Прощай и люби меня

глава 1. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Он встретил ее в лесу, в преступную рань, средь укрывающих ее тело листвы плакучих ив. Прекрасное создание, которое с легкостью можно было перепутать с образом нимфы.

Солнце грело собою все живое, но воспоминания о недавних холодах еще не были забыты, и природа только начинала открывать свои двери уже позабытому теплу. Деревья лишь недавно начали облачаться в свой изумрудный наряд, а воздух продолжал бодрить своим неушедшим холодом. Должно было пройти еще множество дней, чтобы окунуться в его объятия без того, чтобы вздрогнуть от его прикосновений.

Она стояла по колено в воде. Тонкая ткань бесстыдно прилипла к ее коже, и манила как самый вожделенный порок. Вода за ее спиной была обманчиво залита золотом, но он знал что если посмеет опустить туда руку, не почувствует ничего кроме холода. А она стояла преспокойно в ее водах.

Покрытое румянцем лицо рассеивало сомнения, что человек перед ним мог быть не из плоти и крови. На коже поблескивали капли воды. Длинные каштановые локоны потемнели от холодной влаги, а зеленые глаза с очевидной бледностью выражали тихую невозмутимость. Она смотрела прямо на внезапно объявившегося гостя и не отводила взгляд.

Илья слез с лошади и приблизился к берегу. Лошадь за спиной неразборчиво фыркнула и затоптала. Он остановился перед ее скинутой на землю одеждой.

—Сейчас холодно. Вы можете заболеть.

Произнесенные слова не вызвали смятения в глазах напротив. Спокойная зелень осталась нетронутой.

—Миледи…

—Вас это не касается.

Негромкий беззлобный голос чем-то отдаленным прошелся по внутренностям мужчины. Он незаметно сглотнул, подавляя неизвестную ему до ныне жадность.

Да, именно так он бы описал это чувство...

—Вам может стать плохо.

—Повторюсь, вас это не касается.

Он промолчал.

Она кинула взгляд на свою одежду у его ног, и смирившись, безнадежно вымолвила:

—Отвернитесь.

Приказ (по-другому он бы это не назвал) без привычной для этого определения строгости, выбил его из колеи. Он посмотрел туда, куда был устремлен ее взор, и отойдя на несколько шагов – отвернулся. Всплеск воды маняще прошелся по струнам его терпения. Послышался шелест ткани.

Не имея необходимости оборачиваться, чтобы понять, что девушка полностью оделась, спустя некоторое время он наконец повернул голову.

Он обратил внимание на ее одежду. Форма прислуги.

Она стояла к нему спиной, и сухая ткань в некоторых местах пропиталась влагой. Мужчина размышлял, разделась ли бы она догола, чтобы переодеться, если бы перед ней случайно не объявился незнакомец? Воображение оказалось слишком губительным для его состояния.

Не имея больше сил сопротивляться, он бесшумно ступил ей за спину и обхватил за талию. Тело под пальцами окаменело. Она хотела поддаться вперед, но сильные руки, с которыми она могла оставить надежду соперничать в силе, припечатали ее к месту. Он почувствовал, как она задержала дыхание. Шумным вздохом он уткнулся в ее шею и мокрые волосы прилипли к его виску. Прикосновение к коже отозвалось упоением.

—Отпустите.

Он лишь крепче прижал ее к себе.

Девичьи пальцы вцепились в его руку. Он почувствовал, как даже сквозь одежды ее ногти царапали его кожу.

—Окажите безмерную милость — наградите своим присутствием. Клянусь, я вам щедро отплачу,—прошептал он с придыханием.

—Отпустите.

Но он не послушал. Он чуть разжал объятия и развернул ее к себе. Нежное лицо предстало перед носом. Ничтожное расстояние между их лицами позволяло ему почувствовать ее дыхание.

—Я не вру. Я дам столько денег, сколько пожелаете. Можете назвать целое состояние.

—Мне этого не надо.

