскакав так пару лет, я приобрел оперативно-разыскной опыт и личное дело с огромным количеством взысканий за повешенных моему отделу нераскрытых глухарей. На третий год службы я сам взял насильника, грабящего одиноких женщин в пустых колодцах проходных дворов, просчитав его очередную жертву. В качестве благодарности я был переведен начальством из полуподвального помещения, где ютился с тремя медэкспертами и фотографом, в отдельный кабинет с компьютером и телефоном, который разделил со мной Юра Кравцов. Юра Кравцов был талантливый малый, очень редко появляющийся а службе по весьма туманным причинам. Но ему прощалось все, потому, что он за пару минут мог расколоть прожженного урку, найдя с ним общий язык. Вот и сейчас, после трехдневного отсутствия, он явился на рабочее место небритый, с опухшими от похмелья глазами с надвинутым на них козырьком клетчатой кепочки.

            - Здорово, Макс, чего там у нас?

1 глава - 2

            “Чего там у нас?” было пугающе бесперспективно. Наряд ППС во время одного из “чердачных” рейдов обнаружил заваленный всякой хренью полуразложившийся обезглавленный женский труп с многочисленными внутренними повреждениями и колото-рваными ранами. Облевавшись от увиденного, они сообщили об этом в Главк и мы с Юриком были брошены на раскрытие данного преступления. Искромсавший тело психопат скрылся с места преступления, не оставив ни свидетелей, ни следов, прихватив голову жертвы, что делало опознание личности фактически нереальным. Под окнами тарахтел задрипанный “УАЗик”,  который должен был доставить нас к месту кровавой драмы.

*   *   *

            - Ну ни хрена себе, в нос потные ноги! - сказал Юрик с первой минуты осмотра, вляпавшись правым ботинком в кучу обжёванных кишок, - ботинки новые угваздал! Вот дерьмо! Ни хрена себе!!!

            Тусклый свет осеннего солнца, пробиравшийся сквозь чердачное окно, освещал место разыгравшейся здесь трагедии. Сумасшедший режиссер снял экстремально жесткий фильм, в крови которого захлебнуться лучшие творения легендарной студии “ТРОМА”! Казалось, что безумный хозяин чердака как следует наточил топор, тесак и пару мясницких ножей, чтобы радушно встретить свою гостью. За запертыми накрепко дверями никто не услышал ее предсмертных криков... Получился блистательный трэш-шедевр с безжалостно реалистичными спецэффектами в лучших традициях жанров “ужасов”. Все произошедшее здесь могло бы показаться фантастически-невозможным, если бы не мерзко воняющий труп молодой женщины со словно перепаханной экскаватором грудной клеткой. Группа оцепления зажимала носы и беспощадно дымила дешевыми сигаретами. Близкий к обмороку эксперт осматривал место преступления и что-то помечал в своем блокноте. Набрав в грудь побольше воздуха, мы с Кравцовым приступили к работе.

*   *   *

            Вернувшись домой после осмотра, я долго смывал с себя преследующие меня запахи страха и крови и после топил их в отцовском коньяке. Мысль о том, что такой зверь ходит среди нас, выворачивала меня наизнанку и колола иголками ужаса в самое сердце. Я был должен поймать его и остановить... Раз и навсегда. До этого я все делал не так. Я занимался ерундой, пока это кровожадное животное рыскало по улицам города и выбирало себе жертву. Я провалился в неспокойный сон. Окно. Сквозь его немытые стекла меня буравили злые желтые глаза. Под их взглядом плавилось оконное стекло. Становилось темно и откуда-то из этой самой темноты текли потоки крови, сквозь которые на меня пялились эти глаза. Мне становилось страшно.

            Проснувшись, я почувствовал сухость в горле и желудке. Выпив литр кефира, я приплелся на работу вымотанный и высосанный ночными кошмарами изнутри. Юрик сидел на диване с глазами, по которым я понял, что он также, как и я мучился от ужасных ночных видений. Словно колокол зазвонил телефон: нас вызывал начальник. Я взял со стола папку, и мы пошли.

1 глава - 3

- Я уже понял, Макс, глухо как в танке?

            - К сожалению, да, Иван Сергеевич. Пусто.

            - Ну, а кто она?

            - Попробуем установить. Завтра к двенадцати еду к анатомам.

            - Боюсь я всего этого, Макс. По-тихому искать не получится. Журналюги такого напридумывают... Это хоть не ритуал?

            - По внешним вроде нет. Хотя...

            - Вот он и “хотя”, Макс. Хорошо еще не серия. В разговор вмешался Кравцов.

            - Не уверен, Иван Сергеевич!

            - Ну-ка объясни.

