Простодушны и доверчивы. Книга 1

Пролог

Потом она долго жалела, что вообще вышла в тот день из дома. И дались ей эти грибы?

– Куда тебя чёрт понёс?!

Лёка разогнулась и посмотрела в ту сторону, куда улетел громогласный вопль бабуленьки. А где Светка? Сестрёнки нигде не было. Ни в обозримом пространстве, ни в ельнике, по кромке которого они бродили. Если Ветка туда и забралась, то давно прошла его насквозь и убрела дальше: ни одна ветка не колыхнётся. Хотя… Макушка одной из ёлок вроде качнулась.

– Туда-туда, – заметив, как старшая внучка крутит головой, буркнула бабуленька и разворчалась: – Сказала же: в ту сторону ни ногой. Не девка, а наказание!

– Болото в другой стороне. Не утонет, – на всякий случай напомнила Лёка.

Раздумывая: и чего тревожиться по пустякам? Особенно в такой чудесный денёк. На их любимом месте, куда ещё не занесло ни единого грибника. Здесь белых грибов больше, чем бородавок на жабе. И это всего лишь середина августа. В начале сентября тут не протолкнёшься – покосилась Лёка на пузана в аккуратной, не тронутой червями шляпе. Буквально умолявшего отправить его в корзину – по роже видать.

В конце концов – раздражённо фыркнула она – Ветке не пять лет: семнадцать. Этот лес она исходила вдоль, поперёк и наискось. Даже потеряв их, мимо грунтовки не промахнётся: где-нибудь туда выйдет. Болото и вправду по другую сторону – да и Ветка в него не полезет: не дура.

Что ж тогда растревожило их почтенную Ладу Всеславну? Почему она им с детства талдычила: в этот ельник ни ногой?

Положим, маленькой Лёка верила, что тамошний леший-злыдень только и ждёт, чтобы ухватить её поперёк живота. Уволочь в свой грязный раздолбанный домишко и там мучить. Но теперь-то попробуй, перехвати поперёк живота ту же Светку: насмерть залягает дылда длинноногая. Не позволит безнаказанно лапать себя какому-то озабоченному лесному дикарю. Леший он там, не леший…

Не разгибаясь, Лёка покосилась на бабуленьку: той на месте не оказалось.

– Ветка! – донеслось уже из ельника, причём с той самой запретной стороны. – Не смей меня пугать! Откликнись, паразитка!

На чём Лада Всеславна подозрительно умолкла. Лёка уже нагнулась над приглянувшимся красавцем в идеально скроенной гладкой шапке. Срезала его аккуратно, в корзину положила осторожно, подоткнув под крутые бока влажный мох. Разгибаясь, мазнула взглядом по оставшемуся на земле белому пеньку и оторопела. С пористого круглого среза на неё смотрел глаз.

Человеческий – никаких сомнений. Правда, радужка почти белая: от глазного яблока трудно отличимая. И даже серенький зрачок еле просматривался на их фоне. Нет, ну, реально глаз! В обрамлении торчащих пучками белёсых ресниц. Он ещё и подмигнул – глюк игривый.

В груди так щемануло, что вышибло слезы. Промокнув их закатанным рукавом рубахи, Лёка снова вытаращилась на грибной пенёк: глюк пропал. Ну, что ж, бывает – неуверенно объяснила себе необъяснимое. Померещилось. Может, оттого, что резко разогнулась?

И вдруг всеми печёнками почуяла что-то недоброе, ползущее из ельника. Вроде невидимое, но ощетинившиеся ветки грозно зашевелились, словно подманивая: иди сюда, иди. И только в одном месте: напротив неё. А по сторонам – покосилась она вправо-влево – хоть бы одна ворохнулась.

Позабыв и про грибы, и про корзину, Лёка вломилась в густую ершистую поросль. Только и успевала разводить руками колючие ветви – благо перчатки крепкие кожаные, а голова плотно повязана платком. Пёрла спугнутым лосем – ёлки шипели вслед кобрами. Цеплялись иголками за вязаный жилет.

– Ба! Ты где?! – с непонятным ей самой недоверием покликала она. – Вета!

Они просто не могли убрести так далеко от неё. Их непонятное молчание всё больше давило на психику. Будто сквозь землю провалились – промелькнуло в голове, когда ельник внезапно закончился.

Лёка выкатилась на прогалину, которую с трёх сторон обступили вековые сосны. Дылды гладкоствольные – лишь где-то далеко над головой ощущалось высокомерное безмолвие застывших крон. Она как-то не сразу осознала: с ними… что-то не так. Верней, под ними. Ни кустарника, ни подлеска – даже самого чахлого.

Оглянулась назад: ельника, сквозь который проломилась бульдозером, за спиной не было. Вместо него те же сосны сомкнули жутковатый хоровод гигантов, решивших задавить своими телами пойманную в капкан дурочку. И в просветах меж стволов – сколько не приглядывалась – ничегошеньки нет. Словно этот живой частокол окружала пустыня.

– Не может быть, – решила взрослая девушка с высшим образованием и твёрдой верой в победу здравого смысла над пустыми суевериями. – Бабуль?! Ветка?! Вылезайте! Вот, совсем не смешно! – потребовала она прекратить это безобразие.

И тут Лёка обнаружила, что в груди щемануло не зря. Не может быть – продолжала она упрямиться, хотя ноги стремительно погружались в плотную таёжную землю, как в какой-то жиденький пустынный бархан. Рефлексы опередили разум: она упала на живот, как учили с детства, и раскинула руки.

– Даже ухватиться… не за что…, – пыхтела под нос, стараясь вонзить пальцы в землю, чтобы хоть как-то себя заякорить.

