Просто открой дверь...

Глава 1.

Дверь кабинета открылась с тихим скрипом, впуская Алину в мир стерильной белизны и едва уловимого запаха медикаментов.

Она сделала шаг и замерла, словно наткнувшись на невидимую стену. За столом, вместо привычной Марины Аркадьевны, сидел он. Андрей Владимирович. Отец ее лучшей подруги. Мужчина из ее самых откровенных снов — высокий, широкоплечий, с пронзительными глазами цвета неба и серебряными нитями в густых темных волосах, которые делали его только более властным и притягательным.

Кровь мгновенно отхлынула от ее лица, чтобы тут же вернуться обжигающей волной стыда.

— Алина? — его глубокий, бархатный голос, прозвучал как приговор. Он поднялся ей навстречу, и его внушительная фигура, казалось, заполнила все пространство. — Какими судьбами? Проходи.

— Я… я, наверное, ошиблась кабинетом, — пролепетала она, инстинктивно пятясь к выходу. Мозг лихорадочно искал путь к отступлению. Рассказать ему о своей унизительной проблеме? Невозможно.

— Вряд ли, — он мягко улыбнулся, и эта улыбка, которую она обожала, сейчас казалась ловушкой. Он обошел ее и встал между ней и дверью, его движение было плавным и уверенным. — Марина Аркадьевна в отпуске, я ее заменяю. Так что ты по адресу.

— Я лучше в другой раз зайду, правда, это не к спеху, — ее голос дрожал.

Он шагнул ближе, и Алина почувствовала аромат его дорогого парфюма, смешанный с запахом уверенности. Он мягко взял ее за локоть, и от этого простого прикосновения по ее телу пробежали огненные мурашки.

—Алина, — его тон стал серьезнее, но в то же время как-то интимнее. — Я врач. Передо мной не нужно стесняться, и уж тем более не нужно убегать. Я вижу, что тебя что-то тревожит. Поверь, какую бы деликатной ни была твоя проблема, я здесь, чтобы помочь тебе ее решить. Сейчас ты мне все расскажешь и мы сможем все исправить... вместе. Хорошо?

Слово «вместе» прозвучало слишком многообещающе. Под гипнозом его голоса и взгляда она позволила усадить себя на стул.

Он сел напротив, и начался стандартный опрос. Дата последней менструации, регулярность цикла... Алина отвечала механически, чувствуя себя бабочкой, приколотой к пробковой доске его изучающим взглядом.

—Начало половой жизни? — задал он следующий вопрос, занося ручку над картой.

Вот он. Момент истины. Воздух в легких закончился.

— Я… я как раз по этому вопросу, — выдавила она, чувствуя, как щеки снова заливает краска.

Он отложил ручку и посмотрел на нее в упор. В его глазах мелькнула тень чего-то иного, не совсем врачебного. Любопытство? Интерес?

— Так ты хочешь начать? — спросил он тихо, и этот простой вопрос прозвучал оглушительно двусмысленно.

— Я… я попробовала, — прошептала она, опустив глаза. — Но… не получилось.

— Не получилось? — повторил он, словно пробуя слова на вкус. — Что конкретно не получилось? Расскажи мне подробнее.

И она, сгорая со стыда, рассказала о недавнем свидании. О боли, такой резкой и невыносимой, что пришлось все прекратить. О своем страхе и о решении прибегнуть к хирургической помощи.

Он слушал, не перебивая, его лицо оставалось бесстрастным. Но когда она замолчала, он наклонился чуть ближе, и его голос стал еще тише, заставляя ее вслушиваться в каждую интонацию.

— Чтобы я мог помочь, мне нужны детали, Алина. Это важно, — сказал он, и от его профессионального тона ей стало только хуже. — Что конкретно вы делали? В какой позе это происходило? В какой момент появилась боль?

Каждый вопрос был как маленький раскаленный гвоздь, вбиваемый в ее и без того истерзанное смущением сознание. Ей пришлось, заикаясь и краснея до корней волос, описывать самые интимные моменты своего первого, неудачного опыта. Она чувствовала себя полностью обнаженной перед ним, и эта нагота была куда страшнее физической.

