Противофаза

Глава 1: Неудобный дуэт

Солнечный свет, пойманный в ловушку огромных аудиторных окон, пылился над рядами столов. Воздух в аудитории 301 был густым от запаха старой бумаги, древесного лака и едва уловимого напряжения, предшествующего началу пары. Я привыкла к этой атмосфере. Она была моей естественной средой обитания. Как аквариум для рыбки. Предсказуемая, безопасная.

Мой блокнот лежал ровно, параллельно краю стола. Рядом — стикеры трех цветов: розовый для срочных дел, желтый для вопросов лектору, голубой для личных пометок. Ручка — одна пишет черным, вторая, на подхвате, красным для выделения главного. Идеальный порядок. Идеальная Алиса.

— Всем доброе утро, — голос профессора Орловой, нашего куратора по литературе, прозвучал властно и четко, заглушая последние перешептывания. — Напоминаю, что сегодня мы окончательно определяемся с темами курсовых проектов за первый семестр. И для одного из них мне требуется особая, скажем так, смелость.

Она обвела аудиторию проницательным взглядом, слегка сузив глаза. Мое сердце привычно екнуло от желания быть замеченной. Быть лучшей.

— Проект амбициозный, — продолжила она. — Интерактивная карта-путеводитель по литературным местам города. Не просто сухой список, а живой, дышащий ресурс с историческими справками, анализом произведений и современными фотографиями. Работа командная. Нужен человек с безупречным знанием материала, аналитическим складом ума и… — она сделала театральную паузу, — исключительной усидчивостью.

Взгляд профессора остановился на мне. Уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.
— Алиса, я вижу этот проект под вашим началом. Вы будете нести ответственность за контент, структуру и своевременность сдачи.

Внутри все затрепетало от гордости. Кивнула, стараясь, чтобы на лице отразилась не детская радость, а взрослая, деловая уверенность.
— Конечно, Елизавета Александровна. Я не подведу.

— Прекрасно, — профессор перевела взгляд на дверь аудитории, которая с легким скрипом открылась. — А для технической реализации — создания сайта, визуального оформления, оцифровки материалов — вам в помощь будет приставлен… ваш коллега. Входите, не стесняйтесь.

В аудиторию вошел Он.

Его появление было не грубым вторжением хаоса. Это было тихое, почти бесшумное землетрясение, после которого трещины пошли по фундаменту привычного мира.

Марк.

Он был одет безупречно, но с вызывающей небрежностью. Темные брюки идеального кроя, свитер из тончайшей кашемира цвета мокрого асфальта, наброшенный поверх белой футболки. На его запястье поблескивали матовым металлом часы, которые я однажды видела в витрине бутика, чьи цены заставляли просто быстро проходить мимо. Но на ногах — потертые кеды, один из шнурков которых был развязан. И это была не случайность, а вызов. Тщательно продуманный и отточенный.

Его волосы были уложены с той самой небрежной элегантностью, на которую уходят часы перед зеркалом. В ухе поблескивала маленькая серебряная серьга-гвоздик.

Он вошел, не извиняясь за опоздание, и его взгляд, медленный и оценивающий, скользнул по аудитории, будто составляя каталог всех присутствующих. В его осанке не было неуверенности новичка. Была холодная, почти скучающая уверенность.

— Марк, — представился он одним словом. Его голос был ровным, глуховатым, без интонаций. Он не смотрел на профессора, его взгляд уже остановился на мне. И в его серых, невероятно выразительных глазах я прочитала мгновенную, почти профессиональную оценку. Меня как девушку. Это был взгляд-раздевание, быстрый и безошибочный. По моей спине пробежали мурашки — стыда, гнева и какого-то щемящего любопытства.

— Ничего, — холодно парировала Орлова. — Как раз к сути. Алиса, Марк будет вашим техническим специалистом по проекту. Марк, Алиса — ваш куратор по контенту. Все вопросы по срокам и содержанию — к ней. Надеюсь, вы найдете общий язык.

Он подошел к моему столу и опустился на стул с грацией, которая казалась неуместной в старой университетской аудитории. От него пахло дорогим древесным одеколоном с холодными нотами. Он положил на стол телефон в чехле из матового черного титана и повернулся ко мне.

Минуту царило молчание. Он не торопился, изучая мое лицо, мой аккуратный блокнот, цветные стикеры. Его взгляд был невероятно интенсивным. Казалось, он читает меня как открытую книгу, и ему не нравится сюжет. А еще... казалось, он уже знает всю предысторию моей личной жизни. Вернее, ее отсутствия. В университете ходили легенды о его победах. Марк, который мог влюбить в себя за один вечер. Марк, после которого девушки плакали месяцами. Он был профессиональным обольстителем, и я чувствовала себя мышкой перед упитанным, скучающим котом.

— Итак, — начала я, чувствуя, как под этим взглядом мой привычный сценарий дает сбой. Голос прозвучал чуть выше обычного. Я открыла планшет, пытаясь найти спасение в цифрах и планах. — Я уже структурировала этапы работы. К концу недели нам нужно…

— «Структурировала этапы», — перебил он мягко, почти задумчиво. Его губы тронула едва заметная улыбка, в которой не было ни капли веселья. — Звучит так... продуктивно. Ты всегда говоришь готовыми формулировками из учебника по тайм-менеджменту?

В его тоне не было открытой насмешки. Была легкая, уничижительная скука, от которой кровь ударила в лицо еще сильнее. Он играл со мной.

