ПРОЛОГ
Прохладный ветерок ласкал плечи.
Я невольно поежилась, хотя холодно мне не было... Наоборот – мне было жарко. Все во мне пылало и горело.
Все. И тело и душа. А как горело мое лицо. Словно у меня была лихорадка. Словно я больна сейчас.
Я обняла себя за плечи, как делают это люди, когда им холодно, и уставилась в крошечное окошко. Что-то разглядеть в нем было невозможно. Да и там – темно, ночь. Но я упорно пыталась, потому что боялась обернуться. Посмотреть в лицо прошлому... В его пронзительные и нежные глаза.
Я до конца не понимала чего я хотела. Чего я здесь делаю. Надо бы уйти, уехать, сбежать – так подсказывал разум. А вот эмоции словно приковали меня к этому месту.
Сзади послышались шаги, они были осторожные и по сути тихие... Но вокруг стояла такая тишина, что любой шорох казался громким.
И чем ближе ко мне подходил этот человек, тем сильнее я ощущала волнение. Сметение. А еще стыд.
Черт!
Я же замуж выхожу.
Послезавтра. Все готово, все устроено. Я так к этому готовилась. И эта свадьба – правильный, последовательный и логичный шаг в отношениях. Мы шли к этому. Да все вокруг шли и знали, что так должно быть!
Но, черт... Я же здесь!
Не одна. Но и не с будущим мужем.
И я понимала – я сама согласилась прийти. Никто не заставлял. Никто насильно не тащил. Просто – позвал.
Все звуки разом стихли. Я спиной ощущала чужой жар. Он стоял ко мне очень и очень близко...
Я закрыла глаза, пытаясь мысленно утихомирить разбушевавшееся в груди сердце, снизить градус тела, унять дикий жар внутри...
И вдруг теплые и крепкие ладони легли на мою талию.
Я дернулась. Но не от испуга или неожиданности.
А от своих ощущений от этого прикосновения. Такие яркие и эмоциональные они были. Такие болезненные, но при этом желанные.
– О чем ты думаешь? – этот вопрос, вместе с жаром, коснулся моего уха.
– Я наоборот – стараюсь ни о чем не думать.
Мой голос прозвучал сипло, но почти искренне.
Не думать – это не выход. Но выход же должен быть. И только я должна его найти. Прямо сейчас же!
Ну же!
Давай, понимай, что ты хочешь!
Уходи!.. Или?
– Почему?
– Я не знаю, – суетливо ответила и снова дёрнулась, вроде собираясь сбежать. Но мне не дали. Руки держали, причем не так уж и крепко. – Я ничего не понимаю...
Он усмехнулся. Я не видела, я просто почувствовала это.
– А если так? – слегка влажные губы коснулись моей шеи. Одна мужская рука покинула талию и оказалась на моем животе.
Господи!
Вот что со мной делают его прикосновения? Причём они не наглые и не требовательные. Да, провоцирующие, но это я так на них реагирую... Это я так воспринимаю. Он же не делает ничего такого, чему я не могла бы препятствовать...
А что делаю я?
Почему я стою и позволяю это? Обнимать меня за талию, гладить живот. Целовать шею, так неторопливо, дурманяще, жгуче.
Как, вообще, могу?!
Прощу ли я себя потом за это... Да даже за просто возникшее желание? Которое на столько сильно, что я готова шагнуть в пропасть. Готова утонуть в омуте. Готова опуститься в своих же глазах, на самое похотливое дно... Предательства.
А прощу ли я его?
Сможем ли мы, наконец, простить друг друга?
За все, что было.
И возможно – будет...
ГЛАВА 1
МЕСЯЦНАЗАД
– Я внимательно тебя слушаю, дорогой!
Слово "дорогой", да ещё с такой язвительной интонацией, я произнесла специально. Знаю же, что Пашка такое обращение к себе не любит. А я вот не люблю, когда мне звонят, пока я сижу за рулём.
