Прощальное письмо

Прощальное письмо

Это письмо, написанное несколько веков назад, поразило меня до глубины души. От любви до ненависти — один шаг. От любви до ненависти кровных уз — тонкая грань в миллиметр.

Найденное в фамильной усыпальнице нашего рода, оно оказалось случайной находкой. Но сейчас я понимаю: само провидение привело меня именно в это место, именно в этот час, открыв самую трагическую и кровавую тайну нашего рода.

Любимая сестра, никто и никогда не любил тебя больше меня.

Ты — ангел белокурый, сошедший с небес. Так прекрасен твой лик и чиста душа. Но моя душа черна, как полночь в безлунную ночь.

Мы с детства росли вместе, рука об руку. Как без дня не наступает ночь, так и мы всегда были неразлучны. Ты озаряла светом мою тьму, а я был готов защищать тебя до последней капли крови в моих жилах. Наши детские игры и наши тайные разговоры — всё это казалось вечным.

Ты была воплощением милосердия: исцеляла больных детей, помогала старикам, благословляла урожай. Но людская жадность не знает границ. Они увидели в твоей доброте слабость, в твоей силе — возможность для манипуляций. Они хотели владеть тобой, контролировать твою мощь, использовать твои дары для собственной выгоды.

Я наблюдал за тобой все эти годы, видел, как они разрушают твой свет. Как капля за каплей их корысть отравляла твою душу, высасывала жизненные силы из твоего тела. Их лестные слова были ложью, их просьбы — манипуляцией. Они истощали тебя, вытягивали твою энергию, а ты продолжала дарить им свою любовь и заботу, не видя их истинных намерений.

Помню тот день, когда всё изменилось. Они пришли толпой, требуя больше урожая, больше богатства, больше жизни…

Твоя бледность тогда напугала меня. Ты продолжала улыбаться, но я видел, как угасает твой внутренний огонь.

Моя кровь закипела в жилах от гнева, земля задрожала под моими ногами. Я мог разрушить полмира одним движением руки, но ты учила меня любви и прощению. Ты продолжала любить их, несмотря ни на что.

Я больше не мог наблюдать, как они уничтожают то, что я так бесконечно любил. Моё решение было жестоким, но единственно верным. Я освободил тебя от их оков, от их лжи и предательства.

Твой путь в этом мире закончится сегодня, здесь, на веранде нашего дома, в моих объятиях. Последние лучи заката окрасили твои белокурые волосы в цвет расплавленного золота. Я навсегда запомню их цвет и буду с тобой до последнего мгновения твоей жизни.

Последняя капля рубинового вина переполняет бокал, расплёскивая багровую жизнь по доскам деревянного пола. Бокал, падая и ударяясь, распадается на мелкие осколки, словно стеклянный дождь. Время замедляется , и каждый миг растягивается в бесконечность.

Нет конца моему отчаянию, нет предела моему горю. Стук моего сердца замедляется вместе с твоим и твоя рука холодеет в моей ладони, а улыбка всё ещё играет на твоих устах.

Прощай, мой светлый ангел. Пусть твой вечный покой будет безмятежен. Ты навсегда останешься в моём сердце как символ чистоты и света.

Твой любящий брат

P.S. Я надеюсь, ты поймёшь меня когда-нибудь. В той вечной жизни, куда я отправил тебя, чтобы защитить. Знай, что моя любовь к тебе никогда не угаснет, даже в самой тёмной ночи.

Внезапно чёрные бусинки глаз сверкнули с рядом стоящей осины. И черный , как полночь, ворон сидел, заинтересованно наблюдая за жуткой картиной любви и смерти, отчаяния и ненависти. Наклонив голову, он коротко каркнул и взмыл ввысь, унося с собой тайну нашего прощания.

Его чёрные крылья рассекли воздух, оставляя за собой странный светящийся след. На мгновение мне показалось, что этот след — не что иное, как путь в иную реальность, куда отправилась твоя душа. А может, это была лишь игра моего воображения…

Твоё тело засветилось в моих руках и рассыпалось тысячами золотых искр, не оставив мне ничего в память о тебе…

А лес зашелестел тысячами голосов, провожая тебя туда, где мы уже не вместе.