— Эффективность — залог успеха, — отрезала я, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией и заставить его говорить о деле. — Если мы хотим сдать проект вовремя…

— «Мы» хотим получить высокий балл, — закончил он за меня, все с той же плоской интонацией. — Потому что это важно для рейтинга. Для резюме. Для одобрения декана и родителей. Я угадал? — Он склонил голову набок, и серебряная серьга блеснула холодным светом. Его взгляд скользнул по моим губам, потом снова встретился с моим. — Или в твоем идеальном расписании есть место чему-то еще? Чему-то... не запланированному?

От этого вопроса, от того, как он его задал, низ живота сжался от странного спазма. Страха? Предвкушения? Я ненавидела себя за эту реакцию.

Глава 2: За фасадом

Солнечный свет, пойманный в ловушку высоких арочных окон главного корпуса, уже не казался таким дружелюбным. После той пары мир Алисы Остроумовой перевернулся с ног на голову. Ее упорядоченная вселенная, выстроенная по линеечке, дала трещину, и имя этой трещины было Марк Оболенский.

Она сидела в библиотеке, пытаясь сосредоточиться на конспектах по теории литературы, но перед глазами стояло его лицо. Холодные, насмешливые глаза, оценивающий взгляд, который, казалось, видел ее насквозь, до самой ее самой постыдной тайны — неопытности. И эта фамилия… Оболенский. Она знала эту фамилию из учебников истории. Князья. Древний род. Это объясняло его манеры, его уверенность, его дорогой кашемир и часы. Он был не просто богатым выскочкой. Он был наследником. Наследником, который плевал на свое же наследие.

Они договорились встретиться на в семь вечера в пустой аудитории на четвертом этаже, чтобы обсудить план работы. Алиса пришла за десять минут, расставила свои материалы, проверила, все ли ручки пишут. В семь ровно в дверном проеме появился он.

Марк не вошел, а облокотился о косяк, изучая ее и ее идеальную подготовку. На нем снова был безупречный кашемир, но сегодня — темно-бордового цвета, что делало его серые глаза еще пронзительнее.

— Я начинаю думать, что ты не существуешь в реальном времени, а лишь материализуешься за пять минут до дедлайна в полной боевой готовности, — произнес он без всякого приветствия.

— Я ценю свое и чужое время, — парировала Алиса, не поднимая глаз от блокнота. — Если мы начнем сейчас, то успеем…

— О, мы успеем, — он наконец вошел в аудиторию и опустился на стул рядом с ней, развалившись на нем с какой-то кошачьей небрежностью. Он придвинулся так близко, что она снова почувствовала запах его дорогого одеколона. — У меня на тебя целый вечер, Остроумова.

От того, как он произнес ее фамилию — не насмешливо, а задумчиво, почти уважительно, — по коже побежали мурашки.

— Давайте начнем с локаций, — Алиса сухо проткнула экран планета, открывая карту города. — Я выделила пятнадцать ключевых точек, связанных с творчеством…

— Скучно, — перебил он, забрасывая ноги на соседний стул. — Ты просто взяла стандартный список из учебника. Где тут ты? Где твой взгляд?

Она вспыхнула.
— Это не про мой взгляд! Это про…

— Все всегда про взгляд, — он перебил ее снова, и в его глазах вспыхнул азарт охотника. — Ладно, смотри. Вот этот дом на Пречистенке. Да, там жил толстый важный писатель. Но знаешь, что там еще было? Там его жена изменяла ему с декабристом. В том самом флигеле. Вот это история. Страсть, предательство, риск. А не сухие даты рождения и смерти.

Алиса замолчала, ошеломленная. Он не просто был циничным бездельником. Он знал. И видел глубже, чем она ожидала.

— Откуда ты это знаешь? — не удержалась она.

— Предки, — он махнул рукой, как бы отмахиваясь от многовековой истории, которая стояла за его фамилией. — Оболенские были везде. В курсе всех скелетов во всех шкафах. Так что, может, сначала я, а потом ты со своими учебниками?

Она не нашлась, что ответить. Его уверенность была подавляющей. Они начали работать. Вернее, это было похоже на дуэль. Он отвергал ее «скучные» варианты, предлагая взамен пикантные, остроумные, порой даже скандальные истории о литературных местах. Алиса спорила, кипятилась, но внутри не могла не признать — его версия была живой. Дышащей. Именно таким и должен был быть их проект.

Внезапно он замолчал, уставившись на ее руки.

— Что? — нервно спросила она.

— Ты когда пишешь, — он сказал задумчиво, — ты так сконцентрирована, кончик языка виден. Это дико забавно.

Алиса мгновенно сомкнула губы, чувствуя, как горит все лицо. Он не просто смотрел, а наблюдал. Как за подопытным кроликом.

— Перестань, — прошептала она.

— Что? Смотреть? — он улыбнулся своей опасной улыбкой. — Прости. Но ты единственное интересное, что происходит в этой комнате. Да и в целом в этом университете.

Он сказал это просто, как констатацию факта. Без лести. От этого стало еще жарче.

— Может, перерыв? — резко встала она, отодвигая стул. Ей нужен был глоток воздуха, свободного от его густого, дурманящего присутствия. — Я пойду за кофе.

— Сиди, — его голос прозвучал мягко, но не допускал возражений. — Я принес.

Он наклонился к своему роскошному рюкзаку из мягкой кожи и достал не бумажные стаканчики из столовой, а два термоса из матового металла. Он протянул один ей.

— Двойной эспрессо. Без сахара. Ты похожа на девочку, которая пьет кофе без сахара.

Она машинально взяла термос. Он был тяжелым, дорогим на ощупь.