Она уперлась руками о его грудь, а он не мог налюбоваться ее лицом. Точно безнадежный грешник, впервые представший пред ликом Святой Матери в церкви. Кожу в области груди жгло. Тело отказывалось выпускать ее из своих объятий.

Илья сам не знал, чем все это могло бы закончиться. И наверное поэтому Бог не позволил совершиться кощунству, которое порочным дымом травило разум мужчины.

Они услышали стук копыт, что неожиданно пришпорили перед ними. Неизвестный мужчина с легким удивлением оценил представшую перед ним картину, но ничего не вымолвил. Лишь красноречивая улыбка украсила его привлекательное лицо. Илья выпустил девушку, и та, не обращая на господ никакого внимания, удалилась прочь. Оба мужчины проводили ее взглядом.

Когда девичья спина оказалась на значительном расстоянии, мужчина в седле обратился к своему другу.

—Прошу прощения, кажется я прервал вас от интересного занятия.

Илья ступил к своей лошади и забрался на ее спину.

—Кто знает, может твое появление было необходимым.

—Кто знает, кто знает,—усмехнулся Михаил.

Они развернули своих лошадей.

—Прикажете закончить на сегодня охоту?

—Да.

Они приготовились возвращаться обратно в гостиницу.

—Выведай какой семье она служит.

Михаил скрыл свое удивление, и мягко улыбнувшись, кивнул.

Мужчина до сих пор чувствовал ее кожу под пальцами. Незнакомое лицо отчетливо въелось в память.

Селена вернулась обратно в имение. Особняк еще не откинул покрывало сна, и люди только начинали сбрасывать дрему и готовиться к работе. Было еще некоторое время до начала.

Она устало прижалась спиной к закрытой двери и низко склонила голову, прислушиваясь к своему сердцу. Медленно но верно то успокаивалось и начинало благодарно отбивать привычный для нее ритм. Лишь теперь представлялось возможным в спокойствии выдохнуть.

Она стянула через голову свое мокрое платье и кинула куда-то в сторону. Хрупкое тело продрогло до костей. Она предполагала что никто иной как черт надоумил ее пойти к пруду и в такой холод окунуться в ее воды. Проснувшись раньше солнца, она пустыми глазами долго смотрела в пустоту, после чего пришла к такому решению. На тот момент ей до скрипа хотелось почувствовать холод и проснуться.

глава 2

«Господи, прости мне старые грехи и дай сил на новые».

Тик-так.

Отголосками в памяти…

«Знаешь, иногда я вижу твое лицо».

Тик-так.

Выдох.

«Тут такие же цветы, как и у нас в горах. Помнишь, ты брала меня вместе с собой на урожай? Тогда я чуть не лишилась своего платка из-за сильного ветра, и ты впервые научила меня его завязывать…»

Тик-так.

Еще секунда.

Скука.

Невыносимо.

«От тоски я иногда гублю саму себя. Ты бы не приняла это, верно? Для тебя невыносимо было видеть, как я плачу».

Вздох.

Тик-так.

Солнце.

«Мое солнце…»

Небо везде одинаковое…

...Верно?

***

—Есть новости из дворца?

—Иван Степанович отправил письмо. Ничего, что стоило бы внимания. Написал, что с нетерпением ожидает вашего приезда... Похоже у них с Богдановым опять случилось какая-то стычка,—веселился Вронский.

—Как всегда.

Илья стянул охотничий сюртук и потянулся к пуговицам рубашки.

Они вернулись в гостиницу. Солнце горделиво висело на небосводе, но воздух все еще противился ее теплу. Утро встречало проснувшихся бодрой прохладой и свежестью.

В комнату зашел Гумилев. Невозмутимый, как и всегда, в руках он держал несколько бумаг.

—Это все?

—Также прибыло личное письмо от королевы. Приказать принести?

—Позже.

С письмами от своей жены он мог ознакомиться и потом.

—А у тебя какие новости, Виктор?—обратился он к своему только что вошедшему советнику.

—Отчеты о строении дамбы. Маркиз Мельников просил заверить, что оставшаяся часть постройки пройдет без изъянов.