Два часа! Два часа уже сижу. Смотрю перед собой на бесконечную асфальтированную дорогу и изредка по сторонам, где неровным забором мелькают стволы деревьев.
Честно, я не жалуюсь, ведь водить я люблю. Наверно это в крови – передалось от папы.
Вся его жизнь – автомобили и все с ними связанное. Папа владелец нескольких автомастерских, моек, автосалонов и крупного таксопарка в городе. И он часто брал маленьких меня и брата с собой на работу. Дядьки, работающие на папу, частенько выступали нашими временными няньками, и вместо игр предлагали нам покрутить гаечными ключами или сажали к себе на колени, за руль, и изображали гонки и погони...
Мне с детства хотелось научиться водить автомобиль по-настоящему. И я, только отпраздновав восемнадцатый день рождения, записалась в автошколу и сама сдала на права. И тут же попросила родителей подарить мне машину. Поддержанную механику.
В тот самый день, когда я получила в ГАИ долгожданные права, папа подарил мне мое первое авто. Ещё через год заменил его на новенькую иномарку. На этой красной малышке я и езжу вот уже шестой год.
Причем, езжу слегка привышая скоростной режим – я как тот самый русский, который не может не любить быстрой езды. А вот позвонивший мне только что Пашка наоборот – предпочитает ездить медленно. Я терпеть ненавижу когда мы куда-то ездим вместе и за рулём он – вечно ползет как черепаха!
А когда за рулём я, Паша чуть ли не молится, перекрещиваясь, и постоянно исполняет роль "помехи справа", крича, чтобы я не гнала и указывая мне что и как делать.
Однако расстояния я предпочитаю небольшие. Да и раньше не было такой необходимости ехать так далеко одной. А тут сто семьдесят километров. Пусть и в родные края, но все таки одной.
– Ты ещё не добралась? – раздался спокойный голос из динамиков машины. Что ж, Паша решил проигнорировать нелюбимое слово.
– Нет ещё. Еду, – раздражённо ответила я.
– Что-то ты долго...
– Ты же просил не гнать, – ехидно произнесла в ответ. – Да ещё я останавливалась на заправке...
– Говорил же тебе – заправь бак заранее, – перебил меня Пашка.
– Я останавливалась, чтобы выпить кофе и заодно посетить дамскую комнату. С баком полный порядок.
Ещё раз выдохнув, я открыла бардачок. Быстро нашла пачку сигарет и повертела ее в руках.
Я обещала Пашке бросить. И почти бросила. Максимум две-три сигаретки в неделю. На этой неделе как раз три сигареты и выкурены...
С досадой швырнув пачку обратно, я захлопнула бардачок и вышла из машины. Обошла свою бедную малышку.
Правое заднее колесо заметно спущено. Удивительно, что я вообще смогла сюда доехать... Ладно, это не самое страшное, запаска-то у меня есть... а вот домкрата нет. Значит, придется звонить папе. Он пришлет мне мастера. Причем – лучшего.
Я вернулась к водительской двери, залезла в салон и достала из сумочки телефон. Уже сняла блокировку и собралась набрать номер папы, но тут услышала противный скрип ворот, а в след за ним мужской голос:
– Что-то случилось?
На автомате заблокировав телефон, я шагнула к обладателю голоса. А увидев кому он принадлежит, мягко говоря, удивилась.
Высокий юноша, голый по пояс, в джинсовых шортах, запачканных и неаккуратно обрезанных. Тело скорее худоватое, но поджарое – есть мышцы на руках, груди и довольно неплохой пресс. Светлые волосы падают на лоб, густые брови, светлые глаза. Лицо милое, но черты мужественные: скулы, подбородок... Щеки тоже испачканы, в разводах. В грязных руках не менее грязная тряпка, о которую он старательно вытирал почти черные ладони...