— А откуда ты знаешь? — снова вырвался у нее вопрос. Он угадал.

Он отхлебнул из своего термоса, не сводя с нее глаз. — Я многое про тебя знаю, Остроумова. Ты пьешь кофе без сахара. Твой кончик языка виден, когда ты сосредоточена. И ты вся сжимаешься, когда я подхожу слишком близко, — он сделал паузу, давая словам просочиться. — Как будто ждешь, что тебя тронут, и одновременно боишься этого.

От этой пугающе точной формулировки у Алисы перехватило дыхание. Она отставила термос, будто он был раскаленным.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — повторила она свою единственную защиту, но теперь это звучало слабо и по-детски.

— Правда? — он поставил свой термос на стол и медленно, как хищник, приблизился к ней. Он не касался ее, но расстояние между ними сократилось до сантиметров. Она почувствовала исходящее от него тепло и снова этот душистый, дурманящий запах. — Я знаю, что ты идеальная девочка не потому, что хочешь ей быть. А потому, что до жути боишься сделать ошибку. Ты так боишься ошибиться, что забываешь жить.

Сердце Алисы бешено заколотилось. Он говорил то, о чем она боялась признаться даже себе по ночам. Его слова били прямо в цель, без промаха.

— Молчи, — выдохнула она.

— Почему? Боишься услышать правду? — его голос стал тише, бархатнее, опаснее. — Или боишься, что я предложу тебе ее нарушить?

Глава 3: Игры на чужом поле

Следующие несколько дней Алиса провела в состоянии перманентной лихорадки. Слово «ошибка», произнесенное его низким, обволакивающим голосом, звенело в ушах громче любого будильника. Она старалась избегать Марка, ограничивая общение краткими сообщениями о проекте в общем чате. Он не настаивал на встречах, отвечал односложно и точно — будто давал ей передышку. Или заманивал в ловушку.

Спасал ее только блог. Пост «Тот, кто видит тебя насквозь» собрал рекордное количество комментариев. Девушки писали: «О, у меня тоже такой есть!», «Беги!», «А он хоть красивый?». Алиса жадно читала их, пытаясь найти ответ, которого у нее не было.

Алиса сидела за своим привычным столиком в столовой у окна, окруженная подругами — Катей и Соней. Подруги были ее оплотом в этом мире. Катя — практичная и циничная будущий экономист, Соня — романтичная мечтательница с факультета журналистики.

— ...так он прямо так и сказал: «самой большой ошибкой»? — Катя, отодвинув тарелку с круассаном, смотрела на Алису во все глаза. — Да он, батенька, шаблонный пикапер. Разводка из учебника для мажоров. Нажрался хамона с трюфелями и думает, что все девушки должны падать к его ногам.

— Но звучало это... искренне, — неуверенно возразила Алиса, размешивая капучино. Она не могла объяснить подругам ту магию момента, тот токсичный флер опасности и правды, что исходил от него.

— Конечно искренне! — фыркнула Катя. — Он же искренне хочет тебя заполучить. А потом искренне потеряет интерес. У них, у Оболенских, это семейное, — она многозначительно подняла бровь. — Его отец, говорят, трижды был женат. Мать — известная галеристка, вечно в разъездах. У них вся родня с приветом.

Алиса промолчала. Эта информация больно ранила. Он был продуктом своей среды. Разбитых сердец.

— А я думаю, это романтично, — вступила Соня, мечтательно подпирая щеку рукой. — Красивый, богатый, умный парень предлагает вырвать тебя из рутины! Это же как в кино! Ты должна хотя бы попробовать, Ась. Один раз живем!

— Один раз живем, — передразнила ее Катя. — А потом один раз плачешь в подушку, когда он переключится на следующую. Нет уж. Алиса, ты не его лига. Ты девочка из хорошей семьи.

«Девочка из хорошей семьи». Эта фраза повисла в воздухе, как приговор. Именно в этот момент зазвонил телефон Алисы. Мама.

«Алисонька, папа сегодня вернулся из командировки раньше. Решили устроить семейный ужин. Приезжай, поторапливайся, я твой любинный киш с лососем готовлю».

Родители. Еще один оплот ее идеального мира. Дом в тихом центре, пахнущий свежей выпечкой и чистой совестью.

***

Дом Остроумовых был таким, каким и должен быть дом профессора филологии и владелицы небольшой, но успешной антикварной лавки. Уютный, наполненный книгами, старинными часами и запахом кофе. За столом царила тихая, упорядоченная идиллия.

— Ну как успехи с проектом? — спросил отец, откладывая вилку. — Коллега Орлова в восторге от твоего рвения.

Алиса почувствовала, как у нее напряглась спина.
— Все хорошо, пап. Работаем.

— А с кем тебя в пару поставили? — поинтересовалась мать, подливая ей чай. — Надеюсь, с кем-то адекватным. Не с тем хулиганом, который стулья в прошлом семестре ломал?

Алиса подавила вздох. Новости в их университете распространялись со скоростью света.

— Нет, мам. Со мной работает... Марк Оболенский.

Наступила короткая, но красноречивая пауза. Родители переглянулись.

— Оболенский? — отец нахмурился. — Сын того самого...?

— Да, — коротко кивнула мать. — Детка, будь осторожна. С такими... людьми... нужно держать ухо востро. У них другие понятия о морали. Он, говорят, очень испорченный молодой человек.

«Испорченный». Слово, которое идеально описывало то, что она сама о нем думала. И почему-то от этого становилось еще горше.

— Мам, мы просто делаем проект. Ничего более, — сказала Алиса, и это прозвучало как самая большая ложь в ее жизни.