—Пусть с окончанием постройки отправит отчет о расходах за прошедший год во дворец. На этом можем и закончить.

—Слушаюсь, Ваше Величество.

Илья наконец снял плотно прилегающую к коже охотничью рубашку и облачился в более повседневную и свободную. Ткань мягко обняла разгоряченное от утренней скачки тело.

—Больше вопросов требующих внимания не осталось?

—Нет.

—Тогда можете собираться. Мы останемся ещё на несколько дней. У одной семьи. Отдохнем перед отъездом.

—Как прикажете.

К полудню небольшая свита короля собрала все свои пожитки. Они остались на последний день переночевать в гостинице, а следующим днём необходимо было отправиться в местную канцелярию для решения формальностей. Оттуда можно было отправляться на заслуженный краткосрочный отдых.

Ранним утром, во время сборов в канцелярию, к королю обратился Вронский.

—Это была территория семьи Рябиных. Чужим там делать нечего. Скорее всего очаровательная незнакомка служит им.

Они стояли во дворе, готовили своих лошадей. Илья отстраненно поправил поводья. Упоминание об одном человеке отозвалось дурманом внутри мужчины. Окружающая их свита была занята сборами и не обращала внимания на приватный разговор своих господ.

—Вы виделись с ним на нескольких приемах, но могли забыть. В столицу он много не наведывается. Генерал подумывал уйти в отставку еще во время правления вашего отца. Сейчас он проживает тут свою пенсию вместе со своей женой. Я отправил им письмо прошлым вечером. Они уже ожидают нашего приезда.

Последние слова не были произнесены без очевидного двусмыслия.

—Хорошо,—будто не он терзался нетерпением,—Выдвигаемся.

Михаил довольно улыбнулся и забрался на свою лошадь. В канцелярии они должны были остаться до самого вечера.

***

Поместье семьи Рябиных будто сошло с ума. Безмолвные до ныне коридоры наполнились обилием звуков. Слуги бегали меж комнат и торопливо приводили те в порядок.

Редкие наборы были вынуты на свет. Белый фарфор смущенно украсил собою большой стол. Рядом с ним горделиво сверкал хрустальный бокал, отбрасывая своим стеклом драгоценные капли солнца по скатерти. Дополняло их молчаливое идиллие сверкающее серебро, в чьих завитках узоров на рукоятке иногда задерживалось солнце. Пышный стол нетронуто остался ждать ожидаемых гостей в одном из отдаленных комнат поместья, пока остальные жители сего имения торопились показать весь его первоначальный блеск.

Их господину пришло послание. Некие молодцы напросились их хозяину остаться у него в имении на несколько ночей. Сколько бы бедная прислуга не старалась, им не удалось узнать личностей ожидаемых господ. Жили они уединенно, чаепитий не проводили, поэтому каждый приезд редкого гостя отзывался в них излишним волнением. С нескрываемой грустью оставив попытки разузнать хотя бы имена приезжих молодцев, каждый вернулся к своим обязанностям.

Селена сидела на кухне и чистила овощи. Острое лезвие легко проходило по грязной кожуре, и избавляло земной плод от одежды. Поодаль от нее кипели котлы с супом, резалась разнообразная зелень и чистилась туша какого-нибудь животного. Такая оживленность в их крыле как сегодня была крайней редкостью.

—Мне сказали, что личностей специально скрыли. Мол, путешествуют они анонимно. И что бы это значило?

—Может при власти они? Глядишь и дворянского жениха себе отхватишь, ха-ха-ха.

—Тише! Дура ты.

—А ну заткнулись обе,—нависла над ними грозная Авдотья,—Раскудахтались. Не успеете к ужину - вас приготовлю.

Дарья и Мария спешно заткнулись и принялись тщательнее чистить овощи.

—Эй ты, клади побольше мяса. Хозяйка сказала чтобы от сегодняшнего ужина гости со столов встать не смогли.

И так целый день.

Солнце все скорее приближалось к закату, а суматоха в генеральем имении ни на секунду не утихла. Селена размышляла, заставят ли их хозяева эти дни работать прислугу до поздней ночи.