Но удивилась я не от созерцания юноши. Удивилась я от того, что узнала его.
И совсем не ожидала увидеть.
– Колесо... Проколола, – ответила я, останавливаясь у багажника как в замедленной съёмке и кивая на испорченное колесо. И заодно приглядываясь к юноше с немым вопросом в лице – а узнал ли он меня?
– Запаска есть? – поинтересовался он. Я молча кивнула, не отрывая глаз от Димы...
Дима, ох Дима. Повзрослел, возмужал и даже голос поменялся.
Сколько мы не виделись?
Лет пять?
Неужели я настолько изменилась за эти пять лет, что он меня не узнал?
Приглядывается ко мне, внимательно, разглядывая сверху вниз. А мне стало как-то не по себе. Мои шорты и футболка показались чересчур короткими.
Дима вдруг криво усмехнулся и, шагнув назад, скрылся в помещении. Я попыталась заглянуть, но парень быстро вернулся, причем с домкратом в руках. Положил домкрат у проколотого колеса и замер в ожидании, а я, опомнившись, открыла багажник. Начала разгребать завалы шмотья в пакетах. Вещей много, они даже не все поместились в багажнике, несколько пакетов лежали в салоне.
Я сгребла свое добро в сторону и откопала наконец колесо. Дима опять усмехнулся, вытащил запаску и, поставив ее у двери, начал устанавливать домкрат. А я замерла на месте, наблюдая за действиями Димы. Ловко, умело, даже играюче, и все движения отображаются на его спине. Мышцы, перекатываются, напрягаются, расслабляются...
А вон шрам, чуть выше поясницы. Однажды одной вредной девушке захотелось соседских вкусных яблок. И Дима полез через забор. Но на обратном пути сорвался, порвав футболку и ободрав спину. Я лично тогда обрабатывала эту рану. А Дима стойко терпел, даже когда я нарочно делала ему больно... И делала я это часто...
– Все, – произнес вдруг Димка, выпрямляясь. Я посмотрела вниз – колесо заменено, проколотое валяется рядом. Как быстро.
– Я что-то должна? – неожиданно сухо спросила я.
– Да... Сто рублей. На кофе, – ответил он и в очередной раз криво усмехнулся.
Я молча кивнула, достала из заднего кармана шорт смятые купюры, которые остались сдачей с кафе заправки. Двести рублей. Я протянула Диме обе купюры со словами:
– Спасибо. Тут на двойной.
Дима забрал деньги, небрежно сунул их в карман и, взяв домкрат, направился в помещение.
– Всего доброго. Аккуратнее на дорогах, – бросил он, не оглядываясь и закрыл за собой ворота. С тем же жутким скрипом.
А я осталась стоять в недоумении. Не веря этой ситуации и совершенно не понимая – что это было?
Почему, черт побери, меня не узнали? Или... сделали вид?
А что я ожидала, что он кинется обниматься?
Да и я, почему я сама промолчала, не улыбаясь и не предлагая свои объятия старому знакомому?
Хм, знакомому...
А кто он мне? "Не друг, не враг, а так"? Именно – а так. А значит – знакомый. Насколько близкий, настолько и далёкий. И в прошлом и в будущем.
Зачем-то пнув злосчастное проколотое колесо, я подошла к водительской двери. Села в машину, завела мотор и покинула территорию бывшей котельной.
Однако отъехала не далеко. Свернула к кустам и заглушила двигатель. Взгляд устремился на здание от которого я только что отъехала.
Все таки надо же, какая встреча. А я уже и забыла о существовании этого человека. Точнее – не вспоминала...
Ладно, вру, вспоминала. Но очень редко и со скребучими кошками на душе. Стыдно просто, за то что было.
В памяти так явно вдруг встал тот Димкин взгляд, с последнего нашего разговора... О, боги, мурашки по коже от таких воспоминаний. От глаз Димы, которые в тот момент были ясно голубые.