— Твой партнер был… настойчив? Он пытался преодолеть твое сопротивление, когда тебе стало больно? — его вопросы становились все более безжалостными, заставляя ее заново переживать унижение той ночи.

Она отрицательно покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

Он помолчал, давая ей перевести дух. Густой, почти осязаемый воздух в кабинете звенел от напряжения.

— Мне нужно провести полный осмотр. Снимай верх и садись на кушетку, — его голос был ровным, почти будничным.

Дрожащими пальцами она расстегнула блузку, позволяя ей соскользнуть с плеч.

Кружевной бюстгальтер показался ей сейчас верхом пошлости. Медленно, под его изучающим взглядом, она расстегнула застежку сзади и позволила ткани упасть. Ее грудь, высокая и упругая, оказалась обнаженной перед ним.
Он подошел ближе, и она инстинктивно втянула воздух. Его руки были теплыми. Он начал осмотр, пальцы профессионально прощупывали каждую дольку, но его движения были слишком медленными, слишком нежными. Это не было похоже на медицинскую процедуру. Это была ласка. Он очерчивал контуры ее груди, и ей казалось, что кожа под его прикосновениями плавится.

А потом его большой палец, как бы случайно, скользнул по ее соску. Он мгновенно откликнулся, затвердев и сморщившись в тугой бугорок. Алина задержала дыхание. Он не убрал руку. Наоборот, он чуть сжал пальцы на другой груди, и второй сосок тут же последовал примеру первого.

Он прекрасно видел ее реакцию, видел, как потемнели ареолы, как напряглось ее тело. И от этого осознания по ее венам побежал огонь, заставляя низ живота сладко ныть.

— Хорошо, — его голос прозвучал с бархатной хрипотцой. — Теперь иди на кресло.

Она встала, чувствуя себя пьяной без вина. Она была возбуждена. Сильно. И сейчас он это увидит. Увидит доказательство того, как он на нее действует. И этот стыд, смешанный с тайным, порочным восторгом, заставлял ее желать его еще сильнее.

Когда она устроилась, он встал между ее ног. Он не спешил. Просто смотрел на нее сверху вниз, и в его взгляде читалось что-то откровенно мужское.

- Расслабься, я буду нежен.

Глава 2.

Я стою посреди своей квартиры, и смотрю на маленький белый листок. Адрес. Время. В ушах, как эхо, звучат его слова: «Будь послушной девочкой…»

И память выдергивает меня из настоящего. Она швыряет меня на три года назад, на раскаленные плиты у бассейна, в жаркий июль.

Мы с Катей, его дочерью и моей лучшей подругой, валяемся на шезлонгах у бассейна в их загородном доме. Воздух пахнет хлоркой, скошенной травой и дорогим кремом для загара. Мы смеемся, болтаем о ерунде, о парнях из нашего класса, которые кажутся такими нелепыми и нескладными.

— Алин, я сейчас умру, — тянет Катя, растекаясь по шезлонгу, как подтаявшее мороженое. — Серьезно, еще пять минут, и от меня останется только лужица. Сгоняй в дом, а? Принеси лед и лимонад. Ты моя единственная надежда.

— Уже бегу, — киваю я, благодарная за предлог сбежать от этого безжалостного солнца.

Босые ступни обжигает плитка, и прохлада огромного дома встречает меня как рай. Я зажмуриваюсь, привыкая к приятному полумраку. Тихо. Я проскальзываю на кухню, сверкающую сталью и белым глянцем, и распахиваю массивную дверь холодильника. Блаженная волна холода овевает лицо.

Сначала лед. Я открываю морозильную камеру, достаю пластиковую форму, вытряхиваю звонкие кубики в высокий стакан. Легко. Затем ищу глазами лимонад. Вот он, в большом бутылке, запотевшей от холода. На самой верхней полке.

«Черт, какой высокий холодильник», — проносится у меня в голове.

