Прошу, доверься мне

#1

Вика

Утро встречает меня раскатом головной боли и горьким послевкусием вчерашнего вечера. Будто мало мне утреннего похмелья — так ещё и соседи сверху решили вчера ночью устроить потоп, превратив мою квартиру в филиал Венеции.

Всю ночь я коротала в клинике, в кабинете какого-то отпускника, который, похоже, и не собирается возвращаться. Спасибо Мише, нашему охраннику — он единственный, кто впустил меня в три часа ночи, когда я, как жалкая бродяжка, умоляла пустить меня переждать.

Всего полторы недели работаю здесь, а уже чувствую себя своей. Миша стал моим неожиданным другом, наверное, потому что мы с ним чем-то схожи… Или потому что три дня назад мы вместе тусили в ночном клубе, а потом эта «туса» переросла в страстный секс. Было хорошо, на этом мы и остановились.

Тянусь и зеваю, рассматривая солнечных зайчиков на потолке. На большее я пока что не способна. Тело все затекло от сна в неудобной позе, в горле пересохло, и, боже, в глаза кто-то насыпал песок. Почему у этого ветеринаришки нет дивана в кабинете? Только кожаное офисное кресло и кушетка для животных, на которую лечь я не решилась.

Надо хотя бы переодеться. И встать. Сегодня ещё смена, снова придется стоять у стойки в так называемой регистратуре, принимать звонки, слушать претензии, записывать на процедуры и бла-бла-бла. Да, я сама виновата. Не смогла закончить университет, вылетела оттуда за неуспеваемость и теперь отдуваюсь в клинике за какие-то гроши.

С трудом заставляю себя подняться. Тело ноет, словно я всю ночь таскала мешки с цементом, хотя единственное, что я поднимала — это рюмки в клубе. День только начинается, а я уже мечтаю об его окончании.

Поворачиваюсь лицом к окну, прикрывая жалюзи, и снимаю с себя кожаную юбку и кроп-топ. Снова тянусь, пытаясь разогнать по коже кровь, но вместо прилива энергии получаю очередной неприятный удар в висок. Боже, я сегодня умру.

Я специально оставила форму на столе, чтобы с утра переодеться и прийти на рабочее место подготовленной. Благо, в комнате для персонала, где почему-то тоже нет дивана, есть душевая, и там я смогу почистить зубы и накраситься нормально.

— М-м-м, детка, это такой сюрприз после отпуска? — позади слышится хриплый баритон, а потом огромная лапища ложится мне на талию, вжимая в себя.

Какого черта?!

Резко оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с крепкой мужской грудью. Мне приходится задрать голову, чтобы разглядеть обладателя этого длиннющего и наглого тела, чья ладонь все ещё крепко удерживает меня за талию.

Карамельные радужки с неподдельным интересом скользят по моему лицу, а потом опускаются ниже, к груди. Я нарочно облизываю губы, потому что от этого соблазнительного шкафа пахнет каким-то дорогим парфюмом, и сложно думать о чем-то, кроме этого запаха.

Наглец ухмыляется, отчего на его щеке играет милая ямочка. Он вжимает меня в себя ещё сильнее и нарочито медленно ведёт ладонью по позвоночнику вверх.

— Узнаю аромат, — играет бровями, усмехаясь, словно издевается ещё больше. — Сколько текил принял вчера твой соблазнительный ротик?

— Какого черта ты себе позволяешь?

Пытаюсь вырваться, но он все ещё крепко меня удерживает. Он метра два ростом, не меньше. А я всего сто шестьдесят. Я как букашка для него.

И кто это вообще такой?

— Ты глухой или тупой?! — сильно бью его кулаком в грудь, но он только смеётся, как какой-то полоумный.

— Да вроде, ни то ни другое, — пожимает плечами и наконец-то отпускает меня, усаживаясь на кушетку. Он продолжает пялиться, и я быстро натягиваю штаны и рубаху, скрывая свои прелести под одеждой.

— Кто ты вообще такой? Какого хрена заходишь в кабинет без стука?

Незнакомец небрежно трясёт головой, разлохмачивая и без того неидеально уложенные смолисто-чёрные волосы. Его внешность поражает: высокие скулы, чётко очерченные губы, слегка вздёрнутый нос и пронзительно-карие глаза с золотистыми крапинками. В его чертах есть что-то дикое, необузданное — как у хищника, вышедшего на охоту.

Широкие плечи, обтянутые белой рубашкой, которая, кажется, вот-вот треснет по швам. Сильные руки с выступающими венами небрежно скрещены на груди. Он сидит расслабленно, но в этой расслабленности чувствуется скрытая сила.

Его красота какая-то неправильная, опасная — не та, что видишь на обложках журналов. Это красота человека, который знает себе цену и не боится показывать свои когти. В каждом его движении читается уверенность самца, привыкшего получать то, что хочет.

— Расслабься, малышка, — его голос низкий, с лёгкой хрипотцой. — Я здесь работаю. И, кажется, в моём кабинете имею право ходить без стука.

— Я тебе не малышка, это во-первых! — собираю вещи со стола, намереваясь свалить отсюда как можно скорее. — Во-вторых, ещё раз будешь распускать свои лапы, я сделаю с тобой то, что ты делаешь с бедными котиками!

Показываю в воздухе двумя пальцами режущие ножницы, прямо намекая на то, что будет с его яйцами, стоит ему только ещё раз меня коснуться. Он закатывает глаза и встаёт с кушетки, своей огромной фигурой движется к креслу и опускается в него, бросая взгляд на стол.

— Ого, какая грозная администраторша у нас появилась, — его губы растягиваются в ухмылке, а в глазах пляшут озорные огоньки.