Если повезёт, уцепится за какой-нибудь корень: их под тонким слоем перегноя полным полно. А порвать его или выдернуть из земли совсем непросто – метались в башке утешительные мысли, разгоняя панику.

– Слава Богу! – с облегчением вырвалось у нелепой утопленницы.

Без единого звука: горло перехватило, словно её душили. Попыталась поорать –стопроцентная немота: только губы бесполезно шлёпают.

Тело ушло в землю по пояс, когда кончики пальцев насилу зацепились за вожделенный корень: достаточно толстенький, упругий. Однако ухватиться покрепче не удалось: корень выполз из рук ужиком. Пальцы процарапали на прощание землю – лишь тут до Лёки дошло, что здесь даже трава не растёт. Такой земли в тайге не бывает.

С этой запоздалой мыслью она и ухнула под землю целиком. Глаза зажмурились сами собой. Руки хаотично зашарили в поисках хоть чего-то, за что можно зацепиться. И не нашарили ничего, кроме воздуха. Ошалев от череды невероятностей и нелепостей, Лёка изо всех сил старалась держать себя в руках. А в башке со скрипом проворачивалась одна и та же мысль: вот почему до бабули с Веткой не докричалась. Значит, они тоже…

Глава 1

Срамна юдоль

– У-у! Логовище змеиное, – прогундосил невзрачный старичок в серой футболке, серых вытертых до белизны джинсах и серой же бейсболке, с которой беспощадно соскребли какую-то надпись. – Туды вас вдоль, в горящу смоль, срамну юдоль, хазарску неволь. Поперёк, наперекосяк да с вывертом! В зад, смрад, чад да смертный хлад! Чтоб у вас повылазило…

Он прилип носом к окну автобуса, таращась белыми, как бельма глазами на высокое здание с огромными тонированными окнами во всю стену. Сплошь изрытое морщинами лицо куксилось, ещё больше старя гневливого дедка. Реденькая пегенькая бородёнка смешно топорщилась, косица на затылке встала торчком, сводя на нет впечатление от его нешуточного ядрёного бешенства.

– Угомонись, – тихонько потребовала Лёка, пихнув локтем разбуянившегося искателя

правды.

В принципе его скла́дные проклятья ей понравились – особенно про «срамну юдоль»: жизненный путь, напичканный жуткими тяготами и сплошным позорищем. От такого, если сбудется, одно спасенье: в гробу. Всё остальное приходяще и уходяще – даже хазарская неволя, из которой можно дать дёру.

Свирепый златоуст мигом угомонился. Сложил сморщенные узловатые руки на коленки – паинька, да и только. Безукоризненное послушание было, пожалуй, единственным его достоинством – жаль, включалось произвольно и бессистемно. А когда включалось, надолго дедка не хватало.

Для этого требовалось занимать его бесконечными разговорами. Всё равно о чём: он в информативном смысле всеядный. И – как с удивлением обнаружилось вскоре после знакомства – весьма хорошо ориентировался в современном мире. Для чего периодически выбирался из своей глухомани к людям – Бог ведает, сколько тысяч лет с тех пор, как перестал быть человеком.

– Нестор Наумович…, – начала процесс торможения Лёка, машинально запуская

смартфон.

Там уж материала для беседы тонны с бесчисленными километрами. За что не зацепись, можно неделю дискутировать, препираясь, обмениваясь мнениями и матами. Которыми, впрочем, древний дух брезговал.

– Ффуф! – фыркнул дедуля, брезгливо сморщив нос.

– Привыкай, – потребовала его жертва и строгая надзирательница. – За пределами дома

ты Нестор Наумович. Бабуля нарочно выбирала, чтоб хотя бы «не» с «на» сохранить. Считает, что так тебе привычней.

– Тоже выдумали, – проворчало существо с экзотическим именем Нешто-Нашто. – Привычно! – передразнил он утешительницу и привередливо прогнусавил: – Раньше как-то обходился без этой вашей контспирации. А тут…

– А тут тебе не там, – настойчиво прошипела Лёка, склоняясь к самому уху бездыханного и бестолкового духа. – Сболтнём твоё прозвище под случайную съёмку с любого сотового, и твоя прикольная кличка разлетится по сетям. Особенно, если кто-то слишком умный заметит, что ты не дышишь. Кстати, не забывай хоть иногда вздыхать.

Ерепенистый, но вполне разумный дух – тот самый, за которым охотились сказочные герои, когда их посылали «туда, незнамо куда, принести то, незнамо что» – нехотя согласился с её доводами. Делая своей наставнице огромное одолжение. Не потому, что она вся такая расчудесная, что просто мармелад. А исключительно по причине безграничного доверия к славному – если можно так выразиться – сословию приставников. Так называемых бывалошных, то есть древних людей, ставших заложными мертвецами, приставленными охранять жутко важный клад.

Узнав, что за хрень в неё вселилась, Ветка аж задохнулась в экстазе: она стала особенной! Ах-ах! Приобщилась к великой тайне – дурочка малолетняя. А Лёку покоробило до тошноты, словно её обратили в какого-то упыря, с которого пластами отваливается гнилая плоть. И заставляют перегрызать людям глотки – мерзость какая!

Самое невероятное во всей этой несуразной дребени то, что клад реально существовал. На том самом месте с «дубами-колдунами» – верней, с соснами-гордячками – где Нешто-Нашто затащил их с сестрой в свой сказочный балаган. И хоть тресни, а защити его от людей – вот и весь сказ. Самое же паршивое заключалось в том, что Лёка чувствовала внутреннюю неугасимую потребность оберегать проклятый клад – как и Светка.

– Хочу тархуна, – сообщил ей неугомонный дух, заискивающе заглянув в глаза.