Тени прошлого

Я теребил в пальцах шершавую поверхность письма, будто боялся, что оно исчезнет, если отпущу. Уже несколько часов я сидел в полумраке фамильной усыпальницы, глядя в пустоту и пытаясь осмыслить прочитанное. Тайна, которую скрывали мои предки, была столь ужасна и прекрасна одновременно, что волосы вставали дыбом.

Письмо я нашёл за портретом прапрадеда — того самого, о котором в семье ходили странные легенды. Говорили, он был человек замкнутый, с глазами цвета полночи. Этот портрет и сейчас висит в гостиной, и всякий раз, когда я встречаюсь с его взглядом, мне кажется, что он жив — и смотрит прямо на меня.

Передо мной лежали пожелтевшие страницы — тонкие, ломкие, будто дышащие самим временем. Почерк я узнал сразу. Его рукой выведено каждое слово, и теперь я понял, почему эта тайна столько лет оставалась запертой за стенами дома.

В воздухе стоял запах старого пергамента, смешанный с едва ощутимым ароматом ладана. Казалось, он поднимался из самих каменных плит, впитавших память веков. Тишина была густой, как дым, и я чувствовал, что за мной кто-то наблюдает.

В нашем роду давно шептались о прапрадеде. Говорили, он был человеком бледным и высоким, с глазами цвета полуночного неба. Его избегали — то ли из страха, то ли из уважения. Ходили слухи, что он владел силой — не той, что рождается из света, а другой, древней, затаившейся в тенях. Даже после смерти его шаги будто ещё звучали в заброшенных коридорах поместья.

Я часто представлял, как он стоял у двери, наблюдая за сестрой — той самой, чьи руки могли возвращать жизнь. Её называли целительницей, но в семье шептались: дар её — не благословение, а расплата. Она умела забирать боль, но каждая спасённая душа оставляла в ней пустоту.

Он видел то, что было скрыто от других: тени прошлого, отголоски грядущего, тонкий шёпот самой судьбы. Иногда, говорят, он замирал в дверях её комнаты, глядя, как она исцеляет больных, и в его взгляде было нечто, что трудно было назвать словами — смесь страха, восхищения и любви, которой не должно было быть.

Когда она исчезла, он будто перестал существовать. Ходил по тем же улицам, но мир вокруг потерял для него очертания. В его глазах застыла тьма, и даже свет костра не мог отразиться в них. День сменял ночь, времена года бежали одно за другим, но для него всё остановилось в тот самый миг. С её уходом он лишился не только сестры — он потерял последнюю нить, связывавшую его с жизнью.

В один из тех серых дней, когда небо и земля сливаются в одно, он бродил по улицам родного городка, не замечая ни людей, ни времени. Камни под ногами были мокры от утреннего дождя, и каждый шаг отзывался глухим эхом в пустоте его сердца.

Он повернул за угол — и столкнулся с ней. Девочка, лет девяти,в темном платье, с распущенными белокурыми локонами. Она появилась так внезапно, что ему показалось: её просто вынесло из света.

Он застыл. Девочка подняла глаза, и в них он узнал — её. Тот же ясный взгляд, та же тихая улыбка, что когда-то спасала его от тьмы. Мир вокруг стал вязким, будто застыл между вдохом и выдохом.

Он опустился на колени. Пальцы дрожали, когда он коснулся её ладоней — тёплых, живых. Слёзы текли по лицу, но она не отводила взгляда. В её глазах было что-то невозможное — понимание, сострадание… и знание.

Потом воздух дрогнул. Её образ словно затрепетал на ветру, стал прозрачным — и исчез. Только лёгкий запах полевых цветов остался висеть в воздухе.

Он опустил взгляд на ладонь — там лежала сложенная вчетверо записка, исписанная знакомым почерком:
«Не всё, что кажется потерей, действительно утрачено. Помни о клятве».

«Что это значило?.. Какая клятва?.. Кто она?» — мысли вихрем носились в его сознании, но ответов не было. Лишь тишина, в которой будто звучало эхо чужих шагов.

Я опустил письмо на плиту. Пламя свечи дрогнуло, и тень на стене шевельнулась — или мне показалось? Холодок пробежал по спине, словно кто-то стоял за плечом.

Теперь я знал одно: это не конец. История, начавшаяся века назад, только распахнула двери. Где-то в этих стенах, между портретами и потрескавшимися панелями, спрятан ответ.
И он ближе, чем я думаю.