Вечером, лежа в своей идеально чистой комнате с полками кукол из детства, она смотрела в потолок. Ее окружали любящие родители, верные подруги, предсказуемое будущее. И посреди всего этого благополучия зияла дыра, черная дыра по имени Марк Оболенский, которая притягивала ее с необъяснимой силой.

Его сообщение пришло глубоко за полночь. Не в общий чат. Личное.

Марк: Завтра. Нужно посмотреть особняк на Остоженке, 17. Тот самый, с флигелем. Встречаемся у главного входа в 16:00. Не опаздывай.

Она должна была отказаться. Написать, что сама справится. Но ее пальцы сами вывели ответ, прежде чем мозг успел протестовать.

Алиса: Хорошо.

***

Особняк был величественным и немного мрачным, скрытым за высоким забором. Марк ждал ее, прислонившись к черному «Мерседесу» G-класса. На нем были темные джинсы, кроссовки редкой модели и просторный свитер, под которым угадывались мощные плечи. Он смотрел на нее через солнцезащитные очки, и на его губах играла та самая знакомая полуулыбка.

— Вообще-то, он закрыт для посетителей, — сказала Алиса, останавливаясь перед ним.

— Для посетителей — да, — он снял очки, и его глаза блеснули. — Но не для Оболенских. Пойдем.

Он не стал звонить в звонок, а достал из кармана старомодный ключ и вставил его в замочную скважину массивной дубовой двери.

— Как у тебя...?

— Сказал же. Предки, — он толкнул дверь, и она бесшумно отворилась, впустив их в прохладный, пропахший пылью и историей полумрак огромного холла с расписным потолком.

Они были одни в огромном, пустом особняке. Солнечные лучи пыльными столбами падали на паркет, освещая летающие в воздухе пылинки. Было тихо, мистически и очень интимно.

— Ну? — Марк обернулся к ней, разведя руки. — Готов к твоим конспектам, Остроумова. Где тут у тебя про декабриста и несчастную жену?

Они начали работать. Вернее, Алиса пыталась сосредоточиться на замерах, фотографиях, а он ходил вокруг нее, и она чувствовала его взгляд на себе. Он водил пальцем по резным панелям, показывал потайные ходы и рассказывал истории о своих предках, которые бывали здесь на балах. Его голос в тишине особняка звучал иначе — без насмешки, почти задумчиво.

Глава 4: Правила его игры

Тишина в особняке была оглушительной. Она давила на барабанные перепонки, смешиваясь с бешеным стуком ее собственного сердца. Пылинки танцевали в столбах закатного света, падающего из высоких окон, превращая зал в сюрреалистическую картину. И в центре этой картины был он. Марк Оболенский. Смотрящий на нее с вызовом и… ожиданием.

— Ну? — он повторил свой вопрос, сделав еще один, почти неслышный шаг вперед. Расстояние между ними сократилось до предела приличия. — Я спрашиваю, боишься ли ты остаться здесь со мной наедине, Остроумова?

Его голос был низким, чуть хрипловатым, и он идеально резонировал с древними стенами, наполняя пространство вокруг. Алиса чувствовала каждый его вздох, каждый шелест своей собственной одежды.

Страх? Да, он был. Животный, холодный страх перед неизвестностью, перед ним, перед самой собой в его присутствии. Но был и другой, новый, пьянящий страх — страх упустить этот момент. Упустить его другую, нециничную сторону, которую он случайно показал.

— Я… не боюсь, — выдохнула она, и сама удивилась своей смелости. Голос прозвучал тихо, но четко.

Уголки его губ дрогнули в едва уловимой улыбке — не насмешливой, а скорее одобрительной.
— Наконец-то хоть что-то правдивое из твоих уст.

Он повернулся и пошел прочь от нее, его шаги гулко отдавались по паркету.
— Идем, — бросил он через плечо, не оборачиваясь. — Покажу тебе, ради чего все это затевалось. Не ради скучных дат.

Он вел ее глубже в лабиринт особняка, по темным коридорам, где висели портреты его суровых предков. Их глаза, казалось, следили за ней. Он говорил без умолку, и его рассказы были уже не о сухих исторических фактах, а о живых людях. О страсти, о тайнах, о безумных поступках, совершенных за этими стенами.

— Вот этот, — Марк кивнул на портрет молодого человека с надменным взглядом и волнистыми волосами. — Мой прапрадед. Сбежал от собственной свадьбы с дочерью банкира с цыганкой-скрипачкой. Вернулся через год один, с пустыми карманами и с пошатнувшейся репутацией. Но, говорят, до конца дней хранил ее шелковый платок.

— Почему ты мне это рассказываешь? — тихо спросила Алиса, не в силах отвести взгляд от портрета.

— Потому что ты смотришь на всех них и видишь только фамильные драгоценности и титулы, — он остановился и посмотрел на нее. Его лицо в полумраке коридора казалось особенно серьезным. — А я вижу таких же, как я. Неудавшихся бунтарей. Запертых в золотых кандалах собственного происхождения. Они ломали свои жизни ради минутной слабости, ради вспышки чувств. А потом их заставляли возвращаться обратно, к правильным невестам и скучным приемам. История моей семьи — это история сломленных крыльев, Остроумова. Не романтичная сказка.

Он говорил это с такой неожиданной, обнаженной горечью, что у Алисы защемило сердце. Впервые он не играл роль. Он был настоящим.

Он толкнул тяжелую дубовую дверь в конце коридора.
— А это… это была ее комната.