– Ты, кстати, так и не объяснил, – вспомнила Лёка, – каким местом наслаждаешься, если не можешь есть и пить.

– Он вкусно зелёный, – огорошило её немыслимое создание, порождённое невероятными обстоятельствами. – И смешно закипает без огня.

– Хорошо, куплю, – расщедрилась Лёка.

– А фанты? И ещё дюшесу. Глаз не оторвать, до чего он золотистый да вкуснющий. Нектар и амброзия.

– Я тебе не верблюд, таскать кучу тяжеленных бутылок ради посмотреть.

– Сама ж и полакомишься.

– Терпеть не могу газировку.

– Жадина, – добросовестно вздохнув, пожаловался на судьбу дряхлый сибарит. – Невмоготу таскать, так выльешь.

– Не борзей, – потребовала Лёка. – Мне по твоей милости пришлось с работы уйти. Улётная идея: покупать, чтобы выливать. Пустая трата денег.

– Грех старость не уважить, – укоризненно попенял Нешто, демонстративно сгорбившись и хлюпнув носом.

Лёка так же демонстративно проигнорировала грошовую интермедию.

– Я вам что, не родной? – зашёл с другой стороны древний гурман с запросами, косица которого изогнулась вопросительным знаком. – Не могу себя распотешить? А денег раздобудем…

– Только попробуй, – ласково пригрозила Лёка, что не потерпит уголовщины.

– Так я ж не у трудового люда, – надулся Нешто-Нашто за возведённую на него напраслину. – Не без понятия. А стянуть у разбойничков уворованное будет по справедливости.

– Одно воровство не оправдывает другое, – обозначила свою позицию Лёка, чувствуя в глубине души, что не вполне искренна.

И ушлый дух мгновенно уловил запах её лукавства, насмешливо бросив:

– Будто бы! Меня попрекаешь, а сама криводушничаешь. Тоже мне нравоучительница выискалась.

Глава 2

Я никого не обижаю

– И где я так нагрешила?

Лук-самострел в ответ промолчал: ему-то откуда знать? Лёка мрачно прошлась по нему взглядом:

– Вроде в порядке. Впрочем, что тебе сделается?

Палке из можжевельника – добавила мысленно – которая вечно обретается с межмирье. Где ни ветров, ни осадков, ни короедов с термитами. По сути, даже воздух и само время отсутствуют – тысячапроцентная консервация.

Она уже прошерстила интернет: почитала кое-что о луках, с которыми носились её предки. Выяснила, что её магическая штукенция называется прямым луком и относится к самому примитивному виду оружия. С виду.

На деле – по заверениям Нешто-Нашто – безотказности и убойности лука-самострела позавидует любое самое-пресамое точное и мощное оружие. Если не придираться и не сравнивать его с какими-нибудь межконтинентальными ракетами. Хоть стоя из него пали, хоть лёжа, хоть торча на ушах. Сидя по эти самые уши в трясине, или забравшись под одеяло. Хоть целься, хоть вообще зажмурься – он без вариантов попадёт туда, куда ты решишь зафинтилить стрелу. Главное, чтобы лук оказался в твоих руках.

Верней, стрелку-блискавицу – покосилась Лёка через плечо на торчавшие в колчане поразительные штуковины из застывшего огня. Который оживал, стоило пустить стрелку в полёт. Она уже попробовала изобразить из себя амазонку: пульнула наугад во дворе. Зацепив краем глаза угол старой сараюшки, которую давным-давно пора сносить. Ну и промелькнуло в её башке неосмотрительно: чтоб ты сгорел! На автопилоте – дело-то житейское.

На том же самом автопилоте пущенная абсолютно в другую сторону блисковица молнией описала дугу и врезалась в сарай. Который тут же добросовестно вспыхнул – так, будто его подожгли сразу со всех сторон, облив бензином. Полковник громогласно ржал, согнувшись в три погибели. А бабуленька ругалась, на чём свет стоит: именно ей пришлось объясняться с пожарными.

– Зато разобрались, как оно работает, – пробормотала Лёка, окинув себя придирчивым взглядом.

На сексапильный фэнтезийный прикид её одёжа не тянула от слова «совсем». Кожаные штаны не обтягивали эротично ляжки – висели на ней так, словно их коровы жевали. Туника грубого льна с примитивной вышивкой длиной до колен. Она походила на половую тряпку, на которой от воды и постоянных потирушек всё полиняло и пожамкалось. Её перепоясывал кусок верёвки с висящим на нём небольшим кожаным мешочком.

Под туникой красовалась рубаха без рукавов, сшитая по бокам из двух прямоугольников. Древний пример унисекси: хоть на мужика её натягивай, хоть на бабу, хоть на козу – всем подойдёт.

Мизерный шик наряду придавали наручи из грубой кожи – непременный атрибут героев фэнтези. Пошорканные, местами потрескавшиеся, но смотрелись героически. Поршни из дублёной сыромятной кожи – материал опознал Нешто – выглядели так себе. Зато ходить в них комфортней, чем в домашних тапках-зайчатах.

Под распущенными волосами у новоявленного приставника неизменно появлялась головная повязка – полоска золотого шитья из Пергамского царства. Если, конечно, Нешто не наврал или не напутал. А путал он всё подряд по любому поводу. Тем более что Пергамское царство сгинуло больше двух тысячелетий назад – да и существовало что-то около века.

Если вспомнить, что этот наряд когда-то принадлежал кому-то реально существовавшему, настроение носить его сводилось к нулю. Словно с мертвеца снято. Но стащить с себя эту древнюю рухлядь невозможно. Накинуть поверх неё что-то более цивилизованное тоже. Приходилось терпеть и радоваться, что в межмирье людей не бывает, а бродившим там духам плевать: одета ты или вообще голая.