У него уникальные глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения и его настроения: от серых до ясно-голубых. По таким глазам, кстати, можно было прочитать все его эмоции. Честные, искренние, настоящие...
Но так, видимо, было раньше. Сейчас я видела глаза не того пацана, а уже взрослого парня.
Сколько ему сейчас?
Двадцать... Два?
Нет, мне почти двадцать шесть, а Дима на три года младше. Значит – двадцать три. Да, в мае исполнилось. Число даже помню – четвёртое. Еще бы мне не помнить...
Пока я думала, не заметила, как руки открыли бардачок и достали сигареты и зажигалку. Я все-таки закурила.
Ну надо было мне, надо было. Покурить, подумать, быстро вспомнить и так же быстро забыть. Об этой встречи.
Даст бог – первой и последней.
– Ты долго! – закрывая за мной дверь, сказала мама.
– Так получилось, – устало ответила я и, едва касаясь губами, чмокнула родительницу в щеку. – Папа дома?
– Дома.
Я сняла босоножки и босиком прошлепала в гостиную.
Папа сидел на диване, листая журнал с автомобилем на обложке. Услышав, что я вошла, он поднялся и шагнул мне на встречу, широко раскрыв руки. Я буквально влетела в его объятия и расцеловал папу.
– Как доехала? – спросил он, присаживаясь обратно на диван. Я села рядом, залезая на диван с ногами, и прижалась к папе. Обняла со всей нежностью, на которую только была способна и ответила:
– Нормально.
Не знаю почему я соврала. Вот не захотелось мне рассказывать о случившемся с колесом. И о Диме. Папа может и не знать, что он в городе, и это странно – Дима клялся и божился, что ноги его в наших окрестностях не будет.
Так почему он тут?
Что его заставило передумать?
Вряд ли я. Ведь и меня здесь долго не было, лишь редкими приездами я навещала малую родину, да и то почти никуда не выходила.
Интересно – Дима у Андрюхи живет?
А еще интересно в курсе ли все же папа?
Отношения между папой и Димой, практически сразу после знакомства, стали почти родственные.
Папе нравился Димка, он хорошо к нему относился, Дима отвечал взаимностью, папу он всегда уважал, прислушивался. Ведь Димка рос без отца в бабьем царстве... Ему нужен был такой человек и он безсознательно к нему тянулся.
Вот только о наших истинных отношениях с Димой папа не в курсе. Он считал его приятелем сына, с которым общалась и я.
Кстати, брат-то уж точно должен все знать про Диму. Но мне почему-то ничего не рассказывал...
Почему-почему. Потому, что он всегда был на его стороне. Как-то чересчур быстро Арс подружился тогда с Димой.
Ничего, с брата я спрошу.
– Чай будешь? – заботливо спросила мама, заходя в гостиную.
– Я бы вообще поела, – ответила я. Мама кивнула и удалилась в сторону кухни. И буквально через секунду вернулась.
– Вера сейчас накроет, – поведала мама, присаживаясь в кресло, стоявшее во главе стола. Посмотрела на нас с отцом с чем-то, похожим на улыбку. Я не особо верила мимике мамы – она могла сыграть все, что угодно.
– А где Арс? – поинтересовалась я у родителей.
– Арсений, – поправила мама, не любила она как мы сокращённо называли моего брата. Да и вообще, у мамы странная привычка называть всех полными именами. Даже нас, своих детей и мужа, уменьшительно-ласкательно она не называет. – Твой брат у Виктории своей, – эта фраза прозвучала явно пренебрежительно. – Он дома почти и не появляется.
– У Вики? Она ж живёт с мамой в однушке, – удивилась я. Ответил мне папа:
– На лето Викина мама уезжает на дачу.