глава 3

От кого: Симона де Бовуар.

Кому: Нельсон Олгрен.

«Мой милый, чудесный, любимый «молодой абориген», ты опять заставил меня плакать, но нежными слезами, нежными, как все, что исходит от тебя».

Теплый ласковый ветер прочной шалью обхватывал все тело девушки, давая возможность ощутить каждой частичкой кожи его веселое щекотание. Он любил играться с ее волосами. Глядишь: длинные локоны оказались в плену его настырных рук и тянутся куда-то ввысь, нескончаемо извиваясь крупными кольцами меж его неуловимых пальцев. Он любил тянуть ее к горизонту, манил, выманивал, обещал чудеса. И с каждым разом бледно-зеленые неискушенные глаза оказывались под его внушением.

Она родилась меж гор и степей. У народа, что занимался торговлей и урожаем. Ей рассказывали, что в день ее рождения у соседней семьи также родился здоровый жеребенок. Тогда старейшина деревни нагадал ее новоиспеченной матери, что ее дитя будет отличаться большой выносливостью и стойкостью. Для их семьи это стало счастливым предзнаменованием.

Они жили в просторных степях, под палящим солнцем, соседствуя с частыми ветрами и протекающей неподалеку ледяной рекой. Ее воды начинались далеко в горах и зависели от слез таящих ледников. Но иногда можно было вырваться в дальнейший лес и через два склона достигнуть родниковой воды. Селена вместе с соседскими детьми часто любила убегать из поселения и, утоляя образовавшуюся жажду ключевой водой, дальше продолжала играть под тенью вековых деревьев, столь непривычных для ребенка степей. Не один раз они получали за свои побеги, но ни один раз не заставил их отказаться от очередной вылазки в загадочный лес.

Она отличалась с самого рождения. Судьба решила сыграть в злую шутку и наградить девочку казавшимися исчезнувшими чертами лица их предков. Когда-то давно их люди приняли в свои круга чужеземцев, отличавшихся от них как во внешности, так и по строению души. И все же они благосклонно примкнули к течению одной семьи и стали их частью. Со временем их черты стали забываться: дети походили на потомков степей, а не на людей из за моря, пока в один прекрасный день и не исчезли вовсе.

Вплоть до того дня, пока у одной жительницы не родилась белокожая дочь с изумрудными глазами.

Они любили ее. Не давали почувствовать, что она является для них чужой. Она была ребенком деревни как и все, кто в ней родился. А значит и их ребенком тоже.

Судьба крайне милостиво благословила свое отмеченное дитя.

И было ли это терзаниями души, или бреднями сердца, будучи слишком юной, она часто устремляла взор на простирающуюся вплоть до горизонта бесконечные степи, где над их концом виднелись заснеженные вершины туманных гор. Они манили своим шепотом и подобно самому сокровенному голосу, звали в свои объятия.

Она отличалась. Видела это. И пусть разумом ей объяснили причины, неугомонное молодое сердце тянулось к терзающей загадке.

И лишь через много лет ей дали вкусить цену ее неосознанных желаний.

***

Казалось все вернулось на круги своя: поместье снова облачилось в свой наряд застенчивого безмолвия. Солнце стало единственным постоянным гостем в длинных коридорах, ей составляла компанию улегшаяся на полу привычная тишина. Ничто не покинуло ее прежний образ затворницы, что так миролюбиво расположилась в пучине объятий сосновых деревьев. И все же одно известие незаметно для всех юрко подкралось в ее глубины.

—...Простите?

Ирина Федоровна напряженно отвернула голову и звякнула маленьким сервизом в своих руках.

—Говорю мой муж распорядился продать тебя во дворец. Больше с нашей семьей ты не имеешь никакого отношения. Там о тебе позаботятся. Можешь собирать вещи.

Прошло достаточное количество дней, чтобы забыть о последних шумных событиях в стенах поместья, пока неожиданная новость не выбила ничего не подозревающую девушку из колеи.

—Я сделала что-то не так?