– Подари стрелку! – восхищённо проквакали у неё за спиной, когда Лёка выбралась из кабинки.

Она аж подпрыгнула от неожиданности. После чего тело само собой лихо развернулось. Правая рука сама собой вскинулась к плечу. Стрелка-молния само собой прыгнула в ладонь и мгновенно оказалась наложенной на лук. Правая рука уже оттянула тетиву, глаза сощурились…

– За что?! – возмутилось нелепое создание, чем-то похожее на жабу.

По которой проехалась скалка: до блина далеко, но оладья получилась знатная. С длиннющей распатланной шевелюрой, смахивавшей на пук водорослей. С обычными лягушачьими лапками. Но, когда эта мелочь размером с кулак нырнула в унитаз, Лёка заметила, что задних лап нет. Как и тела. То есть эта оладья и есть тело с мордочкой впереди – жуть какая-то.

Рефлекторно заглянув в унитаз и никого там не обнаружив, она вспомнила, что где-то сейчас происходит разбойное нападение. И помчалась исправлять то, что ещё можно исправить.

Пиликанье радара поманило на второй этаж. Лёка неслась по широкой галерее между едва намеченными контурами торговых павильонов, утопавших в туманном мареве. Вокруг неё из тумана возникали и вновь пропадали серые тени: посетители торгового центра. Ни лиц разобрать, ни одежды – честно говоря, жутковатое зрелище. Светильники на стенах и потолке пробивались сквозь марево рассеянными тусклыми кляксами.

Едва собралась вбежать наверх по широкой лестнице – тут она выглядела, как крутой склон холма – как из лужи справа выглянуло знакомое плоское лупоглазое создание. И довольно громко прошлёпало узкими губищами на пол оладьи:

– А ты чего тут охотишься? Тут никаких ваших кладов нет. И приставников давненько не бывало.

Аквариум – опознала Лёка странноватую лужу – и помчалась на второй этаж. Нешто-Нашто отыскала тотчас: не увидела, а услыхала звуки разгорающегося скандала. Бросилась к толпившимся впереди теням, образовавшим целый кисельный сгусток. Тот походил на спрута: народ, митингуя, толокся вокруг эпицентра склоки, двигал конечностями.

– А ты видела, как он его стянул? – солидно басил какой-то мужик, перекрывая общий гомон.

– Серж не такой! – тоскливо повизгивал девичий голосок. – Вы всё врёте! Он никогда чужого не возьмёт!

– Он рядом тёрся! – склочным голоском трещала по-сорочьи какая-то женщина.

Глава 3

Он инакий

Вернулся он вприпрыжку. То и дело озираясь назад, что наводило на дежурно подозрительные мысли.

– Снова кого-то обокрал? – грозно осведомился приставник, в природе которого противостоять любому воровству.

– Держи, – сунули ей в руки белую коробку с розовой надписью «Мирамистин».

– Аптеку, – поняла Лёка.

– Что первым подвернулось, тому и радуйся! – огрызнулся добытчик, вглядываясь в туман межмирья.

– Там же не вода, – вытащив белую пластиковую банку, попрекнула его Лёка. – Это лекарство.

– А ей не один хрен? – нервно процедил Нешто, вертя головой. – Убраться бы нам отсюда подобру-поздорову.

– От кого спасаемся? – открутив крышку, настойчиво уточнила она.

– От него, – знакомым замогильным голосом прогудела из банки игошка.

– Точнее, – приказал приставник, раздумывая, куда бы сунуть не вполне удобную в переноске ёмкость. – Шанель, – покликала она полюбившимся прозвищем неистощимую на выдумку жабку. – Если крышку закрутить, ты сможешь выбраться?

– Не на-адо, – жалобно проблеяла та. – Не замуро-овывай.

– Тогда могу выплеснуть… твою среду обитания, – терпеливо пояснила Лёка.

– Не выплеснешь, – хмуро буркнул Нешто, прилипнув к ней бочком.

То ли защитить хотел, то ли у неё защиты искал.

– Это не водяные духи в любой водице обретаются, – неохотно пояснил он, – это водица вкруг них сбирается.

Лёка тут же перевернула банку. Из широкого горлышка вылетел прозрачный шар жидкости. В котором, поджав лапки под брюшко, сидела нахохлившаяся Шанель. Миг, и шар всосался обратно под невнятный бубнёж игошки.

– С этим разобрались, – удовлетворённо констатировала Лёка, сунув банку в мешочек на поясе: та вошла в него, как в чехол.

Проверила, как затянут узел на верёвке: не дай бог развяжется. И решила, что пора разобраться с интригующим страхом своих духов:

– Теперь коротко и по делу: у нас есть враг?

– Ну-у…, – не слишком уверенно протянул древний обитатель межмирья, шаря глазами по округе. – Он, конечно, враг и есть. Хотя с другой стороны… Это, как на дело посмотреть.

– Начни хотя бы с одной из сторон, – иронично подсказал приставник, вскинув руку к плечу. – С той, откуда лучше видно, – уточнил он, поигрывая огненной стрелкой.

Что примечательно, на этот раз блисковица не торопилась упасть на лук. Будто не чуяла критичной опасности. Ей, почему-то, Лёка верила больше.

– Пошли-ка отсюда, – повторил Нешто, потянув строптивую девку за подол туники. – По пути и растолкую.

– Пошли, – не стала кочевряжиться она, двинув к выходу спокойным шагом.

Решила ориентироваться на поведение стрелки: когда надо, та сама займёт своё место на сжимающих лук пальцах.

– Итак? Что за чудище грозит нам бедой неминучей?

– Никакое он тебе не чудище, – удивился такой оценке семенящий рядом Нешто. – Но колдун знатный. Из первейших на все времена. Такой жути на честной люд наводил, что его седьмой дорогой обходили.