– Вот что за глупость, да, дочь? У нас им было бы лучше: большой дом, воздух, домработница, – мама нахмурилась и посмотрела на меня в ожидании поддержки. Я промолчала, а вот папа нахмурился в ответ:
– Ребятам захотелось пожить вдвоем. Самостоятельно. По мне так – это очень полезно. Сближает.
– Куда уж ближе. Ещё чуть-чуть и младший ребенок нас сделает бабушкой и дедушкой раньше старшего, – мама сказала это как-то надменно. Чересчур театрально. И от этого не понятно, чему она больше не рада: стать бабушкой детям сына от Вики или вообще стать бабушкой?
– Вообще, странно, что они до сих пор вместе... – тихо произнесла я.
– Чем вам так Вика не угодила? – удивился отец. – Хорошая девочка.
– Хорошая, – мама мимично передразнила отца. – Ветеринар! Вот что это за профессия, котам яйца кастрировать?
Вот тут я решила заступиться:
– Нормальная профессия. Она ж не только яйца кастрирует. Она животных лечит... Ну не всем же быть выдающимися актрисами, как ты, мамуль, – получилось язвительно. Ну не могла я промолчать. Не могла не съязвить. Хотя папа очень просил этого не делать. Но мамина профессия – моя самая больная тема. Впрочем и для мамы с папой тоже.
Папа познакомился с мамой на студенческих танцах. И, по его словам, влюбился в эффектную блондинку, умницу, красавицу, старшекурсницу театрального ВУЗа, с первого взгляда. Долго ее добивался, ухаживал, отбивал других ухажеров и, в конце концов, добился – женил на себе.
Мама ещё до свадьбы поставила папе лишь одно условие: в ближайшее время никаких детей. Ей светила огромная перспектива в театре, в который ее пригласили сразу после выпускного спектакля. А карьера для нее была, да и осталась после, важнее.
Но, как выразился папа, бог решил за нас – мама через пару месяцев после бракосочетания все таки забеременела. Мной. Безумно счастливый папа тут же начал уговаривать жену оставить "плод их любви". Мама металась, но согласилась. Однако боясь потерять ведущее место в спектаклях, выступала в театре до последнего – я родилась раньше срока и чуть ли не за кулисами.
И сразу же после выписки из роддома была передана в зоботливые бабушкины руки. А мама вернулась на сцену.
Но родители, видимо, были не осторожны и вскоре мама забеременела ещё раз. С жутким скандалом мама согласилась оставить и этот "плод любви".
Об новорожденном Арсе тоже заботилась бабушка. Которая, собственно, обо всем об этом нам и рассказала.
Да, не любила свекровь свою невестку, считала ее отвратительной хозяйкой и мамой. И ба, увы, оказалась права. Мы с Арсом, как бы это громко не прозвучало, не знали в детстве материнской любви. Мама вечно разъезжала по гастролям с труппой своего театра. Покоряла города, слушала авации, получала признания. Она считалась лучшей актрисой труппы, и именно театр был ее основной семьёй. А мы так – приложение и видимость счастливой семейной жизни.
Хотя папа действительно маму очень любит. До сих пор. Смотрит на нее восхищённыем взглядом и потакает всем ее капризам.
Из театра маму проводили на пенсию четыре года назад. Проводили хоть и с почастями, но маму это ужасно расстроило. Жуткая затяжная депрессия преследовала маму. Бутылка вина – ее ежедневная спутница на то время.
Папа решил помочь любимой выйти из депрессии – подарил жене салон красоты. И мама снова расцвела.
И вдруг запоздало решила начать вмешиваться в нашу жизнь. Постоянные звонки, вопросы, советы, чрезмерная забота. Она со всем этим опаздала и, к сожалению, сама этого не понимала. Я уже давно привыкла по всем вопросам и за всеми советами обращаться к папе. Ведь в детстве он был для нас с братом не только папой, но и мамой. И весьма отлично справлялся с двумя этими ролями, хотя первые несколько лет ему помагала бабушка. Потом она умерла, но папа уже знал как с нами обращаться и несмотря на работу, всегда находил на нас время.