Комната была небольшой, залитой последними лучами заходящего солнца. В ней не было мебели, только мраморный камин и огромное, покрытое пылью зеркало в золоченой раме. Воздух был неподвижным и спертым.

— Она смотрелась в это зеркало, придумывая оправдания мужу, — тихо сказал Марк, останавливаясь посреди комнаты. — А он пробирался сюда через потайной ход, который за той панелью. Рисковал всем. Карьерой, репутацией, жизнью. Ради нескольких часов… чего? Как ты думаешь, ради чего, Остроумова?

Он повернулся к ней. Его лицо было серьезным, без привычной маски скуки или насмешки.
— Ради чувств? Страсти? Или просто ради того, чтобы почувствовать себя живым, нарушив все свои же правила?

Алиса не знала, что ответить. Она смотрела на него, на его профиль, освещенный закатом, и понимала, что он говорит не только о тех людях. Он говорит о себе. И о ней.

— Я не знаю, — честно прошептала она.

— Я знаю, — он медленно подошел к ней, и теперь они стояли так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло. — Они это делали, потому что не могли иначе. Потому что иногда запретный плод — единственный, который имеет вкус.

Он поднял руку и медленно, давая ей время отстраниться, коснулся пряди ее волос, выбившейся из хвоста. Его пальцы едва коснулись ее кожи у виска, и по телу Алисы пробежали мурашки.
— Ты вся дрожишь, — констатировал он факт, и его голос стал тише, почти ласковым. — Как птица, попавшая в клетку. Ты хочешь вырваться? Или тебе… интересно, что находится за дверцей?

Его взгляд упал на ее губы. Воздух между ними наэлектризовался, стал густым и тяжелым. Алиса замерла, парализованная страхом и желанием. Она видела его намерение. Читала его в темноте его глаз. Он медленно наклонялся к ней.

И в этот момент снаружи, со стороны улицы, раздался резкий, нетерпеливый гудок автомобиля. Один, второй, третий.

Марк замер в сантиметре от ее губ. Его глаза сузились, маска безразличия мгновенно вернулась на место. Он отступил на шаг, и заклятие рассеялось.

— Похоже, мой водитель забеспокоился, — произнес он ледяным тоном, которым разговаривал с ней на их первой встрече. — На сегодня, пожалуй, все. Мы собрали достаточно материала.

Он развернулся и вышел из комнаты, не оглядываясь. Алиса осталась стоять одна в центре пустой комнаты, все еще чувствуя на губах жаждущее прикосновение, которое так и не случилось. Ее тело горело, а внутри все переворачивалось от дикой смеси разочарования и облегчения.

Он снова надел маску. Снова стал тем циничным Оболенским. Но теперь она знала, что под ней скрывается. И это знание было опаснее любого поцелуя.

Она медленно вышла из особняка. Его черный «Мерседес» уже уехал. Она осталась одна на пустынной улице, с ключом от чужой жизни в кармане и с хаосом в душе.

Дома, лежа в кровати, она вновь и вновь прокручивала тот момент в голове. Что было бы, если бы не тот гудок? Оттолкнула бы она его? Или…

Его сообщение пришло глубоко за полночь.

Марк: Забыл сказать. Неплохая работа сегодня. Для новичка.

Глава 5: Тени прошлого

Алиса стояла перед зеркалом в своей спальне, старательно заплетая косу. Солнечный свет играл на ее волосах цвета спелой пшеницы, делая их почти золотыми. Она всегда считала себя невзрачной: прямые волосы, прозрачно-зеленые глаза, слишком высокий лоб и веснушки на носу, которые она в детстве пыталась скрыть тональным кремом. Но сегодня она разглядывала себя пристальнее обычного. «Неплохая работа для новичка», — эхом звучали его слова. Что он имел в виду? Проект? Или что-то еще?

Она надела белую блузку и темно-синюю юбку-карандаш, стараясь вернуть себе чувство контроля. Но внутри все еще колотилось от его вчерашнего сообщения. Предупреждение. От него пахло опасностью и тайной, как от старинного особняка.

В университетской столовой царило оживленное утреннее гомонение. Алиса с подругами заняли свой любимый столик. Катя, как всегда, вовлекла всех в обсуждение предстоящей сессии.

— Слушайте, а правда, что вас с Оболенским вчера видели вместе у того заброшенного особняка на Остоженке? — невинно поинтересовалась Соня, разворачивая бутерброд.

Алиса поперхнулась кофе.
— Мы работали над проектом. Это важная локация.

— Одни? В заброшенном доме? — Катя подняла бровь. — Наивная. Он что, уже пригласил тебя на свидание под видом «работы»?

— Нет! То есть… не пригласил. Мы просто работали, — сжалась Алиса, чувствуя, как горит лицо.

В этот момент дверь в столовую распахнулась, и в помещение вошел он. Марк Оболенский. Но не один.

Рядом с ним шла девушка невероятной, почти кукольной красоты. Длинные ноги в узких кожаных брюках, идеально уложенные каштановые волосы, томный, уверенный взгляд. Она что-то говорила, томно касаясь его руки, а он слушал с привычной полуулыбкой, но в его позе читалась легкая скука.

Алиса замерла. Катя просвистела сквозь зубы.
— Ну конечно. Знакомьтесь, Виктория Зимина. Его бывшая. Вернее, одна из. Топ-модель, между прочим. Говорят, она до сих пор не оставляет надежд вернуть его.

Алиса почувствовала, как по телу разливается ледяная волна. Виктория была воплощением всего, чего ей не хватало: уверенности, сексуальности, безупречного стиля. Рядом с ней Алиса чувствовала себя нескладным подростком в маминой блузке.