– Он из дасуней, – донеслось из горлышка бутыли.

– Слуга Чернобога? – решила блеснуть эрудицией Лёка.

Не зря бабуленька целую неделю гоняла их с Веткой по славянской мифологии. Где столько персонажей – чёрт ногу сломит. Одних лесных паразитов с полсотни. И каждый себе на уме.

– Ты уж не выдумывай, чего на сроду не водилось, – менторским тоном изрёк опытный нежилец, начисто позабыв про страхи.

– Так в книгах пишут, – возразила Лёка, увернувшись от нескольких прущих на неё теней.

– Дураками писано, дураками по свету и разносится, – категорично резюмировал Нешто-Нашто. – Мелют, что попало, а ты уши и развесила.

– То есть, Чернобога нет?

– Отроду не бывало, – тоном лектора завёл Нешто. – А вот чёрные душонки исстари водились. Так эти злыдни, и нынче не перевелись. Если хочешь, они всем скопом и есть ваш измысленный Чернобог.

– Так, – слушая его вполуха, Лёка напрягла извилины. – Чернобогу служили демоны дасуни. О них почти ничего нет: лишь короткие упоминания. Одну точно помню: чёрная Кали. Ещё удивлялась, как индийская богиня затесалась к славянам в мифы. Ещё там был… козлоногий Пан. Что, кстати, также не из той оперы. Из греческих мифов. Помню Вия, какого-то колдуна Маргаста…

Нешто аж подпрыгнул, гневно зашипев:

– Не какой-то! А самый, что ни на есть, он! И не Маргаст вовсе, а Моргощь. Маргастом его после обозвали. Когда люди старых богов забывать стали. Да на иноземный лад говорить приладились.

– Моргощь? – еле вывела заплетающимся языком носительница современного русского языка. – Кто ж его сердешного так обозвал?

– Не обозвал, а нарёк, – строго указал древний дух.

В некоторых – порой самых неожиданных вопросах – он не терпел фамильярности.

– Извини, – поспешила умаслить его Лёка. – Не объяснишь, за что его так нарекли?

– А чего тут объяснять? – ворчливо пробухтел Нешто-Нашто. – Мор он и есть Мор. То бишь Морок. Это нынче для вас худое слово, ибо всякий обман есть зло. А в допрежние времена поумней вас были. И ведали, что обман не тока зло, но и защита. Вот Морок силой своего обмана и оберегал пути правды от недоброй кривды. Не пускал на путь правды сквернавцев, что толковали её вкривь да вкось.

– А потом что? – не удержалась Лёка от язвинки в голосе. – Слишком увлёкся? Стал врать просто так, во имя чистого искусства?

– Все мы не без изъяна, – ядовито прошипел Нешто, хмуро покосившись на издёвщицу.

– Ладно, не сердись, – попросила она, игнорируя очередной приступ смены настроения экспрессивного духа. – Так, что означает его прозвище? Об это «гощь» язык можно сломать.

– То и означает, – тут же перестал дуться переменчивый дедок. – Тот, в ком без меры обретается всесветный всесильный обман. Тебе ж твоя свиристелка поведала, что некогда звалась Живогощь. Стал быть, та, в ком обретается жизнь.

– Слушай, а боги всё-таки существовали? – уточнила Лёка,

Глава 4

Так что держитесь, девки

– Понятно, почему этот перс дошёл до нас под псевдонимом «Аист», – оценив нового персонажа, задумчиво пробормотала Ветка.

На невообразимо тощем длинноногом мужике висела, как на вешалке, белая долгополая ферязь Ивана-царевича с семью рядами золотых петлиц. Длинные рукава были поддёрнуты и собраны в складки – из обшлагов выглядывали кисти скелета, обтянутые нездоровой желтоватой кожей. Между театрально шикарной ферязью и красными сапогами с острыми носами семафорили ядрёно жёлтые широкие штаны.

Длинной была и худая шея – торчавшая из ворота палкой с грибным наростом кадыка – и нос на небольшой круглой бритой голове. Всем носам нос – до аистиного, конечно, не дотягивал, но с вороньим мог поспорить. Хотя южные огромные чёрные глаза были восхитительны.

С характером мужику тоже не слишком повезло. В ответ на вполне невинное замечание нахальной девчонки он гордо вскинул острый, как кончик скальпеля, подбородок и возмущённо заявил:

– Я не перс! Я абазг!

– Да, хоть вдрызг, – съехидничала Ветка, многозначительно поводя кнутовищем самобоя.

Человек-аист покосился на кнут, петли которого принялись выписывать в воздухе фирменные огненные кренделя.

– Ты поосторожней со своим игровым сленгом, – посоветовала Лёка сестре. – А то брякнешь что-нибудь…

Закончить вразумлять младшую сестру не успела: Чёрный Аист Бака – если верить источникам, член корпорации «Чернобог» – перешёл к активным действиям. И для начала нагавкал на почти успевшую смыться Лесавку:

– Тебе что велели, полоротая?! Почему не заворожила?!

Какой бы глупышкой не была женщина, в скорости отлупа она даст фору компьютеру. Выглянув из-за ближайшего дерева, лесная дева-соблазнительница запальчиво отгавкалась тонким капризным голоском обиженной примадонны:

– Они же девки! Совсем ум потерял?! Как мне их заворожить?! Что им с моей красы?! Силком их связывать?! Так я палаческому промыслу не обучена! А будешь обижать, вовсе с вами дел иметь не стану!

– Я никого не обижаю! – встряла в перепалку Шанель.

Она полёживала на бережку, подперев мордаху лапкой. И с нескрываемым интересом созерцала комедь под названием «Вам это не то».