Это он был рядом, когда мы пошли и закончили школу. Это он собирал и отправлял брата в спортивные лагеря. Это он помогал нам найти себя, когда мы путались. И это он поведал мне о критических днях, и он же купил мои первые прокладки. Это к нему я приходила со своими слезами и соплями, когда ругалась с очередным молодым человеком.
Если меня спросят, как это часто делают в детстве, кого ты больше любишь: маму или папу? Я не задумываясь отвечу второе.
И сейчас я понимала, почему Арс решил пожить у Вики. Он попросту сбежал от мамы. Как, собственно, и я четыре года назад. Сбежала при первом удобном случае в соседний город. И за это большое спасибо моему Пашке – это он порекомендовал меня в секретарши своему начальнику. И как-то все сложилось, в один пазл: поздняя опека мамы, увольнение с предыдущего места работы, приглашение Пашки и отсутствие личной жизни. И я сорвалась.
По приезду Пашка меня приютил у себя. Мы жили в одной съемной квартире, в разных комнатах. Сначала как соседи. Но как выяснилось спустя полгода, когда мы добрались до квартиры после корпоративной пьяной вечеринки, Паша был влюблен меня с момента нашей первой встречи, но всегда стеснялся и боялся подступить ко мне. Тем более тогда я встречалась с его лучшим другом, с Андреем... Да и потом боялся, даже когда я приехала и жила в соседней комнате. Но все таки решился, сначала, хоть и пьяно, но признался, а потом начал ухаживать... Красиво ухаживать.
И вот уже три года как мы вместе. А два месяца назад решили узаконить наши отношения и вернуться жить в родной город. Пашке здесь пообещали более перспективное место, не просто помощника адвоката, а уже лидирующего юриста в самой известной в области адвокатской конторе.
Я согласилась, на все: на предложение руки и сердца и на переезд. Точнее на возвращение в родные края. Ведь сама свою карьерную лестницу не построила. Уволилась полгода назад. Потому как быть вечной секретаршей я не хочу. Пашка оказался совсем не против, он зарабатывал достаточно, чтобы содержать не только нас двоих, но и, как он выразился, мою красоту.
– Какие у нас ближайшие планы? – неожиданно спросил папа.
– Ты про свадьбу? – уточнила я. Папа кивнул. – Я пока сама не знаю толком, встреча с организатором только в понедельник. Вот он и должен был составить полный список всех дел и планов.
– Павел когда приедет? – спросила мама.
– В пятницу. Кстати, – я обратилась к папе. – В субботу у нас обед с родителями Паши. Лучше в ресторан или пригласим их к нам?
– Лучше к нам, – ответила за папу мама. – Вера приготовит праздничный ужин.
Только мама вспомнила про Веру, как домработница появилась в гостиной. Накрыла на стол. Причем щедро и с размахом: горячее и два салата. Мама есть не стала, сославшись на то, что после шести она не ест, а вот папа компанию мне составил.
После ужина, поблагодарив Веру за еду, я отправилась в свою комнату.
За все то время, что я здесь не жила, комната совсем не изменилась. Даже мягкие игрушки как и прежде украшали верхние полки стеллажа.
Я их всегда любила и не желала с ними расставаться. И сейчас с трепетом рассматривала плюшевых зверей, сидящих дружно в ряд. Особенно долго смотрела на бежевого медведя в заводских заплатках.
И только спустя несколько секунд вспомнила – его мне подарил Димка. На восьмое марта. Получив тогда свою самую первую зарплату, отработав несколько смен у отца на мойке.
Н-да, в тот праздничный день, вручив с широкой улыбкой свой подарок, Дима ожидал от меня другой реакции, а я ему сказала, из вредности:
"Что, я маленькая что ли, получать такие подарки?"
Дима сильно расстроился, ответил:
"Я думал что тебе нравятся мягкие игрушки..."