—Не принимай на свой счет. Мы прекрасно обходимся и с нынешним количеством слуг. А тут подвернулась возможность продать тебя.

В имении Рябиных не было множества хлопот: без одной прислужницы ничего бы не поменялось. В отличии от того же дворца, где каждый день отличался постоянной суматохой.

Она невольно сжала зубы. По телу прошелся липкий, хорошо знакомый привкус безысходности.

Она заставила себя сглотнуть.

—Я хотела бы остаться. Прошу, уговорите своего мужа,—вымолвила она на грани шепота.

Фарфоровая чашка слишком громко опустилась на хрупкое блюдце.

В глазах женщины предельно ярко вспыхнул очевидный гнев, который, впрочем, через секунду миролюбиво остыл.

—Буду честна, я не хочу тебя здесь видеть. И причин оставлять тебя тут у меня тоже нет. А что касается последствий… чтож, я покорно приму их какими бы они не были… Можешь собираться.

Она отвернулась.

Девушка вежливо поклонилась и оставила госпожу в одиночестве.

У нее не было вещей. Поразительно. Лишь пара платьев: два рабочих и одно ночное. До этого она не осознавала, что ей оказывается и нечем-то распоряжаться.

Она собралась за час до отъезда. Оставшееся время девушка безмолвно провела в своей бывшей комнатке, неподвижно смотря в пустоту. Больше ей делать в этом месте было нечего. Лишь глухая тишина осталась ей верной подругой и единственная проводила ее в дорогу.

***

Дорога была дальней - несколько дней. Достаточно, чтобы налюбоваться красивым пейзажем и на второй день уже перестать его замечать. Всю дорогу Селена не скучала – ей было о чем подумать.

Она проснулась от громкого вскрика. Кучер оповещал ее о прибытии. Селена размяла затекшую шею и привела помятое платье в надлежащий вид. Встретил ее дворцовый служащий.

глава 4

Двор разразился возмущением. Весть о новой любовнице неприятным комом застряла в горлах придворных. Ею стала рабыня.

Селена шагнула в новые покои и медленно огляделась. Личный камердинер Его Величества учтиво поклонился и жестом руки пропустил ее вперед. За ней тенью шагнула Марфа.

Комната встретила ее застывшей тишиной. Она утопала в золоте и в красном цвете. Алым бархатом, чьей насыщенности позавидовали бы самые молодые распустившиеся цветки мака, были отделаны мебель, шторы, и даже кровать новой любовницы. Сквозь прозрачные занавески яркое солнце мягким светом опадало на узорчатый ковер. Казалось прикоснешься, и вот теплым пухом солнечные лучи осели на ладони. Она подняла голову. С потолка на нее взирали лики чуждых ангелов и дев, которые на облаках взирали на свою новоприбывшую гостью и приветливо улыбались. Их окружали красоты белоснежных лепнин, в виде нежных лилий и золотых лиан, украшающих собою все пространство. И все же, несмотря на представшую перед глазами ослепительную красоту, если бы девушке позволили ее описать, первое, что она позволила бы себе сказать в отношении этих комнат – было бы «тяжелый».

—Добро пожаловать в рубиновые покои,–вежливо пояснил камердинер,– Издавна этими комнатами может распоряжаться лишь любимая женщина правящего короля. Теперь – они ваши.

Мужчина покинул комнату, давая девушке в полной мере свободно насладиться новыми апартаментами. Женщины остались наедине.

Марфа взглянула на девушку.

В форме горничной, в которой ее и забрал с работы лакей Его Величества, в роскошной комнате, где ту назвали хозяйкой этих самых покоев – картина выглядела карикатурно.

—Что скажешь?— неожиданно поинтересовалась управляющая.

Селена отвлеклась от созерцания и спокойно вымолвила:

—Красиво.

Чего нельзя было сказать о ее лице, по которому невозможно было определить степень ее восхищения.

—Пока король нарекает тебя своей любовницей, ты можешь свободно ими распоряжаться.

—А потом?