– Да, – с обманчивым сочувствием развела руками Ветка. – Нанимать персонал в наше время всё трудней. Закажешь богатыря, а припрётся голозадая потаскушка.

– Это я потаскушка?! – заверещала Лесавка, выпрыгнув из-за дерева.

В атаку идти поостереглась – то ли ещё не законченная дура, то ли уже учёная. Но живописно упереть руки в крутые бёдра не преминула, одарив обидчицу злым пламенным взглядом.

– Надоели, – буркнула Лёка, спустив с привязи чуть не взорвавшуюся от сигнала тревоги стрелку.

Та блеснула, торпедируя Баку, а по пути пронзив двух змей и какую-то мерзкую жабу. Бросившиеся на приставников гады мигом сгорели, а Чёрный Аист испарился, едва не поцеловавшись со стрелой. Возник неподалёку и снова пропал – упёртая блисковица резко сменила курс и свистанула к промелькнувшей в сторонке мишени. Он снова появился в другом месте и опять пропал: стрела металась за ним, твёрдо намереваясь подловить подлеца и прикончить.

Лёка пустила на помощь охотнице ещё пять стрелок и принялась отбивать атаку. Поскольку подлый Бака не ограничился троицей бесславно сгоревших гадов. Перед тем, как учинить игру в догонялки, он выудил из воздуха огромный мешок. Из которого на приставников посыпались целые полчища отвратительных с виду пресмыкающихся.

Но сестрёнка была настороже. Самобой весьма профессионально накрыл их огненной вращавшейся спиралью. Будто в кокон заключил. О который разбивались всё новые и новые волны атакующих. Мелких, но чересчур многочисленных. Вспыхивавших мимолётным пламенем и осыпавшихся на землю тучами вездесущего пепла.

– Задохнёмся, – предупредила Лёка, пустив очередную стрелу, и чихнула.

Поймала вернувшуюся с задания блисковицу и снова пустила её в полёт. За ней следующую. Работала, как машина: поймала, выстрелила, поймала выстрелила – круговорот смерти в мире бессмертных духов. По сути, такое же бесполезное занятие, как попытка окольцевать весь планктон в океане для изучения путей его миграции.

– Мешок, кажется, бездонный, – пихнула она локтем сестрёнку. – Идеи есть?

– Есть, – чихнув в ответ, обнадёжила Ветка и заорала: – Нешто! Я это хочу! Только без штанов! И сапоги не надо! Я не клоун!

Лёка не успела рта открыть, дабы потребовать объяснений, как возникший неподалёку Бака предстал перед ними… голым по пояс. А на Ветке вместо рубахи оказалась его ферязь. Как не длинна была сестрица, новый наряд скрыл её до пят. Золотой пояс упал с тонкой талии на бёдра – что вкупе с широкими полами стало походить на европейское средневековое платье.

Рукава сползли почти до самой земли, скрыв руки – самобой торчал из правого, как сопля из носа. Норовистому кнуту не понравилось такое дело, и Ветка благосклонно дозволила:

– Руби. Только подол не вздумай!

Огненный кончик кнута срезал рукава почти до локтей – перестарался. У Лёки сердце оборвалось, но руки у Ветки остались целыми: самобой не мог нанести увечья своей хозяйке. Сработал, как скальпель хирурга.

– Понеслись! – радостно завопила эта баламутка.

– Ага! – беззаботно поддакнула с бережка игошка.

Лёка внимательно следила за беготнёй обворованного и грязно ругавшегося Баки от пяти гоняющихся за ним стрел. И всё же краем глаза отметила, что зрителей прибыло. Рядом с Шанель пристроились полюбоваться битвой три зеленоволосых девчонки. Само собой, прекрасных и, естественно, голых – а, как иначе заманить к себе мужика? Этим на родимой сторонушке занималась половина духов женского пола. Что не говори, а русская баба горяча до любовных утех – даже после смерти.

– Помочь можешь?! – без особой надежды на успех, поинтересовалась Лёка у игошки.

Возможно оттого, что они с Веткой не совсем духи, дышать становилось всё тяжелей. А мысль о том, что они вдыхают пепел противных, но живых существ, навевала тоску.

Глава 5

Ох, и замудрёная ты девка

Здание известной авторитетной компании – которую злые языки окрестили «Всё про всё» – напоминало прямоугольную глыбу голубого идеально отшлифованного льда в стальной сетке. Кто-то считал его стильным, современным, олицетворяющим и тому подобное. На Лёку блестящее холодное здание производило удручающее впечатление. С тех самых пор, как ей приходилось бегать мимо него каждый день в университет.

Вроде никогда не отличалась сверх чувствительностью или супер впечатлительностью – у неё и фантазия-то развита так себе: ни пава, ни ворона. Однажды гипер продвинутая эстетка из параллельной группы попыталась приклеить к ней ярлык «унылая серость». Почему? Как не старалась, Лёка так и не смогла разглядеть красоты в картинах Пикассо – чистый примитив. Прозвище не прижилось, но мелочная царапучая обида так до конца и не изжилась. Она просто смирилась с тем, что видит так, как видит – бабуленька помогла. Они сошлись на том, что картины Сурикова – это красиво, и закрыли неуютную тему.

Выскочив из перехода, Лёка остановилась у левого угла ограды постылого офиса, где торчал шлагбаум, преграждавший несанкционированный въезд автомобилей. Рассеянно наблюдая за прохожими, размышляла о том, как лучше поступить: честно-благородно, или воспользоваться помощью Нешто-Нашто? В его уголовно-криминальной манере. Первый путь был долог и сомнителен. Второй, казалось, обещал быстрый победоносный результат, в который, тем не менее, слабо верилось.