А мне они действительно нравились, и Димкин медведь был милым и очаровательным, но а я была жуткой врединой. Мне безумно нравилось издеваться над блондинистым пацаном, которого я всерьез не воспринимала.
И это ещё самое безобидное, что я ему сказала и сделала.
Телефонный звонок вернул меня из воспоминаний. Я достала аппарат из сумки и, увидев имя абонента – Наташа – тут же сняла трубку.
– Ну, здравствуй, невеста! – услышала я весёлый голос подруги. – Ты уже в городе?
– Привет, Натусь, да, дома.
– Отлично. Смотри, я быстро, а то клиентка ждёт, – Наташка шумно затянулась, видимо выбежала на перекур. – Завтра вечером у нас девичник.
– Не рано ли?
– Нет, не предсвадебный девичник. А просто встреча подружек. Затусим, Ксюха, как в старые-добрые времена.
– Не надо как в старые, не хочу отчитываться перед твоей мамой, притащив твое пьяное тело домой, – напомнила я, усмехнувшись.
– Ай-яй-яй, стыдно припоминать подруге такие грешки юности. Я ж тоже могу, – Наташка тоже усмехнулся. – В общем, встречаемся завтра в пять у "Котла" и точка. Отказы не принимаются.
– Слушаюсь и повинуюсь.
– Eins, zwei, drei, vier, fünf, sechs, sieben, acht, neun, aus... – сигнал моего будильника разрушил тишину дома. Я давно привыкла просыпаться под что-то тяжелое, Пашка уже тоже не жалуется, а вот родители могут обалдеть от таких звуков.
Я поспешила выключить будильник, проведя пальцем по экрану. Потом поднялась с кровати и, потягивпясь, шагнула к окну. Раздвинула плотные шторы и поймала лицом теплые, утренние лучи солнца.
Доброе утро!
Улыбка сама появилась на лице, я ещё раз потянулась, на мысочках, и направилась в ванную.
После утренних процедур, я, не передеваясь, в пижаме, пошла на кухню. Включила кофемашину и открыла холодильник.
Завтрак. Я на автопилоте достала яйца, сыр и зелёный лук. Разбила яйца в миску и принялась мешать их вилкой... И только тогда сообразила, что делаю. Все, это уже условная привычка.
За три года отношений с Пашей, я привыкла просыпаться первой и готовить нам утренний прием пищи. Пашка любит своеобразный омлет: без молока и соли, просто взбить яйца, потереть в них сыр и покрошить зелёный лук. И обжарить микс этих ингредиентов блином, с двух сторон.
Что ж, привычки есть привычки, угощу завтраком первого, кто проснется.
Кстати, за эти полгода моего безделья, я многое чего научилась готовить. Конечно, я умела делать это и раньше, но, в основном, что-то рядовое и простое, тут бабушка постаралась, научила. А когда ты сидишь дома, это первые пару месяцев хорошо, посвещаешь время себе любимой, но потом становится скучно. И я нашла себе занятие: открывала кулинарные сайты, выбирала блюда посложней и баловала ими Пашку по вечерам.
– Доброе утро, – услышала я папин голос и обернулась. Папа стоял в дверях кухни, застегивая пуговицы рубашки на манжетах.
– Доброе, – улыбнулась я. – Завтракать будешь? А то я по инерции приготовила на двоих.
– Ты приготовила? – удивился папа. – Буду, конечно. С удовольствием.
Я разложила омлет по двум тарелкам, поставила их на стол. Папа в этом время налил нам кофе.
– Знаешь, я очень рад, что ты вернулась, – сказал он вдруг. – Я скучал.
– Я тоже, пап, – улыбнулась я и чмокнула родителя в щёчку.
Папа устроился за столом, разглядывая идеальный, на мой взгляд, омлет, и вооружился вилкой. Попробовав кусочек, родитель удовлетворенно кивнул.