—А потом вы разойдетесь,—без прикрас уведомила Марфа,—Остаться тут навеки не получится, предупреждаю заранее. Бывали женщины, что допускали себе эту мысль, и плохо кончали. Не повторяй чужих ошибок.

Селена взглянула на старую управляющую и равнодушно отвернулась. Взгляд скользнул по портретам. На стенах, по обе стороны от кровати, были изображены неизвестные ей люди в полный рост, в горделивых позах, в определенные моменты своей жизни. Чужие лица пристально взирали на новоприбывшую гостью, и их взгляд вязким слоем оседал на коже. Девушка размышляла, позволят ли ей их снять. Ей хватало провожающих ее взглядов и снаружи комнаты.

—Сколько женщин здесь проживало до меня?—не оборачиваясь, спросила Селена.

—Зачем тебе?

—Мне это важно.

Она не отвечала.

—Пожалуйста…

Марфа свела брови и недовольно вздохнула.

—Достаточно, чтобы перестать считать.

—И на сколько в основном они задерживались?

—Три месяца. Иногда по полгода.

«Недолго…»

—Хочешь продлить свое проживание?—невозмутимо поинтересовалась старуха.

—Думаете у меня не получится?

—Не знаю...

Селена мягко улыбнулась и еще раз окинула взглядом всю комнату. Прозрачные занавески плавно взмыли в воздух из-за легкого проникновения ветра. Золото в приветствии смущенно засверкало.

Они одели ее в шелковые платья. Окунули ее тело в ванну и намазали ароматными маслами, привезенными из за моря в качестве подарка от иностранных послов. Аромат жасмина плотно впитался в белоснежную кожу и теперь дымным шлейфом окутывал все ее тело. Особенно их запах ощущался в волосах, столь длинных и густых, что расчесывающие их служанки про себя задавались вопросом, как та за ними раньше ухаживала. Волнистые и пышные, они укрывали спину и виски иноземки. Они решили не закалывать их – посчитали кощунством их прятать.

Нежное лицо, с намеком на усталость, приобрело невинный румянец. Губы остались такими же бледными, но это ничуть не испортило представшей перед ними красоты. Казалось вся ее сущность кричало о далеких землях, о которых молвили в своих дневниках некогда странствующие писцы.

Они покинули девушку, оставляя ту наедине со своим отражением. Селена смотрела на представшую перед ней незнакомку, и лишь гадала, сколько же судьба нарекла той в этом месте задержаться.

***

Король стал страстно увлечен своей любовницей.

Всем во дворце было прекрасно известно о значении рубиновых комнат. Пока церковь проповедовала о некотором расстоянии между спальнями супругов, алые покои бесстыдно соседствовали с личными комнатами Его Величества. Будто во всеуслышании кричало о своей безнравственности и толкающей короля в ее объятия похоти.

Илья навещал ее каждый день. Пребывающий в радостном возбуждении от достигнутой цели, он довольствовался своей любовницей, пока на то толкало его его самолюбие. В перый же день он навестил ее сразу после полудня и остался доволен ее образом, где ее переодели как истинную гетеру. Он был рад видеть ее такой красивой. Поменяв планы, в тот день он взял ее прямо на столе, отложив заседание. С тех пор он наведывался к ней в свое свободное время и оставался на ночь, пуская по дворцу волну сплетен.

Король забывался. Он сам не замечал, как ночей в объятиях девушки становились все больше и больше. Несмотря на прошлые отношения, он редко оставался в алых апартаментах на ночь. Слухи обретали пикантные подробности, и теперь неприятное известие о положении любовницы у рабыни стало предметом обсуждений у заскучавших дворян. Эту жу участь не избежали и сами слуги.

***

Кристина Смирнова налила дымящийся чай в фарфоровую кружку и отложила с тихим стуком полный чайник. Аромат цветочных лепестков ударил в ноздри и представил картины о дальних солнечных лугах, где эти самые цветы ласкались солнцем и впитывали в себя его невесомый аромат. Женщина сделала глоток и умиротворенно прикрыла глаза. Вкус был чарующим.