Она совсем уж, было, собралась добрести до соседнего парка и ознакомиться кое с какой информацией на сайте компании, когда…

– Ольга?! – окликнули её из-за ограды.

Она узнала этот голос прежде, чем обернулась. Олег Иванович закрыл дверцу своей машины и зашагал к ней вдоль припаркованных авто обитателей офиса. Походкой стрелка – как называл её Степан Степаныч. Твёрдой и какой-то вкрадчивой одновременно. Правая рука прижата к телу – ею при необходимости выхватывают оружие – а левая легко, но чётко ходит туда-сюда в такт шагам. Полковник прав: военную выправку ничем не вытравить.

Обойдя шлагбаум, Олег Иванович подошёл к ней. Высокий, широкоплечий, весь какой-то каучуковый и элегантный в своём сером костюме: безупречно сшитом и безупречно на нём сидевшем. Он сощурил карие чуть раскосые глаза и осведомился:

– Ты ко мне?

– Я? – не сразу поняла Лёка, но быстро сообразила, в чём суть вопроса: – Вы здесь работаете?

– Да, – суховато ответил он и неожиданно заявил: – А вот ты с недавних пор нигде не работаешь.

– Полковник разоткровенничался? – максимально невозмутимо уточнила она.

Дед явно подталкивал внучку, не слишком надеясь на её добровольные инициативы. Фактически полковник отдал приказ воспользоваться помощью его бывшего сослуживца. Он единственный в семье новоявленных приставников видел в свалившейся на них миссии что-то круто серьёзное. Пока.

– Он.

– Ну, и зря, – слегка пожала плечами Лёка, давая понять, что деду не стоило вмешиваться.

А посторонним не следует этим пользоваться. Тем более без особого приглашения.

– Понимаю, – кивнул Олег Иванович, глядя мимо неё. – Не любишь, когда лезут в твои дела. А, если без лирики и по делу? Ты нашла работу?

– Ищу, – дипломатично ответила Лёка.

На всякий случай, решила внести ясность:

– Он за меня просил?

– Нет, – кажется, не соврал этот суровый с виду мужчина.

Впрочем, полковник и вправду мог просто обмолвиться, что внучка ищет работу. Неподдельная мужская дружба не требует прямой просьбы о помощи. У них своя ментальная азбука Морзе: ловят сигналы друг друга без лишних слов. Особенно те, кто вместе прошли войну. Это вообще специфическая порода людей, знающих то, что до остальных доходит редко. И зачастую уже поздно.

– Но я хочу помочь, – как-то уж слишком напористо заявил Олег Иванович. – Тем более что у меня есть такая возможность.

– Я подумаю, – попыталась увильнуть Лёка от принятия немедленного решения.

– Лучше займёмся этим прямо сейчас, – настаивал нечаянный благодетель. – Ну?

Он слегка коснулся её локтя и кивнул в сторону офиса: мол, давай, двигай и не выделывайся. Собравшись с духом, она дерзнула сделать первый шаг на пути претворения в жизнь семейного плана.

Охрана на входе пропустила их, не сказав ни слова. И – что примечательно – даже не заинтересовавшись персоной, которую протаскивают мимо них вопреки установленным правилам безопасности.

– Со мной можно, – подходя к лифту, ответил Олег Иванович на незаданный вопрос. – Я начальник службы безопасности компании.

– Добрый день, – остановилась рядом с ними эффектная блондинка с превосходной спортивной фигурой завсегдатая тренажёрных залов.

Одетая и накрашенная, как с картинки – на что, между прочим, тоже нужно иметь терпение и затратить немало труда.

– Олег Иванович, – тут же подошла другая, – генеральный вас искал.

Он коротко кивнул эффектной брюнетке с превосходной спортивной фигурой завсегдатая тренажёрных залов. Одетой и накрашенной, как с картинки.

Двое из ларца одинаковых с лица – мысленно съехидничала Лёка. Могла бы и не мысленно: терпеть не могла, когда её так бесцеремонно разглядывают. Строя при этом деланно понимающие физиономии: дескать, с ней всё понятно. К примеру, этой парочке красоток понятно, что записывать в соперницы существо без маникюра и макияжа, не стоит: не опасна. Ибо они в тренде, а она – с таким прикидом и причёской – в заднице.

Лифт распахнулся, и блондинка опередила приятельницу, взяв начальника службы безопасности под локоток. После чего вступила в лифт бок о бок с ним походкой неделю не жравшей тигрицы, крадущейся к добыче на мягких лапах. И шелковисто воркуя:

– Олег Иванович, мы с вами так и не обсудили пикник.

Зайдя следом за недовольно надувшей губы брюнеткой, Лёка заметила, как он слегка поморщился. Но стряхивать с себя прилипшую спутницу не стал. Возвышался над ней статуей командора, вперив взгляд в дверь лифта. Та распахнулась. И он вышел первым, мельком глянув на Лёку призывно-требовательным взглядом. Блондинка не отлипала, что-то негромко мурлыча.

Глава 6

То-то воевода обрадуется

Войдя в дом, Лёка остановилась в дверях гостиной и поёжилась. Бабуленька полулежала на диване, распуская рукав свитера, который перевязывала уже в четвёртый раз. Дед сидел за столом, разложив на подстеленной клеёнке разобранную «Гюрзу». Наличие которой в доме превосходно укладывалось в статью о незаконном хранении оружия. А усиленный патрон – пробивавший бронежилет и даже кузов машины – гарантировал максимальное наказание.

Год назад полковник научил внучек пользоваться пистолетом, что называется, на всякий случай – бабуленька не возражала. Ветка влюбилась в него с первого выстрела и теперь периодически канючила, требуя свидания с ним в таёжной глуши подальше от доносчиков.