Марк что-то сказал Виктории, та состроила обиженную гримасу, но отошла. Его взгляд скользнул по залу и остановился на Алисе. На мгновение его глаза стали серьезными, почти вопрошающими. Затем он направился к их столу.

Все затихли. Он подошел, не обращая внимания на ее подруг.
— Остроумова, — кивнул он. — Мне нужны твои заметки по дому Гончарова. У меня там идея по визуализации.

— Я… Я пришлю тебе их в чат, — выдавила Алиса, стараясь не смотреть на него.

— Сейчас, — его тон не допускал возражений. — Это срочно. Пойдем.

Он развернулся и пошел, не сомневаясь, что она последует. Алиса, краснея под взглядами подруг, поднялась и пошла за ним.

Он вел ее по коридору, не оборачиваясь. Они свернули в пустую аудиторию. Он закрыл дверь и прислонился к ней, сложив руки на груди. Его рубашка была антрацитового цвета, отчего его глаза казались еще светлее и пронзительнее.

— Ну? — спросил он.

— Что «ну»? — с вызовом ответила Алиса, внезапно ощутив прилив злости. Злости на него, на эту Викторию, на саму себя. — Какие заметки? Ты же сам сказал, что дом Гончарова — это скучно.

— Заметки были предлогом, — холодно констатировал он. — Мне не понравилось, как ты на меня смотрела в столовой.

Алиса вспыхнула.
— Как я смотрела? А как я должна была смотреть? Ты пришел со своей… со своей…

— С бывшей? — он закончил за нее. — Да. Это была Вика. Мы пересеклись у входа. Она настойчива. Как комар, которого нельзя отогнать.

— Она очень красивая, — неожиданно для себя выпалила Алиса и тут же пожалела.

Марк усмехнулся, но в его глашах не было веселья.
— Красота — это как дорогая упаковка. Иногда внутри оказывается пустота. А иногда… — он сделал шаг к ней навстречу, — …иногда под скромной оболочкой скрывается целая вселенная. Которая, кстати, умеет кусаться.

Алиса не находила, что ответить. Она смотрела на него, на его идеально очерченные губы, на прядь темных волос, упавшую на лоб, и чувствовала, как почва уходит из-под ног.

— Она все еще хочет тебя, — прошептала она.

— Меня многие хотят, Остроумова, — он произнес это без хвастовства, как констатацию факта. — Но я не хочу их. Мне быстро надоедают предсказуемые сценарии. Гораздо интереснее те, кто пишут свои собственные правила. Или хотя бы пытаются.

Он снова посмотрел на ее губы. Воздух сгустился. Алиса знала, что он хочет ее поцеловать. Прямо здесь, в пустой аудитории. И часть ее отчаянно жаждала этого.

Но в памяти всплыло его же собственное предупреждение. «Это были не истории, Остроумова. Это было предупреждение». История его семьи. Сломленные крылья. Он сам был таким — тем, кто ломает жизни ради минутной слабости.

Она сделала шаг назад.
— Мне пора. Пары скоро начнутся.

На его лице промелькнуло удивление, быстро смененное привычной маской безразличия.
— Как скажешь. Не забудь про заметки.

Он отвернулся и вышел из аудитории, оставив ее одну.

Алиса прислонилась к столе, пытаясь унять дрожь в коленях. Она только что отвергла Марка Оболенского. Самого желанного парня университета. И самое странное — она не чувствовала облегчения. Она чувствовала пустоту.

Вечером она сидела дома за учебниками, но не могла сосредоточиться. Перед глазами стояло лицо Виктории. Ее уверенный взгляд. Ее рука на его рукаве.

Вдруг телефон коротко завибрировал. Незнакомый номер. Сообщение было кратким и безличным.

Незнакомый номер: Алиса? Это Виктория Зимина. Нам нужно поговорить. О Марке.

Глава 6: Предупреждение из прошлого

Сообщение от Виктории Зиминой горело на экране телефона, как раскаленный уголь. Алиса смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Ее пальцы онемели.

Сердце бешено заколотилось, в висках застучало. Зачем? О чем они могут говорить? Это ловушка? Или искреннее предупреждение? Любопытство и страх вели яростную войну у нее внутри.

Она почти машинально ответила, прежде чем разум успел остановить ее.

Алиса: О чем?

Ответ пришел почти мгновенно, будто Виктория ждала, уставившись в экран.

Виктория: О том, что ты для него очередное развлечение. Хочешь сохранить лицо — встретимся завтра в два у «Прованса» на Никитской. Придешь — узнаешь то, что тебе реально нужно знать. Не придешь — твои проблемы.

Тон сообщения был таким же острым и ядовитым, каким было присутствие этой девушки в столовой. Алиса отбросила телефон на кровать, будто он ужалил ее. Она чувствовала себя загнанной в угол.

На следующее утро она почти ничего не ела за завтраком, что не ускользнуло от внимания матери.

— Алисонька, ты вся какая-то бледная. Устала от проекта? — ее мать положила ладонь ей на лоб. — Может, отдохнешь сегодня? Перенесите с Марком встречу.

При одном его имени Алиса вздрогнула.
— Нет-нет, все хорошо, мам. Просто не выспалась.

Она не могла перенести встречу. Не с Марком. С Викторией.

Ровно в два она стояла у входа в «Прованс» — уютную, дорогую кофейню с кружевными занавесками и запахом свежей выпечки. Это было место, куда она бы никогда не зашла сама — слишком пафосно, слишком «не ее».