Мне безумно нравилось наблюдать когда кто-то ел то, сто я приготовила. Странное, но безумно приятное удовольствие. И сейчас оно у меня тоже было.
– Вы решили где будете жить? – поинтересовался папа, глотнув кофе.
– Купим квартиру, где-нибудь в центре. А пока поживем здесь, если вы не против, конечно. Обещаю, что это недолго, – я хмыкнула. – С мамой я долго не выдержу.
– Ксюш, – ласково произнес папа, качнув головой. – Не будь к ней так строга. Она искренне пытается додать то, что не дала раньше.
Я вздохнула:
– Ты же понимаешь, что поздно?
– Как сказал один умный человек: пока ты жив, ничего ещё не поздно.
Мне захотелось поспорить, но я не стала. Мысленно махнула рукой. Незачем портить это хорошее утро.
– Надеюсь, после свадебного путешествия уже переберемся в свое гнездо, – сообщила я. – Пашка обещал.
– Молодец твой Пашка, – как-то странно произнес папа и отправил в рот вилку с остатками завтрака.
– Тебе он не нравится? – спросила я.
– Главное, чтобы тебе он нравился. Ты счастлива и я счастлив.
Я улыбнулась. Хоть и с грустью. Моих ухажеров папа никогда не жаловал. Причем, любых. Зато все девушки брата уже заочно нравились нашему родителю.
Раньше мне казалось это странным, но когда я увидела, что маме, наоборот, нравятся мои пассии и категорично не нравятся пассии брата, поняла – это просто родительская ревность по половому признаку. Это нормально.
Только я вспомнила о маме, как она появилась на пороге кухни. Надо же, мамуля соизволила так рано проснуться.
– Какая идиллия, – произнесла она. – Доброе утро, семья, – мы с папой лишь кивнули. – А что, Вера уже пришла?
– Нет, вроде, – ответил папа.
– А кто вам завтрак приготовил? – Папа молча кивнул на меня, а мама удивлённо приподняла брови и покосилась на пустую сковороду, стоящую на плите.
Готовить мама не умела. Даже бутерброды она сготовить не могла не порезав пальчик. Поэтому в нашем доме появилась Вера. Ну а я никогда не демонстрировала при ней свои умения в кулинарии.
– Ладно, красавицы мои, мне пора, – папа отложил вилку, отодвинул от себя пустую тарелку и поднялся из-за стола. – Спасибо, было очень вкусно.
Родитель поставил тарелку в мойку, поцеловал меня, потом подошел к жене. Мамуля демонстративно поправила ворот мужской рубашки и тоже получила поцелуй. Более страстный, чем мой, сто было понятно. Родители до сих пор безумно любили друг друга – это видно.
Когда папа вышел с кухни, мама подошла к чайнику и нажала кнопку. По утрам бывшая актриса пьет исключительно чай с бергамотом.
Не считая закипающего чайника, на кухне повисла тишина. Я старалась как можно быстрей доесть и отправиться в свою комнату. Однако мама после щелчка, оповещающего что вода вскипела, вдруг поинтересовалась:
– Забыла у тебя спросить вчера, ты со свадебным платьем уже определилась?
– Да, выбрала фасон, сняла мерки, – ответила я. – Платье почти пошили, его обещали доставить к нам на следующей неделе.
– Я думала, что платье мы выберем вместе, – с грустью произнесла мама.
– Ну, извини, – пожала я плечами. Шагнула к мойке, вымыла тарелки за собой и за папой. – Так получилось, Пашка помагал известному модельеру в деле о разводе. И мы решили воспользоваться возможностью заказать эксклюзивные свадебные наряды по очень выгодной цене, – мама нехотя и с той же грустью кивнула.
Играет?
Или ей правда хотелось выбрать платье вместе со мной?
Трудно поверить человеку, для которого жизнь – это театр. И она сама не раз об этом говорила.