Ей хорошо: у неё дедовские руки с широкими ладонями и длинными сильными пальцами. А для Лёки полимерная рукоять слишком большая: стрелять неудобно. К тому же у «Гюрзы» целых два предохранителя. И тот, что в задней части рукояти жутко давит на ладонь. Отчего ощущение слабого хвата ещё усиливается: не стрельба, а наказание – машинально посетовала она, задумчиво пялясь на сестру.

Ветка стояла носом в угол между книжными стеллажами. Заложив руки за спину на арестантский манер. Демонстративно шмыгая носом и бубня:

– Я что, младенец, в углу стоять? Мне уже семнадцать. У меня паспорт есть. И, между прочим, куча прав. А ваши командные методы и произвольные решения вопреки объективным обстоятельствам наверняка прописаны в уголовном кодексе.

Лёка развернулась, чтобы улизнуть на кухню.

– Куда? – отчеканили за спиной командным голосом в духе произвольных решений, а проще говоря, валюнтаризма и деспотии.

– Я целый день не ела, – попыталась она разжалобить хотя бы Ладу Всеславну, бросив на неё умоляющий взгляд.

Бабуля считала спицей оставшиеся не распущенными рядки и призыв внучки заступиться проигнорировала.

– Попить-то хоть можно? – уныло пробормотала провинившаяся стоеросина, бросая сумку в кресло.

– Попить, оправиться и в угол, – скомандовал дед, щёлкнув предохранителем на спусковом крючке.

– Это расстрел? – не удержавшись, съязвила Лёка и вышла.

– Ты договоришься! – пригрозили ей в спину.

– А и верно, – выскочив из воздуха, подобострастно поддакнул Нешто-Нашто воеводе-батюшке и залез коленками на соседний стул: – Вишь, как девки нынче распустились. Дедово слово им уже не указ.

– Развинтились, – степенно согласился полковник, убирая пистолет в жестяную коробку.

– Вожжами бы их приголубить разок, враз бы опамятовали, – вовсю подхалимничал подлый старикашка.

– Драть их не передрать, – не стал возражать полковник и на это.

Бабуля отложила вязание, взяла ручку и лежавшую рядом бумажку – памяткой, что нужно завтра купить. Принялась писать, громко по слогам декламируя:

– Ещё два килограмма гречки, большой стакан сметаны и вожжи. Одна штука, – посмотрела поверх очков на Ветку и поправилась: – Две штуки.

– Смешно, – похвалил её супруг и предупредил: – До первых петухов и ни минутой позже. А выпустишь этих свиристелок, сама в углу окажешься.

– Не круто ли забираешь, – струхнув, проблеял скукожившийся дух. – С бабами-то оно знаешь… шутки плохи. А у тебя их целый выводок.

– Ни минутой позже, – строго повторил Степан Степаныч.

Поднялся, подхватил жестянку и направился в кабинет – Нешто от греха подальше засеменил следом. Воеводу от страшно уважал, а воеводиху просто боялся. Понятно, что поганца ни за уши оттаскать, ни поленом поперёк хребта вытянуть – он же просто мираж. А вот оружие приставника – это совсем другое дело. И на взгляд Нешто у бабули оно было самое опасное.

Долгий северный день всё никак не заканчивался: краешек солнца продолжал скрестись в занавешенные окна последними лучами. Дед с бабуленькой улеглись, а до назначенного срока наказания оставалось ещё несколько часов.

Ветка из своего угла шепотком покликала сестру:

– Стоишь?

– Сижу, – хмыкнув, прошептала в ответ Лёка.

– Нарушаешь? – погрозила пальцем Ветка и покосилась на закрытую дверь отеческой спальни.

Затем встала на карачки и приползла в угол сокамерницы. Шлёпнулась рядом на задницу и прилипла к её уху:

– В логовище проникла?

– На работу взяли, – одними губами похвасталась удачливая соискательница и призналась: – Там что-то не так.

– Что? – потребовала конкретики въедливая исследовательница причин и следствий.

– Не знаю, – протянула Лёка, пытаясь сгрести в кучу разрозненные дневные впечатления.

– Тогда рассказывай по порядку, – приказала внучка полковника.

И слушала сестру, не влезая с вопросами, пока дело не дошло до кадровички.

– Как зовут, – указала Ветка на пробел в изложении фактов.

– Марго.

– А полностью?

– Маргарита Савельевна Таева, – удовлетворила её любопытство Лёка и продолжила: – И знаешь, она почему-то упорно съезжала на тему нашей семьи. Исподволь и так навязчиво…

– Маргарита Савельевна Таева, – напряжённо прошептала Ветка и вытаращилась на рассказчицу: – Ничего не слышишь?

– Ты о чём? – встревожилась Лёка, зная, что сестра не станет её зря мистифицировать.

– Ма…ргарита, – с паузой посреди имени медленно повторила та. – Са…вельевна Та…ева.

– Ма-са-та, – выдохнула Лёка, чувствуя, как у неё защемило сердце. – Не может быть.

– Думаешь, совпадение? – заранее отказываясь в это верить, скептически ухмыльнулась Ветка.

Снова покосилась на дверь спальни, прислушалась и потребовала:

– Давай про собеседование с самого начала. До последней точки-закорючки.

Лёка приникла к её уху и повторила всё от начала до конца. Старательно припомнив даже мельчайшие подробности – включая собственные ощущения.

– Она или не она, – дослушав, деловито заключила Ветка, – мы всё равно узнаем. Это не принципиально. А принципиальны две темы. Первое: знает она, кто ты, или ещё нет? Второе: дружок её тоже работает в компании или она в одиночку туда внедрилась? Зачем внедрилась, понятно: до клада хочет добраться.