Виктория уже ждала ее за столиком у окна. Без свиты, одна. В простых джинсах и черной водолазке она выглядела еще более невероятно — дорого, стильно и непринужденно. Она медленно потягивала латте, изучая Алису с ног до головы, когда та подошла.

— Ну, присаживайся, дорогая, — бросила она, едва Алиса оказалась в пределах слышимости. — Не бойся, я не кусаюсь. В отличие от некоторых.

Алиса молча опустилась на стул напротив, сжимая ремешок своей простой сумки.

— Заказать тебе что-нибудь? Или твой стиль — термос с библиотечным кофе? — Виктория усмехнулась.

— Я не буду ничего пить. Зачем ты меня позвала?

— Прямолинейная. Нравится мне это, — Виктория отставила чашку. Ее глаза, подведенные идеальной стрелкой, стали серьезными. — Смотри. Я тебе ничего не должна. Но мне в свое время никто не сказал правды, и я наступила на те же грабли. Считай, что я искупаю вину перед самой собой.

Она выложила на стол свой телефон, пролистала галерею и повернула экран к Алисе. На фото были они с Марком. Много фото. На палубе яхты, он смотрит куда-то в сторону, а она прижимается к его плечу. На каком-то светском рауте, он в смокинге, безразлично смотрящий поверх голов, она сияет у него на руке. Они выглядели идеальной парой. Богатые, красивые, принадлежащие одному миру.

— Видишь? — голос Виктории прозвучал горько. — Золотая клетка. Сначала ты думаешь, что ты там королева. Потом понимаешь, что ты просто очередной дорогой аксессуар. Пока не надоест.

— Почему вы расстались? — тихо спросила Алиса.

— Потому что я позволила себе влюбиться по-настоящему, — Виктория резко забрала телефон. — А он этого не терпит. Ему нравится охота. Нравится добиваться. Нравится ломать девочек. Вы для него как сложная задача по математике. Решил — и забыл. Он не способен на большее. Его все детство няньки воспитывали, а не родители. Он просто не умеет любить.

Алиса слушала, и ей становилось все хуже. Слова Виктории больно били в самые больные места ее собственных страхов.

— Он говорит, что ты сама не отстаешь, — рискнула она парировать.

Виктория громко рассмеялась, привлекая взгляды других посетителей.
— Конечно, я не отстаю! Потому что я знаю правила его игры! Я знаю, что через месяц он ко мне вернется. Как всегда. Потому что мы из одного мира. А ты… — ее взгляд снова скользнул по простой блузке Алисы, по ее не уложенным утюжком волосам, — …ты для него экзотика. Диковинка. Неприступная ботаничка, которую нужно завоевать. И он завоюет. Поверь мне. Он знает, что сказать, как посмотреть… Он мастер своего дела.

Она наклонилась через стол, и ее голос стал тише, но ядовитее.
— Он уже сказал тебе, что ты не такая как все остальные? Что ты особенная? Что он в тебе видит что-то настоящее?

Алиса похолодела. Он сказал. Почти дословно.

Виктория увидела ее реакцию и удовлетворенно откинулась на спинку стула.
— Так он со всеми. Стандартный набор. А потом, когда ты поверишь и распахнешь перед ним свою чистую душеньку, он начнет тобой командовать. Потом он устанет от твоей «наивности» и «правильности». И бросит. Оставив тебя с разбитым сердцем и испорченной репутацией. А я… я буду рядом, чтобы подобрать его, как всегда.

Она допила свой латте и встала.
— Мой совет — беги. Пока не поздно. Оставь ему его проект, получи свою пятерку и исчезни из его поля зрения. Он не для тебя. Ты не переживешь его.

Она бросила на стол купюру, чтобы оплатить свой кофе, и вышла из кофейни, не оглянувшись. Легкая, уверенная, красивая. Хищница.

Алиса сидела, ошеломленная, и смотрела в свою пустую чашку. Слова Виктории звенели в ушах, смешиваясь с словами Марка. Кому верить? Циничной бывшей, которая явно не без интереса? Или ему — соблазнителю, в чьих глазах она иногда видела искру настоящей боли?

Ее телефон завибрировал. Она вздрогнула. Сообщение от Марка.

Марк: Где ты? Мы договаривались на 14:00, обсудить итоги вчерашнего выезда. Или ты решила сама все сделать?

Она смотрела на сообщение, и в голове у нее пронеслись слова Виктории. «Он начнет тобой командовать». Он и правда писал с легким упреком, как будто был в праве требовать отчета.

Но вместе с упреком в сообщении было что-то еще… обыденное, почти деловое. Он не играл в галантного ухажера. Он работал. И ждал ее.

Алиса глубоко вздохнула и ответила, прежде чем страх остановил ее.

Алиса: Извини. Задержалась. Буду через 15 минут.

Глава 7: Искушение

Алиса замерла на тротуаре, словно вкопанная. Он видел. Видел, как она вышла от Виктории. Его лицо было каменной маской, но по напряженной линии его плеч и тому, как он медленно убрал солнцезащитные очки, она поняла — он задет. Глубоко.

Он не двигался, не звал ее, просто ждал. Ждал, что она сделает первый шаг через эту разделяющую их дорогу, полную машин и невысказанных обвинений.

Сердце колотилось где-то в горле. Слова Виктории о его контроле, о манипуляциях звенели в ушах предупреждающим набатом. Но было и другое — жгучее, стыдное любопытство. Что он почувствует? Ревность? Гнев? Или ему все равно?

Сжав пальцы в кулаки, она перешла дорогу, заставляя себя смотреть ему прямо в глаза. Подойдя к машине, она остановилась в паре шагов.