Я осматриваюсь в поисках табуретки, хоть чего-нибудь, на что можно было бы встать.

— Помочь?

Голос раздается так близко и неожиданно, что я вздрагиваю и чуть не роняю стакан со льдом. Я резко оборачиваюсь. И замираю, забыв как дышать.

Он. Андрей Владимирович.

Он стоит, прислонившись к дверному косяку, словно появился из воздуха. На нем только серые спортивные шорты, низко сидящие на бедрах. Белое полотенце перекинуто через шею. А я пялюсь на его загорелую грудь. И вижу ее. Одну-единственную каплю воды, которая каким-то чудом задержалась в ямочке у его ключицы. Она медленно начинает свое путешествие вниз, скользит по изгибу грудной мышцы, по дорожке темных волос, стремящихся к поясу шорт… Я залипаю. Я слежу за этой каплей так, словно от этого зависит моя жизнь. Весь мир сужается до этой блестящей точки на его коже.

— Ты Алина, верно? Подруга Кати.

Его голос вырывает меня из оцепенения. Я чувствую, как кровь бросается мне в лицо, заливая щеки и уши. Он видел. Он точно видел, как я пялилась.

Я могу только судорожно кивнуть.

— Андрей Владимирович. — Он не улыбается, скорее, чуть усмехается одними уголками губ. Его глаза — ясные, голубые, прохладные, как лед в моем стакане. И очень внимательные. Они смотрят так, словно видят не только мое смущение, но и причину этого смущения.

Он отталкивается от косяка и подходит ко мне. Я инстинктивно вжимаюсь спиной в холодную дверь холодильника. Он не останавливается, пока не оказывается совсем близко, нависая надо мной. Я чувствую жар, исходящий от его тела, и свежий, терпкий запах мыла и чего-то неуловимо мужского. Он легко протягивает руку, и его бицепс напрягается прямо у моего лица. Одним движением он достает бутылку.

— Держи, — говорит он, и его голос звучит как-то глубже здесь, в замкнутом пространстве между ним и холодильником.

Протягивая мне кувшин, он намеренно или случайно касается моей руки своей. Его кожа горячая. По мне словно пробегает разряд тока, от которого на коже выступают мурашки. Я торопливо забираю кувшин, боясь снова встретиться с ним взглядом.

— Спасибо, — шепчу я, глядя куда-то в район его груди.

Я хочу убежать, испариться. Я делаю шаг в сторону, чтобы обойти его. Он не двигается, заставляя меня проскользнуть мимо него, почти касаясь его тела.

— Не обгорите там, — бросает он мне в спину.

Я не оборачиваюсь. Я вылетаю из дома, сердце колотится как бешеное. Мне почти семнадцать, и я только что поняла, что все мои школьные влюбленности были детским лепетом. Вот он. Настоящий мужчина. Сильный, уверенный, с аурой такой власти, что рядом с ним хочется стать меньше, незаметнее. И в то же время — отчаянно хочется, чтобы он тебя заметил.

Все эти три года я жила с этим образом в голове. Он был моим запретным плодом, тайной фантазией, мерилом всех мужчин, которые неизменно проигрывали ему в сравнении. Он был недостижим. Отец подруги. Чужой. Взрослый. Запретный.

А теперь в моей руке листок с адресом отеля.

И этот недостижимый, запретный мужчина ждет меня там. После того, что он сделал со мной в своем кабинете. После того, как он увидел меня — униженную, испуганную, и до безумия возбужденную.

Тот мужчина был мечтой. Безопасной фантазией, которую можно было лелеять перед сном, представляя его сильные руки, его глубокий голос. А мужчина в кабинете был реальностью. Обжигающей реальностью, которая ворвалась в мою жизнь, сорвала все покровы и заглянула прямо в душу. Он увидел мой голод. И ему это понравилось.

Я снова смотрю на листок в своей руке. Буквы ровные, уверенные, с сильным нажимом. Адрес отеля в центре города. Место, где респектабельные мужчины вроде него решают нереспектабельные вопросы.