            - Года два, я еще в РОВД работал, там что-то похожее было. Прямо перед Новым годом. Шеф тогда на говно изошел. Искали-искали, хрен чего выискали. Там женщину в подвале нашли. Решили, что каннибал, запросы по психушкам разослали. Без толку. Так и зависло все глухарем – даже опознать не смогли. И по району примерно рядом. Мы все излазили: бомжей, нариков, неблагополучных потрясли. Нет концов.

            - Усек, Макс? Давай по архивам полазай, может найдешь что. А меня в курсе держи. Давай.

            Мы вышли из кабинета, и я укоризненно посмотрел на Юрика.

            - Извини, что так вышло Как-то не вспомнил сразу. Жуть такая, не до этого было – мозги совсем не работали. Это кем же надо быть, чтобы с бабой так, а? Он же ее на куски порвал, Макс!

*   *   *

            Я спустился вниз по скользкой мраморной лестнице. Холод источал мертвенно-бледный кафель, а шаги гулким эхом отдавались в душе, навевая самое траурное настроение. Низкие своды потолка давили на меня тусклым светом подрагивающих люминесцентных ламп.  Вдоль стен стояли каталки, на которых в куче тряпья лежали существа, бывшие когда-то людьми. И над всем этим висела тягучая пустая тишина морга. Я распахнул дверь, на табличке которой рука шутника вывела “666”. Посреди комнаты с болезненно-ярким светом стоял стол из толстого листа железа, на блестящей поверхности которого лежал абсолютно голый мужчина с грязными пятками. Казалось, мужчина прилег просто поспать на несколько минут, если бы не торчавший из его головы обломок ржавой водосточной трубы. Над гражданином с трубой в философской позе роденовского мыслителя возвышался эксперт Поливода, которого я помнил со времен своей милицейской юности. Тогда он удивил нас, курсантов-первогодков тем, что вырвал из груди мертвеца сердце и с кровожадным видом сунул его нам под нос. Пол курса упало в обморок, а Поливода, словно Мефистофель, гулко рассмеялся, от чего в обморок упала вторая половина.

            - Здорово, Макс! Чем обязан?

            - Я, Валера, на счет женщины...

            - А, Всадник без головы. Подожди, сейчас посмотрю, - Поливода поворошил на столе кучу бумаг и извлек одну, - вот. Женщина, примерно 30-35 лет. Смерь наступила от колото-резаных ран, вызвавших большую кровопотерю. После смерти была отделена голова от туловища. Время смерти установить не удалось. Все, Макс. Ales, так сказать.

            - А ты что сам об этом думаешь, Валера?

            - А мне, Макс, некогда думать об этом. Мое дело резать. Вскрыл – описал. Описал – вскрыл. Знаешь, город – поставщик моих клиентов. Каждый день кого-то давят, убивают, топят. Некоторые сами... Если бы я обо всех думал, Макс... Для меня они просто материал, дружище. Мой скальпель их уравнивает, только и всего.

            - Я, Валера, не об этом. Видел ли ты что-нибудь подобное?

            - А, вот ты о чем... Я каждый день вижу десятки трупов. Это не бытовуха. Это псих. Грамотный псих. Все удары наносил точно и расчетливо. Ему знакомо строение тела, его анатомия. У него хороший инструмент. Создается впечатление, что перед ним животное, свинья, например. Он отрезал лучшие филейные части и, возможно, даже пожирает их. Печень он выгрыз зубами. Он голоден, осторожен и расчетлив.

            - Валера... Откуда?

            - Ты забыл, Макс, кто я. Профессионал увидит себе подобного. Его руки хорошо знакомы с разделочным ножом и скальпелем. Это мясник. Профессиональный мясник.

            - Возможно, патологоанатом?

            - Нет. Однозначно нет. Он не врач. Он не может быть врачом. Просто потрошить для него – это банально. А потом голова... Он не забирает ее как улику... Это его фетиш, его трофей. Как голова убитого оленя для охотника.

            - Валера, ты меня удивляешь!!!

            - Макс, брось. Знаешь я сколько этого на своем веку повидал... Когда-то я только начинал у себя в Белоруссии в медэкспертизе. Был у нас один случай... За год двенадцать изнасилованных и задушенных женщин. А до этого еще двадцать четыре, за которые осудили четырнадцать, не имеющих никакого отношения к преступлениям, людей. Одного из них расстреляли, другой в камере наложил на себя руки, третий безвинно отсидел в тюрьме почти десять лет. Вот так вот. А потом нашелся один единственный человек, который совершил все это паскудство. Понимаешь, Макс, летели головы сотрудников милиции и прокуратуры, хватали очередных подозреваемых, “добровольно” признавшихся в злодеяниях, а убийства продолжались. Четырнадцать лет ловили и сажали не тех. А был всего один, один единственный, мясник. Понимаешь, Макс, один!!!