— Марк, я могу объяснить…

— Садись в машину, Алиса, — его голос был тихим, ровным, без эмоций. Но в нем была сталь, не допускающая возражений.

Она послушалась. Дверь бесшумно закрылась, отсекая внешний мир. В салоне пахло кожей, дорогим парфюмом и им. Напряжение висело в воздухе густым, почти осязаемым облаком.

Он завел двигатель, и мощная машина плавно тронулась с места.
— Объяснять ничего не нужно, — наконец произнес он, не глядя на нее, следя за дорогой. — Я прекрасно понимаю, что могла наговорить тебе Вика. Она мастер по отравлению чужих жизней. Мне интересно другое. Ты поверила?

Он повернул голову, и его взгляд на секунду скользнул по ее лицу, жгучий и пронзительный.

— Я… Я не знаю, чему верить, — честно выдохнула она, глядя на свои руки. — Она говорила многое.

— Например? — он мягко спросил, но в его мягкости таилась опасность.

— Что я для тебя просто развлечение. Сложная задача. Что ты… что ты не умеешь любить.

Он резко свернул в ближайший переулок и затормозил так, что ее бросило вперед на ремень. Заглушив двигатель, он повернулся к ней всем корпусом. Пространство салона внезапно стало очень тесным.

— И ты в это поверила? — его голос прозвучал тихо, но в нем зазвенела ярость, которую он не пытался скрыть. — После всего, что я тебе показывал? После тех историй? После того, как я… — он резко оборвал себя, сжав кулаки. — Я забываю. Ты же идеальная Алиса Остроумова. Ты веришь фактам. А что может быть фактуальнее, чем слова обиженной бывшей?

Он говорил с горькой насмешкой, но в его глазах читалась настоящая боль. Боль от того, что она могла поверить Виктории. Боль от того, что его снова втиснули в образ холодного манипулятора.

— А что я должна думать, Марк? — в ее голосе прозвучали слезы от бессилия и этой душевной круговерти. — Ты окружаешь себя такой… такой стеной. Ты то приближаешься, то отталкиваешь. Я не знаю, где тут правда!

Он смотрел на нее, на ее блестящие глаза, на дрожащие губы. И вдруг вся ярость ушла из него. Его плечи опустились.

— Правда в том, — он произнес очень тихо, — что ты первая, кому я вообще что-то пытаюсь показать. Объяснить. И первый раз за долгое время мне есть что терять. И это меня бесит.

Он потянулся к ней, медленно, давая ей время отстраниться. Его пальцы коснулись ее щеки, смахнули непрошеную слезинку. Прикосновение было шокирующе нежным.

— Я не святой, Алиса. Да, у меня было прошлое. Да, я мог бы и сейчас поступить как полный козел. Но с тобой… — его большой палец провел по ее скуле, заставляя ее всю затрепетать. — С тобой я не хочу быть тем парнем.

Его лицо было так близко. Она видела каждую ресницу, каждую черточку его губ. Дыхание перехватило.

— Почему? — прошептала она, тонуя в его серых глазах.

— Потому что ты вся дрожишь от одного моего прикосновения, — его голос стал низким, бархатным, предназначенным только для нее. — Потому что ты смотришь на меня не как на фамилию или кошелек. А как на меня. И это… это сводит с ума.

Он наклонился ближе. Его губы почти касались ее. Она чувствовала его тепло, его дыхание, смешанное с ее собственным.

— Скажи «стоп», — его шепот был едва слышен, обжигающе горяч. — Скажи, и я отвезу тебя домой. И больше не притронусь.

Она должна была сказать. Должна была вспомнить все предупреждения, всю боль, что у нее нет будущего с ним. Но его слова, его искренность, его боль… и это невероятное, всепоглощающее желание, которое сводило ее с ума с первой встречи, оказались сильнее.

Она не сказала ничего. Просто закрыла глаза.

И его губы накрыли ее.

Это был не тот первый, нежный поцелуй, что мог бы быть. Это был поцелуй-шторм. Поцелуй-исповедь. В нем была вся его ярость, вся его боль, все его отчаянное желание доказать ей что-то. Его руки вцепились в ее волосы, притягивая ее ближе, стирая последние остатки дистанции. Она ответила ему с той же страстью, боясь, что он исчезнет, что это сон.

Он отпускал ее, чтобы перевести дыхание, и снова возвращался к ее губам, к шее, к чувствительной коже за ухом, шепча что-то хриплое, непонятное, на своем языке. Мир сузился до темноты салона, до запаха его кожи, до вкуса его губ — кофе и чего-то горьковатого, неуловимого.

Его рука скользнула под ее блузку, ладонь, почти обжигающая, прижалась к ее оголенной спине. Она вздрогнула от прикосновения, от нового, незнакомого ощущения, и издала тихий, беспомощный звук где-то между стоном и испугом.

Он замер, оторвавшись от ее губ, тяжело дыша. Его глаза были темными, почти черными от страсти, но в них читалась борьба.
— Алиса… — его голос был хриплым. — Мы должны остановиться.

Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, все ее тело пело и требовало продолжения.

— Нет, — прошептала она, сама не веря в свою смелость.

Он сжал глаза, будто от боли, и мягко, но твердо убрал руку из-под ее одежды.
— Должен, — он поправил ее блузку, его пальцы слегка дрожали. — Потому что я не хочу, чтобы это было здесь. В машине. Потому что для меня ты… ты не такая.

Он откинулся на свое водительское сидение, провел рукой по лицу.
— Черт. Я не хочу торопиться. Не с тобой.